Текст книги "Веледар (СИ)"
Автор книги: Bastard92
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)
И тогда Вель, ведомый странным, необъяснимым наитием, поднял руку и потянул из ее волос простой деревянный гребень. Локоны рассыпались по плечам ведьмы, обдавая наемника запахом диких трав и вызывая желание зарыться в них носом и вдыхать, вдыхать… Вдыхать. Он закусил губу и отвел взгляд вниз, на дощатый пол, бросил гребень в травы…
Светлый клен, из которого была сделана вещица, на глазах потемнел, рассохся, треснул между зубьями.
– Вот как, – молвила ведьма, и от ее тона воздух похолодел пуще прежнего.
– Что это значит? – спросил Вель. Голос успел осипнуть от молчания, хотя все действо длилось не больше пары минут.
– Это значит, – ее зеленые глаза прищурились, капкан из ресниц почти захлопнулся. – Что кто-то тут краев не видит в своем ведьмовстве… И этого кого-то на место неплохо бы поставить.
– Ты про Демиру?
– А про кого ж еще?! Вот стерва бесстыжая, что удумала! – Селена заметалась по комнате, кинулась к двери, стала щеколду отодвигать.
Вель нагнал ее в два шага, за руки хватать не стал, просто ладонь в створку двери прямо перед ее лицом упер, мешая выйти.
– Что ты собралась делать?
– Проучить эту змею хочу.
– Вот уж нет, – наемник замотал головой.
– Я тебя не спрашивала! – она аж ногой притопнула от злости. – Пусти!
– Ни за что. Пока нормально не объяснишь, что все это значит, даже не думай к ней соваться. Это опасно, она же ведьма!
– А я кто? – голос ее захлебнулся от возмущения.
– Ты… тоже ведьма. Вот только на тебя мне не плевать. Так что если уж решила Демиру за что-то там наказывать, я должен знать все подробности. Или ты к ней собралась пойти и сжечь ее на месте, на глазах у всего города?
– Было бы недурно…
– Вот что, – он схватил ее поперек тонкой талии, легко поднял невесомое девичье тело и отнес подальше от двери. Поставил бережно на пол, руки за спину убрал и приготовился к зубной боли.
Боли не было. Ведьма смотрела на него выжидающе, и тонкие ноздри ее трепетали, а глаза метали зеленые молнии.
– Вот что, – повторил Вель. – Мы с тобой в поход пошли, потому что тебе ярл твой повелел. Я не знаю, что с тобой будет, если ты волю его не исполнишь, но уверен, что ничего хорошего. Я тебя обязан живой и здоровой назад привести, а стычки с городской ведьмой уж точно этому не поспособствуют. Расскажи мне все, и вместе придумаем, как дальше быть.
Она вздохнула раздраженно, отвела взгляд, но потом задумалась. Наемник терпеливо ждал.
– Ладно. Ты прав, не стоит очертя голову в пекло бросаться… Расскажу тебе в красках, что Демира здесь творит. А потом отдыхать станем, ибо ночью будет не до сна. Есть у меня одна задумка…
***
День клонился к вечеру, все больше народу праздно шаталось по улицам, кое-где раздавались первые песни:
Матушка в купальницу по лесу ходила,
Босая с подтыками по росе бродила.
Травы ворожбиные ноги ей кололи,
Плакала родимая в купырях от боли… (1)
Голоса еще были трезвые, но уже развеселые от предвкушения. В пестрой толпе то тут, то там проплывали венки, лежащие на девичьих головах. Девушки мерялись их красотой, попутно щеголяя праздничными платьями, а я скрипела зубами каждый раз, как взгляд натыкался на очередной головной убор из трав и цветов – один из главных символов праздника. Вель это замечал, заглядывал в мои глаза, будто желая удостовериться, что венки эти не вспыхнут сию же секунду прямо в девичьих волосах, успокаивался и снова начинал смотреть на дорогу.
На моей голове тоже лежал венок, только травы для него я сама за городом собирала, наплевав на все запреты, а ту дрянь, что мы с наемником с рынка притащили, сожгла прямо в комнате.
– Вон там ее дом, – Вель махнул рукой, указывая направление. – Ты уверена, что соваться к ней стоит?
– Уверена. Мне вещь ведьмина нужна. Отвлечешь ее, если потребуется?
– Я очень постараюсь, – поморщился наемник. – Хотя после твоего рассказа… Оторопь берет.
