Текст книги "Сказки темного леса"

Автор книги: Djonny

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 52 страниц)

– Приказ администрации! – категорично заявлял я, а Юра кивал: – Хочешь на дискотеку – плати! Никто тебя сюда насильно не тащит!

От прошлой охраны нам достались в наследство стол, два стула и отпечатанные на принтере «списки приглашенных», среди которых оказалось немало известнейших «неуподоблюсь». Поэтому мы отнеслись к своему дежурству чрезвычайно серьезно: заказали в местном кабаке два чайничка водки (по каким-то причинам водку здесь подавали разлитой в небольшие керамические чайники), взяли красный маркер и принялись отмечать «особо опасных неуподоблюсь», замеченных при входе в ДК.

К половине восьмого через наш с Юрой «пост» прошло около ста пятидесяти человек. У меня рябило в глазах от невообразимого количества плащей-занавесок, обилия бисерных «фенечек» и нелепых деревянных мечей. Повсюду, куда не кинь взгляд, толпились сорокоманы, перумисты, «неуподоблюсь» и прочая сволочь. Доставшиеся нам «списки» были как будто в огне от многочисленных красных пометок, но были и такие «неуподоблюсь», которых мы видели сегодня впервые.

Почти нигде не было видно нормальных лиц, на которых бы отдыхал взгляд. Жирные бабищи и кривые, субтильные юноши, сведенные судорогой надменности скулы и маслянисто блестящие, бегающие глаза. Мне редко доводилось видеть в одном месте такое количество вырожденцев – разве что в Москве, на сборище под названием «Эгладор». Для Санкт-Петербурга же это был своеобразный «рекорд».

Разумеется, мы не сидели без дела: как только в дверь протискивался кто-нибудь из «числящихся в особых списках», мы с Юрой подавали засевшим в кабаке товарищам условный сигнал. Тогда двое наших брали новоприбывшего под руки, аккуратно разворачивали и без лишнего шума сопровождали до расположенного неподалеку входа в туалет. Его двери распахивались всего на секунду, чтобы тут же захлопнуться – словно окровавленная пасть, одного за другим пожиравшая наиболее безобразных гостей этой дискотеки.

Отлаженный механизм работал, словно часы – до тех пор, пока в ДК не начали ломиться бывшие охранники-сорокоманы. Один из них оказался местным и сумел разжиться подмогой в лице четверых здешних гопников, которые ворвались в помещение и принялись «гнуть пальцы» и угрожать. По-видимому, «охранники» не успели толком сосчитать, сколько именно наших успело проникнуть в помещение, а с опиздюлившими их Юрой, Бабаниязом и Эйвом думали разобраться с помощью своих новых друзей. Да не тут-то было!

По древнему обычаю, драку внутри ДК местные гопники устраивать не захотели, требуя, чтобы Юра, Эйв и Бабанияз вышли на улицу «поговорить». Компанию «переговорщикам» решили составить Кримсон и Строри, так что в конце концов наши товарищи оказались впятером против семерых.

Местная гопота оказалась не в пример сноровистей убогих сорокоманов, так что когда друзья вернулись в помещение, кулаки у них оказались сбиты едва ли не до костей. Тем не менее победа осталась за ними, так как местные «охранники» сделали в этом бою не многим больше, чем в первый раз. А с четырьмя гопниками наши товарищи справились, хоть и не без некоторого труда.

– Дельные, судя по всему, люди! – охарактеризовал недавних противников Эйв. – Только вписались не за тех! Впрочем, парни это местные, так что после дискотеки мы наверняка их еще увидим! Обмывали победу в баре, тесно сдвинув столы, на которых было расставлено пиво, орешки и вездесущие чайнички с водкой. Братья поздравляли друг друга, высоко поднимая вверх тонкие фужеры из-под шампанского, которые в местном кабаке выполняли функцию стопок. Крепкий алкоголь мешался с горячей кровью, рождая всесокрушающий дух праздника – непередаваемое ощущение веселого буйства.

