Текст книги "Сказки темного леса"
Автор книги: Djonny
Жанр:
Юмористическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 35 (всего у книги 52 страниц)
Так как мы с Панаевым пили тогда белый вермут пополам со спиртом – подробности этого «интервью» не задержались у меня в голове. «Чтоб вы лишаем голимым поросли!» – вот собственно и все, что мне оттуда запомнилось. Но Шапа старательно записал нашу ругань и пьяные выкрики, а через неделю все это безобразие появилось на страницах «Сороки»– насмешив нас и раздосадовав впечатлительных сорокоманов.
Сам праздник, получивший впоследствии название «Шапа-пати», начался так. Около девяти часов вечера мы постучались в дверь Шапиной квартиры – только открыл нам вовсе не Шапа, а его мать.
– Шапы нет дома, – завила она. – И когда он будет, не знаю!
– Но мы договаривались… – начал было я, но старая сука была неумолима. – Не пущу! Ждите на лестнице!
Только благодаря посулам и клятвенному обещанию «налить» нам удалось пробраться в квартиру и засесть в комнате у Шапы. Праздник был распланирован как состоящий из двух частей – сначала мы чинно-мирно отмечаем день рождения (то есть пьем, покуда не перекинемся), а в 4.30 начинаем в квартире у Шапы настоящий погром. Но первые конфликты начались гораздо раньше, чем подступил назначенный срок.
Сам Шапа (явившийся домой только в первом часу ночи) посерел лицом, как только увидел в коридоре Маклауда. От греха подальше Шапа спрятался в комнате отца и не выходил оттуда ни за какие коврижки. Он даже предпринял несколько попыток «выписать» нас из квартиры (через отца, разумеется) – но этому воспротивилась пьяная «в говно» мать. Поллитра водки и льстивые речи Маклаудовской жены сумели вовремя перетянуть ее на «нашу сторону».
Водка лилась рекой, и постепенно стены в Шапиной комнате дрогнули и завертелись волчком, а на лицах товарищей появились первые признаки приближающейся перемены. Все чаще в ответ на замечания Шапиной матери доносилось не вежливое «извините», а куда более естественное «пошла на хуй», а кое-кто даже перестал бросать хабарики на пол. Вместо этого дымящиеся окурки стали размазывать о стены комнаты.
Начало второй части праздника положил Кузьмич. Когда настенные часы в комнате у Шапы остановились[197]197
Правильнее будет сказать – не «остановились», а «перестали существовать»
[Закрыть] на отметке «полпятого», Барин заорал «Поехали!», сорвал часы со стены и молодецким ударом разломил ходики о стенной шкаф. Я тут же ухватился за ствол огромного, в человеческий рост, фикуса, поднял цветок с пола и размахнулся изо всех сил. Керамический горшок на большой скорости врезался в невысокий сервант, вдребезги разбив стекла и совершенно разбившись сам. Во все стороны брызнули стекла вперемешку с землей, оставив у меня в руках только мясистый ствол и лохматое корневище.
Остальные тоже не стояли без дела – кто-то опрокинул секретер, кто-то перевернул стол, а Панаев в это время кромсал ножом одеяла и поджигал занавески. Я недолго наблюдал за этим безобразием, так как неожиданно кто-то могущественный и жестокий вселился в меня, отключив сознание, словно пьяный электрик – свет. Остался лишь калейдоскоп вращающихся картинок: блевота на стенах, пьяные лица и громогласный немолкнущий крик.
Это кричала Шапина мама, которая увидела, как Строри вытащил из кладовки топор и несколькими удалыми взмахами развалил унитаз. Хлынула вода, но Строри это ни чуточки не обеспокоило. C побелевшим от водки лицом он перешел в ванную комнату – и оттуда понеслись гулкие удары, по силе сравнимые разве что с ударами колокола. Приоткрыв дверь, я некоторое время наблюдал, как Строри с остервенением дырявит чугунную ванну обухом топора.[198]198
Это куда как проще делать кувалдой.
[Закрыть] Оригинальнее всех развлекался Маклауд. Он выволок из дальней комнаты Шапиного отца, после чего развалился на стуле в начале длинного коридора, тянущегося из прихожей на кухню. В конце коридора Маклауд приказал расставить Шапин семейный сервиз, и теперь расстреливал его из принесенного с собой пневматического ружья.
