Текст книги "Королевская любимица (СИ)"

Автор книги: Девочка с именем счастья

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)

– Спасибо, ― мгновенно растерявшись от неожиданного, ничем не прикрытого комплимента, растерянно пробормотала Серсея, глядя на Нострадамуса широко распахнутыми глазами.

– Равных ей по красоте не было и нет во всём мире ни среди богов, ни среди людей, а её сердце так мягко и нежно, что сочувствует страданию каждого существа. Сложно было подобрать более подходящий Вам образ. Приятного праздника, ― Нострадамус коротко поклонился и, удивительно бесшумно, вышел.

В её уши снова полилась музыка, тихий говор гостей успокоил. Она ещё могла наслаждаться жизнью. Есть самую вкусную еду, пить самое лучшее вино, гулять в самых красивых садах, носить самые роскошные платья – даже разбивать коленки, падать с лошади, искать новых мужчин. Она могла всё. Если бы только всегда… Не беда. Сейчас она была счастлива, а остальное не имело значения.

Подобрав юбки, она быстро пошла вслед за Нострадамусом и заметила, как он скрывается за очередным поворотом. Сделав небрежный жест, который заставил Камилу оставаться на месте, она направилась за прорицателем.

– Вы флиртовали со мной? ― резко спросила она, догоняя его быстро, как сокол на охоте.

– Да, ― Нострадамус развернулся и посмотрел на неё с вызовом, с которым сама Серсея часто смотрела на людей. При одном только взгляде на неё, Нострадамус немедленно вспомнил, какими были душистыми волосы и какими горячими губами, в тот единственный раз, когда она его поцеловала.

Серсея усмехнулась.

– Смело.

Она встала на цыпочки и прижалась своими губами к его. Мышцы спины и шеи запротестовали от неудобства позы, но спустя мгновение Серсея забыла, что они у неё вообще существуют – казалось, всё её тело превратилось в сгусток чистых ощущений, и каждое прикосновение лишь вливалось в целую гамму, расцвечивая её новыми оттенками. Яркими, жгучими, ослепляющими. И их хотелось ещё больше.

На мгновение его руки сжали её тело почти до боли. Нострадамус, оторвавшись от её рта, покрывал беспорядочными поцелуями скулу, шею и плечо принцессы.

Любовь нуждается в испытаниях. Арматура отношений заливается бетоном сложностей. Испытания сшивают потрескавшиеся сердца. Судьба накладывает швы, рана заживает, нити отсыхают. Со временем выпадают… Кому-то достается больше испытаний, кому-то меньше. Конкретной «дозы» нет. Турецкая мудрость гласит: «Чем прочнее дерево любви, тем чаще оно подвергается порывам ураганов.»

========== одиннадцать. я видел вас ==========

– У меня объявление! ― заявил король Генрих, взбегая по ступенькам к своему трону. Близился ужин, когда Генрих пожелал созвать свою семью и аристократов в главном зале. ― Для всего двора!

– Какой ужас… ― пробормотала Екатерина, но Генрих метнул в неё только весёлый взгляд. В последнее время у него было прекрасное настроение ― союз с Англией, какое-никакой, был восстановлен, Португалия притихла после происшествия с их бастардом-принцем, так ещё и прислала некоторые подарки монаршей семье, чтобы этот инцидент был скрыт, союз с Шотландией снова крепок, а мелкие проблемы вроде Оливии ― бывшей любовницы Франциска ― и нападения на неё, интриги при дворе среди женщин, Генриха не волновало.

Серсея полагала, что дело было так же в связи отца с фрейлиной Марии по имени Кенна, но сегодня Генрих был слишком весел.

– Насколько многие из вас могут помнить, Нострадамус сделал моей дочери предсказание, что вскоре она выйдет замуж, ― Екатерина, сидящая на троне, и Серсея, стоящая у самого входа, обменялись взглядами. Генрих хотел в очередной раз просто высмеять прорицателя? ― Но, поскольку она была рождена не от королевы Франции, пусть и носит фамилию Медичи, то она остаётся свободной женщиной. Моя дорогая Серсея, моя любимая дочь. Подойди, ― Серсея с опаской приблизилась и остановилась рядом с Франциском и Марией. Брат выглядел таким же удивлённым, как и Серсея. ― Я мог тебя выдать за принца, или графа, или лорда, и ты жила бы далеко-далеко от меня, но я не причиню такую боль ни тебе, ни себе, ни твой мачехи, ни твоим братьям, ― голос Генриха был мягким. Серсея замерла, неожиданно понимая, куда клонит отец. ― Ты выйдешь замуж за человека, который всегда при дворе и всегда рядом с королевой Екатериной.

