Текст книги "По праву сильного (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Лифановский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

Глава 2

Вятка. Когда-то город носил другое имя – Хлынов. Город, где правил не князь с боярами, а Вече. Где слово простого воина с боевым топором звучало громче слова разряженного в бархат аристократа. Пристанище вольных речных волков – ушкуйников, где на протяжении многих веков дух жителей был, как северный ветер – свободный и колючий.

Пока не грянула Великая Катастрофа.

Мир треснул. Границы территорий, что остались от Росской империи трещали по швам. А Хлынов? Хлынов стоял! Ватаги ушкуйников костьми ложились, но держали катящиеся с юга волны обезумевших от страха и желания жить степняков и преследующих их кровожадных порождений аномалии. И отстояли родную землю. Словно устрашившись мужества защитников, остановилась аномалия, откатилась к Великому Камню.

А потом… потом пришли Шуйские. Кровососы в бархатных камзолах. Пока ушкуйники проливали кровь на границах, отбиваясь от тварей да чужаков, они точили ножи. Подлость. Сплошная подлость. Прислали послов с «миром» и «честью». Заманили лучших ватаманов на переговоры – якобы против общей беды объединиться. А сами на пиру в честь славных воинов схватили и перевязали их, как овец. И пошли на город, обещая пощаду за открытые ворота… Вече поверило. Поверило! Открыли ворота. А Шуйские вырезали защитников. Кого не убили – закабалили, заковали в цепи, в рабство. Вече запретили. Имя Хлынов стерли, назвали Вяткой. Сломали хребет вольнице. Превратили воинов в покорных тягловых быков.

А когда пришли эллины, сдали город без боя. Отозвали свои жалкие гарнизоны, бросили на растерзание. Им было плевать. Плевать на землю, за которую хлыновцы костьми ложились. Плевать на людей.

Я стоял на холме, поросшем редким корявым кустарником и смотрел сквозь промозглую предрассветную хмарь туда, откуда едва слышно пробивались, приглушенные так кстати легшим на землю густым туманом, редкие перекрикивания ночной стражи и лай собак.

Запах весны, смешавшись с едким запахом дыма из печных труб предместий Вятки, щекотал ноздри. Энергоканалы, лишенные привычного давления аномалии, пылали огнем, наполняя тело покалывающим кожу восторгом, от которого хочется смеяться и рвать врагов голыми руками, чтобы их теплая, терпкая кровь заливала лицо. Сила переполняла меня, гуляя по жилам и лишая рассудка. Это ловушка, в которую попадают даже самые опытные маги. Эйфория – как вино перед боем, затмевает разум, навевая ложные ощущение всесилия и бессмертия.

– Кайсар со своими подошел, – Рогнеда бесшумным призраком вынырнула из молочной пелены тумана, – Последние. Отправила их на запад, в заслоны.

– Спасибо, княжна. Чтоб я без тебя делал? – девушка зарделась. Мои губы тронула легкая улыбка. Рогнеда на самом деле сняла с меня огромную часть работы, добровольно став кем-то вроде заместителя и ординарца, заменив улетевшую неделю назад вместе с «Соколом» Сольвейг. – Обойдем людей и будем выдвигаться на исходную.

По большому счету это обход был не нужен. Если Рогнеда доложила, что все отряды заняли свои позиции – так оно и есть. Но мне нужно отвлечься, обуздать ярость бушующей во мне энергии. Да и бойцов еще раз приободрить лишним не будет. Все-таки схлестнуться нам предстоит не с отрядом наемников-карателей или отупевшей от безнаказанности и сытой жизни родовой гвардией ренегатов, а с регулярными имперскими войсками, пусть и тыловыми их частями.

Оскальзываясь и придерживая друг друга, спустились по склону. Жирная, липкая весенняя грязь чавкала под сапогами, тяжелыми лепехами прилипая к подошвам. Это ничего, это терпимо. Грязь и распутица в текущей ситуации мои самые верные союзники. Они не дадут имперцам перекинуть к Вятке войска, а железную дорогу перерезать проще. Минные засады, пару составов под откос – и эллины больше не сунутся. А там вступят в дело кочевники Абылая. Да и Великий Князь неспроста затаился. Думаю, ближе к лету на фронте начнется большое «веселье» и серьезным игрокам станет временно не до меня.

