Текст книги "Королевская любимица (СИ)"

Автор книги: Девочка с именем счастья

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)

Екатерина сжала руки на поясе и задрожала.

– Матери он ничего не сказал.

– Сказал, что ребёнок умер, ― поправила Серсея, голосом мягким, как бархат.

– И зачем ты сейчас мне это рассказываешь? ― спросила Екатерина, тщательно скрывая раздражение. Серсея поняла, что мать была в ярости, но ничего не могла с этим поделать. Она решила сказать правду, и знала, что если начнет вспыхивать, как её мать, то огонь Екатерины столкнётся с её и ничего хорошего не выйдет. А Серсея собиралась вести серьезный разговор, поэтому, приняв насколько это возможно спокойный и даже безразличный вид, продолжила:

– Нострадамус сказал, что я нашла лазейку, чтобы союз Марии и Франциска не стал причиной смерти моего брата. Я не уверена, но… Может, если твой первенец умрёт, Франциск будет жить?

Она надеялась, что её спокойствие передастся и королеве, и взрыва не произойдет, и в какой-то момент Серсея поняла, что это действительно работает. Екатерина была зла, но хотя бы не в том бешенстве, в котором Серсея её представляла в самых худших итогах этого разговора.

– Так пусть Нострадамус убьет её. Или Габриель. Прикажи кому-то сделать это, ― сказала Екатерина без каких-либо сомнений. Серсею задело, как быстро она попыталась перевалить убийство на других, даже зная, что Нострадамус уж точно на это не пойдет. Или напротив ― зная прекрасно, что если попросит именно Серсея, то Нострадамус согласится без малейших колебаний. Он мог не выполнять приказы своей королевы, но для своей жены прорицатель сделал бы всё.

– Это не самая большая проблема, ― продолжала девушка. ― Баш и Мария тоже знают. Повитуха, что увезла ребенка, им всё рассказала. Завтра она будет здесь как свидетель.

– Нет! Это всё разрушит, всё! ― мгновенно вскрикнула Екатерина, не заботясь о том, что кто-то её услышит.

Помимо того, что Серсея не хотела убивать человека ― или отдавать такой приказ, будучи в положении ― она всё-таки не могла не помешать топору подвиснуть над головой её матери. Каким-то загадочным образом Екатерина убедила Генриха в том, что всё можно решить без казни, убедив короля в том, что любит его. Впрочем, Серсея знала, что ложью это не было. Отцу хватило двадцати пяти лет, чтобы возненавидеть свою королеву, и всё равно он не смог отдать приказ о её казни с лёгким сердцем. Генрих чуть было не убил собственного сына, манипулируя Башем против Марии, но не Екатерину. Возможно, потому, что она родила ему десять детей, стала матерью любимой дочери, а возможно, потому, что он так и не сумел разлюбить её, и сейчас Серсея склонялась ко второму варианту.

– Нет. Я позаботилась об этом, ― сказала она, и что-то в сердце у неё неприятно ёкнуло.

Мария и Себастьян отправили вместе с повитухой несколько стражников, всё-таки женщина была главным свидетелем, и им не хотелось, чтобы по пути что-то случилось. Вместе с тем, Баш указал дорогу через холмы и лес, чтобы Медичи не могли их найти, пользуясь картами. Но они не учли одного ― когда Серсея чего-то хочет, она это получает. Серсея не знала, скинули ли её со счетов в связи с её положением, или же просто не ожидая от неё столь решительных действий. А вместе с тем ― стоило бы.

Себастьян никогда не думал, что судьба ― и королева Шотландии ― попытается усадить его на трон, а потому не овладел мастерством интриг на том же уровне, что и его мать. Мария же росла в монастыре и хотя полагала себя хорошим игроком, не могла идти в придворных играх до конца. Они думали, что идут впереди и, возможно, с кем-то другим это сработало бы, но Серсея ― с рождения вовлеченная в дворцовые интриги ― думала на три шага вперед и точно знала, кого надо убить, чтобы разрушать цепь.

И куда посылать верных людей.