– Не бойся, она тебе зла не сделает. Главное – не пей ничего, если предложит. Есть можно – пить нельзя. Запомнил?
– Запомнил. Да и не боюсь я нисколько. Противно просто… А ты точно ничем таким не увлекалась? Шучу!
Дом у ведьмы был знатный. Не простая изба, а целый терем в два этажа, с узорчатыми наличниками, резным коньком и расписными ставнями. Староста куда как скромнее жил…
Мы поднялись на высокое крыльцо, и наемник постучал. Некоторое время ничего не происходило, затем послышались торопливые шаги и дверь распахнулась…
– Твою ж., – выдохнул Вель. – А ты здесь откуда?!
В дверном проеме, широко улыбаясь, стоял невысокий мужчина с аккуратной черной бородой. Бугровщик Дмитрий.
На вопрос Веля он удивленно поднял темные брови и испытующе уставился на наемника, будто силясь его вспомнить.
– Ты чего, не узнаешь меня? – не унимался Вель, пока в моей голове зарождались подозрения в сторону Демиры, одно страшнее другого.
Тут в сенях за спиной бугровщика нарисовалась сама ведьма, тоже уже одетая к празднику в платье белое с искусной вышивкой, вот только простоволосая, без венка…
Дмитрий тут же потерял к нам всякий интерес, уставился на ведьму. Взгляд его затуманился, как озеро летним вечером, дыхание сбилось, будто мужчина из горячей бани в ледяную прорубь с головой нырнул.
– А, вот и ты, – Демира ласково улыбнулась Велю, а затем сказала, обращаясь к бугровщику: – Митя, воды нагрей. Гости у нас.
– Бегу! – выдохнул он, тут же срываясь с места и исчезая в глубине сеней, будто даже миг промедления был недопустим.
Картинка сложилась в моей голове с таким громким щелчком, что я испытала некоторые опасения, не слышали ли этого звука окружающие. Не слышали. Демира уже плавным взмахом руки приглашала Веля в дом, но он не спешил, смотрел вслед ушедшему мужчине и открывал уже рот, чтобы задать вопрос:
– Это же., – первые слова не успели толком прозвучать в воздухе, как я отдавила ногу наемника всем своим весом. -… жених твой? – договорил Вель, и я облегченно выдохнула.
– Какой там, – рассмеялась Демира. – Родственник дальний. Погостить приехал, помогает по хозяйству. А так я одна свой век кукую…
На лице наемника отразилось такое разнообразие эмоций, что казалось: еще немного, и он ляпнет таки глупость, но ведьма уже плавно взмахнула рукой, приглашая нас в дом, и пошла впереди, указывая дорогу.
Вель брел следом, хмурился, сдвинув брови, и я украдкой тронула его за руку. Он повернул голову, улыбнулся мне коротко, давая понять, что все, мол, нормально, и вошел в горницу вслед за ведьмой.
У печи суетился Дмитрий, метал на стол какие-то угощения, хлопотал по хозяйству. При нашем появлении он вновь скользнул по ведьме туманным, с поволокой, взглядом, и губы его растянулись в блаженной улыбке.
– Присаживайтесь, – предложила нам Демира. – Угощайтесь. Чем богаты, тем и рады, – взгляд ее скользнул по венку на моей голове, и гладкую кожу промеж льняных бровей тут же прорезала хмурая морщинка.
Я улыбнулась одними губами, встречая ее взгляд, но Демира не стала ничего спрашивать. Конечно, почто ей заезжая девка, если и так полгорода в уборах из ее травы ходит. От ведьмы не убудет. Что ж, пусть пока пребывает в счастливом неведении…
– Ты обещала мне еще работу, – завел разговор Вель, неотрывно наблюдая за перемещениями Дмитрия по горнице.
– Будет тебе работа, – кивнула Демира. – Как стемнеет, на реку идти надо, костры складывать да разжигать. Люди купаться потянутся, так все готово должно быть. Только живым огнем разводить требуется (2). Справишься?
– Сестрица моя справится. Батюшка ее, дай бог ему здоровья, часто по походам ходил в рядах войска Агвидова. Вот и научил дочь. Она это ловчее любого мужика умеет.
Ведьма перевела взгляд на меня, и я тут же радостно кивнула, подтверждая слова «братца».
