Текст книги "Приговоренные к повторению (ЛП)"

Автор книги: Branwell

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

– Шериф Рейнольдс прибудет через пятнадцать минут. Не обыскать ли нам пока Хансена на предмет улик? – с преувеличенным воодушевлением предложил он.

***

Как оказалось, сам Хансен был столь же «чист», как и любое место, над которым он «поработал». При нем не было никаких вещей, выдающих информацию о банковских счетах, поддельных удостоверений личности или кредитных карт. Малдеру явно не придется раздумывать над сокрытием каких-либо улик от шерифа Рейнольдса. Если у Хансена были хотя бы зачатки самосохранения, он откажется говорить без адвоката, которого наверняка выберет и оплатит «Био-Гро» через какую-нибудь подставную корпоративную структуру.

Скалли позвонила в аэропорт и заново забронировала билеты на следующий день, а потом заставила Малдера сходить и сообщить новости менеджеру мотеля. Не только номер Малдера превратился в место преступления, но они со Скалли еще и продлевали свое проживание в стенах его заведения до следующего утра. Менеджер не слишком хорошо отреагировал на оптимистичное заявление своего постояльца о том, что это еще не самый худший вариант развития событий: ему могли понадобиться услуги клининговой компании, специализирующейся на оттирании крови со стен и мозгов с ковра.

Остаток дня прошел в даче и чтении показаний, необходимых для выдвижения обвинений в убийстве, попытке убийства, поджоге и многочисленных менее серьезных обвинений против Хансена. Имя и история Дебби Гринфилд не упоминались. Как бы тошно ему ранее ни было от того, что он утаил от Скалли эти сведения, сейчас Малдер был рад тому, что ей не пришлось поступаться своими убеждениями, скрывая их от шерифа Рейнольдса. Малдер при первой же возможности позвонил Стрелкам и попросил их забрать обещанный ключ из его абонентского ящика. Он надеялся, что «Био-Гро» и его наемники будут ожидать его известных союзников. Теперь же они не будут знать наверняка, кто забрал чип, если вообще забрал, и его убийство вряд ли останется наверху списка их приоритетов.Когда он позвонил Скиннеру, чтобы посвятить его в последние события, ответ помощника директора был удивительно сдержанным. Малдер с облегчением подумал о том, что в кои-то веки по возвращении их не ждет серьезный выговор.

Получив подтверждение даты возвращения своих агентов, Скиннер развернулся к компьютеру и выбрал иконку «Тренинг», представлявшую собой улыбающийся смайлик в академической шапочке. Скиннер мрачно улыбнулся и, дважды кликнув по странице с тренингами, стал проверять список имеющихся предложений. Найдя тот, который мог ему подойти, он снова дважды кликнул по нему с излишней силой. Семинар, отвечавший всем его требованиям, наконец открылся. Он скопировал подробности в электронное письмо для Ким и немедленно отправил его с пометкой «Важно». «Готово, – подумал Скиннер. – Даже они не смогут превратить семинар по тимбилдингу в «секретный материал». Разве что займутся выяснением того, как кто-нибудь умудряется не уснуть во время оного».

Команда ФБР из Бойсе прибыла тем утром для изучения Бара Джей. Оттуда они отправились в мотель и осмотрели единственное не обращенное в пепел место преступления – номер Малдера. Когда они решили не освобождать его в ближайшем будущем, Скалли предложила Малдеру устроиться на полу ее номера на ночь, но он тут же вспомнил о куче нерешенных дел, оставшихся в Вашингтоне, из-за которых им надо было вылететь этим же вечером, даже несмотря на то, что завтра было воскресенье. Добившись от нее согласия на отправление семичасовым рейсом из Айдахо Фоллс, он позвонил в аэропорт и договорился об изменении времени их вылета. В три часа дня они дозаправились большим количеством кофе из закусочной Мардж и направились на юг. Малдер сел за руль, так как из них двоих лучше переносил недосып. У Скалли, впрочем, сна не было ни в одном глазу от кофе и стресса последних дней.

– Перед отъездом я сделала пару звонков. Я позвонила Маллинсу из лаборатории, а потом – маме, – сообщила она напарнику.

Сердце Малдера забилось сильнее и быстрее. Он одновременно боялся и ожидал шанса обсудить прочитанную ими историю.

