Текст книги "Sweet dreams (СИ)"

Автор книги: Canvi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

***

В среду, как и всегда, у неё встреча с доктором Хитоном. Когда она идёт к его офису, она чётко понимает, что не достигла поставленных ей на прошедшую неделю задач, отчего она ощущает себя неловко.

В больничном крыле всё пахнет медикаментами, повсюду ходят туда-сюда молчаливые медсёстры в белом, а ещё всё это очень близко к корпусу С, и Милли невольно думает о том, что это место каким-то странным образом похоже на скотобойню.

Как только Браун подходит к двери, она сразу же стучит в неё. Через несколько секунд та распахивается, и перед ней оказывается улыбающийся доктор. Наверняка он очень любит свою работу, ибо как ещё тогда объяснить эту его улыбку, когда он работает в этом злачном месте с подобными ей пациентами?

– Милли, – приветствует он, пропуская её внутрь.

Она присаживается в кресло перед его столом.

– Ну, давай посмотрим, как ты вела себя на этой неделе. – Он достаёт отчёт за прошедшие семь дней. – Нат сказала мне, что ты записалась в группу к Джо.

Редко бывало так, что она сама подбирала тему для разговора в те моменты, когда от неё пытались добиться какой-либо информации. Вообще-то это работа её куратора или её наставника, хотя в этой клинике, похоже, все готовы тебя выслушать. Раньше, когда она ещё была дома с не понимающими её родителями, ей этого не хватало, но сейчас, когда у неё есть возможность выговориться и поделиться с кем-то своими проблемами, ей это не нравится.

– Это… весело, – отвечает она. – Я познакомилась с несколькими парнями.

– Ноа? – с интересом спросил доктор, и Милли удивилась. Откуда он узнал? – Не волнуйся, я не слежу за тобой. Он сам мне вчера много чего о тебе рассказывал, когда приходил ко мне на осмотр.

– Надеюсь, что только хорошее, – настороженно говорит девушка.

– Разве ты его не знаешь? – усмехается Хитон, и Браун мысленно соглашается с ним.

Ноа как поздравительная открытка – яркий, запоминающийся, не говорящий плохого о других и всегда с добрыми пожеланиями и намерениями. Да, лучшего описания для него и не найти.

– Он хороший мальчик.

– Я знаю, – говорит доктор вдруг с печальной улыбкой. – Он мой сводный брат.

И это то, что застает её врасплох. Ноа никогда не рассказывал ей об этом.

– Мой отец является директором этого медицинского учреждения, но в то время он был ещё доктором и вёл его дело. Тогда-то он и познакомился с матерью Ноа. – Хитон пожимает плечами. – Только Ноа не очень понравилась эта ситуация.

– Мне кажется, ему просто было трудно принять то, что его отец умер, а его мать сошлась с кем-то другим. Я бы тоже не смогла справиться с чем-то подобным.

– Ну хватит, – вдруг обрывает её Чарли, возвращаясь к отчёту. А потом вдруг сам снова продолжает: – По какой-то неведомой мне причине я люблю его и очень ценю. Он для меня как родной брат.

Браун не знает, зачем он рассказал ей сейчас что-то настолько личное. Может быть, это как какой-то своеобразный ход, позволяющий ей чувствовать себя не так неуверенно? Ведь после её прибытия сюда все всё о ней знают, а она не знает ничего.

– Это хорошо. – Единственное, что отвечает ему Милли.

– В любом случае, – говорит Хитон, закрывая тему, – давай уже начнём.

Осмотр – это скучно, он ничем не отличается от обычного осмотра в больнице. Доктор измерил ей давление, послушал сердце, проверил уши, глаза и горло, спросил про пищеварение. И только сейчас Милли заметила в зеркале, что выглядит несколько иначе.

Её скулы стали ещё сильнее выделяться, руки стали костлявыми, а рёбра буквально просвечивались сквозь кожу. Это выглядело на самом деле жутко.

– Что ж, пришло время тебя взвесить.

Она кивает и идёт к весам, не задумываясь, стягивает обувь и встаёт на платформу, закрывая одновременно с этим глаза, – она не хочет видеть результат.