– Что ж, вдвоем ступайте, – согласилась Демира. – Быстрее управитесь…
Дальнейший разговор перетек в невинное русло: Вель байки травил, выдумывая на ходу, ворожея хохотала звонко, запрокинув голову, демонстрируя лебединую шею, а рядом с ней сидел на лавке Дмитрий, прильнув взглядом к красивому лицу.
Вскоре закипела вода в большом чугуне, и бугровщик вскочил с лавки, полез на шесток за глиняными чашками.
– Мить, ты бы сходил в чулан за тимьяном, – повернулась к нему Демира, отсмеявшись после очередной шутки Веля, – Уж больно он в чай хорош.
– Схожу, – мужчина закивал так, что я невольно забеспокоилась: шею бы не свернул. – Это такие беленькие цветочки?
– Да нет же, – ведьма закатила черные глаза. – Сто раз тебе, бестолковому, объясняла!
На лице бугровщика отразился ужас, как у ребенка, которому медовый пряник показали, а потом на его же глазах в выгребную яму швырнули.
– Прости, – проблеял он, тряся короткой бородой. – Не разбираюсь я, не могу запомнить…
– Я с ним схожу, – кажется, лучшего повода улизнуть из-под пронзительно-черного взгляда ведьмы и представиться не могло. – Я недурно в травах разбираюсь.
– Что ж, поди, – кивнула она. – Может, заодно этого дурня научишь, наконец, тимьян от таволги отличать. Митя, проводи девушку. А я пока сахар колотый поищу…
Ведьма изящно поднялась с лавки и скрылась за печью, загремела посудой. Вставая, я оперлась рукой о плечо Веля, слегка сжала, и он тут же накрыл мои пальцы широкой, теплой ладонью. Потом будто опомнился, отдернул руку, вопросительно на меня взглянул. Я стрельнула глазами в сторону стола, где кувшин с квасом стоял, и качнула головой, напоминая, чтоб пить ничего не смел.
Мы с Дмитрием вышли в сени, и он подвел меня к неприметной дверце в смежной с горницей стене, распахнул ее. Внутри оказалась небольшая комнатка, в которой царил прохладный сумрак. Единственное маленькое оконце было тканью льняной затянуто, чтобы солнечный свет трав не портил. По стенам – полки, а на них пучки, связки, холщовые мешочки, глиняные горшочки и прочая утварь. И пряный запах сушеных трав.
Я оглянулась воровато на дверь в горницу, а затем ухватила бугровщика за ткань рубахи и втянула в чулан. Он покачнулся, приложился спиной об одну из многочисленных полок и с возмущением на меня взглянул. Открыл рот…
– Заткнись, – тут же велела я. – Помнишь меня?
Дмитрий приказу внял, со стуком захлопнул челюсти, а потом просто молча покачал головой.
– Мать твою как зовут?
– Кого? – бугровщик уставился на меня с таким недоумением, будто я обозвала его огневушкой-поскакушкой и горшок с золотом искать велела.
– Ясно все. Сильно тебя Демира заморочила… Как же ты попал-то к ней, дурень?
– Я не помню, – и на лице мужчины снова смолой растеклась блаженная улыбка от одного только упоминания ведьминого имени.
– Что ж делать-то с тобой, а? – лихорадочно соображала я, бегая взглядом по полкам с травой.
– Научи меня, как тимьян от таволги отличить, – послушно ответил Дмитрий.
– Да вот твой тимьян, – я раздраженно схватила с полки нужный пучок и швырнула ему в руки. – Слушай сюда! Мне вещь ее нужна, личная. У тебя же есть, я вас, замороченных, знаю.
Бугровщик с готовностью полез за пазуху и извлек на мутный свет серебряную серьгу с бирюзой, бережно уложил на ладонь, погладил смуглыми пальцами. Я потянулась, было, за украшением, но он тут же его в кулак зажал, а кулак за спину спрятал.
– Отдай, – велела я, протягивая руку, но он яростно головой замотал и даже попытался от меня попятиться, да опять в полку спиной уперся.
– Отдай по-хорошему, а то Демире скажу, что ты стащил ее серьгу.
– Не отдам, – бугровщик упрямо сжал губы. – Не отберешь!
– Ты мне серьгу, а я взамен Демиру попрошу, чтобы она тебя поцеловала, – голос мой стал медовым, вкрадчивым, и Дмитрий повелся на глупое обещание, как ребенок, медленно кулак из-за спины вытянул, разжал пальцы… Украшение тут же исчезло в складках моего платья.
