Текст книги "Дом надежды (СИ)"

Автор книги: ArAlex

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

И именно он, задумчиво глядящий в окно, первым заметил неладное. Приехавшие из Плимута гости жили в загородном доме Кливлендов, а потому теперь они уже выехали из запружённого толпами центра города и находились на самой его окраине, причём, судя по виду, явно не в благополучном районе. Там, в одном из переулков молодой мужчина увидел, как несколько здоровенных, неопрятных, бандитского вида мужиков окружили маленького оборванного малыша, пол которого было невозможно определить издалека, но какое значение это имело?

– Останови! – коротко приказал Итан.

Возница послушался. Остальные, сидевшие в карете, заметив явное напряжение, исходящее от молодого Оуэнса, тоже начали выглядывать в окно. Итан выскочил из кареты. За ним, заметив происходящее и оценив обстановку, последовали Перси и Фрэнсис.

– Оставайтесь внутри! – приказал констебль женщинам.

Мелисса покорно вжалась в сиденье, прижимая к себе Анну, Розмари же принялась отчаянно выглядывать из окон, пытаясь хоть что-то разглядеть.

– Отпустите ребёнка! – гаркнул констебль Дейл, и голос его прозвучал твердо и грозно, как в молодости.

– А мы, господин констебль, ей ничего и не делаем, – фальшиво улыбаясь, просипел один из бандитов, – она работала нынче плохо, вот, пожурить решили. Так это наше дело, никакого криминала тут нет.

– Отпустите девочку и убирайтесь подобру-поздорову, – отчеканил Фрэнсис.

– Ты, старик, не балуй, – покачал головой другой мужик, – нас тут пятеро, а вас – всего два с половиной.

Перси в ответ на это лишь брови поднял. Он уже услышал, как позади них остановились другие кареты, откуда вылезали остальные, заметившие, что происходит. В несколько секунд рядом с ними оказались его дед, отец, дядя, братья, племянники, также ездившие с ними. Все же немалой толпой они ехали – аж всем семейством.

Вылезли наружу и Джоанна с Аллисон, а потом и последовавшая их примеру Розмари, не желавшая оставлять мужа даже при том, что преимущество было на его стороне.

Сообразив, что расклад сил слегка поменялся, мужики отбросили девчушку в сторону и вытащили оружие.

Джоанна коротко переглянулась с Мелиссой и Анной, также осторожно выползших из кареты, но ради безопасности державшихся позади неё.

– Бегите за полицией! – одними губами приказала она.

Но было поздно. Осознав, что здесь сейчас ничем хорошим для них дело не окончится, бандиты несколько раз выстрелили в столпившихся рядом людей и бросились наутёк.

Перси коротко зашипел – одна из пуль оцарапала ему плечо. Другая просвистела прямо рядом со щекой Бена, лишь чудом не задев её. А последняя…

– Рози! – вскрикнула Джоанна, подхватывая оседающую на землю подругу.

Последняя прошила насквозь сердце Розмари Дейл.

Фрэнсис в мгновение ока оказался на коленях рядом с женой.

– Розмари! – с ужасом позвал он, теребя обмякшую супругу за плечо, вцепляясь пальцами в ткань прекрасного бордового платья, на котором даже не особенно была видна кровь…

Но она была. Старушка Рози не успела даже сказать своё последнее «прощай!» стоявшей рядом дочери, или в последний раз нежно улыбнуться горячо любимому мужу. Она была мертва.

Джоанна первой осознала это, и в ужасе отступила на шаг назад.

– Рози!

Вместе с Фрэнсисом на коленях уже стоял Энтони, точно также пытаясь разбудить подругу. Рядом опустилась и Аллисон, дрожа, как в лихорадке. Бен, взглянув на мать и на безжизненное тело миссис Дейл, тоже все понял, и осторожно обнял жену со спины.

Обернувшись к остальным, Джоанна повелительно махнула руками. Сама она уже успела успокоиться – с тех пор, как она потеряла младшую дочь, она вообще стала весьма философски относиться к смерти, да и в жесткости характера прибавила.

