Текст книги "Сказки темного леса"
Автор книги: Djonny
Жанр:
Юмористическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 51 (всего у книги 52 страниц)
– Фери, – просили его мы. – Расскажи еще что-нибудь!
– Охо… тно, – заплетающимся языком начинал рассказывать Фери. – В училище вышла история, где мы с Кузей учились на краснодеревщиков. Стою я, значит, у верстака, цикольку точу. Так наточил, что просто охуеть можно: острей уже некуда! Тут подходит ко мне со спины один наш сокурсник и как хлопнет меня по плечу! Он, как потом выяснилось, хотел у меня сигарету попросить. Я подпрыгнул от неожиданности и назад развернулся, а циколька была зажата в руке. Вот сокурснику фалангу большого пальца и отрезало, да! Раз, и как будто и не было ее! Крови, помню, тогда порядочно натекло…
– Класс! – смеялись мы, глядя, как довольный Фери раскуривает сигарету. – А еще что-нибудь?
– Еще что-нибудь? – переспрашивал Фери, причем видно было, что память о сказанном покидает его вместе с этим вопросом. – Есть любопытная история про цикольку. В училище дело было, где мы с Кузей учились на краснодеревщиков…
Можете мне не верить, но в тот раз Фери рассказал историю про цикольку четырнадцать раз. Возможно, он рассказал бы ее и в пятнадцатый, но этому вышла помеха: на поле неподалеку обозначилась какое-то подозрительное движение. Примерно полсотни человек, снаряженных броней и оружием на старинный манер, в боевых порядках выдвинулись из леса и направились в нашу сторону. Около половины из них несли перед собою щиты, а впереди войска виднелась фигура одного из мастеров – в квадратных очках и синем спортивном костюме.
– Смотри-ка, игра началась! – толкнул меня в бок Эйв. – Встречай их, Петрович, раз уж тебе это положено по должности!
Вышло так, что на этой игре мне досталась роль начальника стражи – лица, ответственного за оборону Видесских границ. Вздохнув, я напялил на себя рясу, сунул за пояс мечи и двинулся по полю в сторону приближающегося войска. Вместе со мной отправился Эйв, а остальные наши товарищи вернулись к работе, с топорами в руках окружив недостроенную Пашину крепость.
Я шел, прикидывая в уме слова приветствия, подходящее для такого важного случая. Что лучше сказать: «Воины, приветствую вас на границах славной Видессы!» или «Чье это войско стоит возле границ великого города?!» Как себя держать: вежливо или надменно, разливаться соловьем или просто спросить: «Парни, чего вы хотите?»
Но по мере приближения слова замерли у меня на устах. Что-то было не так с этим войском: слишком молчаливы были собравшиеся, чересчур серьезны и сосредоточены были их лица. На некоторых из них читалась решимость, на других – злоба, но было и порядочное количество таких, кто прятал за показной удалью липкий, расходящийся почти ощутимыми волнами страх. Он читался в лихорадочном блеске глаз, в напряженных плечах, в повисшем в воздухе кислом запахе адреналина. И вот это не укладывалось уже ни в какие схемы, это было словно удар колокола, настойчиво трезвонящего: «Здесь что-то случилось!».
А потом я увидел в первых рядах людей с заточенными топорами в руках, и все разом встало на свои места. Более того, дополнилось новыми подробностями. Вон там виднеется из под щита обрезок железной трубы, а вон там – тяжелый молоток на длинной металлической ручке. Пятьдесят стоят перед двумя, сбившись в кучу и тесно сдвинув щиты, ноги уперлись в землю, руки изо всех сил сжимают оружие. Чего же тут не понять?
А когда я бросил взгляд на предводителя этого войска, у меня отпали всякие сомнения. Я смотрел на него и как будто бы знал, чего он мне скажет. Знал настолько четко, словно пронзил взглядом череп и заглянул прямо в обнажившийся мозг.
– Грибные Эльфы! – послышался знакомый голос. – Я приказываю вам немедленно собрать свои вещи и в течение часа покинуть территорию полигона! Это распоряжение мастеров, в случае невыполнения которого мы применим к вам силу!