Королева побледнела. Пусть Генрих до сих пор не назвал имя, ей хватило всего секунды, чтобы понять, чьё имя назовет Генрих.

– Нострадамус, ― сказал король, и все разговоры быстро прекратились. Двор погряз в оглушительной тишине. ― Поскольку именно Вы сделали предсказание о замужестве моей дочери, то именно Вы на ней и женитесь.

Вокруг Серсеи погас мир. Принцесса пошатнулась, но Мария Стюарт успела ухватить её до того, как она упала. Девушка слышала, как шумит её кровь в собственном теле, как лихорадочно бьется сердце. Она видела только фигуру отца, видела, как шевелились его губы, но не могла понять ни слова. Кто-то коснулся её руки с другой стороны, и она машинально повернула голову ― Франциск сжимал её локоть и что-то обеспокоенно спрашивал, но Серсея не слышала.

Она перевела взгляд на Екатерину и увидела, как она сжала губы в тонкую полоску, глядя на неё. «Злится» ― подумала Серсея, хотя на самом деле королева пыталась сдержаться и сделать вид, что всё идет как надо. Будто она знала о новости до этого спонтанного решения Генриха. Но это предало Серсеи сил: сейчас, когда король перестанет говорит, все взгляды обратятся к ней. Она уже чувствовала, как на неё смотрят, но то были родные, близкие люди или слуги.

Ей нельзя было терять лицо. Поэтому она гордо выпрямила спину, и слабая улыбка тронула её губы, будто предложение короля не было внезапным, будто так и нужно было. Чувствуя на себе взгляды всех, она перевела взгляд на Нострадамуса, поймала его взор и улыбнулась так, как могла улыбнуться сильно влюбленная женщина, которой Серсея… являлась не в полной мере.

– Благодарю за эту милость, Ваше Величество, ― ответил Нострадамус, приклонив колено. ― Это великая честь.

Как будто так и нужно было.

***

Серсея громко хлопнула дверью, и, кажется, ударила по лицу рванувшего за ней стражника, но ей было уже всё равно.

– Зачем ты это сделал? ― зашипела она на Генриха, и мужчина увидел, что та буквально тряслась от злости.

– Ваша дочь, Ваше Величество, ― сообщил стражник, аккуратно приоткрыв дверь.

– Да, я заметил, ― кинул король, отсылая стражника обратно на пост. Когда страж вышел, Генрих небрежно швырнул корону на кровать, а сам сел за стол, наливая себе тёмно-рубинового вина из графина. ― Сделал что? Твою свадьбу?

– Короли ничего не делают просто так, во всём ищут выгоды, так зачем венчать со мной Нострадамуса? ― жестко спросила дочь, упрямо складывая руки на груди. Её зеленые глаза сверкали, как диковинный огонь.

– Подумай сама над этим вопросом, Серсея, ― усмехнулся Генрих. Девушка прищурила глаза, ничего не ответила, лишь продолжала зло и ничего не понимающе смотреть на отца. Генрих вздохнул и поджал губы. ― Хорошо, я расскажу, очевидно, влюбленность не даёт тебе размышлять здраво. Я видел вас. Дважды я застал тебя в его объятьях и мне не показалось, что ты была против.

Иногда ― очень редко ― Генрих любил решать дела, выхаживая вместе со своими советниками по коридорам дворца. Так, казалось, лучше думалось, да и в окружении стен, где ступали его отец и дед, Генриху было лучше и спокойнее. Так было и в этот раз: они спустились в один из коридоров, и король на ходу принимал решения.

– Ещё ряд вопросов стоит обсудить, Ваше Величество, ― проговорил низкий, седовласый советник, быстро семенящий следом, чтобы успевать за королём.

– Какие же? ― Генрих первый шагнул в коридор, но в следующее мгновение, сделав шаг назад, наткнулся спиной на своего советника, который выглядел крайне удивленным.

