Текст книги "Сказки темного леса"

Автор книги: Djonny

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 52 страниц)

Индейские истории (часть 2)
Пламенный посланник

«Если в воду броcить камень, то появятся круги. С событиями похожая ситуация. И вот что важно запомнить: наше дело кидать камни, а круги – не наша забота».

– Война, брат! – с порога заявил я, как только сонный Крейзи отворил нам двери своего жилища. – Ты слышал – ВОЙНА!

– Какая еще война? – недовольству Крейзи не было предела. – С кем?

– С индейцами, – ответил я. – У нас с ними вот какая хуйня вышла…

Оттолкнув Крейзи в сторону, мы прошли в комнату и расселись в глубоких креслах. Большая комната в доме Крейзи отведена под оранжерею – стены и потолок увиты вьюнком, в углу высится декоративный клен, на подоконнике выстроились в ряд крохотные орхидеи. Откинувшись на мягкие спинки, мы с Панаевым принялись наперебой рассказывать Крейзи историю ночных похождений.

– Имеет место нападение на инспекторскую группу, – суммировал я, – по крайней мере, так это можно будет представить. Напишем донос в Комитет, пусть они направят копию в Лужское лесничество и местным ментам. Это прикроет нас на тот случай, если индейцы после нашей «ответки» вздумают сами подавать заявление.[216]216
  Мы рассуждали так – если пожаловаться первыми, будет больше шансов оказаться правыми в случае чего. Мы полагали, что вмешательство Комитета и тот контекст, в котором мы представили проблему, поставят возможных «заявителей» от лица индейцев в неудобное положение. На каждую поездку мы выписывали в Комитете маршрутный лист, что позволяло нам трактовать действия индейцев как «вооруженное нападение на членов природоохранного патруля». А в таком свете даже обоснованные жалобы противоположой стороны будут выглядеть просто отговорками в рамках состряпанного ими «встречного заявления». Правда, оставалась возможость, что индейцы окажутся приличными людьми и в милицию не побегут. Мы решили дожидаться их решения, направив в Комитет «предупреждающую жалобу» – а вот обязательного в таких случаях заявления в местный отдел решили не подавать. Если после нашей «ответки» от индейцев не поступит заявы – отмолчимся и мы, ну а если все же придет донос – впишем организаторов «Пау» в блудняк с незаконным природопользованием и нападением на инспекторскую группу.


[Закрыть] После этого можно будет собирать братьев и думать, как нам взгреть Мато за его выходку.

– Сегодня среда, – нахмурился Крейзи, – вряд ли мы соберем до вечера много народу. А индейцев, ты говоришь – человек двести, и из них не меньше половины мужиков. При таких обстоятельствах дать грамотную «ответку» будет ой как непросто!

– Что же теперь? – отмахнулся я. – Попробовать-то надо! Давай бумагу, будем донос писать! Усевшись поудобнее, я взял ручку и начал строчить. Вот что у меня в конце концов получилось:

Исполняющему обязанности начальника Комитета по Лесу Ленинградской области Г. Б. Великанову.

ОТЧЕТ О ПРОВЕДЕННОМ МЕРОПРИЯТИИ В РАМКАХ КАМПАНИИ «ПЕРВОЦВЕТ».

20.05.1998 г., инспекторской группой в составе ___, проводилось патрулирование поймы реки Ящеры (участка, примыкающего к станции «Толмачево» Октябрьской железной дороги). Поводом для патрулирования послужило несанкционированное массовое мероприятие (численность участников до 250 человек), которое проводят в этом районе неустановленные лица (с их слов – реконструкторы индеанизма).

Самовольно заняв участок поймы под свои нужды, данные лица ведут рубку сухостоя на корню, разводят костры и загрязняют прибрежную полосу мусором и отходами человеческой жизнедеятельности. При этом участниками мероприятия вытаптываются и разоряются места произрастания редких видов дикорастущих цветов.

При попытке выявить организаторов мероприятия инспекторская группа подверглась нападению неизвестных лиц из числа участников. Последние несколько раз выстрелили в сторону членов патруля из пистолета системы ТТ, сопровождая свои действия грубыми угрозами и нецензурной бранью. После этого те же лица напали на инспектора Панаева, в ходе чего один из них нанес последнему несколько сильных ударов деревянной дубинкой по голове.

В связи с этим просим руководство Комитета направить данный материал в соответствующие службы и обеспечить для наших инспекторов контакт с представителями власти и лесничества на местах.

