Текст книги "Несчастный случай (СИ)"

POV Hoseok

Немного ранее

–…ты милый.

– Спасибо, Хендай. Но я страшный и злой волк.

Я сдержал свое слово, и мы встретились с Юнги вновь. Он снова оказался в больничном коридоре вместе со мной в одно и то же время. Хотя это судьбоносное событие мало зависело от моей воли. Я ощущал, что эта встреча – четко решенный судьбой вопрос. Ее нельзя было избежать. Да я и не хотел избегать.

– А если я дам тебе шоколадный торт, ты станешь добрым? – Я старался держать себя под жестким контролем. Вроде бы я был искренен с этим человеком, но в то же время приходилось постоянно напоминать себе о том, что я пытаюсь подружиться с ним не просто так.

Мальчик отвел от меня взгляд и хмыкнул.

– Где же ты его возьмешь? – Он сидел на лавке, а я приплясывал перед ним. Я не мог спокойно сидеть от нервов.

– Попрошу маму купить, – просто ответил я.

– Я не очень люблю сладкое, спасибо, – за этими словами последовала улыбка, сильно изменившая бледное лицо Юнги. Он считал меня обыкновенным ребенком. А я перестал считать его бесчувственным. Эта улыбка хоть и была вымученной и долго на губах подростка не продержалась, но она несла в себе столько информации о человеке, сидящем передо мной. Мои планы, которые я строил в своей голове, пошатнулись и рухнули, как песочный замок, подмытый волной.

– Все так говорят, но шоколадный торт – это святое, – я выпустил из своей груди смешок. Мамочки, мне даже стало легче.

– Пошли, – меня в больницу привел отец. И теперь он заводил меня в кабинет. Я переступил через порог, немного подрагивая. Я уже примерно знал, что меня ждет.

– Здравствуй, Хосок, – врач была всегда приветлива. Она внимательно смотрела на меня всякий раз, когда я усаживался на удобный стул. Женщина просила меня положить руки на стол, для того, чтобы взять их в свои. Мне нравилась моя врач. Она действительно хотела помочь мне. В прошлый раз меня попросили выйти из кабинета. Я вышел, но все равно подслушал разговор врача с папой, который позже пришел на прием. Врач тихо, но горячо шептала:

– Ничего не понимаю. Как с ним работали в больнице, в которой он пребывал до этого? Они же ничего не сделали. Без конца пичкать ребенка таблетками – это не лучший способ вылечить психологическую травму. С ним нужно было разговаривать, прорабатывать ситуацию, которая его ранила. Что за подход? Ужас какой-то.

– К сожалению, он был оторван от нас, проследить за процессом лечения было некому… – Сбивчиво объяснялся мой приемный отец. – Он, в основном, находился в постели, врачи считали, что шок может плохо сказаться на его поведении…

– Кошмар. Какой кошмар, – судя по звукам, врач поднялась со своего места и начала ходить по кабинету. Наконец она остановилась и четко проговорила:

– Значит, так. Мы будем пытаться поговорить с ним. Пока я считаю нужным выбрать такой курс.

–…Как ты себя чувствуешь сегодня? Не грустишь?

Мне очень сильно хочется поковырять кожу вокруг пальцев, но я могу лишь обгладывать свои пальцы взглядом, потому что мои руки зажаты в руках врача. Мои пальцы такие ужасные и кривые. Вот у Юнги ровные. Такие пальцы у тех, кто играет на музыкальных инструментах. А вдруг он и правда играет? Я знакомлюсь очень оригинально, но узнать о его интересах до сих пор так и не удосужился. А может, просто не хотел об этом спрашивать так скоро. Тяжело слушать о чьих-то увлечениях, когда сам только что распрощался с одним из своих.

– Хосок? Ну же, посмотри на меня, я не страшная. Или у тебя плохое настроение? В школе что-то не заладилось, наверное, да?

Я поднял глаза на врача и закивал, продолжая думать о своем. Грустно? Нет, сегодня мне не грустно. А вчера я и правда был расстроен. Тэхен и Джин продолжали меня избегать. Я решился заговорить с ними лишь позавчера ближе к ночи, когда все мы укладывались спать. Я просто поднялся со своей кровати и довольно смело подошел к двухэтажной кровати братьев. Тэхен лежал наверху и смотрел аниме на телефоне, а Джин сидел на нижнем этаже кровати, оперевшись спиной о стену, с ноутбуком на коленях. Уверенности у меня поубавилось. Я присел рядом со старшим братом. Он не обратил на меня никакого внимания. Сначала я хотел весело кинуться ему на шею и попробовать замять конфликт, но потом передумал. Я осторожно пододвинулся к брату и положил голову на его плечо. Сокджин напрягся, моя голова норовила вот-вот соскользнуть с его напряженного плеча.

– Что тебе нужно? – Брат не отрывал глаз от экрана ноутбука. Я легонько сжал в пальцах рукав его футболки и, потупив взгляд, пролепетал:

– Прости меня, пожалуйста. Я был не прав.

Джин перевел взгляд на мое отражение в экране ноутбука. Я продолжил:

– Мне уже лучше.

– А мне нет, – отрезал Джин и отодвинул меня от себя.

– Ко мне вообще не подходи, я тебя боюсь, – заявил Тэхен с высоты своего лежбища. Я резко выдохнул и замотал головой из стороны в сторону.

– Нет, так не годится! Это я, ваш брат, со мной все нормально, давайте жить дружно!

Ответом на мой вопрос послужило всеобщее молчание. Это мне совсем не понравилось. С нетерпеливым рыком я накинулся на Джина, оттолкнув в сторону его ноутбук, и принялся всячески его тискать.

– Джин, ты же взрослый и умный, почему ты не понимаешь, что со мной все в порядке?

Мой старший брат начал активно отбиваться от меня.

– Именно потому, умный, я не хочу с тобой разговаривать, отстань.

– Не отстану!

– Я старший и строгий, отпусти меня!

Между нами завязалась нешуточная драка. Джин треснул меня подушкой. Я не терял решимости и наступал, потому что по моему опыту такие драки должны непременно заканчиваться перемирием. Но старший брат так не считал. Он сбросил меня на пол и равнодушно объявил:

– Мы с Тэхеном объявляем тебе бойкот.

– Но почему? – Я сел на полу, пытаясь отдышаться и неловко улыбаясь.

– Потому что послезавтра тебе опять ко врачу, не пытайся нас обдурить, окей?

Я поднялся с пола. Я совершенно не понимал, почему нельзя общаться со мной из-за больницы.

– Я… – К горлу подступил противный комок, и я сильно нахмурился. – Я не сумасшедший. Это просто терапия, понятно вам?!

Тэхен показал мне язык, а Джин сказал, как отрезал:

– Скажешь, когда она закончится.

Так и закончился наш разговор ничем. Мне было тяжело находиться в одной комнате с братьями, и я ушел вниз. Там я налил себе сока и уселся на большой диван. В моей груди бурлили эмоции. Но я пообещал себе, что больше не покажу никому своей грусти. Тем более двум этим противным братишкам. Моя сестра никогда не была такой. Я пытался успокоить себя хоть чем-то, но понимал, что все дороги к спокойствию ведут к поддержке с чьей-то стороны. Мне очень сильно хотелось, чтобы кто-то просто обнял меня, похвалил, сказал, что я хороший ребенок. Разве это так сложно? Моей маме никогда не было сложно.

Я понял, что сейчас сойду с ума от переполнявших меня воспоминаний. Нужно было что-то делать. Может быть, почитать книжку? Недавно мне подарили хорошую книжку про волшебный мир, где такие проблемы, как мои, разрешаются на раз-два и разрешаются всегда хорошо. Может, мне действительно стоит уйти с головой в этот прекрасный мир? Нет, сейчас я испорчу себе зрение, потому что темно, так мама говорит. Может, лучше стоит посмотреть телевизор? Но уже поздно. Меня обязательно отругают за то, что я так поздно сижу перед телевизором. В конце концов, мои размышления привели меня к тому, что я хотел бы возобновить занятия танцами. Но мне совсем не хочется видеть танцующих Джина и Тэхена после того, что они сказали мне. Могу ли я стать танцором-одиночкой? Таких много. Вот и я стану.

Зал был залит лунным светом. Я сидел на диване тихо, поджав под себя ноги, с пустым стаканом в руках. Я посмотрел на лестницу, ведущую наверх. Никто ко мне не собирался спускаться. Я поставил стакан на низенький столик, медленно спустил ноги на пол и встал. Никто же не услышит меня?

Я выпрямился и посмотрел на луну, висящую за окном, как большой, отполированный пласт перламутра. Она навевала на меня романтическое настроение, превращавшее все мои грустные мысли в тихую, печальную мелодию. Для разминки я потянулся. Затем я выбросил правую руку в сторону и сделал упор на правую ногу. Я подскочил на самых носочках, закружился. Я никогда не хотел быть балеруном, но сейчас не мог танцевать что-то другое, а не этот хаотичный и плавный танец. Я взмахивал руками, мыча родившуюся в голове мелодию себе под нос. Нежный и печальный танец перерастал во что-то яростное. В моей голове гремел оркестр. Нескончаемая композиция все же стремилась к своей кульминации. И тут все стихло с ударом двери где-то вдалеке. И теперь в моем мозгу осталась лишь одна мелодия. Песня, разрушившая мои мечты. Мои ноги подогнулись и я осел на пол, не в силах делать ничего.

– Хосок, почему ты не спишь?

– Не спится, – я встал с пола и направился на лестницу, пытаясь обойти отца. Но тот придержал меня за плечо.

– Посмотри в окно, сходи в душ, посчитай до ста, что же бродить просто так?

Я вздохнул. Сказать ему или нет? Я решил быть честным, но не до конца.

– Мне не очень хочется возвращаться в комнату.

– Почему? Если Джин и Тэхен обижают тебя, то я с ними поговорю.

– Нет, – я не хотел передавать мой с Джином разговор отцу. – Все в порядке, просто…

Теперь мне нужно было сказать, что братья не способны меня поддержать, но… Я стыдился этих слов. Потому что Джин и Тэхен – родные дети моих приемных родителей, и, если я буду наговаривать на них, это будет очень некрасиво. Мало ли что папа может подумать? Вдруг он сделает выводы, что я настраиваю его против Джина и Тэхена? Мне нужны не разбирательства, мне нужны добрые слова. Только и всего. Наверное, вид у меня был настолько расстроенный, что старший Ким понял все без слов.

– Может, мне лечь с тобой в гостиной?

Я смог лишь кивнуть.

Мы разложили большой диван, на котором я сидел до этого, и перетащили на него постельное белье. Меня воодушевило то, что мой приемный отец повел себя так чутко по отношению ко мне, не бросил меня одного, когда я думал, что остался один-одинешенек.

Ким Хёнгем сделал мне горячий шоколад и посмотрел со мной интересный фильм. Мне было немного стыдно за это, ведь ему нужно было рано вставать на следующий день. Но это было и приятным в то же время. Именно этого мне и не хватало.

Засыпал я под мерный шум машины за окном, совсем не чувствуя себя неловко в объятьях приемного родителя. Отец давно уже заснул, а я только-только проваливался в сон. Я чувствовал себя маленьким ребенком, которого оберегают и никому не дают в обиду. Я был почти счастлив.

Когда мой отец проснулся, я уже не спал, хотя было достаточно рано. Я сидел на диване, закутавшись в одеяло.

– Хосок, ты давно не спишь?

Я кивнул.

– Проблемы со сном? – Отец сел на краю кровати, глядя на меня.

Я не ответил на его вопрос. Я напряженно думал о своем.

– Я до сих пор не был на маминой могиле.

Мужчина нахмурился и потер пальцами лоб.

– И то верно. Тебя же не выпустили из больницы?

– Да. Я просил, но меня не пустили, – полушепотом сообщил я.

– Я думаю, ты имеешь право там побывать, – отец поднялся и принялся сворачивать свое одеяло, чтобы отнести его наверх.

– Если ты быстро умоешься, поешь и соберешься, то мы можем успеть съездить до моей работы.

– Ты так уверенно говоришь… А ты знаешь, где мама?

Мужчина на секунду задумался и затем кивнул.

– Да, думаю, что знаю, на каком кладбище. Место только не знаю.

Я с надеждой посмотрел на отца и вновь кивнул. Хоть мне и предстояло увидеть то, что расстроит меня, я немного воодушевился и понесся в ванную. По пути я чуть не снес свою приемную мать, которая спускалась в зал для того, чтобы приготовить завтрак. Братья уже проснулись. Тэхен окликнул меня из детской:

– Куда так спешишь? К пси…

Джин одернул его. Я считаю, что старший сделал правильно. Потому что это было уже откровенным издевательством. Но я не успел обидеться. Я в спешном порядке чистил зубы, мылся, даже поел я очень быстро, практически не прожевывая пищу. Ким Минсо смотрела на меня с удивлением.

– Куда ты торопишься, подавишься же, – приемная мать смотрела на меня с испугом. Но муж объяснил ей:

– Мы собираемся съездить на кладбище. Хосоку нужно это.

Джин с Тэхеном, которые еще вчера со мной не разговаривали, заинтересовались этим делом.

– Может, нам поехать с вами?

– Зачем? – Отец отнес чашку из-под кофе в раковину и сполоснул ее. – Это вам не просто прогулка. Если Хосок захочет, чтобы с ним кто-то был, то поедете, а так…

Братья посмотрели на отца умоляюще. Джин подошел к нему и что-то шепнул родителю на ухо.

– Пусть едут, – я вздохнул и тоже помыл за собой посуду. Я уже был одет в полосатую рубашку и короткие джинсы, хотя моя вторая мать и не разрешала пачкать одежду за столом. Я был настолько взволнован, что как-то забыл об этом. Джин и Тэхен были довольны, хотя я не понимал, чему они радуются. Поездке? Но разве приятно ехать на кладбище со мной? Я же псих. Я поджал губы и молча нахлобучил на голову кепку.

День выдался солнечным. Стрекотали цикады, в нагретой машине было душно. Отец открыл два передних окна и сел в машину, быстро пристегиваясь. Второе место впереди досталось Джину, который был уже достаточно взрослым, чтобы удостоится чести сидеть впереди. Мы же с Тэхеном уселись на заднем сидении. Я изредка поглядывал на него, отсев поближе к двери и облокотившись на нее. Прямо под окнами нашего дома располагался небольшой фонтан, в котором весело шумела и дробилась в искры вода. Машина стояла совсем близко к нему, и брызги изредка залетали в окно со стороны Джина. Я прижался щекой к стеклу и прикрыл глаза. Я чувствовал, как влага оседает на моих ресницах. Тэхен сильно дернул меня за рукав.

– Пристегнись, – напомнил он. Я пристегнулся и показал брату язык, просто так, от вредности. Младший братишка в долгу не остался. Он скорчил смешную рожицу и, дотянувшись до моей коленки, пощекотал ее. Это было невыносимо и я захихикал. Тэхен тоже засмеялся. Мне казалось, что он уже давно на меня не сердится. Мальчик был таким, как всегда. Он дурачился и вертел головой по сторонам. Ему всегда все было интересно. Я заулыбался. Тэхен вставил в правое ухо один наушник, а второй протянул мне. Я неуверенно потянулся за наушником. А вдруг в этом доброжелательном действии кроется какой-нибудь подвох? Но я все же принял безмолвное предложение Тэхена. И ничего ужасного не произошло. Отец обернулся на нас, проверив наше положение, и автомобиль тронулся с места.

Кванджу – это очень красивый город. Я считал его идеальнейшим местом на планете. Здесь столько развлечений и столько культурных достопримечательностей. Кванджу – древний город. Он славится своей историей, рассказывающей о восстании революционеров здесь в 1900-х годах. Но при этом город утопает в зелени. Среди небоскребов и промышленных зон прячутся огромные парки отдыха, стадионы, концертные площадки. Через весь город тянется река, пересеченная громадными мостами. А за городом горы, неприступные горы, склоны, на которых раскинулись густые леса и чайные плантации, необъятные просторы. И мы такие маленькие по сравнению с величием природы, поэтому нас и хранят от бед эти горы, укрывшие нас в райской бамбуковой долине.

Будь моя воля, я бы никогда не покинул Кванджу. Я бы вечно гулял по улицам, вдоль которых тянулись развалы с предметами ручной работы, вечно лежал на траве в парке, раскинув в стороны руки. И тогда, в день поездки на кладбище, моя боль притупилась, когда просыпающийся город встретил меня фасадами светлых зданий, будто впитавших в себя солнечный свет. Было очень жарко. Август здесь – самый жаркий месяц. Передо мной стоял выбор: либо отодвинуться от окна, чтобы солнце не прожгло во мне дырку, либо наоборот придвинуться к нему как можно ближе, чтобы смотреть на проплывающий мимо пейзаж. Я вытащил из уха наушник Тэхена, избрав второй вариант.

На самом деле в последнее время я почти не слушал музыку на своем телефоне. Просто не хотел. Но длительная поездка в автомобиле приемного отца пробудила во мне воспоминания, и я вытащил из кармана своего небольшого рюкзака телефон с наушниками, которые лежали в кармане просто так. Мне нужно было чем-то отвлечься, а смотреть в окно – то, что нужно.

Иногда блики солнца в зеркале заднего вида слепили меня, но в общем, из окна мне открывались пускай и обыденные, но приятные картины. Мимо проплыл торговый центр. Людей здесь было не много в такой ранний час, но центр все равно кипел жизнью. Джин, сидящий впереди, с умным видом читал надписи на дорожных знаках, направляя отца к цели. Зеленые железные баннеры были огромными, надписи на них были продублированы английскими буквами. Я очень гордился тем, что мне хорошо давался английский язык, и тоже переводил взгляд с городских пейзажей на знаки. Мы начали заворачивать с главной, широкой дороги. Мимо часто замелькали деревья. Мне сложно сказать, сколько точно по времени мы ехали, но мне казалось, что до кладбища мы ехали минут пятнадцать.

Городское кладбище не было сильно заросшим, и выложенная плитами дорожка не уходила в низину. Кладбище выглядело как парк. Оно было таким же ухоженным и чистым. Только отдыхали здесь не живые, а мертвые.

Я вылез из машины и медленно зашагал к выкрашенным черной краской воротам. За моей спиной хлопнули двери автомобиля. Тэхен, Джин и отец шли за мной следом, чуть отставая. Приемный отец закрыл двери и остановил нас.

– Мне нужно сходить кое-куда. Я быстро.

Я стоял рядом с братьями. Я не заговаривал с ними, потому что не был уверен, что они доброжелательно настроены по отношению ко мне. А мужчина пошел к ближайшему магазинчику с цветами. И вернулся он с четырьмя розами в руках, которые были попарно обвязаны лентами. Отец вручил мне цветы молча. Да и не требовалось никаких слов.Я шумно выдохнул и вступил на территорию кладбища.

– Не спеши, нужно спросить, куда нам идти, – окликнул меня Ким Хенгем. Я остановился и огляделся. За раскидистым кленом в нескольких метрах от меня начинались могилы. Я одновременно хотел и не хотел идти в ту сторону. Начинало припекать, и мной постепенно овладевала непреодолимая вялость. Мой приемный отец тем временем уже спрашивал у местных работников, куда нам нужно идти.

– Вправо от главной дороги? Спасибо большое.

Я обернулся на звук шагов. Джин и Тэхен больше не улыбались. Я до конца так и не понимал, зачем братья напросились с нами. Но выглядели подростки серьезно.

Мы неспешно брели по дорожке, виляющей между памятниками. Отец сверялся с ориентирами.

– Направо, мальчики, – возле разросшегося кустарника мужчина завернул, прошел несколько шагов и остановился, а затем пошел прямо по траве к одному из десятка одинаковых черных памятников. Братья неуверенно шагнули за ним, а я теперь замыкал шествие.

– Вот они, – тихо и печально произнес Ким Хенгем. Меня пропустили вперед. Воздух вокруг меня словно бы превратился в силовое поле и не пускал меня к могилам. Но я пересилил себя и прошел к надгробиям, опускаясь перед ними на колени. Я был в некоторой растерянности. Мне не хотелось верить в то, что на памятниках действительно высечены имена моих матери и сестры. Сколько уже времени прошло? Около двух месяцев. Это так мало для того, чтобы оправиться от горя.

Слезы потекли из глаз сами собой. Я даже не пытался их скрывать. Цветы в моих руках дрожали вместе со мной, и на землю с бутонов опадали лепестки. Я поторопился положить розы перед памятниками, чтобы они совсем не рассыпались в моих руках. Я обеими руками закрыл лицо и горько заплакал. Братья присели рядом со мной, мягко обнимая меня за плечи. Впечатлительный Тэхен тоже начал плакать, и даже Джин пустил слезу.

– Прости нас, пожалуйста, – голос Джина надломился. – Мы были просто ужасными. И вчера опять повели себя, как дураки. Я всю ночь почти не спал, мне было так стыдно.Знаешь… – Подросток ненадолго замолк, пытаясь преодолеть грусть. Наконец, он снова заговорил: – Если бы мы потеряли нашу маму, то мы вели бы себя так же. Или если бы Тэхен умер…то я… я… может, даже еще хуже вел бы себя… Прости, – Джин всхлипнул и отвернулся.

Наш тренер обнял нас троих, плачущих и совершенно потерянных.

– Помните, что мы теперь одна семья. Мы должны друг друга любить и поддерживать. Хосоку очень тяжело сейчас.

– Д-да… – Хором протянули расстроенные Джин и Тэхен.

– Мы хотели тебе сказать, что больше не учим танец под ту песню… Мы хотим, чтобы ты вернулся в группу, правда, – Джин посмотрел на меня так просяще, что я ответил:

– Я тоже очень хочу…

Меня снова накрыл приступ рыданий. Но стало легче. Потому что я чувствовал, что я не один.

– …Нет, все хорошо, – наконец ответил я, вынырнув из раздумий. Врач улыбнулась.

– Правда? Я очень рада. Хосок, я хочу с тобой поговорить. Это очень секретно, – врач сжала мои руки чуть крепче, а отец тут же вышел. Я вздрогнул, когда дверь тихо хлопнула.

– Милый, ты скучаешь по маме? – От этого вопроса мне стало нехорошо. Закружилась голова, перед глазами запрыгали черные точки…

– Очень сильно, – признался я, пытаясь не упасть со стула. Я часто задышал. Перед глазами встала вчерашняя картина двух могил.

– Она погибла в автокатастрофе? Что случилось, почему это произошло? Может, кто-то вел плохо? Или был ураган?

Мои губы уже дрожали.

– Мы ехали в Тэгу… Пошел очень сильный дождь, мама хотела свернуть на обочину, но кто-то…

(машина Минов)

…врезался в нас. Мне…мне тяжело об этом говорить, пожалуйста, не надо, – я попытался убрать руки со стола, но у меня ничего не вышло. Врач же сохраняла спокойствие и тона не меняла.

– Значит, во всем виноват дождик?

– Моя мама ни в чем не виновата, – я невольно повысил голос.

– Не виновата. Значит, это просто дождь виноват. А ты думаешь, что виноваты водители другой машины?

Я задумался. Получается, что и правда виноват дождь.

–…Да.

– Тебе было очень страшно? – Услышал я следующий вопрос. Я уже начал чувствовать раздражение, потому что эти вопросы вызывали у меня слезы, мне становилось все хуже.

– Я хочу умереть, – вырвалось у меня. Я так сильно закусил губу, что во рту ощущал вкус крови.

– Зачем тебе умирать, зайка? У тебя есть такая хорошая семья, которая любит тебя и заботится о тебе. Тебя забрали в новый дом, у тебя есть братья, вы, наверное, очень хорошо ладите?

Я раскололся.

– Если честно, то мы поссорились недавно.

– Почему же?

– Они говорили, что я ненормальный…что…что меня не долечили. Они не хотели со мной говорить…

– А теперь говорят? Вы помирились?

– Д-да… Потому что я попросил папу отвести меня к маме на клад…би…ще, – я все еще боролся с подступающими к горлу слезами. – Потому что мне не разрешили быть на похоронах… Это неправильно!

– Да, это однозначно плохо. Тебе должны были позволить присутствовать на них.

–…там мы и помирились, – резко выдохнул я и уткнулся лицом в собственное плечо, потому что не смог сдержать слезы, а рукой я подтереть их не мог. Я судорожно вздыхал, но продолжал говорить:

– Они правда очень хорошие, но я не могу забыть о своей семье… Мне кажется, я не имею права забывать…

– Помни их, но также помни, что у тебя сейчас есть семья, которая тебя любит, – спокойно говорила врач. – Продолжай жить и радовать их, пожалуйста. Хорошо?

Я совсем незаметно кивнул и всхлипнул. Я чувствовал себя ужасно. Мне не хотелось плакать перед чужими людьми, но в то же время мне так не хватало разговоров о том, что со мной произошло. Мне нужно было поговорить. И только моя нынешняя врач отнеслась ко мне так неравнодушно.

– Х-хорошо… – Мои руки были освобождены, и я смог протереть глаза от слез.

– Теперь тебе нужно заниматься чем-нибудь интересным. Постарайся много гулять, хорошо учиться и найди себе какое-нибудь хобби. Тебе нужно отвлекать себя.

Я кивал, но про себя думал о том, как же мне сложно будет отвлечься от всего этого. Во-первых, я слишком хорошо помнил день трагедии в деталях, во-вторых, я нашел того, кто вместе со мной пережил ее. Честно говоря, я еще точно не знал, что буду делать, сблизившись с Юнги, если мне это, конечно, удастся. Постараюсь выведать у него то, что он помнит об аварии? Но, судя по всему, он ничего не помнит. И я не знаю, почему. Существует ли способ разбудить в нем эти воспоминания? Я найду этот способ. В конце концов, он ходит к психологу. Мне кажется, моя врач должна работать с ним так же, как и со мной. Значит, она разговаривает с ним.

И что я буду делать, если узнаю? Мстить ему? Но за что? Врач права, никто не виноват. Или виноват? Посмотрим…

Все-таки сейчас я больше склонялся к тому, чтобы просто подружиться с ним. Наша проблема сближала нас.

– Уже можно?

В кабинет заглянул отец. Врач ответила на его вопрос положительно.

– Да, мне нужно поговорить с вами.

Меня отпустили и я вышел из кабинета, чтобы не мешать взрослым разговаривать. Юнги сидел на лавке. Меня удивляло, насколько долго он может сидеть почти совсем неподвижно. Я подсел к нему.

– Произошло что-нибудь интересное?

Мин перевел взгляд на меня и вздохнул.

– Знаешь, после тебя все какое-то скучное, честно.

Я засмеялся и воспринял слова мальчика, как что-то хорошее, что бы они ни значили. Нет, я точно не стану вредить Юнги. Я же не глупый.

– Правда? Тогда давай дружить?

– Ладно, так уж и быть, уговорил, – в тот день подросток был в лучшем расположении духа, чем при нашей первой встрече. Я даже уже не сердился на него. Он казался мне классным.

– Дашь мне свой телефон? Я позову тебя гулять, – я был настроен решительно.

Юнги полез за телефоном. Тут мой отец вышел из кабинета, но он не потащил меня домой сразу.

– Мне нужно сходить за рецептом для тебя, подождешь или пойдешь со мной? – Мужчина присел передо мной, загладил мою густую челку назад и чмокнул в лоб. Я смущенно сказал, что останусь сидеть на лавке.

– Хорошо, я быстро, – мой приемный отец быстро зашагал по коридору в нужную сторону. В кабинет зашли родственники Юнги, не взяв его с собой. Их было двое. Это была достаточно пожилая пара, наверное, бабушка и дедушка Юнги. Я было открыл рот, чтобы задать новому знакомому логичный вопрос, как он перебил меня.

– Тебя так опекают прямо. Эй, ты чего такой зареванный вообще? – Юнги снова спрятал телефон в карман.

Я пощупал свои щеки. Они все еще были липкими от слез. Я начал сильно тереть глаза.

– Я не ревел, с чего ты взял? – Я вскинул голову и уверенно посмотрел на Юнги, озаряя его своей улыбкой. – Все хорошо. А… – Тут я понизил голос, наклонившись к мальчику поближе. – Почему тебя не берут ко врачу?

Мин Юнги пожал плечами.

– А зачем мне там быть? Родичи просто советуются с врачом насчет моих школьных проблем.

– Но к психологу всегда приходят, чтобы поговорить о своих проблемах, неужели лично с тобой не разговаривают?

– Только один раз со мной пытались поговорить. Видно, теперь им это не нужно. Я ужасный в разговорах.

– А что, в школе у тебя реальные проблемы? Ты сорвиголова? – Поинтересовался я.

Юнги осклабился и почесал в затылке.

– Я всегда отстаиваю свои права, поэтому я последнее хамло. А еще я понервничал из-за переезда сюда. Мне нужно будет переводиться в местную школу.

Все это было похоже на правду, но я заподозрил неладное. Неужели они говорят только об этом? И ничего о той травме? Конечно… Конечно, они просто не хотят, чтобы он вспоминал об этом. Мол, если он забыл, то лучше об этом и не говорить вовсе, ему же будет спокойней. Так они считают? Но это все странно и неправильно. А если он с ума сойдет и заболеет? Какие еще могут быть причины того, что ему об этом не говорят?

Я медленно произнес, глядя в одну точку в больничном полу:

– Неужели тебе никогда не хотелось послушать, о чем они говорят?

– А? – Юнги не понимал меня. – Зачем?

– Ну они же о тебе говорят, неужели тебе неинтересно?

– Нет. Абсолютно, – Мин Юнги фыркнул и отвернулся. А вот мне было очень интересно.

Я пододвинулся ближе к двери и приложил ухо к стене возле самой щелочки. До меня доносились голоса.

– Ты подслушиваешь? – Бледнолицый подросток будто видел меня спиной.

– Нет, – ответил я, напряженно вслушиваясь в глухой разговор за дверью. Чем больше я слушал, тем больше напрягался.

– Ну и слушай, мне все равно. Может, дружить со мной не захочешь после такого, – это было сказано Юнги абсолютно равнодушно.

Я так сильно заслушался, что пропустил момент, когда разговор закончился. Меня чуть не ударило резко открывшейся дверью, и проходящая мимо нашей скамейки медсестра сказала:

– Осторожней надо быть, молодой человек. Не стыдно разговоры-то чужие подслушивать? Вот, – она обратилась к Юнги. – Поведешься с таким и в беду попадешь когда-нибудь.

Я не понял, к чему это было сказано, и очень сильно обиделся. Но я нашел в себе силы ответить:

– Я, может быть, шпионом великим буду. А вы ругаетесь.

Когда тетка покинула коридор, Юнги вдруг захохотал. Его родственники, вышедшие из кабинета, были в недоумении. Я толкнул его в плечо:

– Чего смеешься, дурак?

– А ты чего обзываешься, сам лучше что ли? Опасный субъект, – и он продолжил смеяться. – Шпион великий!

– Ты мне лучше телефон свой дай!

– На! – Телефон вновь был выхвачен Юнги из кармана брюк. Парень откинул крышку и ткнул мне пальцем в экран. Я принялся в спешном порядке запоминать номер, красовавшийся на экране.

– Все, – крышка внезапно захлопнулась. Юнги поднялся со скамейки. – Пока, шпион, только за мной не шпионь, – и подросток зашагал со своими родственниками в ту сторону, куда ушел мой отец.

Тот наоборот вернулся ко мне и повел меня на улицу.

– Друга себе нашел?

– Да, еще в прошлый раз, – на автомате отозвался я. Я думал сейчас не о самом Юнги, а о разговоре, который мне удалось подслушать. Действительно, все то время, что я слушал, врач говорила о школьных проблемах подростка. Я уже начал разочаровываться в своей затее, как вдруг услышал следующее:

– А с той проблемой нам что делать? Так ничего и не нужно?