– Ваше…

– Мы пойдем другим коридором, ― решил король нарочито громко и толкнул стоящий близь него канделябр. Тот с громким стуком упал, и спустя мгновение Генрих услышал, как застучали каблуки женских туфель и как шуршат юбки.

«Подумать только, ― мелькнула мысль. ― Моя дочь и прорицатель»

***

Кенна изящно извернулась из его объятий, и король с ухмылкой посмотрел ей в след. Он оглядел зал и заметил, как мелькнуло платье дочери на выходе.

«Серсея, ― подумал он. ― Кажется, и для неё праздник не задался. Может, пригласить её на конную прогулку? Потом бы поужинали всей семьей»

Генрих усмехнулся, и, довольный своей мыслью, поспешил за дочерью. Он оставил стражу у зала, потому что планировал догнать дочь быстро. И он догнал её. Едва заглянув в коридор, Генрих, спустя буквально пять секунд сделал поспешный шаг назад, а потом круто развернулся и хотел было пойти обратно в зал, как вдруг…

– Ваше Величество! ― громко окликнули его, и Генрих поморщился. Голос он узнал сразу и понадеялся, что довольно громкий, он дошёл и до Серсеи с Нострадамусом.

«Ну, Серсея!» ― подумал он с весельем.

Король развернулся к Франсуа Монморанси и, изображая радушного хозяина, широко улыбнулся, хотя увиденная пара всё ещё не оставляла его в покое, вызывая смешенное чувство удивление и лёгкого веселья.

– Франсуа, ― проговорил Генрих, хотя этот аристократ, как и многие другие вызывали в нём только чувство легкого раздражения. ― Какая радость, что Вы посетили наш праздник.

– На самом деле, ― начал он. ― Я хотел бы поговорить о леди Серсеи.

– Франсуа сватался к тебе, но я отказал, потому что… Ты явна увлечена другим, ― Генрих хохотнул. Серсея уставилась на стол отца, будто найдя в нём что-то очень интересное. Она явно над чем-то глубоко задумалась, поэтому была удивлена, когда резкий голос отца прервал её размышления. ― Но рождена ты от королевы или нет ― ты всё ещё моей крови, всё ещё носишь фамилию моей жены, и тебе не позволено портить безупречную репутацию моей семьи, нашей семьи. Твой брат женится на королеве Шотландии, все сестры замужем, даже у младших моих сыновей уже есть невесты, так что же ты?

– Я думала… ― пробормотала принцесса.

– Что? Что только из-за того, что рождена фавориткой, ты не выйдешь замуж без моего приказа? Ну уж нет, моя милая. Хочешь позволять зажимать себя в разных углах, можешь делать это со своим мужем, а не с мужчиной, который тебе никто, ― Генрих сделал глоток вина и вопросительно кивнул на чистый бокал, но Серсея отрицатель качнула головой. ― Даже я ― король ― вожу своих любовниц только в свои покои. Ну, может иногда представляю их публично, но это другое, ― Генрих усмехнулся, и девушка тоже выдавила нечто, похожее на ухмылку. Король тяжело вздохнул, подошёл к дочери и положил руки ей на плечи, слегка сжимая и слабо, ободряюще улыбаясь, как отец, который любил своих детей, но не был королем. Так бы каждый день улыбался им Генрих в каком-нибудь другом мире. ― Серсея, я не слепой. Я вижу, как он на тебя смотрит. Его взгляд останавливается на тебе, когда ты появляешься рядом, и следует за тобой до последнего мгновения. Ты тоже смотришь на него, радуешься его появлению. Тебе всё равно пора замуж.

– А если я не смогу…

Генрих устало покачал головой и подошёл ближе.

– Милая моя, послушай, ― король положил руки на плечи дочери и ласково улыбнулся. ― Ты моя дочь, моя любимая дочь. Нет грустней преступленья, чем любовь без любви! Я думал о том, чтобы выдать тебя замуж, и тогда бы ты уехала от меня, а ты осталась одной из немногих моих поддержкой, одной из немногих членов семьи, которые любят меня. Поэтому ты будешь рядом со мной. Ты выйдешь замуж за Нострадамуса и будешь счастлива здесь, рядом с отцом и матерью. Но если что ― я сделаю всё, чтобы помочь тебе.