Через несколько секунд доктор Хитон разочарованно вздыхает, и Милли ощущает из-за этого жгучий стыд перед ним. Ну и на сколько же она снова похудела?

– Ты потеряла три килограмма, Милли, – говорит он, а его добродушная улыбка исчезает с лица. Он пристально смотрит на неё. – Что-то случилось, из-за чего ты себя неважно чувствовала? – спрашивает Чарли, а она не может ему ответить – язык как будто прилип к нёбу.

Она понимает, что всё это очень печально, потому что это означает, что она не сможет как можно скорее вернуться домой. К счастью, доктор Хитон не настаивает на ответе, лишь молчит, а после садится за документы.

Милли спускается с весов, обувается и снова усаживается перед ним за стол. Она краем глаза замечает, что в её графике состояния нет звезды за эту неделю, и, хотя она думает, что эта система смехотворна, она понимает, что всё равно не оправдывает чужих ожиданий. И поэтому Браун чувствует ещё более дерьмово.

– Боюсь, если ты не сможешь набрать вес за следующую неделю, то мне придётся запретить тебе занятия актёрским искусством.

Милли посмотрела на него в ужасе. Нет! Он не может!

– Я поправлюсь! – немедленно заявила она с полной уверенностью. – Не делайте этого, пожалуйста! Это единственное, что поддерживает меня! – с мольбой в голосе говорит девушка.

Наконец-то Чарли отпускает её с наставлениями вести себя хорошо и лучше питаться. Она уходит, согласно кивая, хотя понимает, что справиться с этим будет куда сложнее, чем ей кажется.

========== Часть 5 ==========

Единственное, что она делает в последующие дни, – это ест злаковые батончики. Круглые сутки. Только закончится один, как она тут же начинает за ним другой. Она заполнила ими все карманы в одежде и грызла их везде, где бы она ни была и что бы она ни делала.

Она чувствовала себя отвратительно из-за того, что её желудок теперь был постоянно переполнен, но, чтобы излечиться, ей нужно есть, а желание вернуться к практическим занятиям по актёрскому искусству подстёгивало её не опускать руки и, стиснув зубы, терпеть. Неважно, сколько ей придётся съесть этих чёртовых злаковых батончиков, она всё равно сделает это.

Чтобы сильно не зацикливаться на этом, она решает сосредоточить своё внимание на ребятах. Семь дней она возилась с ними, как с детьми, – мальчишки любили выполнять свои домашние задания, которые выдавал им Джо на терапии, и придумывать для себя новые развлечения в пределах клиники.

С Гейтеном у неё были глупые розыгрыши вроде тех, когда нужно подбежать к двери, постучать в неё и быстро убежать обратно, уже из-за угла наблюдая за тем, кто именно выйдет на стук и будет потеряно оглядываться по сторонам. Это было так по-детски, но она никогда не делала этого раньше, поэтому ей нравилось.

Ещё они очень много времени проводили в общей комнате корпуса В, высмеивая остальных присутствующих. У Гейтена было несколько специфическое чувство юмора, из-за чего собственные шутки зачастую понимал только он один. А временами он становился неожиданно молчаливым и замкнутым, и Милли начинала понимать, что это всё часть его психического расстройства.

С Калебом у неё было много разговоров. Точнее, грубо говоря, монологов, потому что в основном говорил парень. Очень много говорил. Гораздо больше, чем обычный человек, но она считала это удивительным и даже немного милым. Калеб шутил по тысяче и одному анекдоту в минуту, а она старалась не отставать от него и не терять нить постоянно прыгающего повествования. Большинство его заданий от Кири строилось на концентрации внимания, и Маклафлин повсюду таскал с собой Милли, потому что она помогала ему справиться с ними (если честно, ей и самой доставляло удовольствие делать это). Со временем она поняла, что Калеб такой же интересный человек, как и Гейтен, разве что у него было не так много вещей, которые могли его обидеть.