Я глазам своим не верил – это был тот самый Дан, которому мы четыре года назад нассали в сумку. То самый, что попал себе по голове топором. Он ничуть не изменился: ежик русых волос перехватывала узкая шерстяная полоска, блестели на солнце квадратные очки, и, похоже, на нем был все тот же спортивный костюм. И голос – легко узнаваемое карканье, глухая помесь скрежета, шипения и свиста.
– Итак, – повторил Дан, – вы меня слышали! Так что вы имеете на это сказать?! Его слова пробудили во мне целую бурю чувств. Мне не раз доводилось получать пизды, да и угрожали мне тоже немало. И я вовсе не собирался терпеть угрозы от такого, как Дан. Одним движением сорвав с себя перевязь с мечами и рясу, я потянул из-за пояса спрятанную там саперную лопатку.
– Что я могу на это сказать? – переспросил я, глядя прямо Дану в лицо. – Да то, что ты пидор! Не про тебя ли в песне поется?
И пока Дан переваривал это, в беседу вмешался начавший потихонечку звереть Эйв:
– Ты тут говорил про какую-то силу, – сказал он, делая шаг в сторону Дана. – А она у тебя есть?
– Войско, к бою! – закричал Дан, поспешно отступая назад. – Щитники!
По его знаку собравшиеся теснее сдвинули щиты и сделали два шага вперед. Выглядело это внушительно, тем более что в «стенке» стояло некоторое количество нормальных людей. (Например – парни из Воронежа, которым я ни за что не стал бы грубить просто так). И если бы водка не плескалась прямо у меня за глазами, я бы наверняка испугался. Но в нашу сторону уже бежали товарищи, и через несколько секунд перед строем пришедших возник наш собственный строй – десяток человек, вооруженных штыковыми лопатами и тяжелыми плотницкими топорами. Кроме наших братьев, в этот строй встали Паша Оружейник и Ааз, а из-за спин собравшихся нам подавал знаки бывший хирдмен из Питера по прозвищу Берегонд.[258]258
Тогда мы полагали, что эти знаки означают «Эй, парни, я с вами!», и немало хвалили меж собой Берегонда за оказанную вовремя помощь. И только семь лет спустя (когда нам представился случай обсудить это с самим Берегондом) мы неожиданно узнали, что эти знаки означали совсем другое. В тот момент Берегонд еще не решил, кому он собирается помогать: нам или ополчению, прибывшему по нашу душу. Поэтому его жесты могли означать все, что угодно: от «Привет, парни, какая встреча!» до «Ну что, грибомордии, наконец-то вам пиздец!». Но мы все равно ему благодарны: ведь в тот миг мы полагали, что враги наши надежно окружены! За это Берегонд попал в нашу книгу под именем «Берегонд», а не под тем, каким мы обычно его называем.
[Закрыть] Так что наше дело неожиданно перестало казаться совсем уж безнадежным. Ведь среди ополченцев было не так уж много тех, кто готов был драться всерьез, кто действительно хотел испытать судьбу в смертельной пляске топоров и точеных лопаток.
Не было в сердцах собравшихся будоражащей злобы, пламя боевого азарта не горело в их тусклых, испуганных глазах. Даже те, кто не допустил страх в свое сердце, пришли сюда не по собственной воле – их притащили за собой мастера, а это, согласитесь, не самая лучшая мотивация.
У наших же товарищей с мотивацией все было в полном порядке. Ни хуя себе, нас пришли ебашить! И кто?! Дан со своими сподвижниками – червелюди, прихвостни жирного мудака Ленского! Которые впутали в это дело приличных людей и хотят их руками сделать то, на что сами не отважились бы никогда в жизни. Да как бы не так!
Боевое бешенство закипало во мне жаркой волной, и я видел краем глаза, как рядом со мной начинают перекидываться остальные. Взгляд Дурмана стал напоминать прищур матерого секача, криво ухмыльнулся вооруженный лопатой Маклауд. Будя в душе злобу, с размаху ударил себя кулаками в лоб Эйв. Но и в строю напротив стояли не только нытики и паникеры: казалось, воздух над полем трещит от незримого электричества, в любую секунду готовый разразиться ослепительной грозой. Еще миг и…
Но тут словно сама судьба вмешалась в неизбежный, казалось, кровавый расклад. Фери, сжимая в руках тонюсенькую вицу из ольхи, вышел из наших рядов и, словно зомби, двинулся по направлению к вражескому строю. Его взгляд бессмысленно блуждал, а лицо было темным и страшным. Приблизившись, он принялся, словно слепой, трогать людей за одежду и лица, совершенно игнорируя занесенные над ним дубинки и топоры.
