355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Djonny » Сказки темного леса » Текст книги (страница 17)
Сказки темного леса
  • Текст добавлен: 15 сентября 2016, 02:21

Текст книги "Сказки темного леса"


Автор книги: Djonny



сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 52 страниц)

Мы сцепились неподалеку от костра. Ветер раздувал пламя, но мне виден был лишь темный силуэт Гоблина и серебрящаяся в лунном свете полоска его клинка. Грибы изменили восприятие времени, Гоблиновское мачете взлетало и падало, словно в замедленной съемке. Когда лезвия встречались, в месте их столкновения вспыхивали шипящие длинные искры. Один раз я заметил, что полоска лунного света падает прямо на меня. С огромным усилием я успел отдернуть голову, но мачете прошло совсем рядом – его зазубренный край вырвал прядь волос из моей шевелюры. Меня подвела лишенная элементарной зашиты рукоять палаша – клинок мачете соскользнул по лезвию и рассек мне пальцы до кости. Я выронил палаш и был вынужден спасаться бегством. Обежав вокруг костра, я взвалил на плечи своё «потешное» бревно и стал поджидать Гоблина, наступающего на меня с мачете в руках.

Упражнения не прошли даром: первым же ударом бревна я выбил мачете у Гоблина из рук. Но дальше этого дело не пошло – Гоблин сорвал дистанцию, вцепился в бревно и попытался ткнуть меня выхваченным из ножен водолазным ножом. Так что бревно мне пришлось бросить. Весь перемазанный кровью, льющейся из рассеченной руки, я отбежал от Гоблина, поднял поллитровую бутылку из-под водки и принялся кричать:

– Погоняй свою ленивую лошадку! – орал я Гоблину. – Ну, ковбой! Погоняй свою ленивую лошадку!

Гоблин услышал меня, подобрал мачете и бросился вперед. Когда я метнул в него бутылку, нас разделяло около пятнадцати метров. Сверкнув в лунном свете, бутылка попала Гоблину горлышком в рот и отколола половину резца. Затем бутылка продолжила свое поступательное движение – разбила донышком Гоблину очки и сломала нос. Удар был так хорош, что Гоблин закачался, повернулся вокруг собственной оси и упал, широко раскинув руки. Строри утверждает, что момент, когда я стал кричать: «Погоняй свою ленивую лошадку!», выглядел сравнимо со сценами из старых ковбойских фильмов. Может, и не так круто, как в «Хороший, Плохой, Злой» – но уж всяко лучше, чем в «Лимонадном Джо».

Юхиббол Саг и удар молнии

«Учителя в школе могут спросить у тебя: „Встань, Петров, и ответь: кем ты хочешь стать? Плотником, маляром, инженером?“. Они ждут от тебя, что ты встанешь и выберешь из предложенных вариантов. Ты должен быть готов к этому вопроcу, чтобы ответить на него с места, не вставая:

– Нет, Марья Ивановна – инженером я быть не хочу. Я хочу быть Подонком!»

Курсы Молодого Подонка.

В субботу тринадцатого июля на станции Чудово мы обоссали мента. Получилось это так. Нашу электричку, направляющуюся в Малую Вишеру, нашли технически неисправной, застопили в Чудово и высадили всех пассажиров. Огромная толпа в страшной давке сгрудилась на бетонной платформе. Я стоял у самого края, ожидая, когда подадут новый электропоезд, и очень страдал от переполнения мочевого пузыря. Тут надо заметить, что страдал я не один.

По правую руку от меня так же маялся Егор Панаев по прозвищу Тень. Перед нами была весьма насущная проблема – отойти было некуда, а спрыгнуть с перрона нельзя, ведь в любой момент могут подать электричку. Отчаявшись, мы принялись мочиться прямо с края платформы, под осуждающими взглядами стоящих вплотную людей.

Когда ссышь на улице, а не у себя в толчке, то за струей обычно не смотришь. Наоборот, взгляд поднимается вверх, ты стоишь, задрав голову, пока с этим делом полностью не покончишь. Мы поступили именно так – задрали башки и таращились в июльское небо, когда с путей до нас донеслись жуткие крики, исполненные нечеловеческой злобы.