Старший группы, общественный лесной нспектор ____

число, подпись.

В полдень эта бумага легла на стол к товарищу Беспалько, а к середине дня копии этого документа достигли (с помощью факса) Лужского ГОВД. Оттуда в Толмачевский ОМ была послана телефонограмма, обязующая местную милицию предоставить для урегулирования вопроса автомобиль и четверых автоматчиков.

После этого Беспалько направил запрос в Толмачевский феод Комитета, подключив к акции обуздания местного лесника. Ему было предписано ждать нас завтра в полдень возле отдела, заодно с местными ментами. Подготовив таким образом «почву для отступления», мы покинули Комитет и принялись за подготовку собственной акции, назначенной на эту ночь. Мы не хотели полагаться на других и вовсе не собирались доверять сторонним ментам осуществление мести. Около шести часов вечера братья собрались на парапете станции метро «Черная Речка» и принялись обсуждать готовящееся мероприятие.

– Прямая атака при нынешних обстоятельствах – это очевидная утопия! – категорично заявил Строри. – Мы не успеем собрать столько людей, а ждать в нынешней ситуации было бы совершенно неправильно! Я думаю, пять – семь человек будет вполне достаточно.

– Какой план? – спросил Барин. – Что работаем?

– Воду они берут из реки, – начал прикидывать я, – значит, притравить лагерь у нас не получится. Вылавливать в ночи одиночек и отдельные группы опасно и ненадежно, а …

– У Антона есть помповое ружье, – вспомнил Строри. – Так почему бы нам…

– Идите на хуй! – тут же возразил Крейзи. – Это уже чересчур!

– Им, значит, можно по нам стрелять, – возмутился Панаев, – а нам нет?

– А если вписать в погром местных? – предложил Барин. – Представиться индеанистами, навыебываться и кого-нибудь отпиздить?

– Закопать им под кострище газовый баллон! – вскинулся Панаев. – Полный, чтобы он как следует ебнул! Они, небось, щупом кострища не проверяют? Тут им и…

– Нереально все это! – перебил его Строри. – Баллон хорошо класть, пока люди еще не заехали, а как с местными выйдет – тоже неведомо наперед. Отпиздим кого-нибудь в поселке – и чего? Где гарантии, что люди из-за этого поднимутся? И если поднимутся, то что? Индейцев больно уж дохуя!

– Остаётся поджог! – резюмировал я. – Подберемся поближе, обольем типи Мато бензином, подожжем – и руки в ноги! Ничего другого нам просто не остается! Как вам такое предложение?

– Дельно, – кивнул Строри. – Хороший план!

– В самом деле, – поддержал его Барин. – Давайте так и поступим!

В полтретьего ночи мы заняли позицию на краю поля. Там, где начинается поросший травой склон, спускающийся на «нижний луг», почти к самой воде. В прибрежной полосе лежал слой плотного тумана, из которого торчали только верхушки типи – матерчатые конусы с острыми венчиками торчащих в разные стороны жердей. Туман лежал чуть выше уровня поля, так что нам казалось – у нас под ногами разлили целое озеро молока. Ветер утих, было сумрачно и почти совсем тихо.

Спрятавшись в траве на краю поля, мы откупорили бутылку конька и принялись совещаться. Нас было семеро – я, Крейзи, Строри, Барин, Панаев, какой-то приблудный ролевик с Черной Речки (имени его никто из нас не запомнил, так как мы вписали его в этот блудняк, что называется, «с ровного» – чтобы нам было веселей ехать) и Крейзин знакомый «копатель» из Петергофа по прозвищу Башмак. Последний был младше нас лет на пять, но уже не раз ездил с нами, заслужив между нашими товарищами еще одно прозвище – Сережа-Тоже.

За время пути Башмак рассказал нам несколько весьма поучительных историй из жизни «черных следопытов». Одна из них произошла лично с ним, а вот остальные ему принесла на крыльях всеведущая народная молва (то есть читателю не следует воспринимать последние две истории Башмака слишком серьезно). И сейчас мы как бы предоставим Башмаку возможность рассказать нам все это еще раз.