– И каков вердикт? – с нарочитой беспечностью поинтересовался он.

– Манускрипт прошел проверку на подлинность. Бумага и чернила были выпущены в двадцатых годах. Тип шрифта соответствует печатным машинкам, производимым между 1918 и 1925 годами.

Малдер промолчал.

– И что ты думаешь? – спросила Скалли.

– Прошлой ночью на основании доказательств, заключенных в самом документе, я пришел к выводу, что Мелисса его не писала. Уверен, это единственное, что мы когда-нибудь сможем доказать.

– Доказать да, но что ты думаешь? – не отставала Скалли, делая ударение на слове «думаешь».

– А что сказала твоя мать?

– Я беспокоюсь за нее, Малдер. Она рассказала мне очень странную историю о том, почему послала мне манускрипт. Она принесла домой коробку с бумагами и стала их сортировать. Те, что мы прочитали, предназначались на выброс. Мама сказала, что получила звонок, разбудивший ее посреди ночи. Звонивший попросил ее взять манускрипт тети Кейт и передать его мне. Она забрала его из предназначенной на выброс пачки и вернулась обратно в постель. Тем утром мама позвонила мне.

– Кто ей звонил, Скалли?

– Она сказала, это была женщина, – неохотно признала Скалли. – Она сказала, это была Мисси.

Она перевела взгляд на Малдера, чье лицо не выражало никаких эмоций.

– Не говори, что ты не удивлен, – в смятении продолжила Скалли.

– Я знаю твою мать и знаю, что нужно нечто большее, чем сомнительная семейная история, чтобы выбить ее из колеи.

– Думаешь, она в порядке? Не следует ли мне показать ее специалисту?

Малдер издал смешок.

– Скалли, ты задаешь этот вопрос человеку, который участвовал в обряде экзорцизма, гонялся за оборотнем и был свидетелем массовой бойни, вызванной применением черной магии. Помимо всего прочего. А что твоя мама думает по поводу своего психического состояния?

– Она думает, что, возможно, звонок ей приснился, но это действительно было послание от Мисси.

– Твоя мать очень разумная женщина. Ты посвятила ее в то, что здесь произошло?

– Ну, в общих чертах. Расследование не было доведено до конца, но при его проведении произошло убийство, а затем был произведен арест совершившего его человека. Подозреваемый также обвиняется в уничтожении улик и препятствии проведению следствия.

– Этот чрезвычайно скучный отчет о событиях последней недели лишний раз убеждает меня, что здравый смысл определяется нашими генами.

На какое-то время в машине воцарилось молчание. Никто не произнес ни слова, когда они проезжали знак, предупреждающий водителей о приближении к повороту в национальный парк «Лунные кратеры».

– Так что ты теперь думаешь о манускрипте? – настаивала Скалли.

Малдер практически представил ее характеристику в выпускном альбоме: «Дана ‘Питбуль’ Скалли». В итоге он сдался.

– Думаю, он действителен.

– И под действительным ты имеешь в виду… – подсказала Скалли.

Она была сбита с толку. Малдер обычно был довольно открыт в своих теориях, когда обсуждал их с ней. На этот же раз он вел себя уклончиво, словно она пыталась выудить у него какую-то личную информацию. Имела ли данная теория для него личное значение?

– Малдер, то есть ты хочешь сказать, что все это и вправду произошло? – внезапно воскликнула она.

На двухполосной дороге, по которой они ехали, не было обочины, где они могли бы все толком обсудить. Малдер заметил ворота в поле, пространство перед которым было достаточно широким, чтобы припарковать машину. Он вырулил туда, заглушил двигатель и развернулся лицом к Скалли.

– Как насчет этого: ты помнишь Афины? – Он хотел придать своему тону игривости, но не преуспел. Он надеялся… он не знал, на что надеялся.

Смотря в его глаза, она на какой-то головокружительный миг как будто бы вспомнила, что видела их под ослепительно яркой синевой небес. Вокруг простирался суетливый, шумный рынок, и она ощущала на губах вкус вина. Еще более сбивающим с толку было почти воспоминание об этом вопросе, заданном ей, когда она лежала в освещаемой камином дымной комнате и смотрела в эти же самые сияющие глаза.

