Текст книги "Sweet dreams (СИ)"

Автор книги: Canvi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Милли морщится.

– Спасибо, что дал знать, – благодарит она друга, сжимая его плечо, а потом вышла из зеркальной комнаты.

Она чувствовала себя несколько потерянно, поэтому двигалась в сторону столовой медленно и неуверенно, хотя всё равно весь путь у неё занял не более пяти минут. Да и выглядит она наверняка усталой и растрёпанной, но в своё оправдание она может сказать, что не планировала ни с кем сегодня встречаться.

Милли входит в пустое помещение, понимая, что обед уже тоже прошёл. Она хмурится, оглядываясь, и видит за крайним столиком в углу своих родителей. И в этот момент она думает о том, что сейчас просто упадёт в обморок, и странная смесь боли и гнева оседает где-то внутри неё. Она не видела их больше месяца, никто из них не отвечал на её звонки, так что какая-то её часть хотела накричать на них, в то время как другая очень скучала по ним. И та, вторая часть, берёт над ней верх, так что она бежит к ним навстречу, но со стула встаёт только отец, чтобы обнять её. Девушка уже и забыла, каково это. Затем она подходит к своей матери, которая по-прежнему сидит за столом, и протягивает к ней руки, но та смотрит на неё с отвращением, сморщив нос.

– Что случилось, мама? – разочарованно спрашивает Милли.

– Ты только посмотри на себя, Милли, ты ведь вся потная, – отвечает женщина, а потом указывает на стоящий поднос с едой. – А теперь садись есть. Нам сказали, что ты пропустила завтрак, чтобы потанцевать.

И девушка хочет убить того, кто сдал её её же родителям, потому что она ненавидит, когда её отчитывают.

– Ешь! – настаивает мать, и Милли неохотно подчиняется, принимаясь за свою порцию. – Ты не должна практиковаться.

– Келли… – бормочет неуверенно отец, хватая жену за руку, но та быстро отстраняется.

– Я серьёзно, Роберт. – Миссис Браун недовольно смотрит на него в ответ. – Она здесь не для этого. Признай, она здесь, потому что решила разочаровать всех в семье, сыграв роль мученика, и теперь ей надо понести заслуженное наказание, а именно пройти лечение. И никаких танцев или актёрского мастерства!

– Значит, ты так считаешь? – тихо спрашивает Милли, не задумываясь об этом. – Я здесь, потому что так ты наказываешь меня? – Она разочаровано вздыхает. – Я думала, я здесь, чтобы поправиться.

– А что ты хочешь, чтобы я сказала тебе? – Постепенно тон голоса её матери набирает децибелы, переходя от спокойного к истеричному. – О, Милли, я так счастлива, что ты здесь! Очень счастлива, что ты лечишься! – На лице женщины появляется кривая циничная улыбка, которая пугает девушку. – О, нет-нет! Я лучше расскажу всем соседям, как я горжусь тем, что моя дочь находится в клинике для сумасшедших, чтобы всё потом шептались у меня за спиной, называя меня худшей матерью на свете!

Девушка встаёт, тоже начиная злиться.

– А кто тебе сказал, что ты ею не являешься? А? – С вызовом приподнимает бровь она. – Почему ты беспокоишься о том, что скажут другие, вместо того, чтобы беспокоиться о своём ребёнке? Это уже, простите, не моя вина!

Миссис Браун тоже поднимается со стула.

– Разумеется, а чья ещё? Ты эгоистка, которая решила уничтожить всё, и ещё недовольна тем, что все мы: я, твой отец, Пейдж, Чарли и даже Ава – страдаем от того, что ты вытворяешь! – И Милли на пару мгновений теряет самообладание, потому что от части слова её матери правдивы. – Я не воспитывала тебя тем, кем ты стала. Я учила тебя быть хорошей девушкой, уважительной, сдержанной и гостеприимной, вот почему я всегда водила тебя в церковь с тех пор, как ты была маленькой. И так ты благодаришь меня?

– А ты никогда не думала, что мне нужно что-то больше, чем обычная дисциплина? Например, любовь! Знаешь такое слово? Чтобы кто-то заботился обо мне, а не требовал быть совершенной всё время. – Слёзы скапливаются в глазах, и она уже готова разреветься. – Нет, ты же всегда думала о внешности, о том, как бы расположить к себе общество, о том, как бы мне получить титул женщины года, но ты ни разу не спросила, а как я себя при этом чувствую. – Милли смотрит вниз. – Единственное, что меня спасало, – это вера. Единственное хорошее, что ты сделала для меня. Знаешь, что я о тебе думаю? – Она резко вскидывает голову, впервые собираясь высказать это миссис Браун в лицо. – Что ты лицемерка!

Грохот от удара по столешнице звучит как взрыв бомбы. Отец тоже встаёт из-за стола.

– Милли, не говори так со своей матерью!

Девушка громко хохочет. Вот как легко играть в игру, где все только и делают, что обвиняют друг друга. Она вскидывает руки.

– Разумеется! – Она нахально улыбается. – Как я могла забыть об этом? Если ты её поклонник номер один, то понятно, почему вы вместе. Ты просто подлиза, который сияет от каждой её похвалы. Идеальная пара! А знаете, я устала притворяться, что всё в порядке. Наоборот, всё абсолютно не в порядке! И я даже не могу принять тот факт, что я больна, и я хочу умереть от того, как плохо себя чувствую, просто потому, что вы мной не гордитесь. Но мне надоело пытаться соответствовать вашим стандартам!

Оба её родителя смотрят на неё с широко распахнутыми глазами, потому что это был первый раз, когда Милли высказала им всё, что о них думает.

– Я не знаю, за что Бог наказал нас такой неблагодарной дочерью, – говорит миссис Браун, а девушка качает головой.

– Мне жаль, что я не та, кем ты хочешь меня видеть, мама, – шепчет она, закрывая лицо руками. – Но я уже решила для себя, что больше не буду лезть из кожи вон, чтобы порадовать тебя.

Это последнее, что она говорит, прежде чем покинуть столовую, ни разу не оглядываясь назад, поскольку чувствует, что внутри неё ничего уже не осталось. И самое ужасное, что помимо того, что она любит своих родителей, она не жалеет о том, что наговорила им. Напротив, Милли ощущает, как адреналин бежит в крови, как будто она может сделать всё, что угодно. И она предпочитает не думать о последствиях своих неосознанных решений.

Браун идёт по коридорам клиники решительным шагом, ноги сами ведут её, потому что её голова полностью отключена в данный момент, и при этой она никогда не чувствовала себя более настоящей, чем в данный момент. Она чувствует, как руки и тело буквально зудят от того, что ей хочется прикоснуться к чему-то, к чему она не могла бы прикоснуться в своём обычном состоянии. Это слишком навязчивое состояние, идея, которую она желает исполнить прямо сейчас. И именно в этот момент она осознает, куда именно столь отчаянно направляется. Она ищет его.

Через некоторое время она видит его перед лифтом в корпусе В, и её сердце замирает, потому что это определённо тот, кого она так долго искала. Она не успевает осознать своих действий, когда пульс неожиданно учащается, а ноги так же быстро, как и до этого, несут её к нему.

Она настигает его в тот момент, когда двери лифта закрываются за её спиной, и проходят долгие томительные секунды, пока она смотрит ему в глаза, без стыда и печали. Она совершенно не боится, что может утонуть в его тёмном взгляде.

А вот Финн смотрит на неё несколько растерянно.

– Милли, что?..

Не успевает он закончить, как девушка понимает, что должна действовать, пока импульс внутри не пропал, и она приближается к нему, прижимая спиной к стенке кабины лифта. Она никогда не делала ничего подобного, но сейчас руки буквально зудят (видимо, она сходит с ума или умирает), потому что ей просто жизненно необходимо коснуться его.

На секунду он отводит в сторону смущённый взгляд, а вот Браун буквально нуждается в их зрительном контакте. И наконец-то она решает накинуться на свою беспомощную добычу, которую держит в руках.

