Текст книги "Сказки темного леса"

Автор книги: Djonny

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 52 страниц)

– Прыгай, брат! – хохотал Кримсон, скорчившись на узком настиле. – Здесь мелко! В том месте, где Крейзи спрыгнул с плота, глубина оказалась около пяти метров. Оказавшись под водой, Крейзи попытался скинуть кольчугу – но тут же понял, что не сможет сделать это достаточно быстро. Тогда он принял единственно верное решение – выходить по дну. В толще воды царит холод и практически полная темнота, но Крейзи все же сумел выбрать верное направление.

Проваливаясь по пояс в цепкий придонный ил, Крейзи стал понемногу продвигаться к ближайшему берегу. Через некоторое время мы увидели над водой его руку, а еще через мгновение над поверхностью воды появился сам Крейзи. На прогулку по дну длиной не более шести метров ему потребовалось чуть более двух минут. Он едва не захлебнулся и весь намок, из-за чего пребывал теперь в некотором раздражении. Но он напрасно озирался – мы с Кримсоном были уже на том берегу.

Застывшая ненависть Солнца

«Талмуд, растлитель малолетних

Ебал несовершеннолетних.

И как бы ради баловства

Учил основам колдовства».

Веселые четверостишья

По осени меня и Барина пригласил к себе царь Трандуил. Он жил на Горьковской в старом фонде, причем в одной из комнат у него был собственный камин. Мы называли эту комнату «каминным залом царя Трандуила». В тот день Транд созвонился со своими знакомыми сорокоманами[51]51
  Читатели газеты «Сорока», поддерживающие практику активной переписки через специальную рубрику. Оттуда вышло некоторое количество приличных людей, но преимущественно сорокоманы – гондоны и полные дебилы, каких еще поискать.


[Закрыть] и напросился к ним на дачу, отмечать Самхейн.[52]52
  В христианской традиции праздник сохранился как День Всех Святых.


[Закрыть]

К слову о сорокоманах. В путях их я не сведущ, но на тот год множество сорокоманов неожиданно влилось в игровую тусовку. Многим это пришлось не по вкусу. Сорокоманы были другими – как войска Македонского, неожиданно вторгшиеся в Китай. Но в отличие от Македонского, сорокоманы сделали это себе на беду. У большинства из них не было не то что нормального вооружения, а даже каких-либо связных представлений на этот счёт. Зато у них было кое-что другое. Они принесли с собой новое зло – бумажные сертификаты,[53]53
  Применяющиеся сейчас для осуществления ролевых игр самописные документы: паспорта игроков, сертификаты на оружие и способности, бланки артефактов и всё остальное, из-за чего поездка на игру становится похожа на визит в паспортный стол.


[Закрыть] игровую магию и глумные наряды.

Сражаться стало попросту невозможно. Какое-нибудь хуйло в лосинах и плаще-занавеске, вооруженный проволочным мечом и стопкой магических сертификатов приобретал сравнимые с войсковыми характеристики. Это базировалось на ни с чем не сопоставимой «магии» и множестве «хитов», которые начисляли себе сторонники этого метода. Многих это не довело до добра. Как стоит поступать в таких случаях? Игровая общественность, находясь под унизительным гнетом сорокоманской экспансии, пришла к простому решению:

«…дуплить подобных деятелей железными трубами, пока у них не кончатся их бесконечные „хиты“. Нарядившихся „в глумное“ – дуплить трубами, как и тех, кто вместо нормального вооружения использует всякую гнилую дрянь. „Мастеров“ из числа сорокоманов посылать на хуй, а если возникнет недопонимание – без всякой пощады дуплить железными трубами…»

Эти меры признали разумными не только в нашем коллективе. В той или иной мере многие поддержали этот справедливый порыв. Даже некоторые сорокоманы, осознав справедливость подобных упреков, одумались, взяли трубы и отдуплили некоторых из своих бывших товарищей. Тогда же был полностью введен в оборот термин «неуподоблюсь[54]54
  «Да не уподоблюсь ему вовек» – эти слова было принято добавлять к именам отдельных представителей ролевой общественности, чтобы не оскверниться через их произношение. В связи с ростом числа неуподоблюсь высказывание сократили – ради большего удобства. Например, в случае с Тайбо (ныне он представляется в сети как «Эшма») говорили: «Тайбо, да не уподоблюсь». Позднее всех пассажиров навроде Тайбо стали определять просто как «неуподоблюсь».