А ещё между парнями завязалось соревнование – придумай милое прозвище для Милли, потому что, как сказал Джо, у всех в группе оно должно быть. Победитель получал какой-то там приз. И за несколько дней ребята придумали ей порядка двадцати различных прозвищ: Миллс, Миллисис, Милки Вэй, Милли пай, Милевен – и многое-многое другое, но они всё никак не могли достичь единодушия в вопросе выбора.

Соревнование внезапно заканчивается в тот момент, когда Финн с усмешкой выдаёт «Миллстер». И теперь каждый называл её так, неумолимо напоминая ей о тех временах, когда они с Вулфардом ещё были вместе, но она старалась абстрагироваться от этих тяжёлых воспоминаний, и каждый раз, когда кто-то называл её Миллстер, она думала о своих новых друзьях. Впрочем, не особо успешно.

Один Ноа звал её Бони, объединив буквы в названии своей любимой группы (Bon Iver), а всё потому, что это слово якобы ассоциировалось у него с её фамилией – Браун. Милли считала, что они совершенно не похожи между собой, но если ему так сильно хочется, то она не возражает.

К слову, за прошедшею неделю Ноа и Милли становятся ещё ближе, и то время, что они проводят вместе, посвящено просмотру фильмов и задушевным разговорам, в которых девушка делилась интимными (в плане, что очень-очень сокровенными) подробностями своей личной жизни, потому что Шнапп сам по себе был не особо разговорчив – он предпочитает слушать других, и это так странно влияло на неё каждый раз, как какое-нибудь зелье правды. Браун казалось, что она никому (даже любимой сестре Пейдж) не рассказывала так много о себе и своей жизни. Исключением был разве что Финн, но это было так давно, что она предпочла бы не включать его в свой список доверенных лиц. Она была уверена, что всё, о чём она рассказывает Ноа, навсегда останется только между ними.

А ещё одна часть Милли была несколько озадачена тем, что Финн не появлялся в поле её зрения все эти дни. Она с интересом слушала о том, как на прошедшем Хэллоуине тот был Венкманом в их команде охотников за приведениями, и впитывала в себя ещё много других историй, связанных с ним.

На групповой терапии Вулфард был не особо разговорчив, впрочем, как и она. Больше всех всегда болтал Калеб, но все уже привыкли к этому – они внимательно слушали его о том, что же у него произошло в жизни за последнее время.

***

На новом осмотре у доктора Хитона Браун узнаёт о том, что она набрала обратно три килограмма. Доктор был искреннее рад за неё; он поздравлял и хвалил девушку, а она лишь смущённо ему улыбалась. Теперь всё это казалось ей не таким уж и ужасным, и она была рада, что её не будут ни за что ругать.

Но самое главное в этот день было то, что ей вернули ключи от зеркальной комнаты, а ещё бонусом выдали небольшой чёрный проигрыватель со словами «Тебе это наверняка понадобится». И Милли буквально светилась от счастья, когда покидала врачебный кабинет. Она очень надеялась, что больше никогда не подведёт этого милейшего человека, доктора Хитона.

Была как раз пятница (Чарли проводил сегодня незапланированный осмотр из-за её ухудшившегося на прошлой неделе состояния), поэтому она побежала к себе в комнату и начала рыться в вытащенном из-под кровати чемодане в поисках нужных вещей. Она была уверена, что брала с собой сценарий «Призрака оперы» и диск с музыкой оттуда же. Найти бродвейский сценарий, кстати, было не так уж и просто. Это стоило ей почти ста долларов, но зато теперь она имела на руках печатный вариант всей постановки от начала до конца. Глянцевый переплёт уже немного потрепался, а любимые моменты были обведены маркером и заложены разноцветными закладками. Она не теряла надежды на то, что однажды действительно выступит в Бродвее с этой постановкой.

После того, как буквально со дна чемодана она извлекла сценарий и запечатанный в пластиковую коробку CD-диск, Милли переоделась в свежую и удобную одежду – тянущиеся лосины, свободная светлая футболка и любимые конверсы.