Кое-кто, не выдержав, начал отстраняться от Фериных рук, но ударить его так никто и не решился. В конце концов Фери погрузился внутрь вражеского строя и принялся бродить там, что-то невнятно бормоча, а вокруг него крутились люди, выставив оружие и прикрываясь щитами. Фери, словно миксером, перемешивал вражеский строй, внося в ряды врага сумятицу и губительный беспорядок.
– Войско… – попробовал было закричать Дан, но я сразу же его оборвал.
– Заткнись, пидор, – прошипел я, – а не то я голову тебе снесу! Встань в сторону, соска, и не отсвечивай!
Видя замешательство войска, Дан почел за лучшее не залупаться и на самом деле отошел в сторону. В это время Барин, Маклауд и Эйв выступили вперед и обратились каждый к своей группе собравшихся:
– Парни, вы откуда – из Воронежа? – приветливо начал Барин. – Какие у нас могут быть счеты?! Зачем нам драться, ведь крови между нами нет! Или мы вас настолько расстроили?
– Хочу знать, чье это решение! – уверенно «резал» Маклауд. – Ваше или чье-то еще? Посмотрите на того, кто называл себя вашим предводителем! Его в лицо назвали пидором, а он только утерся! И этот человек стравливает нас между собой?!
– Добром мы не уйдем, – спокойно объяснял Эйв. – Так что крови будет много, и с нашей, и с вашей стороны. Не тешьте себя иллюзией, что бой будет легким! А если кого-нибудь убьют, вы же окажетесь виноваты! Или вы и в ментовке будете объяснять, что «мастера приказали вам вооружиться топорами и хуярить людей»? Вас в блудняк вписывают, а вы и рады! Своей башкой нужно думать, уважаемые! Оставьте разборки тем, кто это устроил!
Через десять минут таких переговоров большая часть собравшихся развернулась и пошла по полю назад, а кое с кем мы договорились встретиться вечерком и как следует выпить водки. На месте остались только Дан и кучка его приближенных – да и то лишь потому, что им не разрешили уйти.
– Куда, сука? – осадил Дана Барин, когда тот собирался скрыться вместе с остальными. – Подожди! Утратив большую часть войска, Дан выглядел жалко. И хотя теперь нас было примерно поровну, Дан растерял задор и предпочитал прятаться за спинами своих приближенных. По правде говоря, это имело смысл – у меня руки чесались раскроить ему башку, да и не у меня одного.
– Вы предъяву нам сделали: на хуй с полигона! – сделав над собой усилие, начал я. – Так иди и передай Ленскому наши условия, раз этот ссыкливый пидор предпочитает прятаться под юбкой у жены! Что ты там бубнишь – он сидит с дочкой?! Тогда передай сиделке наше слово: мы приехали играть, и пусть он даже не думает сворачивать мероприятие. Если он это сделает, нынешняя ночь покажется вам адом! Игра должна продолжаться! Иди!
И Дан ушел, премного довольный тем, что дешево отделался. Его прихвостни потянулись за ним, а мы отправились к себе на стоянку пить коньячный спирт и «снимать возникшее напряжение». Драки не вышло, но никто из нас об этом особенно не жалел: моральная победа, как говорится, тоже идет в зачет.