Сотрудник милиции, вздумавший пройти по путям вдоль платформы по каким-то служебным делам, июльским небом вовсе не интересовался. Вместо этого он елозил взглядом по низам: по железнодорожному полотну, по разбросанным бутылкам, хабарикам и использованным шприцам. Он так увлекся этим делом, что зашел прямо под наши струи и поначалу даже не заметил этого факта. Но заблуждение его длилось совсем недолго.

– А… СУ-У-УКИ! – заорал он прямо у нас под ногами. – СТОЯТЬ!

Мы глянули вниз, и я мгновенно, словно во вспышке озарения понял, что только что произошло. Панаев размышлял еще быстрее меня – когда я обернулся, чтобы посмотреть на его реакцию, Теня и след простыл. Но в меня мент вцепился обеими руками и начал тянуть вниз, стаскивая с платформы.

Тут произошло сразу несколько событий. Сначала объявили, что электропоезд на Малую Вишеру подают на соседнюю платформу, затем толпа с криками и бранью бросилась к переходу между перронами, а потом на пути рядом со мной спрыгнул Кузьмич. Он повел себя продуманно и осторожно – сначала предъявил менту свои документы, а потом вступил с ним в пространную беседу, выясняя его намерения в отношении меня. Мы вместе поднялись на уже очистившуюся платформу и проследовали по направлению к милицейскому пикету. Шли мы как раз мимо готовящейся к отбытию электрички на Малую Вишеру.

– А где тут у вас пикет? – как бы невзначай поинтересовался Барин, и мент показал рукой – дескать, вон где.

Я увидел свой шанс. Как только Барин отвлек внимание моего конвоира, я рванулся изо всех сил, прыгнул в сторону и нырнул в открытое окно электрички. Вагоны были настолько забиты людьми, что не то что преследовать меня, а даже втиснуться в тамбур представлялось немалой проблемой. Барин остался на перроне в обществе взбешённого мента, тот даже хотел оттащить его в пикет – но тут Кузьмич уперся.

– За что? – возмутился он. – Я-то в чем виноват?

Мент плюнул и отстал от него – и Барин забрался в вагон, степенно и без излишней поспешности. По железному телу электрички прошла короткая судорога, послышался грохот трогающихся вагонов, и вокзал за окном заскользил назад. Тогда я выбрался из-под лавки и спокойно вздохнул – мы снова ехали, а наш путь лежал в Подмосковье – на второй «Кринн» в Карабаново.

Мы сбросили рюкзаки на маленькой поляне посреди леса, в густой тени скрывающих небо еловых лап. Благодатная прохлада прятала нас от палящих лучей июльского солнца, Крейзи развел небольшой уютный костер, а Злую Голову тут же послали за водой. Мы взяли его с собой, чтобы он тащил наш походный инвентарь – четырехместную палатку, костровой трос, пилу и оба котла. Все эти вещи принадлежали ему, а кроме этого Злая Голова тащил купленные за свой счет запасы пищи для всей экспедиции. На него же мы возложили хозяйственные заботы – воду и дрова, ибо истинно сказано: «Не стесняйся, если кто-то захочет тебе помочь. Это твой будущий раб, глупо отказываться от такого подарка».

Едва поспел кипяток, только-только мы устроились на отдых с бутылкой черничной Элберетовки[88]88
  Элберетовка бывает нескольких модификаций – медовая, клубничная, малиновая, черничная и «black currant».


[Закрыть]
и гашишем, как спокойствие нашего быта было неожиданно и дерзко нарушено. Какой-то очкарик в синей подделке под «Адидас» вывалился к нам на поляну из близлежащих кустов. Он подслеповато щурился, водя по сторонам прыщавым еблом, а в руках держал топор и здоровенную спортивную сумку.

– Меня зовут Дан, – осмотревшись, заявил он. – А вы кто такие?

Мы сидели спокойно и лишь коротко переглянулись между собой. Крейзи сохранил невозмутимое выражение лица, Тень смотрел с легким недоумением, а вот Барин был явно недоволен.

– Меня «мастера» уполномочили на постройку крепости, – продолжал Дан. – А вы, так как не уплатили взносов, будете мне помогать!

