Текст книги "Sweet dreams (СИ)"

Автор книги: Canvi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

Но сейчас ей в голову приходят почему-то только счастливые воспоминания, связанные с ним. Как она гуляет с Финном, видит его потрясающую улыбку и задорные веснушки, рассыпанные по щекам и носу, красивые тёмные глаза, в которых утонула, наверное, не она одна, приятный хриплый голос, которым он так восхитительно зовёт её по имени, его чудесный смех и забавную привычку откидывать при этом голову назад.

«Типичный Финн», – с щемящей нежностью думает она, утирая слёзы руками.

Она снова плачет, она снова одна в этом кошмаре, и её снова завёл туда лично Вулфард.

Милли не осознавала реальность вокруг до того момента, пока не обнаружила себя лежащей буквально поперёк своей кровати, из-за чего кончики пальцев касались холодного пола. Её короткие волосы были в полнейшем беспорядке, под глазами залегли тёмные круги, а в наушниках звучала депрессивная песня, из-за чего девушка ещё больше преисполняется чувствами одиночества и меланхолии. Да, у неё есть особенный плейлист композиций, которые она сохранила специально для того, чтобы слушать их в самые критичные моменты своей жизни, когда она полностью разрушена.

Она, уткнувшись лицом в подтащенную к себе подушку, надломленным голосом подпевает песне в наушниках, и слёзы снова наворачиваются у неё на глазах, поэтому вскоре она придушенно воет в наволочку, громко всхлипывая.

Браун как типичная девочка-подросток во всех этих сериалах с глупыми людьми и сюжетом, только вот, к сожалению, это её жизнь. Жизнь, в которой проклятый старшеклассник-парень покидает её, а она проводит два года, скрупулезно пытаясь забыть его, но вот они вдвоём в психиатрической клинике, где девушка в очередной раз понимает, что он совершенно не изменился – как был кретином, так им и остался. А ещё именно он лучше всех знает, как разбить ей чёртово сердце.

Так дальше не может продолжаться.

***

– Что? Почему нет? – Милли возмущённо спрашивает у Наталии.

Она очень сильно стискивает кулаки, чтобы не было заметно её дрожи, из-за чего ногти больно впиваются в кожу, оставляя красные полумесяцы. Но такая физическая боль гораздо терпимее, чем та, что разрывает сейчас её сердце изнутри.

– Я не могу просто так переселить тебя в другую комнату. – Да неужели Дайер не понимает? – Никаких форс-мажорных обстоятельств.

– Я же сказала тебе! – раздражённо восклицает девушка. Она, конечно, не хочет злиться, но ещё немного, и она реально взорвётся. – Моя соседка встречается с моим проклятым бывшим парнем! Неужели ты думаешь, что это не влияет на моё психическое здоровье? Я думала, ты хочешь помочь мне! Что ты на моей стороне!

– Я на твоей стороне, – говорит Наталия спокойным и успокаивающим голосом. – Я действительно тебя очень хорошо понимаю, но тебе не кажется, что это несколько поверхностная причина? Когда я говорила о форс-мажорных обстоятельствах, я имела в виду насилие или наркотики.

Милли проводит ладонью по лицу, чувствуя, как руки сильно дрожат.

– А что, если я совершу самоубийство? И оставлю предсмертную записку, в которой буду обвинять её!

– Милли! – Строго смотрит на неё Дайер.

– На самом деле, я действительно не могу этого вынести… – Браун опускает голову, быстро облизывая губы. – Я чувствую, что не могу себя контролировать, когда вижу их, и я просто хочу… – Она не заканчивает предложение, но повисшая между ними тишина гораздо более красноречива, чем слова.

– Убить себя? – спрашивает куратор уже с куда большим беспокойством, чем до этого. Девушка пожимает плечами. – Это правда?

– Мне больно, – шепчет Милли (она ещё никогда в жизни не чувствовала себя более слабой и немощной). – В груди. И я хочу плакать.

– Ты можешь поплакать. – Голос Наталии звучит очень сочувствующе и понимающе, но это совершенно – абсолютно! – не помогает. Наоборот, теперь Браун ещё больше хочется выброситься из окна. – В этом нет ничего плохого.

Но девушка отрицательно качает головой.

– Я ненавижу это. Ненавижу плакать. Может быть, это нормально в первый день или во второй, но, когда я плачу ежедневно, это нисколько не помогает мне, а, скорее, наоборот, ещё больше ввергает в пучину отчаяния. – На последнем слове её голос ломается, переходя на хриплый шёпот. – Тогда мне кажется, будто я уже никогда не смогу выбраться из этого кошмара, поэтому я не плачу. – Она отворачивается и отводит взгляд в сторону, потому что не любит выглядеть уязвимой перед кем-либо.

– Господи, всё происходит…

– Я знаю! – Она всё-таки взрывается. – Другие люди так делают, чтобы им стало легче, я знаю! Но я так не могу! – Кажется, она сходит с ума. – Я ненормальная! Хочешь знать, как я справляюсь со всем этим? Иду в ванну, запихиваю два пальца в рот и выплевываю всё, что у меня внутри. Вот от этого мне становится легче. – Милли и не замечает, как её глаза наполняются слезами, но она чувствует, как болит от криков горло. – Или я просто перестаю есть! – Какая-то полубезумная улыбка появляется на её лице. – Так ещё проще! Голодовка – это мой любимый способ, потому что чувство голода гораздо терпимее, чем эта боль внутри!

Звенящая тишина повисает между ними. Наталия смотрит на неё широко распахнутыми глазами, а потом неуверенно протягивает к ней свою дрожащую руку, мягко сжимая плечо Браун, как будто пытаясь её утешить.

– Я достану тебе другую комнату, Милли. Мне понадобится на это пару дней, но я хочу, чтобы в течение всего этого времени ты говорила со мной и не замыкалась в себе, договорились?

– Непременно, – отвечает девушка, испытывая огромную благодарность к своему куратору.

Она рада, что та не осуждает её и даже соглашается найти ей новую соседку.

Оставшуюся часть запланированной по графику встречи они болтают о всяком, и Милли чувствует себя гораздо спокойнее, хотя она уверена, что уже скоро доктор Хитон предложит ей пропить курс антидепрессантов, но ей это не нужно, потому что она надеется, что вскоре сможет чувствовать себя гораздо лучше.

***

Днём Браун приходит в библиотеку. Она чувствует, как дрожь возвращается в её руки, но она предпочитает не обращать на это внимания. Наоборот, она ещё усерднее занимается рассортировкой по полкам сданных читателями книг, отвлекая себя от мыслей о том, что же с ней всё-таки происходит.

Закончив свой ежедневный ритуал, она сидит в углу библиотеки, читая новую – четвёртую по счёту – книгу об актёрском мастерстве, которую подарила ей миссис Буоно. Она забывается на раскрытых перед ней страницах, но это длится недолго.

– Я нашёл тебя! – радостно восклицает Ноа, возвышаясь над ней, и Милли поднимает вверх глаза, возвращая ему улыбку. Он действительно делает её более счастливой. – Долго же я искал тебя.

Браун закрывает книгу и откладывает её в сторону, а потом предлагает другу присесть рядом с ней.

– Да? – Приподнимает бровь она. – И зачем?

– Я хочу поговорить с тобой, – осторожно отвечает Шнапп, усаживаясь на предложенное ему место.

Он, конечно, действует несколько скованно, как будто боится спугнуть её, но вот сама Милли практически тут же кладёт свою голову ему на плечо, раздумывая над тем, стоит ли ей рассказывать ему всё или нет.

– Конечно, только в том случае, если ты готова, потому что на днях ты говорила, что нет, и я тебя понимаю.

– Я поцеловала Финна, – легко говорит девушка, практически не раздумывая, и глаза наполняются слезами, а руки снова начинают дрожать.

Она не видит лица Ноа, но точно может сказать, что он сейчас удивлённо приподнял брови и немного приоткрыл рот, и такая его реакция почему-то успокаивает её, хотя слёзы всё равно начинают катиться по щекам.

– Я была очень смущена, поэтому не ходила на групповую терапию, а также избегала вас всех, поскольку я чувствовала себя очень странно. Внутри было так много смешанных эмоций и чувств, однако… – вздыхает (скорее, всхлипывает) Милли, – я увидела, как он целует Сэди в зеркальной комнате, а она ему отвечала. – А вот сейчас Ноа явно не был удивлён, поэтому она приподнимает голову с его плеча и заглядывает ему в глаза. – Ты знал… Знал ведь?

– Я пытался тебе сказать, но ты не позволила мне, – виновато объясняет Шнапп, явно очень огорчённый всей этой ситуацией. – Чёрт, Бони, тебе пора начать слушать меня! Было бы лучше, если бы я рассказал тебе об этом!

Девушка отрицательно качает головой и утирает слёзы с лица. Она хотела бы приберечь их для более особенного момента, а не для ситуации, когда её бывший парень целуется с её соседкой по комнате.

– Я слушаю, – бормочет Браун, прикусывая щёку изнутри, пытаясь сдерживать эмоции.

– Это случилось не так давно, но я думаю, после вашего поцелуя. – Он кривит губы, как будто говорит об ужасном преступлении. – Это было очень странно, но они начали много общаться друг с другом, и Сэди только и делала, что постоянно упоминала его в разговорах с нами, и вот однажды… они просто прошли по коридору, держась за руки. – Ноа неловко пожимает плечами. – Я не знаю, что произошло между ними, но это было так неожиданно. Да и Калеб с Гейтеном были очень расстроены.

– Ещё бы. – Кивает Милли, а в груди у неё возрастает гнев при мысли о том глупом споре между ней и Финном. – Я бы тоже была расстроена.

– Разве? – спрашивает Шнапп, и Браун отводит взгляд.

На самом деле, она бы испытала невероятную палитру эмоций, но огорчение определённо было бы в этой каше.

– Ну да.

– Знаешь, о чём я думаю? – Милли вопросительно смотрит на Ноа. – Что за последние дни Финн показал себя не самым хорошим другом, и, мне кажется, что это определённо не будет для него плюсом, – говорит он очень осторожно, как будто боится, что девушка его не поймёт.

Но нет, Браун прекрасно его поняла. Она знала об этом ещё до новой встречи с ним здесь, в клинике. Вулфард всегда наблюдал за ними как будто издалека, хотя и сидел за одним столом на обеде, а Милли глупо верила в то, что внутри него ещё осталось что-то хорошее, что он мог бы проявить по отношению к другим, но она была не права – Финн даже не пытается.

Всю оставшуюся часть смены в библиотеке Браун проводит вместе с Ноа. Они говорят о Наталии и о том, что та планирует выйти замуж в январе следующего года, а ещё о том, что она хочет провести свадьбу в клинике и пригласить на неё своих подопечных. Милли кажется это ужасным. Кто вообще может захотеть обручиться в столь страшном месте?

Когда её смена заканчивается, она отмечается в карточке посещения и оправляется с Шнаппом на ужин. Они едят вместе с Калебом и Гейтеном, и никто из них ни разу даже не упомянул имя Финна. Очевидно, что все избегают этой щекотливой темы, однако напряжённая атмосфера отчетливо нависла над их столом, но они всё равно предпочитают не говорить об этом.

После ужина Калеб предлагает провести её до комнаты, и она соглашается. Пока они медленно бредут до корпуса B, Маклафлин рассказывает ей о легендарных фильмах из восьмидесятых, и это даже кажется ей очень занимательным, но ненадолго – ровно до того момента, пока она не заходит к себе в комнату, готовая заснуть буквально на ходу, потому что сегодняшний день был таким же тяжёлым и эмоционально выматывающим, как и все предыдущие.

Но не успевает она со всем удобством устроиться на кровати, как дверь с грохотом открывается и включается верхний свет.

– В чём твоя проблема? – яростно спрашивает Сэди и стаскивает с неё одеяло. Милли приподнимается. – Ты ненавидишь меня?

Ненавидит ли? Она уверена, что нет, наоборот, Браун её даже жаль, ведь в Синк она видит отражение себя самой. Та так же, как и она, влюбилась в Финна, а закончится всё это весьма трагично.

– Нет, – сухо говорит Милли, поднимает одеяло с пола и снова им накрывается, тщательно его разглаживая.

Или всё-таки ненавидит? Ведь она чувствует негодование, но не совсем в этом плане (ведь Сэди не знала об её отношениях с Вулфардом), скорее, потому что та является просто невыносимой соседкой по комнате. Ну и, конечно, её очень беспокоил тот факт, что Сэди – это новая девушка Финна, поэтому всё это вызывает в ней лишь одну реакцию – желание пойти, наглотаться таблеток и спать вечно.

– Тогда почему? – Ох, Синк иногда бывает такой занозой в заднице, если хочет. – Почему ты попросила поменять тебе соседку? – И откуда она вообще об этом знает?

– Вообще-то, я просто хотела переехать в другую комнату, а ты можешь оставить за собой эту, – отвечает Милли, пожимая плечами. – Видит Бог, я не хочу с тобой ругаться.

– Я тоже.

– Послушай, Сэди, – как можно мягче начинает Браун. – Ты очень милая девушка… – Она фальшиво ей улыбается. – Но я думаю, что мы не ладим. – Милли старается сказать это со всем возможным уважением, которого у неё к ней на самом деле не было. – Я спокойная, а ты очень шумная. Разве я не права? Я подумала, что ты захочешь больше личного пространства для себя и своего парня, а я же, в свою очередь, не хочу быть очевидцем подобных сцен. – Ну, это была только часть правды.

– Значит, в этом всё дело? – Весь запал Синк куда-то пропал, и теперь она выглядела очень удивлённой. – Мой парень тебя беспокоит? – О, да ладно! Серьёзно? Это ещё мягко сказано! – Или подожди, Милли… – Сэди делает вперёд несколько шагов. – Я понятия не имела, что ты… ну… из этих…

– Из каких? – Хмурит брови Браун.

– Что тебе нравятся девушки. – Что?! – Ну, я понимаю, ты мне тоже нравишься, и тебе плохо из-за того, что я с Финном. – Это, должно быть, очень плохая шутка. – Прости, но меня это… не интересует.

– Прекрати говорить ерунду! – Вскидывает руки Милли, акцентируя внимание на своих словах. – Дело не в том, что я люблю тебя! А теперь позволь мне наконец-то лечь спать, пожалуйста, – просит она почти жалобно, и лицо Сэди меняется.

– Конечно, я поняла. Ты просто невыносима. – Синк пожимает плечами, а Милли вся стушевалась в кровати. – Но, какая жалость, мой куратор поговорила со мной, так что никаких изменений не будет, и тебе придётся мириться с Финном. Живи с этим. – Она показывает язык и выходит из комнаты.

Ну вот, теперь ей хочется плакать. Снова.

***

На следующий день Милли покидает свою комнату так рано, как только может, чтобы пойти на завтрак, потому что ей не хочется разговаривать с Сэди. Теперь она будет просто игнорировать свою соседку до конца лечения в этой клинике, а уж она приложит все усилия к тому, чтобы вылечиться как можно скорее. К тому же, как приятный бонус, ей не придётся больше видеть Финна Вулфарда в своей жизни снова.

В столовой она просит двойную порцию всего, что ей положено, чтобы побыстрее набрать нужный вес.

Она сидит вместе с друзьями и с аппетитом ест всё это (это впервые, когда она делает что-то подобное), и ребята поздравляют её с прогрессом, и всё снова начинает приобретать краски. А завтрашний день – она так хочет – начнётся с антидепрессантов!

После еды она решает зайти в комнату и взять сценарий, выпить прописанные ей таблетки и отправиться в зеркальную комнату, чтобы и дальше повышать свои актёрские навыки. И она даже, наверное, поприветствует Сэди – настолько у неё хорошее настроение.

Но, когда она входит в комнату, её планы кардинально меняются.

Финн застёгивает свои джинсы, вокруг валяется смятая одежда, а в ванне шумит вода – наверняка, Синк сейчас там.

Дрожь в руках, которую она так тщательно игнорировала, возвращается обратно, и Браун буквально замирает на пороге, глядя на парня, и чувствует, что миллионы осколков её сердца теперь уже окончательно превратились в пыль.

– Не волнуйся, я уже ухожу, – говорит Вулфард, попутно выискивая по комнате свою рубашку.

Милли молчит. Слова, вертевшиеся на языке, вдруг куда-то пропали, хотя ей и не так много хотелось ему сказать.

Она не чувствует ни грусти, ни гнева, ни чего-либо ещё. Она пуста. Она даже не может реагировать на происходящее. Нет никаких криков, нет никаких слёз, скапливающихся в глазах. Она просто пуста.

Девушка не отвечает Финну, а просто оборачивается и уходит. Нет, не убегает, а именно уходит.

Она медленно идёт по коридорам, а её потерянный взгляд блуждает по серому потолку клиники, такому же пустому, как и её разум. Вскоре Милли добирается до пункта назначения, а именно места, где в больнице пациентам выдают таблетки и лекарства. Ей достаточно сказать своё имя, чтобы новенький стажёр, который был поставлен следить за этим, отвлёкся на поиски в списках больных. И вот, пока он не видит, девушка незаметно берёт первый попавшийся под руку бутылёк и кладёт его в карман своих свободных штанов. Стажёр возвращается обратно с её антидепрессантами, девушка выпивает их и показывает свой рот медсестре, чтобы та убедилась, что она не оставила таблетки за щекой или под языком.

Как только она заходит в первый попавшийся ей туалет, она вынимает бутылёк, на котором написано «Морфин». Вероятно, это для пациентов с физическими болями, и Милли считает его идеальным для своей ситуации, потому что она ничего не хочет чувствовать.

Она откручивает крышку и вынимает пальцами одну толстую белую таблетку, кладёт её на язык и проглатывает, выжидает несколько минут, но не добивается никакого эффекта, поэтому она берёт вторую, третью, четвёртую и продолжает до тех пор, пока они не заканчиваются.

Дрожь в её руках ухудшается, и именно в этот момент она понимает, какую глупость она только что совершила. Она подбирается к одному из туалетов и погружает пальцы глубоко в горло, чтобы вызвать приступ рвоты и тем самым очистить желудок от таблеток. Она должна вывести их из своего организма как можно быстрее.

И Браун, скорее всего, достигает своей цели, потому что вскоре весь её желудок буквально оказывается снаружи. Она чувствует, как по щекам бегут слёзы. Она ведь так долго боролась со всем этим, подавляя все импульсы внутри себя, чтобы не сделать этого, но из-за одного кретина всё буквально пошло в ад.

Девушка поднимается, отмечая, с каким трудом функционирует её тело. Она чувствует головокружение, дезориентацию, перед глазами всё просто плывёт. Ей едва удаётся умыться в раковине, но это нисколько не помогает её нынешнему состоянию, поэтому она, вцепившись в фаянсовые края, смотрит на себя в зеркало, и отражение показывает ей, какая она есть на самом деле, – опухшие глаза, бледная кожа, скатывающие по щекам слёзы, спутанные волосы. Да уж, та ещё красавица.

– Я Милли. Милли Бобби Браун. – Начинает тихо она, чувствуя острую необходимость разговаривать с собой, тем самым оставаясь в сознании. – Мне девятнадцать лет, в феврале мне будет двадцать. Я изучаю актёрское искусство в Чикагском университете, и я планирую посвятить свою жизнь театру, потому что мне это очень нравится. Мои родители очень гордились мной, но учёба требовала от меня слишком многого, так что я упала в обморок в середине своего выступления, поэтому они были вынуждены отправить меня в больницу. Уже там выяснилось, что у меня нервная анорексия. Я катастрофа.

Это было последнее, что она сказала, прежде чем провалиться в темноту.

========== Часть 12 ==========

Все всегда подспудно ожидают, что вы потерпите неудачу. Это то, что случается с большинством пациентов, находящихся в клинике; они просто не выдерживают, потому что всегда есть какой-то толчок, и это происходит – они взрываются, поглощённые своей тоской, своим отчаянием. Они не думают о том, а хотят ли они этого. Они просто знают, что в один день это случится.

И она просто сломалась так же, как и многие другие.

Милли очнулась в кровати в палате, медицинский прибор измерял её пульс, а в вену была вставлена капельница. Она чувствовала себя очень… тяжело, как будто накануне у неё была большая вечеринка, она безбожно напилась и вот открыла глаза уже здесь. Хотя, наверное, это ощущение было даже хуже, чем самое серьёзное похмелье. Да и дело явно не в том, что она пила. Наоборот, Браун пила очень мало, зачастую попросту отказываясь от предложенного ей алкоголя, потому что ей ещё не было двадцати одного года, но иногда получалось так, что она ходила куда-то со своими друзьями и выпивала что-то вроде коктейля или водки с соком, хотя прекрасно знала, что если она возьмёт на грудь хоть на грамм больше, то это будет катастрофа, поэтому предпочитала избегать подобного. Но прошлой ночью она, вероятно, перепробовала все виды алкоголя в баре, раз она так себя чувствует.

… Ладно, Милли прекрасно знала, что это не так, потому что в её голове были смутные воспоминания о том, как она ворует таблетки, как глотает их в слишком большом количестве, как искусственно провоцирует рвоту, чтобы очистить желудок. Видимо, всё же не до конца. А ведь ей казалось, что она идёт на поправку.

До того самого дня. Дня, когда всё пошло в ад, а она, вероятно, разочаровала всех, кто был с ней знаком: своего куратора Наталию, доктора Чарли, наставника Джо… Как же стыдно. Казалось бы, только недавно миссис Буоно поздравляла её за хорошо выполненную работу. Сейчас же Браун чувствовала себя – ни больше ни меньше – как кусок дерьма. Она пыталась справиться с этим, пыталась избежать этого… безнадёжно. И что теперь? Теперь месяцы совместных трудов работников клиники просто вылетели в трубу.

Милли чувствовала себя жалкой. Теперь, когда она полностью осознавала свои действия, она задавалась вопросом – а зачем? Она была уверена, что это не была попытка суицида, она не хотела расставаться со своей жизнью, насколько бы дерьмовой та ни была. Она просто хотела избавиться от этой боли внутри и не рассчитала количество таблеток, но ведь потом она сообразила и попыталась всё исправить!

Сейчас она была куда более здравомыслящей, и всё произошедшее было странным для её сознания, хотя воспоминания и были достаточно расплывчатыми. Часть её до сих пор не могла поверить в то, что она совершила такую глупость. Она не была мазохисткой или кем-то в этом роде, просто есть вещи, которые она не может контролировать. Ну, теперь у неё хотя бы есть отличная тема для разговора с Наталией, потому что после столь ужасного опыта Милли поняла, что та всё-таки отлично справляется со своей работой. Да, девушка была готова поговорить с ней по душам.

И никогда больше не делать что-то настолько глупое.

В этот момент дверь в палату открылась, являя её взору высокого человека в синей униформе. Браун нахмурилась, узнав его, и ей стало очень стыдно перед ним за то, в каком состоянии он её видит. Человек молча прошёл в одно из кресел, аккуратно усаживаясь на мягкое сидение, а потом обернулся к её кровати, замечая, что она лежит с открытыми глазами.

– Ты очнулась, – произносит он, по-доброму улыбаясь. – Как себя чувствуешь? – интересуется он, подсаживаясь ближе.

– Уставшей, – хрипло отвечает Милли и тут же пытается прочистить горло, и парень моментально подносит ей стакан воды. – Спасибо, Уайатт. – Она медленно привстаёт на локтях, чтобы попить, и только сейчас чувствует между ног что-то очень странное.

Она удивлённо приподнимает покрывало и видит самую унизительную на свете вещь.

– Они поставили тебе зонд, – неловко говорит Олефф. – А ещё сделали клизму.

Девушка складывает руки на животе, понимая, что ощущает себя очень странно.

– Это так унизительно! Во мне вообще ничего не осталось! – драматично восклицает Браун, а Уайатт смеётся.

– Это временно, – объясняет он, не прекращая улыбаться, а потом подходит к капельнице и проверяет её, а девушка чувствует боль в той руке, куда вставлена игла. – Я поставил тебе её. Что думаешь?

Ей и хочется ему улыбнуться, но она понимает, что каждое движение вызывает у неё дискомфорт.

– И много тебе приходилось возиться со мной?

– Не особо, ведь ты была без сознания. – Олефф пожимает плечами и подходит к противоположному краю больничной койки, туда, где висит планшет с её данными и показателями. – Я буду твоим личным… медбратом, пока ты здесь. Доктор Хитон будет курировать тебя в профессиональном плане, так что я больше похож на… няньку. – Он смотрит на неё, подмигивая. – Ты можешь обо всём меня просить и спрашивать.

– Спасибо. – Милли немного смущается. – Видимо, они повысили тебя, раз ты теперь не только образцы крови собираешь.

– Это после моей просьбы. – Вернув планшет нам место, Уайатт скрещивает руки на груди, наблюдая за ней. – Мой раздражающий голос явно сыграл не последнюю роль. – И опять же ей хочется рассмеяться, но она знает, что из-за глупого смеха внутри всё будет болезненно резонировать. – Так что теперь я могу заботиться о людях.

– И тебе это больше нравится?

– Гораздо, – отвечает Олефф перед тем, как в палату заходит доктор Хитон с какими-то бумагами.

Он приближается к кровати и присаживается на стул. Уайатт же, наоборот, выходит, оставляя их наедине.

– Я рад, что ты очнулась, Милли, – говорит Чарли с улыбкой. – Должен признаться, что ты очень напугала нас всех, но ведь такого больше не повторится, правда? – Она уверенно кивает ему в ответ. – Всё правильно, ты должна бороться с этим.

– Теперь я тоже так думаю, – произносит Браун, а её голос по-прежнему немного хрипит. – Я думаю, что справлюсь с этим.

Улыбка на лице доктора Хитона становится шире, и вскоре он начинает объяснять ей, что именно они с ней сделали. Собственно, всё было так, как и сказал ей Уайатт, – ей провели промывку кишечника с помощью клизмы и вставили зонд, но, как уверяет её Чарли, это только на ближайшие сутки, а уже завтра они извлекут его, и Милли сможет самостоятельно справлять свои нужды и потребности.

Когда он заканчивает объяснять, он помогает ей сесть прямо и проводит быструю диагностику, проверяя её глаза, уши, давление, которое оказалось немного ниже нормы, и слушает сердце.

– Всё в порядке. По крайней мере, в пределах допустимого, – сообщает ей доктор Хитон, вешая стетоскоп себе на шею. – Ты пробудешь здесь две недели, пока окончательно не восстановишься, так что, к сожалению, ты не сможешь провести Рождество дома. Прости. – Он действительно выглядит виноватым.

– Поверьте, я предпочла бы отпраздновать его здесь, – спокойно отвечает Милли.

И правда, больничное крыло выглядит куда приветливее, чем собственный дом с родителями-лицемерами. К тому же её мать наверняка снова будет ругаться из-за её рецидива.

– Тогда отлично, – говорит расслабленно Чарли. – Мы сообщим твоей семье, что с тобой всё хорошо, так что не волнуйся, думаю, твоя сестра скоро приедет к тебе. – О, это была замечательная новость. – Я подумал, что пока никому не стоит тревожить тебя, к тому же Нат сказала мне, что ты не совсем довольна своей соседкой по комнате. – О, слава Богу! Её куратор просто самая лучшая на свете! – Так что здесь ты можешь расслабиться, ну или что-то в этом роде. – Доктор Хитон качает головой. – И я не знаю, стоит ли оставлять Олеффа твоим медбратом.

– Почему?

– Он, конечно, хороший парень, но любит строить из себя клоуна, – он говорит это весело, от чего Милли тихо смеётся, пока снова не чувствует дискомфорт внутри и не складывает руки на животе. – И причина в том, – продолжает он, – что это случается достаточно часто.

– Всё в порядке, – отвечает Браун. – Мне нравится Уайатт.

– Хорошо, тогда пусть остаётся.

Чарли записывает данные об осмотре и уходит, махнув на прощание рукой. Как только он исчезает за дверью, девушка внезапно чувствует себя очень уставшей, как будто разговор был огромным усилием над собой, поэтому она расслабляется и снова засыпает.

Собственно, так и будет ближайшие две недели.

***

Во второй половине следующего дня зонд удаляют, и Милли чувствует себя лучше – определённо лучше! – потому что это устройство кажется ей самой неудобной штукой, которая только существует на свете… Ну, может быть ещё и раздражение, которое она испытывает после того, как получает известие о том, что скоро у неё будут посетители. Она не жалуется, потому что понимает, но она действительно чувствует себя очень уставшей. Ей хочется спать, так как она просто исчерпана как физически, так и морально, а все её мысли и эмоции становятся слишком поверхностными. Она просто игнорирует всё, что произошло.

– Браун, – зовёт её «нянька», вкатывая в палату вечером того же дня железную тележку, предварительно включив верхний свет, – тебе нужно поесть.

Он кивает на тарелки, а Милли с тяжёлым вздохом садится на кровати. Уайатт подходит к ней и помогает лучше устроиться спиной на подушках, которые служили ей опорой.

– Что это? – спрашивает она, когда видит, как он переложил поднос себе на колени.

В нос ударил восхитительный и насыщенный запах.

– Кое-что особенное из дома, – отвечает Олефф, заботливо заправляя полотенце за воротничок больничной рубашки Милли. – Это суп. – Он берёт ложку и окунает её в тарелку, а затем подносит к её губам.

Браун же смотрит на него, удивлённо приподняв брови, чем вызывает у парня озорную усмешку.

– Ты относишься ко мне, как к ребёнку. У меня просто был зонд, так что я могу о себе позаботиться. – Она сама берёт ложку и кладёт её себе в рот.

Это был куриный суп с небольшим количеством соли. Что ж, очевидно, у неё теперь будет бессолевая диета, поэтому вполне вероятно, что и все последующие блюда будут практически безвкусными.

– Я просто хотел помочь тебе, миледи. – Уайатт поднимает руки в знак капитуляции и позволяет себе расслабиться на стуле около кровати, хотя он не перестаёт за ней пристально наблюдать.

– Что? – спрашивает девушка через некоторое время.

Олефф скрещивает руки и смеётся.

– Милли, тебе лучше привыкнуть к тому, что мы много времени будем проводить вместе.

Браун думает о том, что отныне этот симпатичный парень будет рядом, чтобы позаботиться о ней, а ещё увидит её в самые худшие моменты её жизни, из-за чего ей уже заранее стыдно и неловко.

И он оказывается, кстати, прав, потому что следующие дни Уайатт – это единственный человек, с кем она взаимодействует. И он действительно очень бережно относится к ней, воплощая собой саму любезность. Что же, видимо, это действительно его призвание. Хотя, если честно, в начале было несколько неудобно – неловко, – потому что он стремился помогать ей во всём. Абсолютно во всём! Так что в первый раз, когда он помогает ей принять душ, это всё очень странно и стыдно, поэтому она отказывается от его помощи, настаивая на том, что она сильная, чтобы справиться с этим в одиночку. Ну, она действительно справляется, правда, слишком быстро устаёт.

Уайатт приносит ей разные книги. Днём они садятся смотреть рождественские фильмы, которые уже начали крутить по телевидению или же устраиваются читать вместе: она лежит на кровати, пролиставая что-то из художественной литературы, а он обычно сидит на полу, изучая учебник по медицине. Олефф всегда бросается забавными шутками и комментариями, которые заставляют её буквально корчиться от смеха, потому что у неё начинает болеть живот, но это всё равно её любимые моменты; иногда она концентрирует всю свою силу воли, пытаясь сдерживаться и не смеяться над его глупостями.