Мы расположились кружочком возле костра, усиленно налегая на спиртное и не ведая, что на игровом полигоне в это время творятся жуткие вещи. Сами мы узнали о них намного позже, из рассказов очевидцев и сообщений в ФИДО, с помощью которых попробуем реконструировать для вас эти далекие события. Мы начнем с сообщения Кантора, который довольно внятно изложил произошедшее – только, разумеется, со своей колокольни:
«…в среду они объявились на полигоне. Их приезду предшествовал рассказ о том, что в Чехове встречена команда из Лодейного Поля, которая едет на Видесс гномами. К сожалению, завернуть их по ложному маршруту опоздали, да и как грибные они опознаны не были…»
Далее Кантор в двух словах пересказывает случай с Прудковским, а затем пишет вот что:
«…они получили загруз на хаморских наемников (изящный штрих – в процессе беседы они поинтересовались „А не приехали ли гнусные вонючки грибные эльфы?“). К вечеру стало понятно, что это именно грибные. По полигону пошёл первый легкий стрём. Альдор (Баан Ономагул, кто понимает) забил на всё и переставил палатку на мастерятник…»
Затем Кантор живописует, как мы ночью посещали Гарсарву, добавляя в конце:
Как видите, Кантор несколько раз упоминает в своем сообщении о царящей на полигоне атмосфере неуверенности и страха. Он даже рисует некую прогрессию – легкий стрем, серьезный стрем, а затем уже и паника:
«…следующие серьезные проблемы начались после парада. Сначала (хотя об этом я лично узнал сильно позже) грибные бросили дерьмом в лицо Лустбергу. Пока я сидел в Видессе и успокаивал народ, было, собственно, начато совещание в мастерятнике. По его итогам было принято наше великое ошибочное решение собирать толпу и выдворять грибных. Паника, однако, при этом была серьезнейшая…»
Проще говоря – пока мы пили, немалое количество игроков расползлось по своим стоянкам и предались там самой настоящей истерике. Как нам доложили, на мастерской выступил с речью Дан, толковавший примерно о следующем:
– Теперь грибные так просто не успокоятся, – трясясь всем телом, рассказывал он. – Сейчас они пошли пить, а когда нажрутся – примутся жечь палатки и избивать игроков. Девушек будут насиловать, а нас самих – резать! Клянусь, я их видел – они ни перед чем не остановятся!
Я уверен, что даже если бы мы обезглавили Дана и бросили его вонючую тушу посреди мастерятника – это не вызвало бы и половины того ужаса, что породила его сбивчивая, тревожная речь. Многие (а особенно те, кто сам ничего не видел) начали перешептываться между собой, и вскоре послышались первые взволнованные голоса:
– В Питере такое уже было! – толковали они. – На Артуре-6, на Ведьмаке, на РХИ и на Тамриеле… Помяните наше слово, ночью наверняка будет погром! И без жертв на этот раз точно не обойдется! Нельзя было их трогать, а теперь все! Пиздец всем, кто останется ночью на полигоне!
– Погасите костры и сидите у себя на стоянках! – кричали другие. – Никуда не ходите, держитесь друг у друга на виду! Слышали, как они часовых удавками похищают?! С ними шутки плохи! Были, правда, и те, кто пытался урегулировать ситуацию:
– Да не тряситесь вы так, – толковал собравшимся Джулиан. – Ну что вы мечетесь? Это все ерунда!
Но его, конечно же, не стали слушать. Вместо этого забившийся в палатку Ленский объявил об окончании игры, а некто Куковлев передал в эфир сообщение, которому суждено было вызвать на полигоне целую волну неоправданной истерии:
– Говорит мастерская! – передал Куковлев. – Попытка выдворить грибных провалилась, ситуация на полигоне ОЧЕНЬ СЛОЖНАЯ. Рекомендуется не зажигать костры и не ложиться спать, по возможности уходить с полигона на первых электричках. Это все, больше сообщений не будет. Бегите, и да хранит вас бог!
А множество раций – в Гарсарве и Йезде, в Машизе и в многострадальной Видессе – приняли и озвучили это удивительное сообщение. К тому времени на поле и в лесу успело стемнеть, так что сообщение Куковлева о тотальном бегстве вызвало волну самого настоящего ужаса. Разумеется, не все оказались такими дебилами, чтобы залить водой собственные костры – но, говорят, что нашлись и такие.
Теперь в лесу было полным-полно смертельно напуганных людей. Половина из них с ножами в руках сидела в темноте возле своих палаток, гадая: откуда выйдет зло и каким оно будет? И только на стоянке питерцев, у парней из Воронежа и еще кое-где (речь о тех игроках, которые в результате остались на полигоне) все было спокойно.
Даже Радор О'Гиф, прибывший под Чехов во главе своего Угорта, был совершенно спокоен – мы давно уже с ним не воевали, да и войско его с тех пор заметно окрепло. Скорее всего, он с презрительной улыбкой глядел на царящую вокруг суету – как, впрочем, и большинство питерских игроков. Мол, пусть москали мечутся, а мы у себя дома еще и не такое видали!