Один из солдат, сопровождающий свидетельницу, насвистывал ненавязчивую мелодию, которая всё нарастала, нарастала, и вдруг ехавшие впереди стражники услышали громкий свист. Лошади резко остановились, карету с повитухой ощутимо тряхнуло, и, не удержавшись на месте, дернувшись вперед, Агнесс упала, стукнувшись коленями об пол и приложившись лицом о пустое сиденье.

Агнесс забилась в угол, слушая звуки борьбы и бойни. Она и так боялась ехать ― рассказать королю, что много лет назад королева родила ребенка не от него, было страшным, и она, по чести сказать, уже попрощалась с жизнью. Понятно, что её берут либо как свидетельницу, либо ради мести ― о жестокости королевской кобры, приёмной дочери Екатерины Медичи, ходили легенды.

Через какое-то время крики стихли. Агнесс опасливо выпрямилась ― всё равно ей было не спрятаться, а бежать, наверняка, бессмысленно. Хорошо хоть внук, сын и невестка будут в безопасности. Некоторое время не было слышно ничего, кроме цоканья копыт, завывания ветра и громких переговоров напавших на карету мужчин. Она отвернулась, неосознанно, сжимая руки в кулаки.

Габриель Монморанси распахнул дверь кареты. Серсея Нострдам не сказала ему ни слова, просто один из стражников сообщил, что в этой карете будет ехать опасная для королевы Екатерины свидетельница, и Габриель решил всё сам. Он понимал, что находясь в деликатном положение, Серсее не хочется мучать себя приказами о смерти, чтобы подобные грехи пали на её ребенка. Поэтому он послал письмо во дворец, а сам поехал на перехват. Он был обязан Серсее жизнью и не искалеченным разумом, он был ей обязан всем. И Габриель с радостью оплачивал свой долг.

Стражник-наемник продолжал свистеть, заглушая короткий вскрик.

– Кто был отцом твоего ребенка? ― неожиданно спросила Серсея. Не то чтобы это имело какое-то значение, но теперь, когда она приказала убить хорошего, ни в чем неповинного человека, женщину, которая была хорошим человеком. Она не думала, что Екатерина ответит на этот вопрос, да даже если и ответила, то Серсея забыла бы, едва вышла из камеры. Просто она хотела быть уверенной, что после истории Клариссы, Екатерина продолжала доверять своей дочери.

– Ришар, друг Генриха, ― донеслось до неё, тихо, словно порыв ветра. Серсея удивленно посмотрела на мать.

– Он ведёт твоё дело.

– И сделает всё, чтобы меня не казнили, ― уверенно заявила Екатерина. Серсея слабо улыбнулась. Она подошла и поцеловала Екатерину в теплую щеку, с радостью отмечая, что мать немного поправилась, избавляясь от болезненной худобы, которую приобрела долгим заключением в тюрьме и нескончаемой нервотрепкой. Екатерина погладила её по животу.

– Доброй ночи, мама, ― пожелала она, собираясь поскорее вернуться к мужу, потому что думая о матери и отце, у неё почему-то остро закололо в сердце. Ей надо было увидеть Нострадамуса как можно скорее.

Екатерина удержала её за плечи, проницательно заглядывая в глаза.

– Ты разочарована во мне?

Серсея даже секунду не раздумывала над ответом.

– Нет.

Екатерина ничего на это не ответила. Иногда её удивляло то, с какой преданностью ей служила Серсея, с какой рьяностью была готова оправдать любой грех или проступок королевы. Серсея была вернее всех её детей, в ней сочеталась всё то, что нужно было Екатерине ― для Генриха она была важна так же, как и Франциск, или даже больше, учитывая, как легко король отодвинул старшего законного сына на второй план; любила её так же пламенно, как Карл, но не душила своими чувствами и вечным желанием быть рядом; была такой же спокойной, как Елизавета, но в душе у Серсее горел огонь, как у Клод; она обладала умом Генриха и хитростью Эркюля, но не была связана долгом перед троном, как Марго. Эти дети были Валуа больше, чем Медичи.

А вот Серсея была Медичи. От волос на макушке до кончиков пальцев ног ― Медичи.