[Закрыть]», изначально обозначавший человека, быть похожим на которого – западло. Позднее этот термин трансформировался в своей глубинной структуре и стал нарицательным, обозначая не просто любое «чмо», а того, кто обладает индивидуальными особенностями и достоин упоминания в специальных списках.[55]55
  Существует «список неуподоблюсь» – в него нами занесены самые глумные, отвратительные, глупые и злоебучие ролевики Питера и не только. Мы начали вести его существенно раньше, чем «неуподоблюсь» приняли ответные меры и ввели в обращение «чёрные списки», куда записывали таких, как мы.


[Закрыть] Позднее произошло вытеснение этого понятия более емким словом «толчок»,[56]56
  Толчки (сленг.) – от «толкиенист». Мы считаем этот термин принадлежащим московским Ястребам, но можем и ошибаться. Значение: крайне пренебрежительная характеристика для специфического слоя ролевиков – любителей одеваться и вести себя несообразно принятым меж людьми понятиям о собственном достоинстве и чести. Можно увидеть таких «юношей-толчков» наряженными в женские чулки и лосины, в одежду из занавесок и вооруженных мечами из штапика и реек. Они не вызывают уважения, а о жалости в то время ещё не слышали.


[Закрыть] введенном в употребление московскими Ястребами.

Благодаря Трандовской заботе нас ждал домик в садоводстве, где одна сорокоманка по прозвищу Шестизарядник[57]57
  Кое-кто знает её под неподобающим ей именем Арагорн.


[Закрыть] вздумала отметить со своими друзьями Самхейн. Трудно теперь сказать, чья это была дача, но точно не Шестизарядника. Теплая компания была представлена ею, неким Коброй, парой его знакомых, девчонкой по имени Крошка Эльф, а также Трандуилом, Энтом, Барином и мной. К моему немалому удивлению, на той же даче мы повстречали моего бывшего одноклассника, по прозвищу Лан-Вертолёт.

Мы уселись пить за круглым столом, в центр которого поставили для романтики стеариновую свечу. В её желтом, неверном свете мы с Барином принялись решать внезапно возникшую проблему. Как распить на такую толпу припасенный Коброй литр водки – так, чтобы основная его часть прошла мимо Кобры и остальных?

Барин достал из рюкзака меру[58]58
  Мера (грибноэльфийск.) – металлическая кружка объемом один литр.


[Закрыть] и вызвался разливать. Он откупорил бутылку и стал лить водку в кружку, которую держал в это время на коленях. Так как пламя свечи освещало только середину стола, сколько налил Барин и сколько осталось в бутылке, остальным видно не было. Тут Барин закончил лить и передал кружку сидящему рядом Кобре.

– Небольшими глоточками, чтобы всем хватило, – настойчиво увещевал он. – Не жадничайте! Кобра отпил немного и передал кружку Транду. Под строгим взглядом Барина тот поступил также – отпил чуть-чуть и передал кружку дальше. А Барин в это время продолжал увещевать:

– Пейте так, чтобы осталось на круг! Не налегайте! Бутылка еще полная!

Он продолжал разглагольствовать подобным образом, покуда очередь не дошла до меня. Когда кружка оказалась у меня в руках, Барин кивнул – допивай. Я прикинул кружку на вес – водки там было еще граммов триста пятьдесят. Аккуратно, чтобы не вызвать подозрений, я влил всю эту водку в себя. И ещё долго тряс кружку над головой – словно там оказалось на самом дне.

– Дай сюда бутылку, – попросил я у Барина. – Налью ещё на полкруга! Мы повторили тот же номер – только допивал теперь Барин.

– И всё? – притворно возмутился он, когда в ответ на требование налить снова я показал ему пустую бутылку. – Как же так?

– А хуй ли ты думал? – недовольно ответил я, кивая в сторону Энта. – Таким-то еблом недолго все выхлестать!

Были возгласы возмущения, споры и много чего ещё – только водки больше не было. Игнорируя ругань, мы с Барином заняли одну из комнат, постелили себе на кроватях и забаррикадировали дверь. Только тогда мы достали ещё одну поллитру – наш собственный запас. Не спеша распив её, мы пришли в благодушное настроение и приготовились спать, даже не подозревая о нависшей над нами опасности. Первым неладное заметил Барин.

– Послушай, Джонни! – обратился ко мне он. – Отчего такое бывает: голову крутит и железистый привкус во рту?