Люси, первой понявшая жест матери, поддержала её, и все остальные родственники, стоявшие позади, подхватили в охапки детей и подростков, чтобы те не видели этого, тихо расселись по каретам и разъехались, используя соседний переулок, чтобы не объезжать лежавшее на дороге тело.

Фрэнсис не слышал, как остальные разъезжались. Он вообще ничего не слышал. Он все стоял на коленях, пытаясь в два голоса с Энтони дозваться до тихой и уже мертвенно-бледной Рози. Однако с каждой секундой его попытки позвать её становились все громче, все отчаяннее, в них пробивались слёзы. Умом он уже понимал, что все кончено, и долго обманывать сам себя просто не мог.

Сверкая полными слез глазами, он выхватил старый, но все ещё прекрасно стреляющий пистолет, тот самый, который когда-то его покойная бабушка одалживала Энтони, чтобы тот спас Джоанну из сумасшедшего дома, и бросился вслед за давно сбежавшими бандитами. Энтони, вскочив с небывалой даже для старого морского волка прытью, последовал было за ним…

– ТАК, А НУ СТОЯТЬ, ОБА! – рявкнула Джоанна.

От неожиданности оба старых мужчины и впрямь затормозили и обернулись к ней.

– Даже не думайте совершать какую-нибудь глупость, подобную той, что планировали совершить сейчас! – сурово велела женщина, – Вы останетесь здесь и дождётесь прибытия полиции, которая во всем разберётся.

– Я сам – полиция! – бросил Фрэнсис.

– Другого города! – отбрила миссис Хоуп, – к тому же, ты – заинтересованное лицо, да ещё и находящееся в состоянии аффекта!

– Ханни! – вмешался Энтони, вытирая слёзы со щек, – эти твари должны понести наказание! Правосудие должно свершиться!

– Я не позволю вам вершить самосуд! – взвыла женщина, глядя прямо в глаза мужу, – не ради этих мерзавцев, но ради вас самих! Или, может, ты забыл, что подобное «правосудие» сделало когда-то с нашим братом?!

Это заткнуло Хоупа моментально. Конец же решимости Фрэнсиса положила Аллисон.

– Папа, хватит! – всхлипнула она, – что толку теперь? Они наверняка уже в другом квартале…

Фрэнсис медленно кивнул, а затем рухнул на колени и разрыдался, прижимая к губам холодную руку возлюбленной. Энтони, Джоанна, Бен и Аллисон сгрудились вокруг него.

В скорби своей они даже не заметили, что в переулке оставался ещё один человек, не уехавший с остальными. Теперь же этот человек шагал по соседней улице, волоча за собой маленькую нищенку.

– Тебя как звать-то? – осведомился он.

– Ария, – пискнула та, со смесью любопытства и волнения оглядывая красивое, но суровое лицо незнакомого мужчины.

– Ария, – повторил тот, – ясно. А меня мистер Оуэнс. Так, ты давай, ножками-то шевели. А то тащишься еле-еле.

***

Фрэнсис слегка поморщился от странного щекочущего ощущения. События последних месяцев смешивались в голове в какую-то кашу. Его любимая скончалась, и, хотя тех, кто убил её, нашли и наказали, легче от этого не стало. Ее смерть подкосила его – он слёг, и хотя друзья, дети и внуки изо всех сил поддерживали его, ничего не помогало, и Фрэнсис Дейл тихо угас, продержавшись почти год без своей Розмари. Но теперь…

– Не знаю, как у тебя, а лично у меня возникает чувство инверсированного дежавю, – лукаво промурлыкал у его уха знакомый голос, ещё при первых звуках которого мужчина распахнул глаза.

Она лежала рядом с ним на кровати, совершенно юная и прекрасная, с весело сияющими глазами и нежной, но немного ехидной улыбкой.

– Розмари, – выдохнул Фрэнсис.

– И Вам доброе утро, констебль, – рассмеялась она, и звук её смеха нежнейшими колокольчиками раздался в душе юноши. А юношей он снова был, если верить тому, как выглядели его руки, которыми он потянулся к ней.

– Инверсированное дежавю? – мягко поинтересовался он. Интересно, это ещё что за зверь?