Из-за неимоверного количества выпитого панорама ДК и лица собравшихся запомнились мне не чётко, а как будто бы по кускам. Вот стайка сорокоманов возле туалета, вот заполненное танцующими парами обширное помещение, а вот актовый зал, в котором устроители мероприятия собирались проводить КВН. К восьми часам вечера я с трудом различал отдельные предметы, а к половине девятого уже полностью «перекинулся».

В моей памяти, словно сквозь толщу воды, проступали очертания незнакомого человека, наряженного в розовую кофту с многочисленными бантами, держащего в руках здоровенный коричневый бокен. Этот человек высился посреди моих воспоминаний, словно скала, вокруг которой бушевало черное море беспамятства. Залы и коридоры ДК кружились вокруг меня, как будто охваченные штормом, мир подернулся темной пеленой и исчез. Когда это произошло, нечто огромное, извиваясь и крича, поднялось из глубин моего существа, и тогда мое привычное «я» забилось в уголок, сжалось в комочек и перестало существовать.

Я пришел в себя от лютого холода, раздиравшего на части все мое тело. Казалось, что в меня разом впились тысячи ледяных крючьев, терзавших мою кожу губительным холодным огнем. Я открыл глаза и увидел, что лежу под слоем снега, а в полуметре надо мной простирается днище речного катера, поднятого на деревянные стапеля.

Я лежал в этом странном «убежище» и размышлял – как же, твою мать, я здесь оказался? В просвет под днищем виднелась застывшая поверхность Невы и гранитная облицовка набережной, возвышающаяся на несколько метров над вмерзшей в речной лед стоянкой для катеров. Пробиравший до костей холод немного отрезвил меня, сквозь ватную пелену забвенья начала проступать жуткая панорама недавних событий.

Первое, что поднялось на поверхность из глубин моей памяти – это тяжеленный бокен, которым я с остервенением «рубил» собравшихся на танцполе людей. Бах! Вот, нелепо размахивая руками, валится на пол дородный молодой человек в плаще-занавеске. Бах! Схватившись руками за голову, ныряет в толпу другой. Бах! Люди вокруг начинают разбегаться, словно круги по воде. Бах! Бах! Бах!

Какое-то время я бесновался подобным образом, а потом упал прямо посреди танцпола и крепко заснул. Я спал, а мой сон охраняли товарищи, жестоко избивавшие всякого, кто приближался ко мне и заступал в «опасную зону». И хотя проспал я едва ли полчаса, последующие эпизоды отложились у меня в памяти едва ли лучше, чем этот беспокойный, полный мерного топота ног и постоянного грохота музыки сон.

– Вставай, Петрович! – голос Королевы ворвался в мой сон. – Петрович, вставай! Дискотеку закрывают!

Когда я открыл глаза, сел и огляделся по сторонам, то увидел, что дискотека вокруг меня превратилась в театр военных действий. Все смешалось в единой круговерти – кровь на полу, блевота на стенах и истошные крики старой мегеры из администрации ДК. Она во весь голос проклинала устроителей мероприятия и требовала, чтобы собравшиеся немедленно покинули помещение.

У нее были на это причины: пока я спал, Барин подобрал мой бокен и пошел бить развешанные вдоль стен исполинские зеркала. Весь пол был густо засыпан битым стеклом, а из-за угла продолжали доноситься мощные удары и разрывающий уши оглушительный звон. Кое-как поднявшись на ноги, я поплелся вдоль стены к выходу, но в фойе меня скрутило не на шутку. Мне стало до того нехорошо, что я вынужден был согнуться пополам, опереться руками о банкетку и извергнуть из себя часть выпитого накануне. К несчастью, то, как я блюю на банкетку, заметила «мегера из администрации», с выпученными глазами и побелевшим лицом взиравшая на картину причиненных её ведомству разрушений. Видно было, что она просто не в силах поверить своим глазам, но вид изгаженной банкетки живо вывел её из состояния ступора.

– Ах ты, мразь! – заорала она, стремительно приближаясь и рывком вздергивая меня на ноги. – Урод вонючий!

Это была мощная, дородная женщина, а мне было слишком худо, чтобы я мог сопротивляться как следует.

– Пошла на хуй, – произнес я заплетающимся языком, делая слабую попытку вырваться. – Что тебе надо?!

– Что мне надо, козел? – заорала схватившая меня баба. – Ну, сволочь!

С этими словами она отпустила мой ворот и сделала попытку вцепиться ногтями мне в лицо. Это могло бы у нее получиться, но тут в поле моего зрения неожиданно возникла Королева. В руках у нее была пивная бутылка, которой она наотмашь ударила схватившую меня бабу. Удар был что надо: край донышка с хрустом вошел в переносицу, свалив женщину с ног и вмиг лишив ее всей стремительности и напора. Она упала на жопу прямо посреди коридора и так и сидела, вращая глазами и размазывая по лицу хлынувшую из разбитого носа кровь. В этом она была не одинока: еще один сокрушительный удар по носу нанес Эйв. Его оппонентом оказался высокий молодой парень, который сначала залупался, а потом стал ускользать от конфликта, прячась за спинами парочки знакомых баб. Причем те ему в этом всячески потворствовали – растопырив руки, отталкивали Эйва в сторону, царапались и орали:

– Отойди! Чего тебе от него надо? Вали отсюда!

– Вижу я, что сейчас он от меня ускользнет! – рассказывал впоследствии Эйв. – И так бы и вышло, кабы он не расслабился. Ему бы валить, пока была такая возможность – а он, видать, решил «сохранить лицо». Встал он у девок за спинами и говорит: «Мы с тобой потом разберемся!». А башка его аккурат между ними виднеется! Собрался я с силами, да как врежу! Здорово получилось: у него нос так на щеку и лег. Так что лица он все же не сохранил!

В конце концов мы высыпали на улицу, где к тому моменту столпилось уже около тридцати человек. Среди них были как гости этой дискотеки, так и грядка местных гопников, решивших расквитаться с нами за свою давешнюю неудачу. По счастью, к этому времени я сумел немного прийти в себя: умыться снежком, продышаться и набить полные карманы разномастной стеклянной посуды. Протрезветь я не протрезвел, но своих от чужих отличал, а это в нашем деле самое главное.

Справедливости ради скажу, что первый раунд в последовавшей за этим драке остался за одним из приготовивших нам такую любезную встречу парней. Это был крепкий молодой человек в дубленке и цветастой «рэперской» шапке, который шагнул навстречу нашему Кузьмичу и оприходовал его по голове завернутым в газету обрезком бейсбольной биты.

Время как будто остановилось: застыли машины на набережной, стих ледяной ветер, неподвижно зависли в воздухе одинокие снежинки. Картина людей, собравшихся перед входом в ДК, запечатлелась в моей памяти подобно мгновенному черно-белому снимку. Два полукруга – они и мы – а в центре Кузьмич и незнакомый парень с обрезком биты в поднятой кверху руке. Затем бита опустилась, придавая картинке динамику и цвет: плеснуло красным, Кузьмич упал, зажимая руками голову, а вокруг парня с битой сомкнулись наши товарищи. Это произошло практически мгновенно: так схлопывается воздух после слепящей вспышки вакуумного взрыва. Секунду назад противник Кузьмича еще стоял на ногах, и вот на этом месте уже беснуется тугой комок человеческих тел.

И хотя я думал, что так бывает только в дешевых фильмах, парень с битой сумел каким-то образом выползти из этой кучи-малы. Я видел, как он на четвереньках, едва ли не ползком, выкарабкивается из-под навалившихся на него братьев и начинает вставать. Тогда я вынул из кармана бутылку из-под шампанского, шагнул вперед и прицелился, словно в гольфе или в крокете. В следующую секунду я нанес сокрушительный удар – бутылка лопнула, а парень с битой упал и больше не поднимался.

Как это ни странно, но до этого момента никто из собравшихся не предпринял никаких попыток нам помешать. Такая ситуация сохранялась до тех пор, пока с земли не поднялся окровавленный, ошалело мотающий головою Кузьмич. Но как только он встал, из задних рядов сорокоманов вылетела бутылка, попавшая Кузьмичу в лоб и вновь опрокинувшая его на землю. Это было той каплей, что опрокинула и без того уже полную чашу: увидав это, братья как будто взбесились. Вспыхнула драка, теперь уже общая. Мелькали руки и лица, события сменяли друг друга с пугающей быстротой. Впрочем, мне приходилось в них ориентироваться: в этой драке я был «вторым номером», и мне ни в коем случае нельзя было зевать.

«Вторые номера» – термин с ролевых игр, слово, применяющееся для описания групповых боев с применением «обходного маневрирования». Оно обозначает людей, которые в бою заходят противнику за спину и наносят удары с тыла, а также тех, кто защищает собственный строй от подобных вылазок. У наших противников «вторых номеров» не оказалось, так что мне очень пригодились запасенные заранее бутылки.

Везде, где бы я ни видел дерущихся братьев – я заходил сзади и бил их противников бутылками по головам. Наших врагов никто не прикрывал, так что работать было сущее удовольствие: я носился позади вражеского строя, нанося удары пивными, водочными, винными и другими бутылками. Дважды я отбегал к ближайшей урне за пополнением «боеприпасов», и лишь однажды от моих действий вышел некоторый вред. Произошло это так.

Моим напарником в этом бою был брат Кримсон: он прикрывал меня, я – его. Мы понемногу присматривали друг за другом, и если Кримсон ввязывался в бой, я тут же оказывался рядом и разбивал об его оппонента парочку подходящих бутылок. В один из таких разов я привычно скользнул его противнику за спину, размахнулся и со всей одури врезал ему бутылками по ушам. Бах! Стекло лопнуло, противник Кримсона упал, а сам Кримсон заорал дурным голосом и схватился за лицо. Оказалось, что отлетевшие куски стекла воткнулись ему под кожу и только чудом не повредили глаза. Так мы узнали, что при драке бутылками «второй номер» должен наносить удар не сзади, а сбоку, чтобы осколки стекла не попали его товарищу в лицо. Впрочем, как бы там ни было – сегодня я был слишком пьян и не мог следить за ВСЕЙ ситуацией. Израсходовав очередную бутылку, я отпрыгнул назад, но споткнулся и врезался в кого-то спиной. Тут меня схватили под руки и принялись «винтить» – в горячке я не заметил, как ко мне подобрались бойцы милицейского патруля. Оказывается, пока мы дрались, к ДК прибыли две «кареты» скорой помощи и три милицейских машины.

Меня засунули в одну из них – УАЗ «буханку», оборудованную под перевозку хулиганья. Я оказался один в полной темноте, в гулком, холодном металлическом кузове. Вынув из кармана перочинный нож (меня не успели обыскать), я принялся ковыряться в запоре, но все без толку. С этой стороны был сплошной металлический лист – ни щели, ни даже самой маленькой дырочки. Так бы я и уехал в местный отдел, если бы не Королева. Во время драки она была сильно занята: собирала брошенные нашими противниками вещи и досматривала их на предмет материальных ценностей, валяющихся без дела. В результате этого ей достался чей-то рюкзак, синяя шапка с помпонами и набор кассет с музыкой для сорокоманского КВН. Рюкзак Королева выбросила, а вот кассеты сунула в шапку и запихала поглубже в карман.

Пока она этим занималась, драка практически закончилась, а на площадке перед входом в ДК появились сотрудники милиции и врачи. Они принялись растаскивать по машинам продолжавших бесчинствовать и наиболее тяжело пострадавших. Из всех наших в милицию попал один только я, а в скорую – никто, так как Кузьмич к середине драки пришел в себя, поднялся на ноги и орудовал кулаками с завидными упорством и силой.

Увидав, что меня нигде нет, Королева пошла вдоль ряда милицейских машин и вдруг услышала, как у одной из них в кузове кто-то скребется. Ни секунды не медля, она обошла машину сзади, повернула ручку (на мое счастье, там оказалось не заперто) и открыла дверь. Стоящий в пяти шагах мент только-только начал поворачиваться на звук, как я уже выскочил из машины, в два прыжка пересек проспект Обуховской Обороны и припустил улепетывать по набережной. Мент, конечно же, бросился за мной. Но у меня был отрыв примерно в десять метров, который я постепенно сумел увеличить почти до пятидесяти. В конце концов я добежал до неосвещенной стоянки для катеров, перепрыгнул через парапет, пролетел пару метров по воздуху и приземлился в обледенелый сугроб.