Поставив сумку на землю, Дан достал из кармана листок бумаги и принялся мять его в руках. Весь листок был покрыт какими-то чертежами и карандашными закорючками. С этим листком Дан двинулся вокруг стоянки, на ходу раздавая великое множество указаний:

– Вот тут надо будет вырыть ров, а вот здесь вкопаем столбы… Но сначала надо приготовить ошкуренные стволы. Поднимайтесь, берите инструмент и идите за мной!

Нельзя сказать, чтобы его слова были встречены пониманием. Мы продолжали молча сидеть, как сидели, никто не проронил ни слова в ответ. Но выражение лица у Барина стало совсем уже мрачным, и даже Рыжая, обычно спокойная и уравновешенная, нахмурила брови и смотрела на наглого очкарика с оттенком неудовольствия. Но молчание затянулось, пора было что-то решать.

– Хорошо, – подал голос Крейзи. – Мы согласны с твоим предложением. Ты бери топор и иди, намечай стволы под валку, а мы сейчас подойдем. Мы только что с дороги, дай нам на сборы десять минут.

– Десять минут, не больше! – кивнул Дан, подхватил топор и скрылся в лесу. Когда его синий костюм перестал быть виден между деревьями, мы вздохнули свободней. Я налил по стопке Элберетовки, мы выпили и принялись судить, как бы нам избавиться от этого назойливого пидараса. Первым осенило Барина.

– Вставай, Джонни, – позвал он. – Есть идея!

С этими словами он подошел к сумке, которую оставил Дан, и расстегнул молнию. Распахнув края сумки пошире, Барин принялся туда ссать.

– Чего ждешь? – обернувшись через плечо, спросил он у меня. – Помогай!

– Зачем?! – удивился я, однако спорить не стал.

Вдвоем мы обоссали всё так, что в сумке сухого места не осталось. После этого Барин подобрал какой-то сучок, брезгливо подцепил им молнию на сумке и застегнул. Весьма довольные сделанным, мы вернулись к костру.

– Слушайте теперь сюда! – объявил Барин. – Если отпиздим этого кретина, то у нас будут проблемы. Скажут, что мы ни за что его отпиздили. А теперь есть очень хороший повод. Барин сделал руками жест – дескать, пригнитесь поближе – и зашептал:

– Сейчас он увидит, что мы не идем, и вернётся. Тут я у него спрошу – Дан, а нет ли у тебя туалетной бумаги? Если скажет, что нет, то ты, Крейзи, попроси у него какой-нибудь еды. А если он и еды не даст, то Тень пусть требует у него авторучку для строительного чертежа. Он полезет в сумку, увидит, что внутри все обоссано, и начнет нам предъявлять. Скажет: «Суки, да вы мне в сумку нассали!»

– Тут ему и пиздец! – врубился я. – Мы его хуярим, а потом, чуть что…

– Заявляем, что он принес нам обоссаную сумку, да еще и в бычку полез! Никто при таких раскладах за него не впишется – а мы уйдем в железобетонный отказняк. Типа – мы не ебнутые, чтобы ссать ему в сумку! На хуй нам проблемы, чё вы нам тут предъявляете? На том и порешили. Но плану Кузьмича исполниться не было суждено. Минуло десять минут, потом полчаса, и только на исходе часа какой-то парнишка прибежал с «мастерской» на нашу стоянку и закричал:

– Дан себе по голове топором попал! У него сотрясение мозга и сетчатка на глазах отслоилась!

– Очень хорош… – начал было Тень, но сразу же поправился. – Вернее, как это вышло?

– Он говорит, что замахнулся топором и случайно попал себе обухом по лбу, – скороговоркой выпалил парнишка. – Так что вы его не ждите… Где его сумка?

– Вон стоит, – показал Крейзи. – Отнесешь ему, ладно?

– Так я за ней и пришел! – ответил парнишка, поднял сумку и убежал.

Когда он ушел, мы поставили следственный эксперимент. Заставили Злую Голову взять топор и проиллюстрировать: как же это Дан попал себе обухом по голове? Но ничего вразумительного у Никки не вышло. Так что мы пришли вот к какому выводу – по некоторым вопросам Дан даже больший долбоеб, нежели Злая Голова. Проведя полевое совещание, мы признали Дана годным и зачислили его в Список Неуподоблюсь под именем «Дан Московский».

