Текст книги "Нарты. Эпос осетинского народа"

Автор книги: Автор неизвестен

СОЗЫРКО И КАРАДЗАУ

 
Зимою лютой нартовский народ
Терпел немало всяческих невзгод.
Ночами часто злые ветры выли,
Поля полны глубоким снегом были.
В ту зиму гордым скакунам пришлось
От голода есть собственный навоз.
Погиб еще недавно скот рогатый,
А ныне гибнет и табун богатый.
И на ныхасе нарты в дни печали
О бедствии народном рассуждали:
«От голода пропал наш скот рогатый,
Падет, должно быть, и табун богатый.
Как без коней свершать нам дальний путь?»
Тогда Сырдон решил их обмануть.
Нашел он где-то средь отвесных скал,
У теплого источника фасал.
Большой пучок сорвал и напоказ
Торжественно принес он на ныхас.
С насмешкою сказал он: «Что случилось?
Иль в головах у нартов помутилось.
Табун ваш погибает, вы ж – в покое.
А рядом пастбище лежит большое,
За Уарыппом, где берет начало
Большая степь, покрыто все фасалом.
Там есть, должно быть, и другие травы.
Где ваш табунщик? Удивляюсь, право.
А, впрочем, нечему и удивляться,
Табунщики чужой земли боятся».
Созырко был обижен этим словом,
Он тотчас же от крова и до крова
С таким призывом по селу прошел:
«Кто только знает в конном деле толк,
Пусть смело выгоняет лошадей
На пастбище, в табун наш поскорей».
Обрадовались нарты, как бывало,
Своих коней сгоняли исхудалых.
За дело нартов принимаясь пылко,
Весь свой табун собрал тогда Созырко,
И двинулся за Уарыпп он смело.
Глаза слепило от сугробов белых.
Созырко гнал табун свой исхудалый,
И пастбище увидеть ожидал он,
Но даже травки не было в помине,
Лишь снег кругом, да лед, как небо, синий.
Нарт изнемог, замерз, проголодался,
И лишь тогда он только догадался,
Что он обманом завлечен был в горы.
Но возвращаться он считал позором,
Он вел табун, на голод обреченный.
Снег разрывал и проклинал Сырдона.
Когда листву под снегом находил,
То ею он своих коней кормил.
А в это время нарт Сырдон лукавый
Быстрее ветра мчался к Карадзау.
Уже давно он слышал от людей,
Что тот был всех богатырей сильней.
Силач заметил всадника со склона
Горы крутой и встретил благосклонно
Немедленно освежевал барана
И приготовил сам шашлык румяный
Но, несмотря на ласковый прием,
Сырдон не шел в гостеприимный дом.
И Карадзау молвил: «Что с тобою?
Иль стол мой слишком скуден для героя?
Иль горькая беда стряслась с тобой,
Что чаши не касаешься рукой?»
Сырдон сердитый отвечал с досадой:
«О может ли еда доставить радость,
Могу ль о ронге думать ныне я,
Когда Созырко оскорбил меня.
Коль был бы ты обидчика сильней,
Пригнал бы вмиг табун своих коней
И, выбрав быстроногого коня,
Догнал Созырко на исходе дня
И голову ему бы отрубил.
Тогда б тебя я отблагодарил».
И он помчался, не взглянув на дверь,
Злой и голодный, словно дикий зверь.
А Карадзау оседлал коня,
Помчался в поле, скакуна гоня.
Летел к Созырко на единоборство,
Хотел сломить он нартское упорство.
Он самого Созырко и не знал,
Но многое о нем уже слыхал.
Вот он объехал первый горный склон,
Виднелись здесь дубы со всех сторон.
За Уарыппом встретиться пора.
Вот едет он, громадный, как гора,
Деревья топчет, ветки обрывая,
Пыль снеговую за собой вздымая.
Созырко наблюдал издалека,
Как подымались пыли облака.
Он испугался за своих коней
И понял сразу, что пред ним – злодей.
«А вдруг он мчится, голодом влеком,
Сожрет меня он вместе с табуном».
От страха он на дерево залез,
Оттуда смотрит на шумящий лес,
За всадником он сверху наблюдает
И видит, как зловещий меч сверкает.