– Я знаю, что ты меня любишь, ― согласилась Серсея. ― Я люблю тебя, отец.

– Ты можешь быть спокойна, Серсея. Ты королевской крови, однако всё ещё… незаконнорождённая, ― последнее слово Генрих выдавил через силу, будто не хотя. ― Не будет консумации брака, этот брак вообще не будет настоящим, если ты не захочешь. Но ты должна выйти замуж.

– Ты говоришь это как король?

– Как твой отец, ― Генрих вздохнул. ― И всё-таки король.

Но не всё было так же радужно, как в покоях короля.

Вопреки тому почти спокойному разговору, что состоялся между королем и его дочерью, королева Екатерина не была так же спокойна. Она рвала и метала, мотаясь по своим покоям, и всё, что оставалось делать Нострадамусу ― молча сидеть за столом королевы и ждать, пока раздраженное бухтение и проклятья королевы в сторону мужа превратятся в осмысленную речь.

– Это безумие, ― шипела Медичи, ходя по покоям, и нервно заламывая пальцы. ― Генрих вообще спятил. Чего он добивается этой свадьбой? ― она посмотрела на отрешенного прорицателя и вздохнула. ― О, не волнуйся, Нострадамус, я найду способ избежать этого недоразумения. Вы с Серсеей не должны страдать из-за короля.

Конечно, для неё вся эта ситуация была лишь очередной попыткой Генриха посмеяться ― над Нострадамусом, очевидно. Но кое-что не ввязалось в размышлениях королевы: зачем приплетать сюда Серсею? Король любил дочь, и никогда бы не сделал то, что могло ей навредить, что могло как-то оскорбить её. А тут такое.

– Не надо ничего отменять, ― внезапно решительно сказал мужчина.

– Что значит «не надо»? ― переспросила Екатерина, кажется, искренняя уверенная, что ей послышалось. ― Нострадамус? У тебя очередное ведение?

– Серсея.

– Что Серсея? ― переспросила Екатерина, чувствуя, как холодеют пальцы. ― О, только не говори, что с ней может что-то случится, я же тогда окончательно с ума сойду, ― простонала королева, обречённо качая головой. Беспокойство о Франциске всегда было превыше всего прочего, её первенец, её золотой мальчик, но если о том, как спасти дофина от смерти она знала, то об угрозе, нависшей над Серсее, до этого момента даже не подозревала.

И Нострадамус ― чтоб его ― даже не сказал!

Но вопреки тревогам королевы, к её огромному облегчению, мужчина покачал головой.

– Нет, она в порядке. Только…

– Только что?

Нострадамус посмотрел на Екатерину, но вспомнил о Серсее. Вспомнил про сегодняшнее утро.

Сегодня на утренней встрече, увидев Серсею, окруженную мужчинами, он ощутил новое пугающее чувство. Ревность. Ревность оказалась неожиданно сильной. И желание присвоить, обладать, не отдавать никому и никогда в один миг вырвалось из-подо всех замков, за которыми спрятал его в своём сердце прорицатель.

Он смотрел на женщину, которая ему не принадлежала, которая не могла ему принадлежать, сгорая от ревности, одновременно мечтая уничтожить всех мужчин, просто стоявших рядом с ней, и желая оказаться на месте любого из них. Любого, кто мог касаться её, не борясь с вопившей на все лады совестью. Нострадамус знал, почему эти дворяне увивались за девушкой. Могущественная королевская кобра. Любимица королевы-матери и короля. Такой они видели её.

Особенно тот мальчишка Франсуа, который скользил по девушке слишком открытым, страстным взглядом. Он не имел права смотреть так на Серсею, будто она уже принадлежала ему.

Хотя наверняка были и другие. Те, кого Нострадамус заочно ненавидел больше первых. Те, кто, обрадовавшись заявлению прорицателя о скором замужестве принцессы, веря ему или нет, сами желали быть на месте избранника. Чтобы быть рядом с ней, любоваться ею, касаться, целовать, делить с ней одну постель… Теперь все они открыто наслаждались её красотой. Её лицом, её волосами, её…

Как тот ублюдок Франсуа.

