Текст книги "Выхожу тебя искать (СИ)"

Автор книги: Bella_Black

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Конечно, она это знала. Как и все обители особняка, Кэтрин не раз слышала, как он кричит, когда теряет связь с реальностью и снова оказывается на дне карьера в металлическом гробу. Конечно, она слышала звон стекла и треск дерева, когда он хватался, за что ни попади, надеясь удержаться в реальном мире и не низвергнуться в пропасть отчаяния и боли. Похоже, ей доставило бы извращённое удовольствие, если бы он стал рассказывать ей обо всём этом. Но он не собирался откровенничать. Ни с нею, ни с кем-либо ещё.

– И? Есть ведь что-то ещё.

Стефан в упор посмотрел на неё поверх бокала с виски. Нет, знать о том, что ещё одной нерешённой проблемой вампира была она, Кэтрин определённо не нужно. Об этом бы стоило забыть даже ему самому, сконцентрировавшись на вещах более важных, чем отголоски угасших за долгие десятилетия чувств. Волнение, которое он испытывал рядом с нею, Сальваторе-младший приписывал сперва жалости, которую естественно испытывать ко всякому слабейшему существу, затем – её невероятной схожести с Еленой. Но также Стефан отлично видел, что одинаковые черты лица и цвет волос не делают из девушек двух копий, что Кэтрин разительно и во всём отличается от Елены. И именно Кэтрин волновала его. Но это осознание он постарался упрятать в самые глубины своего разума, чтобы ни одна живая душа, а тем более сама Пирс не догадалась об этом. Как он и сказал ей, у него были проблемы поважнее.

– Не хочешь говорить – не говори, – примирительно проговорила Кэтрин. – И, кстати, – она изящно склонила голову на бок, – разве блондиночка не сказала тебе, что этот способ совсем не работает?

– Вот как? А сама-то? – он кивнул на вновь наполненный бокал девушки.

– А что мне остаётся? Боюсь, это всё, что мне доступно теперь, – с нескрываемым сожалением произнесла она. – И всё же я знаю, что это не работает.

Стефан нахмурился. Он и сам это понимал, но он должен был что-то делать, чтобы хотя бы создать видимость борьбы – пусть даже надираться в баре. И он вовсе не желал слушать поучения той, кто, не заработав за всю свою жизнь ни уважения, ни привязанности, всё же была обязана ему своей жизнью.

– Много ты понимаешь.

Как-то странно взглянув на него, Кэтрин резко отодвинула от себя бокал – напиток выплеснулся на стол, распространяя хмельной аромат – и поднялась, слегка покачиваясь.

– Когда мне было семнадцать, мой отец раз и навсегда вырвал из моих рук новорождённую дочь и прогнал меня прочь. Потом всю мою семью до последнего человека вырезал один известный нам обоим психопат и принялся гоняться за мной так усердно, что мне пришлось провести полтысячелетия в бегах, растеряв всех, кого я любила. Теперь я умираю, а моя дочь возненавидела меня за то, что я спасла ей жизнь. Конечно, Стефан, разве я что-то понимаю в стрессах, тоске, горе и отчаянии и в том, как со всем этим бороться?!

Выплеснув на него эту наполненную горечью и ядом отповедь, девушка решительным шагом двинулась прочь. Ошеломлённый страстью, которую он не ожидал найти в этой расчётливой душе, Стефан попробовал задержать её, схватив её за руку повыше запястья. Но не тут-то было: откуда-то в Кэтрин нашлись силы, чтобы выдернуть свою руку из его хватки и, даже не взглянув на вампира, продолжить свой путь. А в его ушах ещё долго звенел стук её каблучков.

– Двойной виски девушке, – произнёс над ней мужской голос, а следом на барную стойку упала купюра.

Подняв голову, Кэтрин с изумлением узнала Метта Донована. Парень неловко, словно бы нехотя улыбнулся ей, и она вопросительно подняла бровь: Метт никогда не скрывал своего к ней отвращения, и Кэтрин не видела его с того момента, как он безуспешно охранял её в лесу от Сайласа. И уж конечно, она никогда не предполагала, что увидит рядом с собой в баре, и что он станет оплачивать её выпивку.

– Я угадал с напитком, надеюсь? – по-своему истолковав её молчание, с сомнением произнёс он.