Дан был не единственный, кто не умел обращаться с топором. Вечером того же дня Брайн, больше всех суетившийся насчет постройки моста через реку, едва не отрубил себе ногу. Он звал и нас строить этот мост (чтобы на наш берег смог переехать запорожец московского Углука), кивая на несданные Ленскому взносы. Но работать на постройке моста нам не велела традиция. Мы не платили на играх ни разу и никогда не работали, а уж если брались – то больше всего об этом потом жалели недалекие работодатели. По всему выходит, что мы были правы – Брайн и взносы заплатил, и работал, а едва не остался за своё глупое усердие без ноги. Во время постройки моста случилось и еще кое-что.

Москвич Отче Федор вздумал проводить подводные работы на дне реки – заколачивать кувалдой крепеж для деревянных свай. Для этого он присоединил к противогазу резиновый шланг и полез в воду. Конец шланга Отче Федор оставил плавать на поверхности воды, поддерживаемый несколькими пустыми баллонами из-под лимонада. Чтобы туда не затекла случайная влага, Отче Федор надставил шланг обрезанной пластиковой бутылкой наподобие воронки. Это-то его и подвело.

Наблюдавший за стройкой Дурман увидал, как эта воронка соблазнительно покачивается возле берега – и вылил в неё целый котел воды. Несколько секунд все было спокойно, а затем на поверхности появились стремительно расходящиеся круги. Это бесновался под водой Отче Федор, неожиданно вдохнувший вместо живительного воздуха полную грудь мутно-желтой речной жижи.

На следующий утро мы с Кузьмичом спровоцировали бунт Злой Головы. Присев напротив него у костра, мы принялись вести вот какие разговоры.

– Не дохуя тебя Крейзи уважает, если все время гоняет то за дровами, то за водой, – начал я, пристально глядя на Никки.

– Да уж, – поддержал меня Барин. – Он вообще охуел. Но ты, видно, таким обращением доволен? Или все же нет?

Голова слушал нас с растущей заинтересованностью, так как тема перекликалась с его самыми затаенными мечтами. На таких, как Голова, подобные слова действуют подобно потокам воздуха, проникающим в сморщенный мешок. Вот мы с Кузьмичом и принялись «надувать» Голову, увеличивая постепенно его самомнение и решимость.

– А не так-то он силен, это Крейзи, – высказался я. – Вполне можно было бы послать его на хуй!

– Точно! – тут же подхватил Барин. – Как только он откроет рот, так прямо ему и сказать: «Иди-ка ты на хуй! Сам cходи себе за водой!»

– А уж мы бы тебя защитили от него, если что! – добавил я. – Дали бы ему пизды! Мы продолжали в таком духе до тех пор, пока не проснулся Крейзи. Он вышел к костру, уселся напротив Никки и как бы невзначай обронил:

– Голова, а Голова? Где вода-то?

Никки секунду смотрел на него, а потом на его прыщавом лице появилось выражение отчаянной решимости. Вот, казалось ему, наступил момент истины, возможность стряхнуть многолетнее иго и наконец-то почувствовать себя наравне с остальными! Не бегать спросонья за водой, а лежать на удобном «диване» в ожидании утреннего чая. Не таскать неподъемные рюкзаки, а прогуливаться налегке, попыхивая длинным косяком. Голова собрался с силами, встал и сказал как мог более веско:

– Какая я тебе Голова? Пошел ты на хуй, сам иди за водой!

Мы с Кузьмичом настаивали, чтобы Голова добавил к этому «пидарас», но это было слишком, на это Никки уже не отважился. Но и так получилось ничего. Крейзи некоторое время сидел молча, не в силах поверить собственным ушам, а Голова принял это временное затишье за полный успех. Победно оглянувшись на нас, он крикнул, глядя прямо Крейзи в глаза:

– Да, да, Крейзи – пошел ты на хуй!

Тут Крейзи встал, выхватил из костра полутораметровую головню, рдеющую на конце подобно багровому протуберанцу, и направил пылающий конец прямо Голове в лицо. Никки, силясь спастись от соприкосновения с пылающими углями, бросился назад, но споткнулся и упал на спину. Он полз на лопатках, а Крейзи шел рядом, приставив головню ему к подбородку.