До зеркальной комнаты она добралась быстро и без происшествий. За ту неделю, что её не было, здесь ничего не поменялось. Она поставила небольшую бутылку с водой и сценарий на лавочку, а проигрыватель установила рядом со свободной розеткой. Вскоре по помещению тягуче полилась одна из композиций Эндрю Уэббера. У неё по коже сразу же пробежали мурашки – как же давно она не слушала эту музыку.

Она решает начать сразу с одной из самых эмоционально трудных сцен – последней встречи Призрака и Кристины. О да, она мечтает сыграть Кристину Даэ в самом Бродвее. По крайней мере, голос и актёрские задатки позволяют ей хотя бы думать об этом.

Милли выбирает нужную композицию в списке, открывает сценарий почти в самом конце, на заложенной красной закладкой странице, и начинает громко и уверенно зачитывать свои реплики. Она эмоционально взмахивает руками, играет не только телом, но и лицом, драматично вздыхает и возводит глаза к потолку. Когда она заканчивает, Браун неожиданно понимает, что очень быстро выдохлась, хотя почти ничего, собственно, и не сделала.

Она тяжело дышит и облокачивается на поручень, ощущая неприятную слабость во всём теле.

– Это было очень хорошо.

Она оборачивается лицом ко входу, к которому всё это время стояла спиной, и видит в дверях Финна. И как долго он за ней наблюдает? Почему она сразу его не заметила? Неужели она настолько потерялась в своей героине?

– Теперь я вижу, как именно ты поступила в Чикагский университет.

– Откуда ты?.. – начинает она, но обрывает саму себя, заставляя неоконченный вопрос повиснуть в воздухе.

– Ты сама об этом говорила. – Он пожал плечами. – А вообще мне ещё раньше сказала мама. – Циничная улыбка появилась у него на лице. – Видимо, в нашем маленьком чикагском пригороде больше нет тем для обсуждения, кроме как твоё поступление. Милли Бобби Браун – гордость Уитона. Поступила в лучший университет штата, изучает там актёрское искусство. Идеал, к которому нужно стремиться. – Он вдруг горько хмыкает. – Я даже не знал, куда ты хотела поступать. Ты мне никогда не говорила об этом.

– Может быть, я не говорила потому, что ты никогда не позволял мне этого сделать? – огрызается Милли. Не то, чтобы она хотела с ним ругаться, но это его замечание задело её. – Мы всегда говорили только о тебе. О том, насколько ты удивительный гитарист и какие у тебя грандиозные планы на будущее. Между нами всегда была эта пропасть – твои мечты воспринимались как реальные и важные, мои же казались неправильными и детскими.

– Конечно, – моментально парировал Финн, – если ты сама не хотела мне об этом говорить. – Браун ничего не отвечает и возвращается к сценарию у себя в руках, начиная пролистывать его в поисках новой сцены для репетиции. – Не знаю, почему меня сейчас это так удивляет. Я давно уже должен был привыкнуть к твоему молчанию.

– Должен, – глухо отзывается девушка.

Она очень надеется, что он услышит в её голосе нежелание разговаривать с ним и всё-таки покинет зеркальную комнату, потому что она хочет наконец-то нормально позаниматься столько времени спустя. В одиночестве. Без его присутствия, которое может всё только разрушить.

Когда Милли думала о встрече с Финном, она надеялась, что это произойдёт при абсолютно других обстоятельствах. Она надеялась, что они встретятся на каком-нибудь великосветском мероприятии, когда она бы выглядела неотразимой и фантастической, а он был бы всё тем же неразборчивым музыкантом. Она бы похвасталась ему своей невероятной актёрской карьерой и в целом позиционировала бы себя как счастливую и успешную девушку (или уже женщину), которой было хорошо и без него. Она надеялась, что он увидит её такой и пожалеет о том, что бросил её когда-то.

А что в итоге? Она стоит перед ним, сломленная и больная. Несчастная. Он видит её страхи, боль и агонию, её тщетные попытки выбраться из всего этого кошмара. Это точно не то, на что она надеялась. Это было определённо весьма удручающее зрелище.