«Нет, я Дана Скалли и больше никто». – Она поспешила взять свои блуждающие мысли под контроль.

Малдер заметил смену эмоций на ее лице: узнавание, за которым последовало удивление, перешедшее в легкую панику. А потом он увидел, как она стиснула зубы и сжала губы в попытке избавиться от образов, которые не могли быть правдивыми, пусть даже таковыми ощущались. Он получил ответ на свой вопрос, что бы она ни сказала.

– Люди легко внушаемы. Какие у нас есть доказательства?..

Малдер прервал ее.

– Я не стану с тобой спорить по этому поводу. Я уже сказал, что мы не сможем доказать ничего, кроме того, что Мелисса не писала этот манускрипт. Это не очередное расследование. Нам и не нужно ничего доказывать. Мы, как обычно, смотрим на вещи с совершенно разных точек зрения.

========== конец ==========

***

Он проверил дорогу и вновь вырулил на нее. Скалли поразило сильнейшее разочарование, прозвучавшее в его голосе. Обычно он не воспринимал ее скептичное отношение к его теориям столь болезненно. Он даже не попытался убедить ее. И тут Скалли вспомнила про вопрос, который хотела ему задать.

– Малдер, я тут подумала о деле Вернона Эфизиана.

– О да, во время него мы разошлись во мнениях относительно реинкарнации, – вяло отозвался он.

– Что ты теперь думаешь о результатах регрессивного гипноза?

– Я думаю, что использовать регрессивный гипноз, чтобы вернуть воспоминание – это все равно что пользоваться разговорником для перевода «Войны и мира». Ты не только потеряешь все важные нюансы, но и вряд ли составишь четкое впечатление о цельной картине.

– Интересная, но бессодержательная аналогия, Малдер. И уж точно не тянет на ответ, – продолжала допрашивать Скалли с решительной улыбкой на губах.

– В этом была доля истины. Я был Салливаном Биддлом. Я был помолвлен с Сарой Каванау в той жизни, и она была Мелиссой Эфизиан в этой. Я бы сказал, что врач не слишком хорошо контролировала процесс регрессии, как тебе кажется? Она не задавала уточняющих вопросов для установления дат. Она позволила мне болтать без умолку, не используя надлежащих методов дистанцирования. Временной промежуток, о котором я говорил под гипнозом, не согласуется с известными историческими датами. Курильщик должен был быть молодым юношей в Штатах, когда я видел его гестаповским охранником. И кто и когда был Сидни, и какое отношение он имел к жизни Мелиссы в Германии 40-х годов? Ты, вероятно, и сама тогда задавалась этими вопросами, Скалли.

Малдер перевел на нее вопросительный взгляд, и она задумчиво кивнула.

– Я тогда вел себя не слишком разумно, Скалли.

При виде ожидаемой улыбки на ее лице, он усмехнулся в ответ.

– Да, смейся, но ты знаешь, что я имею в виду. Правда в том, я просто утопал в чувстве вины. Я помню, как верил, что любил ее, и признавался ей в этом. В то же самое время, с перспективы этой жизни, я знал, что и понятия не имею, о чем говорю. Все, что у меня было, – это ужасающее чувство вины от того, что я не отвечаю на ее чувства и обрекаю на жалкую жизнь с Эфизианом и его сектой. Я думаю, что, должно быть, пытался воспроизвести роль ее возлюбленного в жизни в Германии, но потерпел полное фиаско. Тут все довольно туманно. Может, я пытался переложить часть своей вины на Курильщика.

– Когда я поговорил с ней позже, то ощутил такую жалость к ней, такую ответственность за нее, но… думаю, Мелисса понимала, каковы мои чувства на самом деле, потому и вернулась к Эфизиану. Она наконец осознала, что было для меня важно даже тогда, когда я писал Саре стихи и по воскресеньям водил ужинать в отеле.

Скалли недоумевала по поводу того, куда он ведет. Вполне в духе Малдера: придумать способ пронести груз вины через несколько жизней.

– У Салливана был друг детства по имени Билли. Мы вместе выросли в Аписоне. До войны это был прекрасный город, и нам хорошо жилось. Наши семьи любили и заботились о нас. Мы делили все, включая мечты о будущем. Мы читали классическую литературу с отцом Билли. Он был священником – спокойным, уравновешенным человеком – и не слишком-то ладил с энергичными методистскими проповедниками той части страны, однако тамошние люди его любили. Они к нему привыкли.