– Хуй знает… – я поначалу даже растерялся, но потом вспомнил: – Угарный газ!

– Э-э! – забеспокоился Барин. – Как бы проверить? Во!

Он достал зажигалку, свесил руку с кровати и чиркнул. У самого пола зажигалка уже не горела – не было кислороду.

– Ебать и в гриву и в хвост! – возмутился Барин. – Пойду, выйду!

Он встал с кровати, разобрал баррикаду и вышел на кухню. В течение нескольких минут оттуда было слышно только звонкое:

– Пидарасы вы, что ли? Ебанаты! Дупла бессмысленные! Потом Барин вернулся, пребывая в заметном раздражении.

– Этот Кобра, он ебнутый! – заявил он. – Набил полную печь дров, закрыл заслонку и сидит перед ней. Дескать, так тепло не будет выходить через трубу!

– А ты что? – спросил я.

– Что, что! Дал ему по еблу, открыл заслонку и окно в кухне, чтобы вытянуло угар. Мы подождали минут десять, а потом Барин решил проверить: повытянуло угар или нет?

– А-а-а! – заорал он, когда зажигалка отказалась зажечься уже на уровне кровати. – Что за хуйня?

– Погоди-ка, – я вытащил из-под подушки Производственную Травму (сплющенную кувалдой стальную трубу длиной один метр, с шипованной медной гардой). – Сейчас я всё разрулю! Когда я вышел из комнаты, моим глазам предстала вот какая картина. Кобра, тупой обсос, расположился на табуретке перед самой плитой и был занят тем, что запихивал в топку очередные поленья. Заслонку и форточку, которые открыл Барин, Кобра снова закрыл, да ещё и приговаривал:

– Этот Барин, верно, сумасшедший! Готов всех тут заморозить!

Я не стал тратить на него слова. Сначала я подошел и двумя ударами Травмы выбил заслонку из кладки – так, что обратно её было уже не вставить. Затем я выкинул заслонку на улицу, прямо через стекло. Затем расширил отверстие Травмой, вдохнул полную грудь ледяного воздуха и повернулся к Кобре. Он как раз собирался встать со своей табуретки.

Предупредив это намерение, я шагнул к нему и ударил в подбородок эфесом Травмы. Этим ударом я опрокинул Кобру с табуретки, а саму табуретку отшвырнул ногой в темноту смежной комнаты. Это было ошибкой. Падая, табуретка упала на спину царю Трандуилу – только-только пристроившемуся ебать девку по имени Мэй.

Царь Лихолесья не стерпел такой обиды. Как и был, полуголый, он двинулся на меня, прикрываясь табуретом, словно щитом. В руках у Трандуила был его меч – Наркофил.[59]59
  Наркофил – от «нарко» и «фил» (греч.) – любить, в данном случае «любящий наркоманов». Меч царя Трандуила, плющенная в кузне металлическая труба с прямой гардой. Назван так за то, что Транд регулярно пиздил им в Красном Селе молодежь, которую считал наркоманами.


[Закрыть] Я увидел это и схватил заместо щита большую плетеную корзину. Завязалась драка, в которой не было победителей, так как Транд с первого же удара попал своим Наркофилом в электрощиток. Изолента на рукояти спасла его от удара током, но свет вырубило везде – даже на соседних участках. В наступившей темноте мы с Барином вышли покурить на крыльцо. В это время Кобра, обуреваемый жаждой мести, наложил засовы и запер дверь за нашей спиной. Мы оказались в стратегическом тупике.

Попасть в дом мы могли через: эту дверь (но она заперта), окно кухни (но его задвинули шкафом), через окно нашей комнаты (но его придется бить, и тогда у нас будет холодно) и через окно маленькой комнаты (соединенной дверным проемом со смежной, в которой окон нет). Но дверь в смежную комнату забаррикадировал царь Трандуил, разозлившийся из-за случая с табуреткой. Погода стояла леденящая, так что надо было на что-то решаться.

С помощью стамески и молотка мы срубили одну из дверных петель, но этот путь показался нам бесперспективным. Мы слышали, как Кобра изнутри баррикадирует дверь: пододвигает стол, ставит распорки и грохочет мебелью. Вооружившись топорами из сарая, мы поднялись на чердак и стали рубить пол, надеясь десантироваться сверху прямо Кобре на голову.