Вдруг ураган пронесся над горами,
Деревья ветер вырывал с корнями,
И было очевидно, что напасти
Исходят только из огромной пасти.
То – Карадзау грозного дыханье,
Что в людях вызывало содроганье.
Но вот остановился Карадзау
И посмотрел налево и направо.
Табун был здесь, табунщика же нет.
Тогда, желая услыхать ответ,
Он крикнул: «Эй, откликнись, отзовись,
Коль жив, не бойся и ко мне явись».
Не знал Созырко, как и поступить.
Не откликаться – значит, честь забыть.
Тогда он закричал: «Но коль не вор ты,
Ужели к нам пришел из царства мертвых?
Ты испугал табун мой исхудалый,
Я с ним и так намучился немало,
Выискивая травы средь сугробов».
Тот засмеялся и сказал без злобы:
«Слезай-ка, друг мой, с дерева скорей.
Чей ты табунщик? Чьих пасешь коней?»
«Я охраняю нартовский табун,
Табунщик, проклинающий судьбу.
А ты кто будешь? По лицу – герой.
Куда летишь в ненастный день такой?»
И Карадзау отвечает гордо:
«Лечу к Созырко, прямо через горы.
Его хотел бы вызвать я на бой.
Поведай мне, что это за герой, —
Силен ли очень и с кого он ростом,
Сражается лукаво или просто?»
С притворным страхом тот ему ответил:
«Сильней его не встретишь ты на свете,
Пред ним на птичку будешь ты похож,
При встрече с ним кого не бросит в дрожь».
«Пусть он могуч. Но чем же он силен
И чем, скажи, меня храбрее он?
Куда свою он силу направляет
И чем свою отвагу проявляет?»
Созырко молвил: «В нем такая сила,
Что многим путь к победе преградила.
Любого силача берет он меч
И просит голову себе отсечь».
Со смехом Карадзау отвечал:
«А ну-ка, ты руби меня с плеча,
Прикинься на минуту силачом
И испытай меня своим мечом».
И, быстро вынув нарта меч из ножен,
Сказал спокойно: «Действуй осторожно.
Меня ты можешь им разить без страха,
Но лишь себя не изувечь, вояка».
Схватил Созырко меч свой закаленный
И рубанул по голове склоненной.
Но Карадзау и не вздрогнул даже,
Проговорил он: «Я тебя уважил.
Теперь, надеюсь, о своем Созырко
Сказать ты сможешь: «Уж не так велик он»».
Созыр дивился силе Карадзау,
И, поразмыслив, так ему сказал он:
«Созырко часто открывает рот
И говорит: «Стреляй в него, народ!»
От стрел каленых воинов отважных
Во рту не сыщешь и царапин даже».
Подумав, Карадзау молвил вслух:
«Прошу тебя, не поленись, пастух,
И стрелами, я не веду им счет,
Рази меня бесстрашно прямо в рот».
Немало стрел пустил Созыр. И что же,
Ему царапин нанести не может,
Ломаясь, стрелы падали в канаву.
Тогда спросил Созыра Карадзау:
«Скажи, пастух, раз встретился со мною,
Еще чем славен ваш хваленый воин?»
Созырко, скрыв немое изумленье,
Ответил так: «Он славится терпеньем.
Хвалясь своим могуществом телесным,
Он у скалы становится отвесной,
И вот, поставив под удары спину,
Он просит самых крепких исполинов
Кидать с горы огромные каменья,
А сам стоит, как глыба, без движенья.
Вот так силен Созырко, воин ратный,
Непобедимый воин, гордость нартов».
Ответил Карадзау: «Вот веселье!
Ну что ж, от нас недалеко ущелье.
Я стану тоже у скалы отвесной,
И ты, коль силой наделен телесной,
Влезь на скалу и вниз кидай каменья,
А я спокойно встречу нападенье».
Он спешился, коня за гриву взял
И к дереву большому привязал,
А сам, смеясь, горе подставил спину.
Созырко влез тотчас же на вершину
И, выворачивая глыбы скал,
На Карадзау их с трудом бросал.