– Он учил нас уважать закон, и мы решили, что однажды вместе откроем юридическую контору – самую справедливую на Юге. Никто не остался бы без защиты, даже если бы не мог за нее заплатить. Мы читали и Эдгара Алана По и были убеждены, что можем решить любые загадки насчет вины и невиновности благодаря простой наблюдательности и дедуктивному мышлению. Мы были такими наивными. Мы собирались переехать в Мерфрисборо к дяде Билла для изучения права. А потом началась война.

– Мне не терпелось записаться в добровольцы. Казалось таким романтичным воевать за свой дом и родную землю. Билли последовал за мной, разумеется. Он не особо стремился воевать, но хотел быть рядом. Он помог мне написать прощальное стихотворение для Сары, когда мы отправились в армию в 1861 году.

– Самое забавное заключалось в том, что Билли добился на военном поприще большего, чем я. Я вечно конфликтовал со своими командующими офицерами. Ты стал сержантом почти сразу по прибытии – получил повышение из-за большого количества потерь среди личного состава. Мы много узнали о реалиях войны в течение следующих двух лет. К 1863 году, когда мы услышали, что янки подступают к Теннесси, в моих представлениях о войне не осталось ничего романтичного.

– Мы оказались рядом с фермой под жестоким огнем неприятеля. Не помню, подумывали ли мы о сдаче. Вокруг было столько сбивающих с толку звуков. Ты увидел снайпера, берущего меня на мушку, и толкнул меня на землю. Он попал тебе в бок между ребрами. Я держал тебя на руках и смотрел, как ты покидаешь меня – так быстро, что я не мог в это поверить, даже после всех виденных мною смертей. Всего один наполненный ужасом взгляд, пока ты захлебывался кровью. Как могла вся моя жизнь закончится вот так? Я сошел с ума. Я бросился в поле, стреляя во все стороны. Потребовалось пять пуль, чтобы покончить и со мной.

Малдер помедлил и сделал над собой осознанное усилие, пытаясь успокоиться. Он осознал, что оговорился и начал говорить о Билли во втором лице. Неудачно вышло – из-за этого его повествование приняло слишком личный характер, что могло отпугнуть Скалли.

– Вот что я имел в виду, говоря о недостатках метода регрессивного гипноза. Я знал эту историю, когда был Салливаном, но никто не задал мне правильных вопросов. Не то чтобы я хотел выболтать все это перед ней. Сара была моей будущей женой, но все важное я разделял с Билли – так, как Салливан считал, должно быть между мужчинами и женщинами.

«У такого положения вещей есть множество преимуществ», – подумал Малдер, ожидая реакции Скалли на свой ответ. Он бросил на нее взгляд украдкой и увидел, что она смотрела куда-то вдаль, очевидно погруженная в свои мысли.

Скалли не знала, что и думать. С научной точки зрения, все это было сплошным притянутым за уши самообманом, достойным упоминания в “Журнале невоспроизводимых результатов”(1). Было бы так просто сказать Малдеру – мягко, разумеется, – что все это существовало только у него в голове. Она вздохнула, вспоминая, что когда они только начали читать бумаги, Малдер настаивал, что это фальшивка. Почему же его мнение столь кардинально изменилось?

Что-то создало эмоциональную связь Малдера с историями Мартина и Салливана. В повседневной жизни у него возникали проблемы с простыми эмоциями. Это каким-то образом облегчило для него принятие идеи прошлых жизней? Или идея о существовании предыдущих жизней просто была слишком притягательной, чтобы отвергнуть ее? Странно, но ей казалось, что она тоже начала испытывать эмоциональный отклик на эти истории. Ее разум просто не воспроизводил эти ощущения, даже пятиминутной давности. Но Малдер всегда был храбрее или безрассуднее ее в том, чтобы подвергать свой разум опасным влияниям.

– Малдер, почему ты раньше ничего не рассказывал об этих подробностях?