– Никогда не поверю, что Метт Донован угощает меня виски просто так, – она так и не притронулась к стакану. – Что в нём? Яд? Снотворное? Что?

– Предложение мира. Или перемирия. И просьба о помощи, – едва слышно проговорил он.

– Вот как? – пусть не совершенный, но всё же острый слух Кэтрин уловил последнюю фразу. Всю её неприязнь к Доновану затмило разыгравшееся любопытство. – Что же ты не обратился к Елене или к братьям Сальваторе – они-то дадут куда более правильный и куда менее аморальный совет.

Даже в полутьме бара было видно, как покраснел парень. Кэтрин не сдержалась и разразилась звенящим смехом, ещё больше смутив его. Но, по всей видимости, положение его было настолько безвыходным, что даже столь откровенное пренебрежение не спугнуло его. Это заставило Кэтрин посерьёзнеть.

– Ты ведь понимаешь, что я теперь мало, чем могу тебе помочь. Слабый, беззащитный человечишка – такой же, как и ты, а, может, и слабее даже. Ты хотя бы мужчина, а я девушка, стареющая и умирающая, к тому же, – ей самой претило, что она вот так откровенничает с ним, но горькие слова лились безостановочным потоком. – Так что я могу дать тебе такого, чего не могут дать тебе твои сильные, бессмертные друзья-вампиры?

– Совет.

Кэтрин недоумённо посмотрела на него. Это меньшее, чего она ожидала.

– Не думаю, что кто-либо из них когда-нибудь сталкивался с чем-то подобным. Вот, послушай: я познакомился с одной красивой, умной, замечательной девушкой, и мы прекрасно проводили время вместе… – по скулам парня пополз яркий румянец, и Кэтрин не смогла сдержать смешок; она прикрыла его ладонью и постаралась сохранить серьёзный вид. На самом деле Донован выглядел так, как мальчишка, поверяющий матери свои сердечные дела. – Я думал, что я ей нравлюсь, а она очень нравилась мне. Это было, когда я путешествовал по Европе… и в один из вечеров, когда мы остались наедине, она вдруг начала бормотать какие-то слова… я не знал языка, но, думаю, это было что-то вроде заклинания. А потом в меня словно что-то вошло, – Метта передёрнуло при этих словах, но он продолжил: – и мне как будто стало тесно. А после начались провалы в памяти, а когда я приходил в себя, выяснялось, что я делал что-то очень странное, то, чего бы никогда не сделал. И я решил… Вот, – он вынул из кармана телефон и включил видео.

По мере того, как видео длилось, весёлость Кэтрин улетучивалась. С экрана телефона на неё смотрел всё тот же Метт Донован, только в глазах его не было того добродушно-доверчивого выражения, которое почти никогда не покидало глаза настоящего Метта. В глазах парня из видео отчётливо улавливались опасные и насмешливые искорки, а говорил он вызывающе, не таясь. И говорил вещи по-настоящему страшные.

– Вот я и подумал, – продолжил он, когда видео, наконец, закончилось, – ты бывала во многих местах, встречалась со многими людьми, знаешь многое… Может быть, ты знаешь, кто это, и как мне от него избавиться?

– Да, я знаю и очень хорошо, – тихо ответила девушка.

Слова и доказательства Метта пробудили в Кэтрин воспоминания, к которым она хотела бы никогда не возвращаться. Она закусила губу и задумалась, безуспешно пытаясь побороть горечь, страх и ненависть – неизменных спутников тех времён и тех воспоминаний. Молчание Кэтрин начало пугать Донована. Конечно, он ненавидел и презирал Пирс, как и почти все его друзья, и у неё были все причины отказать ему в помощи. Ему и самому было не по себе от того, что пришлось обращаться к ней. Но даже Бонни не смогла помочь ему, и Кэтрин оставалась его последней надеждой. Но, чем дольше она сейчас молчала, погружённая в свои думы, тем тревожнее становилось у парня на душе. Он прокашлялся, прежде чем заговорить.

– Я знаю, что вёл себя с тобой… Я должен извиниться, потому что…

– Пустое, – раздражённо пожала она плечами.– Я привыкла к этому. Кэтрин Пирс все ненавидят, но, когда приходит нужда, к Кэтрин Пирс обращаются за помощью, – её язвительный голос вновь заставил Метта покраснеть. – Я прекрасно знаю, что с тобой: в тебе Странник. Пассажир, – в ответ на изумлённый взгляд Донована, Кэтрин закатила глаза. – Что-то вроде паразита. Когда Странники теряют своё тело или же в том случается нужда, они вселяются в чужое тело. Так они могут узнавать чужие тайны, разрушать чужие жизни, подобраться к кому-нибудь… Этот вот, – она кивнула на телефон, – хотел подобраться к Сайласу, а затем ко мне. Через тебя и через ту девушку… Скажи, она была такой высокой, красивой, гордой и с чешским акцентом?

Метт кивнул. Мрачная улыбка раздвинула губы девушки.

– Ты знаешь её?

– И да, и нет, – уклончиво ответила она. – Её звали Надя?

– Да! Ты её знаешь!

– Я её родила, но я её не знаю, – от тона, каким Кэтрин сказала это, Метт похолодел. – Надя Петрова – моя дочь. И она, похоже, совершила самую ужасную в своей жизни ошибку: связалась со Странниками. Мой отец был Странником, так что я знаю, что говорю, – она выразительно подняла брови. – Иногда я думаю, что могла бы и сама быть Странником, и, может быть, Надя… правда, едва ли это сочетается с вампиризмом. В любом случае, проверять я не стану.

Она снова замолчала. Метт лихорадочно соображал. Станет ли она помогать ему, узнав, что пассажира в его тело впустила её дочь? Теперь, глядя на абсолютно непроницаемое лицо Пирс, он горько жалел о том, что разоткровенничался с нею. Это ведь Кэтрин Пирс – хитрая, скользкая, как угорь, всегда себе на уме. Есть ли ей дело до Метта Донована? Есть ли ей дело до кого-то кроме самой себя? Определённо, нет. Возможно, он только что обрёк себя на ещё более ужасную участь.

– Так ты поможешь мне?

– Определённо. Ты же слышал: ему нужна я. Так что, похоже, пора познакомиться с женихом моей дочки, – с этими словами она спрыгнула с высокого барного стула. Чуть помедлив, Метт двинулся за нею. – Кстати, – она приостановилась и оглянулась, – ты сказал, что как будто нравился Наде?

– Мне так показалось, – смутился он.

Она ухмыльнулась.

– Никогда не верь Петровым в этом вопросе. Тот, кого она поселила в твоё тело, нравился ей куда больше.

Непроизвольно прислушиваясь к удаляющимся шагам Кэтрин, Стефан услышал ещё один знакомый голос.

– Ненавижу тебя! Как ты могла так поступить?

Ему казалось почти нереальным, что Надя разыскала мать, убившую её возлюбленного, лишь затем, чтобы выказать свою к ней ненависть. Сальваторе насторожился: насколько он знал Петровых, эта встреча должна была закончиться кровопролитием. И на роль жертвы из них двоих больше подходила Кэтрин. Ну а он не мог дать ей погибнуть. Снова. Почему он чувствовал себя обязанным беречь жизнь Кэтрни даже после всего, что она сотворила с ним, с его братом, с его семьёй? Почему он чувствовал себя неразрывно связанным с этой жестокой, эгоистичной, самовлюблённой девушкой? Если бы не она, Стефан до сих пор тонул и тонул в металлическом гробу, услужливо подсказало ему подсознание. Если бы не она, он бы не помнил своего прошлого. Если бы не она, он не получил бы бессмертия, которое было одновременно и проклятием, и даром. Как ни крути, но кое за что ему всё же стоило бы поблагодарить Кэтрин Пирс.

– Я и не ждала, что ты станешь благодарить меня. Я даже удивилась бы, если бы ты поняла. Но я сделала это ради тебя.

Голос деланный, полный показного отчуждения. Стефан словно видел Кэтрин, говорившую эти слова: брови насмешливо вздёрнуты, губы поджаты, взгляд полон безразличия. Надя Петрова слишком плохо знала женщину, давшую ей жизнь, чтобы понять, что в этот миг Кэтрин переживала едва ли не самую большую боль в своей жизни. Но он это знал.

– Благодарить?! Понять?! – голос Нади сорвался на крик. Стефан услышал, как Кэтрин просила её говорить тише, но вот сама Надя этого не услышала. – Да я жалею, что однажды напала на твой след! Лучше бы мне было никогда тебя не встречать, даже не знать, что ты существуешь! Я ненавижу тебя, Кэтрин Пирс! Гори в аду!

Тут Стефан понял, что нужно вмешаться, если он не хотел снова обременять Мередит Фелл этой докучливой пациенткой. Но, когда он вышел на задний двор бара, Нади Петровой и след простыл, а её мать, растерянная и поникшая, стояла, опершись о перила низкого крыльца.

– Никогда не заводи детей, Стефан. Неблагодарное это дело, – она пыталась придать своему голосу насмешливое выражение, но у неё это плохо получалось. Даже у неё.

– Мне жаль…

Он хотел сказать что-то ещё, но вдруг почувствовал, как почва уходит у него из-под ног. Он услышал испуганный голос Кэтрин, но тот звучал глухо и тихо, словно сквозь толщу…воды. Он снова был заперт в сейфе на дне карьера, покинутый и забытый всеми, кого любил. У него ничего не осталось, кроме предчувствия всё никак не наступавшей смерти да воды, царапающей его горло, трахею, лёгкие изнутри. Стефан схватился за горло, затем за что-то деревянное…откуда в утонувшем сейфе дерево? Затем его пальцы коснулись чего-то тёплого, живого, дышащего, и он с радостью ухватился за это, сжимая эту опору до боли в пальцах.

– Ты… задушишь… меня… – прохрипел кто-то на другом конце его вытянутой руки. Опора ускользала, и Стефан снова начал задыхаться. – Назови… назови мне имя того, кого… ты первым… убил… – чьи-то пальцы царапали его кожу в безуспешной попытке вырваться из захвата. – Вспомни! – это прозвучало, как мольба.

– Джузеппе… Джузеппе Сальваторе! – образ давно погибшего отца вспыхнул в его сознании, на миг затмевая шум и привкус воды.

– Второго! Имя… второго! Я… я не могу дышать…

– Онория Фелл.

– Третьего…

Он стал называть имена, вспоминать этих людей уже без подсказок. Это стало его новой опорой, его сознание. И тогда тьма рассеялась, и Стефан снова смог задышать полной грудью, и мир обрёл цвета и очертания. И оказалось, что он держит за горло Кэтрин Пирс. Он поспешно отпустил её.

– Прости.

Она потёрла шею в том месте, где её терзали его пальцы.

– Останутся синяки.

– Прости…

– Если ради благого дела… – она пожала плечами, словно ей было всё равно, что он только что едва её не убил. – Но мне нужно промочить горло, – и девушка поспешно скрылась в баре. На миг Стефану показалось, что она боится его, но он тут же выбросил это из головы, просто радуясь тому, что он может снова дышать полной грудью.

========== Глава 18. Терапия. Часть 2 ==========

– Твоё лицо… Оно было как у демона…

– Но ты не боялся.

Т/с «Дневники вампира»

Вернувшись в «Мистик Грилль», Стефан поискал глазами Кэтрин, но нигде не увидел её. Намереваясь спросить о Пирс у бармена, вампир подошёл к барной стойке. Куда она могла запропаститься за те считанные минуты, что он провёл на заднем дворе бара? Вдруг внимание Сальваторе привлёк листок бумаги, небрежно, но всё же заметно оставленный на стойке. Он сразу же узнал почерк Кэтрин, и в его памяти воскресли маленькие романтичные послания, которые она оставляла ему в далёком 1864 году. Пробежав взглядом адресованную Наде записку, Стефан вздрогнул: в послании не было ничего милого или романтичного – Кэтрин сообщала о том, что собиралась покончить с собой. Сейчас. Немедленно. Он тотчас вспомнил выражение мрачной решимости на её лице, когда они стояли на заднем дворе бара. Тогда он, поглощённый собственными страхами и собственной борьбой с химерами, не понял настоящей причины, а теперь, быть может, было уже слишком поздно. В словах, написанных твёрдой рукой, не было ни капли жалости к себе или надежды на сочувствие; записка была небрежной, как будто бы даже чуть насмешливой. Она просто ставила дочь перед почти свершившимся фактом. Но Стефан не мог и представить себе той бездны отчаяния, в которую была ввергнута Кэтрин: эта до самозабвения любящая жизнь девушка всегда сражалась за каждый день, за каждый вздох с такой яростью, что можно было только дивиться, а теперь просто сдавалась и добровольно решалась уйти из жизни. Каждое слово было исполнено трагедии, которую гордая Кэтрин Пирс не желала – или не могла – делить ни с кем. Что-то сломалось в ней, как недавно сломалось в нём самом. Стефан даже скрипнул зубами от досады: несмотря на его странные, противоречивые чувства к Кэтрин, он не мог представить себе мир, в котором не было бы её. Любил он её или ненавидел, скрывался от неё или искал, пытался забыть или желал сохранить в памяти каждую её черточку, он был уверен, что она, быть может, где-то рядом с ним, и это заставляло его кровь закипать от адреналина. Только теперь, держа в руках её предсмертную записку, Стефан понял, почему снова и снова так упрямо спасал её жизнь, которая и самой Кэтрин была уже не мила: если её не станет, из его собственной жизни уйдёт нечто важное, невосполнимое, какая-то неотъемлемая её частица, делающая жизнь по-настоящему полной. Ради неё и ради себя он просто не мог позволить ей совершить то, что она собиралась.

Словно по наитию он нашёл её на башне городской ратуши. На фоне огромного циферблата старинных часов фигурка Кэтрин казалась совсем маленькой и хрупкой. А гигантские стрелки словно бы олицетворяли время, готовое раздавить, уничтожить её. Вампир видел, как девушка переминается с ноги на ногу, то подходила к краю парапета, то отступала. Но, пока Стефан раздумывал, как подобраться к ней, не спугнув девушку и не навредив всему своему предприятию, Кэтрин остановилась на краю, развернулась спиной к пустоте и, раскинув руки, шагнула назад. Стефану потребовалось всего лишь шагнуть в сторону и выставить вперёд руки, чтобы спасти её. Она оказалась в его руках, обмякшая, словно бы уже мёртвая. На какое-то мгновение Стефан даже испугался, что человеческое сердце Кэтрин на выдержало стремительного полёта и остановилось. Но через секунду он ощутил трепет пульса под своими пальцами, а опущенные ресницы девушки дрогнули и взлетели. Рассеянный взгляд бархатных карих глаз сфокусировался на лице Стефана, и Кэтрин нахмурилась.

– Я в раю? – она повертела головой, осматриваясь.

Стефан, полагающий, что смутить его, в общем-то, невозможно, почувствовал, что по щекам его ползёт румянец. Вместо ответа он поставил девушку на ноги, впрочем, касаясь её талии, словно бы удерживая её в этом мире. Пирс не сделала и попытки отстраниться.

– Никогда бы не поверил, если бы сам не прочитал твою записку.

– Я написала её не для тебя, а для Нади.

–Не думаю, что Надя сделала бы для тебя то, что сделал я. Не сегодня, по крайней мере.

Девушка нахмурилась.

– Я умираю, Стефан, – зло проговорила она, избегая смотреть Стефану в лицо. – И умираю быстрее, чем обычный человек. Но я не хочу покорно ждать, пока состарюсь и стану отвратительной, больной и немощной. Это единственное, что я могу сделать со своей жизнью, что я могу ещё контролировать. Зачем, – она вдруг подняла на него глаза и буквально впилась взглядом в его зрачки, – зачем ты сделал это?

– Я не мог иначе, – возможно, это и не было именно то, чего ждала от него Кэтрин, но какая-то искорка вспыхнула в её взгляде. И это было лучше, чем опустошённость последних минут. Повинуясь сиюминутному порыву, Сальваторе легко прикоснулся к её щеке, и девушка замерла под этим прикосновением. – Ты Кэтрин Пирс. Соберись.

***

Почерк Кэтрин был теперь совсем другой, ничем не напоминающий тот, которым она писала ему романтические послания в 1864 или которым написала вчера предсмертную записку. Буквы бежали по страницам неровные, угловатые и складывались в совсем уж глупые фразы. Кэтрин вздохнула, захлопнула толстый блокнот, отшвырнула ручку и откинулась на подлокотник дивана, демонстрируя полное изнеможение.

– Это не работает, – заявила она вампиру, замершему в дверном проёме.

– Ты просто не пытаешься.

– Но я пытаюсь! Я села, раскрыла дневник, взяла ручку… Ты же сам видел! Кстати, – она нахмурилась, – разве у тебя нет дел поинтереснее, чем торчать тут со мной?

Стефан пожал плечами.

– Я просто слежу, чтобы ты не убила себя.

Девушка только фыркнула и закатила глаза. Он подошёл к ней и сел, небрежно сбросив ноги Кэтрин с дивана. Она в долгу не осталась и тут же уложила длинные изящные ноги Стефану на колени.

– Кэтрин Пирс, которую я знал, ни за что не наложила бы на себя руки. Она любила жизнь и дорожила ею.

Кэтрин лишь поморщилась. Если он хотел подбодрить её, то выбрал неверный способ, напоминая ей о силе, которую она потеряла.

– Кэтрин Пирс, которую ты знал, мертва. Сайлас убил её, когда выпил почти всю её кровь, а, может быть, ваша обожаемая Елена убила её раньше, напоив её лекарством от вампиризма. Это ясно даже мне, хотя я, ты совершенно прав, мало что ценила больше, чем свою жизнь и свободу, – она немного помолчала, а затем продолжила: – я не люблю быть кому-то обязанной, а спасение жизни налагает немалые обязательства. И ты, Стефан, единственный человек на свете, которому я могу позволить себе быть обязанной. Но и то, что ты делаешь, переходит всякие границы. Чего ты хочешь? Увидеть, как я умираю медленно, уничтоженная временем? Учти, – тут она легонько, заговорщически улыбнулась, и эта улыбка совершенно не вязалась с произносимыми ею мрачными словами, – другого дома у меня нет, так что вам придётся проходить через это вместе со мной. Или вышвырнуть меня на улицу, – судя по виду Кэтрин, она предполагала, что именно так братья Сальваторе и поступят. – Ни то, ни то не слишком приятно. Так ответь, Стефан, зачем ты снова и снова спасаешь мне жизнь?

Стефан молчал. Он не спал всю ночь, снова и снова задавая себе этот же вопрос. Но ответа на него он так и не нашёл. Лишь странные мысли, которые ему было тяжело принять, и которыми совершенно невозможно было поделиться с Кэтрин Пирс, порхали в его голове подобно беспокойным птахам. Утром он встал с постели измученный думами, но всё так же сомневающийся. Кэтрин ждала его ответа – он чувствовал на себе её пытливый взгляд.

– Думаю, ответ не понравится ни тебе, ни мне.

К его вящему удивлению, Пирс приняла этот ответ молчанием. Стефан уже жалел, что позволил этому откровению слететь со своих уст. Некоторое время они провели в тишине. Сальваторе упорно не смотрел на девушку, хотя и знал, что Кэтрин не сводит с него взгляда. Наконец, Кэтрин заговорила.

– Как бы то ни было, твой способ совершенно не помогает, не вызывает желания жить.

– Мне дневники помогли.

– В самом деле? – в голосе Кэтрин слышался смех. – Скажи, ты начал вести дневники до или после того, как стал отрывать людям головы?

Он мог бы соврать, но она, как и он, знала ответ.

– До.

– Вот именно! Так что, поскольку ты предлагаешь мне способы, которые не работают, и не отвечаешь на мои вопросы, я тоже попробую помочь тебе так, как считаю нужным.

– Мне не нужна твоя помощь. Я научился контролировать…

– Да-да, я слышала, – перебила она его, – а Деймон потом ворчал целый час из-за того, что ему пришлось сжечь в камине антикварную мебель. Если мне нужна твоя помощь, то и тебе нужна помощь ничуть не меньше. Будет считать, что так я выполняю свои обязательства перед тобой, – и она, ловко вскочив с дивана, помчалась в прихожую.

В самом деле, стоило Кэтрин оказаться у двери, по дому разлилась бодрая трель звонка. А на пороге обнаружилась Кэролайн со своей неизменной улыбкой на устах. Позади неё Стефан с ужасом разглядел мрачную громаду сейфа, в котором томился долгие месяцы. В глазах поплыло, в ушах зашумело, и Сальваторе поспешил сконцентрировать взгляд на Кэролайн и Кэтрин. В жизни он видел разные союзы, порождённые любовью, стремлением к богатству, желаением отомстить и даже ненавистью, но более странного тандема ему ещё видеть не приходилось. Конечно, Кэтрин может быть весьма изощрённой в стремлении кому-нибудь навредить – и за слабостью последних дней он совсем позабыл об этом – и могла бы использовать сейф, зная, какое он имеет влияние на Стефана, но Кэролайн… Её присутствие совсем сбивало Стефана с толку.

– Говорят, у тебя тут проблемы с обретением самоконтроля, – бодро отрапортовала Форбс, предвосхищая все его вопросы, и быстро стрельнула взглядом в Кэтрин, чтобы у Сальваторе не осталось сомнений в том, кто же «говорит».

Но Кэтрин даже не взглянула на блондинку, всё время неотрывно следя за выражением лица Стефана. Она читала по нему, как по открытой книге, и нахмурилась, когда он не сумел скрыть ужас и тревогу.

– Об этом, – она кивнула на сейф, – мы не договаривались.

– План «Б». На случай, если твой не сработает, – Кэролайн сказала это таким тоном и с таким лицом, словно ни на секунду не сомневалась в том, что план Пирс не сработает.

– Не думаю, что это хорошая идея.

Остальные слова застряли у Стефана в глотке. Он никогда бы не мог подумать, что Кэтрин с Кэролайн могут быть хоть в чём-то похожи, но сейчас на их лицах застыло одинаково решительное выражение, а в глазах горел одинаковый воинственный огонёк. Вампир понял, что против них обеих у него просто нет никакого шанса.

– Сперва мы поступим по-моему, – твёрдо заявила Кэтрин.

И они заставили Стефана усесться на диван, закрыть глаза и воскресить в памяти всё то, что он испытал за время своего плена в сейфе. Словно бы мало было ему переживать едва ли не ежедневно отчаяние, боль, тоску, ненависть к Сайласу, заточившему его! Словно недостаточно было тягостным ожидание спасение, словно недостаточно болезненным осознание, что о нём забыли самые близкие, словно недостаточно были горячими его молитвы о спасении! Кэролайн заявила, что он должен будет добровольно впустить их в свой разум, а затем, собрав всю свою волю в кулак, так же сознательно справиться с ними. Как будто это было так легко! Он боролся с подступающими воспоминаниями уже на уровне инстинктов, но всё же не смог пересилить их, как и случалось всегда. Он почувствовал, как лёгкие его заполняются водой, он хватал воздух ртом в отчаянии, он чувствовал, как железные стенки сейфа словно бы сжимаются, сдавливая его, лишая разума. Он больше ничего не видел вокруг себя и не понимал, где находится. Весь мир сжался для него до размеров металлического гроба, заполненного не то водой, не то огнём. Вдруг в этот полный ужаса и боли мир ворвалось чьё-то ласковое прикосновение. Он всем своим естеством потянулся к нему, и сквозь шум воды в ушах Стефан услышал шум тёплой, живительной крови в человеческих венах. Человек, живое существо на дне карьера? Это было невозможно. Его разум отвлёкся, и граница между мирами стёрлась. Это был рефлекс: Стефан протянул руку и схватил кого-то. Клыки прорезались сквозь его дёсна, и он уже как будто чувствовал на языке солоноватый вкус крови.

– Нет, так не годится! – кто-то с силой встряхнул его, и вампир распахнул глаза, возвращаясь в реальность.

Кэтрин осторожно расцепила его пальцы, сжимающие её руку. Стефан сглотнул. Он вопросительно взглянул на Кэролайн, ожидая её вердикта. Затем он вернулся взглядом к Пирс, присмотрелся к ней более пристально, чтобы убедиться, что она в порядке. На руке её там, где он схватил её, проступили красные пятна, и, конечно, появятся синяки. Но, казалось, Кэтрин сейчас это совсем не заботило.

– Твой страх пересилила только жажда крови, – подытожила Кэролайн, и вывод этот её явно не устроил. – Сейчас ты чуть не съел Кэтрин…

– Уверена, ты бы не слишком расстроилась, – вставила девушка.

Форбс только отмахнулась от неё.

–…но что случится, если этот приступ повторится где-нибудь в людном месте? Ты можешь быть опасен, Стефан. И вообще, это не тот выход, какой мы ищем.

В полной тишине девушка прошествовала к стоящему в стороне сейфу. Сальваторе с тревогой следил за её действиями. Сердце его зашлось в безумном беге, когда Кэролайн отпёрла сейф, откинула металлическую крышку и заявила.

– Полезай.