– Ну да, – хихикнула Розмари, – в нашей прошлой жизни так уже было. Только тогда ты пришёл сюда первым, и встречал меня.

– В прошлой жизни? – переспросил юноша, продолжая любоваться прелестным личиком своей возлюбленной.

– Ну да, – кивнула девушка, – в последней из них, той, где я была королевой Марией Стюарт, а ты – Королем Франциском Валуа.

– Где мы были кем и кем?

Мария рассмеялась.

– Ой, да мы кем только не были за те полторы тысячи лет, что мы жили на свете! В первый раз, например, мы были Тристаном и Изольдой, теми самыми… – Мария осеклась, глядя на совершенно изумленное лицо супруга, – ладно, давай не все сразу. Ты сам все вспомнишь постепенно. Так всегда бывает, к этому месту, – она повела руками вокруг, – просто привыкаешь. Ладно, хорош разлеживаться, давай подъем, и я тебе все здесь покажу. И наш дом – тут не переживай, он видоизменяется под наши жизни, и сейчас выглядит, как наш дом на земле, хотя ему случалось быть и королевским замком… Ладно, не суть. И все остальное покажу и расскажу. Все равно тебе пока заниматься ничем нельзя – ты только прибыл и ещё не стабилен, нужно будет подождать хотя бы пару лет, а пока что… Кстати, ты же не думал, что тебя жду я одна?

И она потащила мужа к выходу из комнаты (он лишь успел заметить, как на них из ниоткуда взялась свободная белая одежда), где его уже ждала семья – и отец с матерью, которых он узнал, хотя не видел их почти всю жизнь, и бабушка Аннабель, и некоторые другие, кого Франциск пока не узнавал, но чувствовал, что знал… И все они улыбались, и всюду была радость…

А вокруг светило ярчайшее солнце, которое освещало все вокруг, но не обжигало силой своих лучей, а лишь заботливо грело…

Комментарий к Часть 35. Дух человеческий

Примечание: речь в главе идёт о прошедших в Лондоне Летних Олимпийских Играх 1908 года.

========== Часть 36. Аделина ==========

Собравшиеся в бальном зале гости замерли в восхищении, слушая прелестную юную певицу, чей голос, сильный и божественно прекрасный, казалось, отзывался в самой глубине сердец, давно ожесточенных жизнью высшего света. Несколько дам даже достали платочки и начали смахивать со щёк слезинки – песня была очень грустной. Впрочем, вот это-то не было удивительным для публики.

Аделина де Шаньи никогда не пела веселых песен.

Рождённая через десять лет после появления на свет её старшего брата Алена, девочка была окружена любовью и заботой всей семьи, и имела все, что только пожелает. Однако она не желала почти ничего, и росла меланхоличным, вечно больным ребёнком. Ни одна зараза не прошла мимо неё, пока она росла, вечно крутившиеся вокруг неё врачи сами удивлялись, как девчушка ухитрилась дожить до восемнадцати лет, стукнувших ей пару недель назад.

Удивлялись и иному – Аделина была просто невероятно похожа на свою мать в юности и лицом, и фигурой, и невероятным голосом. Все, кто знал Кристину де Шаньи в молодости, в голос твердили, что девочка – просто копия матери. Единственными явными отличиями была прелестная небольшая родинка на левой щеке девочки, а также характер, который был куда тяжелее, чем у Кристины.

Тетушки в голос твердили, что родители просто избаловали дочь, раз она недовольна своей жизнью, ведь она действительно не знала в жизни никаких бед, кроме своих хворей, но и за них, как считали они, её излишне жалели, создавая впечатление, будто весь мир должен ей за её страдания. Аделина нечасто старалась быть вежливой, предпочитая быть колкой и правдивой, она не радовалась многочисленным праздникам и подаркам, она почти никогда не улыбалась и не смеялась…

Единственным её увлечением была музыка – унаследованный от матери, да и от отца тоже талант давал о себе знать. А единственной её подругой, как единственной, кто мог выносить её, была её кузина Бланшефлор – хрупкая, прелестная, как маленькая статуэтка рыжая дочка тетушки Изабо, невероятно послушная, терпеливая, и при этом жизнерадостная.