Во время работы мы светили себе огарком свечи, установленным прямо на пол. Из-за этого случилось обширное задымление – начало тлеть какое-то мочало или, может быть, пакля, кипами сложенная на чердаке. Из-за густого, смрадного дыма нам пришлось покинуть чердак – хотя мы прорубили уже столько, что можно было просунуть голову. В получившийся проем частично видна была кухня.

Мы спустились с чердака и подошли к окну маленькой комнаты. Через замерзшее стекло мы смогли разглядеть единственную кровать и спящего на ней Лана. А на полу рядом с кроватью был брошен коврик, на котором расположился Энт.

– Бей! – предложил Барин, и я в тот же момент выставил Травмой стекло.

Забравшись через подоконник в комнату, я попробовал дверь – но все без толку. С той стороны её чем-то толково подперли.

– Придержи-ка меня, – попросил Барин.

Я обхватил его подмышки и поднял. Барин согнул колени, подтянул ноги к груди, а затем со страшной силой ударил в дверь обеими ногами. Гулкий удар сотряс дом практически до основания, но опять без толку – дверь устояла.

– Хуй ли тут? – пожал плечами Барин. – Здесь нужен таран!

– Что это вы шумите? – спросил проснувшийся Энт. – Мешаете спать!

– Да они там бухают, а сами заперлись! – ответил Барин. – Нам бы бревно!

– Здесь! – мгновенно просыпаясь, встрепенулся Энт. – Погодите немного!

Энт вылез в окно вместе с Ланом, тоже выказавшим желавшим принять участие в штурме. Через какое-то время они вернулись с толстенной жердью. Она поместилась в комнату только на треть, так что Энту и Лану приходилось поддерживать её снаружи.

– Раз, два, покачали! – скомандовал Барин. – Три, четыре, ЕБАШЬ!

Импровизированый таран ударил ровно в середину двери. Первый же заход, в который Энт вложил немало своей чудовищной силы, полностью сокрушил дверь. Она слетела с петель, от удара расколовшись пополам в вертикальной плоскости. Похожая хуйня произошла и со стоящей прямо за дверью кроватью – у неё лопнули боковины, она перевернулась и развалилась на несколько частей. Царь Трандуил, похотливо сжимавший заголившуюся Мэй, был сброшен этим ударом со своего ложа любви.

Выбравшись из-под придавившего его матраса, Транд, подхватив уже известный вам табурет, размахнулся и изо всей силы метнул его в дверной проем. Я стоял спереди и едва успел разбить Травмой летящую табуретку. Часть лопнувшей конструкции всё равно попала в меня – пребольно осушила по голове и рукам. Так что от следующего табурета, брошенного Трандуилом, я предпочел уклониться. Я спрятался за дверь, а табуретка продолжала свой путь и попала в грудь Лану, забиравшемуся в этот момент в комнату через подоконник. А уже в следующий момент передо мной возник Кобра.

Он был вооружен деревянным мечом – тонкое лезвии и огромная гарда, украшенная искусственным мехом. Я подставил свою трубу под его удар (как в пятой сабельной), а затем ударил Кобру эфесом Травмы в лицо. Второй раз, между прочим, за сегодняшний день. Основную проблему для нас представлял царь Трандуил – многоопытный, он оторвал дверцу от холодильника и орудовал ею, словно строевым щитом. Он раздавал Наркофилом столь тяжелые и болезненные удары, что мы предпочли не воевать с ним, а обойти его с флангов. Вскоре мы с Барином укрылись в нашей комнате, оставив позади себя лежащего на полу Кобру, выбитые стекла, поземку и ледяной ветер. Несколько позже Трандуил сочинил об этом случае песню, в которой есть вот какой куплет:

 
В кровать ударило полено
Кто совершил такое зло?
Мне садануло по колену
А Мей до стенки унесло!
 

Это были маленькие, как бы комнатные бои. Бои побольше и позлее развернулись этой зимой в Солнечном. Там Эйв и компания устраивали бесчисленные малые игры – прообразы всех будущих однодневок. Для этого они аннексировали детский замок на побережье залива – с каменными стенами в два метра высотой и четырьмя округлыми угловыми башенками. Игры, которые устраивали в Солнечном Эйв и его друзья, назывались обычно «Город на песке», а переменной была только нумерация. («Город № 1», «Город № 2», «Город № 3» и так далее). В Солнечном подвизались и другие «мастера» – но «Города на песке» запомнились нам ярче, чем все остальные игры на этом маленьком полигоне.