Но в одно мгновение, Генрих, который недолюбливал и презирал Нострадамуса и в лучшие времена внезапно дал прорицателю всё, о чём тот мог только мечтать ― принцессу Серсею.

– Она моя, ― сказал Нострадамус. ― Серсея принадлежит мне.

========== двенадцать. я выйду замуж за человека, который заявит на меня свои права ==========

– О чём ты говоришь, Нострадамус? ― шокировано переспросила королева. ― Что значат твои слова о том, что Серсея принадлежит тебе? Она не может быть твоей.

– Может. Это предначертано судьбой.

– Да объясни толком, ради Бога, я ничего не понимаю! ― закричала Екатерина, окончательно потеряв последние крупицы спокойствия и понимания ситуации. Предсказания Нострадамуса всегда выходили путанными, неясными, зачастую их можно было трактовать по-новому, но одно королева знала точно ― мужчина никогда не ошибался в своих видениях. И теперь говорил такие дикие, немыслимые вещи.

Нострадамус вздохнул. Он сам не был уверен, что сможет объяснить то, что узнал наверняка совсем недавно, да и не было гарантии, что Екатерина поверит. Он претендовал на самое дорогое, что было у неё, на одно из самых бесценных сокровищ ― дочь, которая принадлежала Екатерине больше, чем другие дети. Даже дофин Франциск был в первую очередь наследником Франции, желанным первенцем, который спас Екатерину от незавидной участи в прошлом, но Серсея… Серсея была её от и до.

– Когда Вы приняли решение оставить её себе, я увидел её такой, какой она есть сейчас, ― наконец сказал прорицатель. ― Мимолетно, нечетко, но с каждым годом видение становилось всё четче и ярче, как будто туман спадал с образа Вашей приемной дочери. Я долго не мог понять, почему Господь посылает мне её образ, пока в день приезда королевы Марии мне не было дано новое видение: я видел Серсею и себя рядом с ней. В тот день, двенадцатого января семнадцать лет назад у Вас было два пути: взять Серсею себе или оставить её Диане. Но Вы выбрали первое и навсегда изменили судьбу Серсеи и мою. Не знаю, сегодня ли, завтра, через неделю, через год или через десять лет, но Серсея будет со мной, и я буду рядом с ней. У меня никогда не было видений чётче, чем это.

Екатерина молчала. Молчала подозрительно долго, и Нострадамус попытался представить, какую задачу она решает в своей голове, и чем ему это грозит. Убьют ли его? Отошлут из замка? Екатерина найдет способ разорвать этот брак?

– Не приближайся к Серсее, пока я не решу, что с этим делать. Она королевской крови! ― возмущённо всплеснула руками Екатерина, хотя не было ясно, удивлена она или зла. ― Она дочь Генриха, и моя приёмная дочь, которой я дала свою фамилию.

– И всё же, она бастард, а значит – свободная женщина, ― жёстко напомнил прорицатель. ― И может быть со свободным мужчиной, вроде меня.

Екатерина зашипела, как разъяренная кошка, и Нострадамус подумал, что ещё пару слов о Серсеи, и королева совсем не по-королевски вцепиться ему в шею ногтями.

– Я сказала, Нострадамус. Не подходи к ней, пока я не приму решение. Плевать на Генриха и эту свадьбу, держись от неё подальше.

Нострадамус встал и вышел. Екатерина не стала задерживать его и вину за свои слова не ощущала. Нострадамус был ей другом, близким и единственным другом на протяжении многих лет, он поддерживал её в самых ужасных делах, прикрывал её, и, королева не сомневалась, он был готов отдать за неё жизнь. Но отдать за него дочь? Вот так просто, не зная, хочет ли этого сама Серсея? А если не хочет ― как пойти против публичного слова короля? Просто надеятся, что Нострадамус окажется великодушным, чтобы не трогать молодую супругу, а Серсея ― благоразумна, чтобы не извести мужа? Как они будут жить?

Брак без любви ужасен. Екатерина знала это наверняка. Меньше всего она желала этого для своей дочери.

«Как же иронично, ― зло подумала королева. ― Я хочу спасти Франциска от брака с его возлюбленной, чтобы он жил, а Генрих устраивает брак Серсеи с человеком, к которому она равнодушна, чтобы повеселиться».