***

Она вошла тихо, принеся собой в комнату свет и тепло. Все её шаги были такими легкими, а движения плавными, что создавалось ощущение, будто Серсея плывет. Нострадамус поднял взгляд, с легкой улыбкой посмотрев на супругу. Серсея была слегка бледноватой, но в целом мужчина отметил, что она прибавила в весе, обхвате талии и груди, что говорило о том, что жена наконец-то набирает желаемый для беременной женщины вес.

– Нострадамус, ― хрипло произнесла девушка, плотно закрывая за собой дверь.

– Серсея. Ты была у Екатерины? Как она себя чувствует? ― задал дежурные вопросы прорицатель, выпрямляясь и обходя стол. Жена тепло улыбнулась одними уголками губ, но не стала отвечать.

Серсея внезапно быстро приблизилась, точно кобра во время прыжка. Девушка оплела шею Нострадамуса руками и прижалась к мужчине ещё ближе. Серсея жадно поцеловала супруга, слегка прикусывая мужские губы. Она пыталась углубить свои действия, а Нострадамус ей и не сопротивлялся. Он крепко обнял её за талию, аккуратно прижимая к себе, с привычной нежностью желая ощутить её рядом с собой.

Поцелуй был чувственным и страстным, жадным, как их первый поцелуй, казалось, многолетней давности. Они оба наслаждались моментом. Решительные действия жены заставляли прорицателя сходить с ума от нарастающих эмоций. Девушка слегка прогнулась назад, и эта поза была явно неудобна. Сильные мужские руки скользнули по округлым бёдрам. Девичьи ладошки сжали тёмную рубашку на плечах.

– Всё хорошо, любовь моя?

Серсея рассмеялась. Нострадамус лишь усмехнулся и потянулся к её волосам, убирая какую-то заколку, и позволяя светлым локонам свободно упасть на плечи девушки. Серсея вновь потянулась за очередной порцией ласки. Жар его ладони чувствовался через одежду.

– Я счастлива. И наш сын счастлив не меньше меня, ― прошептала принцесса и уложила его ладонь себе на живот. Нострадамус подумал было, что она неспроста упомянула ребенка, подняв в груди волну нежности и любви, но в следующий миг прильнула к нему губами, и все сомнения мгновенно растворились, рассыпались в приступе заботы и радости.

========== двадцать четыре. ты колдун и приворожил мою сестру ==========

– Спрячьте меня! ― потребовал влетевший в комнату Карл, и раньше, чем Серсея или Нострадамус успели хоть что-то сделать ― или хотя бы сказать ― принц Франции метнулся за ближайший гобелен и притих. Супруги удивлённо переглянулись, Серсея слегка покраснела, приглаживая растрёпанные волосы и вопросительно глядя на прорицателя. Муж хмыкнул, поцеловав её в макушку, всем своим видом предлагая просто подождать развязки.

Прошло несколько минут, прежде чем в дверь коротко постучались, и вошёл Генрих. На закорках у него сидел Эркюль, сонно причмокивая губами. Он кивнул сестре и её супругу, деловито огляделся, спросил:

– Карл здесь?

Серсея прикрыла улыбку костяшками пальцев и покачала головой.

– Я его не видела, ― сказала она, но было видно, что Генрих не поверил ей. Он огляделся ещё раз, бесшумно прошёлся, заглянул под кушетку, за шторы и даже с молчаливого разрешения Нострадамуса открывал большие шкафы, но брата не обнаружил.

– Серсея! ― внезапно крикнул проснувшийся Эркюль со спины Генриха. Девушка ему широко улыбнулась. Как и до этого, дети подняли в её груди нежность, она не могла нарадоваться, глядя на маленького, светловолосого ангела, который отчаянно потянулся к ней.

– Эркюль, душа моя!

Младший принц заметно оживился, заметив старшую сестру, и молча протянул к ней руки. Серсея присела перед ними, и Генрих спустил брата. Эркюль быстро притопал к Серсее, попав в её объятья, и довольно улыбнулся. Конечно, его первым делом привлёк живот сестры ― он аккуратно положил на него руку и погладил. Потом нахмурился и погладил снова, делая это с таким усердием, что Серсея невольно задумалась о том, какой реакции ждёт брат.