Грохочут камни, вниз несутся с треском,
И над ущельем пыль встает завесой.
Под камни, что с горы летели вскачь,
Со смехом спину подставлял силач.
И глыбы те, что на вершине были,
Теперь взметались тучей серой пыли.
А Карадзау говорит Созырко:
«Поведай, мальчик, чем еще велик он?
Какие есть достоинства у нарта
И чем еще чудесен и богат он?»
Созырко испугался: «Что за чудо
И что за сила эта и откуда?»
Но он сказал: «Нет, он тебя сильнее,
Раз в тысячу мудрее и храбрее.
Кидает хворост он в пучину вод,
Потом, раздевшись, в озере плывет.
Всю ночь проводит там он, а когда
Вода покроется корою льда,
Он на своих плечах выносит лед
И хворост вместе с рыбою несет.
Вытряхивает рыбу он для нартов,
А лед и хворост – в озеро обратно».
Тут Карадзау в чащу побежал,
С корнями вырывать деревья стал,
Запасся быстро ветками большими
И озеро наполнил сразу ими.
Когда оно наполнилось ветвями,
То Карадзау влез в него, как в яму,
По самый подбородок влез он в воду.
И оба обратились к небосводу:
«О бог богов, вершитель дел земных!
Ты выслушай просителей своих.
Все зимние морозы собери
И эту ночь ты ими одари,
Чтоб злой мороз сковал бы все кругом,
Чтоб озеро покрылось толстым льдом».
Никто из них не знал, как и откуда,
Но в ту же ночь свершилось это чудо.
Мороз таким ожесточенным стал,
Что льдом железным озеро сковал.
И весь почти табун тогда замерз,
Спастись коням немногим удалось.
Но лишь лучами засиял восход,
Как Карадзау поднимать стал лед.
Хоть от напора плеч его могучих
Земля дрожала, разгонялись тучи
И затрещала льдина по краям,
Но вырваться никак не мог он сам.
За ним, смеясь, Созырко наблюдал.
Он Карадзау бедному сказал:
«Ну что, силач, как видно, ты смущен.
Что возишься ты, коли так силен?
Ведь ты могуч, так что ж не лезешь кверху?
Иль, может быть, ты влез туда для смеха?
На что надеялся, когда шел к нартам,
Домой вернуться думал ли обратно?»
И лишь теперь все понял Карадзау,
Узнал Созырко и забыл про славу.
Остаток сил морозу отдавая,
Стоял во льду он, быстро замерзая.
Тогда схватил Созырко меч свой славный,
Приставил быстро к горлу Карадзау,
Но меч не резал, точно стал тупее,
Не срезал даже волоска на шее.
Тут Карадзау молвил сгоряча:
«Нет смерти мне без моего меча.
Не мучь же зря, мой меч возьми скорей,
Моим мечом меня же и убей.
Умом силен, но все же слаб ты силой.
Когда бы мощь моя в тебе бурлила,
То был бы ты вовек непобедимым.
Когда убьешь меня, будь терпеливым,
Мозг позвоночника ты теплым вынь
И повяжись, как поясом, ты им.
И передастся сила от меня
К тебе навеки. Так желаю я».
Взмахнул тогда его мечом Созырко,
И враг упал, лицом ко льду приникнув.
Мозг позвоночника Созырко вынул,
И опоясаться собрался им он,
Но вдруг подумал: «В спешке толку нет,
Быть может, враг коварный дал совет».
И чтоб ему все стало сразу ясно,
Вмиг вражьим мозгом дуб он опоясал.
И на две части раскололся дуб,
И наземь повалился он, как труп.
К другому дереву он подошел,
И пополам переломился ствол.
Футляр тогда Созырко смастерил,
И, как стрелу, в него он мозг вложил,
И вместо памятника дорогого
Воткнул он меч у берега крутого.
На меч он череп насадил врага,
Чтоб труп найти, когда спадут снега.
Тут на коня врага вскочил герой,
Помчался быстро радостный домой.
Оставшихся от табуна коней
Погнал с собой, несясь ветров быстрей.
Несется нарт, табунщик молодой,
С веселым присвистом к себе домой.
Приехал он, и славный конь зафыркал.
А дома песню затянул Созырко.
 

СОЗЫРКО И СЫН АЛБЕГА ТОТРАДЗ

 
Давно в семье Албега сына ждали.
Муж и жена о первенце мечтали,
Но первенца им бог не посылал.
Но вот однажды весь народ узнал,
Что нарт Албег отцом счастливым стал.
Рожденье сына, вызвав удивленье,
Обрадовало нартское селенье.
И кувды длились целую неделю.
Новорожденного все захотели
Увидеть сами. Имя выбирали.
И вот Тотрадзом мальчика назвали.
Созырко, возвратившись из похода,
О новости услышал от народа.
Задумался он и промолвил так:
«Нет, то не сын Албега-старика,
Родить дитя старуха не могла.
Чьего ж младенца сыном нарекла?
Албег, должно быть, хитрость замышляет,
Меня коварно погубить желает.
Албег меня в бою не победит,
Он мне теперь противника растит».
И вот Созырко выразил желанье
Устроить вскоре в играх состязанье.
Глашатая отправил к нартам он,
Был нартовский народ оповещен:
«Через одну неделю, утром ранним,
Пусть соберутся нарты на поляне
По одному от каждого жилища
В вооруженье, подкрепившись пищей.
А кто бойца не сможет снарядить,
Ребенком должен будет уплатить».
И нарты, получив тот вызов странный,
Собрались вмиг для игрищ на поляну,
Чтоб силами помериться своими.
Созырко появился вслед за ними,
Он поскакал на скакуне вперед,
Окинул взглядом нартовский народ.
Картина игрищ воину знакома:
Сюда собрались по бойцу от дома,
Как полагалось, в полном снаряженье.
Сверкают шлемы от лучей весенних,
Мечи горят и рассыпают искры.
Созырко поле игр объехал быстро,
Весь нартовский народ он обошел,
Албегова посланца не нашел.
Албега самого уже не стало.
Вдова лить слезы не переставала.
А сын ее, младенец трехнедельный,
Лежал еще в плетеной колыбели.
Старуха-мать слезами залилась
И с колыбели не сводила глаз,
Скрыть не могла отчаянье свое.
Тогда спросил младенец у нее:
«Зачем печаль в твоем угасшем взоре?
Зачем со мной не делишься ты горем?»
«Пусть жертвою я буду за тебя,
Родимое, любимое дитя!
По одному от каждого жилища,
В вооруженье, подкрепившись пищей,
Сегодня все бойцы должны собраться,
Чтобы в стрельбе и играх состязаться.
А кто не сможет вовремя прибыть,
Себя обязан будет заменить
Своим ребенком, чтоб, не ждя спасенья,
Ребенок тот служил стрелкам мишенью».
Младенец молвил матери своей:
«Не плачь, о лучшая из матерей,
Свой род вовек не дам на поруганье».
Мать отвечала мальчику рыданьем:
«О если б ты, младенец мой прекрасный,
Был юношей, я не была б несчастной,
Не плакала бы горько пред тобой».
Тут маленький Тотрадз одной рукой
Сломал мгновенно доски колыбели,
Они и скрипнуть даже не успели.
Поднялся он и мать свою спросил:
«О неужель отец мой не носил
Оружия и не имел коня?
Они б спасли в тяжелый час меня».
Ответила взволнованная мать:
«Не раз водил отец твой в битву рать.
Оружия у нас запас большой,
И в подземелье спрятан конь лихой.
Спустись к нему, о солнышко родное,
И пусть тебя ничто не беспокоит.
А в комнате отцовские доспехи,
Возьми любые, там не мало всех их».
Спустился в подземелье он впервые
И под уздцы коня лихого вывел,
Пошел к реке, шумевшей среди скал,
Коня он быстро в волнах искупал,
Отцовское оружье вынес он,
Как воин, был теперь вооружен.
Когда Тотрадз готов уж был к дороге,
Родная мать предстала на пороге.
«Свет сердца моего, – ему сказала, —
Будь осторожен, ты ребенок малый».
Тотрадз ответил матери своей:
«Коль мой отец был всех других смелей
И гарцевал на взмыленном коне,
Постыдно будет быть трусливым мне».