Позади что-то скрипнуло, и Екатерина обернулась, готовая обрушить свой гнев на какого-нибудь подслушивавшего слугу, но увидела только как из потайного хода выскользнула бледная, как смерть, Серсея, и тяжело осела на кровать королевы.

– О Боги! ― прошептала Екатерина. ― Ты всё слышала?

– Да. Всё. До единого слова, ― бесцветно проговорила Серсея. Екатерина метнулась к ней, но принцесса снова заговорила, и её голос обрёл непонятную силу. ― Когда отец приказал Нострадамусу сделать предсказание Марии, он сказал не всё. Он сказал так, что услышала только я ― я выйду замуж за человека, который заявит на меня свои права. Потом, я пришла к нему вечером, и…

– Не говори, что ты… была с ним, ― присев рядом, жёстоко спросила Екатерина, и глаза Серсеи округлились.

– Что вы, нет! У нас ничего не было. Он сказал, что меня, скорее всего, изнасилуют. Я дала ему пощечину. А после похищения, когда меня чуть не… ― Серсея запнулась; Екатерина погладила её по волосам. ― Нострадамус сказал, что моя судьба изменилась. Что я стану женщиной в объятьях человека, который меня любит, но он не знал, люблю ли я его.

– Почему ты не сказала? ― мягко поинтересовалась женщина, обнимая своего ребенка. Серсея вся вздрогнула, будто сдерживая рыдания.

– Я подумала, что это неважно. Кроме того, предсказание про Франциска так Вас пугало, и я решила, что могу защищаться сама. И я смогла. Предсказание Нострадамуса помогло мне. И… мы не были близки, но у нас было пару… моментов.

Екатерина промолчала. Она прижала голову принцессы груди, утешая, как в детстве, в те редкие моменты, когда дочь обращалась к ней за помощью. Всегда такая самостоятельная, её маленькая девочка Медичи.

– Ты отдашь меня ему? ― хрипло спросила Серсея.

– Никогда, если ты не захочешь, ― решительно ответила Екатерина. И пусть Генрих горит синим пламенем, пусть весь двор смеется над ними. Она заткнет горла смеющимся, и короля утихомирит, если понадобится. Её дочь ― единственная дочь, которая принадлежала Екатерина больше, чем Генриху ― не станет разменной монетой в развлечениях своего отца.

Серсея какое-то время ещё молчала, а потом выпрямилась, встала и коротко поклонилась. Она была похожа на куколку в голубом, шелковом платье, которое красиво облегало её стройную, красивую фигуру. Золотистые волосы сверкали, как золото. Золото Медичи.

– Доброй ночи.

– А ты хочешь? ― спросила королева, когда дочь дошла до самых дверей.

Серсея остановилась. Она долго о чём-то думала, а потом заговорила:

– Я застала Нострадамуса с другой женщиной. Тогда я захотела сжечь весь мир. Простите.

И Серсея вышла за дверь, оставляя Екатерину путаться в чужих чувствах.

***

Франциск – очаровательный, сладкий и немного нахальный. Он также преданный человек, готовый на всё ради людей, которых любит, и которых считает друзьями. Было уже поздно, когда сестра ворвалась в его комнату ураганом золотисто-голубого цвета и остановилась в покоях брата, глядя на него с надеждой.

Франциск улыбнулся. Он знал свою сестру лучше всех, и, конечно, сегодня ждал именно её.

– Вино принесли ещё пятнадцать минут назад, ― сказал он. ― И сладости. Ты же любишь их.

Серсея кивнула. Они с Франциском устроились прямо на полу около камина, из-за чего их ночные посиделки напоминали пикник прямо в комнате. Вина было много, ещё больше ― сладостей. Серсея не сомневалась, что сегодня напьется.

– Что, неужели всё так плохо? ― мягко поинтересовался дофин, тоже беря фужер с вином и подтягивая к себе тарелку с виноградом.

Серсея ответила не сразу. Она скинула в небрежную кучу украшения, которые на ней были, сняла туфли. Франциск тоже оставался босым, в штанах и рубашке. В эти мгновения они выглядели почти как отражения в зеркале.