Нострадамус делал вид, что увлечён какими-то документами, но Серсея чувствовала его слегка насмешливый, но нежный и внимательный взгляд.

– У тебя животик, а там ребёночек? ― спросил он со всё возможной детской серьезностью. Серсея усмехнулась.

– Верно.

– Девочка родится? ― неожиданно спросил Эркюль, продолжая гладить живот, словно находящееся внутри дитя могло дать ему ответ. Генрих посмотрел только краем глаза, обыскивая лазарет, и теперь Нострадамус следил, чтобы принц не залез, куда не надо. Карл выбрал лучшее место, чтобы спрятаться ― нища находилась в дальней части лазарета, а гобелен был тёмным и плотным, сложно было представить, что кто-то мог там спрятаться.

– Когда-нибудь у меня будет и чудесная девочка, но прежде Нострадамусу мне нужно сына родить, ― заметила Серсея, кинув быстрый взгляд на мужа через плечо. Прорицатель усмехнулся. ― А потом может появится и дочка.

Почему-то она была уверена, что оба её первых ребёнка будут похожими больше на отца, нежели на неё ― темноволосые, и такие же… колдовские. Было в Нострадамусе что-то от чародея, и, возможно, это передастся их детям, но такая перспектива уже не пугала Серсею.

– А сначала все хотят родить сыночка? ― снова спросил младший принц Франции. Серсея погладила его по светлым кудрям.

– Как Господь решит, так и будет. Не думай об этом.

Генрих остановился посреди комнаты и вдруг требовательно фыркнул.

– Что же, я хотел найти его, чтобы сказать, что мама ищет нас. Но, видимо, он не хочет с ней видеться, ― громко и отчётливо произнёс принц. ― Пойдем, Эркюль, ― позвал он и, громко вышагивая, подошёл к сестре и младшему брату. Серсею Генрих поцеловал в щеку своими вечно холодными губами.

Манипуляция была откровенно несерьёзной и вместе с тем ― безумно действенной, Серсея не могла этого не оценить. Генрих обладал хитростью их отца, умением манипулировать людьми даже в таком юном возрасте, поэтому сейчас безошибочно выбрал точку, на которую надо было надавить. Карл всегда ревностно любил мать, рвался к ней, и в последний раз, когда его видела Серсея ― это было несколько дней назад ― Карлу даже нездоровилось. Физических недомоганий врач не обнаружил, и сообщил принцессе о том, что болезнь вызвана скорее переживаниями, нежели чем-то иным.

Поэтому ничего удивительного в том, что Карл лишь с секундным колебанием выпал из ниши, не было. Генрих рассмеялся, и Карл понял, что его обманули, и тут же обиженно насупился. Серсея тихо рассмеялась и подошла к брату, помогая Карлу подняться. Как всегда, принц поцеловал её в живот ― дети всегда прикасались к нему, когда сестра приходила к ним.

– Я уверена, что мама будет рада вас видеть, ― сказала она, улыбаясь. Нострадамус подошёл к ней, и она, зацепившись за любезно подставленную руку, поднялась. ― Камила может вас проводить.

Мальчики заметно оживились. После того, как Карл заболел, Серсея настояла на том, что Екатерина сможет навещать детей тогда, когда ей захочется, и дети могут приходить к ней. Королю нечего было возразить, кроме того, на него давили со всех сторон ― и Серсея, и Франциск, и его советники, которые откровенно не одобряли такое изменение в престолонаследии, и Генрих был вынужден дать разрешение видеть своей жене их детей. И, конечно, он видел, как этой маленькой победой гордились Франциск и Серсея, которые неожиданно объединились против Себастьяна, Марии… и самого Генриха.

Карл смотрел на сестру с каким-то интересом, а потом неожиданно обратился к зятю:

– Нострадамус, а то, что говорят ― правда?

– А что говорят, маленький принц? ― спокойно спросил Нострадамус.

– Что… что ты колдун и приворожил мою сестру.

Серсея поперхнулась воздухом, и даже Нострадамус, который за многие годы жизни при французском дворе слышал о себе вещи и похуже, отопрел от неожиданности. Серсея отошла быстрее ― она ещё раз повторила про себя вопрос младшего брата, представила, какие слухи ходят об этом между слуг, и неожиданно громко рассмеялась.

