Текст книги "Нарты. Эпос осетинского народа"
Автор книги: Автор неизвестен
Жанр:
Мифы. Легенды. Эпос
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)
Среди женских образов наиболее интересным и значительным является образ Сатаны.
Ни одно важное событие у нартов не обходилось без участия Сатаны. К ней постоянно обращаются за советами Урызмаг, Батрадз, Созырко и другие герои. Не раз мудрая Сатана выручала нартов из беды. В сказании «Смерть безымянного сына Урызмага» она спасает их от голодной смерти. Открыв свои «глубокие подвалы» с запасами, Сатана говорит Урызмагу:
«...Теперь, Урыз, пройди по всем кварталам
И созови голодных и усталых».
И Урызмаг отправился в селенье,
Где уж давно не раздавалось пенья.
Он ослабевших нартов созывал,
На все селенье так провозглашал:
«Народ почтенный! В этот тяжкий час
На кувд большой я приглашаю вас.
Придите выпить и поговорить
Все те, кто в состоянии ходить,
Не оставляйте старцев и больных,
И на носилках принесите их».
Образ Сатаны – умной женщины и гостеприимной хозяйки– очень популярен среди осетинского народа. «Наша хозяйка– Сатана» – вот лучшая похвала женщине в устах каждого осетина до настоящего времени. С именем Сатаны народ связывает многие явления в жизни, в частности, ей приписывают изобретение пива.
Женщина в нартовском эпосе обычно выступает как существо сильное и властное, пользующееся большой личной свободой и самостоятельностью. Таковы Сатана и Агунда, бесцеремонно отвергающая претендентов на ее руку и выбирающая жениха по своему усмотрению.
Оскорбление женщины считалось тягчайшим преступлением и строго осуждалось в народе. В сказании «Сын кривого великана» Батрадз во время симда сломал руку и ногу сыну великана за его недостойное поведение. Отец-великан говорит своему сыну:
«Ведь я предупреждал тебя, мой сын,
Чтоб не спускался со своих вершин,
Я говорил, что нарты не прощают
Того, кто женщин нартских оскорбляет».
В эпосе, как мы уже говорили, нарты рисуются умными и храбрыми воинами, умело использующими в сложной обстановке военную хитрость, отважно защищающими свою родину от врагов. Великаны же, с которыми они борются, изображаются коварными, жестокими и вместе с тем глупыми, вызывающими презрение и насмешку. Несмотря на то, что великаны в эпосе наделены огромной физической силой, гигантским ростом и живут в неприступных крепостях, они терпят поражения в борьбе с нартами, которые громят великанов и маликов в их же собственных крепостях.
Нартские герои во многих сказаниях выступают активными защитниками интересов бедных. Большую долю добычи – крупного и мелкого рогатого скота, захваченного ими в борьбе с врагами,– они часто отдают вдовам, сиротам, нуждающимся односельчанам.
В борьбе с враждебными силами на помощь нартам обычно приходят кони, собаки и птицы.
Исключительную роль в жизни нартов играет конь – верный друг, без которого не совершается ни один поход. Более того, конь наделен даром речи:
Батрадз в пути беседует с конем
О поединке будущем своем:
«Коль в схватке злой я загорюсь в огне,
Какую помощь ты окажешь мне?»
Конь отвечал, копытами звеня:
«Рассчитывать ты можешь на меня.
Коль будет враг упорно наступать,
Его смогу копытами подмять.
Коль все же будет враг одолевать
И станет, как в тисках, тебя сжимать,
Тогда зубами, чтоб глаза смежил он,
Я мигом разгрызу ему все жилы».
Растения, звери и птицы также говорят в эпосе человечьим голосом, они понимают язык нартов. Так, чудесные песни Ацамаза очаровывают не только красавицу Агунду, их слушают также горы, леса, звери и птицы. Умирающий Созырко беседует с вороном, волком, лисицей и ласточкой, которая является вестником нартов, посредницей между ними и небожителями. В сказании «Последний бой» небесный владыка посылает ласточку с поручением.