– Ожидал ли ты этого? – спрашивает его Милли, прежде чем прижаться к его груди.

И как только они вступают в непосредственный контакт, она понимает, что уже не сможет остановиться. И она приподнимается на носочки, упираясь руками ему в ключицы, обхватывая пальцами его длинную шею. Она чувствует его тёплую кожу, именно в этот момент она теряет над собой контроль. Браун тянет Финна на себя, запрокидывая голову. Ей всё это время действительно приходится стоять на цыпочках, потому что он слишком высок для неё.

И это наконец-то происходит.

Вся её выдержка просто вылетает в трубу в то мгновение, когда её губы касаются губ Финна Вулфарда, потому что именно сейчас все их эмоции выходят наружу.

========== Часть 10 ==========

Она целует Финна, хотя и испытывает определённый страх, пока делает это, но, как только тот кладёт свои руки ей на талию и крепче прижимает к своему телу, яростно отвечая на поцелуй, все её переживания просто исчезают. Их губы жёстко сталкиваются, и они буквально начинают борьбу за право быть первым, и это реально похоже на безумие. Хотя, если честно, это оно и есть. Сейчас они говорят не словами, а действиями, жалуются друг другу, и Милли чувствует, как пропадает в его объятиях.

Это не было похоже на их первые поцелуи или те, что были потом. Это не было похоже на их последний поцелуй, который они разделили на вокзале, прежде чем Финн уехал в Калифорнию вместе со своей группой. Нет, на этот раз это было что-то отличное от всего. Совершенно иные ощущения. Как будто этот поцелуй избавляет их от давления внутри, а напряжение постепенно исчезает.

И Браун думает о том, что никогда не целовалась так – с всё нарастающим гневом и злостью. Это не было мило, это было больше похоже на импульс, на животный инстинкт, и то, как Милли цеплялась за его тело пальцами, было больше похоже на то, что она пытается спастись при кораблекрушении. Это было чем-то, чего не хватало им обоим в самые страшные и тёмные моменты их жизни.

Ей нужно отстраниться от него, но не из-за нехватки воздуха, а потому, что она начала проявлять слишком много непозволительных эмоций. Поэтому девушка постепенно уменьшает интенсивность поцелуя, но нет. Финн буквально рычит и меняет их местами, и теперь уже он вжимает её в стенку кабины лифта. Он упирается руками по обеим сторонам её тела, которое так отчаянно нуждалось в чём-то, но Милли не могла понять, в чём именно. Она просто чувствует, как ладони парня скользят по её бёдрам вверх, к рёбрам, а потом снова обратно. И Вулфард совершенно невозмутим в тот момент, когда раздаётся звон лифта, прибывшего на указанный этаж.

Финн явно не планирует прекращать всё это, поэтому он слепо тычет рукой по кнопкам, останавливая лифт. Он запрокидывает её голову, и в этот момент они всё-таки прерываются. Милли чувствует, как её грудь быстро поднимается и опускается, а сердце сумасшедше бьётся, отдаваясь ударами в голову; ощущения, будто она пробежала чёртов марафон. Однако она не открывает глаза, предпочитая дожидаться Финна так. И Браун наконец-то слышит его хриплое и тяжёлое дыхание и чувствует, как его лоб уткнулся ей в губы, как будто парень слишком сильно устал, чтобы двигаться.

Через некоторое время она всё-таки открывает глаза, и в этот же момент он выпрямляется, и они смотрят друг другу в глаза. Милли поднимает руки и обхватывает ладонями его щёки, мягко лаская их; его кожа чувствуется иначе, но знакомо, поэтому она посвящает себя тому, чтобы исследовать каждый дюйм этого совершенного лица. Мысленно она отмечает, что его подбородок стал более квадратным, и он действительно выглядит взрослым. Всё верно, он больше не тот маленький мальчик, который встречался с ней в школе, но проблеск этой юношеской красоты до сих пор проскальзывает в его веснушках. Браун всегда любила их, потому что считала их почти произведением искусства, в отличие от самого Финна, который каждый раз смущался и не понимал, чему же так восхищается девушка.

Она неохотно улыбается ему и опускает руки, а потом мягко высвобождается из тюрьмы его объятий, подходит к панели и, как только створки лифта плавно разъезжаются, она уходит, так и не сказав ему больше ни слова. Она слышит, как они сдвигаются обратно; сама Милли сейчас направляется к своей комнате, уже чувствуя, как просыпается внутри неё совесть. Да она же теперь в жизни не посмотрит в глаза Вулфарду!

Когда она заходит в комнату, то испытывает огромное облегчение от того, что Сэди там нет. Она решает просто лечь спать (желательно, навечно), потому что два последних дня были просто сумасшедшими.

К счастью, после нескольких часов сна Милли становится прежней Милли, а та сумасшедшая Милли, которая кричит на родителей и целует Финна в лифте, уже пропала. Девушка называет её Милли-Галлея, так как теперь в следующий раз она появится только через семьдесят шесть лет, и она считает, что так даже лучше.

***

Утро понедельника она проводит, заперевшись в своей комнате из-за того позора, что съедает её изнутри каждый раз, когда она вспоминает о том, что наделала. И это почти невыносимо. Браун пытается думать о чём угодно другом, кроме этого, но всё равно так или иначе её мысли возвращаются к тому, как руки Финна были на её талии, как ощущались его мягкие губы, как он утыкался лицом практически ей в шею, и от этого её сердце буквально выскакивает из груди. Она чувствует, как жар охватывает её тело, а щёки окрашиваются до цвета насыщенного кармина. И ведь это она просто думает обо всём произошедшем! Она чувствует сама себя предателем после того поцелуя, что разделила с Вулфардом, и это печально. Но она ничего не может с собой поделать. Не после того, кем она успела стать. Ведь всё выглядит так неправильно.

В конце концов, она морально настраивает себя на дальнейшее продолжение нормальной – спокойной! – жизни, избегая Финна, что влекло за собой также отказ от общения с друзьями и непосещение групповой терапии. В течение недели Милли изощряется, чтобы не столкнуться ни с кем из парней; каждый раз, когда она замечала кого-то, она сжималась в маленький комочек, отворачивалась и просто сбегала в противоположную сторону. Это было нелепо. Но не нелепее, чем тот неприятный, пугающий и странный разговор в саду и безумный поцелуй в лифте, который заставлял её чувствовать себя неуверенно. Так что теперь ей приходилось корректировать свою рутину, чтобы ни с кем не пересекаться и не разговаривать.

Наталия замечает это и назначает ей внеочередную встречу на следующий понедельник в обед, и Милли послушно приходит.

У Дайер суровый взгляд, как у матери, когда её сын или дочь приходит со школы с плохими отметками, и она даже не приветствует Браун, так что та молча садится в кресло напротив стола куратора и только сейчас чувствует, как же у неё дрожат ноги. Что ж, она готова принять свой выговор. В конце концов, он уже не первый и вряд ли последний.

– Почему ты не ходила на групповую терапию на прошлой неделе? – спрашивает Наталия, скрестив руки на груди и откинувшись на спинку, приподнимая бровь. – И ты пропустила много приёмов пищи, Милли. – Этот её тон раздражает. – Ты была такой послушной, что я уже хотела вернуть тебе твой телефон, потому что показатели на графиках были отличные, но теперь мне придётся отсрочить это, так как ты полностью съехала и в своём графике, и в диете, и в лечении в целом. Ты больше не подчиняешься установленному расписанию. Что случилось? – О, неужели она думает, что, закатив глаза, она вызовет у неё приступ раскаяния? – Очень жаль, что у тебя не будет стопроцентных показателей к концу месяца.

– Прости.

Это единственное, что она говорит, прежде чем отвернуться к окну, за которым группа пациентов занималась йогой. Должно быть, это те, которые должны учиться контролировать свои приступы гнева. Что ж, они кажутся куда более счастливыми, чем она.