– Пошли. Заждалась, небось, твоя ведьма…
В горницу бугровщик влетел молодым оленем, неся тимьян перед собой на вытянутых руках, будто хлеб-соль для ярла подавал, споткнулся о половик, бухнулся…
– Экий ты, неуклюжий, – недовольно протянула Демира, даже взглядом его не удостоив. – Ну, ничего, от тебя я мигом избавлюсь. Тут более достойная замена нашлась.
До меня не сразу дошел смысл ее слов, а когда дошел, я взглянула, наконец на наемника, который сидел на лавке спиной ко мне, слишком прямо, будто аршин проглотил.
– Вель.., – неуверенно позвала я, но он не откликнулся, не вздрогнул даже от звука собственного имени.
– Приглянулся мне твой братец, – тем временем молвила Демира, вставая с лавки и обходя стол. Рука ее легла на крепкое плечо наемника и заскользила змеей, наглаживая, лаская. – Сильный, ловкий и собой недурен. Оставлю его себе. А ты ступай, куда шла, покуда цела. А о братце не кручинься, я хорошо о нем заботиться стану…
Рука ее все скользила по плечу наемника, и он, к моему ужасу, повернул голову и к этой самой руке губами прижался, исподлобья глядя на ведьму.
Туманным взглядом.
С поволокой.
(1) Отрывок из стихотворения Сергея Есенина.
(2) На праздник летнего солнцестояния требовалось разжигать костры непременно «живым огнём», добытым трением дерева о дерево.
========== Глава 10. ==========
Затылок обожгло страхом, который теперь медленно растекался по позвоночнику, сковывая, обездвиживая, лишая воли. В горле было горько и жарко, как в печной трубе, а воздух вокруг сделался вязким, не желающим проникать в легкие.
Я смотрела в глаза Веля и думала, что куда лучше было видеть в них насмешку, издевку, презрение… Что угодно, только не это слепое, безудержное обожание.
Я только успела подумать о том, что говорила же этому дурню ничего здесь не пить, как взгляд зацепился за его мокрую на груди рубаху. И лицо было мокрое, бликовало в закатном солнце, в окна льющемся.
В лицо плеснула, дрянь такая…
Словно прочитав мои мысли, Демира молвила:
– Братец твой не так прост оказался, как Митька. Заподозрил что-то. Видать, не первый раз с ворожеей сталкивается…
Да уж, не первый. Взят в плен, продан ведьме, как животное и идет на привязи кровавого договора в то место, которое дикие звери стороной обходят, не то, что люди. Зубоскалил. Издевался. Защищался, как мог.
– Ах ты, сука., – страх во мне внезапно сменился лютой злостью, которая разлилась по телу смолой, обжигая до кончиков пальцев. Человека неповинного утопила, всю деревню запугала, с заговорами балуется, а теперь еще и это! – Ах ты, мразь!
– Не пристало молодой девице так ругаться, – захохотала Демира, дразня белыми, крепкими зубами. И так мне захотелось все эти зубы повыбить, да чтоб она их потом сломанными руками по полу собирала! И колдовства не надо, вон, ухват у печи стоит. – Замуж не возьмут.
– Я тебе сейчас покажу «замуж», – с этими словами я сделала шаг к ведьме, выбирая в уме заговор поувесистее, пострашнее и зубной боли, и кровавого поноса. Вель вскочил с лавки и преградил мне путь, и я ткнулась носом в мокрую рубаху на его груди, подняла взгляд… Он смотрел даже не на меня, куда-то поверх моей головы, и взгляд пустой был, как у околевшей коровы.
Хотела рявкнуть на него, отойди, мол, не мешай, на ленточки эту стерву покромсаю и псам бездомным скормлю, но в голову мощной оплеухой ударило очередное понимание: нельзя. Договор у нас с ним, и если не послушается наемник прямого приказа, то сгинет. А он ведь не послушается…
– Вель, выведи ее отсюда. Пусть идет себе…
Наемник впился в мои плечи цепкими пальцами, жгущими сквозь ткань платья, и принялся толкать меня в сторону двери. Мысли носились в моей голове, как испуганные пожаром куры, я судорожно соображала, что же делать… Убивать ведьму нельзя, не поможет. Страшное заклятье наложила. Грешна, и сама я неверных мужей в семью возвращала, да только воли не лишала никогда. Заваришь травы, шепнешь, и вот уже мужик от полюбовницы нос воротит, ибо пахнет от нее плесенью, а глаза ее кажутся снулыми, как у дохлой рыбины… На месяц хватало, а там уже все от жены законной зависело: приласкает, обогреет, и мужик, глядишь, осознает, что лучше супруги и нет никого. А тут… Гадина!
Пока я думала, Вель успел вытолкать меня в сени, а Демира следом шла и все вещала:
– Не серчай на меня, девица, бесполезно. Будешь брыкаться, изничтожу. Благодарна будь, что жизнь тебе сохраняю. Погуляй на празднике, авось, парню какому приглянешься. А потом проваливай из города на рассвете. Я не шучу. Не уйдешь – пожалеешь.
Матушка-полудница, праздник же сегодня! Летнее солнцестояние, день единения воды и огня…
Я даже улыбнулась невольно от осенившей меня догадки, но ведьма за спиной Веля не заметила ничего.
Когда меня вытолкали уже на крыльцо, я рявкнула:
– Стой! Отпусти меня, сама уйду.
– Вель, отпусти сестрицу, – милостиво кивнула Демира.
Наемник разжал руки, и я тут же шарахнулась от него в сторону, плечи потирая. Синяки будут, не иначе… Очень хотелось сказать Демире что-то на прощание, навроде «сгною тебя заживо, змея подколодная», но я сжала губы, кинула последний взгляд на наемника и шепнула мысленно: «я за тобой вернусь». Но он уже переключил свое внимание на ведьму, в рот ей заглядывая и блаженно улыбаясь знакомыми ямочками.
Оправив платье, я выпрямила спину, сжала кулаки так, что ногти впились в ладони, и пошла прочь с высоко крыльца на вечернюю улицу.
***
– Иван! Пойди, в погреб спустись, принеси квасу с холода!
Ваня бросил мести пол, метнулся на двор, к житнице, особняком стоящей. Вошел, крякнул, поднимая тяжелую крышку погреба, из которого немедля пахнуло прохладой и сыростью.
Внизу было темно, хоть глаз коли, но парень уже давно на ощупь запомнил, что и где стоит на длинных полках. Схватил бочонок кваса, взвалил на плечо и полез обратно наверх.
Гостей на постоялом дворе, где он прислуживал, все прибавлялось, все хотели выпить и посидеть в шумной компании. Но за окнами уже вечерело. Скоро люди к реке потянутся, купаться да через костры прыгать, тогда и можно будет немного выдохнуть после тяжелого трудового дня.
Несмотря на усталость, настроение у Вани было распрекрасное, праздник же. Девушки, красивые и не очень, весь день в главном зале вьются, строят глазки, кому ни попадя, женихов ищут. Иван красавцем не был, но и ему внимание иной раз перепадало.
Ободренный мыслями о скором отдыхе и веселье, парень даже замурлыкал себе под нос песню:
За рекой горят огни,
Погорают мох и пни.
Ой, купало, ой, купало,
Погорают мох и пни (1).
Притащив бочонок в кухню, Иван принялся его откупоривать, по-прежнему напевая, нещадно фальшивя:
А у наших у ворот
Пляшет девок корогод.
Ой, купало, ой, купало,
Пляшет девок корогод.
Перелив прохладный квас в глиняный кувшин, он двинулся обратно в главный зал:
Кому радость, кому грех,
А нам радость, а нам смех.
Ой, купало, ой, купало,
А нам радость, а нам смех.
Проходя мимо лестницы, ведущей на второй этаж, он со всего маху столкнулся с девушкой, отшатнулся, удерживая в руках скользкий от испарины кувшин.
– Извините.., – буркнул смущенно, и поднял на девушку взгляд. Остальные слова застряли в горле.
– Да ничего… Иван, – зеленые глаза пронзили его насквозь. Кувшин выскользнул из ослабевших пальцев и звонко бахнулся об дощатый пол, обдав всех, находящихся рядом, брызгами хлебного кваса и мелкими острыми осколками.
– Ах ты, бездарь криворукий! – немедленно отреагировал хозяин двора, спеша к месту происшествия, ловко лавируя между столами и лавками, но строгий голос долетал до Ивана словно сквозь вату. Кровь резко прилила к голове, забилась под кожей сильно, почти больно, и парню казалось: прикоснись он сейчас к собственному лицу – обожжет руку.
– Сударыня, не гневайтесь, – хозяин вился вокруг девушки, всплескивая руками на ее залитое квасом платье. – Он не нарочно, на красоту вашу засмотрелся. Я все возмещу. День постоя за мой счет.
– Ничего страшного, – отмахнулась девушка, не отводя от Ивана горящих зеленью глаз, пригвождая его к полу, парализуя…
– Ну как же, как же, – не унимался хозяин. – Пойдемте, я сейчас дочку позову, она поможет, все отстирает, а на время ее платье вам сгодится…
Ведьма оторвала, наконец, взгляд от Ивана, поворачиваясь к хозяину, чтобы что-то ответить, и парень ощутил, как невидимая стяжка спадает с голеней. Ах, какой это был чудесный дар – уметь ходить и даже бегать. Бегать почти быстрее всех в городе.
Ваня рванул с места, расталкивая локтями всех на своем пути и не обращая внимания на возмущенные вскрики и забористую ругань хозяина, несущуюся вслед. Выскочил из зала, чуть не навернулся на крыльце, а потом помчался во весь дух, ударяя себя пятками в ягодицы, не чуя земли под ногами.
Частые прохожие расступались перед ним, коли успевали. А кто нерасторопен был, мог оказаться сидящим в дорожной пыли. Вслед парню летели ругать, проклятья и даже один раз что-то похожее на сглаз, но Иван не обращал на это никакого внимания, несся вперед, к дому. Дом – защита.
Рано он обрадовался, выбравшись тогда из леса. Теперь ведьма проклятая Ваню выследила и пришла по его душу. А он-то, наивный, думал, что леший всех погубил, никого не оставил. А теперь что же выходит? Он у этой девки в услужении?
Запыхавшись, парень забежал в свой двор, распугал кур, которые как раз вереницей тянулись в хлев, на насесты, чуть не споткнулся о подвернувшегося под ноги пса и влетел в сени. Захлопнул дверь, привалился к ней спиной, отдышаться пытаясь.
В доме было тихо. Родители еще на рынке торговали, а сестрицы старшие по городу шатались, как и прочие девицы, женихов себе высматривали. Ваня согнулся, ладонями в колени упираясь. В боку кололо, горло саднило от частого дыхания, а ноги слегка подрагивали. Долго стоять без дела нельзя, сказал он сам себе, выпрямился и осмотрелся, а затем принялся тереть виски, силясь вспомнить советы покойной бабки.
Когда он еще под стол пешком ходил, бабка рассказывала ему небылицы всякие да страшилки: про водяного и мавок, про игошу, про банника… Она же и научила тогда, как от лешего спастись. Ваня думал, что забыл давно бабкины сказки, а поди ж ты, в нужный момент все всплыло…
Он долго метался из сеней в горницу и обратно, готовился к приходу ведьмы, боялся, храбрился, уговаривал сам себя, что ведьме его не найти, а потом снова боялся, ведь хозяин двора постоялого мог ей путь указать. Зря он в избу родную бежал, ох зря… Надо было в рощу, и там схорониться.
А потом с улицы донесся конский топот, и немного погодя в дверь постучали. Вежливо так, даже вкрадчиво. Иван сперва обмер, вжался спиной в ближайшую стену, а потом креститься начал, как заведенный, вспоминая все известные молитвы.
– Иван, – раздался из-за двери голос ведьмы. – Открой дверь.
– Пошла вон! – храбро крикнул Ваня, но голос его отчего-то был похож на комариный писк. – Не войти тебе! Тут защита!
– Я могу и не входить, Ваня. Сам выбежишь, как дом загорится. Открывай по-хорошему. Не трону я тебя. Поговорить надо.
– Не открою! Уйди прочь! – колени у парня предательски подогнулись, и он сполз по стене на истертый половик, поджал под себя ноги. – Оставь меня, пожалуйста! Я не хотел тебя убивать, не хотел… Это они все, это Яровид… А серебро твое я не тронул, оно под порогом зарыто. Забирай и уходи! – он все бормотал что-то, спрятав лицо в ладони, и голос его звучал глухо, перебиваясь частными всхлипами.
А ведьма за дверью, кажется, начала терять терпение…
– Открывай, дурень! Сказала же, не трону. А коли упираться будешь, сглаз такой наложу на всю семью, что вовек счастья знать не будете!
Эта угроза внезапно подействовала. Семью Ваня любил. Всех, без исключения, даже самую старшую и самую вздорную сестру.
Мысленно простившись с жизнью, он поднялся на дрожащие ноги и побрел к двери, отодвинул засов… Ведьма уже переодеться успела, стояла на пороге в чистом, улыбалась одними губами.
– Вот и молодец, – молвила она, затем взглянула на нож, в дверном косяке торчащий (2), хмыкнула и спокойно переступила порог, входя в сени. – Это, что ли, твоя защита? За-ради меня мог и получше постараться.
– Я отдам серебро твое, честно, – заблеял Ваня. – Я ни монеты не потратил, все зарыл. Отдам, только семью… не надо…
– Отдашь, куда ты денешься. И отработаешь еще. Есть кто дома, или ты один?
– Один, – закивал Иван, а затем наморщил гладкий лоб. – Отработаю? В смысле?
– В коромысле, – ведьма отодвинула его с дороги, пошла в горницу. – Ограбил меня, убить хотел. Думаешь, так просто отделаешься теперь?
– Не хотел я тебя убивать, – парень засеменил следом. – Я и грабил первый раз в жизни. Меня мужики трусом дразнили…
– Ясно-понятно, – отмахнулась она, останавливаясь посреди горницы, осматриваясь. – Что и кому ты там доказывал, меня не волнует. Мне помощь твоя нужна.
– Помощь? – Ваня выкатил и без того выпуклые глаза и уставился на ведьму, как баран на новые ворота.
– Да. Раздор у меня тут вышел с вашей ведуньей…
– С Демирой?!
– С ней самой. Или у вас еще какая ведунья тут водится?
– Нет, Демира только…
– Вот и не спрашивай глупости, – ведьма раздраженно дернула плечом.
– Так что ж я смогу-то против нее? Ее весь город почитает и боится…
– Я не боюсь, – ведьма прищурила зеленые глаза. – Пальцами могу щелкнуть, и сгорит твоя Демира, как солома на ветру. Но мне другое сделать надо, а ты подсобишь. Поручение для тебя будет. Простое. Коли справишься, половину серебра украденного тебе оставлю, и живи себе дальше. С дураками и разбойниками только не связывайся. Сам-то ты не такой уж глупый, раз от хозяина лесного уйти смог.
– Бабка научила, – смущенно выдавил Иван. – А как ты нашла-то меня?
– Да кто ж подумать мог, что ты грабежи надумаешь устраивать неподалеку от родного города? М-да, все-таки дурень. Но я сюда не за тобой пришла, а по своим делам. На постоялом дворе мы случайно столкнулись.
– А дорогу к моему дому хозяин двора указал?
– Да нет. Серебро мое указало. Я могу свою вещь найти, коли унесли недалеко… Ладно, недосуг мне с тобой лясы точить, – с этими словами ведьма вытянула перед собой ладонь, на которой лежала одинокая серьга, серебро с бирюзой. – Поколдовать мне надо немного, не пугайся только. Отойди лучше подальше.
Ваню дважды просить не пришлось, он зайцем скакнул в угол горницы, и оттуда засверкал глазами. Сроду ему колдовства настоящего видеть не приходилось: и страшно было, и любопытно.
Ведьма тем временем огляделась, подошла к печи и серьгу на шесток положила. Потерла ладони, развела их в стороны и принялась бормотать:
– Как на небе солнце месяцем сменяется, месяц в полночь черную в водах отражается. Месяц – брат, а я сестра. Месяц повернет рога. Серебро воды коснется, колдовство вспять обернется…
На дворе завыл пес, горько, безнадежно. В горнице похолодало, и кожа у Ивана по всему телу покрылась мурашками, ощетинившись волосками. Ведьма читала нараспев, закрыв глаза, мерно покачиваясь:
– Что забрала – отдашь. Не отдашь – отберу. С места не сойдешь, пока все не вернешь. Колдовство твое против тебя обращаю, своим колдовством заклинаю. Твое слово против моего, ты сильна, а я сильней. Ты ученая, я рожденная. Перун мне свидетель, полудница мне защитник…
Иван обхватил себя за плечи, застучал зубами, сам не зная, от замогильного холода или от вибрирующего голоса ведьмы, который двоился, троился, вился по комнате, отдавался гулко в печной трубе, отсекая прочие звуки. Парень не выдержал, зажал уши руками, зажмурил до боли веки…
Он не знал, сколько прошло времени, когда ведьма тронула его за плечо. Открыл глаза, ошарашенно на нее уставился. В избе снова было тепло, а с улицы доносились привычные звуки: далекий людской смех, лошадиное ржание, редкий стук разболтавшейся калитки.