Основные силы моей небольшой разношерстной армии, больше похожей на цыганский табор, разместились на склонах широкого лога, извилистой дугой охватывающего восточную часть Вятки. Удобное место для концентрации и выдвижения на позиции. До предместий города отсюда минут тридцать быстрого марша. Есть еще небольшие отряды, перекрывшие дороги и взявшие город в кольцо. Их задача не дать противнику перебросить войска на слабые направления и заставить нервничать командование, обозначая удары в тыл обороняющихся. Есть еще малые маневровые группы из охотников, вооруженные артефактными магострелами моей работы, заточенными под нейтрализацию одаренных. Но они больше для перестраховки, чтобы не дать упорхнуть из клетки важным птицам, засевшим в Вятке. Такими же магострелами вооружены и самые опытные из бойцов, идущих с основными силами.

Люди собирались в кучки. Земляки к землякам, ватажники к ватажникам, гильдейцы к гильдейцам. Новички – молодые парни и мужики из окрестных сел, жались друг к другу, ища поддержки в знакомых людях. Страх висел над ними почти осязаемо. Я видел, как у парня с жидкой бородёнкой тряслись руки, перебирающие болты. Как совсем юный паренек, почти мальчишка, впился в лук, будто тот мог удержать его на ногах. Губы сжаты в белую нитку, лицо застыло от напряжения. Но этот страх не был парализующим. Он был фоном для чего-то большего. В глазах каждого пылал упрямый неистовый огонь. Среди этих вчерашних крестьян, кузнецов, железнодорожников, пекарей не было случайных людей. Большую часть в этот лог привела ненависть за пережитые унижения, боль от потери близких и жажда мести, сжигающая нутро.

При виде нас с Рогнедой люди оживлялись, вскакивали. Крестьяне и работяги кланялись, вольные охотники лишь обозначали поклон. Гордые. Я шел, перекидываясь шутками со знакомыми, а чаще – абсолютно незнакомыми людьми. Разрослось мое войско. Права была Радомира – стоит удачливому вождю кинуть клич, и под его знамена соберутся все, кто готов сражаться за свою землю или богатую добычу.

Ветераны сидели дальше, под сенью кривых деревьев. Ушкуйники, контрабандисты, охотники за артефактами. Их оружие было другим: самодельные, но смертоносные магострелы с приваренными умельцами руническими аккумуляторами, трофейные имперские «Громовержцы», «Жала», выменянные на складах княжества за ништяки из анмалии. На поясах болтались обереги и старые гранаты, перепаянные под самопальные маго-детонаторы. Я бы не рискнул такую хрень таскать на себе. Суровые мужики перебрасывались хриплыми фразами, спокойно и без надрыва. Для них – война привычное дело. Кто-то чистил оружие, сплевывая в грязь черную от едкой дурманящей жевательной смеси слюну. Кто-то травил похабные байки.

– Добыча будет, ярл? – бросил седой ушкуйник, со шрамом через губу, щурясь на меня недобрым волчьим взглядом, – Или, как у родовых – одни дырки в шкуре?

Не помню его. Видимо из недавно примкнувших. Судя по шрамам и повадкам – вояка опытный. И борзый. Последнюю неделю таких волчар пришло под мои знамена немало. Эти, в отличие о местных-новобранцев, воюют не за идею, за хабар. Потому и вопросы задают не стесняясь. Для них все мои титулы и грамоты, жалованные Великим князем – пустой звук. Они со мной, пока со мной удача. Отвернись она от меня и эти ребята в лучшем случае сразу уйдут, в худшем воткнут нож в спину.

– Бери, что унесёшь, – ответил я, – Только у имперцев разрешение спроси. А то, вдруг, они против будут.

– Ха! – ощерился в щербатой улыбке разбойник, – С пиндосами мы с братишкой договоримся, – он ткнул коричневым, перекрученным как корень старого дерева пальцем в свой магострел, – Всегда договаривались и сейчас договоримся. Как дуван дуванить будем, ярл?

– Дуван еще взять надо, Щербатый, – прохрипел Стрежень, выныривая из темноты, – Не надоедай ярлу. Я же тебе говорил, по закону, как полагается, добычу поделим.

– Законы у всех свои. У нас свои, а у них, – он криво оскалился на нас с Рогнедой, – свои.

Я смотрел в его глаза – жёсткие, холодные как лёд. Конфликт перед боем хуже яда. Ушкуйники за Щербатым притихли, ждали. Рогнеда сжала рукоять магострела. Стрежень напрягся. Сейчас одна фраза решает всё.