Принцесса давно не смеялась с таким удовольствием, и такой искренностью ― спокойный смех, вызванной нежностью или небольшой радостью был не в счёт, да и поводов для веселья в последнее время не было. Тут же ей даже пришлось прикрыть рот рукой и слегка опереться на Нострадамуса, который аккуратно обхватил её за талию, поддерживая. Спустя какое-то время смех утих, и она только сдавленно попискивала от шквала эмоций. Глаза у неё заслезились.

– Карл, нельзя такое спрашивать! ― вскинулся Генрих, подкидывая Эркюля на закорках, но, судя по всему, он и сам интересовался таким вопросом. Только Эркюль нахмурился, и его тёмные, материнские глаза неожиданно сверкнули недовольством. Видимо, ему было всё равно, приворожили его сестру или нет. Или просто в силу юного возраста не совсем понимал значения слова «приворот» и был искренне уверен, что без собственного желания и любви Серсея ни замуж бы не вышла, ни ребенка бы не понесла.

Серсея слегка наклонилась к ним и заговорщически подмигнула.

– Никому не говорите, но на самом деле это я приворожила Нострадамуса, ― доверительно шепнула она. Нострадамус за её спиной подавил смех, хотя его тихую усмешку она услышала.

– Но ты же не колдунья! ― воскликнул Генрих, и Серсея снова рассмеялась. Не так истерически, как до этого, но с искренним удовольствием.

– Женщинам не надо быть колдуньями, чтобы привораживать мужчин, ― сказала она и поочерёдно поцеловала братьев в лоб. Эркюль довольно поморщился, когда сестра прикоснулась губами к нежной щеке. ― Бегите играть, мальчики.

Они вышли, любезно прикрыв за собой дверь, и девушка выпрямилась.

– Знаешь, это очень интересный вопрос! ― внезапно серьёзно заявила принцесса, но Нострадамус видел, что ей всё ещё весело от мысли, высказанной маленьким принцем.

– Значит, меня раскрыли. Что же, да ― я подлил тебе любовное зелье в чай и заставил в меня влюбиться, ― с наигранным сожалением произнёс прорицатель. Тут он не стал мелочиться и собственнически обнял её, прижимая ближе, насколько это было возможно. Серсея усмехнулась.

Её приступ немного напугал его. Серсея никогда не была склонна к истерикам, но проблема состояла в том, что она, как и Франциск, как и почти все дети Екатерины, кроме дерзкой и взрывной Клод и пока ещё маленькой, но уже горячительной Марго, учились скрывать свои истинные эмоции. Еще до того, как Нострадамус узнал, что Серсея станет его женой, понял, какая она на самом деле, она казалась ему прекрасным, но холодным цветком, что навечно застыл в зиме и никогда не расцветет по-настоящему.

В их отношениях это проблемой не было, Серсея никогда не скрывала свои чувства и эмоции, находясь рядом с ним, но что-то могло быть ей в новинку. Признание в любви, например. Нострадамус ещё не получал ответ на свои признания, хотя точно знал, что жена его любит. По сути, этого знания ему хватало, он не хотел требовать от Серсеи этих слов. Такие чувства всё ещё были для неё новыми, она всё ещё к ним не привыкла, и Нострадамус ожидал их услышать уже после рождения сына. Но многие чувства в ней были закрыты, заморожены, и Серсея не выставляла их на показ.

Поэтому он с опаской ожидал вот таких вот всплесков. Во время беременности сама суть женщины меняется, и хотя при остальных Серсея продолжала себя контролировать и делала это с легкостью, иногда случалось нечто похожее. Как её слезы в лазарете и горькое признание о равнодушие ― которое сейчас, как замечал прорицатель, уже прошло ― как её смех сейчас. Пару раз она могла плакать в тишине спальни, переживая минувший день и его не всегда приятные последствия. Нострадамус слабо представлял, как ей помочь в такие моменты, и мог лишь крепко обнимать, радуясь, что она не отстраняется. Серсея даже не переставала плакать ― просто утыкалась лицом ему в руку, прижимаясь спиной к груди, и продолжала бесшумно лить слёзы, слегка подрагивая всем телом. Наутро они оба делали вид, что ничего не было.