– Я злюсь не из-за свадьбы, а из-за того, что всё решили за меня, ― наконец тихо сказала Серсея. ― Ненавижу это больше всего на свете.

– Да, тут все об этом знают. Есть Королевская кобра и её «Я хочу», ― повторил Франциск те слова, которые давно терзали саму Серсею. Разве не её «хочу» было причиной всему, что сейчас происходило, не её ли «хочу» заставило отца увидеть то, чего он не должен был видеть, и не её ли «хочу» стало причиной того, что в итоге девушку отдавали замуж.

– Не издевайся, брат, ― покачала головой королевская кобра.

Он не догадывался о том, что на самом деле испытывает Серсея. Никто не знает, что она влюблена.

– Нострадамус… интересный мужчина, ― медленно произнес Франциск. Серсея вопросительно изогнула бровь. Она знала, что дофин не верил в предсказания и уж точно недолюбливал прорицателя. Ребёнком он пугался грозного и таинственного мужчины, а сейчас… просто не любил или относился с ровным равнодушием. Есть он и есть. Уж точно Серсея не думала, что Франциск начнет как-то защищать прорицателя. ― Он по-своему хорош, верный и преданный, сильный и надёжный. Не самая плохая партия для такой самовольной принцессы как ты.

– Не знаю, никогда об этом не думала, ― буркнула девушка. Ну, не рассказывать же брату о тех моментах, что были между ней и Нострадамусом. По крайней мере, не после второго бокала. ― Подожди, самовольная?

Франциск рассмеялся. Серсея обиженно насупилась, и брат щелкнул её по носу, как делал в детстве. Когда они ссорились, и Франциск приходил мириться первым, он всегда щелкал её по носу или несильно дергал за волосы, сжимал руку в своей, будто веря, что физический контакт напомнит им о том, что они на самом деле были рождены вместе, что они действительно близнецы.

– Кому ты врёшь, сестрица, ― нахально улыбнулся наследник Франции. ― А ты подумай, ― внезапно сказал Франциск. Он выпрямился, садясь ровно, и Серсея последовала его примеру. Они допили третий бокал, и дофин посмотрел в глаза сестры. ― Итак, закрой глаза. Представь его лицо. Представь его целиком. Вы встретились в коридоре, и вот он идет к тебе. Ты видишь его, слышишь его шаги. Представь его голос, он здоровается с тобой. Ты представила?

– Да, ― тихо ответила Серсея. По коже прошли мурашки, и всё тело будто охватила дрожь. Франциск понятия не имел, что говорил о том, что принцесса пережила уже слишком ярко. Или ― напротив ― знал слишком хорошо.

– Хорошо. Представь ваш разговор. Он что-то говорит тебе, и ты смеешься. Ты улыбаешься, и он улыбается, глядя на тебя. Вы танцуете. Представь, как он прижимает тебя к себе, не сильно, как позволяет этикет. Он ведет. А теперь ваша свадьба. Какое на тебе платье, Серсея?

– Белое, ― сказала девушка, с трудом размокнув сухие губы. ― Всегда хотела белое пышное платье на свадьбу.

– Хорошо, ― согласился Франциск. ― Ты в белом платье, в белом пышном платье. Он стоит и ждет тебя. Только тебя, и ты идешь только к нему. Он берет тебя в жены. Ваши покои. Представь себе первую…

– Всё, хорошо, стоп, я тебя поняла! ― взвизгнула Серсея, распахивая глаза. Франциск громко, с придыханием рассмеялся, и вопреки всему, Серсея ему вторила. ― Мне нужно выпить.

– Тогда давай сделаем это. Ты же не думала, что я оставлю тебя одну, ― Франциск подмигнул сестре. Брат походил на неё как две капли воды, и они оба взрослели. Они стали равны друг другу, насколько это было возможно.

– Франциск… ― всхлипнула Серсея, бросаясь в объятья брата. Юноша рассмеялся, ласково погладил Серсею по щеке и поцеловал в макушку. У них была целая ночь впереди, хорошее вино и много сладкого. До завтрака их искать никто не будет.