Бог молвил: «Ласточка, лети обратно
В последний раз к забывшим бога нартам.»
В эпосе рассказывается о дружбе между нартами и небожителями. Нартовские герои не раз были гостями небожителей, и, наоборот, среди пирующих нартов мы часто встречаем Уастырджи, Уацилла, Фалвара и других небожителей. В особенно тесных связях с нартами находятся Уастырджи, который является отцом Сатаны, и небесный кузнец Курдалагон, сделавший видных нартовских героев неуязвимыми.
Однако нарты, разгромив своих врагов на земле, объявляют войну и небожителям:
«...Чем в рабстве жить
И жизнь свою позорную влачить,
Уж лучше нам тогда погибнуть вместе.»
Эти богоборческие мотивы с наибольшей силой отразились в последних сказаниях эпоса:
«Мы победили на земле врагов,
Не побоимся и самих богов.
В былые дни мы жили с ними дружно,
Но час настал, и нам решиться нужно.
Должны мы все откинуть всякий страх,
Теперь сражаться будем в небесах».
Большой интерес в нартовском эпосе вызывают мотивы, связанные с представлениями о нравственном идеале народа. Особенно сильное звучание эти мотивы получили в сказании «Созырко в стране мертвых», где изображается загробная жизнь.
В эпосе мы не находим упоминания о сотворении мира богом. Все небожители – боги, зэды и дуаги – изображены такими же существами, какими являются сами нарты.
Нартовские сказания, по справедливому замечанию многих исследователей, представляют собой энциклопедию жизни древних осетин. В них с исключительным художественным мастерством и правдивостью отражены хозяйственный и общественный уклад, обычаи и быт, психология и мировоззрение осетин далекого прошлого.
Не подлежит сомнению, что эпос в существенной своей части был создан еще тогда, когда осетины – аланы – были не горными, а степными жителями. Степной ветер веет в сказаниях. Ареной нартовских походов и богатырских подвигов часто является степь.
Наряду со степью в сказаниях часто упоминается и море. С морем и вообще с водной стихией нарты связаны тесными и многообразными узами. Знаменитые нарты-титаны Урызмаг и Хамыц родились от дочери водного владыки Донбетра; могучий Батрадз первые годы жизни проводит в водном царстве, откуда его удается выманить только хитростью.
Есть ли в нартовских сказаниях историческое зерно? Можно ли рассматривать этот эпос, как эпос исторический, или перед нами особая разновидность сказок? Ответить на этот вопрос не так легко. Анализ других мировых эпических памятников показал, что нет эпосов чисто исторических, как нет чисто мифологических или чисто сказочных. Обычно в эпосе наблюдается смешение разнородных элементов: исторических, мифологических, сказочных, обрядово-песенных. Однако уместно поставить вопрос, какой из этих элементов является в нартовском эпосе ведущим, доминантным, какой послужил ядром эпоса, дал первоначальный толчок к эпическому творчеству.
По мнению А. Н. Веселовского, эпическая песня создается «по горячим следам» какого-либо исторического события. В нартовских сказаниях мы этих «горячих следов» не видим. Не видим, может быть, потому, что вообще мало знаем историю алан. Если песня о Роланде, сербские песни о битве на Коссовом поле, эпос о Давиде Сасунском легко связываются с определенными событиями из истории франков, сербов и армян, если многие былинные сюжеты восходят к сюжетам рассказов из русских летописей, то для суждения об историческом или неисторическом характере тех или иных нартовских сказаний мы не имеем пока достаточных данных. Нам кажется, однако, что если бы были обнаружены какие-либо памятники или документы, которые позволили бы с достаточной подробностью установить всю историю алан и скифов, то для объяснения нартовских сюжетов и мотивов это дало бы очень мало материала. В лучшем случае мы обнаружили бы в сказаниях смутный отзвук одного или двух исторических событий, которые, благодаря внесению в повествование элементов фантастики и сказочности, изменены до неузнаваемости. Это наше убеждение основано на том, что нартовский эпос по своему складу и характеру относится к тому более древнему типу сказочно-мифологических эпосов, где всякая историческая конкретность подавляется бурным потоком вымысла, фантазии и символики. Исторические сюжеты уступают место мифологическим и сказочным мотивам, так же как в финской «Калевале», киргизском «Манасе» и др.