Приезжая в Солнечное, мы обычно устраивались в одной из угловых башен. Туда не задувает ледяной ветер с залива, там можно спокойно присесть, разлить водку и достать припасенные бутерброды. Случилось так, что на одной из игр к нашей башне подошел невысокий, толстенький человечек с неопрятной русой бородкой.

– Кто у вас главный? – обратился он к Крейзи, который вышел из башенки, чтобы поссать. – Кто главный в вашей команде?

– А… – на секунду задумался Крейзи, а потом лицо его просветлело. – Вы идите в башню, спросите там.

Не ожидая подвоха, незнакомец сунул голову внутрь башни, выпятил нижнюю губу и осведомился:

– Кто здесь главный?

Этим простым вопросом он поставил нас в некоторый тупик. Мы полагали, что несколько парней вполне смогут обойтись в таком деле без «главного» вообще. На хуй он нужен, думали мы? Но толстячок оказался противоположного мнения.

– Кто главный, я вас спрашиваю? – напористо продолжал он. – Долго мне еще ждать? Вышло так, что прямо напротив толстячка в тот раз сидел Фери. От рождения высокого роста, массивно сложенный, полноватый и добродушный, Фери присел перед входом в башню на своем рюкзачке. Имя «Фери» дали ему товарищи по училищу из-за его любимой футболки с логотипом фирмы «Ferrary». Целиком произносить «Феррари» слишком долго, так что они просто взяли из этой надписи первый и последний слог.

– Зачем тебе нужно знать, кто у нас главный? – спросил Фери, поднимая голову.

– Я организую отряд самообороны, – пояснил незнакомец. – В прошлый раз кто-то украл у моей команды бутерброды и выпил кофе. А в термос окурков напихал! Фери такое заявление только развеселило.

– Да ну? – спросил он. – Много окурков?

Командир будущей «самообороны» Ферин вопрос проигнорировал. Вместо этого он решил представиться.

– Меня зовут Талмуд, – объявил он. – Талмуд!

Он явно пребывал в уверенности, что его имя должно быть известно! Он не ошибся – про Талмуда мы уже были наслышаны. Нам говорили, что есть такое хуйло, мнящее себя Белым Магом и распространяющее своё учение среди малолеток. По своей сути он напоминал Кота-Фотографа: точно такой же растлитель и ебанат.

Нам говорили, что у Кота с Талмудом несрастухи на почве колдовства – дескать, один из них Черный маг, а другой Белый. Но это вилами на воде писано. Правда заключается в том, что Талмуд нанес Коту-Фотографу смертельную обиду. Просунул свой хуй в святая святых: сманил у Кота из постели его любимую ученицу, Лену Сидорову по прозвищу Сйлщ.

– Толмуд – это что, сокращение от «толстый мудак»? – поинтересовался Барин.

Но когда Толмуд (а иначе мы его c тех пор не называли) повернулся, Барин кушал бутерброд с самым тихим и скромным видом. Будто его вовсе тут не было.

– Кто главный?! – снова возвысил голос Толмуд. – Сколько мне еще здесь стоять? Его настойчивость перешла всякие границы.

– Я главный! – сознался Кримсон в наступившей тишине. Сказав это, он поднял вверх руку и повторил еще раз: – Это я!

Толмуд повернулся к нему и даже сделал несколько шагов в его сторону, но был остановлен резким возгласом Строри:

– Куда пошел? Поворачивай, главный здесь я!

Толмуд опять развернулся, пребывая теперь в некотором недоумении. На его лице отразилось столь явное замешательство, что я смилостивился и решил ему помочь:

– Эй, ты! – заорал я. – Тебе нужен главный или нет?

После моих слов Толмуд замер посреди башни в совершеннейшем ступоре – не знал уже, к кому повернуться. Его взгляд скользил от одного лица к другому, силясь обнаружить меж нами главного – и не мог!

– Хуй ли уставился? – грубо спросил Барин, подбирая с земли увесистый камень. – У вас чего, своего главного нет? То-то я вижу, вы совсем распоясались! Этого Толмуд не выдержал.

– КТО ГЛАВНЫЙ?! – завизжал он. – Можете вы мне сказать?

После его крика на секунду повисло напряженное молчание. В этой тишине Гоблин подобрал увесистую палку, поднялся со своего места и отчетливо произнес:

– Главный здесь я! Кто со мной не согласен – пусть подходят за пиздюлем!

– Послушайте … – попытался было вставить слово Толмуд, но его даже слушать не стали.