Он мог бы поспорить, отказаться и вовсе уйти, оставив девушек наедине с их безумной затеей. Но Стефан знал: если он хотя бы не попытается, он больше никогда не сможет уважать себя. Мысль о его двойнике вспыхнула ярким огнём в его разуме; Сайлас был мёртв, но он всё ещё держал Стефана в своих железных руках и отравлял его жизнь, дёргая за ниточки, словно марионетку, с того света. Чтобы избавиться от этого призрака раз и навсегда, ему было необходимо пересилить свои страхи. Набрав побольше воздуха в грудь, словно перед прыжком в глубокий водоём – а так оно и было – он забрался в сейф, и Кэролайн безо всяких сожалений, заперла его внутри узкого железного ящика. Прошло немного времени, прежде чем вся его тревога и отчаяние вернулись к нему. И снова в ушах зазвучало, словно похоронный звон, журчание воды, снова воздух стал предательски быстро заканчиваться. Только теперь никого не было с ним рядом, чтобы протянуть руку, вытащить его из слишком реального мира его ужаса. Он бился о металлические стенки, сжигая воздух в груди, царапая холодное неподатливое железо. Никто ему не ответил. Он был один. Стефан сделал ещё один глубокий вдох, который не принёс облегчения, и сердце его остановилось.

– Ничего не выйдет.

– Так – нет, конечно. Признай, что твой план провалился.

– К чёрту все планы! Мы подвели его!

– Я знаю, что нужно делать. Стефан – герой. Он, быть может, позволит погибнуть себе, но не кому-то другому. И мы должны это использовать.

– Откуда ты знаешь, что это сработает?

– За минувшие несколько дней он несколько раз спасал мою жизнь. Он не позволит мне умереть из-за того, что его страхи всё ещё с ним.

Её идеальное вампирское зрение оставило её, но проникающий сквозь щели в сейфе свет позволил Кэтрин рассмотреть Стефана. Из-за того, как причудливо падали лучи, его лицо казалось искажённым в какой-то невероятной муке, а, если смотреть под другим углом – безмятежным и невинным, как у безгрешного человека. Похоже, вновь побеждённый своими страхами, вампир на некоторое время потерял сознание, и эти драгоценные секунды давали Пирс возможность снова задуматься над тем, что она делала.

Здесь и в самом деле было жутко, словно тебя заблаговременно положили в гроб. Настолько жутко, что Кэтрин, считавшая себя храброй, едва не запросилась наружу, как только Кэролайн закрыла за ней дверцу сейфа. Что должен был чувствовать человек, день за днём в течение нескольких месяцев находившийся здесь безо всякой надежды на спасение, снова и снова захлёбывающийся, умиравший и снова воскресавший для новых непрекращающихся мучений, и подумать было страшно. Кэтрин даже казалось, что здесь ей стало тяжелее дышать. Впрочем, возможно, причиной тому была слабая уверенность, что, если бы не Стефан Сальваторе, едва ли бы эта дверца снова открылась для неё, и уверенность куда более сильная в том, что, если бы не Стефан, этот железный ящик стал бы для неё и последним пристанищем, и гробом. Но Стефан был рядом, и это вносило некоторое успокоение: хоть раз, но сейф ещё раз откроют.

Но и это успокоение было слабым. Снова и снова, прислушиваясь к дыханию и бормотанию нервничающей вампирше снаружи, Кэтрин раздумывала, что же заставило её влезть в этот сейф. Стефан был прав сегодня утром: она слишком любила жизнь. Но вот она лежит рядом с вампиром-потрошителем, к тому же, не контролирующем свои чувства, в обители его ужаса и покорно ждёт своей участи. Так Кэтрин, которой она была до трагедии возвращения человеческой сущности, едва ли стала бы так сильно рисковать собой. Или стала бы? Если бы в этом сейфе по-прежнему лежал Стефан Сальваторе, которому требовалась бы помощь? Ответ был до смешного очевиден, по крайней мере, самой Кэтрин: она сделала бы это для Стефана. Снова и снова, сколько потребовалось бы. Пусть ей не слишком улыбалось умереть, она выложила бы эту карту ради него. И о причинах задумываться не стоило: много лет, десятков, сотен лет она всеми силами пыталась вытравить из своего сердца любовь, которой никогда не было в её планах. Ничего не вышло. Ни один мужчина не затмил для неё Стефана Сальваторе, ничего на свете не казалось ей более желанным, чем снова увидеть его улыбку и почувствовать, что он так же любит её, как в дни их безмятежного счастья. Она могла бы предать любого, каждого человека на Земле, даже, быть может, свою дочь – но не его. И она собиралась быть с ним до последнего своего вздоха – даже если смерть ей суждено принять от его руки.