Есть все же некоторые исторические события, на которые нартовский эпос откликнулся, хотя опять-таки здесь использована символика. Такова борьба языческих культов с новой, христианской религией. Заключительная борьба двух героев эпоса – Сослана и Батрадза – с небесными силами представляется симолическим изображением борьбы языческого мира с новой религией-победительницей.
Можно было думать, что встречающиеся в сказаниях названия равнин, гор, рек, морей, поселений, а также имена собственные и названия народов позволят определить конкретно-историческую обстановку, в которой жили нартовские герои. Но и эти надежды не оправдываются. Географические и этнические упоминания в эпосе в большинстве сучаев имеют смутный и как бы нарочито нереальный характер. Нельзя не видеть эту нарочитость в таком, например сочетании, как Терк-турк, где Терк — название реки Терека, а турк—название народа турок,– два понятия, никогда не соприкасавшиеся между собой, объединение которых по признаку звукового ассонанса призвано как бы подчеркнуть, что речь идет о чистом вымысле, о фантастическом, нереальном народе. Этой же тенденцией объясняем мы искажения хорошо известных географических названий, когда, например, Хъуымы быдыр ‘Кумская (Пятигорская) равнина’ превращается в Гуымы быдыр; или Сау денджыз ‘Черное море’ – в Саденджыз и т. д. Такие же названия, как Сау хох ‘Черная гора’ или Уас къуыпи ‘Священный холм’, ни о чем не говорят, они не нарушают впечатления сказочной, ирреальной обстановки, в которой действуют герои нартовских сказаний. В эпосе мы не видим стремления локализовать во времени и пространстве происходящие события, наоборот, мы находим в нем очевидное желание завуалировать, лишить всякой реальности арену совершающихся действий[8]8
«Песня об Ацамазе» в записи М. Туганова, где дается ряд точных географических названий района Осетии и прилегающих областей, является едва ли ни единственным исключением. Несколько локализованных названий, как Зилахар, Гур (Гори) и т. п., в других сказаниях не меняют общей картины.
[Закрыть]. Создавая чудесный, сказочный мир «детей Солнца», творцы эпоса чувствовали, насколько было бы неуместно прикрепить этот идеальный, фантастический мир к обыденным, общеизвестным, лишенным всякой таинственности местам.
Итак, нартовский эпос не может быть назван эпосом историческим в точном смысле. Значит ли это, что он оторван от всякой действительности и лишен исторического значения? Конечно, нет. Ведь помимо правды исторических фактов существует еще правда художественная.
Возражая тем, кто отрицал историческую реальность образа летописца в «Борисе Годунове» Пушкина, Достоевский писал: «Неужели пушкинский летописец, хотя бы и выдуманный,– перестает быть верным древнерусским лицом? А поэтическая правда? Стало быть, поэзия – игрушка? Неужели Ахиллес не действительно греческий тип, потому что он, как лицо, может быть, никогда и не существовал?»[9]9
Ф. М. Достоевский. Полное собр. соч., 1883, т. 10, стр. 80.
[Закрыть] Интересно, что Достоевский в качестве образца художественной правды привел образ народно-эпического героя Ахиллеса. Нартовские герои в этом отношении не менее замечательны. К ним приложима характеристика, которую дал Достоевский художественным образам произведений Пушкина: «Главная красота этих типов – в их правде, правде бесспорной и осязательной, так что отрицать их уже нельзя, они стоят, как изваянные»[10]10
Там же, т. 12, стр. 426.
[Закрыть].
«Стоят, как изваянные» – это определение как нельзя лучше подходит к нартовским героям. Именно изваянными каким-то скульптором-титаном, высеченными из цельных глыб кажутся фигуры Урызмага, Сатаны, Батрадза и других героев.
Не потому ли так трудно убедить простого горца в том, что нарты не существовали в действительности? Он готов согласиться, что многие подвиги и приключения нартовских героев вымышлены; но что эти герои, такие живые, выдуманы «из головы» – этого он никак не может допустить.
Нартовские сказания, в особенности если они исполняются выдающимся певцом, производят сильное и незабываемое впечатление. Вы знаете, что все это – сказка, миф, фантастика, но на эту фантастику наложены такие живые краски, что вы почти начинаете верить в ее реальность.
Эти тысячелетние «сказки» до сих пор являются образцом реализма.
Нартовский эпос, возникший в глубокой древности, носит на себе следы ряда исторических эпох. Являясь, как и все большие национальные эпопеи, многослойным (полистадиальным), заключая в себе много различных напластований, он тем не менее в своей основе может быть охарактеризован как типичный эпос родового строя с яркими пережитками матриархата (образ Сатаны). О разделении нартов на три рода (Бората, Ахсартаггата и Алагата) говорится во многих сказаниях. Встречающиеся в эпосе элементы и черты, относящиеся к эпохе феодализма, привнесены в него в позднейшее время. Гомеровские поэмы, германский эпос, русские былины отражают более позднюю стадию общественного развития. В них уже фигурирует институт государства, которого и в помине нет в нартовском эпосе. Ближе к нартовским сказаниям стоят древнейшие ирландские саги. Отсутствие упоминания о государстве сближает нартовский эпос и с «Калевалой». В древнейших частях «Калевалы», «Риг-Веды» и «Авесты» мы находим много параллелей к нартовскому эпосу из области мифологии, мировоззрения и быта.
В эпосе отразилась одна из характерных черт родового общества – кровная месть. В сказании «Как Батрадз отомстил за смерть отца» месть героя продиктована не вспышкой гнева или прихотью, а идеей долга. Больше того, он проявляет при этом рыцарское благородство. Так, когда Батрадз приносит Сатане в виде трофея руку убитого Сайнаг-алдара, Сатана предлагает победителю вернуть руку врага его родным, чтобы тело убитого можно было предать земле, поскольку по обычаю он не может быть похоронен без руки. И Батрадз, не возразив ни слова, соглашается исполнить просьбу Сатаны.
В эпосе мы находим отражение древних общественных отношений – матриархальных. В нем выведен обаятельный образ Сатаны – главной нартовской героини. Она – мать народа, хозяйка и хранительница запасов всего рода. Эта ее роль интересна. и важна для характеристики примитивного общинного хозяйства матриархального общества. В отдельных сказаниях встречаются и другие следы древних общественных и семейных отношений, например, группового брака. В сказаниях о женитьбе Сослана есть варианты, в которых уже отражен переход от группового брака к парному. Однако следует отметить, что архаические черты не являются в эпосе ведущими, они сохраняются в нем как пережитки. Более полно и красочно изображены общественные формации, относящиеся, по периодизации Энгельса, к высшей ступени варварства,– родо-племенная формация и в особенности строй военной демократии.
В эпосе нарты изображены оседлым народом. Они живут в селении, разделенном на отдельные кварталы, располагают вооруженными отрядами для совместной борьбы против врагов. Излюбленным местом в нартовском селении является ныхас,. куда часто собираются односельчане для решения важных общественных и военных дел и спорных вопросов. Так, например, когда три нарта убили на охоте чернобурую лису и никак не могли поделить между собой ее шкуру, Урызмаг сказал:
«...Не сговориться, видно, нам друг с другом.
Домой вернувшись, выйдем на ныхас,
И старики рассудят лучше нас.
Там сам народ определит, кто прав
И что нужнее – шапка иль рукав».
В наиболее ранних сказаниях часто упоминаются пещеры и шалаши, служившие жильем человеку в глубокой древности. В более поздних сказаниях есть описания многоэтажных башен, неприступных крепостей и дворцов.
Нартам были хорошо известны золото, серебро, медь, железо и сталь. Из золота и серебра они делали украшения, из меди – предметы, домашнего обихода, а из железа и стали – вооружение: мечи, копья, луки, стрелы, панцыри, щиты, шлемы и т. д. Особенно процветало у нартов кузнечное дело, которое пользовалось большим почетом. Бог-кузнец Курдалагон – один из популярнейших персонажей эпоса. Многие герои сказаний, заключенные в стальную броню, наводят ужас на врагов.
Главное занятие нартов – охота и скотоводство. Основное оружие охотника – лук и стрела. В эпосе часто упоминаются многочисленные стада мелкого и крупного рогатого скота. В некоторых сказаниях речь идет и о распространении земледелия. Из хлебных злаков называются просо, ячмень и пшеница, из сельскохозяйственных орудий – соха. В сказании «Как Сослан, возвратился к нартам» рассказывается:
Сын Уацилла к ним пришел с сохой,
Ячмень с пшеницей сыпал им горой.
И мельничные жернова донбетры
Несли с собою, чтоб связать их с ветром.
В эпосе большую часть своего времени нарты уделяют балцам (походам), в которых участвует все взрослое мужское население. Охотой, скотоводством и земледелием также занимаются мужчины. Женщины же выполняют домашнюю работу. В частности, они с большим искусством приготовляют ронг – медовый напиток, пиво и брагу, шьют одежду, делают из шерсти сукно. Умением делать все это особенно славится Сатана.
Главной пищей нартов, судя по многим первоначальным сказаниям, служило оленье мясо. В большом количестве его подавали на пирах. В позднейших сказаниях упоминается уже мясо домашних животных и хлеб. Наиболее древним и любимым напитком нартов был ронг.
Яркое отражение в эпосе получили различные национальные обычаи и обряды: свадебный, похоронный и т. д. Нашли отражение в сказаниях и такие обычаи, как умыкание и калым, в прошлом широко распространенные у народов Северного Кавказа. В сказании «Ацамаз – сын Уаза» рассказывается о намерении небожителей Уастырджи и Афсати украсть для нартовского певца Ацамаза дочь несговорчивого Сайнаг-алдара, красавицу Агунду. Похищение женщин – как одна из форм заключения брака в родовом обществе – совершалось главным образом из-за калыма, который в большом размере уплачивался за невесту. В эпосе семь братьев говорят Созырко, похитившему их сестру:
«Ты за сестру обязан дать калым,
Нам предоставить должен ты скорей
Оленей, туров и других зверей.
Среди равнины раннею весной
Ты должен выстроить дворец стальной...»
В нартовском эпосе содержится большой и интересный материал по религиозным верованиям осетин и их предков. В нем мы находим указания на борьбу старых, языческих культов алан с новыми, христианскими, получившую свое отражение в битвах нартов с небожителями. Так, Созырко борется с колесом Балсага – христианизированного солнечного «бога» – и погибает в этой борьбе. Батрадз борется с христианизированными грозовыми богами уациллами и тоже погибает. В обоих случаях победа на стороне христианских божеств.
В сказании «Созырко в стране мертвых» раскрываются представления осетин о загробной жизни, описываются обряды и обычаи, сохранившие весьма древние черты, характерные для эпохи родового строя.
Значительный интерес в нартовском эпосе представляют следы тотемизма и анимизма.
Нарты изображаются веселыми, жизнерадостными. Их досуг целиком заполнен пиршествами, плясками и спортивными играми. После особенно удачных походов они устраивают пиры с обильными угощениями, на которые, по зову особого «крикуна» (фидиуаг), собирается все население. На пирах происходят состязания знаменитых нартовских танцоров и музыкантов. В сказании «Созырко и Челахсартаг» лучший плясун нартов Созырко в состязании с сыном Хиза поражает зрителей своей ловкостью:
Созырко в пляс пустился огневой,
Смеясь задорно и гордясь собой,
На стол поднялся на носках легко,
На пальцах ног взлетая высоко.
Народ следит за пляской с восхищеньем,
В глазах рябит от быстрого движенья.
Скользит, как лебедь, он по краю чаши,
И крошки хлеба, к удивленью старших,
Он со стола, танцуя, не роняет,
И капли ронга он не проливает.
Любимый танец нартов – симд. Это – популярный массовый танец, до сих пор распространенный у осетин, которому в эпосе посвящается много красочных строк:
Все заплясали в симде круговом,
От песен их гремело все кругом,
От пляски их сама земля дрожала.
Нарты – страстные любители музыки. Не только Ацамаз, о котором говорилось выше, но и все главные герои эпоса – хорошие музыканты. Одному из них – Сырдону – принадлежит изобретение двенадцатиструнной арфы. В сказании «Созырко в стране мертвых» Сатана получает от Афсати свирель и дарит ее Созырко.
Вот заиграл Созырко на свирели,
И стаями к нему сбегались звери.
На зов его, как будто по веленью,
К нему пришли и туры, и олени.
Сочетание воинственности с особой любовью к музыке, песням и пляскам составляет одну из характерных особенностей нартовских героев. Меч и фандыр – это как бы двойной символ нартовского народа.
Необыкновенная живучесть нартовского эпоса объясняется прежде всего тем, что в нем осетинский народ сквозь фантастическую оболочку видел действительную жизнь, самого себя. Герои нартовского эпоса получили широкую известность и популярность среди осетинского народа, они дороги ему и близки. Слово нартон ‘нартовский’ до сих пор употребляется для обозначения всего, что поражает мощью, величием, изобилием, красотой, необычайностью. Когда осетины впервые познакомились с кукурузой – злаком, не похожим ни на один из прежде известным им,– они дали ему наименование нартхор ‘нартовский злак’.
Сравнить хозяйку дома с Сатаной, а хозяина – с Урызмагом – это значит похвалить их, дать им такую характеристику, которую поймет каждый осетин без всяких комментариев.
Народный поэт Осетии Коста Хетагуров в своем творчестве часто приводит имена нартовских героев, сравнивает героев своих произведений с героями эпоса. В поэме «Кто ты?» он говорит об одном лице:
В двух словах дается исчерпывающая характеристика человека, который сравнивается с Сырдоном, отличающимся коварством и жестокостью.
В стихотворении-сказке «Пастух-батрак» упоминается Урызмаг:
В черновой рукописи поэмы «Хетаг» хозяйка несколько раз именуется Сатаной. В этой же поэме о старике Солтане говорится:
Высшая мечта поэта – уподобиться нартовскому певцу Ацамазу:
В народных свадебных и застольных песнях постоянно упоминаются прославленные нартовские супруги Урызмаг и Сатана, особенно последняя.
Ряд названий местностей в Осетии, могильники, склепы, камни, святилища, явления природы связываются с нартами.
Так, ковыль по-осетински называется «ус Хамыца», млечный путь – «след Арфана» (Арфан – имя коня Созырко), радуга по-дигорски значит «лук Сослана». О ласточке говорят, что хвост ее раздвоился, когда Сослан задел его своим мечом.
Характерные особенности многих растений, зверей и птиц связываются с теми благословениями и проклятиями, которые произнес по их адресу Созырко во время борьбы с колесом Балсага и перед своей смертью. Орешник растет суковатым и кривым, ива – бесплодна, ворон – долговечен, волк – отважен, сова видит ночью и т. д.
В Дигории показывают могилу Сослана (Созырко). Там же в старину справлялся летом особый праздник, посвященный этому герою. В Куртатинском ущелье, близ села Лац, показывают нартовский ныхас – место совета нартов. Большие камни служили, как говорит предание, креслами, на которых восседали могучие нарты. Там же показывают и могильники нартов. Известен также камень с начертанным на нем лабиринтом, слывущим за точное изображение дома Сырдона.
Из приведенных фактов, которые можно было бы умножить, видно, насколько глубоки корни нартовского эпоса в народе.