Происходило это так. Сначала пьется стопка наливки, затем звучит сухой шелчок выстрела – и на кухне во все стороны брызжут фарфоровые осколки. После этого Маклауд лениво бросал ружье в сторону, а Шапин отец со всей поспешностью ловил его за ствол и перезаряжал. Наступало мгновение тишины, затем Маклауд опять глотал стопку наливки – и все повторялось опять. Маклауд занял пост в коридоре не просто так. По совместительству он контролировал выход на лестничную площадку – чтобы Шапа и его родители не вздумали выбежать из дома и вызвать милицию. Доведенный до отчаяния Шапа попытался выброситься из окна, но братья это вовремя пресекли – схватили Шапу за руки и заперли в кладовке. Вызвать же милицию по телефону у Шапы и его родных не было ни малейшей возможности.
Телефон в Шапиной квартире мозолил мне глаза с самого вечера. Он располагался на тумбочке возле дверей, причем с ним постоянно происходили удивительные метаморфозы. По первости он стоял просто так, затем кто-то снял с него трубку – которая одиноко зудела, короткими гудками жалуясь на нелегкую жизнь. В следующий мой визит в коридор трубка лежала на том же месте – только вот витой шнур был уже перерезан.
Когда же мы уходили, в тумбочку, на которой стоял телефон, оказался воткнут топор. Строри вбил лезвие в податливое дерево едва ли не до половины – так что обух едва-едва виднелся сквозь искореженный аппарат. Эта картина накрепко засела у меня в голове – лопнувшие куски пластика, искореженные шестеренки и разноцветные провода.
Кураж отпустил меня только в метро, когда я прилег на лавку в практически пустом вагоне. За окном проносились перевитые кабелями стены тоннеля, а на лавке напротив пяный Фери пытался «склеить» парочку утренних малолеток:
– Я тракторист, – Фери решил начать эту беседу с вранья, – работник далекого севера! Девушки, замерзая в ледяных пустошах – я думал о вас! Предлагаю теперь…
У перев взгляд в плафоны на потолке, я слушал это пьяное бормотание и все думал: «Ну наконец-то! Вот оно – настоящее интервью!»
Правильнее будет сказать – не «остановились», а «перестали существовать» Это куда как проще делать кувалдой.
Патруль нравственности
«Вместо сытного обеда
С хлебом и салатом
Лустберг делает минет
Неграм и мулатам»
Веселые четверостишья
На Первомай в этом году приключилась вот какая история. Перед самым выездом Королева сшила черные повязки с буквами «П.Н.», что расшифровывалось как «Патруль нравственности». Идея патруля состояла в том, чтобы преследовать тех ролевиков, которые станут расхаживать голыми или примутся прилюдно ебстись.
Этот постыдную скверну принесли в тусовку Лустберг и его друзья – безобразный пережиток старой «системы хиппи». Они всем показали, что такое настоящий «free love» – череда голых обмудков, прущих косолапых сук с отвислыми сиськами. Насмотревшись на совокупляющихся тут и там унылых чудовищ, наши товарищи взбеленились и решили положить конец этому безобразию.
Мы рассуждали так. Постороннему мужику нельзя позволять трясти яйцами на виду у женской части нашего коллектива. За это нужно наказывать, причем наказывать сразу! А наши девчонки пускай разберутся с теми бабищами, что привыкли ходить по лесу с неприкрытой пиздой. Путь «кукушки» и газ проведут черту, которая отделит честных женщин от сонмища вконец охуевших блядей!
Пока остальные товарищи пьянствовали на Холме – Барин, Королева и я решили навестить обитающих на побережье Болгар. Стремительно вечерело – темнота упала на мир, деревья по краям тропы превратились в едва различимые серые тени. Тьма скрадывала очертания предметов, лишь на фоне чуть более светлого неба можно было различить угловатое плетение нависающих над дорогой ветвей.
Наш путь пролегал через перекресток. Нимедийская тропа наискось перечеркивает здесь дорогу к озерам и уходит лесом по направлению к Фонтану. Неожиданно мы услышали топот и увидели меж деревьев стремительно движущийся желтый свет. Вскоре мы смогли различить фигуру человека с факелом в руках, несущуюся в нашу сторону по дороге. В другой руке человек сжимал «меч» из расплющенной лыжной палки. Так как никакой игры на эти выходные в Заходском не намечалось, то поведение незнакомца нас несколько насторожило. И не зря – уже через пару секунд он с пронзительным криком набросился на нас!