– Я не хотел им верить, Скалли. Куда проще было иметь дело с тем сеансом гипноза. – Малдер не хотел юлить, но и открывать слишком много также не входило в его планы. – Видишь, у меня уже было это ощущение узнавания тебя из прошлой жизни, когда мы были очень близки. Я пытался игнорировать его.

– Я не… – начала Скалли. – Я ничего не помню, Малдер. Иногда мне кажется, что у меня почти получается. Не знаю, что это означает.

– Неважно. Это не имеет значения.

Малдер сказал себе, что так будет лучше. Им не нужны были осложнения, неизменно возникшие бы, если бы в их отношения добавились изменчивые аспекты секса и романтики. Он знал, что в таком случае ему бы не пришлось прибегать к чувствам из прошлой жизни, но у него никогда не хватит смелости. За разумными доводами крылась простая тоска, выражавшаяся в молчаливых мольбах к Скалли: «Вспомни меня побыстрее. Пожалуйста, не откладывай до того момента, когда мы умрем в каком-нибудь поле».

Скалли казалось, что она словно бы угодила в Зазеркалье и смотрит на комнату, которую только что покинула. Малдер почти что сказал, что любил ее сотни лет назад, однако явно избегал любых упоминаний о сегодняшних чувствах. С другой стороны, она точно знала, что любит Малдера прямо сейчас, пусть даже она никогда не откроет ему своей любви. У нее не было никаких воспоминаний об отношениях в прошлых жизнях. Как всегда, Малдер предпочел сосредоточить свое внимание на паранормальных феноменах, а не на реальности у них под носом. Она подозревала, что он считал, будто все трудности испарятся волшебным образом, если она только позволит себе вспомнить. Что ж, она не могла этого сделать. Реинкарнация была физически и духовно невозможна.

Возможно, если бы Малдер стал чуть более открытым, обратился бы за помощью к профессионалам, то у него получилось бы лучше понять себя. Но это случится, вероятно, когда она сама научится ослаблять контроль, в котором так нуждалась, над своими чувствами и даст себе волю. «Это нормально, – сказала она себе. – Не все хотят или нуждаются в неконтролируемой страсти прямиком из опер».

– Как думаешь, я буду видеть красный в следующей жизни, Скалли? – спросил Малдер, когда они приблизились к дороге на аэропорт.

– Что? Что ты имеешь в виду?

– Ну, ты знаешь… я же не различаю красный и зеленый цвета. Думаешь, эта особенность переходит из жизни в жизнь?

Скалли сочла его вопрос этаким причудливым отвлечение внимания, призванным разрядить обстановку, и ответила в том же духе.

– Это генетическая недостаточность, обусловленная полом. Если в следующий раз будешь женщиной, то, вероятно, не унаследуешь ее, – озорно заявила она.

– Вряд ли мы могли бы иметь одну и ту же ДНК в каждой жизни. Я мог бы быть мужчиной и не дальтоником, – запротестовал он. – Однако я всегда буду сожалеть о том, что не различаю цвет твоих волос.

Скалли ожидала развязки в виде шутки о краске для волос, но напрасно. Он так и не отвел взгляда от дороги.

– Многое во мне может быть исправлено в следующий раз. Постарайся отыскать меня, Скалли. Ты так хорошо осведомлена о моих недостатках, что оценишь изменения.

Она знала, что он шутил, но в его юморе проскользнула нотка грусти.

Они припарковались перед входом в офис проката машин и настроились на деловую волну. Вернув машину, они разошлись по своим делам: Малдер принялся изучать ассортимент газет и журналов, тогда как Скалли отправилась на поиски подходящей открытки на день рождения выходящего на пенсию Джерри Ходжа.Покончив с покупками в газетном киоске, Малдер отправился в магазин сувениров в поисках Скалли. Когда он подошел к ней со спины, то заметил, что ее плечи дрожат.

– Нашла какие-то по-настоящему смешные открытки о проблемах с простатой? – спросил он, беря первую попавшуюся открытку.

Когда она не ответила, он пригляделся к ней и понял, что она не смеялась, а тихо плакала. И в этот момент он узнал мелодию, игравшую в магазине, что само по себе было странно, ведь обычно он не мог запомнить ни мелодии, ни ее названия, не прослушав ее раз сто. Он не помнил, чтобы слышал ее – он просто знал ее, как домашнее животное распознает змею, никогда ее не видя. В магазине были выставлены различные CD-диски вместе со стереосистемой, на которой покупатели могли послушать музыку перед покупкой. Диски содержали популярную меланхоличную музыку нью-эйдж, и в тот конкретный момент в проигрывателе играла кельтская музыка.