Говоря о художественных достоинствах нартовского эпоса, нельзя не отметить его большого сюжетного богатства. Общее количество самостоятельных сюжетов превышает сотню, и мы не видим, чтобы они в какой-то мере повторяли друг друга. Напротив, не только каждый цикл имеет свой отпечаток, но и внутри цикла сюжеты разнородны. При всем трагизме основных конфликтов в эпосе нет однообразной сумрачности скандинавской Эдды или ирландских саг. Эпизоды, насыщенные драматизмом – как смерть Ахсара и Ахсартага, гибель Созырко и Батрадза, бой Созырко с Тотрадзом, гибель детей Сырдона и другие,– перемежаются с эпизодами, где имеются элементы комизма; таковы сказания, связанные с именем Сырдона, а также эпизоды из других циклов (развод Урызмага с Сатаной, Урызмаг и циклоп, Батрадз и сын кривого великана и др.). При этом драматическое сочетается с комическим и анекдотическим весьма искусно, органически. Вообще юмор является существенным элементом нартовских сказаний, он свойствен народу, создавшему этот эпос.
При большом сюжетном богатстве нартовский эпос характеризуется относительной бедностью художественной формы. Эта бедность – явление не случайное. Она порождена примитивностью той общественной формации, в период которой создавался эпос. Древние охотники и воители были не требовательны к духовной пище, они привыкли к здоровой простоте и невзыскательности. Однако эта бедность формы не снижает художественную ценность эпоса. Богатство может быть уродливым и безвкусным, а бедность – красивой. Взгляните на горские боевые башни. Сложенные из неотесанных глыб, без цемента, они не могут быть названы богатыми в архитектурном отношении сооружениями, но это не лишает их своеобразной прелести и очарования. Больше того, именно этой своей простотой, гармонирующей с ансамблем аулов и с суровой окружающей природой, они и производят незабываемое впечатление. Таковы же осетинские нартовские сказания. Они, как мегалитические постройки: никакого орнамента, никаких украшений, но дыхание глубокой древности, сила и мощь чувствуются в них и пленяют человека.
Когда выше мы относили создание нартовского эпоса к родовому строю, то основывались преимущественно на содержании сказаний. Но даже только одно изучение художественной формы сказаний могло бы нас утвердить в мнении, что нартовский эпос – продукт доклассового общества. Достаточно прочитать несколько сказаний, чтобы стало очевидным: нет, это не феодальный эпос, феодализму присущ другой стиль. Обстановка феодального двора, где профессиональные певцы состязались между собой перед высокопоставленным покровителем, порождала ту изысканность стиля, ту перегрузку художественных средств, нередко в ущерб сюжетной динамичности и содержательности, которые немыслимы в условиях родового строя, где певец, он же воин, он же старший в семье или в роде, пел не для феодала, а для всех членов рода.
Жизнь, наполненная борьбой, опасностями и лишениями, породила тот героический дух в народе, который на протяжении столетий питал его эпическое творчество. Эти суровые условия наложили свой отпечаток и на нартовский эпос, сдержанный и строгий в выразительных средствах, но полный внутренней силы и динамичности.
Народная поэзия осетин бедна лирическими элементами. Это характерно и для нартовских сказаний.
Каковы художественные особенности нартовского эпоса? Композиция сказаний проста, в них нет отступлений. Синтаксис также не сложен: преобладают простые предложения, сложноподчиненные конструкции почти отсутствуют. Описания скупы до сухости. Действие превалирует над описанием и риторикой. Характеры героев раскрываются именно в действии, в поступках, а не в оценках и характеристиках. Художественные образы – реальны. Язык лаконичный, но в то же время богатый и меткий.
Отметим некоторые образы и выражения из художественного арсенала нартовских сказаний[15]15
Здесь использован материал осетинского оригинала, а не поэтического перевода, поскольку речь идет о художественных особенностях эпоса.
[Закрыть].
О женской красоте: «От нее изливался свет солнца и месяца», «Ее золотые косы до щиколоток», «Ее слезы, как обильный жемчуг».