– Закон один, Щербатый – бей эллинов, бери добычу, – сказал я, с ухмылкой глядя ему в глаза, – А дуван поделим, как братья, когда супостата одолеем. Золотые побрякушки, что звенят громче их храбрости, так и быть, для тебя от ватаманской доли отсыплю. Бабе своей на ожерелье унесешь! Баба-то есть? Или ты с братишкой живешь? – я кивнул на ухоженный, с любовью украшенный костяной резьбой магострел ушкуйника.

Разбойники загоготали, Щербатый, хлопнув себя по коленке, оскалился в усмешке, выдавив из горла сиплый смех. Напряжение спало. Рогнеда чуть расслабила руку. Стрежень сплюнул, хмыкнул. Я кивнул ему:

– Веди к своим.

Ватага шумела нам вслед, переключив свое внимание на Щербатого, в которого со всех сторон летели незамысловатые шутки о том, как и в каких позах тот живет со своим братишкой.

– Всеволод готов? – спросил я. Вылеченный баронетом и оправившийся после пыток родич Радомиры шел с нами проводником. Контрабандист знал путь через древний лабиринт подземелья, раскинувшего свои ходы под городом и его окрестностями. Без него вся наша авантюра обречена на провал.

– Готов, ярл, – ответил Стрежень, сплюнув, – Только вас ждем.

– Хорошо. Значит выдвигаемся. Рогнеда, Радомире скажи, что мы уходим, и возвращайся.

Девушка молча кивнула и, развернувшись на пятках, переходя на бег, поспешила к далекому перелеску, где обосновалась старя ведьма. Там же должны ждать нашей отмашки командиры групп. Мое присутствие среди них уже не требуется. Каждый знал, что и когда ему предстоит сделать.

– Силен ты, ярл. Княжну гоняешь, как простую девку, – то ли одобрительно, то ли осуждающе покачал головой разбойник.

– Больше шевелится – меньше думает, – буркнул я, – Присмотрите за ней, когда в бой пойдем. Боюсь, на рожон полезет.

– Не тащил бы ты ее с собой, ярл. Видишь же – не в себе девка.

Слышать слова сочувствия от Стрежня было неожиданно и удивительно. На мой изумленный взгляд он пожал плечами и виновато усмехнулся.

– Потому и тащу. Она воин. Такой же, как ты и я. Ей в себя поверить надо. А то вбила в голову черти что.

– Все равно, – мотнул кудлатой головой ватаман, – Не дело девкам воевать.

– Ты это Радомире скажи, – усмехнулся я.

– Хэк, – крякнул Стрежень и запустил пятерню в спутанные космы, – Пришли, ярл, – в голосе разбойника послышалось облегчение, – Вон Всеволод.

Нам навстречу пружинистой походкой шагал худой, болезненно бледный мужчина – родич княгини Вороновой еще не совсем оправился после пыток и не состоявшейся казни.

– Ярл, – он кивнул, как равный равному.

– Как себя чувствуешь? Справишься? – мне не понравилась мертвенная бледность мужчины, слишком многое от него зависело в этой операции.

– Нормально, – контрабандист улыбнулся, – Справлюсь. Спасибо господину баронету.

Да, Карл буквально вырвал Всеволода со всем семейством из цепкой хватки Мораны. Ничего, думаю, она не обиделась. А если и обиделась – плевать. И Юнг и Вороновы – мои люди. Потому Владычица Стужи со своими обидами может напрямую обращаться ко мне. Узнает, где я ее видел и куда идти.

– Тогда ждем княжну и выступаем, время не ждет, – и мы, втроем, не сговариваясь, посмотрели на восток, где над черной стеной тайги уже наливался светло-розовым светом край горизонта.

* * *

В подземелье воняло сыростью и гнилью. Стены, покрытые слизью и мхом, блестели под светом фонарей, что держали ватажники. Местами потолок осыпался, сапоги скользили по мокрому камню. Крысы с омерзительным писком шныряли под ногами. Огромные жирные многоножки выползали из трещин, и с влажными шлепками падали на пол, хрустя под подошвами. Снаружи была холодная промозглая ранняя весна, а здесь, под землёй, было тепло и душно. Пот тёк по спине, исподняя рубаха неприятно липла к телу.