– Что такое любовь, брат? ― пробормотала Серсея, едва не засыпая на груди брата, но чувствуя странную бодрость. Хотелось прикрыть глаза и заснуть прямо здесь, свернувшись в объятья Франциска, как они делали в детстве. Маленькой Серсея всегда боялась грозы, и принц забирался к ней в кроватку, чтобы успокоить её. Они довольно быстро поняли, что чаще всего только и будут друг друга любить ― когда страшно, когда больно, когда весело. Их родители были монархами, и хотя Генрих и Екатерина любили их, были дела важнее, чем успокаивание детских страхов. Наверное, ещё и этим было обусловлена крепкая связь Франциска и Серсеи. Два одиноких ребёнка короны.

Франциск подумал, прежде чем ответить ей.

– Любовь – это когда страдания другого человека волнуют больше, чем собственные, ― наконец ответил он неуверенно. Серсея не стала думать над ответом, она сама его не знала, и откуда мог знать брат? У него самого в душе был полный разлад, вызванный королевой Шотландии и бывшей любовницей Оливии, так зачем Серсея грузила его и своими любовными делами? Брак с Нострадамусом ― сугубо её дело, её и прорицателя, но говорить с ним о нём же было верхом безумия. Даже сейчас, выпив почти три бутылки вина, Серсея не была пьяна настолько. Франциск помог ей выстроить всё происходящее в простую, логическую цепь, увидеть те моменты, которые Серсея должна была увидеть раньше, но больше он ничем не мог ей помочь. Она должна была разобраться во всем сама.

Вздохнув, принцесса поняла, что ей надо уходить в свою комнату. Связь близнецов всегда удивляла людей, и многие шептались о том, что могло быть за такими крепкими отношениями. Не стоило в ночь после объявления о своей помолвке оставаться на ночь в покоях брата.

В коридорах было тихо и совершенно пусто. Серсея шла, слегка качаясь, из-за этого идти пришлось несколько медленнее, чтобы не запутаться в платье и не упасть. Растянувшаяся на полу пьяная принцесса – вот это будет новость! Главное быть максимально собранной, чтобы ни за что не запнуться. Их с Франциском комнаты были почти рядом, но коридор всё равно казался непростительно длинным.

Серсея глубоко вдохнула и тяжело опёрлась на стену. Ее подташнивало, тело было лёгким, и управлять им было невероятно тяжело. Сейчас принцесса искренне была уверена, что вряд ли сможет вернуться в свою комнату.

– Леди Серсея? ― позвали её, и сильная рука сомкнулась на локте, чтобы Серсея не упала. ― Вы в порядке?

– Нострадамус? ― устало пробормотала Серсея, покачав головой. ― Мой дорогой жених, ― еле слышно сказала она и тут же отвернулась, почувствовав, как краска заливает щеки.

– Вы что, пьяны? ― недоверчиво произнес Нострадамус, посмотрев на неё долго и внимательно.

– Нет, ― помотала головой Серсея. ― Не слишком. Немного. Да.

Нострадамус устало покачал головой.

– Пойдемте, я доведу Вас до Вашей комнаты, ― наконец сказал он. Серсея неоднозначно кивнула и протянула к Нострадамусу руку. Мужчина схватил её за талию и потащил куда-то в сторону. Серсея еле-еле успевала перебирать ногами, и ей было невдомёк, что Нострадамус идет медленнее, чем обычно, чтобы девушка успевала за ним.

В комнате Нострадамус усадил Серсею на кровать.

– Я позову Вам… кого-нибудь. Где Ваши фрейлины?

– Спят уже, наверное, ― равнодушно пожала плечами Серсея. На фрейлин ей было всё равно. ― Мы пили с Франциском и…. Было весело. А потом Франциск… Какой сейчас час?

– Час ночи.

– Поздно. А Вы сами-то хотите на мне жениться? ― совершенно неожиданно спросила Серсея, смотря на него с нежностью и легкой тревогой. Женщины всегда всё понимают без слов. Хотя вряд ли она смогла бы понять его, признайся он в своей легкой, но всё-таки существующей одержимостью. Одержимостью самой Серсеей ― физически-болезненное желание быть постоянно рядом, и эмоциональная потребность чувствовать её.

– Что? ― переспросил Нострадамус, поддавая ей стакан холодной воды. Из-за трясущихся рук Серсея не могла его удержать, поэтому мужчине пришлось помочь.

Выпив всё, Серсея облизала губы и продолжила: