Текст книги "Какими мы были (СИ)"

Автор книги: crossfirehurricane

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

– Если она умерла, – скрипуче протянул Рейгар, – тогда я… – Он поднял голову, и её осветил тусклый лунный свет. Его лицо было бледно-голубым, а глаза безжизненными, как у мертвеца, и не мигали. Они метнулись к ней и посмотрели, словно на нежелательного чужака. От этого резкого взгляда у Серсеи стянуло грудь, но она встретила его широко раскрытыми, тревожными глазами.

Её дрожащая рука коснулась его, потянув к животу. Он так и не коснулся его, поняла она, ни разу с тех пор, как он округлился. Она мечтала об этом, о таком простом жесте, который Рейгар проделывал с Лианной бесчётное количество раз, когда думал, что никто не видит (но Серсея всегда видела, всегда), и теперь она хотела этого больше всего. Его кончики пальцев коснулись ткани её халата, едва задев её. Серсея могла поклясться, что малыш внутри неё шевельнулся от этого простого касания.

Прошу, любовь моя, умоляла она про себя. Прошу, прикоснись ко мне. Посмотри на меня, заметь меня, почувствуй меня.

Но когда их глаза встретились, он убрал руку и отвернулся. Серсее показалось, что сердце упало куда-то вниз – или это опять был ребёнок? Она больше не знала. Движения малыша и её собственнная боль казались теперь одним и тем же.

– Оставь меня, – прохрипел он, уставившись в стол.

– Прошу, – услышала она свой шёпот с лёгкой дрожью в голосе. – Пожалуйста, Рейгар, нам с тобой…

– Уйди, – повторил он холоднее и громче прежнего, но Серсея не шелохнулась. Она не могла. Она только смотрела на человека, за которого боролась зубами и когтями, человека, за которого она убивала, подкупала и причиняла боль, человека, которого она предпочла своему брату, своим чувствам, своей чести. Она стояла на месте и старалась не дрожать, чувствуя себя уязвимей, чем лист, захваченный жестокой бурей.

Но Рейгар не стал ждать её затянувшегося ухода. Он поднялся со своего места и вышел из кабинета, и лунный свет всё играл на его волосах. Он оставил Серсею в одиночестве, гневе и досаде.

__________________________

Когда она приблизилась к сроку восемь лун и оставалось меньше двух недель до того, как надо будет выпить снадобье Пицеля, дабы вызвать роды и сокрыть её ложь, Рейгар как-то не лёг спать. Она знала, что где-то он нашёл себе место, но у кого ей было спросить? Какой дурой она бы показалась, если бы спросила у белого плаща или слуги, где её муж?

Лёжа в пустой постели, на чёрных простынях, она думала о нём. Но не как о целом человеке, а о единственной его части – глазах. О тех омутах тёмно-фиолетового цвета, которые она впервые увидела много лет назад, когда он ещё не женился, на турнире, и уже тогда она знала, что однажды выйдет за него замуж, полюбит его и будет носить его детей. Его глаза были такими грустными, а печаль такой глубокой, что можно было утонуть. Ей хотелось рассеять эту печаль, от чего бы она не была. Ей хотелось влить в него часть себя и сделать его целым, заставить его взглянуть на неё и улыбнуться от всей радости и любви, которые он к ней испытывал бы. Теперь они были печальны по другой причине, и её вызвала она.

Она закрыла глаза, отгоняя эту мрачную мысль. Повернувшись на бок, она погладила живот, чего он никогда не делал, и уставилась на его подушку. В припадке тоски она потянулась к ней и зарылась в неё носом, вдыхая сладкий, мужественный аромат, который она любила больше, чем могла бы признаться. Он был слаще запаха брата, и царственнее, как никогда не будет пахнуть Джейме. На какое-то время ей сделалось интересно, нравится ли ему проводить время с их братом-бесом. Серсея сомневалась в этом.

Её глаза обернулись к чёрному балдахину сверху, и внезапно ей овладел холод. Атласные простыни под ней вдруг показались ледяными, уже не тёплыми и мягкими. Повинуясь импульсу, она встала из постели и выбежала из комнаты. Она не была её, никогда. Серсея услышала, как за ней тихонько последовал сир Барристан, но ей было всё равно. Пусть он идёт за ней, куда бы она не пошла, ей всё равно.

Она шла по коридору, пока две белые фигуры не заставили её остановиться. Прояснив свой затуманенный взор, она обнаружила, что это два рыцаря, королевских гвардейца, стоящих у двери. Серсея подошла ближе, пока не встала перед ними. Это были сиры Эртур и Герольд; они стояли неподвижно, словно камень, но в два раза его холоднее.

– Это… – сорвалось с её губ слабым шёпотом. – Это её комната. – «Её». Серсея не сказала бы её имени.

Рыцари не ответили. Казалось, от них пользы не больше, чем от статуй, чем от двух каменных львов, сидящих у входа в Утёс Кастерли и просто глядящих вперёд. Она потянула ручку двери, порадовавшись тому, что они не остановили её, и позволила себе пройти всю переднюю, пока не дошла до спальни. Затем, втянув воздух, она снова открыла дверь и нашла своего мужа в постели другой женщины – Лианны.

Он крепко, неподвижно спал, лёжа на бледно-синих простынях. Его лицо было спокойным, тело не металось, не поворачивалось и не шевелилось. Серсея могла только смотреть на эту давно не виденную ей картину спокойствия. Она наблюдала за тем, как вздымается и опускается его грудь при каждом вдохе и выдохе, а затем он повернулся на бок и обхватил подушку, прижав её к груди и зарывшись в неё носом.

Серсея больше не могла на это смотреть. Она повернулась и вышла в коридор так быстро, как позволял большой живот, направившись к своей спальне, где спала всего несколько лун, пока не оставила её ради спальни Рейгара. Она была красная, словно кровь, позолоченная и декорированная львом с драконом, переплетающимися над кроватью. Серсее захотелось обрушить эту проклятую фигуру, разбить её и посмотреть, как разлетаются осколки, но поняла, что не сможет, ведь Рейгар сделал это для неё, когда ещё заботился о ней, и Серсее хотелось бы помнить об этом. Голова начала кружиться, а дышать становилось всё тяжелее, пока она не начала потеть, чувствуя невыносимый жар.

Она дрожащими руками сняла халат, порвав кусок ткани, и осталась в сорочке, которую не снимала ночь за ночью, ведь Рейгар не хотел прикасаться к ней, не хотел заниматься любовью. Неуклюже шагая, она подошла к зеркалу, охватывающему её с головы до пят, и стала разглядывать отражение женщины перед ней.

Её глаза покраснели и увлажнились, но Серсея не плакала, ведь она была королевой и львицей, а они не плачут. Её тусклый взгляд окинул розовые щёки, набухшие груди, жаждущие нежных прикосновений, большой вздувшийся живот и стройные ноги ниже его.

– Почему он не хочет меня? – спросила Серсея тонким, надломившимся голосом. Она была прекрасна, даже с этим большим животом, красивее, чем Элия или Лианна. Она заботилась о муже; более того, она любила его больше, чем могла бы сказать. Рейгар был её солнцем, за которым она следовала, чтобы согреться в его лучах и быть освещённой его светом. Она никогда не прекращала его желать, позволяя ему те редкие ночи, когда он не хотел ничего, кроме как брать её раз за разом, и, несмотря на то, что она могла хотеть спать, всегда стонала и достигала пика для него. Она не требовала от него многого, не навязывалась и не беспокоила его, позволяла ему писать письма, когда хотела быть в его объятиях, и позволяла объятия, когда хотела, чтобы он взял её. Она чувствовала, когда он хотел чего-то, а когда не хотел, и исполняла его желания.

И теперь она проигрывала глупой, простой девчонке, которая скулила и завывала, которая была эгоистична как жена и любовница, которая выкидывала своих детей одного за другим, но по-прежнему получала свою любовь. Она мертва, её нет, и никогда она не вернётся, а Серсея была живой женщиной, и всё же её Рейгар желал больше.

– Обрати на меня внимание, – сказала она ему, хоть он и был далеко. – Обрати на меня внимание, пожалуйста, прошу, взгляни на меня! – рвано, напряжённо раздался её голос, и она сглотнула слёзы. О, как она устала от его холодных прикосновений и мрачной хмурости, от его немногословности и печального лица. Боги видят, она хотела его. Она родилась, чтобы он любил её, как Джейме был рождён для неё, но если Джейме любил её, то Рейгар – нет.

«Ты будешь королевой», раздался в голове голос отца. Серсея всегда добавляла «и король будет любить тебя» всякий раз, когда он это говорил, и теперь она поняла, почему он останавливался на том месте. Теперь она королева, но где же любовь Рейгара?

В волчьей суке, с гневом и горем заклокотала Серсея. В мёртвой потаскухе, которая только и знала, что раздвигать ноги да стонать для него.

Серсея делала больше, чем Лианна когда-либо. Она являлась большим, ибо Серсея была Ланнистер, львицей Утёса, а Лианна просто волчицей, склоняющейся перед холодом Севера. Зубы её были крупнее, когти острее, и сила больше, но даже при этом всём Серсея проигрывала, проигрывала, проигрывала.

Ланнистеры не проигрывают, сказал ей голос отца, и матери тоже.

– Тогда что мне делать? – спросила она обоих, того, кто не мог её услышать, и ту, что была уже мертва, чтобы услышать. Она подошла ближе к зеркалу и оперлась об него ладонью, глядя на своё измученное, но по-прежнему красивое лицо. – Как мне победить?

Она подумала о Лианне и о том, какими способами она добилась Рейгара, и осознала, что испробовала их все. Она отдавала ему свою любовь, предложила своё лоно, была хорошей, надлежащей королевой, а теперь вынашивала его ребёнка. Лианна дала ему двоих, но Серсея даст больше. Её трепещущая рука скользила по животу, чувствуя дитя. Может, нужно подождать, пока не родится ребёнок? Тогда он посмотрит на неё по-другому?

Эта сука потеряла пятерых детей, а он по-прежнему любил её. Серсея очень хорошо помнила победы Лианны и её поражения. После них королева несколько дней оставалась в постели, и Джейме как-то сказал, что Рейгар навещает её каждый раз, когда может, даже не закрывая дверь, целуя её или просто обнимая. Они шептал ей что-то на ухо, и, хотя Джейме не мог слышать, что именно, но совершенно ясно, что слова были добрыми. «Вся нежность в мире», сказал ей тогда брат. «Он любит её больше всего на свете».

Серсея задрожала и затрепетала – ей вновь стало холодно. Она нашла свой халат на кровати и обернула его вокруг себя. Что-то утяжеляло карман. Серсея запустила в него руку и нащупала холодный, твёрдый, маленький предмет. Она вытащила его, и рука внезапно перестала дрожать. Он был розовым и гладким, покрытый кристаллами и увенчанный пробкой.

– Вся нежность в мире, – задумчиво прошептала Серсея, прежде чем вынуть пробку и капнуть на язык несколько капель сладкого яда.

___________________________

Она плавала в своих снах, которые казались несколькими минутами и годом одновременно. Голоса входили и выходили из её головы, как нежелательные посетители, и каждый из них предлагал ей своё мнение, которого она не спрашивала.

Она слышала, как матушка своим сладким, мелодичным голосом говорила: «Ты будешь королевой». Голос её отца произносил то же самое, пока они не слились в преследующее её скандирование, отдающееся по всему телу. Позже она увидела, как они улыбаются, даже её мрачный отец. Они гордились ею. Она сделала то, что они хотели.

И она тоже.

После они исчезли, и их заменил искренний смех Джейме. Это был жестокий, надменный смех, который появлялся, когда он дразнил её. Серсее хотелось крикнуть, чтобы он прекратил, но в своей голове она не могла говорить. Джейме просто смеялся и смеялся, пока в темноте её разума не стало совершенно спокойно, и он прошептал: «Я люблю тебя. Больше, чем он когда-либо». Из тени вынырнули его руки; в одной была золотая корона, грандиозная и украшенная рубинами самого глубокого багряного цвета, в другой – цветочная, розовая и прекрасная. Серсея протянула руку, чтобы коснуться золотой короны, а затем всё исчезло в потоке холодного воздуха.

Она внезапно проснулась, и смех Джейме всё ещё звенел у неё в голове. Проморгавшись, она осмотрелась, чувствуя себя совершенно потерянной. Это была не её комната, и не Рейгара. Здесь она никогда раньше не бывала, но бледно-розовый камень подсказал ей, что она по-прежнему в Красном Замке. Простыни под ней были нежными и пурпурными, занавески светлее болезненных глаз Рейгара, а подушки пахли цветами. На ней была тонкая кремовая ночная рубашка, едва прикрывавшая набухшие груди. Она спала, поняла Серсея, но как долго?

Она скользнула рукой под одеяло, чтобы нащупать живот. Теперь он был плоским, как обычно, и ребёнка в нём не было. Избавиться от него было странным облегчением, но не без доли грусти. Ребёнок ни в чём не был виноват, кроме того, что отец не любил его. Но Серсея не хотела детей от мужчины, который не будет любить их. Это была необходимая жертва, чтобы она могла заставить Рейгара полюбить её.

В каком-то побуждении Серсея повернула голову и обнаружила Рейгара, сидящего на кровати спиной к ней. Сердце затрепетало от его вида; он здесь, тот, кого она любит, навестил её в её потере. Теперь она коснётся его за рукав, и он повернётся к ней обнять, поцеловать, пообещать, что у них будут сотни детей вместо того, которого они потеряли. Она осторожно приподнялась, игнорируя, как её утомлённое тело кричало против такого движения, и протянула руку, достав до его спины.

Он повернулся и посмотрел на неё безжизненными, усталыми глазами. Круги под ними, казалось, стали как-то темнее. Красота лица словно полностью оставила его, особенно когда он поморщился, и жестокость этой гримасы сжала её грудь.

– Она мертва, – мрачно произнёс он тихим голосом. Его душило горе, которое трудно было игнорировать.

– Наша дочь? – негромко спросила Серсея. На мгновение она подумала, что это небольшая жертва – каждый мужчина предпочитает сыновей дочери.

– Лианна, – сказал он вместо этого, обрушивая все надежды Серсеи одним словом. – И наша дочь, – добавил он запоздало, хотя было ясно, что его это почти совсем не волнует. – Твой брат убил её и моих детей.

Серсея покраснела под его пронзительным взглядом, продолжающим сверлить её, словно возлагая вину на неё. Джейме никому не говорил, отчаянно сказала она себе; голова закружилась. И я никому не говорила. Кто же сказал ему? Единственное слово, заикаясь, слетело с её губ:

– Как?

– Как? – усмехнулся он, будто оскорблённый вопросом. – Мечом, дорогая жена, – с издёвкой сказал Рейгар, хотя в его глазах вспыхнула печаль. – Он заколол мою милую Лианну и любимых детей и сбежал, сбросив их тела в море, без всякой причины, только чтобы окропить кровью свой меч. Он во всём признался в письме. – Серсея едва могла выдержать этот разрушительный взгляд со всеми его суровостью и скорбью.Она скользнула взглядом к его ухмыляющимся губам, изо всех сил стараясь не дрожать. – Твой брат – предательский убийца. Твой отец отказался от него, и я попросил его голову.

Он только сделал то, о чём я просила, хотелось ей сказать, но она знала, что никогда не сможет.

– Но какая польза мне сейчас от его головы? – неожиданно вопросил Рейгар с дикой скорбью в надломившемся голосе. Серсея боялась поднять взгляд, не желая видеть слёз в его глазах. Он был её сильным мужем и королём; она не станет видеть его слёз. – Он украл у меня всех, кого я любил. У меня снова нет детей и нет любимой. У меня никого сейчас нет.

– У тебя есть я, – пробормотала Серсея, встретившись с ним взглядом. Она обнаружила, что его глаза встретили её с ненавистью, без любви, привязанности или нежности. Они озирали её всю, отзываясь иглой на каждом дюйме кожи, пока Серсея не подумала, что сейчас закричит от душевных мук.

– Я был неправ, что женился на тебе, – сказал он безэмоциональным, ровным тоном. – Я был неправ, что вообще посмотрел на тебя. Из-за моих глупости и стремлений я её потерял. Если бы я оставался верен, был терпеливей… – Он внезапно прервался, но тишина мало помогла облегчить её мучения. Не произнеся об этом ни слова, Рейгар сказал ей, что не любит её и никогда не полюбит.

– Я могу дать тебе детей, – в поспешном отчаянии заверила Серсея и взялась за его рукав. – Я смогу дать тебе малышей вместо тех, что ты потерял. О, милорд, любимый, я дам тебе всё, что хочешь, только прошу, не… не… – Не смотри на меня так. Словно я – никто. Я не никто, я живая, я дышу, и я люблю тебя, люблю, люблю тебя. Но, несмотря на то, что она сидела прямо перед ним, из плоти и крови, он относился к ней не более, чем к незнакомке.

– Этого не произойдёт, – пообещал Рейгар, вытаскивая рукав из её рук. – Я не буду знать любви или страсти, пока не присоединюсь к Лианне в смерти. Боги видели, как я поддаюсь наказанию, забирая каждого зачатого мной ребёнка, и я приму это наказание молча. Я должен искупиться. – Его губа странно дёрнулась, а глаза стали пустыми и далёкими. – Сейчас я женат на королевстве. Ты вольна поступать так, как хочешь. – Затем он встал и покинул её, ни разу не обернувшись назад.

– Не так должно быть, – настаивала Серсея в опустевшей комнате. – Ты должен был обнять меня. Должен был поцеловать меня. Должен был любить со всей нежностью в мире. – Голос её ослаб, и она чувствовала внутри пустоту, словно её душу вырезали и выбросили прочь.

Что же это за победа? спросила она себя и богов. У меня есть мой муж, но не его любовь. Есть корона, но она пуста. Мне не нужна она! Мне нужен он.

Эти девичьи мысли ушли сразу же, как пришли. Рейгар мучительно ясно дал понять, что она не получит его, по крайней мере, тело и душу. Он будет просто её лордом-мужем, её королём, но не более. Серсея протянула руку к животу, теперь лишённному его семени, и на мгновение она подумала, чувствовала ли Лианна себя такой же пустой, теряя своих детей.

Не сдержавшись, Серсея заплакала. Она уткнулась в эти незнакомые подушки и сжала сорочку в руках, а слёзы текли по её лицу. Плечи тряслись, а с губ слетело несколько приглушённых воплей. В голове снова раздался смех Джейме; он теперь по-настоящему над ней смеялся, и Серсее захотелось кричать. Ей хотелось разрушить эту комнату и обвалить Красный Замок до основания, чтобы они отразили состояние её сердца. Теперь, когда никто не поцелует её, не прикоснётся и не будет заботиться о ней, оно неминуемо ожесточится. Джейме не сделает этого; он был всё равно что мёртв. Рейгар дал это понять.

Некоторое время спустя она перестала рыдать и отчаянно вытерла мокрое лицо рукавами. Королева не может плакать, сказала она себе. Серсея будет холодной и бесчувственной. Она позволит игнорировать себя, но не жалеть. Если тот, кого она любит, не любит её в ответ, пусть так и будет.

Я – львица Утёса, яро сказала она себе. Я буду сильной.

Она хотела быть королевой, и стала ею. Нелюбимой, нежеланной и пренебрегаемой собственным мужем, но то была цена, которую она заплатила за власть.

Плохо, что это столь скудная замена любви.

========== Лианна VI ==========

Лианна стояла на коленях у своей кровати, где мирно спали её дети, и молилась. Моля богов о том, чтобы поездка была лёгкой и безопасной, она чувствовала, как стекают по щекам тёплые слёзы. Они никогда не отвечали ей раньше, но она надеялась, что сейчас ответят.

Сбежать было сложно с самого начала. Почти так же сложно, как она сбежала тогда, в первый раз. Но это было много лет назад, в более безопасное время, и у неё не было двух жизней, которые надо было защищать.

Лианна взяла самый минимум: одну смену одежды для неё и детей, еду с подносов, которые приносили ей в комнату, и достаточно монет, чтобы добраться до Белой Гавани, а затем переправиться в Эссос. Она взяла только золотые драконы и серебряные олени – любой другой металл не имел бы ценности за морем. Она продолжала читать этот утомительный том о языках Вольных Городов, достаточно выучив пентошийский диалект для того, чтобы выжить.

Она решила уехать ещё до того, как родилась Элия. Хотя доброта Рейгара почти заставила её отказаться от этого плана, Лианне нужно было только взглянуть на своих милых детей, таких невинных во сне и ничего не знающих об окружающих их врагах, чтобы понять, что оставаться она не может. Они были гораздо важнее, чем её страдающее сердце.

Она не спала несколько ночей, сидя у своей двери и наблюдая в темноте за ногами снаружи, пытаясь найти порядок прихода и ухода стражников. Сир Джейме не всегда стоял там, и часто он менялся с другим охранником, чтобы поесть, отдохнуть или что он ещё там делал. Это происходило ночью, и Лианна обратила на это внимание.

Наступила ночь побега, и боги были её последней надеждой. Лианна поднялась с колен и подошла к стулу, где сложила всё, что им понадобится. Она вырезала из простыни перевязь и надела её через плечо; затем тихонько подняла Элию, чтобы не разбудить, и поцеловала её в гладкий лобик. Она была такой милой, её любимая дочь. Она мало плакала и не просила много. Её хрупкая красота, это прелестное розовое личико, очаровательное пятно на щеке и милое, неглубокое дыхание завораживали Лианну. Ни разу она не усомнилась в том, что она будет жить; она была сильной, как женщина, в чью честь её назвали. Элия спала, когда её опустили в перевязь, не проснувшись и не хныкая.

– Джон, дорогой, – прошептала она спящему сыну, потерев руку, чтобы разбудить его. Он вяло раскрыл глаза и посмотрел на неё спокойным взглядом Неда. – Джон, нам нужно ехать.

– Куда? – спросил он с детским любопытством.

– Куда-то далеко, – легчайшим шёпотом ответила она. – В волшебное место. Мы будем счастливы. – И они будут; будут, если попытаются.

– Папа тоже едет? – Этот вопрос едва не разбил ей сердце. Она осторожно, чтобы не ударить мальчика о сестру, посадила его к себе на колени и поцеловала его кудрявую голову.

– Нет, дорогой, – грустно улыбнулась она. – Он не едет.

Джон ничего не сказал. Он не заплакал и не вскочил. Он принял это лучше, чем ребёнок в два раза старше его, или, может, он просто устал.

Когда стражник отошёл от двери, Лианна перекинула сумку через плечо и тихонько выскользнула с детьми, осторожно прикрыв за собой дверь. Она зашагала по коридорам и проходам, которые несколько лет назад вывели её из комнаты прямо в руки Рейгару.

Туфли утонули в мшистой подушке богорощи. Она была наполнена своими обычными звуками: криками воронов, шелестом листьев, звучащими в её ушах тихими голосами. Когда показалось сердце-дерево, чья кора бледно голубела в ночи, Лианна не смогла не улыбнуться.

Лошадь, которую она выбрала накануне, всё ещё дожидалась её, привязанная к ветке. Она объездила каждую, прежде чем выбрать эту. Она имела длинный шаг, была вынослива, и, что лучше всего, спокойна. И, естественно, это была кобыла. Лианна всегда ездила на кобылах. Она подошла к ней и погладила её по носу, на что лошадь подняла свою прекрасную голову и уткнулась ей в ладонь.

Повернувшись, чтобы взять Джона и посадить его на кобылу, Лианна оказалась лицом к лицу с клинком.

Она поняла, что это он, ведь в темноте он сиял столь же ярко, как Рассвет сира Эртура днём. Кончик его смотрел ей в лицо, и какое-то время Лианна смотрела на него. Через несколько секунд она подняла глаза, переместившись взглядом от меча к его носителю.

– Сир Джейме, – пробормотала она на выдохе. Да, он был её охраной, но во многих отношениях это было не так. Он выглядел измождённым, его прекрасное лицо устало и постарело от чего-то невидимого глазу. Волосы, всегда идеально уложенные, растрепались. Но всё это мало что значило по сравнению с его глазами. Они были безжизненными, холодными, невидящими. Взгляд этот пронзил её, словно нож во тьме. Лианна смотрела на всё это, пока не почувствовала, как бешено забилось сердце у неё в груди.

Она крепче сжала руку Джона; Элия по-прежнему спала в перевязи. Джон отпустил её руку и обнял Лианну за ногу. Она положила ладонь ему на голову, прижимая лицом к юбкам.

– Прошу, сир Джейме, – сказала она белому, усталому рыцарю. Кончик его мерцающего клинка был в нескольких дюймах от её носа, но ей хватало духу говорить. – Умоляю тебя, позволь нам ехать. – Он должен был понять, почему она должна уехать; он видел предпринятые королём действия, знал, что будет, если она останется, слышал её тихие стенания. Сир Джейме понимал это, или она так думала.

Он оставался спокойным, сжав губы в плотную линию. Рыцарь обошёл лошадь, и между ними не осталось препятствий. На более близком расстоянии Лианна увидела боль в его глазах; то была боль, заглушающая чувства.

Она облизнула пересохшие губы и начала снова.

– Ты же знаешь, я не могу остаться. Знаешь, что случится со мной, моими детьми, если я вернусь. – В Королевской Гавани её ждала смерть в виде сладких слов, ещё более сладкого вина и мёртвых детей. Она не могла не уехать. – Без меня они умрут. Я должна защитить их. Но я не могу сделать этого здесь. – Она осторожно, чтобы не споткнуться о корень дерева, шагнула назад. Уголком глаза Лианна увидела лицо сердце-дерева, нахмурившееся, плачущее багровыми слезами. Это выбило её из колеи.

Сир Джейме опустил клинок на её горло, и он оставил на её коже холодный поцелуй. Она задрожала, проклиная себя, и сделала ещё один шаг назад. Джейме был быстрее; одним изящным шагом он ещё ближе придвинулся к ней. Меч надавил сильнее, и Лианна отпрянула, уперевшись спиной в сердце-дерево. Джон крепче сжал её ногу, наверняка такой же напуганный, как она сама.

– Ты не убьёшь меня, – смело сказала она, хотя дрожь в голосе выдавала её. – Почему?

– Я должен, – ответил он наконец хриплым, грубым голосом. Он шагнул снова, согнув руку, чтобы он мог приблизиться, не перерезав ей горла.

– Но мы… – безнадёжно начала она, всё ещё дрожа, всё ещё в страхе. – Мы друзья, разве нет, сир Джейме? – Они разговаривали, они смеялись, они ездили верхом, и им было спокойно вместе. Его присутствие укрощало её суетливые мысли; его защита казалась настоящей, и она чувствовала себя в безопасности. Боги, Лианна думала, что он заботится о ней, по крайней мере, достаточно, чтобы хранить её секреты. Она доверяла ему. Неужели она ошибалась?

Её слова никак не повлияли на него. Ничего не мелькнуло в его глазах, ничего в нём не шевельнулось и не дёрнулось. Он оставался таким же механическим и холодным, холодным, холодным. Это был сир Джейме, но в то же время и не он. Его сумасшествие было слишком сложным, чтобы понять, вызвано оно любовью, страхом или чем-то большим; но он не будет колебаться.

Лианна убрала руку с головы Джона и протянула её, чтобы коснуться пальцев Джейме, держащих меч так близко к её лицу. Она почувствовала в нём напряжение, натянутость, как у тетивы. Она ощутила сострадание. Нет, это был не её защитник сир Джейме; это был сир Джейме, делающий то, что не хочет делать; против чего восставало его сердце, но на чём настаивал разум. Лианна понимала это ощущение.

Её пальцы касались его, но он не пошевелился. Затем, в каком-то приливе мужества, она протянула руку к его щеке. Лианна посмотрела ему прямо в глаза, желая, чтобы он увидел её, по-настоящему увидел. Он оставался равнодушным и холодным, и, коснувшись его, она вздрогнула и поняла. Легко, словно шёпот, кончики пальцев задели его щёку. Она отступила, вернув ладонь на голову Джона.