Над Бланшефлор в детстве посмеивались из-за её имени – у романтичной Изабо хватило ума назвать девочку именем из идиллического романа, но девочка не обижалась на тех, кто, дразнясь, спрашивал её, где же её Флуар, лишь кротко отвечая, что однажды она его встретит.

Аделину всегда раздражала вечная жизнерадостность и кроткая доброта кузины – сама она на её месте ответила бы обидчикам куда более бойко, но общаться им, как родственницам, все равно приходилось, так что Аделина, вздыхая, молчала.

Чем старше она становилась, тем меньше ей самой нравилось её состояние – несчастная девочка и сама не могла понять причины своего несчастья. Болезни? Но ведь это не самое страшное в жизни, да и не каждый день она больна. Болеют и бедняки, но ведь радуются жизни, хотя живут впроголодь, в холодных простых домах… У неё же есть и все удобства, и любящая семья, которую и сама Аделина очень любила… но почему-то все это не умаляло ощущения того, что она неправильная, что у неё не должно быть и не будет счастья… Особенно сильным это ощущение было в те моменты, когда она смотрела на давно выросшего старшего брата, который сперва ухаживал за своей будущей супругой, прелестной Эммелин Эспуар, а затем женился на ней… Они были так прекрасны, юные, влюблённые… что Аделина хотелось выть от зависти, хотя она прекрасно осознавала, что зависть – это грех. Тем более, когда речь идёт о зависти старшему брату, которого Аделина искренне любила и которому она не желала никакого зла. Но поделать с собой она не могла ничего.

Кристину и Рауля очень беспокоило состояние дочери, и они изо всех сил пытались исправить его, но ничего не помогало. Рауль был готов обращаться к любым врачам, Кристина, как несколько менее рациональный человек, готова была и на большее, обращаясь и к более… мистическим представителям медицины, подавляющее большинство которых ожидаемо оказывались шарлатанами. Лишь однажды случилось ей наткнуться на странную незнакомую старуху (хотя будь с нею мадам Жанна, она бы мигом признала в дряхлой развалине Генхелию и подивилась бы тому, что та ещё жива), и разговор с ней настолько напугал несчастную мать, что та всеми силами попыталась убедить себя, что и эта женщина была лишь шарлатанкой, а денег с неё не взяла, потому что… ну, мало ли. Однако полностью убедить себя не получалось, и короткий, но страшный разговор не шёл у неё из головы.

Лишь мельком взглянув на тогда ещё двенадцатилетнюю Ади, старуха заявила:

– Мертворожденная твоя девочка. По ошибке выжила, ну или по чьему жестокому замыслу. Нет ей места в мире, вот и не хочется ей жизни радоваться.

– Вы что говорите такое! – в ужасе ахнула Кристина, впиваясь взглядом в странную женщину.

– А ты не пищи, этим дела не поправишь. Мне нет причины тебе лгать. Зря ты время тратишь, по врачам её таская. Не вылечить девчонку. Душа у неё больна, а не тело.

Кристина подхватила дочь под руку и потащила её прочь от старухи, которая лишь проводила её слегка сочувственным взглядом и покачала головой.

– Ну и дура, – донеслось до перепуганной графини её равнодушное бормотание, – не отпустишь девчонку сейчас, не дашь тихо от болезни скончаться, потом хуже будет.

Раулю об этом разговоре Кристина так и не сказала – не нашла в себе сил, но пытаться оживить дочь продолжила, и продолжала до тех пор, пока не пришла к ней в голову прекрасная и совершенно простая мысль – любовь. Жажду жизни может внушить любовь, она и радоваться научит, и счастье подарит… Так же, как когда-то ей…

И радости матери не было предела, когда достойный кандидат на руку и сердце её драгоценной дочурки все-таки нашёлся: на одном из приемов Аделина познакомилась с молодым виконтом Шарлем де Леви, который был очарован её голосом и с удовольствием беседовал с ней на темы, связанные с музыкой. Любили они и ходить в Оперу – что-что, а прежнее место работы своей матушки Ади любила необыкновенно, её словно что-то влекло туда.

