Текст книги "Выхожу тебя искать (СИ)"

Автор книги: Bella_Black

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Взгляд Деймона вдруг потемнел, брови вампира сошлись на переносице, а сам он подался вперёд, и Кэролайн показалось, что он вот-вот бросится на неё. Она даже отступила на шаг, не в силах сопротивляться подступившему вдруг неконтролируемому страху. Уже через секунду лицо вампира приняло обычное равнодушно-насмешливое выражение, только руки его по-прежнему были сжаты в кулаки.

– Не повод убивать? – раздумчиво протянул он. – Вы – справитесь? – на губах Сальваторе мелькнула снисходительная усмешка. – Ох, моя милая, наивная, пустоголовая, – последнее слово он особенно выделил, – Кэролайн. Ты даже не подозреваешь, как сильно ты ошибаешься, в какой страшной опасности находишься… – сперва Кэролайн хотела обидеться на Деймона за его нелестные слова, однако последняя его фраза заставила девушку проглотить обиду и возмущение и обратиться в слух. Кэтрин тоже навострила уши, замерев на своём месте у камина. Елена попробовала взять Деймона за руку, но он словно бы не заметил её прикосновения и продолжал сжимать кулаки. – Любой человек ненавидит и боится вампира, он желает ему смерти и убивает при случае – это его инстинкт. Как только человек пренебрегает своими инстинктами, как только он решается разглядеть в вампире душу, как только он перестаёт ненавидеть его, он погибает. Да взгляни на нас всех, – воскликнул он, обведя рукой притихших всех, – мы ведь все мертвы потому, что перестали ненавидеть вампиров! Все, кроме, разумеется, мисс Пирс, – он шутливо поклонился Кэтрин, она ответила ему таким же шуточным книксеном. – Но если все другие люди ненавидят вампиров потому, что боятся, то те, кто пригласил Елену на этот вечер…ненависть и жестокость по отношению к вампирам у них в крови. Можете быть спокойны: они уже давно вычислили вас, так что это приглашение было лишь способом доказать то, что Елена вампир.

Елена смотрела на Деймона во все глаза, сердце её стучало где-то у горла. Но почему, если Деймон прав, если доктор Максфилд уже давно вычислил их с Кэролайн, почему они всё ещё учатся в Уитморе? Почему за ними не явились, не накачали вербеной, не заточили в какое-нибудь подземелье или того хуже? Вероятно, всё это грозило им после сегодняшнего вечера, когда Елена просто-напросто не смогла бы войти в дверь на глазах у всего попечительского совета.

– Но ведь Максфилд не мог бы навредить мне прямо там, при свидетелях? А потом мы что-нибудь придумали бы…

Меньше всего она ожидала, что Сальваторе разразится хохотом, но вампир прямо-таки покатился со смеху. Наконец, закончив смеяться, он пояснил:

– Конечно мог бы. И никто бы за тебя не вступился, уж поверь, они бы только рукоплескали его победе. Ведь попечители эти не просто попечители; это так называемое братство Августина, а они славятся тем, что платят вампирам ещё более жестокой монетой, чем мы платим человечеству. Много лет назад я был их пленником, Елена. Помнишь, я говорил тебе, что ненавижу Уитмор? – девушка торопливо кивнула. – Больше года я сидел в здешних подземельях, и, Боже, что только со мной не делали! Я даже не подозревал, что бывают такие изощрённые пытки! Они, видите ли, изучали свойства вампиров, надеялись использовать их для людей, но все другие подопытные, кто попадал в их кровожадные лапы, отправлялись к праотцам, и теперь уже навсегда, – Елена видела, как гримаса ненависти изуродовала лицо Деймона – таким она никогда прежде его не видела. Ей хотелось встряхнуть его, обратить на себя его внимание, – что-нибудь, только бы вырвать его из горькой пучины воспоминаний – но что-то подсказывало ей, что она не сможет повлиять на вампира, не сможет даже достучаться до него. Деймон ненавидел свои воспоминания и людей, которые, вероятно, давно уже были мертвы, – ненавидел, как в первый день. – Конечно, я выбрался и позаботился об этих мерзавцах, – хищная улыбка, скользнувшая по губам вампира, слишком красноречиво говорила о том, что сделал он со своими мучителями, – но, вероятно, сам орден не умер. И вы обе только что чуть не попались в его ловушку. А я и подумать не мог, что наступит день, когда я буду благодарен за то, что на свете существует Кэтрин Пирс!