Он поспешил к прилавку и спросил продавщицу – Эджи, как было написано на ее бейджике:

– Мэм, не могли бы вы включить что-нибудь другое? Кельтская музыка вызывает у моей подруги не самые лучшие ассоциации. И, пожалуйста, скажите название этой песни.

– Разумеется. Понимаю, о чем вы, – продолжила она, после того как сходила к музыкальному центру и поставила другой диск. – Мой муж не может слышать «Паренька Дэнни», потому что это была любимая песня его матери. Это была подборка «Песней, исполняемых на ирландской свирели». Называется «Черная роза».

– Я бы хотел приобрести диск.

Улыбка продавщицы увяла, и она подозрительно покосилась на Малдера.

– А вы не собираетесь использовать его, чтобы дразнить эту бедную малютку? – прищурившись, потребовала она.

– Разумеется, нет, – заверил ее Малдер, несколько сбитый с толку этой неожиданной нападкой.

Это было забавно. Надо будет позже поделиться этим со Скалли – и вправду, бедная малютка. Он проследил за взглядом продавщицы, направленным на Скалли. Она невидяще смотрела на стенд с открытками по случаю рождения, расправив плечи, словно в ожидании новых ударов судьбы. Малдер вдруг осознал, что его суждения изменились. У него возникло странное ощущение, как будто его понимание расширилось и достигло ранее скрытых от него областей – разница заключалась в том, чтобы видеть какую-то вещь в свете его одержимости и всю картину при свете дня.

В этом свете он заглянул за уверенный фасад Скалли и увидел сбитую с толку, одинокую женщину. Она не могла признаться в своих смятении и горести. Обычно он и рад был оставить эти тревожащие эмоции за стеной ее напускной самодостаточности, потому что это отвечало его целям. И, разумеется, она чувствовала, что ему не слишком-то хотелось слышать о любых неуверенностях и страхах. Так что всякий раз, когда он смотрел на нее и спрашивал: «Ты точно в порядке?», все его тело было напряжено в готовности идти дальше, продолжать расследование. Не нужно было быть специалистом по языку тела, чтобы это понять.

День за днем она следовала за ним в пугающих ситуациях и сталкивалась с вещами, которые бросали вызов ее самым лелеемым представлениям о мире. И при всем при этом она оставалась храброй, полностью достойной доверия и всегда готовой предложить ему утешение. Разве странно, что после четырех лет потерь и ужасов ее подсознание пыталось защитить ее от еще большего эмоционального потрясения? Ему нужно было сохранить острое осознание хрупкости и краткости их жизней, возникшее у него в больнице. Эта перспектива позволит ему понять, как преодолеть барьеры, которые они оба построили в попытке защитить свои израненные жизни.

Ему надо быть терпеливым – с собой и с ней. Она не была бедной малюткой. Она была, как и любой другой человек, уязвимой перед многочисленными ударами, наносимыми ей окружающим миром. Почему он всегда способствовал возникновению новых, вместо того чтобы защитить ее от них по мере своих сил? Он мог измениться. Если он изменится, то и она тоже сможет. Воспоминания о каком-то смутном прошлом не так уж и важны.

– Оплата кредитной картой?

Малдер молча достал кредитку. Впечатление уже поблекло. Он больше не чувствовал связи с мудростью и сопереживанием, поднявшимися из глубин его естества. Интересно, это музыка затронула какие-то ранее недостижимые уголки его… чего?.. души? На какой-то краткий миг он ощутил всепоглощающую подавленность. Он пережил чувства человека, которым когда-то был и мог стать снова? Да уж, ему много за что можно «поблагодарить» своих родителей: любой продавец сувенирной лавки лучше него способен был разглядеть уязвимость Скалли.