Шарль был всем хорош – красив изысканной красотой, показывавшей, что он происходил из настоящих французских дворян, вежлив и приятен в общении, умён, образован, не лишён чувства юмора… Аделина, всю жизнь проведшая в страданиях и жалости к себе, была очарована. Роман их развивался стремительно, и уже спустя неделю после знакомства молодые люди обьявили родителям о том, что решили пожениться.

Рауль сперва отнёсся к заявлению скептически, полагая, что, как минимум, не стоит торопиться при подобных решениях. А вот Кристина была вне себя от восторга – наконец-то её дочка улыбалась, наконец-то она могла стать счастливой! Рауль сдался под напором энтузиазма супруги, и об официальной помолвке виконта де Леви и виконтессы де Шаньи было объявлено.

Именно там, на официальном балу, устроенном в честь помолвки, молодой жених и познакомился с прелестной, как фарфоровый ангелочек, Бланшефлор.

На свадьбу, которая должна была состояться через месяц, было приглашено множество гостей, среди них и Эспуары, которые должны были прибыть из Плимута и Лондона. Особенно ждали Бена – он был весьма давно уже известен в Париже, да к тому же приходился Аделине крестным. Однако приезжали все, в том числе и Кливленды, и Рауль и Кристина с нетерпением ждали возможности познакомиться с Люси, о которой они так много слышали, и с её детьми и внуками.

Их английские друзья и впрямь приехали всей оравой – семейству де Шаньи пришлось немало потрудиться, чтобы разместить их всех. Но таким хлопотам они были только рады, все же речь шла не о каких-то левых родственничках, которых они приглашали из вежливости, а о самых настоящих друзьях, с которыми всегда можно было весело поболтать, и у которых всегда можно было попросить помощи.

Кристина де Шаньи носилась, как заведённая, подготавливая все, что нужно. Люси, познакомившаяся с ней и уже успевшая поговорить о младшей сестре – обе дамы даже всплакнули вместе, вспоминая заводную голубоглазую морячку – помогала, чем могла, как и другие женщины семьи.

Остановиться Кристине пришлось лишь однажды – когда на улице она столкнулась с той самой странной старухой. Благо, на этот раз с ней была именно Джоанна, но сути дела это не сильно изменило.

– Что, не стала меня слушать? – скрипуче усмехнулась Генхелия, – решила, что такая умная, что даже саму судьбу перехитрить сумеешь?

Кристина дёрнулась, как от удара, но тут же пришла в себя и уверенно тряхнула головой.

– Не нужно мне угрожать. С моей девочкой все хорошо, она здорова и счастлива, скоро замуж выходит…

– Замуж… задумчиво протянула старуха, – знаем мы такие замужества. В белом платье да в деревянном ящике…

Кристина закусила губу и, не слушая дальше, поспешила было прочь, но остановилась, осознав, что идёт одна.

Джоанна осталась.

– Что ты имеешь ввиду? – коротко поинтересовалась она.

Генхелия взглянула на неё.

– Сочувствую. Хорошая у тебя девочка была, яркая. Но что поделать, море жестоко.

Джоанна коротко выдохнула.

– А что до юной виконтессы… Мне не все ведомо, но я вижу, что душа в ней еле держится. Твоя маленькая подружка все правильно про любовь придумала – любовь на многое способна… Только нет у этой девочки любви.

– Как нет? – спокойно поинтересовалась Джоанна.

– А вот так. Бросил её возлюбленный, тот, кому она сердце отдала. Не со зла, он сам не злой, но бросил. Почему, не знаю, знаю лишь, что не затем, чтобы боль ей причинить, просто не получилось у него иначе. Теперь судьба его иная, с ней расхожая… Вот и получается, что нет у девчонки не любви, ни счастья. И жизни не будет. Лучше бы они ей позволили от болезни в детстве умереть…

– Мадам Жанна, идемте, прошу Вас, – страдающим голосом окликнула её Кристина.

Женщина задумчиво кивнула и послушалась. Разговаривать об этом они не стали – Джоанна прекрасно понимала, что все, что она может сказать, это то, что слова Генхелии всегда сбываются, а это вряд ли успокоило бы графиню.