А вот у нас на стоянке было не очень спокойно: напившийся коньячного спирту Ааз решил, что Эйву пора ложиться спать. На самом деле пришла пора спать ему самому, но чтоб его уложить, нужно было очень и очень постараться.
Ааз из тех редких людей, на которых страшно нападать даже с бейсбольной битой в руках. Массивный и коренастый, полжизни прозанимавшийся спортом – Ааз, кабы захотел, мог бы опиздюлить любого на нашей стоянке. Мы искренне благодарили господа (каждый своего), что Ааз от природы уравновешенный человек, а не такое же быдло и гопота, как мы сами. Но коньячный спирт сделал свое дело, и Ааз неожиданно перекинулся. Правда, сделал он это по своему – его «альтерэго» оказалось вовсе не злобным. Зато очень настойчивым.
– Саше пора спать, – в упор глядя на Эйва, заявил Ааз. – И сейчас я его уложу!
– С хуя ли? – справедливо возмутился Эйв. – На себя посмотри!
Но не тут-то было: если Ааз сказал, что уложит, значит, так тому и быть. Схватив Эйва за плечо, Ааз подсечкой опрокинул его на землю, ухватил за ремень и потащил ко входу в расположенную неподалеку палатку. Поначалу Эйв пытался сопротивляться, но Ааз мгновенно подавлял любые попытки бунта – спасибо хоть, что без особой жестокости.
Он и сам был порядочно пьян, из-за чего постоянно падал. Тогда ремень вырывался у него из рук, а Эйв получал свободу и пытался скрыться от Ааза на четвереньках. Но Ааз ловил его за ремень, подтягивал к себе и снова вставал. В конце концов Эйв догадался расстегнуть ремень, благодаря чему смог вывернуться у Ааза из рук.
– Тебе пора спать! – заорал Ааз, бросаясь в погоню. – А ну, иди сюда!
Пока они бегали, у костра решался очень важный вопрос. На дворе была ночь, а игры все еще не было. И не похоже было, чтобы ее собирались когда-нибудь начинать. Тогда обпившиеся спирта Боря с Кузьмичом вздумали обвинить нас с Эйвом в провале «великой миссии». Они утверждали, что мы слишком грубо говорили с прибывшим ополчением, из-за чего мастера и свернули всю игру. И теперь все – костюмы, сабли и крепость – оказались совершенно бессмысленными.
Они не хотели слушать никаких возражений, более того, за короткое время убедили в своей «правоте» остальных. Результатом этого стало беспрецедентное требование, с которым обратились ко мне и к Эйву наши товарищи:
– Вы пойдете к мастерам и договоритесь, – заявил Барин, – чтобы завтра была игра! Вы все испортили, так теперь идите и поправляйте! И, обернувшись к коллективу, спросил:
– Хау, вожди?!
– Хау, – кивнули остальные. – Пускай проваливают! Хотим игру! Пришлось нам идти.
– Это, что ли? – спросил меня Эйв, когда мы едва ли не на ощупь выбрались на лесную поляну. – Тут?
– Не так я представлял себе мастерскую, – признался я. – А где же костер?
Костра не было, вместо него дымила куча какой-то трухи, от которой поднималось вверх густое облако едкого дыма. В темноте едва виднелись контуры нескольких палаток, но людей было не видать.
– Здесь мастерская? – спросил я. – Ау!
Мой вопрос остался без ответа. Тогда мы принялись проверять палатку за палаткой, покуда не вытащили из одной испуганного, трясущегося человека. Его фамилия была Карасев, и сначала он больше молчал. Но после небольшой встряски все же признался, что является одним из мастеров. Тогда я усадил его на пень, разжег принесенный с собой кусок плексигласа и воткнул его в землю. Неверный свет горящего пластика вырвал из темноты участок почвы, покрытой толстым слоем мха, трухлявый пень и осунувшееся лицо моего собеседника. Он смотрел на меня широко открытыми глазами, напряженно следя, как я опускаюсь на колени, хватаюсь руками за голову и начинаю выть:
– Господин, произошла трагическая ошибка! – причитал я, то и дело хватая Карасева за штаны. – Только ты способен нам помочь! Выслушай меня, владыка…
Сказать, что Карасев от этого охуел, значит ничего не сказать. Его словно приморозило к пню, а меня наоборот – с неудержимой силой понесло. Я был близок к перекидке, из-за чего искренне полагал: если я буду кататься по земле, выть и симулировать юродивового, мастера простят нас и наутро пустят на ролевую игру. Рассуждая подобным образом, я быстро пришел в состояние совершеннейшего исступления – рыдал, бился в конвульсиях и все время хватал Карасева за штаны, то и дело норовя поцеловать краешек его одеяний.