– Прикиньте, – толковал нам Башмак, – повадились мы с корешами ездить копать. Наберем с собой спирту, обожремся до беспамятства – и давай чудить. То взорвем чего-нибудь, а то возьмем каждый по две мины-лепешки заместо литавр. Идешь пьяный и хуяришь одна об одну, словно в оркестре каком-нибудь. Как-то раз набрали мы всего этого просто немерено и поехали домой. И такие были при этом пьяные, что я ебнулся при входе в вагон, а все наше «добро» у меня из рюкзака прямо на пол посыпалось. Поднимаю я глаза – и что же вижу?

На этом месте Башмак очень убедительно демонстрировал, какое у него на тот момент было лицо. Ничего не скажешь – видать, здорово удивительно ему было.

– В первом же «купе», – продолжал Башмак свою историю, – сидят шестеро ментов и таращатся на меня во все глаза. И не на меня даже, а на мое снаряжение. Взяли нас тогда и оттащили в отдел, а на хате у предков обыск устроили. Родичи поначалу не верили ментам, сердились и кричали. Но когда увидели, как менты достают у меня из-под кровати пяток ржавых снарядов – враз кричать перестали. Это даже их проняло. Вторая история Башмака была такая.

– Подо Мгой это произошло. Там много кто копает, так что люд ходит разный. Вот едут как-то менты на своем «козелке» по Мурманской трассе, и видят – прет по обочине человек, а к рюкзаку у него подозрительная труба присобачена. Хуй ли там – остановились, высыпали из машины. Стой, кричат ему, ни с места, милиция! Человек их увидел и в лес бросился, а они за ним. Все побежали, даже водитель из машины вылез и давай скакать по обочине – дескать, чего там? Эх, блядь, совсем ничего не видно! Это-то его и спасло. Когда из лесу прилетело, он даже дернуться не успел. Вз-зш-трых-быбых-пиздых! Хуяк – и лобовое стекло выбито, а на месте водителя балда от панцершрека[217]217
  «Полный пиздеж, так как на тот момент, когда немцы находились в районе Мги (1943 г.), в войсках Вермахта еще не были приняты на вооружение противотанковые средства этого типа».


[Закрыть] дымит. Старая оказалась, так что ему еще повезло. Третья история Башмака была совсем дикая.

– В самой Мге это случилось, возле сберкассы. Один чел выкопал противотанковое ружье и решил из него обрез себе сделать, чтобы ограбить с этим обрезом инкассаторский автомобиль. Он неподалеку от сберкассы жил, так что эти пидоры здорово ему глаза намозолили. Ну, все сделал как надо, а испытывать нечем – патронов к ружью оказалось всего два. Тут не до испытаний – так может и на грабеж не остаться. Вышел он в нужное время из дома – смотрит, а от сберкассы машина инкассаторская отъезжает. Вынул из по куртки обрез, да как врежет от пуза – и прямо ей в передок. Одного он не рассчитал – что ему этот выстрел сложным переломом (кисть да локоть) аукнется. Больно уж у ружья отдача оказалась велика. Инкассаторы, когда из машины вышли, не то что стрелять, а даже бить его поначалу не стали. Они и так пересрались, когда им какая-то хуйня наискось салон продырявила. А потом выяснилось, что эта хуйня сначала блок цилиндров прошила, а на вылете из салона задний мост изуродовала и в землю ушла.[218]218
  «Даже „необрезанные“ противотанковые ружья наибольшего калибра, такие, как отечественные ПТРД (противотанковое ружье системы Дегтярева калибром 14,5 мм) и ПТРС (противотанковое ружье системы Симонова калибром 14,5 мм, имеющее ряд конструктивных особенностей, делающих его непригодным для изготовления рабочего „обреза“) вряд ли способны произвести описанный выше эффект».


[Закрыть] Так что все там просто с этого охуели, а особенно – сам стрелок. Ему потом семь лет дали, за смелость. Выпив как следует и раздавив косяка, мы принялись за непростое дело – «выбор цели». Шаря взглядом по прибрежному лугу, мы пытались вычислить среди нескольких десятков типи нужное. Для опытного индейца это не проблема – а вот нам все типи казались «на одно лицо»!

– Которое из них Мато Нажина? – поинтересовался Крейзи, оглядывая открывающуюся с холма туманную перспективу. – А, Петрович?

– Да как тут поймешь? Одни верхушки торчат! – огрызнулся я, по пояс высовываясь из травы и вглядываясь в плотный, как будто осязаемый туман. – Утром его типи у реки стояло, почти с самого краю. Но сейчас я его там не вижу!

– А он не мог его снять? – шепнул Панаев. – Сложил, запихал в другое типи и теперь сидит и в ус не дует…

– Не хуй мозги ебать! – возмутился Барин. – Подожжем ближайшее! А иначе куда мы потом будем сьебывать? Представляете, сколько их оттуда повылазит?!

– Хм… – скривился Крейзи. – Мы вроде как с Мато воюем!

– Ответку дать один хуй надо! – возразил я. – Так что давайте хоть что-нибудь подожжем. Почти наверняка Мато здесь прячется – не такой это человек, чтобы съезжать из-за всякой ерунды. Свое типи он снял, но остальные-то никуда не делись. Наведем на них огонь, хау?

– Хау! – поддержал меня Строри, вскидывая ладонь вверх. – Нечего нюни разводить. Подожжем что сможем и валим отсюда! Кто пойдет?

Следующие несколько минут прошли в спорах о том, на чьи плечи ляжет эта почетная обязанность. Поначалу мы думали послать на это дело «приблудного ролевика», но потом передумали. Спрос с него был невелик, к тому же он уже и так немало нас сегодня развлек. По его словам, он только что вернулся из армии, где его два года учили «ну просто охуеть каким опасным вещам». Он то и дело порывался упасть на живот и начать ползти, так что нам приходилось его то и дело одергивать.

– Ну куда ты поползешь?! – увещевал его Крейзи. – Ты же не улитка и не змея. Хочешь подобраться тихонько – возьми и подойди, зачем ползать-то? Нешто червяк какой-то! Понятное дело, нашего «нового друга» все это здорово злило.

– Боевое перемещение… – пытался втолковать он, но его не слушали. Видно было, что ситуацию он понимает по-своему, и что положиться на него в таком деле нельзя. Хочешь сделать что-нибудь хорошо – сделай это сам, поэтому я не стал спорить, когда Строри неожиданно заявил:

– В этот блудняк нас втравили Джонни и Тень, так что им и идти! – при этом он поднял открытую ладонь вверх и веско добавил: – Хау, вожди! Он был совершенно прав, так что я встал из травы и принялся собираться.

– Панаев, пошли мстить! – позвал я, напоследок прикладываясь к горлышку коньячной бутылки. – Пора!

– Уже иду, – кивнул Тень, еще раз ощупывая пальцами пластырь у себя на башке. – И так заждался! Он вынул из кармана полуторалитровую бутылку с бензином, встал и мягкой, крадущейся походкой начал спускаться с холма. Я пошел следом за ним, нервно крутя между пальцами теплый столбик пьезоэлектрической зажигалки. Крейзи считает (и тут я с ним полностью согласен), что у кремневой зажигалки пламя не так хорошо.[219]219
  Имеется в виду следующее суеверие – когда люди прошлого разжигали огонь для бытовых целей, оии пользовались кресалом и кремнем. А когда хотели использовать огонь для чего-то более важного, то добывали его трением – или искали огонь, который возник от удара молнии. Мы считаем, что в пьезоэлектрической зажигалке горит именно такое пламя.


[Закрыть]

Когда мы с Панаевым один за другим вошли в полосу тумана, предметы вокруг смазались и исчезли, зато звуков стало больше как будто бы в несколько раз. Плотная, как молоко, субстанция опустилась на мир, каплями оседая на одежду и сужая кругозор до нескольких шагов. Так что я едва различал фигуру Панаева, который шел по склону всего в паре метров впереди.

Постепенно глинистая почва склона сменилась молодою травой, местность выровнялась – а из тумана показались матерчатые стенки первого типи. Откуда-то со стороны до нас доносились музыка и приглушенные голоса, но в остальном лагерь индейцев был сумрачен и тих. Сколько мы с Панаевым ни вглядывались в туман – но не смогли обнаружить и следа часовых. Похоже, их просто не было.

Аккуратно облив типи бензином из пластиковой бутылки, мы с Панаевым сделали длинный отводок и бросили пустую тару на землю. Бутылку решено было оставить – чтобы у индейцев не осталось сомнений в причинах ночного пожара. (Типи, насколько мне известно, иногда вспыхивают и сами по себе.) Проверив все еще раз, я чиркнул зажигалкой, поднес огонь и бросился бежать.

Ломиться по сколу вверх – дело небыстрое, но на этот раз мы с Панаевым решили поспешить. Проносясь сквозь туман, я услышал громкий хлопок – это занялся бензин, в изобилии пропитавший полотняные стенки. А уже в следующую секунду мир за моей спиной вспыхнул, сбрасывая покров темноты и стремительно наливаясь новыми красками.

Вырвавшись из полосы тумана, мы с Панаевым на секунду обернулись. Над молочно-белым морем вставал исполинский пламенный вихрь, неистовая и ревущая огненная стихия. Туман испуганно жался, расходясь вокруг горящего типи широким кольцом. Он словно бежал, напуганный одним женским и несколькими детскими криками, рвущимися наружу из самого средоточия пламени.

Эти крики мгновенно разбудили весь лагерь. Тут и там вспыхивали фонари, между укрытыми туманом типи замелькали фигурки высыпавших на улицу людей. Сначала слышались только крики «Пожар!», но постепенно вопли и шум полностью заполнили собою долину.

– Исполнено, – выдохнул я, показывая рукой на поднявшийся переполох. – Надо срочно отсюда уходить!

Уходить решили лесом, вдоль края поля, чтобы не выходить на открытое пространство и не мозолить глаза взбешенным индейцам. Есть в жизни мгновения, когда надо улепетывать не рассуждая – и сегодняшний случай показался мне как раз из таких. Попасться индейцам в руки после такого начала обещало увечья и смерть. Бешеное пламя еще играло на обуглившихся жердях, будя в сердцах обитателей лагеря немеркнущие гневные отсветы. В таких случаях не принято рассуждать о последствиях – сначала бьют насмерть, а думать начинают потом. Мы предполагали со стороны индейцев активные меры по поиску поджигателей, и на милость поимщиков особенно не рассчитывали. Мы надеялись, что еще в самом начале успеем оторваться от преследователей и уйти к станции, но индейские боги сыграли с нами недобрую шутку. Пропустив нужный поворот, мы полчаса проплутали по лесу, выйдя под конец на то же самое место – к индейскому лагерю.

– Ошибка вышла, – удивился я, глядя в просвет между деревьями. – Эк заморочило! Языки пламени больше не плясали в холодном утреннем воздухе, но спокойнее от этого на берегу не стало. На краю поля виднелись крошечные фигурки дозорных, похоже было, что они заметили, как кто-то ломится по лесу. Часть из них принялась кричать и размахивать руками, а человек десять сорвались с места и припустили по полю в нашу сторону. Пришлось разворачиваться и опять уходить в лес.

Странная это была беготня – деревья проносились мимо, менялись тропинки, под ноги лезли овраги и бурелом. Предрассветные сумерки сделали знакомый ландшафт совершенно неузнаваемым – уже через сто метров стало невозможно определить, где мы находимся. Мне казалось, что я знаю маршрут, но нас опять закружило по лесу и через полчаса вынесло на то же самое место. Лично со мной такое было впервые – учитывая тот факт, что находились мы в родном, еще с детства знакомом лесу.

– Еб твою мать, Петрович, – взбеленился Крейзи. – Куда же ты прешь?

– Да причем тут я? – усевшись на корточки, я пытался отдышаться. – Я не за собой веду, я просто бегу первым!

– Добегаемся так! – недобро сощурился Кузьмич. – Гляди, нас опять заметили! И действительно – на краю лагеря возникла какая-то суета. Дистанция была приличная, время отступить у нас было – но так не могло продолжаться вечно.

– Крутимся тут, словно белки в колесе! – выругался Строри. – Я бы на месте индейцев решил, будто мы еще чего-нибудь решили поджечь! Гляди, как бы они не принялись за нас всерьез! Плюнув в сердцах, я опять вскочил на ноги и бросился в лес. Деревья укрыли нас от преследователей, направление я держал более чем четко и так до сих пор и не понял, каким образом лесные тропинки снова вывели нас к индейскому лагерю. Теперь мы выскочили чуть дальше, со стороны поля – аккурат на группу поимщиков из полутора десятков мужиков. Они заметили нас и припустили в нашу сторону, но расстояние было слишком велико. Пока они телепенились, мы успели пересечь поле в направлении деревни «Болото», свернуть в чащу и скрыться из глаз.

– Как бы они не решили, что мы над ними глумимся! – крикнул Строри, пока мы огибали деревню и искали выходы к железнодорожным путям. – Часа полтора здесь крутимся, никак не меньше! А отбежали-то всего на два километра!

– Твоя правда, – поддержал его Кузьмич. – Пора отсюда валить!

В качестве направления движения мы выбрали соседнюю с Толмачево станцию – «Разъезд Антонины Петровой». (Мы опасались, что в направлении Толмачево индейцы вышлют свои патрули.) До нее пешим ходом пилить и пилить – так что можно было не опасаться, что индейцы опередят нас и сумеют обустроить в районе станции толковую засаду. Мы рассуждали так – целым лагерем они вряд ли поднимутся в поход, а от десятка поимщиков мы уж как-нибудь отобьемся. Часа через полтора-два мы оставили деревню далеко позади и решили сделать привал на железнодорожной насыпи, возвышающейся из раскинувшегося по обе стороны бескрайнего болота. Ряска и холодная вода со всех сторон подступали к ржавому полотну, тут и там поднимались из пучины корявые, сухие деревья. Болотистое мертволесье раскинулось до самого горизонта, оставляя железную дорогу единственной ниточкой, связывающей разные берега этого топкого царства.

Примостившись на шпалах, мы пили коньяк и закусывали его единственной имеющейся в нашем распоряжение пищей – банкой минтаевой икры. Ноги гудели от долгого пути, небо светлело – еще час, и над горизонтом появится неумолимое солнце. От погони мы оторвались, так что единственный вопрос, который нас по-настоящему беспокоил: догадаются ли индейцы сесть в Толмачево на первую электричку и «проверить» соседние станции?

– Дело сделано, – констатировал Строри. – Чего теперь?

– Как это чего? – удивился я. – Возвращаемся в город, где я беру Леночку с документами и Ефрейтора с собакой – и снова сюда. В полдень возле Толмачевского отдела меня будет ждать «луноход» с четырьмя автоматчиками и местным лесником. Будет тема глянуть на наши ночные дела и определиться, что мы сделали ночью и с кем теперь воевать. Как, добро?

– Скорее уж зло, – отозвался Крейзи, качая головой с самым пасмурным видом. – Судя по крикам, вы с Панаевым подожгли вовсе не Мато Нажина, а постороннее типи с женщиной и детями внутри! Что это за война такая, вы мне не скажете?

– Видит бог, мы этого не хотели! – возразил Строри и добавил: – Меч возмездия оказался кривоват!

– Нас в этот блудень втравила Наташа-Медведь, – заявил Панаев. – Пускай ей и будет стыдно за эту хуйню! Мы что – сами поссорились с этими мужиками? Я бы теперь, может, и помирился, но…

– Ну ты дал! – перебил его я. – Да они нас после нынешней ночи рады будут по жилам раздернуть, а ты говоришь – «помирился»! Куда уж теперь!

– Разговорчики! – одернул нас Барин. – Давай, встали, до платформы еще пилить и пилить! Спешно допив коньяк, мы сбросили в болото банку из-под икры и двинулись в путь. Стремительно светлело, над топкими пустошами поднимался холодный утренний ветер.

– Кого же мы сожгли? – Панаев догнал меня и пошел рядом. – Как ты думаешь, Петрович?

– Да никак я не думаю, – отозвался я. – Съезжу сегодня с Ефрейтором и все узнаю. Чего зря гадать?

– Как съездили? – осведомился у меня Ефрейтор, когда около девяти утра того же дня я встретил его и Леночку на перроне станции «Ленинский проспект». – Удалось?

Оделся Ефрейтор, по своему обыкновению, в черный «бомбер» и джинсы, круто подвернутые над до блеска начищенными ботинками. Возле его ноги сидел пес Адольф – здоровенная тварь, с хорошими знакомыми достаточно дружелюбная. Рядом с Адольфом примостилась на лавке Леночка Бухгалтер, положив на коленки папку с «необходимыми документами».

– И да, и нет, – ответил я. – Сжечь сожгли, но по ходу дела – не тех. Так что лучше не стало, скорее наоборот!

– На войне все бывает, – успокоил меня Ефрейтор. – Нас точно ждут?

– Лесник и несколько автоматчиков, – ответил я. – Бухгалтер, как наши дела?

– Менты заяву могут потребовать, но навряд ли станут… – ответила Леночка. – Многое от индейцев зависит – что скажут, как себя поведут. Будут ли жаловаться на поджог?

– Мы к этому готовы? – спросил я.

– Разумеется, – ответила Леночка. – Слушай сюда! После своего вчерашнего визита в Комитет ты отправился проведать своего товарища Панаева, тяжело страдающего из-за перенесенного им сотрясения мозга. Так как он нуждается в постоянном уходе, то болеет не у себя дома, где о нем некому позаботится, а у меня на квартире. Там ты пробыл до восьми утра нынешнего дня, о чем в случае чего будут свидетельствовать мои родители и старшая сестра. Занимались мы точно тем же, что и третьего дня, когда на самом деле у меня собирались. Уяснил свое алиби?

– Угу, – ответил я. – А когда Панаев пойдет «снимать побои»?

– Не раньше, чем менты выпишут ему направление. То есть только в том случае, если дело доведут до «пристального рассмотрения». Но задача у нас в корне иная – если от индейцев не будет заявы, необходимо спустить дело на тормозах. Скажешь: дескать, никого не узнал, кто угрожал пистолетом – не помнишь, ни к кому из присутствующих претензий нет. Все понял?

– Так точно! – кивнул я и повернулся к Ефрейтору. – А вы, камрад – как понимаете стоящую перед вами задачу? В ответ на это Ефрейтор улыбнулся и потрепал Адольфа по голове.

– Посредством присущего истинному арийцу несомненного превосходства, – мягко произнес он, – намерен гасить агрессивные настроения в среде местных аборигенов. Собираюсь выступить на этой встрече в роли «призрака фашизма» – буду стращать индейцев лысой башкой и собакой запугивать!

К часу дня мы уже тряслись по знакомым дорогам в кузове старой милицейской «буханки». Больше других трясся местный лесник, которого Леночке удалось запугать «пристальным вниманием Комитета», якобы направленным на это «сложное дело».

– Да я же не знал, – всю дорогу божился этот тип, – что они там собираются! А если бы знал … Толмачевские менты, в отличие от лесника, показались нам людьми несколько более адекватными. По крайней мере, так мы полагали вначале – покуда один из автоматчиков не обратился к нам за разъяснениями по поводу вот какой истории:

– Вы все равно что лесники, – заявил он. – И должны знать, какая хуйня у нас тут творится! Раз ходили мы с братьями на охоту – и знаете, чего видели? Странное дело – куст малины, а на ветках словно маленькие мыши сидят. Весь буквально облеплен, так что и места свободного нет! Подхожу я, беру одну такую мышку за хвост, а она – бац, и из собственной шкурки на землю выпадает! Шкурка-то у меня в руках осталась, а мышь проползла еще чуть-чуть и издохла! Я другую беру – то же самое! Не скажете мне, что это такое?

Мы с Ефрейтором замерли, не в силах осмыслить услышанное – так что пришлось Бухгалтеру отдуваться заместо нас.

– Редкое природное явление, судя по всему, – заметила Леночка. – Вам об этом надо в газету написать, пусть пришлют сюда фотокорреспондента. Шкурки вы наверняка сохранили?

– А… – замялся было старшина, но потом добавил гораздо увереннее. – Выкинул, блин! Да и на что они мне?

Леночка в ответ вежливо промолчала, так что к «теме с мышами» мы больше не возвращались. В маленькое окошко «буханки» видны были проплывающие мимо деревенские дома, затем машина одолела крутой подъем и раскачиваясь покатила по полю. А еще через несколько минут водитель остановил машину и заглушил двигатель.

– Вылазьте, – предложил нам старшина. – Приехали!

Индейский лагерь встретил нас недоброй тишиной и молчаливым кругом настороженных глаз. Людей было немного, причем большинство столпилось вокруг горелой проплешины на месте сгоревшего типи. И если бы я не расстрелял свою совесть еще в детстве, то мог бы принять охватившие меня чувства за внезапный приступ стыда. На самом же деле я чувствовал нечто иное – гнет чужой злобы, нацеленные на меня копья человеческой ненависти. В воздухе вокруг нас было разлито столько желчи, что даже Адольф это почувствовал – вздыбил шерсть, ощерился и зарычал. Так что разговор с самого начала не задался.

– Где ствол? – без обиняков спросил старший наряда, беседовать с которым вызвался сам Мато Нажин, который своим ответом задал тон всему будущему разговору:

– Какой ствол? – удивленно просил Мато. – О чем это вы говорите?

Именно так протекала вся недолгая, зато крайне эмоционально насыщенная беседа. Если вкратце, то суть сказанного индейцами сводилась к следующему: «Ничего мы не знаем, ствола у нас нет, этих людей мы видим впервые! Нас самих этой ночью подожгли, причем пострадала женщина и малолетние дети. Нет, поджигателей мы не видели, от них осталась только пустая бутылка из-под бензина. Нет, подавать заявление мы не будем – не видим в этом смысла. Это все!». Так как главные слова были сказаны, мы тоже не стали медлить с ответом: «Мы прибыли сюда в поисках лиц, осуществивших вооруженное нападение на нашу инспекторскую группу. Но среди присутствующих ни таких лиц, ни соответствующего оружия нет. Поэтому мы не видим смысла в дальнейших объяснениях, от подачи заявления отказываемся и данный вопрос с этого момента считаем закрытым».

Такая покладистость весьма обрадовала местных ментов, разом избавившихся сразу от двух потенциальных «глухарей». Они тут же утратили всякий интерес к ситуации и засобирались назад, а мы решили отправиться вместе с ними. Рассчитывать на милость индейцев особенно не приходилось: кабы взглядом можно было резать или колоть, мы с Ефрейтором были бы уже с ног до головы в дырках.

На обратном пути, развалившись на лавках в электричке, мы решили обменяться впечатлениями, полученными за время этой поездки. Ефрейтор, успевший за время нашей «беседы с индейцами» вдоволь насмотреться по сторонам, сказал вот что:

– Знаешь, Петрович – к ментам далеко не все вышли. Там такие лица мелькали на заднем плане! Одно из двух: или «сиженые», или сотрудники «охранных структур». Лично мое мнение – зря вы до них доебались. С чего вы вообще взяли, что это индейцы?

– Да не знаю я, – посетовал я, – пьяные были! Вот и …

– Людей надо собирать, Петрович! – совершенно серьезно заметил Ефрейтор. – Причем много людей! В следующий раз бензином дело не кончится, тут пахнет настоящей войной!

– Настоящей – это как? – спросил я, рассеянно уставившись на мелькающие за грязным стеклом пейзажи. – Что ты имеешь в виду? В ответ Ефрейтор только головой покачал.

– Настоящая война, Петрович, тогда начинается, когда на ненастоящей кого-нибудь убьют! А тут, похоже, все к этому и идет! Думай теперь – готов ли ты к такому раскладу?

– Хуй ли думать, камрад, – бодро ответил я, хотя на душе у меня стало от этих слов ой как неспокойно. – Приеду домой, посплю, переоденусь – и сразу буду готов! Наше дело правое, a Elbereth Gilthoniel!

– Слава России! – вскинул руку Ефрейтор. – Мы победим!

По приезду в город нас ожидал шок. Оказалось, что Крейзи взял с собой кружку дури и на вечерней электричке уехал в Толмачево, якобы на «переговоры с индейцами». Уехал, так и не дождавшись нашего возвращения.

– Как уехал? – потрясенно переспросил я. – Один? Не верю!

– Как есть, – ответила мне Иришка. – Сказал – поедет мириться, покуда дело до худого не дошло.

– Уже дошло! – заорал я. – Его на куски там порежут!

– Почему ты так решил? – спросила Иришка. – Ты уверен?

– Я там был! – ответил я. – И знаю, что говорю! Надо срочно ехать за ним! Я тут же принялся звонить братьям, но желающих отправиться в Толмачево сегодня не нашлось.

– Крейзи сам уехал? – спросил меня Кримсон. – Ну и дурак! Будет ему наука!

– Спасти его мы уже все равно не успеем, – резонно возразил Строри. – А месть может и подождать! Ложись спать, Петрович – утро вечера мудреней!

В чем-то он был прав – после двухдневной беготни по лесу ноги меня уже не держали. Боец из меня был практически никакой, так что я послушался Костяна – кое-как доплелся до дома, разделся и залез под горячий душ. Стоя под обжигающими струями, я все думал – как бы индейцы и в самом деле не прирезали моего брата! Не начали «настоящую войну», как правильно заметил сегодня партайгеноссе Ефрейтор. Но постепенно усталость вытеснила все мысли, так что я прямо в душе выпил водки, выключил воду и отправился спать.

Утро пришло вместе со звонком телефона – ворвалось в мой сон долгими протяжными трелями. Продрав глаза, я зашлепал в прихожую и снял трубку. Звонил Крейзи – он не просто вернулся из Толмачево живым, а привез с собой «мирный договор» с тамошними индейцами. За одну ночь он добился своею дипломатией того, о чем никто из братьев уже не смел и мечтать.