– Джонни, Джонни! – заверещал Никки испуганно, не в силах повернуть голову и лишь кося в мою сторону выпученным от ужаса глазом.

Но так как я сидел с самым счастливым лицом, то Голова принялся взывать к Барину, ища обещанного спасения у него:

– Барин, Барин!

Но поскольку и Барин лежал в покатуху и не торопился его спасать, то Голова прибег к последнему средству.

– Крейзи, Крейзи! – истошно завопил он. – Крейзи, Крейзи-и-и!

Так был подавлен бунт Злой Головы, и снова установился привычный распорядок: мы нежились на «диванах» и курили длинные косяки, а Голова суетил с водой и с дровами. Свет летнего солнца падал сквозь еловые кроны веселыми бликами, погода стояла чудесная, и нам захотелось немного размяться. Мы взяли специально заготовленные колья и только принялись друг друга молотить, как вдруг нас прервал чей-то мягкий и как будто обволакивающий голосок:

– Что же это вы все деретесь, а реверса не делаете?

Мы обернулись и застыли, потрясенные увиденным. Прямо на нашу поляну вышел худощавый тип средних лет, горбоносый и кучерявый. Он был одет в помпезные и странные одежды, но больше всего нас поразило, что он ярко напомадил себе губы и подвел глаза. На уши он налепил кусочки пластыря, таким образом несколько их удлинив.

– Кто ты такой? – резко спросил Барин. – Какого хуя тебе здесь надо?

– Меня зовут Маккавити, – представился нам раскрашенный незнакомец. – А на этой игре я буду эльф Фиалхаст.

– Да какой ты эльф? – возмутился Крейзи. – Если ты эльф, тогда мы кто?

– Шел бы ты отсюда, – предложил Барин. – Иди, в другом месте поищи, кто тебе реверс сделает!

– Нет, – улыбнулся Маккавити. – Вы неправильно поняли, реверс – это удар торцом на возврате, сейчас я вам его покажу…

– Ну-ка на хуй! – возразил Барин. – Без тебя обойдемся! Не надо нам твоих «ударов торцом», ни «реверса» твоего, ни тебя самого!

На том и распрощались, но этот случай плотно засел у нас в памяти. Долго еще слово «реверс» вызывало негативные ассоциации, воскрешая в памяти напомаженные губы и подведенные глаза. С тех пор выражения «реверс» и «удар торцом» превратились в нашем понимании в ругательные и стали обозначать, благодаря встрече с Маккавити, гомосексуальный половой акт.

Под вечер мы принялись за своё любимое дело – стали жечь вещи спящего Головы. Жечь чужие вещи – своеобразная культура, тут нужен особый подход. Нельзя делать это впопыхах, ведь тогда вы получите минимум удовольствия. Тут необходимо тщательно подготовиться. Если вы освоите эту практику, то вам не понадобится больше ни филармония, ни театр – так возвышенно и блаженно вы будете себя ощущать.

Сначала Крейзи вбил в костровище несколько рогатин и повесил на них принадлежащий голове плащ от ОЗК.[89]89
  Аббревиатура: Общевойсковой защитный комплект.


[Закрыть]
Крейзи повесил его так, что полы скрывали приготовленные дрова, а рукава были подняты вверх. Было похоже, будто в сумерках над костровищем встала серая фигура с воздетыми к небу руками. Затем мы приготовили лежаки и устроились поудобнее: Крейзи раскурил жирный косяк, а мы с Тенью раскупорили бутылку клубничной Элберетовки. Прикурив косяк, Крейзи распахнул полу Головинского ОЗК и сунул догорающую спичку в кучу заранее приготовленной бересты и древесной трухи.

Стремительно вечерело, но сумрачное небо еще хранило последние закатные отсветы. Вскоре из рукавов плаща заструился густой дым. Рукава стали похожи на пару заводских труб – сначала дыма было немного, но потом тяга пошла, и к небу поднялись два темных, сыплющих сажей столба.