– Я не понимаю, как можно практиковаться в чём угодно вот под это. – Вулфард кивнул в сторону играющего проигрывателя. Милли фыркает, а он продолжает: – Серьёзно, это скучно. Это абсолютно неподходящая музыка.

– Ну да, это ведь не то, что ты слушаешь. – Она упорно, но бессмысленно снова и снова пролистывает сценарий в руках, пытаясь хоть чем-то себя занять.

– Я так и знал, что ты это скажешь. Ты ненавидишь мой психоделический рок, – Финн говорит это с надменной улыбкой.

О, девушка прекрасно знает, что именно она обозначает – насмешка.

– Я не ненавижу его, – отвечает она с лёгкой улыбкой. – Я люблю Jefferson Airplane. Голос солиста просто… – Милли замирает, как будто раздумывает над словом, постукивая сценарием по губам. – Завораживает. И тексты у них очень интересные.

Она видит, как удивлённо вытягивается лицо Вулфарда, – это абсолютно бесподобная реакция на её слова. Кажется, он действительно впечатлён её ответом. Браун, довольная произведённым эффектом, продолжает:

– О, ещё мне нравится Blue Cheer, ну, знаешь, те самые, которые экспериментировали со звучанием своих песен. Потом Steppenwolf и Hawkwind. А, ну и, конечно, Сид Барретт. Он красавчик.

– Звучит неплохо, – говорит Финн с широкой и радостной улыбкой. – Я, кстати, хотел бы быть его гитаристом.

– Я знаю. – Браун пожимает плечами; как будто он не твердил ей об этом раньше. – Cream тоже неплохие.

– О нет, они слишком коммерческие. – Показушно кривится парень.

– Конечно-конечно, – передразнивает его Милли. – Но я всё равно их люблю. Наряду с Iron Butterfly и их «In-A-Gadda-Da-Vida»

– Эта песня была очень популярна. А ещё…

– Она изначально должна была называться «In the Garden of Eden», но кое-кто был под наркотой, и они этого не сделали, я знаю.

Девушка сама гордилась своими знаниями, что уж говорить про Финна – тот, кажется, был восхищён.

– С чего вдруг такие познания в музыке? – спросил он, склонив голову набок.

Милли не отвечала. Это было слишком личное. То, о чём он никогда не должен узнать.

Не рассказывать же ей, что она буквально заставляла себя слушать эти песни несколько месяцев подряд, собирая о них информацию в Интернете. Она понимала, что чем поверхностнее будут у неё разговоры с Финном, тем хуже у них будут складываться отношения. А о чём он любит постоянно говорить, кроме как не о своей музыке? Вот она и пыталась любым образом наверстать упущенное, чтобы не быть такой невеждой в этой области.

– Милли? – вдруг расстроенно спрашивает парень. – Почему, чёрт возьми, ты не отвечаешь на мои вопросы?

Она снова не отвечает. Ведь теперь ей не требуется всегда отвечать ему, потому она больше не его девушка, и от этого она чувствует себя свободнее. Не нужно больше угождать ему, пытаться что-то выдавить из себя, когда у неё даже нет на это ответа.

По комнате разлилась знаменитая одноимённая с постановкой мелодия «Призрак оперы», когда Вулфард, тяжело выдохнув, посмотрел на неё и снова заговорил:

– Знаешь, у меня была мечта, что, когда мы встретимся вновь, я буду известным музыкантом. У меня бы уже было несколько популярных альбомов, я был бы богат и знаменит. Я надеялся, что при нашей встрече ты не будешь всё той же неуверенной в себе девушкой, которая всегда предпочитала прятаться от проблем. – Милли поверить не может в то, что он сейчас говорит. Она отрывается от сценария и пристально смотрит на него. – Технически, всё так и было, хотя слава была ещё не так велика. Тогда я думал, что встречусь с совершенно противоположной Миллстер. Мы бы увидели друг друга, и ты была бы неотразимой и фантастической. Я всегда думал, что тебе нужно стремиться к чему-то большому, хотя и не говорил тебе об этом. – Браун жадно рассматривала лицо Финна: его глаза, нос и губы. – Хотя это было очень больно, но я был рад, что с тобой всё в порядке, что ты двигаешься дальше. А потом случилось что-то, о чём я не знаю, и вот ты здесь. И это разрывает мне сердце. Как так получилось, что мы оба, пройдя абсолютно разные пути, в итоге очутились здесь вместе? – Он потерянно осматривал зеркальную комнату. – Ладно ещё я, от меня это было ожидаемо. Но ты? Это ведь сумасшествие.