Бледное лицо Всеволода выделялось белым пятном в тусклом свете фонаря. Контрабандист бесшумно шагал впереди, уверенно переставляя ноги, будто при свете дня. Следом, спотыкаясь и оскальзываясь, шел я с Рогнедой и два десятка его ватажников. Шаги гулко отдавались под довольно высокими сводами, смешиваясь с монотонной капелью сочащейся сверху воды и верещанием крыс. Жуткое и неприятное место, подавляющее древней темной силой, лишь слегка слабее гудящего в аномалии Хаоса. Интересно, а снаружи эта черная как чернила, вязкая, тягучая мощь совсем не чувствуется, словно что-то не пускает ее в мир.

Я бросил взгляд на Рогнеду. Бледная, глаза пустые, пальцы стиснули «Жало». Сердце кольнуло. Нет, не жалостью. Княжна – воин и она не заслуживает унижения жалостью. Ненавистью к тем, кто почти сломал гордую Валькирию, превратил ее в жалкую тень самой себя. Плен не переставая грыз девушку. Я знал, она рвётся в бой, чтоб избавится от этой боли. Забыться в бою или умереть. Только вот хренушки! Умереть я ей не дам!

Кто-то из ватажников споткнулся и с матерком плюхнулся на покрытый вонючей водой пол. Тут же послышалось хриплое шипение Стрежня:

– Тише, волчары, – буркнул он, когда один задел стену, осыпав щебень. – Эллины не услышат, так крысы сбегутся полакомиться вашими жилистыми стухшими окорочками.

Ватажники тихонько захихикали, но промолчали. Сейчас не время для разговоров и шуток.

А стены, покрытые еле различимыми под слизью непонятными рунами, давили все сильней, тянули шею вниз, к земле, отдавались молотками в висках. Ватажники тяжело дышали. Обереги на поясах звякали, полыхая красным в темноте.

Подземелье будто напоминало о старых долгах. Я почувствовал это первым – холод по спине, будто кто-то недобро смотрел на меня из непроглядной тьмы. Память Хлынова, его злость, его воля. Она жила в стенах, в рунах, в древних кирпичах. Ноги налились тяжестью, каждый шаг давлся с трудом, будто мы двигались сквозь толщу воды.

Эйфория, переполняющая энергоканалы, разыгралась с новой силой, побуждая рвать врагов голыми руками, вцепиться в мягкое, податливое человеческое тело ногтями и зубами. Мне все трудней становилось сдерживать накатывающую слепую черную чудовищную ярость. Эти древние стены буквально сочились всепоглощающей ненавистью к врагам, захватчикам, призывали к кровавой битве.

Рогнеда замедлила шаг. Она тоже почувствовала. Княжна посмотрела на меня, ее лицо перекосилось в судороге, зубы заскрипели. Твердыми и острыми, как гвозди пальцами она вцепилась в мою руку.

– Что это? – слова с трудом проскакивали сквозь стиснутые зубы. Позади раздался сдавленный стон – еще кого-то накрыло этой жутью.

Идущий впереди Всеволод остановился и обернулся. Мраморное лицо проводника блестело в бликах фонаря капельками пота. Глаза казались черными бездушными провалами в бездну. Моя рука сама легла на магострел. Однако, голос контрабандиста был спокоен.

– Ходы эти существовали задолго до Хлынова. Кто их создал, для чего – неизвестно… Может для укрытий, может для обрядов, посвященных древним забытым Богам. Там наверху были заросшие тайгой руины. Потом пришли ушкуйники и на их камнях поставили свой город – Хлынов, где жила вольница, а Вече было сильнее князей. Но вольных всегда давят. Была история, триста лет назад, когда Шуйские Хлынов под себя взяли. Слыхал про Ушату?

Я покачал головой. Ватажники притихли, сбившись плотной кучкой у нас за спиной. Стоять было тяжело – дикое давление не спадало. Но проводнику надо было дать отдохнуть и собраться с силами. Да и от интересной истории людям становилось заметно легче. Видимо Всеволод это знал, вот и завел специально этот разговор. Его голос стал тише, словно он боялся, что тени подземелья могут его услышать.

– Ушата был ватаманом. Сильный, как медведь, вольный, как ветер, удачливый, как сын Белобога. Его ватага ходила в самые дальние и безнадежные походы и всегда возвращалась с богатой добычей. Шуйские захотели Ушату себе в дружину. Сулили ему золото, земли, чины, лишь бы последний из хлыновских вольных ватаманов склонил голову. Он плевал на их слова. Тогда тот, кому Ушата верил, как брату, предал его. Легенды говорят – за бархатный камзол. Только ерунда это. Из-за бабы дело было.