Нострадамус знал, что с годами это может не пройти. Взрослея, Серсея будет все больше походить на свою мать Екатерину ― властную и сильную, но сдержанную и почти безэмоциональную королеву Франции, которая даже со своими детьми не всегда была открыта. Но за это прорицатель не переживал ― Серсея не является королевой, её жизненный путь будет проще, а значит и чувства к родным и близким она будет высказывать по-другому. А с другими… пусть ведёт себя как хочет. Нострадамус и сам не тяготил к выставлению своих чувств на публику, так что они с Серсеей определённо нашли друг друга.

– Я же не могла влюбиться в сильного, умного, преданного и заботливого мужчину просто так, верно? ― усмехнулась супруга, обнимая его за шею.

Нострадамус погладил её по шее. Кожа принцессы была мягкой, тёплой и такой же белоснежной. Нострадамус любил, едва касаясь, проводить по ней пальцами, ловя дрожь, пробегавшую по телу Серсеи следом, любил гладить её, любил целовать, любил делать всё, отчего в глазах холодной королевской кобры загоралась страсть.

– Верно.

Она приподнялась на носках и прильнула к его губам. Она знала, что он хотел поцелуя, но не знала, насколько: их поцелуй оказался одновременно нежным и страстным – у неё подкосились ноги, когда их языки яростно встретились у неё во рту, а рука Нострадамусу коснулась её волос, окончательно освобождая их.

Но в какой-то момент Серсея перестала отвечать. Мужчина, удивлённый, отстранился, глядя в её внезапно блеснувшие глаза.

– Что такое?

– У меня появилась идея, ― с каким-то неясным ему восторгом произнесла принцесса.

***

Серсея тихо вскрикнула, почувствовав лёгкий толчок изнутри. Она опёрлась на подоконник, судорожно выдыхая, стараясь при этом дышать ровно.

– Принцесса, ― раздался рядом тихий голос. ― Как Ваше самочувствие? ― обеспокоенно спросила фрейлина Марии.

Лола нравилась Серсеи, без лишних оговорок. Прожив при дворе всю свою жизнь, она видела много женщин ― умных и глупых, красивых и не очень, ветренных и преданных. Лола соединяла в себе все те качества, что Серсея ценила в девушках ― она была умной, красивой и при этом верной. Леди Нострдам ещё больше ценила бы эти качества, если бы они служили на её благо.

Потому принцесса видела, что Лола недовольна сложившейся ситуацией. Она была педантичной и собранной, и поэтому для неё интриги Марии считались предательством, обманом, она их не одобряла, даже если цель у них была благая ― спасти Франциска. Поэтому всё чаще и чаще, Серсея видела её в отдалении от молодой королевы Шотландии, что становилась хмурой и настороженной. Даже когда Мария уехала вместе с той беременной девкой Баша, Лола отказалась идти в темницу к Екатерине и устраивать шоу перед королевой.

– Леди Лола, ― слабо улыбнулась Серсея. ― Оставляет желать лучшего. Может, вы поможете мне?..

– Да, конечно. В лазарет? ― с лёгкой сочувствующей улыбкой спросила Лола, обхватывая Серсею за талию и аккуратно беря за запястье руки, чтобы принцесса могла схватиться за неё. Серсея выпрямилась, насколько это было возможно, и они неспешно направились в сторону лазарета. Лола в очередной раз подивилась отсутствию фрейлин рядом с беременной дочерью короля, но Серсея предпочитала тишину и не хотела видеть рядом с собой лишних людей.

– Скоро смогу находить дорогу туда с закрытыми глазами.

– Неплохой навык. Хоть и удручающий, ― рассмеялась Лола, и Серсея в очередной раз отметила, какой всё-таки красивой была эта девушка.

Жена прорицателя по-своему нравилась Лоле. От неё не веяло высокомерием и надменностью, как от её матери, и чувства опасности и страха не находило на Лолу, едва она замечала Серсею. Кроме того, она не могла отрицать, что девушка искренне переживает за судьбу своей приемной матери и единокровного брата, и причин для войны с Марией у неё более, чем предостаточно. Лола это уважала, она уважала верность и преданность, способность дать слово и отвечать за него. Принцесса Франции была немного старше Марии, но поразительно отличалась от молодой королевы Шотландии, и Лоле преступно думалось, что именно такой должна быть настоящая королева.