– Вот, – ведьма с силой потянула его за руку, вложила в потную ладонь серьгу. – Не потеряй, головой отвечаешь. И слушай теперь внимательно, что дальше делать…
(1) Здесь и далее – стихотворение Сергея Есенина
(2) Раньше считалось, что если воткнуть нож или ножницы в дверной косяк, ведьма не сможет войти в избу.
Комментарий к Глава 10.
Ах, да, дорогие читатели. В прошлой главе забыла сообщить, что будет макси. Заваривайте чай, готовьте печеньки=)
========== Глава 11. ==========
Мы стояли у самой границы леса, и земля под нашими ногами плавно уходила вниз, спускаясь к реке. Отсюда отлично было видно зарево купальских костров, разведенных уже вдоль берега. По воде широко окрест разносились веселые песни, пьяные голоса, смех – неизменные спутники летнего праздника. Люди развлекались, прыгали через костры, устраивали шумные и задорные игры, водили хороводы и не подозревали, что произойдет на их глазах в скором времени…
Ивану явно было страшно, но держался он молодцом, не трусил, только поджимал губы и вцеплялся в поводья так, что костяшки пальцев белели в темноте. Конь Веля нервно перетаптывался под ним, косил на парня хитрым глазом и очевидно недоумевал, что за седок на нем, и где хозяин, который ухаживал, гладил и баловал иногда пшеничными сухарями.
– Здесь разойдемся, – сказала я. – Хорошо все запомнил?
– Чего там запоминать-то, – буркнул Иван. – Я только не уверен, что получится.
– Получится, – кивнула я.
– Я ж не ведьма.
– А тебе и не надо. Сила моя уже в заговор вложена. Тебе только закрепить его осталось. Это как бочка со смолой: лучину поднесешь, она и заполыхает.
– А чего ж ты сама не сделаешь?
– Потому что я, Ваня, пойду добывать то, что простому смертному уж точно в руки не дастся. Это мой единственный шанс брата спасти, которого Демира приворожила. Но и твое дело на реке важное, не оплошай.
– Не оплошаю, – парень снова сжал губы. – Я только одного не понимаю…
– Чего же?
– Ты у нее отнимешь все, что она украла, а дальше что? Демира снова за свое возьмется, даже если из города бежит…
– Не возьмется. Я об этом позабочусь.
– Убьешь ее? – шепнул парень робко.
– Вот еще, руки марать. Скоро сам все увидишь. А сейчас нам пора, времени мало. Поспеши. Встретимся здесь же, как условились.
Иван серьезно кивнул и поддал пятками в лошадиные бока, поехал вдоль леса, постепенно переходя в галоп. А я спешилась со своего навьюченного коня, погладила его морду и стала стреноживать.
В самую короткую ночь в году солнце будто бы до конца и не закатывалось, алея бледным заревом на горизонте, а оттого ночь была светла и тепла. Вот только в лесу царил мрак, хоть глаз коли, и даже лучину или свечу зажигать было не положено, так что я шла почти на ощупь. Впрочем, скоро глаза попривыкли, и стало легче…
Разное люди болтали, выдумывали, будто оправдываясь перед кем-то: и что отправляться надо в самую глухую чащу, чтоб лая деревенских псов не слышать; и что случается это раз в сто лет, так что удача нужна большая; и что идти обязательно босиком надо, а то и вовсе голым; и что сделать это может только парень молодой… А дело было в том, что не давалось людям это чудо, ибо они силы нужной не имели, да и помыслами часто были нечисты. Так учила меня мать.
Испросив благословения хозяина у ближайшего пня, я двинулась вглубь леса, который жил и звучал, несмотря на безветренную погоду. Изредка похрустывали ветки над моей головой, шуршали в траве лесные мыши, переговаривались, словно глиняные свистульки, неясыти. Воздух был напоен влажной прохладой, и волосы мои, распущенные по плечам, быстро потяжелели.