– Откуда знаешь? – прохрипел кто-то из ушкуйников.

На лицо Всеволода наползла гордая улыбка.

– Дочь Ушаты Добрава вышла замуж за младшего сына тогдашнего князя Воронова – владыки Севера, образовав род Воронцовых. Мой род.

– Охренеть! Так ты из бояр что ли?

Контрабандист неопределенно пожал плечами и продолжил:

– Ушату схватили, в цепях притащили к Шуйским. Пытали кнутом – рвали кожу, огнём жгли, железом кости дробили, но сломать гордого ватамана не сумели. Шуйские озверели и замуровали его живьём в этих стенах. Когда Ушата понял, что в последний раз видит свет, он проклял своих палачей. Род предателей сгинул, как дым, даже памяти о нем не осталось. А над Шуйскими проклятье висит по сей день. И кончится их род в Хлынове.

Мертвая тишина повисла в затхлом коридоре, только тяжелые капли гулко падали на пол. А крысы замолчали. Пропали. Ватажники замерли, бравада испарилась. Рогнеда плотно прижалась ко мне, подрагивая. Стрежень коснулся оберега и забормотал то ли молитвы, то ли заговоры.

Так вот что я чувствовал! Ушату! Его ярость, его ненависть, его волю! Воздух сгустился, фонари дрогнули. Из глубины подземелья проявилось светлое пятно, соткавшись в высокую, мощную мужскую фигуру с длинной бородой и горящими холодным потусторонним светом из-под полумаски скандинавского шлема глазами. Широкую, бочкообразную грудь тесно обтягивала мерцающая кольчуга, на ногах багряные сапожки с загнутыми вверх носками. Фигура медленно поплыла к нам. Ватажники отшатнулись. Меня же что-то буквально заставило шагнуть вперёд. Жуткие бельма уставились на меня прожигая душу.

– Бессмертный. Древняя кровь, – голос его был, как шорох стекающих по горному склону камней, – Отомсти. Бей врагов. Верни Хлынову истинное имя. Я награжу… – моего лица коснулась обжигающе ледяная длань и тяжесть, давившая к земле, исчезла. Следом пропала и безумная эйфория, сменившаяся холодной, боевой яростью.

Призрак легендарного ватамана повернулся к Рогнеде:

– Чую родную кровь, – и вдруг от Ушаты полыхнули волны ненависти. Ушкуйники рухнули на колени, склонив головы. На ногах остались только я, Рогнеда и Всеволод, прижавшийся спиной к сырой стене и пытающийся с ней слиться. – Кто посмел⁈ – он приблизил свое лицо вплотную к лицу княжны и тут же отпрянул. – Опять подлость боярская. Только не погасить им огонь в нашей крови, – в голосе призрака послышалась гордость, – Живи! – и Рогнеду окутало серебристое свечение. Плечи девушки расправились, в пустых, безразличных после плена глазах, загорелся было боевой огонек. Ушата повернулся ко мне, – Хорошую невесту выбрал, ярл. Береги её, не упусти! Благословляю! Отцу так и скажешь, – прошелестел он Рогнеде.

– Раде передай, – он подлетел к Всеволоду, – Все правильно сделала. Еще воспрянет наш род.

И он растаял так же резко, как и появился. Воздух сразу стал чище, исчезла сырая затхлость и могильная вонь. Ватажники загомонили, переглядываясь и поднимаясь с колен. Их лица оживились. Рогнеда выпрямилась, бледность сменилась румянцем, глаза стали яснее. Стены больше не давили – они толкали вперёд. Стрежень хмыкнул, но уже без напряжения.

– Надо идти, – сказал я, несмотря на пережитое мой голос был ровным и спокойным, – И так много времени потеряли.

Всеволод кивнул и повёл нас дальше. Постепенно ход начал сужаться и подниматься вверх. Древние кирпичи сменились более свежей кладкой. Эти коридоры явно были проложены гораздо позже основного подземелья. По всей видимости, уже хлыновцами. Наш проводник остановился у каменной плиты, за которой слышался гул – командные возгласы, торопливые шаги, треск магических щитов. Штаб эллинов был за стеной. Я прижал ухо к камню. Судя по суете и напряжению магического фона – нас ждут. Интересно откуда узнали? Основные силы не должны были атаковать вперед нас. Неужели что-то пошло не плану? Я кивнул Стрежню. Ватажники рассыпались, проверили заряды в магострелах и обереги. Рогнеда встала рядом, глаза пылали, тень смерти, витавшая над ней, исчезла.