Кэтрин ответила ему только безмолвной гримасой. Если на неё и произвела впечатление история Деймона, то по девушке нельзя было этого сказать, тогда как Елена так сильно сцепила пальцы, что на коже остались следы от ногтей, а Кэролайн смертельно побледнела. Впрочем, возможно, всё дело было в том, что Кэтрин больше не грозила опасность попасть в руки этих людей. То, что Пирс вообще пришла им на помощь, поразило девушку, но она тут же вспомнила слова Деймона о долге, и всё стало на свои места. Вспомнила она и ещё кое-что, и это воспоминание больно резануло Гилберт по сердцу.

– Мой отец… – тихо проговорила она, пряча лицо в ладонях. В воспоминаниях Елены Грейсон Гилберт был добрым и чутким отцом, и представить, что он был связан с такими кровавыми событиями, с такими жестокими людьми, было слишком больно. – Он работал в Уитморе многие годы, лечил детей, и даже самые безнадёжные у него выздоравливали… – девушка содрогнулась, когда поняла, что излюбленным лекарством её отца была кровь вампиров.

Деймон приобнял её, но всё-таки он был ещё слишком во власти собственных воспоминаний, чтобы как следует утешить Елену.

– Интересно, простил бы он тебе то, что ты стала вампиром? Ведь ты его дочь.

– Не простил бы, – глухо отозвалась Кэролайн, и в глазах её стояли слёзы: её собственный отец считал её монстром, который не имеет права на жизнь, и даже пытался убить. Так почему же отец Елены, состоящий в обществе, целью которого было уничтожение вампиров, должен был иметь другое мнение?

– Не простил бы, – вдруг произнесла Кэтрин. – Отцы вообще не склонны прощать своим дочерям то, что сами считают недопустимым, – голос её звучал глухо, как и голос Кэролайн, а взгляд был устремлён куда-то вдаль. Елена мгновенно поняла, что говорила Пирс не о них и не об их отцах, а о том, что было куда ближе её сердцу: о себе и своём отце.

Кэролайн вдруг поняла, что и секунды больше не может провести в этой комнате, наполненной страхом, ненавистью и призраками, давно канувшими в небытие. Ей хотелось ощутить себя живой, почувствовать жизнь на вкус, а эта комната вдруг стала склепом для четырёх мертвецов, для которых реальным осталось лишь их горькое прошлое.

– Мне нужно проветриться, – быстро бросила она и, не глядя ни на кого, выскочила прочь из комнаты.

Она почти бежала по коридору, мимо студентов, удивлённо смотревших на неё или вовсе не замечавших её, в двери, ведущие во двор, по кривым усыпанным осенней листвой дорожкам, прочь, прочь от этих мертвецов, которые были так близки ей, но которых она не желала знать. Она налетела на кого-то, но была так зла, что готова была и убить его, это неожиданное препятствие на её пути; а если это снова был Максфилд, она точно убьёт его, разорвёт на кусочки, вырвет его чёрное сердце и его лживый язык…

– Здравствуй, Кэролайн, – мягкий густой голос с таким хорошо знакомым акцентом мгновенно привёл её в чувство.

Сердце Форбс похолодело, она отпрянула от Клауса, как от огня. Древний в ответ только покачал головой и улыбнулся.

– Вижу, ты не слишком рада меня видеть.

Она молчала. Ну что она могла ему сказать? Память услужливо подсовывала ей горькие слова Тайлера, его справедливые обвинения, и Кэролайн, конечно, подумала о том, что бы он сказал, если бы увидел её сейчас с Клаусом. Конечно, это стало бы подтверждением всем его подозрениям. А ведь это была лишь случайность. Что, кстати, Клаус, хозяин и король Нового Орлеана, делал в Уитморе, так далеко от своего королевства?

– Только не говори, что ты решил подтянуть своё образование, – нервно улыбнулась девушка.