Затем я пробежал метров двадцать по промерзшей земле, закатился под одну из едва различимых в темноте лодок и как мог забросал себя снегом. Невероятное количество выпитого, драка и сумасшедший бег подкосили мои силы: я натянул поглубже капюшон куртки, сунул руки в рукава, поджал под себя ноги и выключился, как свет.

Лежа под лодкой, я не знал, что наши товарищи сумели благополучно спастись от милиции и давным-давно покинули пространство возле ДК. Я пробыл в забытье не более получаса, но этого хватило, чтобы задубеть чуть ли не до смерти и забыть половину из того, что со мною произошло. Так что последние события, связанные с этой дискотекой, дошли до меня значительно позже: финальную историю рассказал мне при встрече Эйв.

– Когда Королева выпустила тебя из милицейской машины, ты повел себя как полный кретин! – для начала обрадовал меня Эйв. – Это тебе спьяну грезится, что ты сразу же по набережной побежал: на самом деле ты сначала повернулся к ментам, кривлялся и орал, словно пьяная обезьяна. И только когда за тобой ломанулись – только тогда ты с хохотом и воем умчался по набережной. К этому моменту все наши уже разбрелись, так что я тоже решил делать оттуда ноги. Направлялся я в «Сетеборец»,[245]245
  Расположенный возле метро «Ломоносовская» компьютерный клуб «Сетеборец» пользовался в те далекие времена неизменной популярностью у большинства наших товарищей.


[Закрыть] но не знал, что за мной увязался хвост – двое из тех гопников, с которыми мы на сцепились дискотеке.

– Да ну на хуй! – удивился я. – Им что, мало? До чего же упорные пидоры!

– Ну! – продолжал Эйв. – Слов нет! А вход в «Сетеборец» сделан в подъезде жилого дома, и от обычной парадной внешне ничем не отличается. Вот они и решили, наверное, что я домой иду. Думали настигнуть меня возле квартиры и как следует «прессануть». Захожу я, значит, в подъезд, поднимаюсь на один пролет, и тут за мной эти двое влетают. Кричат: «Стоять, сука, теперь тебе пиздец!» А там лестница на четыре пролета, и на верхней площадке наших человек восемь тусуется: Боря и Скив, Трейс и Альбо, Гурт, Фуфа и еще кое-кто. Поимщики мои увидели это и встали, как вкопанные, а потом назад ломанулись. Посмотрели мы на них, плюнули и даже гнаться не стали. Незачем – и без того хороший был день!

Будда мирового света

Была одна ночь, когда Солнцеликий сказал своим ученикам: «Вот вино, которое вы пьете и гашиш, который вы курите. Любой из вас знает эти вещи весьма хорошо. Но если вы попробуете поведать о них человеку несведущему, то столкнетесь из-за этого с немалой проблемой. Можно будет только надеяться, что вопрошающий пережил в своей жизни нечто подобное. Иначе ему будет не с чем сопоставить ваши слова».

Honey of Tales

В марте 99-го мы с Крейзи неожиданно «попали в расклад», до которого довели Крейзины мутки с наркотиками. Много лет подряд все было тихо, но теперь у меня сложилось впечатление, что за нашу маленькую секту принялись всерьез. Злые энергии, чудовищные и недобрые силы появились на периферии нашего мира, вмиг опутав нас скользкими, холодными щупальцами. Никто из нас не верил, что подобное может произойти, но это все-таки случилось, не оставив нам ни свободы выбора, ни времени на раздумья. Поначалу я не знал о возникших у Крейзи проблемах, а когда узнал, было уже слишком поздно. Можно сказать, что проблемы сами нашли нас и постучали к нам в дверь.

– Смотри, брат, вон он! – Крейзи отнял от глаз бинокль и передал его мне. – Вон на том доме, в слуховом окне!