– Что ты имеешь в виду? – едва слышно прошептала девушка.

– Ты та из нас двоих, кто была сильна духом, ты та, кто была рациональна и последовательна, ты та, у кого была железная воля и доброе сердце. Идеальная девушка. А я наоборот, – он горько усмехается и качает головой, – был слабым и непостоянным. Ходячая катастрофа. И это не укладывается в моей голове. Что же случилось с тобой, Миллстер?

Последний вопрос он произносит тёплым голосом с очень нежной улыбкой. Он звучит как само понимание, как участие и покой. Он звучит так, будто ему действительно есть до неё дело. И года два назад она бы обязательно ему всё рассказала, но та Милли, которую он знал, и та, которая стоит перед ним сейчас, – совершенно разные люди. Сейчас она окружена ледяной стеной, которая позволяет ей выжить.

Милли отвернулась и снова открыла сценарий на зелёной закладке.

– Это уже больше не твоё дело, – ответила она равнодушно.

Не прошло и пары секунд, как она услышала, что дверь в зеркальную комнату закрылась. Финна внутри не было.

Браун не хотела задумываться о том, что именно сейчас произошло, и уделять этому своё внимание. Но гнев захлёстывал её с головой – она чувствовала, как злость и обида стоят комом в горле. Какое он имеет право приходить к ней после всего, что он сделал, и требовать от неё ответов на свои вопросы?

Из сегодняшней встречи Милли сделала два неутешительных вывода.

Во-первых, она всё ещё ужасно злилась на него за его поступок.

А во-вторых, где-то в глубине души у неё всё ещё были чувства к нему. Но ей ни в коем случае нельзя было им поддаваться – слишком непозволительная роскошь, которая могла убить её.

========== Часть 6 ==========

Это было воскресенье, и в этот день всегда случается кое-что… Кое-что, что Милли ненавидит всем сердцем. Воскресенье – это день для посещений. И в том, что она его не любит, нет ничего удивительного – за те три недели, что она провела в этой клинике, никто к ней так и не приехал и не позвонил (она спрашивала), а ещё никто не берёт трубку, когда она звонит им сама. И каждый раз она задаётся закономерным вопросом – а есть ли у неё семья вообще? Потому что с таким отношением она кажется какой-то сюрреалистичной.

Она понимает Пейдж – её старшая сестра хоть живёт и не так далеко (в Чикаго), но у неё есть своя семья, работа. Она может быть просто крайне занята. К тому же именно она была тем человеком, который отвёз сюда Милли, и теперь Браун больше не хочет её беспокоить.

Чарли тем более не может – он живёт в Лондоне со своей девушкой, а ещё у него там очень хорошо оплачиваемая работа, с которой просто так не вырваться.

Ава находится сейчас в трудной для неё стадии полового созревания, и Милли не хочет лишний раз загружать её своими собственными проблемами.

Но родители? Неужели она им настолько безразлична? Видимо, да, потому что те даже ни разу не позвонили спросить, как она здесь устроилась.

Это дико, но какая-то её часть уже даже смирилась с этим. Она ведь больше не идеальная дочь. Ей даже не стоит больше считать себя членом семьи Браун.

– Ладно, не стоит думать об этом, – прошептала она сама себе под нос, поднимаясь со стула у окна, где просидела последний час, наблюдая за тем, как приезжают и уезжают чьи-то родственники и друзья для того, чтобы повидаться с другими пациентами.

Она тешила себя очередной иллюзией увидеть в толпе знакомое лицо; не удивительно, что этого не случилось. Снова.

Она надевает удобную одежду, обувается, берёт сценарий и решает пойти попрактиковаться, раз все сейчас заняты со своими родными и близкими. Милли покидает свою комнату, идёт к лифту и менее, чем через минуту, оказывается на первом этаже. Она настолько поглощена своими мыслями и планами на ближайшую репетицию, что не замечает стоящего человека и врезается прямо в него, неуклюже взмахивает руками и падает на пол, зажмуриваясь.

– Прости, Милли.

Она распахивает глаза, когда слышит знакомый голос, и запрокидывает голову, чтобы увидеть протянутую ей руку. Браун всё ещё несколько растеряна, но она принимает помощь и поднимается с холодного пола.

– Прости ещё раз, я тебя не заметил, – извиняется парень, почёсывая затылок. Он действительно выглядит виноватым.

– Всё в порядке, Ник, – отвечает девушка.

Она всё ещё была под большим впечатлением от того, что, покинув свою комнату буквально пять минут назад, она уже успела столкнуться со старшим Вулфардом. Не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, что он к Финну; они всегда были очень близки.

– Ты же меня знаешь, я вечно рассеянная.

– Ну да, Браун, – сказал он, нежным движением взлохматив ей волосы; его заразительная улыбка передалась и ей, навевая волну воспоминаний.

Они всегда были хорошими друзьями. Оба хотели для Финна лучшей жизни, оба заботились о нём. В общем, они были действительно неплохим тандемом; настолько неплохим, что зачастую Ник в свои планы на выходные включал не только своего младшего брата, но и её тоже. Они частенько подолгу разговаривали ни о чём, Ник давал ей хорошие советы, и в те моменты, когда Финн и Милли ругались, именно Ник был тем, кто направлял их в мирное русло. Даже после того, как всё закончилось и Финн уехал, его старший брат продолжал очень тепло приветствовать девушку каждый раз, когда они встречались. Она не знала, хорошо это было или не очень.

– Ты не изменилась.

– Ты тоже, – отвечает Милли с неловкой улыбкой. – Ну и… как дела вообще?..

– Очень хорошо. – Он сморщился, как будто попытался что-то вспомнить. – Ну, насколько это может быть хорошо. Ну, ты знаешь… – Да, она действительно знает. – А твои как?

– Неплохо, – бормочет она всё с той же неловкостью из-за всей этой ситуации. – Ну, насколько это может быть неплохо, – добавляет Браун, чтобы разбавить несколько гнетущую атмосферу, и Ник смеётся.

Он выглядит уже таким взрослым. Уже самый настоящий глава семьи. Зрелый. Хотя он ведь и не намного старше неё самой.

– Я думаю, люди говорят об этом, ну или, возможно, тебе Финн уже рассказал, почему я здесь.

– Ты шутишь? – тихо спрашивает Ник, и Милли не понимает, что случилось. – Он ничего не упоминал о тебе, хотя удивительно, что он не растрезвонил об этом в первые пять минут после встречи с тобой. – Это заставляет девушку почему-то хихикнуть.

Они стояли на небольшом расстоянии друг от друга, и старший Вулфард время от времени выискивал глазами в толпе своего брата, а потом вдруг наклонился ближе и начал шептать:

– Между нами – я очень надеюсь, что ты поможешь этому дураку.

– Ник! – ругает она его. – Пожалуйста, только не говори мне, что ты надеешься на меня.

Парень выпускает смешок, и это заставляет её немного расслабиться. Возможно, он шутит?..

– Сказать тебе правду?

– Да, пожалуйста, – разрешает Милли.

Ей действительно любопытно.

– Я думаю, что вы здесь вдвоём по какой-то причине, – говорит он, скрещивая руки на груди. – Я имею в виду… Я не думаю, что это простое совпадение. – Браун закатила глаза. – Магия! – шепчет он.

– О, не начинай. Мне больше не шестнадцать, и я не верю в такие сказки.