И вот Тотрадз стегнул коня слегка,
И конь помчал его под облака.
Там, в вышине, он птицей покружился
И вскоре вновь на землю опустился.
Увидя мать, сын молвил напоследок:
«Взгляни, достойный пред тобой наследник?»
Сказала мать: «О солнышко родное,
Ты можешь ехать, ты рожден для боя.
По ловкости твоей, считаю я,
Достоин ты отцовского коня.
Уастырджи да будет век с тобой,
Чтоб, победив, вернулся ты домой!»
Дотронулся он до коня слегка,
И конь его помчал под облака.
Летел он над полями в синей дали.
Коня Албега нарты опознали,
Но всадника никто не мог узнать.
«Кто этот всадник?» – начали гадать.
Пока велись все эти разговоры,
Тотрадз спустился к ним по косогору.
Спустился он в вооруженье полном,
Насмешливый, веселый и задорный.
Оружья блеск всем им слепил глаза.
Встав пред Созырко, он ему сказал:
«Так это ты – Созырко знаменитый,
Врагов не раз одолевавший в битвах?»
«Да, я Созырко», – отвечал герой.
«Албега сын стоит перед тобой.
К тебе явился я не без причины:
Другого нет в роду у нас мужчины,
Вот потому к тебе приехал я».
Созырко же сказал своим друзьям:
«Попарно надо мерить наши силы».
И лишь Тотрадзу пары не хватило.
Тогда Созырко он сказал: «Герой,
С тобою будем в паре мы одной».
Созырко гневом воспылал мгновенно,
Юнцу Тотрадзу отвечал надменно:
«Смеешься надо мной, молокосос,
О, как бы вскоре ты не пролил слез!
От материнских ласк ты не отвык,
Младенческий еще ты помнишь крик».
Тотрадз вскричал: «Начнем единоборство!»
Не мог Созырко победить упорство,
И, выполняя дерзкое желанье,
С противником вступил он в состязанье.
Бой между ними вскоре закипел,
В нем каждый доблесть показать хотел.
Тотрадз к Созырко быстро подскочил,
Его кольчугу в ярости пронзил,
И не успел опомниться нарт смелый,
Как на копье противника висел он.
Так день прошел в невыносимых муках.
Но хоть Созыр не произнес ни звука,
Признал он все же вражье торжество.
И вырвалось признанье у него:
«Спусти меня на землю, а потом
Чини свой суд над сдавшимся врагом.
Во имя бога милостивым будь,
Дай на мгновенье мне передохнуть»
Тотрадз его на землю опустил
И в землю твердую копье вонзил,
И предложил Созырку сгоряча:
«Испробуем-ка силу на мечах»
Созырко так противнику сказал:
«Ты на копье весь день меня держал.
Теперь тебе, конечно, нипочем
Усталого сразить своим мечом.
Для отдыха мне дай недельный срок.
А что вернусь, даю тебе зарок.
Через неделю встретимся мы снова
И вступим в бой, жестокий и суровый».
Тотрадз согласье дал. Был бой отсрочен,
На этом поединок был закончен.
Они вскочили на своих коней,
Разъехались и скрылись средь степей.
Созырко удручен бедой нежданной.
А дома встретила его Сатана,
Подробно расспросила обо всем:
«С каким, родной, ты встретился врагом?
Что побледнел и стал неузнаваем?
Поведай мне, какой тоской снедаем?»
«Все расскажу я о своем позоре.
На состязанье вышел мне на горе
Албега желторотый сосунок,
Что силой храбрых удивить бы мог.
Он поднял на своем копье меня,
На нем висел я до исхода дня.
И обратился я к нему с мольбой,
Он согласился и отсрочил бой.
Недельный срок он дал мне для того,
Чтоб, отдохнув, я встретить мог его
В условный час на прежнем поле бранном».
Ответила тогда, смеясь, Сатана:
«Какая же причина для печали?
И не таких мы недругов встречали.
Тотрадза конь был дьяволом испорчен,
Он до смерти боится шкуры волчьей,
Боится он и звона бубенцов.
Когда ты будешь к выезду готов,
Ты волчью шкуру на коня повесь,
И в бубенцах пусть будет конь твой весь.
На поле игрищ ты устрой засаду,
Не отвечай, хоть враг и будет рядом,
А постарайся, чтоб при встрече сразу
Ты оказался за спиной Тотрадза.
И ты увидишь, что случится с ним,
С противником прославленным твоим».
Созырко в день назначенный явился
На поле игрищ раньше, притаился
И терпеливо ждал врага в засаде.
Тотрадз пришел и оказался сзади.
«Созырко! – крикнул он. – Куда девался?
Иль ты единоборства испугался?
Коль не придешь к назначенному сроку,
То посрамишь ты честь свою жестоко.
Бог проклял тех, кто совесть потерял».
На этот крик Созырко промолчал:
Пускай напрасно тот его зовет.
Когда противник выехал вперед,
Стегнул Созырко своего коня
И стал уже Тотрадза догонять.
Тотрадза конь, несясь среди лугов,
Услышал звук звенящих бубенцов.
Когда ж почуял волчьей шкуры запах,
Еще быстрей помчался с диким храпом,
Встал на дыбы, отчаянно заржал,
Быстрее птицы мальчика помчал.
Тотрадз все удила уже порвал,
Но дикого коня не удержал.
Тогда со злости, выбившись из сил,
Он ловко за уши коня схватил.
Он все усилья прилагал в тревоге,
Чтоб конь его не сбросил по дороге.
Созырко же настойчиво, умело,
Тотрадзу вслед пускал стальные стрелы,
Пока несчастный головою вниз
На лошадиной шее не повис.
А конь летел, безумный и шальной,
Тотрадза мертвым приволок домой,
Остановился во дворе открытом,
Стал громко ржать и бить своим копытом.
Когда же мать то ржанье услыхала,
Заплакала она, запричитала:
«Кровь пролилась, осиротел мой род».
А во дворе скакун безумный ржет.
Конь ударяет о порог копытом.
О, горе матери, тоской убитой!
Тут сыну мать западз соорудила
И труп, рыдая, в нем похоронила.
 

СОЗЫРКО И ЧЕЛАХСАРТАГ

 
Однажды нарты пировали долго,
Шашлык горячий запивали ронгом.
Седые старцы – на почетном месте;
Как гость и чужестранец с ними вместе
Челахсартаг, сын Хиза – гордый воин,
Веселый, бравый и, как тополь, стройный.
Присутствовал, конечно, и Сырдон,
Сегодня – первый пивочерпий он.
Хозяйка щедрая из кладовой
Напитки шлет с обильною едой,
И пиво черное, что всех пленяет,
И ронг, что незаметно опьяняет.
Едою переполнены столы,
Здесь курдюки и целые волы.
Неделю пир, не прекращаясь, шел,
От буйной пляски сотрясался пол.
Мир радовался песням их веселым.
И птицы пели, и жужжали пчелы,
Дубы ветвями тихо шелестели,
И водопады звонко песни пели.
От нартских плясок взволновалось море,
И вскидывало волны на просторе,
И до небес подбрасывало их.
Донбетры вышли из глубин морских,
На танец нартов издали смотрели,
Внимая звукам радостным свирели.
И выкатилось солнце золотое,
Оно остановилось над землею
На полпути, залюбовавшись пляской,
Мир обжигая огненною лаской.
Сын Бардуага, словно на коне,
Явился на дубовой бороне,
Разбрасывая пригоршнями искры,
Над нартами кружился в небе чистом.
Все разузнать Курдалагон успел
И на огромном молоте слетел.
Он молотом стучал по наковальне,
Тот стук был слышен и в округе дальней.
Явился к ним Уастырджи могучий,
Он разогнал сгустившиеся тучи.
Быстрее ветра мчался в поднебесье
Под звуки танцев нартовских и песен.
И пляской нартов любовались зэды
И им улыбки посылали с неба,
В ладоши били, удивлялись статным
Красавицам – подругам смелых нартов,
Они за молодежью наблюдали,
Участья же в игре не принимали.
А молодежь и пела, и играла,
И танец свой любимый танцевала.