Милли ни с кем не разговаривала за прошедшие семь дней, из-за чего её настроение упало, а ещё она очень скучала по своим друзьям (гораздо сильнее, чем хотелось бы это признавать). Ну вот, теперь она уже не может без них! Ей нужно, чтобы они были рядом, чтобы она могла чувствовать себя лучше, она слишком их полюбила, и теперь ощущает одиночество, хотя она всегда может прийти к себе в комнату и поговорить с Сэди, но она не знает ту достаточно хорошо (да и Синк почему-то не очень внушает ей доверия, как, например, тот же Ноа).

Сэди, кстати, последние три дня болталась в компании парней, но у Браун не было совершенно никакого желания слушать её рассказы, хотя внутри она всё-таки надеялась на победу Калеба.

– Милли. – Голос Дайер спускает её с небес на землю и привлекает всё её внимание. – Я не прошу извинений, это слишком легко сказать. Все так делают. Всем всегда жаль. Прости. Видишь, это просто. – Девушка недовольно поджимает губы. – Я хочу, чтобы ты рассказала мне, что с тобой происходит. Скажи мне, что ты сейчас чувствуешь. Что именно заставило тебя пропустить групповую терапию и приёмы пищи. Давай, без глупых оправданий и ухода от темы. Всё так, как у тебя в голове. По-настоящему, как оно есть.

Браун смотрит на неё в течение нескольких минут в тишине, прежде чем нервно заелозить в своём кресле. Она не хочет этого рассказывать! Не хочет! Но ей это явно необходимо, потому что мысли в её голове скоро попросту убьют её, если она не поделится этим с кем-либо. Так что это даже неплохо, да? Наталия ведь как раз тот человек, чья работа заключается в том, чтобы слушать её.

Поэтому Милли просто открывает рот, и слова сами льются из неё, сбивчиво и быстро, возможно, даже немного преувеличенно в значении. Она рассказывает ей всё-всё, начиная с того момента, как в школе учитель по математике приставил её репетитором к Финну Вулфарду, как между ними закрутился тайный роман, как у них были проблемы, как им было хорошо вместе, как они расходились и сходились обратно, при этом каждый раз невообразимо счастливые, как слёзы катились у неё по щекам, когда она стояла на вокзале и прощалась с ним, уезжающим в Калифорнию, и заканчивая рассказом о ссоре с родителями и последнем поцелуе в лифте, о том самом, который враз буквально дестабилизировал всю её жизнь.

Наталия же смотрела на неё с некой тревогой и широко распахнутыми глазами, а её губы постоянно то поджимались, то подрагивали от историй о том, что же именно происходило между Милли и Финном, как будто она не могла в это всё поверить. Ну, а Милли не могла ей всего этого объяснить.

В конце тяжёлого рассказа два часа спустя, когда Браун закончила изливать ей свои чувства и эмоции, девушка поняла, как же она сейчас истощена – физически и морально.

Дайер же протянула руку через стол, накрывая её ладонь своей, пытаясь поддержать её.

– Я хочу, чтобы ты знала, что я рада, что ты рассказала мне всё это. Разве тебе не лучше?

Милли подняла голову и прислушалась к себе. И правда, странное давление в груди немного ослабло, став более терпимым, хотя всё ещё оставалось внутри неё.

– Ну… да… – Улыбка зажигается на лице Наталии. – Но я по-прежнему не знаю, как решить свои проблемы. – Девушка говорит это с неким упрёком в голосе.

– Ты хочешь, чтобы я сказала тебе, что стоит делать? – спрашивает куратор с любопытством.

– Конечно! Это ведь твоя работа, разве нет?..

– Не совсем так, – отвечает Дайер, которая, кажется, совершенно не в восторге от всей сложившейся вокруг её подопечной драмы. – Я здесь, чтобы выслушать тебя, помочь тебе с твоим лечением, помочь управлять тебе собственными эмоциями, чтобы ты лучше справлялась со своими проблемами и таким образом преодолевала их.

– Наталия, серьёзно, мои чувства определённо мне не помогают, а как раз наоборот, – впервые признаётся Милли, хотя и чувствует себя неловко, а вот её куратор, кажется, была довольна.

– Что ты хочешь, Милли, чтобы я сказала тебе? Иди, беги, ищи Финна и возвращайся к нему? Ты этого хочешь? – Приподнимает бровь Дайер, не переставая улыбаться, а вот девушка на несколько секунд задумывается. – Я не знаю, ты, конечно, могла бы это сделать и без моей помощи. Ты же прекрасно знаешь, что это только заставит вас вернуться в тот порочный круг, в котором вы были с ним до этого.

Она была права, Браун знала об этом и не хотела этого. Они должны уже повзрослеть, потому что они, кажется, просто теряют голову, когда находятся рядом друг с другом. Им нужно перестать быть детьми и научиться преодолевать свои проблемы самостоятельно.

– Тебе нужно понять, действительно ли ты что-то чувствуешь к нему, или это просто… ностальгия. – Наталия пожимает плечами, как будто всё, что она только сказала, так просто. – Я думаю, тебе нужно научиться справляться со своими эмоциями.

– Я ненавижу это делать.

– Я знаю, но это на самом деле имеет много общего с твоей проблемой. Тебе трудно осознать то, что ты чувствуешь, но мы поработаем над этим. Так что Финн – это своеобразная планка для тебя.

Дайер выжидающе смотрит на неё, а Милли думает о том, что теперь её чувства к Финну станут всего лишь планкой.

– Хорошо, – отвечает она без особого желания.

– Не позволяй ему использовать себя, – говорит Наталия, а потом вдруг указывает на несколько листов перед ней. – Я скажу Джо, что ты не хотела бы пока возвращаться в группу, потому что я не хочу, чтобы ты чувствовала на себе давление.

«Ну, это лучше, чем совсем ничего», – с расстроенной улыбкой думает Браун.

В конце концов, оказалось, что разговаривать с собственным куратором не так уж и плохо.

***

Всю оставшуюся неделю она чувствует себя уже лучше, поэтому даже возвращается к своей работе в библиотеке, пытаясь оставаться спокойной, концентрируясь на пыльных полках.

Однажды она встретила Ноа, который за несколько секунд буквально завалил её вопросами, но она лишь коротко объяснила, что не готова поговорить с ним о том, что с ней происходит, потому что это наверняка подействует на неё и её чувства. После этого Шнапп спросил её, почему она не посещает групповую терапию. И в ответ получает молчание.

– Ладно, – неохотно говорит Ноа, пока они сидят вместе на полу между книжными полками, скрытые в глубине библиотеки. – На самом деле, мне нужно многое тебе рассказать, и кое-что из этого связано с Финном, но я не думаю, что тебе это понравится. – Парнишка незаметно морщится, и Милли делает вывод, что случилось что-то плохое, но она почему-то не хочет об этом слушать.

– Расскажи мне об остальных, – с горечью просит она. – Я не чувствую желания что-либо слушать о нём. Предпочитаю, чтобы его имя даже не называли в моём присутствии, потому что я хочу, чтобы моя голова и сердце работали нормально.

Ноа пристально смотрит на неё несколько секунд.

– Я, конечно, не хочу настаивать, но мне кажется, что тебе всё-таки стоит знать об этом.

– Ноа! – Она умоляет его одним только взглядом, потому что не хочет показаться невежливой, но она действительно не собирается продолжать говорить с кем-либо о Вулфарде (ей было достаточно и Наталии).

– Ладно, ладно. – Парнишка поднимает руки в знак капитуляции. – Я не скажу тебе, но рано или поздно ты всё равно узнаешь об этом, и тебе это не понравится.

– Я, пожалуй, рискну.

Браун весело подмигивает ему, и они продолжают говорить о каких-то глупых вещах, которые заставляют ее забыть о произошедшем, о неловкой теме и просто приятно провести время.

Милли очень соскучилась по Ноа, который за такое короткое время стал для неё одним из самых близких и любимых людей, которому она могла рассказать всё. Они прикрывают друг друга, они помогают друг другу, они принимают друг друга. Они здесь друг для друга.

Как же это называется?.. О, точно. Лучший друг.

Тем не менее, она пытается избегать навязчивых и раздражающих ярлыков.

Беседа с Ноа неизбежно напоминает девушке о групповой терапии, и в тот же день она понимает, как же сильно она по всему этому скучает, поэтому принимает решение пойти на следующий сеанс независимо от того, будет там Финн или нет. Уже пришло время наконец-то встретиться с ним лицом к лицу, разобраться в своих чувствах и попросту умереть, если всё окажется жизнеспособным.

***

На следующий день Милли, вооружившись силой воли и мужеством, идёт на групповую терапию, достаточно уверенная в том, что сможет притвориться при необходимости, но, когда она входит в комнату, Джо и парни встречают её самым тёплым образом, даже обнимают, и она не может не радоваться этому. Также, на её счастье, сегодня Финна не было, поэтому Браун могла спокойно просидеть целый сеанс, выслушивая о стрессе Ноа, о чувствах Калеба и, конечно, странные шутки от Гейтена, с которых она всё равно всегда смеется.

В конце терапии ребята предлагают ей пойти за дополнительным десертом, пока они расставляют свои стулья на место, но ей не нравится эта идея. Вместо этого она смотрит на пустое место, где обычно всегда сидит Вулфард, полностью потерянная в тех самых мыслях, которым просто запрещено приходить к ней в голову.

– Ты пропустила несколько дней, – шепчет ей Джо, и Милли тут же оборачивается, чтобы посмотреть на него. Она очень надеялась, что он не догадался о том, о чём она думает, потому что это сумасшествие. – Нат сказала, что у тебя проблемы.

– Наталия тоже твой куратор? – спрашивает она с преувеличенным удивлением, расширив глаза. Возможно, Кири уже и так знает о том, что произошло между ней и Финном.

Наставник смеётся.

– Да, она почти у всех. – Он указывает на мальчиков, стоящих в отдалении. – Ну, за исключением Ноа. Его курирует Вайнона. – Джо легко пожимает плечами, а она ничего не говорит. – Ну, я всего лишь ваш наставник, который приходит сюда и заставляет вас рассказывать о своих проблемах, помимо всех других действий, которые вы так ненавидите.

Браун немного смущается из-за того, что слышит. Ну, насколько бы глупыми не были эти сеансы групповой терапии, они действительно ей помогают.

– На самом деле, я не знаю, что происходит. Финн рассказывает немного, по крайней мере, в этом кабинете, но иногда он специально приходит лично ко мне, и мы говорим о некоторых вещах, которые его волнуют. Он не хочет, чтобы все узнали об этом. Но то, что делаешь ты, Миллстер, вообще неправильно. Нельзя молчать, если ты не в порядке. – Милли совершенно иначе взглянула на Джо. – Потому что я знаю, что происходит что-то плохое.

– Откуда ты знаешь? – ощетинившись, спрашивает она.

– Я знаю его. – Браун недоверчиво щурится. – Его гораздо легче прочитать, чем, например, тебя. – Ну, это правда. Вулфард порой как открытая книга. Она вздыхает, почему-то чувствуя себя виноватой. – Также на днях, когда мы были в машине и говорили, ну… знаешь… – Не знает. – В общем, он кажется очень грустным. И нет, это не потому, что я навязчивый, но я кое-что услышал.

Девушка приподнимает бровь.

– И что же?

– Достаточно, чтобы понять, что что-то произошло и до сих пор происходит между вами.

Это всё, что он говорит, прежде чем убрать стул Финна и всё-таки оставить её в покое. Напоследок он ободряюще сжимает её плечо, поддерживая, а потом возвращается к парням.

Милли выходит из комнаты, ни с кем не попрощавшись, и останавливается, глядя по обеим сторонам коридора, как будто решая, куда ей идти. Ей нужно немедленно найти его, но она понятия не имеет, где он сейчас находится. Можно, конечно, предположить, что в своей комнате, и в какой-то момент её ноги сами начинают идти, как и в прошлый раз. Она бредёт куда-то, не задумываясь об этом. Скорее, она думает о том, что же скажет Вулфарду, когда увидит его, ведь есть так много всего, что ей хотелось бы ему рассказать.

Через какое-то время она слышит голос Финна на расстоянии. Он поёт…

– If we’d go again (Если б мы могли)

All the way from the start (Вновь пройти все пути)

I would try to change (Я бы попытался изменить)

The things that killed our love (Все вещи, убивающие нашу любовь)…

Она знает эту песню. Он пел ей её, когда они ещё были вместе, и это было кое-чем особенным для них. Абстрактный способ передать друг другу свои чувства.

– Your pride has built a wall so strong (Твоя гордость стала слишком крепкой стеной)

That I can’t get through (Которую мне никак не удаётся преодолеть)

Is there really no chance (Неужели нет шанса)

To start once again (Начать всё с начала?)

I’m loving you (Я люблю тебя)…

Сердце быстро бьётся в груди, потому что воспоминания о том, как они сидят в школьном кабинете и слушают эту песню, слишком прекрасны. И Милли возвращается в настоящее, убеждённая, что это знак свыше.

Внезапно голос парня и звук гитары стихли, и Браун буквально со всех ног бросается в зеркальную комнату, потому что часть неё невероятно трепещет от скорой встречи с Финном. Это снова то самое чувство, у которого раньше даже было своё имя… Ей снова так хочется поверить в их магию, но прежде она должна поговорить с ним.

– Финн, нам нужно поговорить… – начинает она с широкой улыбкой, открывая дверь.

И не может закончить предложение, потому что в этот самый момент сталкивается с ужасной реальностью, как только входит в зеркальную комнату.

Кажется, что открывшаяся перед ней картина больно бьёт её в живот, если не хуже, а всё вокруг слишком удручает.

Финн и Сэди целуются на лавочке. Точнее, слово «поцелуи» звучит слишком невинно, чтобы описать то, что они делают на самом деле.

Они отстраняются друг от друга через несколько мгновений после того, как она заходит, и удивлённо смотрят на неё. Лицо Синк краснеет от стыда, а вот Вулфарда, кажется, совершенно ничего не волнует, потому что он вновь концентрируется на своей гитаре у него на коленях.

– Ты хотела поговорить с Финном? – Сэди встаёт. – Я оставлю вас наедине. Прости, что тебе пришлось это увидеть. Мне так жаль.

Милли натягивает отчаянную, притворную улыбку, делая шаг назад.

– О, нет, забудь. Простите, что прервала вас, – говорит она дрожащим голосом. – Я уже ухожу.

Она покидает зеркальную комнату так быстро, как только может, и просто бежит по коридорам, чувствуя, как ужасное давление и тяжесть в груди поднимаются к горлу, и она не может понять, что это – рвота или комок чувств, которые требуют снять маску.

«Мне всё равно».

Так он сказал?

Но ни то, ни другое она не может выпустить публично, поэтому бежит в ближайший туалет.

Ей интересно, почему ещё на прошлой неделе её чувства к Финну казались ей слабыми, рассеянными… несуществующими, а уже сейчас, глядя на то, в каком раздрае находится её душа, она видит всё ясно.

Никогда ещё не было так очевидно, что она любит Финна Вулфарда, как в то мгновение, когда он разбил ей сердце на миллионы осколков.

========== Часть 11 ==========

День первый.

Спустя семьсот тридцать дней она снова вернулась к самому первому. К тому моменту, когда раздирающая на части боль поразила её сердце самым жгучим образом. Только Финн Вулфард способен сотворить с ней нечто подобное.

Это к тому… стоит ли вообще отдавать своё сердце другому человеку? Потому что внезапно вы становитесь таким уязвимым, что с вами можно сделать всё, что только заблагорассудится.

Но для Милли это состояние уже не ново. Напротив, она уже когда-то чувствовала сильное желание плакать, отсутствие воздуха в лёгких, болезненное давление в груди, отчаяние. Да, Финн время от времени уничтожает её полностью, а она строит вокруг себя стену отчуждения, становится холодной и равнодушной, плохо относится к нему, а всё для чего? Чтобы в конце закончить день, лёжа лицом в подушку, плача и слушая самые грустные песни.