– Вот как? – вскричал Строри голосом, полным самой искренней злобы. – Значит, ты главный?! Достаточно я терпел!

С этими словами он подобрал с земли пивную пробку и кинул ей в Гоблина.

– ЧТО?! – заорал Гоблин, увидев такое дело. – Поднял руку на брата?!

В следующую секунду в лицо Строри полетела смятая пачка из-под сигарет. Но попала она почему-то не в Строри, а в Барина. Тот ответил пустой пластиковой бутылкой – а уже через несколько секунд башня наполнилась летающими в беспорядке увесистыми предметами. Причем больше половины из них попадало в Толмуда, занявшего опасную позицию ровно посередине. В какой-то момент братьям надоело перекидываться всякой дрянью, так что дело перешло к прямому рукоприкладству. Начал это Строри: подхватив с земли увесистую палку, он размахнулся и хотел ударить Гоблина по голове. Но немного промазал – попал Толмуду по шее.

– А-а-а! – заверещал Толмуд. – А-а-а! Похоже, он только что сообразил: вот кто сожрал у его команды все бутерброды.

– А-А-А! – заорали мы ещё громче, похватав дубье и бросившись в общую кучу. – Кто тут главный?!

На несколько секунд все смещалось – крики, увесистые плюхи и пиздюли. Они сыпались на Толмуда со всех сторон, но все как бы случайно. Наконец мы успокоились, и тогда Фери спросил:

– Толмуд, ты вроде чего-то хотел?

Но Толмуд ничего уже не хотел – прихрамывая, он заковылял по направлению к собственной башне. Но выводы сделал – в этом сомневаться не приходилось.

– Пошёл, пидор, бутерброды стеречь! – объяснил нам Барин, с ненавистью глядя Толмуду в след. Я кивнул. У меня было свое мнение на это счет:

– На хуй нужны такие игроки? – спросил я. – Которые приезжают, чтобы стеречь оставленную жратву? Чего мы теперь будем есть?

– Не голодать же нам из-за толстого мудака? – спокойно ответил Строри. – Чего-нибудь придумаем!

Солнечное оказалось достойным полигоном – подарило нам множество зимних дней, обернувшихся чарующими морозными вечерами. Словно ледяной магнит, это место притягивало к себе самых разных людей: плохих и хороших, ненавидимых нами и любезных нашему сердцу. Здесь мы как следует познакомились с нашими будущими соратниками, которым суждено было разделить с нами членство практически во всех «черных списках».[60]60
  О том, что это такое – пойдет речь в главе «Не играйте в наши игры».


[Закрыть] Мы виделись с ними и раньше – на «Кринне-95» в Заходском, но там у нас настоящего знакомства не вышло. Ему суждено было состояться в Солнечном, на однодневной игре под названием «Причерноморье». Наша банда записалась на эту игру варягами, а наши будущие друзья – болгарами. Это имя впоследствии накрепко пристало к их коллективу. И, как утверждают некоторые Болгаре, не без нашей помощи. Вот что сами Болгаре рассказывают про историю возникновения своего коллектива (слово Болгарину Гуталину):

– Мы познакомились вот как. Я учился с Гаврилой на одном потоке в Универе, Сокол учился на год старше меня, а Дэд в это время учился в Финеке. С ними всеми я плотно сошелся через организацию под названием «AIESEC».[61]61
  Международная ассоциация студентов, изучающих экономику и управление.


[Закрыть] Параллельно Гаврила подтянул в тему Святого Отца и Виконта, своих одноклассников. А я вытащил Сержа и Кузьмича[62]62
  Имеется в виду Болгарский Кузьмич. Не путать с Барином (нашим Кузьмичом).


[Закрыть] из нашей дворовой тусовки. Мы пересеклись на «Кринне-95» – там образовался костяк нашего коллектива. Позже, на «РХИ-96» к нам влился Гор, а за ним пришли Дальсар и Боря. А вот что Гуталин рассказывает об обстоятельствах нашей встречи в Солнечном:

– Тогда вышла массовая драка – Грибные Эльфы против будущих Болгар. Пострадали там буквально все. Нашему Кузьмичу, к примеру, перерубили вены на руке. Да и остальные были немногим лучше. Только Виконт почему-то пребывал в заблуждении, все спрашивал: «Чего это вы все отпизженные, а я один целый?» Тут мы ему и говорим: Витя, да ты на ебло-то свое посмотри! У тебя на лице вон какое фуфло надувается! До того человек вошел в раж, что вообще ни хуя не чувствует!

Так становится видно настоящих людей. Другие (и таких немало) тут же принялись бы скулить – дескать, обидели нас, ни за что посекли! Но Болгаре поступили иначе: утерев кровь и замотав раны какими-то тряпками, они выпили водки и взялись за осуществление мести. В тот день мы пиздились с ними еще не раз, а ближе к вечеру замирились. Прониклись друг к другу взаимным уважением. А оттуда и до дружбы оказалось недалеко.

Но попадались и такие пассажиры, которые нам вовсе не нравились. Наибольшую злобу у нас вызывал один хмырь – Макс Гусев по прозвищу Красная Шапка. Надо понимать, что называли его так только мы сами, а какое он сам себе выбрал имя – про то я не ведаю. Одевался он в черный плащ и красную фетровую шляпу, за что и получил своё прозвище. Красная Шапка выбирал для себя только самые волшебные роли, связанные со способностью летать, и широко этим пользовался. Сражаться он не желал, зато по злословию мог дать фору кому угодно.

Шапка развлекался тем, что распускал про нас гнусные слухи – мёл такое, что я, пожалуй что, не стану тут этого повторять. Зато другие люди с завидной регулярностью пересказывали нам его слова. Было видно, что Шапка совершенно не следит за своим языком, что немало злило возмущенных этими сплетнями братьев. Отвечать за сказанное Шапка не спешил, уклоняясь от вопросов на эту тему с помощью банального бегства.

Более пятнадцати раз мы пытались его изловить, и все без толку. Шапка отличался просто сверхъестественной прытью. Поймать его не удавалось – его словно черти носили, даже засада на пути к станции не дала желаемых результатов. Проклятый колдун был словно заговоренный. Мы не знали уже, что и делать – так унизительно и досадно нам было бессильно терпеть присутствие Красной Шапки.

Но охранявшие его заклятия держались крепко – каждая новая попытка только добавляла разочарования. Под конец братья, завидев Красную Шапку, начинали бледнеть, хватались за сердце и менялись в лице. Но все переменчиво – и время отмщения все-таки наступило.[63]63
  Об расправе над Красной Шапкой читайте в главе «Мандыгоновы яйца».


[Закрыть]

Среди наиболее сомнительных приобретений тех лет стоит вспомнить некоего Лорифеля. Это был выдающийся человек. Первый раз, когда он только появился в Солнечном, мы опасались, что со смеху лишимся остатков ума.

Лорифель взял торцевые щитки от каких-то приборов (белый алюминий с симметричными отверстиями под верньеры) и связал все это веревочками, превратив в некое подобие пластинчатого доспеха. Полноценно двигаться в этой сбруе Лорифель не мог – сильно мешал доспех, но и особой защиты не приобрёл. Алюминий был тонким, словно бумага.

Мало того, Лорифель взял крышку от старого пылесоса «Вихрь» – помните такие, с ручкой, как у современного чайника? На эту ручку Лорифель приклеил красное мочало, а дыру, из которой раньше выходил пыльный воздух, заделал картонным рогом. Облаченный в погнутый алюминий, с торчащей изо лба картонной трубой, Лорифель становился похожим на мистическое существо – Мусорного Единорога.

К этому позорищу Лорифель добавил накидку из занавески и знамя с изображением белой лошади на зеленом поле. Кроме того, Лорифель каким-то образом вовлек «в свою орбиту» около восемнадцати человек и снарядил из них отряд личной охраны. Впрочем, следует отдать Лорифелю должное. Среди своих прихлебателей он был наиболее толковым и сам мог бы их всех охранять.

Теперь представьте, что вы сидите в небольшой башенке. Из старых ящиков разожжен чадный костерок, дым щиплет глаза. Вы кутаетесь в ватник или в шинель, вокруг вас собрались друзья – те, кто подошел выпить рюмку водки и немного согреться. Текут разговоры да пересуды – кому разбили нос, кому на той неделе вывихнули палец, а кому пора бы и по колену осушить. Все мирно и возвышенно – ледяное пиво и огненный спирт выставлены на положенных местах, толстые палки и тяжелые трубы сложены вдоль стены. Ничего не предвещает чего-нибудь необычного.

Но вот – что это? Будто бы пронзительный, высокий звук детского рожка врывается в эту солнечную идиллию. Половина собравшихся оборачивается и не верит своим глазам. В ворота замка, гордо держа по ветру зеленое знамя, входит Лорифель и его глумотворная, вооруженная рейками свита.