О глазах героя: «Его глаза величиной с сито».
О жилище донбетров: «Пол – синее стекло, стены – перламутр, потолок – утренняя звезда».
О всаднике-великане: «Конь – величиной с гору, сам – величиной со стог сена».
О витязе: «Приближается чудный всадник, от него исходит сияние солнца и луны, перед ним клубится туман, над ним кружатся вороны, за ним тянется глубокая борозда. Сияние солнца – это блеск его шлема, сияние луны – блеск рукоятки меча, туман перед ним – это пар из ноздрей коня, вороны, которые над ним кружатся,– это комья земли, вылетающие из-под копыт, глубокая борозда – это царапина от кончика меча».
Излюбленными и весьма характерными для нартовских сказаний являются парные сочетания: парные образы, парные эпитеты и сравнения, парные имена.
О снегопаде говорится: «Заловский снег и вечный глетчер»[16]16
Значение слов залты, заловский неясно.
[Закрыть].
О вьюге: «Крутящийся ветер и кутающая вьюга».
Об отчаянном крике: «Крик орла и вопль сокола».
Хитрость, и прозорливость Сатаны и Сырдона характеризуются словами: «Хитрость неба и чародейство земли».
О бедно одетом герое: «Со свернутыми ноговицами и со стоптанными арчи»[17]17
Арчи – горская обувь.
[Закрыть].
О множестве говорится: «Сто раз сто и тысячу раз сто».
Эта же склонность к парным сочетаниям наблюдается и при употреблении имен: «Терк и турк», «Кайтар и Битар» и др. Некоторые из парных сочетаний являются синонимическими параллелизмами, когда оба слова или сочетания слов заключают одно и то же понятие, выраженное разными словами.
Нам остается вкратце остановиться на вопросе о жанре и метрическом размере сказаний.
Героические нартовские сказания – «кадаг»[18]18
По-видимому, от слова кад — «слава», «хвала».
[Закрыть] – среди других фольклорных жанров занимают совершенно обособленное место не только по содержанию, но и по манере исполнения. Они, с одной стороны, противостоят «аргъау» – сказке, с другой – «зараг» – песне (исторической, застольной и пр.). От сказки «кадаг» отличается тем, что он поется, а не рассказывается, от «зараг» – тем, что он поется в сопровождении музыкального инструмента (скрипки или арфы) и имеет совершенно особую мелодию. По типу «кадаг» исполняются только нартовские и даредзановские (идущие из Грузии) сказания, а также несколько героических песен («Сказание об Одиноком», «Сказание об Анзоре Анзорове», «Сказание о Дзамболате Дзанаеве» и др.). Песни об исторических героях (Чермена, Хазби и др.) не называются «кадаг» и исполняются без музыкального сопровождения.
Характер исполнения «кадага» дает право думать, что он облечен в поэтическую форму и ему свойствен стихотворный размер и ритм. Между тем, обращаясь к имеющимся записям «кадага», мы видим, что почти все они имеют форму прозаических рассказов, по внешнему виду ничем не отличающихся от сказок. Откуда такое противоречие? Насколько можно судить, оно вызвано следующими двумя причинами. Первая заключается в том, что большинство записывающих само просит сказителя не петь, а рассказывать, так как в этом случае сказителя можно останавливать, переспрашивать, просить повторить, что при пении совершенно исключено. Вторая причина заключается в том, что поэтическая форма «кадаг», хотя она несомненно существует, не выдержана, во всяком случае в исполнении новейших рапсодов, строго до конца. При рассказывании не улавливается стихотворно-ритмический размер «кадага», и он невольно записывается как прозаическое произведение.
Но, поскольку существуют записи целых песен в стихотворной форме (например, песни об Ацамазе, о Маргудзе, записанные М. Тугановым), поскольку даже в прозаических записях попадаются отдельные куски с правильным ритмическим членением, есть все основания ставить вопрос о метрике осетинского «кадага». Проведенный весной 1941 г. в Дзауджикау съезд сказителей дал для этого дополнительный ценный материал.