– Божественно, – неподвижно глядя вперед, выдохнул Крейзи. – Это действительно прекрасно! У меня самого чуть слезы не навернулись на глаза. Так великолепен был Головинский ОЗК, эманирующий в гаснущее небо струи плотного черного дыма. Они поднимались вверх, к низким облакам, на которых опочили последние багровые отсветы. Но вскоре солнечный огонь сменился другим пламенем – шипящим и красным, разгорающимся на земле. Это не выдержали температуры прорезиненные стенки плаща, отпустив наружу скрытый до поры жар. Темнота отступила, когда исполинская пламенеющая фигура встала над костром, сыпля во все стороны багровыми каплями.

– О-о! – воскликнул в восхищении я. – Немыслимая доселе красота!

– А ботинки-то? – вскинулся Тень. – Ботинки-то как? Тут мы вспомнили, как Злая Голова распинался о достоинствах своих новых ботинок.

– На сто тысяч километров пути с подошвы сойдет лишь двадцать наномолекулярных слоев, – вещал Никки, – а плотность материала такая, что её совершенно невозможно проткнуть.

– Давайте-ка проверим, – предложил я, – так ли это?

Стали искать Голову и нашли его в собственной палатке. Ботинки хитрая Голова одел на ноги, чтобы мы их не украли. Крейзи, взяв старую консервную банку, натыкал в ней ножом множество дырок, положил туда немного углей и древесной смолы. Когда импровизированная дымовуха разгорелась как следует, Крейзи отодвинул занавес у входа в палатку и сунул дымовуху внутрь. Минут пять все было спокойно, а потом послышался кашель. Стенки палатки зашевелились, и мы увидели, как Голова выпихивает банку из палатки ногой. Для сонной Головы и это было непросто, втянуть ногу обратно у Никки уже не хватило сил. Крейзи удовлетворенно кивнул и оставил все, как есть.

Сев у костра, мы принялись рассуждать, как испытать наномолекулярные слои на подошвах Головинских ботинок наилучшим образом. Оказалось, что у Крейзи есть с собой здоровенная швейная игла, и мне пришла на ум мысль приспособить её в качестве наконечника. Врезав иглу ушком в древко стрелы, мы обмотали наконечник проволокой, тщательно проверили прочность крепления и остались сделанным премного довольны.

Постелив одеяло перед входом в палатку, мы принялись курить гашиш и созерцать будущее. Лично для меня оно было очевидно – мой взгляд падал то на лук и стрелу, сложенные на одеяле, то на подошву Головинского ботинка, немного торчащего из-под закрывающего вход полога. Такие моменты словно тишина в горах, что предстоит камнепаду – еще все спокойно, тихо идут по небу перистые облака, но кто-то уже встал над осыпью и взял в руки увесистый валун. Мы докурили косяк, и я поднял лук с одеяла. Это устройство работы Гоблина, набранное из текстолитовых прутков, натягом примерно в восемнадцать килограмм. Из него мне удалось выстрелить со своего балкона в противостоящую моему дому школу и попасть в перекрестие рамы на четвертом этаже. Признаю, что я целил в стекло и надеялся, что оперенная пластиком стрела разобьет его и вонзится в одну из парт, но промазал. Порыв ветра отнес стрелу, и она увязла в раме. Школьный учитель, удивленный и взволнованный таким происшествием, выбрался на подоконник и принялся её тянуть. Больше всего я жалел тогда, что приготовил только одну стрелу. Но иногда и одной хватает.

Я наложил древко прорезью на тетиву и потянул. Упругая сила сопротивлялась мне, но я продолжал плавно выбирать капроновый шнур, пока не кончилась длина стрелы. Игольчатый наконечник нацелился прямо в пятку Голове, и тогда я выдохнул и спустил тетиву. Стрела мелькнула, древко с сухим стуком хлопнуло о подошву, задрожало и так и осталось торчать. Каблук не пропустил дерево внутрь, но швейная игла длиной в палец полностью ушла в глубину.

– Фуфел слои, – услышал я тихий вздох Тени и собрался кое-что прибавить от себя, но мне не дали. Над поляной и лесом, над полигоном и над всем Кринном, пронзая стволы деревьев и густой туман на полях, ероша хвосты кендеров и пугая задремавших драконов, разнесся пронзительный крик. Он был подобен визгу поросенка на бойне – длился, не умолкая, ширился и далеко разносился окрест. Это, обхватив себя руками за ногу и глядя выпученными глазами на торчащую стрелу, надрывался из глубины палатки Злая Голова.