– Я бы и сам многому мог научить этих студентиков, да только мне недосуг, – презрительная усмешка исказила его губы. – Я здесь не ради книжек или глупых вечеринок. Я здесь ради тебя, Кэролайн.

Она нервно сглотнула.

– Я тебя не просила.

– Нет. Но я знаю, что ты больше всего хочешь вернуть к жизни Бонни Беннет, – имя подруги отозвалось болью в сердце, но Кэролайн молчала. Подождав её ответа ещё немного и так и не получив его, Никлаус продолжил: – у меня в Новом Орлеане есть много сильных ведьм, и они сделают что угодно, если я попрошу. Я полагаю, в их силах воскресить Бонни.

Это было лишь предисловие, сладкая приманка, а самое главное последует дальше – условие, ради которого он готов сдержать своё обещание. Поэтому Форбс отмалчивалась, предоставляя Клаусу самому изложить всё от начала до конца.

– Молчишь… – он склонил голову набок, разглядывая её. – Я думал, ты хотя бы поблагодаришь меня. Мне ведь стоило труда разузнать… Ну да ладно. Я ничего не прошу у тебя взамен, Кэролайн, только хочу, чтобы ты уехала со мной. Навсегда. Я люблю тебя, Кэролайн.

От этого признания, которое обычно было самым сладким в жизни каждой девушки, веяло таким могильным холодом, что девушка едва не поёжилась. Клаус говорил складно, только верить его словам почему-то совсем не хотелось. Наоборот, что-то словно удерживало Кэролайн от того, чтобы открыться его словам, она сделалась ещё более недоверчивой, чем обычно. Что-то вдруг подсказало Кэролайн самую простую истину: Клаус не любил её – это было лишь желание обладать ею, а его предложение было лишь сделкой, а не настоящим стремлением помочь. Вот Тайлер любил её по-настоящему и именно поэтому он оставил её, чтобы она не стала мишенью для мести Майклсона. А она так отвратительно поступила с ним, она ещё осмелилась обвинять его… Это короткое воспоминание о Локвуде окончательно отвратило девушку от Клауса.

– Это невозможно, ты и сам знаешь, – отрезала она. – Никто не может повернуть смерть вспять: ни ты, ни твои ведьмы. Бонни не вернёшь, – Кэролайн наконец приняла это, хотя это было так больно и тяжело; она приняла это ради живых, того, что у неё ещё было, она пожертвовала своим надеждами ради того, что стоило попытаться спасти. – И я бы никогда не бросила своих друзей ради тебя.

Клаус поморщился от этих слов, как от неприятного укола, но в остальном его облик остался прежним. Ни жалости, ни разочарования; ни угроз, ни громких обещаний; ни ненависти, ни страсти. И это только доказало Форбс, что она поступила правильно. Она не хотела возвращаться в свою комнату, но там, во всяком случае, были Деймон и Елена, была Кэтрин; там она будет не одна. Кэролайн вдруг почувствовала себя не в безопасности в одиночестве, которое ещё несколько минут назад казалось ей спасением.

– Прощай, Клаус, – коротко произнесла она и, больше не взглянув на него, пошла прочь.

========== Глава 16. Девушка и смерть ==========

Смерть прекрасной девушки – самый поэтический в мире сюжет. (с)

Деймон выглядел очень уж весёлым для того, кто заключил сделку с самым вероломным существом на свете. Даже несмотря на то, что Стефан ещё не до конца вспомнил всё о своём брате, некое чутьё подсказывало ему, что старшему Сальваторе больше свойственна мрачная саркастичность, чем вот такое благодушие. Сейчас, разжигая огонь в камине, Деймон напевал себе под нос какую-то незамысловатую песенку из их далёкой юности. Словно не было Сайласа, заплаканной пленницы в подвале их дома, поездки в Уитмор и столкновения с призраками прошлого. Какое-то время Стефан молча наблюдал за братом, и тот, почувствовав на себе его взгляд, обернулся.

– Ты удивительно весел. Я давно тебя таким не видел. По-твоему, у нас есть повод для веселья? – сухо осведомился младший вампир, усевшись на диван.