Закончив с покупками, Малдер подошел обратно к стенду с открытками, рядом с которыми до сих пор стояла Скалли. К его крайнему удивлению, она протянула к нему руки в ожидании успокаивающего объятия, и он спросил себя, а не нахлынули ли и на нее воспоминания о том человеке, которым она когда-то была? Но это сработало не лучшим образом. Она как будто ощутила собственнический инстинкт, который он невольно выказал этим объятием, и мягко оттолкнула его с выражением легкой паники на лице, сходным с тем, что было у нее в машине. Его оптимизм несколько остыл, когда он понял, как велика вероятность вновь совершить прошлые ошибки. Это будет походить на проживание в двух мирах одновременно. Ему придется увеличить дистанцию, причем буквально, между ними, чтобы избежать огромной ошибки. Разочарование станет просто беспримерным.

Только этого ему и не хватало: откровения, поколебавшего его прямой, ничем не примечательный жизненный курс, и еще более усложнившего самые важные для него рабочие отношения. Разумеется, он вынужден был признать, что документ Мелиссы, вероятно, спас их. Только его влияние на подсознание Скалли, когда она направилась в Диггер этим утром, отделяло их от смерти.

– Хочешь узнать название той песни? – как бы между делом спросил он.

Она покачала головой.

– Думаю, чрезвычайно высокий уровень адреналина в моей крови из-за событий последних дней сделал меня чересчур эмоциональной, – сказала она. – Извини, что я расклеилась.

Она предусмотрительно снабдила его оправданием за это «чересчур эмоциональное» объятие, заметил Малдер. Интересно, сколько еще раз она попадет в ловушку собственных необъяснимых реакций, прежде чем установит, что все это имеет смысл, только если она примет возможность воспоминаний из прошлой жизни. Таким образом он смог объяснить несколько своих собственных.

Скалли была, вероятно, права. Сильнейший стресс последней недели сделал их более восприимчивыми к глубоко потаенным воспоминаниям. По прошествии времени яркость их впечатлений после прочтения манускрипта потускнеет, и их прежние личности восстановят контроль над их поведением.

– Может, документ Мелиссы повлиял на меня сильнее, чем я думала. Он был трогательным, даже если это просто выдумка, – заметила Скалли, когда они подошли к залу ожидания. – Я так жалела их, умерших подобным образом после того, как они столь отчаянно пытались выжить и быть вместе. – Скалли казалось, она помнила ком в горле. Чувствовала ли она еще что-то? Сейчас она уже ничего не помнила.

– Это было чертовски трагично, Скалли, – коротко отозвался он.

Его ответ не способствовал развитию беседы, так что Скалли молча села и стала читать последние новости в «Пост». Малдер похожим образом уткнулся в «Таймс», но вместо чтения принялся размышлять над проблемой. Как ему сообщить Скалли о возможной ниточке от Гринфилд без того, чтобы она отчитала его за столь долгое сохранения этого в тайне? Он решил отложить разговор до возвращения в Вашингтон. Аэропорты и самолеты были слишком публичными местами, чтобы делиться в них некоторыми своими наблюдениями.

После напряжения взлета Скалли поддалась накопившейся за три бессонные ночи усталости. Ее голова качалась, потому что у нее не получилось найти подходящую для сна позу, и прежде чем услужливая, но перегруженная работой стюардесса могла предложить ей подушку, Малдер положил свою руку Скалли под голову и опустил ее себе на плечо. Теперь его рука оказалась придавленной в добавлении к тому, что его ноги были неестественно согнуты на слишком маленьком сиденье, но вместо того чтобы заострять внимание на дискомфорте, он обнаружил, что наслаждается прикосновением губ к ее волосам. Он также осознал, что ему не стоит когда-либо впредь ставить себя в подобное положение, пока что-нибудь не изменится. Все, о чем он мог думать, – это о ее волнующем присутствии, полностью отвлекающем его, и сделал себе мысленную заметку начать следовать принятому ранее решению держаться от нее подальше.

В какой-то момент Скалли проснулась и осознала, в какой позе находится. Она могла бы выразить недовольство и отодвинуться или могла притвориться, что ни разу не просыпалась во время полета. Она и в самом деле не до конца проснулась – не достаточно, чтобы проанализировать то, почему чувствовала себя так, словно вернулась домой.

Конец.

Комментарий к конец

(1) – шуточный научный журнал, содержащий уникальный набор шуток, сатиры на научную практику, научные карикатуры и обсуждения смешных, но реальных историй.