Ночью, гуляя с бутылкой Элберетовки по полигону, Барин наслушался всяких разговоров и сплетен. Известное дело, люди любят слухи да пересуды, в игровой тусовке ходило огромное количество разнообразных историй и причудливых легенд. Многое из этого мы принимали за чистую монету, пока про нас самих не поползли подобные слухи. Вот тут-то мы и поняли, чего стоит этот «испорченный телефон».

Возле границы поля Барин заметил свет небольшого костра. Подойдя к огню, он поздоровался с людьми, его пригласили присесть и выпить по стопке. Попутно один из местных обитателей – высокий парень в конической меховой шапке – осведомился у Барина:

– Не боишься ночью один ходить?

– А что такое? – удивился Барин, по обыкновению прихвативший с собой под ватником железный топор. – В чем дело-то?

– Приехали тут одни, из Питера, – пояснил его собеседник. – Сатанюги, каких свет не видывал. Люди злобы невероятной, они…

– А, что там говорить! – вмешался еще один обитатель этой стоянки. – У меня кореш есть в Питере, так он рассказывает, они там у себя совсем вызверились! Сатане молятся и человечину едят, а дерутся железными трубами!

– Что? – удивился Барин, поначалу не понявший, про кого идет речь. – Я и сам с Питеру, но про такое не слышал. Что за народ-то?

– Грибные Эльфы, – шепотом объяснил парень в конической шапке. – Они вчера заехали. А нынче с их стоянки такие крики неслись, что сердце стынет. Изверги, не люди!

– Да ладно гнать-то! – миролюбиво отмахнулся Кузьмич. – Фуфло это всё!

– Слышь! – довольно грубо перебил его второй парень. – Не знаешь, так молчи! Брат дело говорит! Так и пошло: один скажет, а другие подхватят. Поначалу мы про это не ведали, но досужие языки мололи по тавернам и площадям, а праздные уши внимали. Слухи ширились, но не умолкали, так как тема была благодатная. Вскоре в кипящем океане людских пересудов у нас появилась собственная волна. Мы и сами вещали на ней, и другим не запрещали: милое дело сойтись с людьми и обменяться историями. Нам нравились легенды тех лет – про московских щитников, сцепившихся во время демонстрации с ОМОНом и взявших штурмом метро, про железные турниры, где реками льется человеческая кровь, и про страшный меч из вертолетной лопасти – зенитку Минигана.

Истории возносили своих героев, и у костров творилось древнее волшебство – там люди превращались в сказочных персонажей. Такого уже не увидишь в обычном мире, там телевидение и пресса готовят стимулы для заранее просчитанных реакций электората, мифам и легендам среди них места нет. На играх же все было не так: рекламы не дашь, информация распространяется окольными путями, правда реальности исчезает и превращается в истину сказок. Жизнь прожита не зря, когда про тебя говорят, и однажды на собрании коллектива Барин сказал:

– Хочу, чтобы у нас была самая известная ролевая команда!

Остальные братья согласились с этим намерением, но были и сомнения насчет путей для достижения такой возвышенной цели. Тогда Крейзи обратился к сокровищнице старых мультфильмов и процитировал многомудрую Шапокляк:

– Кто людям помогает, тот тратит время зря! – веско заявил он. – Хорошими делами прославиться нельзя!

На том и порешили. Этой же ночью мы бросили еще один камень в копилку людских сплетен, разговоров и пересудов. В рамках игры я, Крейзи и Тень были жрецами Юхиббола Сага, Отца Всех Зверей. Мы запланировали и провели грандиозный обряд, подписав общественность и присмотрев место на поляне перед новой крепостью клана Порося.

Это была грандиозная постройка из сырых бревен – двенадцатиметровый донжон, окруженный высокой бревенчатой стеной. Ворота крепости выходили на сумрачную поляну, образованную широким кругом старых елей. Они стояли стеною до самого неба, и только над ними, на тридцатиметровой высоте, виднелся призрачный купол июльских звезд.

Посреди поляны сложили огромную кучу дров, а вокруг собралось больше сорока человек народу. Дурман с товарищами приспособили полые колобахи над земляными ямами под барабаны, все выпили водки – и тогда Крейзи подошел и поджег хворост. Когда пламя лизнуло ветви, в дело вступил первый барабан.