Впрочем, успокаивать её было бы бессмысленно – она сама все поняла, переступив порог своего дома, где проходил весьма жаркий разговор.

Аделина застала Шарля на коленях перед Бланшефлор. До сих пор перед её глазами стояла эта ужасная картина – как он целовал ей руки и шептал любовные признания. Все прекратилось, как только кузина заметила её, но было уже поздно.

Отпираться или пытаться что-то оправдать Шарль не стал. С присущим дворянину благородством он заявил как Аделине, так и спустившемуся к ним Раулю:

– То, в каком виде застала нас виконтесса – это лишь неудачное стечение обстоятельств. У меня в мыслях не было её обманывать. Именно теперь мы с Бланшефлор объяснились в чувствах друг к другу, и именно после этого разговора я собирался незамедлительно сообщить вам о расторжении нашей помолвки с виконтессой де Шаньи. Делать что-либо за её спиной у меня не было намерения.

Хрупкая, прекрасная Бланшефлор чуть не плакала, глядя на горюющую и разгневанную сестру. Добрая по природе своей девочка вовсе не желала ей такой боли, не хотела отнимать у неё счастье, но совладать со своими внезапно вспыхнувшими чувствами к молодому виконту не смогла.

В итоге, дело кончилось ничем – а чем ещё оно могло кончиться? Помолвка была расторгнута, и, хотя о свадьбе Шарля с Бланшефлор речи пока не шло, все понимали, что это лишь формальность, чтобы высший свет не осуждал торопливость жениха, променявшего одну невесту на другую.

Аделина же после всех этих событий окончательно слегла. Она неё с кем не говорила о своей печали, и лишь ей одной было ведомо, что творилось у неё и в голове, и в душе, но ничего хорошего не творилось, это было ясно. Девушка почти перестала есть и спать, из-за чего еду пришлось вливать в неё чуть ли не силой, а так же давать ей снотворное, чтобы измученный организм хоть немного отдыхал.

Спустя две недели после всех этих событий утреннюю тишину в доме де Шаньи нарушил крик хозяйки дома – несчастная Кристина обнаружила свою дочь мертвой. Следом к комнате Аделины сбежались все, кто был в доме, вызвали и врачей… а что те могли сказать – девушка болела, и болела серьезно…

Правду знали лишь старшие Хоупы. Бен, оставшийся в комнате после того, как бледный, как смерть, Рауль увёл оттуда рыдающую супругу, случайно заметил блеснувший под кроватью флакончик из-под снотворных таблеток. Благо, совсем рядом с ним были только жена и родители, которые, переглянувшись и быстро все осознав, молча пришли к соглашению – о таком никто не должен знать. Никому из них не хотелось обрекать покойницу и её родителей на ещё большие мучения осуждением общества и невозможностью нормальных похорон и отпевания.

Так злосчастный флакон и остался тайной для четверых Хоупов. Ни граф Рауль, ни его супруга Кристина, и без того скончавшаяся от болезни, вызванной тоской по дочери, три месяца спустя, ничего об этом так и не узнали.

Комментарий к Часть 36. Аделина

Примечание: «Флуар и Бланшефлор» – анонимный французский идиллический роман, написанный примерно в 1170 году, и повествующий о приключениях двух влюблённых, имена которых упомянуты в названии.

Ещё примечание: я не садистка, чтобы просто так создавать персонажа и тут же его убивать. Так было нужно)

========== Часть 37. Рок жизни человеческой ==========

Комментарий к Часть 37. Рок жизни человеческой

Категорически рекомендуется к просмотру и прослушиванию (настолько, что я даже перед частью эту рекомендацию решила разместить) – и песня классная, и исполнитель подходящий, и для настроения самое то.

Jamie Campbell Bower – Paralysed. https://youtu.be/Dq_bP6H_InI

Война!

Страшное, чёрное слово, заполонившее всю Европу, и властвующее в ней вот уже почти два года.

Крики, слёзы, скорбь. Первые бомбы.

Бомбардировки Лондона начались еще в прошлом году. Теперь же их общее число стремительно приближалось к десяти.

Война шла и шла, разрушающей дланью проводя по земле, по которой идёт, и все никак не думала кончаться. Союзники Великобритании вздрагивали, хотя и не сдавались. Российская империя рушилась под собственным весом – там вовсю готовилась очередная революция. Невеселые вести присылались и из Франции, где вместе с другими воевала семья де Шаньи.

Джастин Кливленд, уже пожилой, но все ещё сильный и статный мужчина, тайно приехал в Плимут, к тестю, и привёз ему небольшой металлический футляр.

– Это нужно тайно отвезти в Париж, – произнёс он полушепотом.

– А что «это»? – коротко поинтересовался старик Энтони.

Джастин наградил его красноречивым взглядом.

– Понял, – подобрался Хоуп, – не про мою честь знание.

Джастин скривил губы, явно думая о чем-то своём и весьма неприятном.

– В нашей Англии тоже назревают перемены, – наконец произнёс он, – Ллойд Джордж готовит переворот.

Энтони коротко ахнул. Под началом Дэвида Ллойд Джорджа, премьер-министра, лично служил сам Джастин, а вместе с ним и его сыновья, Бартелеми и Филипп, сейчас бывшие на войне. Само собой разумеется, при подобных обстоятельствах сдавать переворот Джастин бы не стал. Он был на их стороне.

Старик тряхнул головой. Ему никогда не было особого дела до политики, да и разбирался он в ней не лучшим образом.

– Это, – Джастин кивнул на футляр, – отдал мне он, лично. Этот документ очень важен для определения дальнейшего хода войны. Большего Вам знать не нужно, мистер Хоуп.

– Кому доставить его, в Париже?

Джастин шепотом назвал имя, которое многого Энтони не сказало, лишь подчеркнуло важность его миссии.

– Торопитесь. Чем быстрее Вы отплывете, тем лучше. Сделайте вид, что везёте провизию или что-то подобное. Пусть никто не знает. «Джоанна» даже не военный корабль, Вас вряд ли заподозрят.

Энтони кивнул и немедленно отправился собирать команду, которая сейчас недолго отдыхала после очередного плавания. Старик Том, давно уже служивший помощником капитана, со всей возможной скоростью отправился помогать завершению подготовки к путешествию. Они отплыли в рекордно короткие сроки – вся команда, с неожиданным добавлением, организовавшемся в четыре коротких слова.

– Я поеду с тобой, – спокойно заявила Джоанна и не приняла никаких возражений.

И они отплыли.

Находясь на море, они не знали, что кровавые руки войны дотянулись до их семьи. Их не было, когда в Лондон пришло известие о том, что в битве на Сомме погиб Барт, был тяжело ранен Ален де Шаньи, и чуть не потерял руку и остался сильно обгоревшим в пламени сражения Итан, который вообще категорически не хотел воевать, но все равно пошёл, хотя даже военным не был.

Они не знали, что их Люси недолго плакала о старшем сыне. Только до очередной бомбардировки Лондона, во время которой её смертельно ранило осколками разлетевшейся стены одного из зданий. Её пытались спасти почти двое суток, но тщетно. Джастин и Бен, а также её дочери и внучки не отходили от неё – больше никого не было. Филипп и Перси, Энтони Хоуп младший, и многочисленные внуки все ещё сражались. Их не было в Лондоне.

Люси кричала, кричала так, что у находившихся рядом членов семьи разрывалось сердце. Джастин не хотел вовсе отходить от неё, пытаясь хоть как-то скрасить её последние часы, но и этого ему не удавалось. Британскому правительству не было никакого дела до страданий Люси Кливленд. Джастин нужен был на своём посту.

Последних минут своей жены он так и не увидел. Рядом с нею был лишь Бен, оставшийся рыдать в одиночестве. Аллисон рядом тоже не было – она днём и ночью пропадала в одном из госпиталей, где пыталась помочь, чем могла.

После скромных, тихих похорон двое убитых горем мужчин чуть не сцепились друг с другом. Каждому было, что сказать – один не уберёг сестру другого, другой даже не имел возможности попрощаться, и теперь ему тоже не давали тихо скорбеть, в чём-то обвиняя.

Перепалку прервала Аллисон. Точнее, попыталась прервать. Они уже были в городе, на них смотрели люди, и миссис Хоуп искренне пыталась донести это до мужа и лорда-вдовца.

В попытке разнять их она встала между ними, а затем, осознав, что её вот-вот собьют с ног, машинально отступила на пару шагов назад. На дорогу.

Громкую ссору окончил полупьяный водитель проезжавшей мимо машины, которая сбила Аллисон насмерть.

Потеряв и жену, и сестру чуть ли не в один и тот же день, Бен едва не лишился рассудка, но быстро пришедший в себя Джастин и остальная семья не позволили этому свершиться, поддерживая старого цирюльника. Отгоревав, Бен оставил цирюльню на Флит-Стрит одному из своих учеников и отправился во Францию, где жила его дочь и воевал его сын, также участвовавший в битве на реке Сомме, но, к счастью, почти не пострадавший. Там он и провёл остаток жизни. Там он и встретил прибывших с «Джоанны» моряков.

***

Энтони и Джоанна плыли, не зная наверняка обо всех ужасах, что творились в оставленном ими доме.

Женщина стояла у борта корабля, названного её именем много лет назад, и смотрела на море. А оно было таким же, как всегда: синим, искрящимся, и невероятно красивым. Морю не было дела до земных проблем. Ему не было дела до детей вглядывающейся теперь в его глубины женщины, которые давно сгинули в его пучине, не было ему дела и до очередной устроенной людьми войны, на этот раз такой огромной, что она всколыхнула его со всех сторон.

– О чем ты думаешь? – тихо спросил Энтони, подходя к жене сзади.

– О нем, – тихо произнесла Джоанна, – о нас… Я помню, как впервые увидела море. Ты вёз меня в Париж на нашу свадьбу… Мы бежали из Лондона после всего, что тогда случилось… – Джоанна слабо усмехнулась.

Когда-то упоминания о событиях тех лет не вызвали бы на её лице даже тени улыбки, но теперь… Слишком много всего произошло с тех пор. Теперь все прошлое казалось далеким и не страшным.

– Как давно это было… – мягко протянула женщина. Действительно мягко – её голос не огрубел даже с пришедшей старостью.

– Семьдесят лет назад, – улыбнулся в ответ Энтони, – мы с тобой женаты уже семьдесят лет.

– Точно, – рассмеялась Джоанна, – с ума сойти можно.

– Ну, это лишнее, – засмеялся в ответ Энтони, – после всего, что было за эти годы, сходить с ума теперь… Точно не то, что нам нужно. Тем более, что мы все ещё вместе.

– И всегда будем вместе, – прошептала Джоанна и потянулась к губам мужа.

Разумеется, десятилетия жизни и старость притушили страсть, бушевавшую когда-то между ними, но любовь и нежность никуда не делись. За все семьдесят лет совместной жизни ничто не смогло загасить этой любви. Никакие испытания, никакие потери. Они всегда были вместе. И этого не могло изменить ничто.

Джоанна оглянулась, окидывая взглядом работавшую команду – от нового молоденького юнги, до старика Тома, чья семья осталась ждать его в Лондоне так же, как много дет она сама ждала мужа из плаваний.

Не ждала его только Флора – старшая сестра Тома, о которой и Джоанна, и Энтони до сих пор вспоминали с теплотой, умерла ещё несколько лет назад, заразившись холерой от кого-то из своих больных. Она так и не вышла замуж до конца своих дней, ни разу даже не влюбившись. Джоанна, поддерживавшая с ней дружбу вплоть до самого конца, подозревала, что на то была причина, но знать о ней точно, конечно же, не могла. О ней знала Генхелия, все ещё иногда попадавшаяся миссис Хоуп на глаза, но она, как ни странно, ничего не сказала. Хотя, может, и не странно – Джоанна не спрашивала.

О том, кто такая Генхелия, и почему их пути пересекались так часто, она тоже не узнала, хотя сама Генхелия была явно в курсе. Однако это не особенно и волновало женщину, все же у неё было о чем поволноваться в жизни, кроме этого.