Аккуратно отодвинув краешек прикрывающего оконный проем одеяла, я слегка раздвинул многочисленные цветы, навел бинокль и принялся сосредоточенно наблюдать. Солнце еще не село, так что мне была отлично видна девятиэтажная «точка», возвышающаяся по ту сторону проспекта Космонавтов, проходящего прямо у Крейзи под окнами. Девятиэтажка была отгорожена от нашего дома внушительной дубовой аллеей, самим проспектом и линией электропередачи, чьи решетчатые опоры вросли в землю по ту сторону асфальтированной полосы. «Точка» возвышалась надо всем этим унылой серой громадой, и лишь в окнах верхних этажей все еще полыхали багровые отсветы заходящего солнца.

Я немного подкрутил колесико бинокля. Ага. В замеченном Крейзи отверстии на самом деле виднелась какая-то тень, еще секунду – и она вроде как шевельнулась. А еще через пару минут я заметил в бинокль слабый, еле заметный блик – что-то блестящее было тщательно скрыто от посторонних глаз в темной глубине слухового отверстия.

Если бы не закат, мы бы вообще ничего не заметили. А так (спасибо солнечному свету, бьющему прямо в слуховое окно) я сумел разглядеть фигуру человека с винтовкой, снаряженной достаточно внушительной оптикой. Силуэт стрелка и очертания оружия продолжали угадываться в проеме окошка до тех пор, пока в него не перестали падать последние закатные лучи. После этого наступили сумерки, и в чердачном окне стало вообще невозможно что-либо различить.

– Он не один, – мрачно заявил Крейзи, усаживаясь на расположенный возле холодильника стул. – Шестой этаж видишь? Второе окно слева. Присмотрись, там шторы раздвинуты, а в комнате стоит телескоп. Куда он сейчас направлен?

И действительно: в указанном окне виднелся установленный на треноге телескоп. Куда именно он направлен, определить было достаточно трудно, могу сказать одно: смотрел он вовсе не в небо.

– Машина через дорогу, у ларька, белый фургон, – продолжал монотонно перечислять Крейзи. – Вон тот, у которого стекла прикрыты занавесочками. Вторые сутки тут стоит, и я вроде как видел внутри какое-то шевеление. Обложили, брат!

С этими словами Крейзи взял со стола помповое ружье и принялся запихивать в магазин снаряженные картечью патроны. Свет в квартире был выключен, так что на кухне было достаточно темно. Фигура полностью одетого (индейская куртка «с висюльками», высокие ботинки и плотные кожаные штаны) и готового в любой момент сорваться с места Крейзи едва виднелась на фоне чуть более светлой стены. К поясу у моего брата был приторочен длинный охотничий нож, а под мышкой болталась желтая кобура с «газовиком».

– Твоя правда, – заметил я, согнувшись в три погибели возле окна. – Действительно, на крыше стрелок. Выходит, они мочить нас надумали?! Да кто же это такие?

Уже несколько дней мы сидели в осаде на квартире у Крейзи. А вокруг нашей обители творилась шпионская чертовщина: во дворе сутки напролет маячили непонятные люди, под окнами дежурили машины с ОЧЕНЬ подозрительными пассажирами, на крышах расположенных через дорогу домов мелькали силуэты людей с мощной оптикой в руках. А теперь объявился еще и снайпер на чердаке!

Скажу по чести, поначалу я не очень-то во все это верил. Но теперь, глядя сквозь хитросплетения орхидей на темнеющий провал чердачного окна, я чувствовал себя совсем по-другому. «Игры кончились…», – настойчиво твердил чей-то голос у меня в голове. «Там, на чердаке, сидит мужик с винтовкой, название которой тебе, бестолочь, скорее всего ничего не скажет. Он сейчас, наверное, жует бутерброд и смотрит на наши окна сквозь оптический прицел… Или, может быть, курит. Кой черт, раз он притащил туда пушку, значит, собирается стрелять! Блядь, а вдруг он меня увидит?!» «Ну, сука, влип!» – думал я, потихоньку сползая вниз и усаживаясь на пол возле батареи. «Ведь недавно еще все было спокойно! Но кто же это такие? Ни хуя себе проблемы у нашего Крейзи!» Я пригнул голову, раскурил сигарету и сделал попытку рассуждать более здраво, но впустую: меня здорово колотило. Привычные стены Крейзиной берлоги вдруг стали невыносимо тяжелыми, сдвинулись и принялись раскачиваться и вполне ощутимо давить.

«Тебя хотят убить, убить, убить!» – твердил назойливый голос у меня в голове. «Они ждут, они наблюдают, они пришли за тобой! Беги, беги, спасайся! Не сиди на месте, немедленно начинай спасать свою жизнь!» И другой голос, безжалостный и ледяной, вторил ему, врываясь в сознание мертвящим воем мартовской вьюги: «Дом уже два дня как окружен, тебе ни за что отсюда не вырваться. Жаль, друг, но шансов у тебя нет! Вас загнали в ловушку, из которой не может быть выхода. Они подождут немного, а потом…»

– … будут штурмовать! – сам того не ожидая, озвучил я мысли, крутящиеся у меня в голове. – Тоша, как хочешь, но отсюда надо валить! Мы на втором этаже, причем дверь деревянная, закрывается на один сраный ригель! Нас тут…

– Куда валить?! – взорвался вдруг Крейзи. – Как? Хочешь, чтобы в тебе дырок наделали? Я тебе второй день твержу: дождемся настоящего снегопада, и только тогда ломанем! Ночь, снег – будет совсем ни хуя не видно. Авось, проскочим!

– А если они ждут на лестнице? – спросил я. – Что тогда?!

– Тогда им пиздец! – решительно ответил Крейзи, одним движением взводя помповик. – Живым я не сдамся! У тебя оружие есть?

– Есть, – нерешительно ответил я.

Нерешительно потому, что найденный в кладовке топор, который я прицепил на вшитую под куртку матерчатую петлю, не внушал мне больше уверенности. Впервые я боялся выйти из дому с топором, что при обычных раскладах мне совершенно не свойственно. Но сегодня топор казался мне чем-то совсем незначительным – и я остро, по-настоящему пожалел, что в свое время не завел себе хоть какой-нибудь ствол.

– Будем ждать, – еще раз повторил Крейзи, неподвижно замирая на стуле. – Сиди тихо!

Снегопад ударил около трех часов ночи – белесый шквал, настоящая мартовская метель. Видимость упала чуть ли не до нуля, пейзаж за окнами потерялся в изменчивой снежной круговерти. Сияние уличных фонарей едва пробивалось сквозь эту завесу, вокруг установленных вдоль аллеи столбов виднелись лишь размытые пятна призрачного желтого света. – Пора, – сказал Крейзи, рассовывая по карманам патроны и кое-что из припасов. – Двинули! Лестница встретила нас дыханием холода и гулким звуком нашим собственных шагов. Протяжно скрипнула входная дверь, и мы оказались на улице, в самом средоточии разразившейся вьюги. Пригнувшись к земле, мы побежали вдоль стены дома, изо всех сил стараясь слиться с темной, обледеневшей стеной.

Через двадцать минут мы перелезли через бетонный забор заброшенной стройки и оказались на огромном пустыре, расположенном неподалеку от СКК им. В. И. Ленина. Здесь, меж затянутых льдом крошечных озер, таяться прогнившие остовы гаражей и старая свалка. Но большая часть пустыря все еще хранит свой первозданный вид – густо поросшие сухим тростником невысокие бугорки, поднимающиеся из замерзшего болота.

Спрятавшись от снега среди остатков ржавой цистерны, Крейзи зажег свечу и достал из кармана два шприца, чайную ложку и крошечный сверток с кислотой. Еще минута, и меня в руку ужалила игла: по телу пробежала будоражащая волна, мышцы расслабились, а во рту неизвестно откуда появился невыразимо знакомый привкус. Затем пространство как будто схлопнулось, и обстоятельства последних дней начали раскручиваться перед моим внутренним взором, словно сжатая до поры сверкающая спираль. Я словно перенесся на пару суток назад, и смог еще раз пережить обрушившиеся на нас удивительные и жуткие события.

Началось все вечером в среду, когда я, на свою беду, решил заглянуть в гости к Крейзи. Взбежав по лестнице, я постучал в дверь (как всегда, звонок у Крейзи не работал), и принялся ждать. Какое-то время никто мне не открывал, но затем за дверью послышался осторожный скрип и какое-то тихое шебуршение.