И старики довольны были пиром,
Усы свои, лоснящиеся жиром,
Поглаживали, чаши поднимали,
За Урызмага тост провозглашали.
Нарт взял фандыр свой и запел протяжно:
«Пусть молодежь нам мужество покажет.
Кто всех прекрасней с копьями станцует
И кто Созырко победит, ликуя,
Тому к успеху будет путь открыт».
Челахсартаг, сын Хиза, говорит:
«Открыто нартам я хочу сказать:
Надеюсь я Созырко обыграть,
И я его на пляску вызываю».
Тогда Созыр, улыбки не скрывая,
Из-за стола ему ответил так:
«Сын Хиза, нартский гость Челахсартаг,
Начнем мы пляску старикам в угоду,
Покажем силу, ловкость пред народом.
Ловчее кто станцует и живей
И кто из нас окажется сильней,
Пусть старики и молодежь рассудят,
Решенье их для нас законом будет.
Наш Урызмаг, что славен в нартском мире,
Играет пусть сегодня на фандыре,
А молодежь пускай в ладоши бьет.
Но ты скажи, сын Хиза, наперед,
Коль выиграю я, к твоей досаде,
Подумал ли ты о моей награде?»
Сын Хиза, доблестный Челахсартаг,
Ответил на вопрос Созырко так:
«Коль выиграешь ты, огненноокий,
Не будешь больше жить ты одиноким,
Тебе сестру Бедуху я отдам,
Счастливой жизни пожелаю вам».
«Да будет так, – сказал Созыр, – согласен.
Я верю в то, что танец твой прекрасен.
Коль скажут судьи, к радости твоей,
Что ты танцуешь лучше и живей,
То, не жалея о твоем успехе,
Тебе отдам я все свои доспехи,
Бидаса шлем и Церека кольчугу,
Носи тогда их, вспоминая друга».
«Огненноокий нарт, да будет так.
Согласен я, – сказал Челахсартаг. —
Обманывать не стану нартов я.
Тому порукой будет честь моя».
И тотчас вышел он из-за стола.
Уверенность Созырко возросла,
Он рукава повыше засучил,
К Челахсартагу сразу подскочил.
Друг против друга стали оба дружно
И затянули пояса потуже,
Колчаны перекинули за плечи,
Как будто приготавливаясь к сече.
А Урызмаг фандыр настроил свой,
Чтоб удивить весь мир своей игрой.
Был сыну Хиза нартом вызов брошен.
И молодежь ударила в ладоши.
Созырко в пляс пустился огневой,
Смеясь задорно и гордясь собой,
На стол поднялся на носках легко,
На пальцах ног взлетая высоко.
Народ следит за пляской с восхищеньем,
В глазах рябит от быстрого движенья.
Скользит, как лебедь, он по краю чаши,
И крошки хлеба, к удивленью старших,
Он со стола, танцуя, не роняет,
И капли ронга он не проливает.
Закончив танец под фандыра звон,
На место молча опустился он.
Тогда Челахсартаг пустился в пляс,
Сын Хиза, бравший первенство не раз.
Он завертелся на носках так ловко,
Что восхитил пирующих сноровкой,
Без устали вел танец гордый свой.
Он плавно несся, сделав круг большой,
То, как стрела, взлетал он высоко,
Как будто силой неземной влеком,
То, изгибаясь, в небо он стремился,
То, словно птица раненая, бился,
То падал он на землю вдруг ничком,
То, встав, вертелся бешено волчком.
Но вот, на стол забравшись, над столом
Он закружился вдруг веретеном.
Но стол не шелохнулся от толчка,
И крошки не упало со стола.
Тут молодежь, дыханье затаив,
Из ножен вынула мечи свои,
И он плясал на остриях мечей,
Свет излучался из его очей.
Танцора нарты тут остановили
И вновь за стол с собою усадили.
Старейшие решили на ныхасе,
Что каждый был по-своему прекрасен.
У всех старейшин расходились мненья,
Кому отдать, не знали, предпочтенье.
И у хозяйки после споров долгих
Потребовали все нартацамонгу.
Нартацамонгой называлась чаша,
Знакомая далеким предкам нашим.
Она все знала, был ей мир понятен,
Она показывала правду нартам.