Я не называл его иначе, чем «владыка» и «господин», каялся в грехах и обещал невообразимые вещи. Я клялся еще до утра исправить все, что мы испортили, совал Карасеву под нос наши костюмы и напоминал, что мастера сами приняли нашу заявку. Просил я при этом об одном – не бросать начатого и наутро все же сделать игру.
Мои смиренный вид, рыдания и вой постепенно сделали свое дело. Правда, не совсем то, на которое я рассчитывал. Они стали подобны воздуху, постепенно наполнявшему пустой мешок: чем больше я унижался, тем уверенней чувствовал себя расправивший плечи Карасев. Когда мы вытащили его из палатки, он напоминал трясущегося сморчка, но сейчас сидел гордо – так, словно у его ног я был на своем месте.
– Так как же, господин, мы можем рассчитывать на прощение? – уже в который раз спросил я. – И на то, что завтра будет игра?
– Посмотрим на ваше поведение, – ответил Карасев таким тоном, что мне сразу же стало ясно: говорить не о чем, никакой игры не будет. – Я подумаю!
До этого момента я полагал, что мы с Эйвом отправились в дорогу одни. И поскольку Эйв сидел неподалеку и был все время у меня на виду, я порядком удивился, когда кто-то вышел у меня из-за спины и ударил Карасева ботинком в лицо. Послышался глухой удар подошвы о кость, Карасев повалился назад, а тихий голос Дурмана отчетливо произнес:
– Полежи, подумай! Увидев такое, Эйв поднялся со своего места и объявил:
– Высокие стороны не договорились! Петрович, кончай кривляться – пора отсюда валить!
– Погоди, – попросил я. – Хочу кое-что сказать напоследок! Эй, господин! Вытащив Карасева на свет, я встряхнул его за шиворот и сказал:
– Или завтра в полдень вы начнете игру, или сегодня в четыре утра мы вас всех здесь перехуярим! Решайте сами – это наше последнее слово!
После этого я удалился, весьма гордый предъявленным ультиматумом. И если бы Эйв не обратил мое внимание на некоторую странность, я бы так ничего и не заметил.
– Значит, если завтра в полдень они не начнут игру, – задумчиво произнес он, – мы придем сегодня в четыре утра и как следует их взгреем? Такой ультиматум кого хочешь заставит задуматься! Друг мой, да ведь это настоящий коан! Дзен ультиматума!
– Вообще-то, я не то хотел сказать, – признался я. – Просто…
– Хорошо сказал, – оборвал меня Эйв. – Ставлю что хочешь: теперь они побегут!
– Ты думаешь? – спросил я.
– Я в этом абсолютно уверен! – отозвался Эйв.
Эйв не ошибся: в предрассветный час множество ролевиков вышли из леса и потянулись через поле по направлению к шоссе. Они бежали группами и поодиночке, спеша изо всех сил и то и дело воровато оглядываясь. Многие из них собирались в такой спешке, что даже не успели толком уложить свои вещи. Некоторые тащили свой скарб, завернув его в палатку и взяв ее за углы, кто-то нес свои шмотки в руках, другие бежали, уложив барахло в спальные мешки или в полиэтиленовые пакеты.
Вскоре очередная скорбная процессия появилась на поле неподалеку от нашей стоянки, в районе коровьего брода. Выйдя на пригорок, мы наблюдали, как они идут: серые тени на фоне светлых утренних сумерек. Небо на востоке начинало потихоньку светлеть, над полями стоял холодный туман – липкий, как паутина. Ветра не было, и звуки далеко разносились по полю: топот множества ног и приглушенные расстоянием испуганные голоса.
Правда, через несколько минут они сменились истошными воплями: Маклауд и Дурман устроили в районе брода засаду. Спрятавшись за кустами, они подкараулили переходящих ручей беглецов и с улюлюканьем погнали их по полю, громка крича и размахивая лопатками. От полноты чувств они рубили притороченные к спинам отступавших мешки, и оттуда сыпались на землю консервы и чай, бланки заявок и скомканные одеяла. Поднялся многоголосый вой, отголоски которого еще долго звучали над полем: сначала он ширился и рос, а затем стал постепенно затихать, дрейфуя в тумане по направлению к Новоселкам.
Через полчаса – когда встало солнце, а туман осел на землю сверкающей росой – нашим глазам открылась удивительная картина. Весь берег ручья возле коровьего брода был завален втоптанными в землю вещами: брошенными рюкзаками и спальниками, какими-то сумками и сделанными из тряпок тюками. Одних только консервов удалось собрать два с половиной мешка, чего уж говорить об остальном!
Покончив с мародерством, мы вернулись на нашу стоянку. Постепенно утро все больше вступало в свои права: солнечные лучи разогнали промозглую сырость, над полем и лесом разнеслись звучные трели проснувшихся птиц. Легкий ветерок едва колыхал тонкие ветви деревьев, перебирая полупрозрачные листики невидимым гребешком. Неторопливо кружила над полем пустельга: то взлетала вверх в потоках теплого воздуха, то стремительно ныряла почти к самой земле.
Расположившись на траве, мы слушали речи проснувшегося Фери. Ему мало что запомнилось из событий вчерашнего дня – да и насчет того, что он все-таки помнил, Фери имел искаженное представление. Например, он хорошо запомнил пришедшее по нашу душу ополчение, но совсем не помнил, чтобы в его «обуздании» участвовал кто-нибудь, кроме него самого. Естественно, что Фери хотел поведать товарищам о своем подвиге. А поскольку проснулся он еще порядочно пьяным, то все, что он нес, казалось ему совершенно естественным. Похоже было, что он без всякой критики пересказывает нам, как он чувствовал себя вчера, когда под стены Видессы подошло «то самое войско».
– Секите, пацаны, – толковал Фери, с важным видом расположившись возле костра, – какая вчера была тема! Пока вы хуй знает где были, мастера прислали против нас целую армию. Там была куча людей, и все с дубинами и топорами!
– Да ну? – в притворном ужасе вскричали мы. – И что же?!
– Я пошел их встречать, – при этих словах Фери встал и двинулся по стоянке, показывая, как смело он шел, – и говорю им: «Козлы и пидоры, убирайтесь отсюда вон!» И вот так вот на них посмотрел!
Тут Фери глянул на нас, и на секунду лицо его сделалось таким же, что и вчера – темным и страшным. Убедившись, что мы поняли, как именно «он на них посмотрел», Фери со значением продолжал:
– И знаете что?! Никто из них не выдержал моего взгляда!
– Да ну? – пуще прежнего «удивились» мы. – Так уж и никто?
– Они под взглядом моим прогибались! – авторитетно заверил нас Фери. – Так я один всех и разогнал!
Разубеждать его мы не стали. Теперь, когда наши дела здесь были закончены, пришла пора потихонечку собираться в путь: часть наших товарищей уезжала сегодня в Питер, Маклауд с Дурманом намеревались отправиться во Псков, а остальных ждал подмосковный игровой полигон в районе Хотьково.
По слухам, нынче вечером там должна была стартовать игра «Ангмарские Войны», которую делают люди, совсем непохожие на ссыкливую свору Ленского. И мы верили, что несколько парней из Лодейного Поля найдут там понимание и смогут наконец-то хоть во что-нибудь поиграть.
Поэтому мы с легким сердцем собирались в дорогу: день еще не перевалил за середину, как мы закинули на плечи рюкзаки, перешли вброд ручей и двинулись через бескрайние, простирающиеся в солнечную даль поля. И если чьи-то глаза провожали нас настороженным взглядом, то не слишком долго. Вскоре наши фигуры скрылись в переменчивом мареве, едва заметными точками мигнули у самого горизонта, а затем и вовсе исчезли – из виду, со страниц книги и из этой истории.