– Никому тебя не отдам, – шепнул я. Она кивнула, уголок губ дрогнул, княжна, грустно улыбнувшись, мазнула теплыми губами мне по щеке. Я махнул рукой и Всеволод, нажав какой-то рычажок, сдвинул плиту, открывая лаз.

Мы ворвались в сухой подвал. Эллины стояли наготове – офицеры в бархатных мундирах с блестящими эполетами, воины с магострелами в руках, щиты тлели синевой, прикрывая замерших в напряжении имперцев. Нас ждали!

И все равно появление мощного отряда из подземелий застало их врасплох. Мой магобой рявкнул, пробивая щит и грудь их командира. Важный седовласый эллин в роскошном мундире, с удивлением глядя на меня стекленеющими глазами опустился на землю. Тут же выстрелила Рогнеда, усовершенствованное для пробития магических щитов «Жало» разорвало горло другому офицеру. Наши выстрелы стали сигналом для остальных. Ватажники открыли огонь, магострелы били точно, руны вспыхивали. Щиты эллинов трещали, отражая яростные атаки, но постепенно сдавались под нашим слаженным натиском.

Эллины ответили, залп магострелов раскалил воздух. Но мы двигались быстрей и слаженней. На моральном духе имперцев сказалась быстрая потеря командиров. А Стрежень уже ввязался в рукопашную схватку, выхватив из-за спины топор. – За Хлынов! – проревел ушкуйник

– За Хлынов! – поддержали его ватажники, яростно врубаясь в ряды растерявшихся под неистовым натиском имперцев.

Магия в такой собачьей свалке бесполезна, более того вредна и опасна. Боевая магия, вообще, инструмент тонкий, точечного воздействия, требующий определенных тактических знаний. Поэтому даже в полностью магических мирах армейцы предпочитают артефакты, а не иметь дела с, чаще всего, капризными, требующими к себе особых условий одаренными. Мидгард не исключение.

– Ушатааааа! Рагнарррр! – хриплые глотки орали боевые кличи, своей яростью выталкивая деморализованного врага наверх. Туда, откуда им в спину давили прибывающие подкрепления. Но нас было уже не остановить

Я видел, как Всеволод со злым оскалом расстрелял поднявшего руки худосочного эллина. Правильно. Сейчас не до пленных. С ними будем разбираться потом. Если кто-то выживет.

Рогнеда металась, как тень, каждый ее выстрел нес смерть. Я бил, держа голову холодной, Ушата будто стоял за плечом. Кровь брызгала в лицо, на одежду, на стены. Воинственные крики на чужом языке сменились обреченным воем умирающих людей. Щиты имперцев падали, солдаты гибли один за другим. Последний из них – молодой, с золотыми побрякушками-артефактами, попытался бежать, топча сапогами тела павших друзей. Но один из ватажников спокойно, как в тире, всадил ему болт в спину.

И вдруг наступила тишина. Только хрип умирающих и треск угасающих щитов. Я посмотрел на Рогнеду. Княжна дышала тяжело, но стояла прямо, и взгляд… Взгляд Валькирии снова почувствовавшей вкус жизни и упоение битвой. Жива! Цела и невредима! Ватажники, перешучиваясь, уже рылись в трупах, глаза горели алчностью. Стрежень хлопнул меня по плечу:

– Ушата бы гордился, ярл, – сказал он, ухмыляясь.

Я кивнул, чувствуя полыхающий в груди огонь.

– Хэй, речные волки, – рявкнул я неожиданно для самого себя, – Хабар потом! Мой меч еще не напился крови! Вперед!

И всем было плевать на то, что у меня в руках не меч, а современный магострел. И про хабар, живущие с добычи ватажники, тут же забыли, заревев мне в ответ:

– Веди нас, ярл!!!

Душу словно окатило ледяной родниковой водой. Еще остававшиеся у меня сомнения пропали, смытые этой волной. Вятка… Нет! Хлынов будет наш! И только наш! А Шуйские… Посмотрим как вести себя будут… А то может и придется послужить воплощением проклятия Ушаты. Только вот они вроде союзники Ингвара. Ай, ерунда! Разберемся!