Эта глупая вера в то, что между ней и Финном, пока они ещё встречались, было что-то сверхъестественное. Волшебное. Магическое. Что-то, что заставляло их вновь и вновь сходиться обратно. Они ссорились, расходились, но в конечном счёте всё равно возвращались друг к другу. И в те периоды, что они были порознь, они постоянно вспоминали друг друга. А ещё их случайные встречи происходили действительно в самых неожиданных местах, как будто они притягивались друг другу как стрелка компаса к северу. И конечно, в их возрасте, когда они были… влюблены, им это казалось чем-то волшебным. И они совершили в своё время глупость, как-то раз рассказав об этой их «магии» Нику, который поднял их обоих на смех и потом прикалывался над ними ещё несколько последующих недель.

Однако после того, как Финн уехал, вся магия закончилась. И Милли поняла, что это было самой бредовой бессмыслицей, которую она только придумывала в своей жизни.

– Очень жаль, ведь сейчас я понимаю, что, возможно, ваша магия действительно реальна.

Нет, пожалуйста! Ни один здравомыслящий человек не поверит в эту глупость.

– Пожалуйста, скажи мне, что он ничего не замышляет против меня. – Вдруг перед ними материализовался Финн, тем самым отрывая их от беседы.

– И вот почему Финн обмочил постель в семь лет, – сказал Ник очень громко, так, чтобы младший брат его услышал, а Милли попыталась сдержать смех.

Это была их старая шутка под названием «Внимание: Финн!», которой они пользовались когда-то очень давно, чтобы предупредить друг друга о приближении Финна. Она и не думала, что он ещё об этом помнит.

– О, какая жалость. – Скривилась Браун, а младший Вулфард хлопнул себя по лицу. – Я уверена, что он продолжает это делать до сих пор.

– Именно.

– Прошло уже три года, а вы по-прежнему используете это? – спрашивает Финн, закатывая глаза. – Разве нельзя уже придумать что-нибудь поновее? Пожалуйста.

– Это классическая история. Она никогда не устареет. – Пожимает плечами Ник, а потом тянется к брату, чтобы крепко его обнять, – видимо, те не виделись уже какое-то время.

Милли ничего не может с собой поделать – ей плохо от этой милой сцены. Её пожирает тоска. Теперь она ещё больше хочет, чтобы к ней тоже кто-нибудь приехал. Она ведь действительно скучает по своей семье.

– Ладно, давай не будем плакать перед Миллстер. Мы и так уже провалились перед ней, – продолжает Ник, отстраняясь.

– О, ничего страшного. – Качает головой Браун. – Я уже ухожу, мне как раз нужно попрактиковаться. – Она махает сценарием, который держала у себя в руках. – Рада была повидаться, Ник.

– Подожди, Миллстер. – Чёрт, в последние несколько дней её называли этим именем в несколько раз больше, чем за последние пару лет вместе взятых. – Мы собираемся пообедать. Не хочешь к нам присоединиться? Как в старые-добрые времена.

Милли сразу отрицательно покачала головой.

Во-первых, она ненавидит куда-то ходить, чтобы просто поесть.

А во-вторых, это бы означало угрозу разоблачения всех тех чувств и эмоций, что были у неё сейчас под замком.

– Нет, спасибо, ребята, – отвечает она.

Ник пихает Финна локтем в бок, чтобы тот настоял на её присутствии, но тот тоже отказывается, видимо, также не хочет, чтобы она присутствовала. Старший Вулфард бормочет что-то вроде «Идиот» и разочаровано выдыхает. Браун отходит ещё на несколько шагов назад, разворачиваясь к ним боком в сторону зеркального зала.

– Нет, серьёзно, лучше как-нибудь в другой раз. Но было очень приятно встретиться с тобой снова, – она быстро тараторит и уходит, не оборачиваясь и не давая им обоим даже возможности попрощаться.

Она очень хочет уйти. Немедленно.

То, что сейчас происходит между ней и Финном, меняется от плохого к ужасному, и она просто хочет избежать неловких моментов и разговоров. И, видимо, не только она одна.

Милли как раз только собиралась зайти в зеркальный зал, как заметила кое-кого. Какой неожиданный сюрприз – человек с мягкой игрушкой в руках потерянно ищет кого-то в толпе.