Кроме того, с этим своим животом леди Нострдам была ещё более очаровательна. Беременность и скорое материнство делало её более мягкий и спокойной, более нежной, даже внешне она будто излучала свет. Говорят, что от беременных женщин исходит какое-то особое сияние, они словно светятся изнутри, и теперь шотландка это видела. Лоле хотелось находиться рядом с ней.

Франциск вышел из очередного поворота, расслабленный и какой-то даже веселый, но всё его веселье испарилось, когда он заметил сестру и поддерживающую её Лолу. Дофин побледнел, в глазах его мелькнул испуг, и он с необычайной скоростью оказался рядом.

– Серсея? Сестра, что такое?! ― обеспокоенно воскликнул он, аккуратно перенимая её из рук фрейлины, бережно поддерживая.

– Мне стало плохо. Лола согласилась помочь мне дойти до лазарета, ― ответила Серсея слегка виновата. Франциск облегченно выдохнул от осознания, что ничего страшного всё-таки не произошло.

– Спасибо.

Франциск посмотрел на фрейлину бывшей невесты, и в его глазах мелькнула слепая благодарность. Серсея всегда умела строить предложения так, чтобы люди обращали внимание на важную для неё часть.

– Для меня в радость, ― ответила Лола. Франциск кивнул и подхватил сестру на руки, слегка выдохнув от натуги. – Вы ещё долго пробудите здесь? ― спросила Лола, чтобы заполнить гнетущую пустоту. Ноги сами несли её за дофином и его сестрой, которая, бледная и надрывно дышащая, уткнулась в плечо брата и помалкивала. Впрочем, фрейлины быстро исправились. ― Простите, мне не стоит спрашивать.

Так или иначе он оставался главным наследником, старшим законным сыном короля Франции, и она не имела права так неуважительно говорить с ним.

– Со дня на день уезжаю, ― беспечно отозвался он. Лола ожидала, что Серсея недовольно завозится на руках брата, но принцесса даже не фыркнула в возмущении. Она, разумеется, знала, что брат собирается уехать на несколько дней, недель или месяцев, и даже одобряла это ― если с Башем что-то случится, Франциск должен быть далеко от двора, чтобы его нельзя было ни в чём обвинить.

– И куда же ты? ― спросила Серсея, не отрывая голову от плеча Франциска. Её подташнивало, а слабый запах мужского одеколона помогали с этим спрашиваться.

– В Париж, думаю. Там вкусное вино, красивые девушки и карты, ― усмехнулся дофин.

– Тогда, возможно, наши пути пересекутся. Мой брат попал в беду, и тоже в Париже, ― с лёгкой грустью сообщила фрейлина, но по озабочено сжатому запястью стало ясно, что она волнуется куда сильнее, нежели хочет показать.

Серсея была довольна.

– Быть может, Франциск, ты составишь Лоле компанию? ― предложила принцесса, и брат непонимающе посмотрел на неё. ― Доедите до Парижа вместе, путешествие может быть опасно для юной леди. Проводишь, а потом отправишься по своим делам.

– Я не хочу быть обузой, ― тут же открестилась Лола, но дофин неожиданно поддержал предложение Серсеи.

– Сестра права. Такой путь лучше проделать вместе, да и мне компания не помешает, ― улыбнулся Франциск. Лола неуверенно кивнула. Она понятия не имела, что теперь с этим делать ― Мария наверняка в восторге не будет, а с другой стороны… она же больше не невеста Франциска, она невеста Баша, а Лоле действительно небезопасно добираться одной до Парижа. Королева Шотландии должна понять свою верную фрейлину.

Нострадамус выругался, когда Лола открыла дверь, и Франциск внёс принцессу внутрь. Серсея поджала губы, но без пререканий позволила мужу перехватить себя из рук брата, когда тот приблизился.