Многие, обладающие заслугой терпимости, остановили свой первоначальный справедливый порыв. Зачем судить о человеке по одному только внешнему виду? Хотелось составить мнение о Лорифеле на основании опыта личного общения. К сожалению, сделать этого не удалось. Выяснилось, что сам Лорифель заслугой терпимости не обладает. Обращаться напрямую к нему оказалось нельзя. Вместо этого его прихлебатели сообщили, что должен сделать тот, кто хочет добиться у Лорифеля аудиенции.

Сложив оружие и приблизившись к одному из его нукеров на десять шагов, необходимо отвесить поясной поклон (если ты простолюдин) или склонить голову (если считаешь себя благородным). Такой же поклон надо бить на пяти шагах, а потом на трех. После этого следует остановиться и ждать, пока очередной нукер Лорифеля не соизволит с тобою заговорить. Первому обращаться к такому нукеру нельзя, вместо этого лучше еще раз обдумать, что за дело у тебя к повелителю Лорифелю?

Странно, но совсем не нашлось желающих обратиться к Лорифелю в рамках предложенного протокола. Более того, появились недовольные такой отстраненностью нового властителя. В сторону Лорифеля понеслись хулительные выкрики и матная брань, которую он и его нукеры презрительно игнорировали. Все это настолько накалило атмосферу, что Лорифель и все его войско получили пизды в первом же бою. В этой акции обуздания принимали участие мы и представители 4-й центурии Хирда под руководством Дональда Маклауда. Вышло это так. Лорифель, воодушевленный беспримерной численностью своего войска, вышел из крепости и обосновался у пляжных ворот. Подступив к его армии, мы принялись оскорблять Лорифеля, называя его обсосом и педерастом – так как стало ясно, что ни о какой будущей дружбе речь в этом случае не идет.

Лорифель, стоя чуть впереди, держал в руках тонкую рейку, на которой крепилось его ебучее знамя. Первый удар в этом бою нанес я, устройством под названием «черепно-мозговая травма» (сплющенным трамвайным поручнем длиной 1,7 метра). Удар пришелся по рейке в том месте, где её держал Лорифель, и послужил двойной цели – перебил флагшток и ушиб Лорифелю пальцы. Затем Барин, прикрывшись шитом, нырнул Лорифелевым прихвостням под ноги. Умело двигаясь на корточках, он принялся вертеться прямо внутри порядков их строя, раздавая жестокие удары по коленям и яйцам своим топором. Топор этот смастерил для Барина я: из каменной резины с беговых дорожек, с ручкой из тонкого ломика, аккуратно затянутого в вакуумный шланг. Этот маневр смешал ряды бестолкового Лорифелева войска. Они все еще кружили на месте, пытаясь сладить с Барином, когда удар сомкнутого строя 4-й центурии развалил их скопище, словно колун – гнилое полено. Знамя Лорифеля досталось Маклауду, пополнив его обширную коллекцию добытых в бою, а также похищенных флагов.

После боя Лорифель вздумал обнародовать накопившиеся претензии. Выйдя на лед маленького озера, он стал трясти обезображенной ударом поручня рукой, созывая любопытный народ.

– На этой игре буду либо я, – на все побережье выл Лорифель, – либо этот меч! Или вы его убираете, или я уезжаю! Ну так что?!

Чтобы всем было ясно, о чем он толкует, Лорифель то и дело указывал здоровой рукой на меня и на мою новую машинку. Озвученная угроза, преломившись в призме его собственного восприятия, ошибочно показалась Лорифелю достаточно веской.

– Эй, Лорифель! – обратился к нему я. – Ты это у кого спрашиваешь?

– У тебя! – не удержался Лорифель, еще больше повышая голос и показывая мне свою несчастную руку. – У кого же ещё? Кто всё это устроил?

– Блин, а ты не передумаешь? – переспросил я на всякий случай. – Либо ты, либо этот меч?

– Точно! – удовлетворенно подтвердил Лорифель. – Или убирай его, или я уезжаю! Он стоял на льду, подбоченившись и глядя на меня с самым свирепым видом. Хотел послушать: что я на это скажу? Но он рассматривал ситуацию однобоко и не ко всякому ответу был морально готов.

– Пошел ты на хуй! – ответил я. – Меч я решил оставить! Это стало моментом истины в наших отношениях с Лорифелем.