Непростое это дело – подобные мероприятия. Есть такие, кто считает, будто в обрядах на играх главное – постановка и красота. Это полное фуфло, так как постановка и красота главное в театре, а вовсе не на игре. На такой обряд публика реагирует, как на дешевую оперу – смотрит с легкой скукой, а потом аплодирует и сморкается в платок. В обрядах же на играх главное – массовое безумие и коллективный кураж.

Для этого необходимо зомбирующее сочетание барабана, крика и ритмичного танца. При этих условиях можно обойтись одним алкоголем и не тратить наркотики. Люди втягиваются не сразу, но постепенно тема захватывает всех. Барабан начинает дело, медленно и ритмично проникая в подкорку, а кто-нибудь должен в это время «пойти в люди» и начать заводить народ. В этот раз эту работу взял на себя Тень.

Возникло концентрическое движение, вокруг костра образовались два разнонаправлено вращающихся круга людей: «по» и «против» часовой стрелки. Пошла по рукам припасенная заранее водка, пламя постепенно разгорелось – и тогда подключились новые барабаны.

– А ну, – заорал я, выходя на центр поляны, – хуй ли движемся, как очередь в зубной кабинет? Зачем мы здесь?

– Чтобы! Позвать! – рублеными, надсадными воплями ответил мне из толпы собравшихся Тень. – Юхиббола! Сага!

– Юхиббола Сага! – заорал я, поднимая заготовленный специально для этого посох. – А ну, позовем! И уже вместе, под нарастающий грохот барабана, мы начали:

– Юхиббол Саг! Юхиббол Саг! – постепенно толпа подхватила этот клич, сначала нестройно, а потом все более ритмично и слитно: – Юхиббол Саг!

Поначалу я орал, как резаный, а мой голос далеко разносился окрест. Но теперь я кричал и сам себя не слышал. Так ухало над поляной, над гудящим костром и над бешено вращающимися человеческими кругами гулкое и страшное:

– ЮХИББОЛ САГ! ЮХИББОЛ САГ!

Крик то затухал, то вновь поднимался, и тогда заполненные барабанным ритмом мгновения относительной тишины сменялись внезапными взрывами. Люди в толпе вскидывали руки и вопили, выкликая Юхиббола. У нас уже был опыт таких мероприятий, ведь по сути это то же самое, что петь «маму». Сначала ты делаешь это как бы в шутку, но потом тебя захватывает гипнотическое чередование движения и ритма, а окружающая толпа действует как усилитель. Так недолго перекинуться – от таких обрядов сознание тает, а окружающая реальность плывет. Буря чувств поднимается изнутри, ноги сами пускаются в пляс, и все тело движется, как заводной автомат. Горло испускает чудовищный рев, руки мечутся по сторонам, а человек в такие моменты находится ближе всего к миру подлинного волшебства. Когда большинство окружающих стало соответствовать этому определению, я дал отмашку, барабаны сменили ритм, а на центр поляны вышли Рыжая и Крейзи.

В круге желтого света их лица выглядели неестественно бледными. Подойдя к огню, они обратили взгляды к небу и начали говорить – медленно, тяжелым речитативом. Из того, что они говорили, я не понял ни слова, но их голоса, размеренные и плывущие, проникали внутрь черепа не хуже звуков барабана. Они словно пели, а вокруг, подняв руки, кружились люди, слышно было тяжелый, мерный топот множества ног. Пока это творилось, ясное доселе небо заволокло тяжелыми тучами, а в их нависающем спокойствии я почувствовал дыхание близкой грозы. Когда Рыжая и Крейзи закончили петь, я снова дал отмашку. Барабанный ритм сменился и, нарастая, потек над поляной.

– Отец всех зверей, Юхиббол Саг! – крикнул я. – Яви нам свою мощь! Я вскинул посох, и над поляной грянуло, поднимаясь к почерневшему небу:

– ЮХИББОЛ САГ!

И небо ответило, раскрылось прямо над нами ветвистой молнией, засияло и зашипело прямо над головой. В один момент свет костра сделался тусклым и незаметным, а темнота исчезла, сменившись мгновенной вспышкой нестерпимого света.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю