Текст книги "Sweet dreams (СИ)"
Автор книги: Canvi
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)
========== Пролог ==========
В машине играет какая-то музыка, но её слова доходят до Милли как будто издалека. Как будто её уши набиты ватой, а она сама под водой. И даже подпевающая Пейдж за рулём совершенно не влияет на восприятие звуков в реальности. Ручка пассажирской двери, на которую она навалилась предплечьем, мелко дрожала от басов встроенных колонок. Милли упёрлась подбородком в опущенное до упора стекло, меланхолично наблюдая за проплывающим мимо пейзажем.
Огромная равнина, залитая солнцем и покрытая зелёно-жёлтой травой с маленькими цветами и редкими деревьями с раскидистыми золотистыми кронами. Иногда попадались ровные ряды ярких белых заборов и уютные на вид сельские домики. Невероятное пространство без намёка на цивилизацию. Если бы Милли решила остановиться здесь в одном из этих немногочисленных домиков, то, наверное, умирала бы от скуки уже через пару дней, испытывая невероятно сильное желание снова увидеть оживлённые улицы города и стеклянные торговые центры.
За окном стоит почти штиль, но машина, разбивающая на полном ходу застоявшийся и пока ещё тёплый воздух, создавала приятный лёгкий ветерок, обдувающий лицо, холодящий уши и раздувающий несобранные кудри.
Милли на мгновение думает о том, что в нормальной жизни в такую чудесную погоду можно было бы сходить погулять по городу или устроить мини-пикник в парке, а может быть даже покататься на роликах и съесть мороженое около того уютного итальянского ресторанчика. Она слышала, что Индиана обычно редко баловала такой тёплой погодой, предпочитая холод и серость.
Удивительные сельские просторы вдруг перекрываются огромной приветственной вывеской. Вот они и добрались до места назначения. Пейдж даже не дожидается указаний от навигатора и сразу сворачивает с основной трассы направо. Милли даже не хочет вчитываться в написанные на большой вывеске буквы, потому что, как только она вспомнит, где она, ей сразу захочется сбежать отсюда, но она не может, потому что… не может.
Прошло всего три часа. Она вдали от дома уже три часа. Три часа разделяют её с родителями, с её уютной комнатой, с замечательными преподавателями. Они отделяют её от прошлой жизни, от нормальной прошлой жизни, оставшейся там, позади… три часа назад.
Когда они притормозили во дворе, Браун ещё долго держалась занемевшими пальцами за обивку сидения, как будто пыталась слиться с ним и остаться здесь, в машине сестры, в этом кусочке прошлой нормальной жизни, потому как она понимала, что, как только она выйдет наружу, она потеряет себя, исчезнет из этой реальности, став совершенно другим человеком.
Милли понимает, что она здесь затем, чтобы залатать саму себя, починить внутри то, что сломано. Снова настроить тот хрупкий нарушенный баланс, чтобы родители снова гордились ей.
– Дорогой, помнишь Вулфардов? – спросила миссис Браун как-то утром, когда они втроём сидели за столом и ели завтрак.
Отец читал газету, неспешно потягивая свой крепкий кофе, а мать пролистывала каналы по телевизору, бездумно размешивая ложкой творог в тарелке. Милли же быстро ела свои сладкие тосты, уже готовая вот-вот сорваться на репетицию.
– Помню. Они вроде бы жили в нескольких домах отсюда. Разве их сын не ходил в одну школу с Милли?
Девушка вздрогнула и опустила взгляд в свою тарелку.
– Они самые. Как его звали?.. Филипп? Фил?.. – Миссис Браун задумчиво посмотрела на дочь, щёлкая пальцами. – Кажется, ты занималась с ним после школы, вроде бы помогала ему с математикой, верно, Милли?
Та сглотнула, подумав про себя: «Если бы это была просто помощь…»
– Финн, – всё же прошептала она, подняв голову.
– Точно! – Победно щёлкнула пальцами мать, а потом продолжила: – Помнишь, после того, как он закончил школу, он поехал в Калифорнию, потому что хотел стать музыкантом? Он даже поругался с кем-то в нашей церкви из-за своей музыки.
– Я как-то видел его брата в магазине, тот сказал, что у него всё хорошо, он знаменит и востребован, – как бы между прочим заметил мистер Браун и вернулся к своей газете, открывая её на колонке с новостями спорта.
Милли же внимательно слушала их разговор. Она уже встречала в Интернете интервью с Финном, тот и правда был знаменит. Он молодец.
– Так-то оно так, но представь, каким его сделала вся эта звёздная среда. – Девушка закатила глаза, возвращаясь к своему стакану с соком, – мать только и умеет, что судить других. – Я это к чему. Мне тут на днях Кэтрин, которая живёт напротив Вулфардов, рассказала, что у парнишки был какой-то кризис, связанный с наркотиками и музыкой, что-то ужасное. – У Милли дыхание перехватило в этот момент. – И он попытался покончить жизнь самоубийством. Это кошмарно. Сейчас все только об этом и говорят. Можешь в это поверить?
Мистер Браун отложил газету и внимательно посмотрел на свою взволнованную жену.
– Но он же всего лишь ребёнок, – сказал он с презрением. – Он, кажется, всего лишь на год старше Милли. Какие в таком возрасте могут быть кризисы?
– Я тоже об этом подумала. К счастью, его вовремя нашли, вызвали скорую и госпитализировали. Теперь он вроде как в сумасшедшем доме. – Презрительные нотки проскользнули в голосе миссис Браун.
У Милли же от щёк отхлынула вся кровь, а лёгкие всё никак не могли нормально дышать. Её вроде как больше не заботило то, что с ним там происходит, но она точно не желала ему зла.
– Это всё потому, что он перестал ходить в церковь, – поучительно продолжала мать. – Всё, что парнишке сейчас нужно, – это откровенный разговор со священником.
Девушка молча поднялась из-за стола. Нужно было срочно найти ключи и уже отправляться на запланированную репетицию.
– Я так рада, что ты такая послушная девочка, Милли, – сказала ей в спину миссис Браун.
Тогда она лишь фальшиво ей улыбнулась; мать ведь даже понятия не имеет, что с ней происходит.
А уже через месяц, когда она и сама падает в эту пучину, Милли не может перестать думать о Финне.
Как он себя чувствовал в тот момент?..
– Ну вот мы и приехали, – говорит Пейдж, заглушая мотор, но оставляя руки на руле.
Воспоминания были прерваны фразой сестры, из-за чего Милли отрывает задумчивый взгляд от приборной панели перед собой и переводит его на сидящую рядом девушку.
– Хочешь выйти? – спрашивает та неуверенным голосом.
– А у меня есть выбор? – вяло отвечает младшая Браун.
Ей уже надоело, что к ней относятся, как к хрупкой хрустальной статуэтке. Она точно не собирается ломаться у них в руках. Просто всё это началось с того, что она однажды осознала – её мечты никогда не превзойдут реальность.
– Милли… – сурово начинает Пейдж, а потом замолкает на секунду. – Пожалуйста, не начинай. Ты слишком взрослая для того, чтобы вести себя как ребёнок.
Забавно. С одной стороны, её всегда рассматривают как взрослую девятнадцатилетнюю девушку, а с другой – как неспособного позаботиться о себе ребёнка. Как удобно, однако.
– Ты имеешь в виду, что я не в состоянии быть взрослой? – огрызается она. – Потому что, давай начистоту, я могла бы жить одна. Продолжила бы изучать актёрское искусство, устроилась бы на подработку на неполный рабочий день. И я была бы счастлива жить жизнью, где меня не контролируют.
– Ну да, – саркастично ответила Пейдж. – А потом что? – Сестра выжидающе смотрит на Милли, ожидая от неё ответа. – В один прекрасный день ты просто свалилась в обморок во время собственного же выступления. Ты уже показала, как умеешь управлять своей жизнью, хотя ещё живёшь с родителями. Очевидно, что о тебе нужно заботиться и контролировать тебя. Если ты хочешь жить одна, быть независимой и счастливой, то сначала тебе нужно показать, что у тебя есть возможность для этого, проявить себя. Потому как ещё немного, и ты бы убила саму себя.
– Да сколько вам повторять, что я не собиралась делать ничего подобного? – взрывается она.
Ей уже хватило того момента, когда мать кричала на неё на всю больницу, а отец осуждающе качал головой, стоя рядом.
– Ты такая неблагодарная! Мы ведь всё дали тебе с отцом!
По щекам миссис Браун скользнуло несколько слезинок. Милли вертит в руках маленькую обезьянку, которую подарил ей кто-то из персонала, когда она только очнулась.
– Разве ты не понимаешь, что причинила нам боль? Что ты хотела сделать? Покончить жизнь самоубийством?
Милли отрицательно качает головой.
– Нет.
– Тогда что? – спрашивает отец.
Девушка понимает, что ей необходимо им ответить, но она абсолютно не знает, что сказать.
– Разве ты не могла подумать о нас, своих родителях, хотя бы на секунду? – строго продолжает мистер Браун.
«Я даже не думала о вас. Я вообще ни о чём не думала».
– Мне жаль. – Это единственное, что она говорит в ответ.
– «Мне жаль» недостаточно, Милли! – настаивает мать. Вероятно, теперь они будут винить её всю оставшуюся жизнь. – Что теперь люди скажут? – Миссис Браун драматично упала в кресло, прикрыв глаза рукой.
Милли бы, наверное, расплакалась, если бы чувствовала в тот момент хоть что-то.
Милли вышла из машины со смешанными чувствами после воспоминаний о родителях, захлопнула за собой дверцу и заметила, что несколько медсестёр уже ждут их около входа.
Она уже хотела умереть.
– Чарли приедет к тебе, как только вернётся из Англии, – напоминает ей Пейдж, выгружая сумки из багажника.
Милли попыталась помочь ей с ними, но те оказались на удивление неподъёмными, поэтому две медсестры оперативно подхватили их за ручки и сами понесли в здание.
– Ну, по крайней мере, здесь неплохое обслуживание, – вдруг говорит Пейдж, на что те самые две женщины оборачиваются и как-то недовольно на неё смотрят.
– По крайней мере… – повторяет за сестрой Милли, морщась.
– Родители передают тебе привет. Они сказали, что приехали бы, если бы не работа.
– Да, конечно. – Это была огромная ложь, и они обе это прекрасно понимают. – Единственная причина – это та, что они стыдятся меня. Вот и всё. – Её голос был спокоен, хотя она чувствовала, как внутри что-то медленно разрушается. – Я просто не вписываюсь на место идеальной дочери, которую они себе представляют. Я знаю.
– Ты поймёшь. – Пейдж сжимает её плечо, поддерживая. – Просто… дай им время.
Как раз таки его у неё меньше всего, но сейчас она не хотела об этом думать. Сейчас ей нужно сосредоточить всё своё внимание на девушке, по возрасту близкую к Пейдж, в белом халате поверх простого хлопкового платья, пахнущего медикаментами, невысокой, тонкой и с подкрученными каштановыми волосами.
– Ты, должно быть, Милли, – говорит она мягким голосом. – Меня зовут Наталия Дайер. Я буду твоим куратором здесь. – Она протянула руку для приветствия.
Милли неуверенно пожала её в ответ.
– Приятно познакомиться. – На самом деле это было абсолютно не так, но родители заплатили огромные деньги за её лечение здесь.
Наталия нежно улыбнулась, кивнув, и посмотрела на Пейдж.
– Что ж, я дам вам ещё минутку на то, чтобы попрощаться. Буду ждать тебя внутри, Милли.
Милли действительно нужно было попрощаться, потому что теперь она официально находится в психиатрической клинике – сумасшедшем доме, если по-простому, – и один Бог знает, как долго она здесь пробудет. Всё это лечение означало, что она больше не будет заниматься актёрским искусством, больше не будет выступать на сцене университетского театра, больше не будет никаких спектаклей, больше не будет занятий и преподавателей, больше не будет семьи. Больше не будет той старой жизни. И от этого на глаза наворачивались слёзы.
– Тебе пора, Пейдж, – говорит она сестре, пытаясь заставить её уйти как можно скорее, но та всё не уходила.
Наоборот, она подошла и крепко обняла её, от чего у обеих по щекам покатились стоявшие в глазах слёзы.
– Поправляйся, пожалуйста. Если не хочешь делать это для себя, то сделай это хотя бы для меня, потому что если с тобой что-нибудь случится, то я… – Она замолкает, уткнувшись носом ей в макушку. – Ты же знаешь, что ты моя любимая младшая сестрёнка. Я люблю тебя.
– И я тебя, – отвечает Милли, взяв её за руку. – Я поправлюсь, вот увидишь. И я выйду отсюда, обещаю. – Она правда этого хотела. – Я хочу сделать всё, как надо. Не для родителей, а для себя, своего брата и сестёр.
– Пока, Миллс, береги себя.
– Так и будет, – улыбнулась она, отпуская чужую руку.
Когда машина Пейдж выехала за ворота, Милли направилась в огромное здание, где её уже дожидалась Наталия.
Она теперь здесь, и ей необходимо выжить любой ценой.
========== Часть 1 ==========
Милли ещё даже не успела пройти в холл, как её уже дотошно обыскали. И, чёрт возьми, это явно была не игра. Она сразу же почувствовала себя каким-то опасным преступником. И это определённо не делало её день лучше.
– Всё согласно правилам, – объяснила ей Наталия, беспомощно разводя руками.
Охрана проверяла её чемоданы, буквально вытряхивая из них все аккуратно сложенные вещи. Они выворачивали все карманы и залезали во все потайные отсеки. А после Милли саму проводят через большой металлодетектор вроде тех, что стоят для проверки в аэропортах.
Всё это проводится, по словам Наталии, для её же, Милли, безопасности.
В итоге охрана конфисковала у неё все мало-мальски острые предметы вроде пинцета для бровей, маникюрных ножничек и бритвенного станка. Это кажется девушке диким – как она будет без всего этого жить? Дайер успокаивает её, обещая выдавать ей это в пользование, но только под её, Наталии, личным надзором и только тогда, когда Милли докажет ей свою сознательность и уравновешенность.
– Также у вас на несколько месяцев забирают телефоны, – неловко добавила Наталия.
В процессе почти одностороннего (говорила в основном Наталия) разговора выяснилось, что Дайер была не только её куратором, но ещё и личным психологом, к которому девушка должна ходить три раза в неделю, обсуждая с ней всё то, что привело её в это заведение.
После того, как она прошла проверку до конца, куратор проводит ей небольшую экскурсию по зданию, показывая, что где находится, чтобы Милли впоследствии смогла найти необходимые ей помещения. Почти везде висели таблички и указатели, так что большого труда с ориентацией в пространстве у неё не возникало.
Когда они заканчивают бродить по этажам, Наталия приводит её к комнате под номером 11B, где под «B» подразумевается корпус здания. За дверью оказывается большое светлое помещение с двумя кроватями, стоящими друг напротив друга, двумя шкафами, общим письменным столом, стульями и дверью, ведущей в совмещённый туалет с ванной.
Пока она будет жить здесь одна, но Дайер сказала, что, как только кто-то приедет, у неё сразу же появится соседка по комнате. Милли понадеялась, что это случится не очень скоро, потому что ближайшее время она хотела бы пожить в одиночестве и привыкнуть к обстановке вокруг.
Правда, об этой мысли Милли успевает пожалеть уже в первые несколько ночей, когда в огромной полупустой комнате не было никого, кроме неё. Она долго не могла уснуть, ворочаясь в кровати, и иногда слышала странные крики и… музыку (где-то была вечеринка?). Всё это пугало её. В такие моменты она так хотела, чтобы кто-нибудь обнял её, сказал ей, что всё в порядке, что она должна держаться и оставаться сильной.
Позже она узнала, что крики, которые она слышала, раздавались из корпуса А. Наталия рассказала, что там живут люди с неизлечимыми случаями и люди, которые сами не хотят идти на поправку или для которых уже упущена возможность помочь.
«В общем, безнадёжные бедолаги», – решает для себя Милли.
На третий день своего пребывания в этой клинике Милли наконец-то выходит из своей комнаты по собственному желанию. Первым помещением, куда она попадает, оказывается библиотека, а первое, что с ней происходит, – это столкновение с какой-то женщиной прямо в проходе. И вроде бы ничего ужасного не происходит, но та неожиданно начинает громко кричать на неё, чем очень сильно пугает, и Милли вдруг просто теряет сознание.
Очнулась Браун уже в лазарете под присмотром некоего доктора Хитона. Выяснилось, что он приставлен к ней как её личный лечащий врач, который теперь будет следить за её здоровьем, взвешивать её на напольных весах каждый осмотр и планировать для неё специальную диету, а также при необходимости назначать лекарства.
Сначала Милли шарахается от него, но через пару дней привыкает и даже пытается неловко шутить, чем очень его радует – значит, уже есть какой-то прогресс. Также именно он разъясняет ей, как правильно пользоваться местной библиотекой и общаться с теми, кто её посещает. Он просит быть её крайне осторожной с проживающими в корпусе А.
Доктор Ч. Хитон был вторым человеком после Наталии, с кем она разговаривала здесь в первую неделю.
***
Постепенно Милли начинает всё лучше и лучше узнавать место, в котором она была вынуждена проходить лечение, а именно клинику Хоукинса, расположенную в Индиане.
Например, отличительной чертой корпуса В, в котором она и проживала, является временность. То есть, как охотно пояснил ей доктор Хитон, там селили пациентов, которые должны были получить лечение за определённый срок и уйти, а также тех, у кого были какие-либо не слишком серьёзные расстройства, депрессии, психические заболевания и проблемы, от которых сам человек чувствует себя не в своей тарелке.
В этом корпусе была одна общая комната, в которой проживающие собирались за чтением книг, просмотром телевизора или игрой в настолки или карты. Большинство из тех, кто жил в корпусе В, как отметила Милли, было как раз её возраста или ненамного старше.
Правда, Браун всё равно не любила ходить в общую комнату. Там была слишком высокая концентрация отчаяния, печали и грусти в чужих глазах, а также пространных разговоров о жизни, которые ещё больше навевали апатию.
Далее, о чём прознала Милли, так это о расположении общей столовой. Та находилась прямо в центре здания на первом этаже. Это место казалось ей ещё более унылым, нежели общая комната, потому что тот же дух отчаяния просто отравлял воздух вокруг, от чего даже кусок в горло не лез.
***
После двух недель своего заточения здесь и минимизированного общения только с Наталией и доктором Хитоном Милли понимает, что её снедает невероятно ужасная тоска и одиночество. Она всё же решается присоединиться к какой-нибудь группе, чтобы познакомиться там хоть с кем-нибудь и попытаться наладить дружеские отношения, и для этого она впервые сама отправляется в кабинет к мисс Дайер.
– Хорошо.
Наталия, внимательно выслушав её просьбу, предлагает ей присесть в кресло. Она раскладывает на своём столе какие-то брошюры, названия которых ввергают Милли в дрожь. «Стресс», «Депрессия», «Суицид» и многое другое. Как глупо. Что эти глупые бумажки могут решить? Но с другой стороны, это ведь её работа, значит, она знает, что делает.
– Я знаю, что у тебя есть много интересов и любимых занятий. А ещё я заметила, что ты много времени проводишь с книгами, и, к слову, наш библиотекарь миссис Буоно как раз ищет себе помощника. Не хотела бы ей помочь? Те поощрения, что ты будешь получать там, ты сможешь обменивать на реальные деньги, телефонные звонки или поездки в забавный маленький городок, который располагается в нескольких милях отсюда. Думаю, это весьма заманчивое предложение для такой девушки, как ты.
– Да, отлично.
В конце концов, это действительно было неплохой идеей. Она могла бы отвлечься на обыкновенную рутину, перекладывая книги и записывая данные в карточки, и тем самым забыть о своих глупых мыслях. А ещё хоть как-то убить неимоверное количество свободного времени.
– Но я хотела бы заниматься чем-нибудь ещё, помимо этого.
Наталия мягко улыбнулась ей в ответ.
– Ну-у-у… я тут узнала, что наша зеркальная комната на третьем этаже свободна по вторникам и пятницам после обеда. – Браун невольно затаила дыхание. Неужели?.. – Ты могла бы практиковаться в своём мастерстве там, одна и в абсолютной тишине, если хочешь, конечно.
Сердце на секунду замерло, а потом заколотилось где-то в горле, разгоняя по телу горячую кровь. Её глаза засияли, стоило Дайер только упомянуть о возможности практики актёрского искусства. Милли уже и не надеялась, что сможет заниматься этим здесь официально. Это просто замечательная, нет, самая потрясающая новость из всех, что она получала за последний месяц.
– Только у меня будет несколько условий, – продолжая улыбаться, добавляет Наталия.
– Какие? – нетерпеливо спрашивает Милли.
– Ты должна пообещать мне, что твоя практика никак не повлияет на твоё состояние, и ты будешь всё так же придерживаться тех графика и диеты, что тебе прописал доктор Хитон. Это во-первых.
«Думаю, совместить график и актёрское искусство будет абсолютно не сложно».
– Отлично, а во-вторых?
Наталия радостно прихлопнула в ладоши. Как мило.
– Мне нужно внести тебя в один из списков для групповой терапии. Она проходит всего два раза в неделю и совершенно тебе не помешает.
А вот это уже было проблемой. Девушке не нравилась сама идея делиться своими секретами и переживаниями с совершенно незнакомыми ей людьми, разыгрывая при этом лицемера, которому якобы важно состояние других.
Браун нахмурилась, задумавшись.
– Это действительно так необходимо? – спрашивает она.
– Конечно, Милли. – Наталия немного расстраивается, сразу не получив положительного ответа от своей подопечной. – Это не сколько условие для того, чтобы я предоставила тебе место для занятий, сколько моя личная просьба. Я думаю, тебе это необходимо. Ты слишком мало общаешься, понимаешь? Разве ты не именно поэтому пришла ко мне?
Милли хмыкнула. Да, как раз из-за этого она сегодня и была здесь. Что ж, если это решит две проблемы сразу, то…
– Хорошо, я согласна.
Дайер ласково улыбнулась ей, как будто поделилась частичкой солнечного тёплого утра.
– Вот и договорились. Тогда понедельник и четверг в три часа. – Она сложила брошюры обратно в стопку и отодвинула их в сторону, а затем, достав медкарту на имя Милли Бобби Браун, стала вносить туда изменения. – Сеансы проходят в комнате 39B, как раз в твоём корпусе. Твоим наставником будет Джо Кири. Он тебе понравится, вот увидишь, он очень весёлый, – радостно уверяет её Наталия, не отрываясь от заполнения документов. – Правда, в этой группе одни только парни, но они все очень добрые и хорошие. Думаю, ты обязательно подружишься с ними.
– Спасибо, мисс Дайер, – отвечает Милли, поднимаясь со своего места.
– Наталия, пожалуйста.
– Что?
– Зови меня Наталия, – просит куратор с застенчивой полуулыбкой.
Когда Браун вышла за дверь кабинета, она радостно подпрыгнула на месте, сжав кулачки. Отлично, она не только получила небольшую работу в библиотеке, но и заполучила зеркальную комнату для практики и группу для последующего знакомства. Это вполне могло стать её еженедельной рутиной, которая поможет ей справиться с её проблемами. А это в свою очередь означало, что она могла бы уехать отсюда даже раньше, чем сама того ожидает.
Девушка повернулась в сторону лифта, чтобы направиться к себе в корпус, когда именно этот момент Судьба выбирает для того, чтобы разрушить все её планы и надежды. Это было как будто божественное проведение, но только с очень плохими руками.
Она испуганно смотрела на парня с буйными чёрными кудрями на голове, который разговаривал всего в нескольких метрах от неё с каким-то темнокожим парнем. Они оба расслабленно смеялись над чем-то, ожидая, пока подъедет лифт.
Милли же быстро спряталась за угол, привалившись спиной к стене, прижав руку к груди, в которой бешено колотилось сердце, и попыталась перевести дух. Нужно успокоиться. Она должна точно понять, не галлюцинация ли всё это.
Как назло, лифт долго не подъезжал, и Браун успела ещё раз увидеть его, а именно его глубокие тёмные глаза, которые она узнала бы из миллиона. Парень же как будто что-то почувствовал и обернулся в её сторону, но, к счастью, не заметил её, да и лифт уже как раз подъехал.
Девушка сползла вниз по стене на пол, повторяя про себя одно и то же.
«Успокойся, успокойся, успокойся».
Она часто сглатывала вязкую слюну в горле, пытаясь вдохнуть воздух в сжавшиеся лёгкие. Из рук выпали выданные Наталией для ознакомления брошюры. Милли выглядела сейчас так глупо и жалко.
Она ощущала, как желудок подводит её, и всё, что она съела за сегодня, требовало немедленного выхода наружу. Браун подскочила с места и побежала в сторону ближайших туалетов, прижав дрожащие руки ко рту.
А сердце всё также смертельно быстро колотилось у неё в груди.
Финн Вулфард до сих пор вызывал в ней такую реакцию.
========== Часть 2 ==========
– Мне нужно идти, – сказала Милли, махнув рукой в сторону выхода из школы.
Отец, скорее всего, уже ждёт её у центральных ворот в машине.
– Так скоро? – Расстроился Финн, неловко почёсывая затылок.
Девушка неохотно кивнула в ответ.
– Да. Удачи тебе на завтрашнем экзамене. – Она снова солнечно улыбнулась ему. – Увидимся!
Браун помахала ему на прощание рукой и, развернувшись, сделала всего несколько шагов в сторону выхода из школы, как вдруг её схватили за запястье и потянули обратно. Девушка оказалась плотно прижата к Вулфарду; между их лицами было минимальное расстояние, а её губы из-за их разницы в росте утыкались ему в подбородок, но потом он наклонился чуть ниже и поцеловал её уже по-настоящему.
Милли как-то раз уже спрашивала об этом Пейдж буквально не так давно. Что ей делать во время своего первого поцелуя? На что она получила от сестры всего один совет – просто закрой глаза и расслабься.
И именно это она и сделала, позволяя Финну целовать её. Они разделили этот чудесный момент на двоих, после чего парень мягко отстранился и погладил её по щеке, а она, вся раскрасневшаяся, ещё крепче прижалась к нему, уткнувшись лбом ему в губы. Он улыбался, она чувствовала это. Широко и радостно улыбался.
– Я хотел бы целоваться с тобой и дальше, но я знаю, что тебе уже нужно идти, – прошептал Вулфард, и в противовес своим словам ещё сильнее сжал руки у неё на талии, как будто не хотел отпускать.
Милли наконец-то сообразила, что уже просто безбожно опаздывает, и первая отстранилась от него, напоследок заглянув ему в лицо и поймав его ответную счастливую улыбку. Она отпустила его и снова пошла по коридору на выход. Девушка покинула школу, не проронив и слова, потому что в тот момент она как будто лишилась дара речи. Навсегда.
Снаружи, у центральных ворот на парковке, как и ожидалось, её уже ждал отец. Она подбежала к его машине и уселась на пассажирское сидение, сразу отворачиваясь к окну, скрывая от него свои пылающие щёки. Они отъехали от здания, и, когда мистер Браун мимолётно поинтересовался у неё, как прошёл день в школе, она призвала на помощь всё своё актёрское мастерство, чтобы не выдать лишних эмоций в голосе.
Почти всю дорогу домой Милли смотрела в окно, но уже на подъездной дорожке, ведущей к гаражу, глянула на экран своего мобильника, который всё это время она судорожно стискивала в руках.
Сегодня было солнечное третье мая, время – двадцать три минуты четвёртого. И сегодня она разделила свой первый поцелуй с самым симпатичным мальчиком в мире.
И она чувствовала себя прекрасно.
Милли никогда не забудет той улыбки, которую подарил ей Финн после поцелуя третьего мая. Эта улыбка будет с ней до конца её жизни, она была уверена в этом, потому что прошло уже три года, а память о ней до сих пор жива внутри неё.
В какой-то момент она поняла, что уже морально устала от постоянных мыслей о парне, и не понимала, почему же сердце всё ещё держало Вулфарда внутри после всего, что он с ней сделал, после того, как она осознала, насколько же была глупа.
Она когда-то отчаянно желала встретиться с ним, но прошёл месяц, другой, год, а его всё не было, и тогда она поняла, что всё уже осталось в прошлом. Но почему для того, чтобы понять, что они больше не принадлежат друг другу, у неё ушло так много времени?
Смотря на себя сейчас, Милли прекрасно осознавала, какую огромную часть в ней изменил Финн. Лишь после того, как он бросил её, после того, как заставил прекратить глупо фантазировать обо всём, девушка наконец-то переосмыслила свою жизнь. Теперь она поставила перед собой чёткие цели и расписала целый жизненный план на листе, навсегда отбросив глупую мечту стать миссис Вулфард, завести двух очаровательных детей, переселиться в пригород и быть домохозяйкой, как её мать. Тогда, в шестнадцать лет, рядом с улыбчивым Финном это будущее завораживало её, но ровно до того момента, пока он не ушёл, и теперь всё это кажется ей таким смешным. Если бы всё так и сложилось, то она бы никогда не реализовала себя, как актриса, никогда бы не стала тем идеалом женщины, о котором так часто говорил сам Финн и другие мальчишки вокруг неё. Сейчас же Милли хотела быть независимой девушкой со своими собственными – ни с кем не связанными – мечтами. Именно поэтому она пошла на курсы актёрского искусства в Чикагском университете, чтобы в будущем сиять на сцене Бродвейского театра, а может быть, и улыбаться миру с экранов телевизоров.
С одной стороны, Милли была благодарна Финну за то его мужественное решение расстаться, но с другой стороны, она ненавидела его за всю ту боль, через которую она прошла после их разрыва.
Однако она понимала, что Финн не хотел сделать ей ничего плохо, просто они по-разному видели этот мир, не смогли договориться друг с другом, и в конце концов случилось то, что случилось, – он уехал из Чикаго вместе со своей группой, оставив Милли только её же разбитое сердце. Настолько старая как мир клишированная любовная история, что даже скучно.
Но, когда два месяца назад она узнала о его эмоциональном кризисе (как раз незадолго до её собственного), ей стало так больно. Она всегда говорила, что Финн взваливает на себя слишком большую ношу, и в какой-то момент она просто сломает его. Но что бы Браун ни говорила, она никогда не хотела, чтобы её слова когда-нибудь действительно стали правдой, наоборот, она желала ему лишь добра и хотела, чтобы всего его мечты сбылись. И каждый раз, натыкаясь на его очередное интервью в Интернете, она просто была счастлива за него.
Они оба двигались дальше. Но вдруг сломался он, а через несколько недель и она сломалась тоже.
Они как две параллели.
Сначала Милли даже ничего не замечала. Не было поводов для беспокойства. Привычный учебный стресс, привычная нагрузка в театре, привычные отношения в семье. Но она вдруг сломалась, хотя старалась быть идеальной, и в итоге кончила так же, как и он, сдавшись своим внутренним демонам.
Однажды Вулфард сказал ей нечто вроде: «От тебя слишком многого требуют, а ты слепо поддаёшься им. В конце концов, это убьёт тебя», – и он тоже оказался абсолютно прав.
Они оба двигались дальше, но вдруг поочерёдно сломались и очутились в одной и той же клинике. Они снова были вместе, но в этот раз поломанные, и единственными, кто знал всю правду о другом, были лишь они сами. Одному Финну Милли рассказывала всё-всё, что её волновало, до их расставания, и только он удерживал её на плаву, поддерживая и тем самым избавляя от тяжёлой ноши завышенных требований, что накладывали на неё окружающие. Однако, они расстались и на том полностью прекратили своё общение.