Голубые глаза смотрели цепко, подмечая каждую складочку на лице Стефана, каждую эмоцию, скользнувшую по нему. Сперва Деймон ничего не ответил. Покончив с камином, он отряхнул руки и поднялся. Улыбнулся, глядя на брата сверху вниз.

– По-моему, да. И даже не один.

Приподнятые брови Стефана сказали ему всё лучше всяких слов.

– Во-первых, мы скоро избавимся от Сайласа раз и навсегда. Во-вторых, мы вернём ведьму Беннет. Разве это мало? А, Стефан?

– Это немало, но… – вампир вздохнул. – Ты можешь смеяться, сколько хочешь, Деймон, но у меня дурное предчувствие. Чем нам придётся заплатить за такую щедрость? – он обратил к брату замутнённый тревогой взор.

Вместо ответа Сальваторе-старший взял с широкого столика графин и два стакана и щедро плеснул себе и брату виски. Сам он сделал большой глоток, но Стефан даже не притронулся к напитку. Он ждал ответа от Деймона, это было ясно, и никакие уловки принимать не собирался. Деймон и хотел бы рассказать ему о своих замыслах – Стефан имел все права знать, ведь он был его братом, а, значит, главным союзником; Стефан больше других пострадал от рука Сайласа; Стефан любил Бонни и так же хотел её возвращения. Но старший из братьев не проронил ни слова. Не было сомнений, что к Кэтрин Пирс Стефан чувствует то же, что и он сам, то же, что чувствовал до того, как потерял память, но всё же теперь он не мог ручаться за него, как прежде. Кэтрин же была сейчас слаба, как и любой человек, беззащитна, но всё ещё хитра, как сто чертей, и с лёгкостью использовала бы свою слабость как оружие. Кто знает, не вздумается ли Стефану попробовать защитить Пирс просто из обострённого чувства справедливости, из жалости, из желания стать её рыцарем хоть на миг? Минута колебания – и всё будет потеряно, столь хрупкие договорённости с Сайласом обратятся в пыль, если не случится что-нибудь похуже. Деймон был намерен добиться своего и при том не разозлить самого сильного мага на планете. Поэтому он промолчал.

– Нам не придётся платить, – чуть погодя добавил он, стараясь успокоить Стефана.

Младший Сальваторе лишь пожал плечами. Всё, что он помнил о своём старшем брате, давало ему повод думать о Деймоне как о человеке до крайности недоверчивом, хитром, беспринципном; том, кто не станет подставлять вторую щёку, если его ударили по одной, а просто вцепится в горло. И метаморфоза, вдруг произошедшая с ним, была Стефану непонятна. Он совершенно не понимал, что заставило Деймона довериться Сайласу, который много месяцев водил всех за нос, притворяясь Стефаном, и поверить в бескорыстность древнего мага. Но он не хотел спорить. Вероятно, его брат знал, что делает и как разобраться с осложнениями, которые возникнут почти наверняка. А это случалось всегда – так гласили записи в его дневниках; множество неудач, провалов, потерь и отступлений, вершивших такие удачные, казалось, планы.

– Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – вслух сказал он Деймону.

– Безусловно.

Так и не притронувшись к выпивке, Стефан удалился в библиотеку. С некоторых пор эта огромная комната, заполненная чужими воспоминаниями и мыслями, стала его убежищем от мира, к которому он всё ещё не мог приноровиться. Вампир читал мало, порой он просто сидел с книгой в руках, а мысли его витали далеко от происходящего на страницах, но тишина, разбавляемая лишь потрескиванием огня в камине, ощущение грубоватых шершавых листов под пальцами и полное одиночество расслабляли, позволяли отвлечься от тягостных дум. А пустоту в собственной памяти порой удавалось заполнить обрывками чужих, вымышленных жизней. Но сегодня взгляд его не задерживался подолгу ни на одной строчке, смысл написанных слов не доходил до его разума. Сегодня… Он не хотел верить в то, что его брат так безрассуден, так доверчив. Или за этим спектаклем кроется что-то другое, какое-то вероломство? Мысли Стефана кружили вокруг образа Деймона, его слов, улыбки, движения глаз, но вампир не находил ни одной зацепки, достоверно указавшей бы ему на его правоту. Было лишь предчувствие, не более, но невероятно сильное, сильнее любого знания. Стефан отбросил книгу на столик, стоявший около кресла, и помассировал виски. Это будет очень долгий день, наполненный тягостным ожиданием развязки.