– Хорошо, сир Джейме, – сказала она ему, пытаясь быть храброй. – Делайте то, что принесёт Вам мир. – Она посмотрела на дремлющую Элию, затем на милого Джона, который поначалу с узнаванием смотрел на рыцаря, прежде чем отвернуться от неподвижного лица Джейме. – У меня есть одна просьба. Прошу, убей меня первой. – Было больно говорить это, быть такой жалкой и совершенно безоружной для того, чтобы бороться, но это была одна эгоистичная просьба, которую она хотела себе позволить. – Я не хочу видеть, как они умирают. – Её малыши, её дорогие дети, которым пришлось сражаться, чтобы родиться, которые пришли в этот суровый мир в удушающих условиях, но всё-таки жили. Они были её плотью и кровью и единственными, кого она любила больше своих братьев и Рейгара.

Внезапно холодный край меча прижался к её горлу, хоть и не с силой. Она ещё могла говорить, могла дышать, хотя скоро не сможет.

Она не закрыла глаза перед смертью, остановив их на Джейме. Как жестоко, что он – тот, кто положит ей конец! Тот, в которого она верила, тот, в котором она нашла добро. Она любила его, как любила бы любого друга, который бы у неё был. Он – единственный из них.

– Спасибо тебе за то, что стал моим другом, – прошептала она, смаргивая обратно слёзы. – Ты сделал меня очень счастливой. Я молюсь, чтобы в один день ты нашёл своё счастье, сир Джейме. – С этими словами Лианна развернула голову Джона так, чтобы его лицо оказалось в её юбках, и крепче обхватила Элию, прижав её к груди.

Мои милые детки, подумала она, задрав подбородок, чтобы меч сира Джейме прошёл легко и быстро. Моя единственная радость. Шероховатая кора впилась ей в спину, и вырезанный лик плакал в её платье. Она смотрела на красные листья над головой, чёрные в ночи, и подумала, как это подходяще для Старка – умереть в богороще. Как прекрасно.

– Я не могу, – услышала она выдох Джейме, и меч задрожал у её горла. – Проклятье тебе, Серсея, я не могу.

Серсея, задумалась Лианна. Его сестра. Слишком поздно она получила это откровение, и её глаза взвились к сиру Джейме, закрывшему лицо ладонью.

Ощущение меча медленно уменьшалось, пока он не скрылся совсем в ножнах. Лианна едва могла дышать. Она смотрела на рыцаря, светящегося в своей белой броне, чешуйчатой, словно хвост дракона, нетронутой, невредимой. Когда он поднял на неё глаза, они были большими, стеклянными и такими тусклыми, словно битва, в которой он воевал внутри себя, сломила его. Лианна хотела было обнять его, чтобы успокоить, но не стала. На груди у неё спала Элия, и она по-прежнему была его королевой.

– Сир Джейме? – спросила она, желая, чтобы он что-нибудь ответил.

– Прости, – сказал он ей, хотя смотрел вниз на Джона. – Прошу прощения, Ваше Величество.

Лианна покачала головой, отмахиваясь от извинений; безумие Джейме прошло, и незачем на этом останавливаться.

– Вы поможете мне, сир? – спросила она, надеясь, что он скажет «да».

– Да, – кивнул он. – Да. – Он подошёл к ней; Лианна не дрогнула, даже когда он взял Джона и посадил его в седло. – Держи поводья, – просто сказал он ему, как если бы он был взрослым мужчиной, а не четырёхлетним мальчиком. Тем не менее, Джон сделал, как ему велели. Затем Джейме повернулся к ней, взглянув на сумку.

– Что у тебя с собой? – спросил он тихо, но с энергией, будто он пытался действовать быстрее, чтобы исправить прошлую неосмотрительность.

– Еда, золото и одежда, – быстро ответила она.

– Твои драгоценности? Корона?

– Боги, нет, – ответила она. – Какая от них польза?

– Тебе следовало взять их, – сказал он. – В Эссосе ты можешь их продать; они принесут хорошие деньги, и лучше, если в твоей комнате их не будет. Есть много причин похитить королеву, и одна из них – её драгоценности.