Коль правду пьющий говорил, она
Бурлила ронгом, как в морях волна.
От лживых и неискренних речей
Напиток делался спокойным в ней
И постепенно в чаше высыхал.
Сырдон сметливый это свойство знал.
И вот до кувда, затаив тревогу,
Наполнил чашу не одним он ронгом.
Туда лягушек, ящериц и змей
Он накидал, самой лисы хитрей,
И чашу ту своими же руками
На стол поставил перед стариками.
Танцорам же совет он дал коварный:
«Кто протанцует танец этот славно
С нартацамонгой над своей главой
И не прольет ни капельки одной,
Того мы назовем лихим танцором,
Тогда конец наступит всяким спорам».
Все право первенства Созырко дали.
Он чашу взял, не ведая печали,
На стол взлетел он плавно и легко
И закружился на столе волчком.
Но все ж пред окончаньем незадолго
Он пролил на пол две-три капли ронга.
Окончив танец, под фандыра звон
На место плавно опустился он.
Тогда Челахсартаг пустился в пляс,
Сын Хиза, бравший первенство не раз.
Привел он снова нартов в восхищенье.
Но самое большое изумленье
Он вызвал тем, что, стоя на краю
Стола, из чаши вытащил змею,
И бросил он ее в Созырко смело,
Схватив лягушку скользкую умело,
Он в грудь Созырко запустил тотчас,
Вслед ящерицу кинул он, смеясь,
Созыру прямо в лоб она попала.
Всех нартов это страшно удивляло.
Челахсартаг закончил танец свой,
Не пролив ронга капли ни одной.
«Скажите, старшие, – он так сказал, —
На этот раз кто лучше танцевал?
Коль побоитесь вы Созырко снова
И правды не объявите суровой,
Ему, Созырко, оказав почет,
Средь бела дня погибнет нартский род!»
Но старцы успокоили его:
«Сын Хиза славный, празднуй торжество.
Ты первенство, конечно, заслужил,
Мы признаем, твой танец лучшим был».
Созырко так сказал Челахсартагу:
«Ну, хорошо, ценя твою отвагу,
Свои доспехи вынесу тебе;
Узнаешь коль, на зло моей судьбе,
Кольчугу Церека, тебе отдам».
«Неси ее, – сказал сын Хиза, – к нам».
К себе домой помчался вмиг Созырко,
Принес доспехи, как для поединка,
И под ноги их бросил сыну Хиза.
Противнику не посылая вызов,
С улыбкою назвал врага он другом,
Подумал: «Пусть найдет свою кольчугу».
И так сказал: «Вот все мои доспехи.
Свои найди-ка для моей утехи».
Челахсартаг внимательно взглянул
И каждую кольчугу повернул,
Но Церека кольчуги не нашел,
Хоть осмотрел доспехи хорошо.
Он растерялся и развел руками,
И от досады вспыхнул, словно пламя.
Тогда Сырдон, объятый чувством мести,
Сказал ему: «Созыр не знает чести,
Тебя обманет для своей потехи,
И никогда он не отдаст доспехи.
Подумай лучше о моем совете:
Ты оседлай авсурга на рассвете
И день начни ты кличем боевым:
«Кольчуга, будь соратником моим!
Спешу на битву я, и конь мой взвился,
Тебя носить достойный появился».
И лишь услышит голос твой кольчуга,
Как прилетит она к тебе, как к другу.
Бой для нее – простор небес для птицы,
Вот почему на клич она примчится».
Сын Хиза вспомнил о благом совете
И появился в поле на рассвете.
Он громко крикнул: «Выхожу я в бой,
Кольчуга, появись передо мной.
Будь верным мне соратником и другом!»
Зашевелилась Церека кольчуга
И, пламенные искры испуская,
Приблизилась к избраннику, сверкая.
Челахсартаг подставил ей копье,
Как птица, села та на острие,
К нему приникла, звеньями звеня.
Тогда Челахсартаг, хлестнув коня,
Домой помчался. Конь храпел и фыркал.
Ему вдогонку полетел Созырко.
Он вслед пускал отточенные стрелы,
Но беглеца настигнуть не успел он.