Сайлас лежал на диване неподвижно, ни один мускул на его лице не дрогнул. Деймона переполняла злость: он рассчитывал избавиться от мага и вернуть Бонни ещё два дня назад. Он обещал Стефану, Елене и остальным, что так и будет; он убеждал их в том, что договор между ним и Сайласом нерушим. И до сих пор он чувствовал на себе взгляд, который бросил на него Стефан, уходя: взгляд, полный насмешки и разочарования. Я же говорил, отчётливо читалось в этом взгляде. Тогда Деймон сделал вид, будто не заметил всего этого, будто ему всё равно, но на самом деле каждый миг из этих сорока восьми часов горькое разочарование терзало его. А больше всего терзала тревога, что Сайлас в действительности обвёл его вокруг пальца. И все эти два дня он ждал, ждал и караулил Кэтрин с такой тщательностью, что девушка, заподозрив неладное, едва не удрала через окно своей спальни. Но её слепая привязанность к Стефану и тут сыграла ему на руку: прознав, что Стефан снова исчез, Пирс, казалось, перестала тревожиться о себе. Сегодня, когда древний колдун всё же соизволил появиться на пороге особняка, Деймон возблагодарил бога и дьявола за его появление и пообещал себе, что сполна расплатится с Сайласом за каждую минуту тревоги, что испытал из-за него.

– Стефан! – раздался от дверей в гостиную голос Кэтрин, а следом каблуки дробно застучали по паркету, приближаясь.

Когда она упала на колени возле дивана, на котором лежал молодой человек, на её лице читалась неподдельная тревога.

– Что с ним, Деймон? Елена? – их лица были непривычно замкнутыми, словно маски, они не выражали ничего, даже обычной неприязни. Тревожный звоночек зазвонил где-то в глубине сознания Пирс, но она лишь отмахнулась от этого предчувствия. Стефан – вот, что действительно было важным сейчас. Столкновение с Сайласом, а затем с его чокнутой бывшей невестой едва ли прошло для Сальваторе-младшего бесследно.

Девушка вновь повернулась к неподвижному вампиру. Пальцы её пробежались по лицу, лаская такие знакомые черты. Она не знала, что с ним и чем ему можно было помочь. Но они, его брат, его бывшая возлюбленная, почему они ничего не предпринимают? Инстинкты охотницы всё ещё были живы в ней: Кэтрин сперва почувствовала, а лишь потом увидела движение рядом с собой. Но былое проворство было ей теперь недоступно; она попыталась ускользнуть, сбежать, но пальцы, чьи прикосновения когда-то были нежными, теперь сомкнулись на её запястьях более тяжёлыми оковами, чем железные кандалы. Она успела лишь раскрыть рот, но ни звука не слетело с её уст. Имя захлебнулось, превратившись в неясный всхлип, когда клыки Сайласа вонзились в нежную кожу на шее, прорывая кожу, мышцы, раздирая артерию, в которой пульсировала горячая кровь.

Глаза Елены, наблюдавшей за этой сценой, расширились от ужаса. Вампирша непроизвольно шагнула ближе к Деймону, но ей хватило духа сдержаться и не вцепиться в его руку, спасаясь от странных ощущений. Слишком жутко было смотреть, как шевелятся её губы в последней беззвучной мольбе, как тускнеют такие же, как у неё, глаза, как судорога боли искажает её лицо. Она не желала слышать, но звериный слух доносил до неё едва слышный шёпот, складывающийся в одно-единственное слово: жить. Кэтрин снова и снова повторяла его, словно заклинание. Елена ненавидела Пирс с первого мгновения их знакомства, она искренне желала ей смерти, но то, что она видела сейчас, было выше её сил.