– Если тебя ещё раз так принесут в лазарет, я точно запру тебя до дня родов, ― заявил прорицатель, укладывая девушку на кушетку и бегло ощупывая её живот.

– Тогда мне надо самой научиться готовить разные травы, ― скривилась принцесса, но тут же болезненно поморщилась, когда Нострадамус легко нажал ей на низ живота.

На пятом месяце ― которой Серсея ожидала почему-то с большим ожиданием ― у принцессы был необычный прилив сил, казалось, она может горы свернуть. Иногда, правда, появлялись резкие боли и рези в животе, и силы быстро истекали, но в целом это было редко. Серсея вообще радовалась тому, как проходит её беременность ― никаких растяжек, оттеков, расширения вен, и даже кожа оставалась такой же мягкой, как и прежде. Изредка болела поясница, но на фоне всего это было сущей ерундой.

– Не надо, ― наконец-то примирительно заметил Нострадамус, заканчивая поверхностный осмотр, во время которого Франциск и Лола показательно смотрели в сторону. Серсея ласково обхватила небольшой живот, но уже вполне заметный, ласково положив одну руку сверху, а одну снизу. ― Намешаешь ещё что-нибудь, отравишься. Я дам тебе успокоительного, ― наконец решил он.

Нострадамус был прекрасным мужем, и отцом станет столь же хорошим ― это Серсея видела ясно, и даром предвидения не обладая. Он старался обеспечить ей необходимый покой и спокойно сносил небольшие капризы. Даже прощал ей иногда бессонные ночи, когда Серсея крутилась рядом с ним на кровати, стараясь найти удобное положение для сна, и лишь иногда мог ласково её подразнить, когда утром просыпался с затекшими конечностями.

А всё из-за того, что Серсея завела привычку спать с мужем в охапку, используя его плечо подобно подушке. Будто у неё своей нет, перины королевского ложа жёсткие и совершенно не пушистые, а простыни ― не тончайший шелк. Более того: обнимала она Нострадамуса далеко не целомудренно. Одна рука под его шеей, вторая на оголенном бедре, ноги переплетены с его. Зато живот удобно упирался в мужской бок, даже если Нострадамусу было неудобно ― шея постоянно затекала, ноги и весь левый бок, на котором почивала её светлость, казался ватным. Серсея всегда старалась загладить свою небольшую вину, разминая мужские плечи и становясь более ласковой, чем обычно, и в целом оба они были довольны. Серсея хорошо высыпалась, а Нострадамус получил больше ласки от беременной жены.

– Это молоко? ― спросил Франциск, замечая, как прорицатель ставит что-то кипятиться на небольшой огонек.

– Да, с мёдом и травами. Помогает справиться с волнениями.

– Можно? Я не в положении, но не отказался бы от небольшого спокойствия, ― нервно усмехнулся Франциск.

– Я бы тоже. Если можно, ― тихо произнесла Лола. Серсея спрятала улыбку.

– Конечно. Буквально пару минут, ― ответил Нострадамус.

Между Лолой и Франциском завязалась ничего не значащая беседа, потом она медленно перетекла в обсуждение будущей поездки в Париж. Лола с тихим стыдом призналась, что её брат проигрался в карты, и она должна привезти необходимую сумму.

Серсея какое-то время слушала их, а потом перевернулась на бок и задремала. Франциск не сразу понял, что сестра заснула ― лишь когда Нострадамус поправил одеяло у неё на плечах.

– Она спит. Мы пойдем, пожалуй, ― дофин коротко поцеловал сестру в макушку, почти не касаясь, боясь разбудить. Забрав у Лолы пустой стакан, поставил на стол, и коротко кивнул зятю. Лола изящно присела в реверансе, и они оба удалились. Нострадамус подошел к двери и закрыл её на ключ, потом вернулся к спящей Серсее и несколько секунд рассматривал жену.

Прекрасная, величественная, невозможная, страстная – такой была женщина, которой Нострадамус теперь посвящал свою жизнь. Вот она лежала перед ним, беспомощная. Чёрные стрелы ресниц ложились на бледное лицо глубокими тенями, грудь мерно вздымалась в такт дыханию. Нострадамус смотрел на свою принцессу, пытаясь подавить нарастающую тяжесть в груди.