– Попались?! – свирепо орал он, угрожая нам факелом. – А-А-А!
Мы с Кузьмичом шли без оружия – только у Королевы оказалась «кукушка» в рукаве. Не знаю, как у нас это вышло – но я почти сразу же перехватил руку с факелом, а Барин намертво вцепился в «меч». В ходе непродолжительной борьбы Кузьмичу удалось вырвать алюминиевую трубу из рук нападавшего, перехватить ее за концы и накинуть незнакомцу на шею. Поднатужившись, Кузьмич сумел изогнуть трубку кольцом, скрестил концы и закрутил на полтора оборота. Получился ошейник из ролевого меча, судя по всему – вещь не очень удобная. Говорю так потому, что видел, как захрипел наш противник, судорожно разевая рот и шаря по сжавшей шею петле непослушными пальцами. Королева сумела полностью использовать этот момент. Подскочив сбоку, она несколько раз вытянула нашего противника «кукушкой» по почкам. Тот рванулся изо всех сил – и тогда Барин неожиданно разжал руки и резко толкнул нападавшего в мою сторону. Отступив на шаг, я размахнулся и наотмашь врезал оставшимся у меня в руках бензиновым факелом. От удара пламя вспыхнуло еще ярче, разбрасывая по сторонам шипящие огненные брызги. Вот этого наш противник уже не выдержал – завыл дурным голосом и бросился наутек.
– Кто это был? – спросил у меня Кузьмич, едва мы отдышались. – Лицо вроде знакомое?
– Даня это! – уверенно заявила Королева. – Я рожу успела разглядеть!
– Даня? – переспросил Кузьмич. – Зачем же он так?
Ответа на этот вопрос мы не знаем и по сию пору. За Даней ходила слава алкоголика и истерички, но раньше между нами не возникало каких-либо трений. Даня жил возле озер, пересекались мы редко – так что мы полагали, что у нас нет повода к взаимной вражде.
– Так ведь он ебнутый! – припомнил я. – Может, хуй с ним?
– Ну… – задумался Кузьмич. – Ты прав! Простим дурака!
Легко прощать тех, кого только что опиздюлил. И наоборот – опиздюлившийся человек прощать совершенно не склонен. Так получилось и с Даней – ему показалось мало, так что он отважился на месть. Вот что у него из этого вышло.
Через три часа мы опять шли по той же самой дороге. Теперь нас было человек пятнадцать – пьяные в дым, мы перли по лесу под мелодии сборника «Союз 21». Они доносились из принадлежащего Королеве двухкассетного магнитофона, который Фери нес у себя на плече. Стояла середина ночи, на почерневшее небо выкатилась огромная майская луна. Большинство братьев, памятуя о недавнем случае, вооружились пневматикой и дубьем, а кое-кто взялся за лопатки и топоры. Пятнадцать пар ботинок весело бухали по дороге в такт пронзительным нотам, от переполняющих душу чувств участники процессии подпрыгивали в воздух и крутились волчком. Почти все товарищи надели черные повязки на плечо, а возглавил шествие Кузьмич. Он шел впереди всех и ревел, словно бензопила:
Тополиный пух – жара-июль
А братья такие пьяные!
Только теплый ветер – не за хуй
Ноздри мне щекочет, по ебалу хочет!
– Ноздри мне щекочет! – тут же подхватили остальные. – ПО ЕБАЛУ ХОЧЕ-ЕТ! Так что мы не удивились, нет – мы просто охуели, когда на том же самом месте на нас снова бросился человек с факелом в руках. Сначала пламя вспыхнуло в кустах – это Даня запалил приготовленный заранее факел, а затем на дорогу выскочил и он сам. Только на этот раз вместо меча Даня сжимал в руке открытую канистру с бензином.
– Ну что, суки! – заорал Даня. – ЧЬИ ПАЛАТКИ БУДУТ ГОРЕТЬ?!
С этими словами он плеснул бензином под ноги Кузьмичу и тут же ткнул факелом в разлитое топливо. Поднялось пламя, в ноздри ударила резкая бензиновая вонь, а Кузьмич так и вовсе едва успел отскочить. Возникла короткая заминка – те осколки мгновений, за которые человек решает, как ему лучше будет поступить. Вышло так, что в этот раз первым сориентировался Строри. Выиграл инициативу.
– Давай сюда канистру! – неожиданно предложил он. – Пускай все будет по-чеснаку! Столько справедливой уверенности вложил Строри в эти слова, что их невысказанный подтекст мгновенно встал у меня перед глазами. «Даня, одумайся и прекрати беспредел! Нас больше, так что лучше отдай канистру и дерись один на один! По чеснаку – а как же иначе?» И пока я, остальные братья и Даня размышляли над этими справедливыми словами – Строри шагнул вперед и ударом кулака разбил Дане нос. Наверняка он собирался ударить еще – но не пришлось. После первого же удара Даня схватился за лицо и побежал, выронив из рук канистру и факел. Следом за ним бросился разъяренный Кузьмич.
– Стой, аслица! – орал Барин. – Гоним мышь!
Все это произошло настолько быстро, что большинство из нас не успели разобраться в происходящем. Пока мы втыкали на пылающую проплешину – треск ветвей и бешеная ругань Кузьмича уже стихли вдали.
Мы настигли Барина только на стоянке Озерных Орков – недалеко от Фонтана. Хозяев лагеря звали Большой Грызь и Маленький Грызь. Большой весил далеко за центнер и был почти под два метра ростом, а Маленький едва доставал ему до середины груди. В остальном Грызи были похожи – коренастые мужики со спокойными веселыми лицами. Они приезжали в Заходское, вооружившись парой деревянных мечей и охотничьей помпой-пятизарядкой.
Увидав, как Кузьмич настиг Даню на окраине их стоянки, Грызи даже не подумали вмешиваться.
– Все по чеснаку! – авторитетно заявил Большой Грызь, устраиваясь на бревне. – Один на один!
Драка – зрелище, которое от начала мира пользуется огромным спросом между людьми. Поглазеть на драку сбегаются пожилые и молодежь, трезвые и пьяные, смелые и не очень. Вокруг дерущихся мгновенно возникает тесный круг, взгляды ловят каждое движение – в зубы, по уху, об колено! Пальцы сжимаются в кулаки, а на лицах собравшихся моментально проступают самые горячие чувства!
Драка обладает колоссальным культурным значением. На спектаклях люди сидят кривясь да поплевыя, а вот дракой можно любую публику расшевелить. Как говорится: «В драке с ножом есть шанс тронуть сердце даже самого черствого человека». Драка начинает знакомство и завершает переговоры, крепит дружеский круг и является предметом подвига.
Если бы не было драк – о делах сказочных героев было бы нечего рассказать. Представьте себе – Змей отказался драться с Муромцем и шипит: «Днесь на тоби, Лиюша, челобитную понесу! Посвящу царя, як ты на треглавого залупавшись! Нас трое свидетелей – в остроге сгниешь!» Правильно ответить на такое сумеет только опытный витязь, для которого не новость драконьи повадки: «Не дерзило бы ты, чудище, светлому богатырю! Хоть на три стороны доноси – не пугает меня твоя челобитная! Бумагами, что царю шлешь, околоточный себе все стены оклеил. Чую – быть тебе днесь в уездной управе терпилою!»
В этот раз круг получился диаметром метра три – на земле ковер из мха, кое-где пробивается вереск и невысокие кустики черники. Прикурив сигарету, Барин вышел в круг и двинулся в сторону Дани. Тот, видно, совсем уже избесился – дыхание прерывистое, взгляд бегает, глаза налились дурной кровью. Противники встретились на середине круга – сначала сцепились руками, а затем упали и покатились по земле.
Секунд через десять напряженной борьбы Кузьмич сумел перевернуть своего противника на спину, сесть сверху и заблокировать его руки своими коленями. Зажав помятую сигарету в зубах, Кузьмич неторопливо прицелился и нанес несколько точных, сильных ударов. Раздался глухой стук, с которым кость ударяется о кость, затем послышался тихий стон – и все. Победа досталась Кузьмичу.
Пример Дани являет нам образец человеческой смелости, лишившейся поддержки ума в ходе трагических жизненных обстоятельств. А на следующий день мы стали свидетелями обратной картины – когда человек двадцать сторонних «умов» надумали срезать путь на Грачиное мимо принадлежащей болгарам Утехи. Вышло это так.
Турнирная поляна – словно небольшое футбольное поле, затерявшееся в лесу. Она раскинулась на узком перешейке между двух озер, на котором сходятся основные дороги и тропы. Пути на Грачиное и на танковый полигон проходят через этот перешеек, а по другому туда попасть можно, только заложив многокилометровый круг – вдоль побережья одного из озер. Взрослых деревьев на Турнирной Поляне нет, березы и сосны выросли только над бункером и поверх старого фундамента на дальней стороне. Эта кипа деревьев скрывает от посторонних глаз саму Утеху – традиционное Болгарское обиталище. Дорога на Грачиное проходит с противоположной стороны поляны, поэтому наблюдать за ней удобней с верхушки бункера, на вершине которого укоренилось Колокольное Дерево.[199]199
Про это дерево идет речь в рассказе «Цепной Отец и собачья печень».
[Закрыть] Нынче по лесу поползли тревожные слухи о колоннах хиппи, втихаря пробирающихся к Грачиному по «системной нужде» – так что Болгаре уже с полудня были начеку.
Сторожить дорогу отправились Вик и Гуталин, а помогать им вызвался я. Распив втроем пару котелков,[200]200
Если послушать Сокола, то «коньяк и его суррогаты следует пить из посуды с широким горлышком». Болгаре последовательны и для распития коньячного спирта пользуются котелком.
[Закрыть] мы быстро пришли в необходимое расположение духа.
Ведь в свете грядущего «патрулирования» нам может понадобиться обозвать «пидорами» группу незнакомых людей. А в таком деле очень важной становится уверенность в собственных словах. Не должно быть такого: «Да я не имел в виду, что ты пидор! Я тебя вообще случайно пидором назвал!» Недаром народная мудрость советует называть постороннего человека «пидором» только хорошенько подумав! Лишь когда вы ПОЛНОСТЬЮ УВЕРЕНЫ, что перед вами реальный пидор. Другой способ заполучить такую уверенность заключается в том, чтобы перед встречей с «потенциальными пидорами» выпить водки. То есть вырвать свой разум из паутины условностей и подняться вверх на широких крыльях демона алкоголя. Тогда уверенности хватит и на сорок человек. «Хуй ли расселись? Одни пидоры кругом!»
Теперь фокус нашего рассказа сместится на противоположный край Турнирной поляны, на участок дороги в тридцати метрах от бункера. Рядом с этим местом мы положили в траву три увесистых палки, а прямо посередине дороги «разместили» целую кучу «свежего» говна. Этой куче отводилось важное место в наших будущих планах.
«Детей цветов» мы заметили, лишь когда те уже вывернули из лесу на дорогу. Это произошло не более чем в пятнадцати метрах от нашего «пикета». Хиппи скучковались на дороге, поджидая остальных и настороженно поглядывая в нашу строну. Так что медлить было ни в коем случае нельзя:
– Пипл! – высоким голосом возгласил Вик. – Хелп! Плиз гоу ту ми!
Хиппи о чем-то пошептались друг с другом, но тем не менее подошли. Дорога была одна, так что деваться им было особо некуда. За полтора метра до нас хиппи образовали полукруг – цветные рубашки и пестрая вязь бисера, гривы нечесаных волос, нервно сжатые пальцы в плену дешевых колец. Здесь было примерно поровну парней и девок, доверху нагруженных самым непритязательным скарбом – горелыми одеялами, жестяными чанами и старенькими рюкзаками.
– Смотрите внимательно! – предупредил собравшихся Гуталин. – Видите говно у вас под ногами? Теперь мы берем самые обычные палки и погружаем их одной стороною в говно. После этого… Я бля буду, но хиппи до самого последнего момента так ничего и не поняли! Иначе не стояли бы так спокойно и не ждали, пока мы ткнем кому-нибудь из них в рожу такой палкой. Мы успели измазать троих, прежде чем хиппи поняли – здесь творится что-то не то!
– А, блин! – закричал один из них, с отвращением трогая себя за лицо. – Пипл! Вы чего делаете?! Что за тема?!
Но его возмущение так и осталось на словах – несмотря ни на что, хиппи так и не предприняли попыток к отмщению. Возмущались, кричали – но даже не двинулись с места. Витю-Орка такая позиция совершенно вывела из себя. Ведь он рассчитывал, что после такой «залупы» в драку кинется даже самый миролюбивый человек! Мы заранее приготовились к отражению коллективной атаки – думали отбиваться припасенными палками, а в случае неудачи решили выкликать на помощь отдыхающих в Утехе братьев. Но проклятые хиппи разрушили наши планы! Увидав по нашим лицам, что еще чуть-чуть – и мы сами на них набросимся, хиппи решили времени зря не терять. Часть из них припустила мимо нас по дороге, а часть ломанулась в лес – в направлении военного полигона. Кое-кого мы еще успели перетянуть палками, но немногих. Азарт быстро прошел.
– Пацифисты, еб твою мать! – с отвращением заявил Гуталин, глядя вслед удаляющимся пестрым фигурам. – Никак на драку не развести! Слышали ихние песни?
Не нужна нам война
А пошла она на-а…
– Ага! – кивнул Вик, швыряя палку на землю и поворачиваясь в сторону Утехи. – Таких пидоров еще поискать! Не люди, а скоты – такую шутку испортили!
Следующее происшествие имело место во время затеянной Маклаудом грандиозной стройки. Решено было выкопать посреди нашей стоянки зиндан – яму два на два на четыре для пленных, закрывающуюся сверху массивной деревянной решеткой. В зиндане можно будет без всякого опасения содержать случайных «постояльцев», в то же время используя его как отхожее место и как яму для мусора.
Два на два на четыре – это шестнадцать кубометров, то есть примерно три полных самосвала породы. Не могло быть и речи о том, чтобы перелопатить самим такую прорву земли, поэтому постройку зиндана было решено возложить на пленных ролевиков.
Каждое утро Маклауд вставал едва ли не с солнышком и уходил с Холма. Через пару часов он возвращался, волоча на удавке то одного, а то и двоих неосторожных путешественников. Пленных Маклауд поручал бдительному присмотру Жертвы, после чего завтракал и отправлялся спать. Терпеливый Жертва искренне полагал, что «безопасность труда важнее производительности». Поэтому он избегал снаряжать пленных каким-либо инструментом – предпочитая, чтобы они копали зиндан руками, в самом крайнем случае помогая себе короткими палками. В свете этого факта строительство зиндана растянулось на невообразимое количество наполненных криками пленных и злобным свистом капроновых плетей «человекочасов».
Жертва до того усердствовал на вверенном ему «объекте», что некоторые братья начали всерьез сетовать на стоны и вой, доносящиеся из будущего зиндана. Крики истязаемых Жертвой рабов здорово мешали спокойному отдыху, но главная проблема строительства оказалось не в этом. На глубине полутора метров пальцы рабов принялись царапать о сплошной гранитный валун, расколоть который без отбойного молотка не представлялось возможным. Зная, что за задержку строительства его постигнет самая суровая кара, Жертва проявил недюжинную смекалку и инициативу. Он отправился на танковый полигон и принес оттуда неразорвавшийся ПТУРС,[201]201
Противотанковый управляемый ракетный снаряд.
[Закрыть] пулеметную гильзу калибра 12,7 мм и горсть трассирующих патронов. Расстелив на земле полиэтилен, Жертва развинтил ПТУРС и выковырял из него всю взрывающуюся начинку. Часть взрывчатки Жертва запихал в пулеметную гильзу, после чего вставил в горлышко трассер пулей вниз и аккуратно обстучал края обухом топора. Он рассчитывал, что при воспламенении капсюля энергии трассера хватит, чтобы заставить сдетонировать спрессованный внутри гильзы тротил.
После этого Жертва выгнал из раскопа рабов, расковырял арматуриной какую-то щель и принялся закладывать под валун самодельное взрывное устройство. Он надеялся, что камень лопнет от взрыва и его можно будет вытащить из воронки по частям. Жертва уже прилаживал к своей бомбе огнепровод из сухих щепок и бересты, когда это заметил Строри. Высунув голову из стоящей неподалеку палатки,[202]202
У Костяна была собственная палатка из паршютной ткани, которую он изредка брал с собой – пять или шесть раз за десять лет.
[Закрыть] Костян нашел нужным поинтересоваться:
– Жертва! Что это за возня со щепками?!
– Бомбу закладываем! – бодро доложил Жертва. – Будем валун взрывами проходить!
– Бомбу? – меланхолично переспросил Костян, еще не до конца въехавший в расклад. – А что за бомбу?
– Сто пятьдесят грамм тротила в латунной оболочке, в качестве детонатора трассирующий патрон калибра 7, 62, – отрапортовал Жертва, которого Маклауд пиздюлями приучил отвечать старшим товарищам ТОЛЬКО быстро и по существу. – Готовность две минуты!
Не знаю, какой реакции ожидал Жертва в ответ на свои слова – может быть, даже похвалы. Но дождался он совсем другого. Как только Строри представил себе, как в трех метрах от его палатки взрывается эквивалент двух противопехотных гранат – он выкатился из палатки, разметал огнепровод и захватил приготовленную Жертвой «бомбу».
– Идите на хуй, – орал Строри, – подрывники ебаные! Бомбисты, блядь!
Договориться с ним не было ни малейшей возможности. Хотите взрывать – пожалуйста! Только не ближе, чем в двухстах метрах от Холма! А иначе вам и зиндан будет не в радость – такой пизды получите! Вот к чему, если говорить вкратце, сводилась его манифестация.
– Любого, кто станет закладывать рядом со мной свои ебучие бомбы, – в заключение добавил Костян, – ждут ужаснейшие пиздюли!
Костян считал, что от взрывчатки бывают одни только неприятности. И был по-своему прав. СВУ,[203]203
Самодельное взрывное устройство.
[Закрыть] которое Строри отял у Жертвы, тут же пошло по рукам. Пьяные братья забавлялись с ним до тех пор, пока я случайно не выронил устройство в костер. Долго ли надо капсюлю патрона пролежать на углях, прежде чем он вспыхнет и все изделие пизданет? Трудный вопрос. Нам удалось выкатить «бомбу» из огня раньше, чем это случилось. Но призошедшее навело нас на тревожные размышления. Было решено избавиться от опасной игрушки, подорвав ее где угодно – лишь бы не нашей стоянке. Согласитесь, это была достаточно разумная мысль. А случай исполнить задуманное подвернулся нам этим же вечером – на стоянке царя Трандуила. Причиной для такого выбора места послужило вот что.
Прогуливаясь ночью по лесу с означенной целью, мы обнаружили на берегу Малого Красноперского упомянутого «царя». Транд лежал на спине возле костра и храпел, привольно раскинув руки. Могло показаться, что он просто спит (так на самом деле и было) – если бы верхом на нем не прыгала голая баба, яростно совокупляющаяся с Трандуилом в позе «наездницы». Поскольку наше присутствие нисколько её не смутило, мы подошли и легкими пинками привели «царя» в чувство. Транд перестал храпеть и открыл глаза.
– А? Что? – видно было, что окружающую действительность он воспринимает с превеликим трудом. – Хуй ли надо?
– Ну и ну! – пожурили его мы. – Как мы видим, перерывов на сон ты больше не делаешь? Спишь – и в то же время ебешься?! Охуеть!
– И что? – спросил Трандуил, недовольный тем, что его разбудили. – Вам-то какое дело?
– А как же нравственность? – спросили мы. – Смотри, чего у нас есть! С этими словами мы сунули изготовленное Жертвой устройство Транду под нос.
– Прикидываешь, – объяснили мы, как только зрачки Транда должным образом сфокусировались, – здесь сто пятьдесят грамм тротила и детонатор из трассера! Пизданет так, что закачаешься! Имей в виду!
С этими словами мы бросили бомбу в костер и бросились бежать. Понятное дело, что мчался я ОЧЕНЬ быстро – но все же не удержался и разочек обернулся на бегу. Увиденная картина до сих пор стоит у меня перед глазами: голое женское тело, распластавшееся над землей в невообразимом прыжке и обнаженный Трандуил, со всех ног несущийся к спасительному лесу. За несколько отпущенных ему мгновений Транд покрыл приличное расстояние, подтвердив этим старинную поговорку: «Жить захочешь – еще не так побежишь!» Не все же ебаться, надо и о здоровье подумать!