Подоспевший Деймон крепко держал голову Кэтрин, думая лишь о том, что её смерть даст всем им. Они смогут вернуть Бонни по-настоящему, и ведьма освободит Мэтта от тьмы, поселившейся в нём. И Сайлас навсегда исчезнет из их жизней. Но что-то мешало радоваться искренне. Он старался не думать о том, что было бы, если бы не Кэтрин. Сколько ещё времени он бы думал, что Стефан рядом с ним? Сколько бы ещё его брат вновь и вновь тонул, если бы не она? Он отчётливо слышал, как медленнее и слабее стучит сердце в её груди, он ощущал, как по каплям её жизнь просачивается сквозь его пальцы. Он не мог позволить себе даже секундного размышления, иначе он сдастся. Так было нужно. Он похоронит её и только тогда будет сожалеть. Но она всё ещё продолжала бороться – вампир чувствовал сопротивление её духа, каждой клеточки её слабеющего тела. О, он бы был крайне изумлён, если бы было по-другому: Кэтрин Пирс всегда больше всего на свете ценила собственную жизнь. Но он не предполагал, что она будет бороться так отчаянно. Серая тень мелькнула рядом, отбрасывая его руку. Стефан. Уже два дня он гадал, когда же вновь увидит брата, но на такую скорую встречу Деймон не рассчитывал.

– Стефан, что ты делаешь?

– Оставь её, – коротко бросил тот, поворачиваясь к бесчувственной Кэтрин. Деймон проследил за его взглядом: рука Сайласа шевельнулась, и его пальцы сомкнулись на тонкой шее. Стефан шагнул было к ней, но Деймон рывком поднялся на ноги и встал между ними. Младший Сальваторе коротко глянул на брата – во взгляде его была лишь яростная решимость – и, протянув руки, сломал ему шею. Тело Деймона с глухим стуком рухнуло на ковёр. Елена в ужасе охнула.

– Стефан! Что ты делаешь? – она упала на колени рядом с бездыханным вампиром.

Вампир не обращал внимания на её слова. Не произнеся ни звука, он нечеловеческим усилием разомкнул пальцы древнего колдуна, впившиеся в горло Кэтрин. Он сел на пол, осторожно устраивая голову девушки у себя на коленях, и надкусил свое запястье. Стефан прижал кровоточащую руку к губам наполовину обескровленной девушки. Кэтрин поперхнулась и инстинктивно попыталась отвернуться, но была слишком слаба. Елена склонилась над Деймоном, позвала вампира по имени, но Стефан не обращал внимания ни на что. Всё внимание его было приковано к Пирс. Грудь её медленно поднялась и опала, рваная рана на шее понемногу затягивалась, сердце после непродолжительной паузы – вампира ощутил её всем своим существом – возобновило своё биение, но в себя Кэтрин всё ещё не пришла в себя, а кожа её оставалась мертвенно-бледной.

– Что ты наделал?! – после недолгой паузы вновь воскликнула Елена, пытаясь достучаться до Стефана.

– А что сделали вы? Это и была та «небольшая потеря», о которой говорил Деймон?

Елена смерила его долгим неодобрительным взглядом. Она понятия не имела, что там наговорил ему Деймон, но заранее была согласна со всем. Ладони её лежали на груди старшего Сальваторе, подсознательно она всё ждала, когда под ними вновь забьётся его сердце; в глубине души она боялась, что этого не произойдёт, хотя и знала, что её страх совершенно необоснован. Стефан склонился над девушкой, лежащей у него на коленях, пытаясь найти в её лице признаки возвращающейся жизни. В голове Елены не желал укладываться его поступок: он ненавидел Кэтрин так же, как и они все. Но могло ли случиться так, что эта ненависть была лишь ширмой для чувств совсем иных? Она знала, что, спроси она его сейчас напрямик, он честно ответит, что не чувствует к Пирс ничего, кроме жалости, презрения и былой ненависти. Но только что он спас Кэтрин жизнь и теперь, похоже, искренне переживал за неё. Возможно, Кэтрин была не так уж и неправа, упорствуя в том, что им суждено быть вместе. Возможно, она чувствовала любовь, всё ещё теплящуюся в уголке сердца Стефана, пронесённую сквозь года, почти скрытую под ворохом иных тёмных чувств к ней. Елене претила сама мысль о том, что Сальваторе-младший может быть влюблён в этого монстра, но иного объяснения недавним действиям Стефана она не находила, как ни старалась.