Недоумевая, в чем там может быть дело, я постучал еще раз и еще. Скрип прекратился, и я услышал, как ригель замка начинает потихонечку отодвигаться. Я насторожился было, но слишком поздно: в следующую секунду дверь распахнулась, и в проеме возник Крейзи. Он двигался с уму непостижимой скоростью – так, как может только очень привычный к кислоте человек. Изменяя проводимость нервного волокна, это зелье дарует некоторым невиданную пластику и быстроту – но лишь немногим, а вовсе не каждому. Большинство людей неспособны в кислоте и шагу ступить, но только не Крейзи. Я и дернуться не успел, как он выскочил из проема, словно черт из коробочки, ухватил меня за куртку, втащил в комнату и прижал к стене. Крепко прижал, так что не дернешься: для верности Крейзи упер мне в подбородок ствол помпового ружья.

После этого Крейзи отпустил мою куртку и захлопнул входную дверь. Скосив глаза, я увидел, что оружие снято с предохранителя, а когда я снова перевел взгляд на Крейзи, мне стало и вовсе нехорошо. Лицо у моего брата побелело, а глаза стали подобны двум бездонным озерам, в которых плескалось безумие – он явно «перекинулся» с кислоты, так что моя жизнь в тот миг не стоила и ломаного цента.

– Ваня, – глядя мне прямо в глаза, спросил Крейзи, – ты уверен, что это ты? Я стоял, мучительно выбирая: попробовать выбить ружье у него из рук или рискнуть что-нибудь ответить? Очевидно было, что в случае неудачи моя башка превратится в кровавое пятно на обоях, как и в случае «неправильного» ответа. Но Крейзи был словно взведенная пружина, и я почел за лучшее не дергаться.

– Уверен, – как можно тверже ответил я, усилием воли подавляя предательскую дрожь в голосе. – Конечно же, это я. Я твой брат, который во всех протоколах пишет слово «вынужден» через два «ы», это я предложил тебе в Карабаново спрыгнуть в кольчуге с плота, я придумал притчу про медвежонка. Ты ее помнишь?

Я был уверен, что Крейзи помнит. Это случилось недавно, когда мы целой толпой сидели у Крейзи на квартире, а я вошел в комнату и говорю:

– Послушай, брат, вот какую я слышал притчу! Издал лев указ: в лесу куда попало не ссать. Раз шел по лесу медвежонок, и вдруг ему так ссать захотелось! Смотрит, а поссать-то и некуда. Видит – навстречу ему лягушонок скачет. Подходит медвежонок к нему и говорит: «Лягушонок, открой рот!» Лягушонок послушался было, но когда увидел, что медведь собирается туда нассать, тут же закрыл. Тогда медвежонок опять говорит, но уже настойчивее: «Лягушонок, открывай рот!» Лягушонок открыл, а как только медведь ссать пристроился, хоп – и снова захлопнул! Тогда медведь разозлился и орет: «Открывай пасть, лягушонок!». А лягушонок опять за свое: откроет и тут же закроет. Тогда взял медведь лягушонка за верхнюю челюсть и полбашки напрочь оторвал, чтобы она ему ссать не мешала!

Надо отдать Крейзи должное: не успел я еще закончить притчу, как он вскочил и со всех ног бросился в туалет. Понял, видать, содержащийся в моих словах прозрачный намек. Дело в том, что в сортире у Крейзи крышка на унитазе была устроена так, что поссать мог лишь очень стремительный человек: она имела привычку захлопываться в самый неподходящий момент. И когда за один заход она захлопнулась аж три раза подряд, я оторвал её с хилых креплений вместе со стульчаком и выбросил в коридор. А для оправдания своих действий придумал озвученную выше «притчу».

Я был абсолютно уверен, что Крейзи ее не забыл – лишь сомневался немного, хороший ли я выбрал момент, чтобы ему про это напомнить. Кто его знает, вдруг пристрелит меня чисто из мстительности? Но нет – Крейзи меня признал, опустил ружье, развернулся и пошел в направлении кухни.