Она готова была пуститься в объяснения, когда из-за их спин раздался голос, заставивший обоих вампиров вздрогнуть и похолодеть.

– Они ведь сделали то, что должны были сделать, – они совершенно забыли о Сайласе, и теперь маг, поднявшись с дивана, удовлетворённо потягивался, разминая затёкшие члены. – А я сделаю то, что обещал Деймону, – его взгляд скользнул по распростёртому на полу вампиру, и Сайлас ухмыльнулся: – не слишком почтительно ты, Стефан, относишься к старшему брату.

Стефан промолчал, сцепив зубы. Одно присутствие здесь Сайласа выводило его из равновесия. Это Деймон ввёл его в их дом, позволил ему вернуть себе былую власть, а им всем теперь оставалось лишь полагаться на милость Сайласа. Тем временем маг взмахнул рукой, и тяжёлые бархатные портьеры на всех окнах раздвинулись, и солнечные лучи залили гостиную. Елена поёжилась, чувствуя себя неуютно от этой ненавязчивой демонстрации силы. Она беспомощно посмотрела на Стефана, ища в нём поддержки на случай вероломства Сайласа – теперь аргументы Деймона почему-то не казались её такими убедительными, как прежде. Но Сальваторе смотрел лишь перед собой, и девушка впервые со дня обращения почувствовала себя по-настоящему беспомощной. Сайлас же удовлетворённо рассмеялся, заметив, какой эффект произвели его действия.

– Я вернусь завтра, – в его голосе звучало снисхождение, как будто он говорил с трусливыми детьми, – и верну вам вашу ведьму.

***

Они снова стояли посреди гостиной дома Сальваторе. От предвкушения у Деймона даже засосало под ложечкой. Он внимательно следил за каждым движением Сайласа, готовый в любой момент вытащить из рукава свой последний козырь, но пока что древний маг казался беспечным, покладистым и всем довольным. Заслышав шаги на втором этаже, вампир поднял голову и встретился взглядом с младшим братом. Вчера вечером они перебросились едва ли парой слов: Стефан, не задумываясь, свернул ему шею, а Деймон… Он был уверен, что поступил правильно – будь у Кэтрин нужда, она бы поступила с любым из них точно так же, – но отчего-то старший вампир всё равно чувствовал себя виноватым. А сегодня утром он и вовсе не видел Стефана – тот проводил всё время у постели Кэтрин или вблизи её комнаты, взяв на себя роль её охранника. Впрочем, теперь ей ничего не грозило: вчера Сайлас получил от неё всё, что ему было нужно, всем остальным до неё не было никакого дела.

Елена заметно нервничала. Деймон и сам почувствовал нервозность и взмолился небу, чтобы это поскорее кончилось. Если всё пойдёт как надо, уже скоро они увидят Бонни, а Сайлас исчезнет навсегда. Он так крепко задумался, что едва не пропустил начало ритуала. Маг воздел руки к небу, и откуда ни возьмись налетел холодный ветер, дувший словно бы прямиком из чистилища. Может быть, это действительно открылся проход между миром живых и миром мёртвых? Некогда было раздумывать над этим, потому что Сайлас что-то забормотал на латыни или каком-то настолько же древнем языке; сперва едва различимые, невнятные слова с каждой минутой слышались всё отчётливее, голос мужчины наполнялся силой, заполняя собой, казалось, всё пространство огромного дома. Огонь в камине, настигнутый сильным ветром, пригнулся к полу и зашипел, словно живое существо. А вскоре к голосу Сайласа присоединилось множество голосов; они молили и проклинали, плакали и хохотали. Деймон заметил, как его девушка в панике прижала ладони к ушам, спасаясь от жуткой какофонии. У него самого тоже возникло подобное желание, но он сдержался, считая себя способным справиться с волной душного страха. Он лишь надеялся, что это не продлится долго. Так и случилось: голоса умолкли, как по мановению волшебной палочки, ветер улёгся. Но ничего больше не произошло. Сайлас открыл глаза и оглядел их, как-то странно улыбаясь.

– Вот и всё.

Деймон с сомнением взглянул на телефон, ожидая звонка Джереми: младшего Гилберта по указке мага отправили в ту пещеру, где Бонни отдала свою жизнь, ведь именно там она должна была и вернуться к жизни.

– Мне кажется, чего-то не хватает, – нахмурился вампир, прямо-таки кожей ощущая скептический взгляд младшего брата и его «я же говорил».

– Я сделал всё, что мог, – безразлично пожал плечами Сайлас.

– Точно всё? Подумай хорошенько, – и, не дожидаясь, пока маг опомнится и поймёт, что они что-то задумали, он негромко позвал: – Кэролайн.

Вампирша, которой, впрочем, не хотелось участвовать во всём этом, тотчас появилась в комнате, таща за собой упирающуюся Амару. Оказавшись на середине комнаты, девушка огляделась; кляп заглушил её вскрик, но смесь изумления, неверия и ужаса в её взгляде была слишком выразительной. А после это многообразие сменилось лишь одним чувством: любовью. Сайлас, ошеломлённый, застигнутый врасплох, потянул руки к ней, беззвучно раскрыл рот, но тотчас в руке Кэролайн в опасной близости от горла Амары сверкнул остро отточенный нож. Это отрезвило Сайласа, вернуло его к неприглядной реальности.

– Что это значит? – рваный жест его отчётливо говорил о том, что он хотел бы прибегнуть к магии и, быть может, всех их умертвить, но не решался, опасаясь за жизнь возлюбленной, которую наконец-то обрёл.

– Неплохой аргумент, не так ли? – ухмыльнулся Деймон. – Это затем, чтобы ты выполнил свою часть сделки. А потом… – он неопределённо взмахнул рукой. Он готов был поставить свою жизнь на то, что Сайлас теперь передумал умирать. Но всё дело было в том, что у него не было возможности выбирать. И никакого «потом» не существовало ни для него, ни для Амары.

Деймон вопросительно взглянул на ведьму.

– Но речь всегда шла о лекарстве…

Тесса рассмеялась резким, полным неиссякаемой ненависти смехом.

– Ты полагаешь, я дам ему возможность умереть так легко?! Я?! Ему?! – глаза её сверкали злобой. Деймон был уверен, что сейчас, по прошествии многих веков Тесса ненавидит Сайласа так же неистово, как в тот день, день их свадьбы, когда он променял её на другую. – Лекарство найти тяжело, но всё же возможно – и вы хорошо это доказали, – она многозначительно подняла брови.

– Выходит, убить его невозможно? – выдохнул вампир, чувствуя, как сердце его упало. Много недель с тех пор, как он узнал об обмане Сайласа, он жил лишь одной мыслью: избавиться от него. Любой ценой. Если теперь всё пойдёт прахом…

– Можно. Просто я не желала, чтобы смерть далась ему легко. Поэтому, если бы он нашёл лекарство… Это лишь наполовину упростило бы дело. Я привязала его жизнь к другой жизни. К жизни, которую он ценит куда больше своей, – торжественно закончила она, и во взгляде её полыхнул мстительный огонёк.

Несколько секунд Деймон, нахмурившись, пытался понять, куда клонит Тесса. Но затем что-то неуловимо мелькнуло в его памяти. Он вспомнил древнюю историю о любви, которая положила начало той удивительной связи между двойниками.

– Амара! – изумлённо воскликнул вампир.

Она ухмыльнулась одним уголком губ.

– А ты не так глуп, как я думала. Да, ты прав. Больше всего на свете Сайлас мечтает умереть, но сделать это он сможет не раньше, чем увидит, как угасает та, которую он любил, – теперь в её изменившемся голосе звучала лишь сокрушающая боль.

Деймону стало даже жаль её: эту боль, которую не смогли затмить ни ненависть, ни любовь, Тессе пришлось пронести через два тысячелетие. Удивительно было, что она не сломалась. Или же всё-таки сломалась, и это безумие, одержимость Сайласом, его гибелью была лишь отдушиной, сквозь которую из надтреснутого сердца колдуньи изливалась боль? Тесса поймала его взгляд и покачала головой.