Текст книги "Дом надежды (СИ)"

Автор книги: ArAlex

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Установив это, он с уже вполне искренней улыбкой произнёс:

– Добро пожаловать в наш дом, мадам Эспуар. Вы, как и Ваш муж и вся Ваша семья – дорогие гости в нашем доме.

Аллисон улыбнулась, а затем слегка погрустнела, оглядываясь вокруг.

– Благодарю Вас, месье, – произнесла она, – это очень важно для нас, тем более, в такое время – я вижу, что в Вашем доме траур…

– Да, недавно скончался мой старший брат, – с горечью произнёс Рауль.

– Соболезную Вашей потере, граф, – с искренним сочувствием произнесла она.

– Да, и я тоже, – с неожиданной серьезностью кивнул Бен, – право, мне следовало быть более чутким к Вашему несчастью. Прошу прощения, если невольно обидел Вас.

Услышав это, Аллисон взглянула на мужа с недоумением, но промолчала.

– Благодарю Вас, месье, – искренне ответил Рауль, – извините нас, но сейчас нам следует вернуться – в нашем доме идёт приём. Однако он уже подходит к концу, и, как только мы попрощаемся с гостями, мы вернёмся и поможем Вам и Вашей сестре устроиться. В гостиную Вас проведут уже сейчас, пока подождите там, – он коротким жестом подозвал одного из слуг, – если Вам что-то потребуется, просите, все исполнят.

Так и поступили. Всех гостей проводили в небольшую зелёную гостиную – любимую комнату покойной матери Рауля. Сами они успели лишь представиться младшей чете детей Эспуаров, Элен и Джереми Оуэнсам, а затем срочно вернулись к гостям, которые уже начали замечать их отсутствие.

Рауль достаточно быстро распрощался с многочисленными родственниками и друзьями, пришедшими проститься с Филиппом. Поговорил с сёстрами перед их уходом и обнял их на прощание; вежливо подхватил под руку тетушку Сюзанну и тихо сообщил ей:

– Кристина Даэ скоро станет хозяйкой этого дома. Тому, кто не будет считаться с этим, и планирует относиться к ней без должного уважения, я без колебаний откажу от дома. Всего доброго, тетя, – завершил он, провожая её до двери. Тетя не успела даже рта раскрыть.

После того, как все сочувствующие разошлись, Рауль занялся более важными гостями. Элен с младенцем устроили первой, её мужа вместе с ней, следом в комнатах неподалёку расположился и Бен с женой. Комнаты эти изначально располагались недалеко от комнат Антуана и Жанны, а потому вышло так, что целое крыло особняка де Шаньи оказалось занято гостями. Они не возражали, впрочем.

Вечером к вымотанному юноше зашёл Антуан Эспуар и, плотно прикрыв за собой дверь, попросил о коротком разговоре.

– Я знаю, молодые люди не любят наставлений, – без особых предисловий произнёс он, – но все же скажу, как человек, который сам в своё время прошёл через подобное. Я видел, как ты разрулил ситуацию с тетушкой, Рауль, но дело не в ней. Кристина травмирована, и очень серьезно, её ранит не презрение твоих родственников, а упоминания об ужасе, который она пережила. Ты тоже пострадал, я знаю, но ты её жених, ее защитник, ты должен быть сильнее.

Взгляд пожилого моряка чуть затуманился.

– Когда-то, много лет назад, я тоже лишился брата, хоть и не родного, и в то же время я также потерял друга, почти заменявшего мне покойного отца, и вместе с Жанной пережил ужас, который не дай Бог кому увидеть. Но я не позволял себе сломаться. Не мог. Моя возлюбленная была куда более хрупкой, чем я, и ей необходима была моя поддержка. И я поддерживал её столько лет, сколько было нужно, я был готов принять её слёзы и горе и даже ничего не получать взамен, – он взглянул на юношу, – ты оплакал брата сегодня, Рауль, а теперь спрячь свою скорбь и забудь о ней. Ты нужен Кристине, она не выживет, если останется одна. Помни об этом.

На этом Антуан, видно, окончил свою мысль, так как снова кивнул юноше и вышел, оставив его наедине с его мыслями.

========== Часть 33. А пока было счастье ==========

Характерный свист разрезающей воздух плети вместе с гневным криком и следующим за ним плачем разрушил и без того относительную тишину.

– Несносная девчонка! – рявкнула высокая, крепкая женщина, – опять все ткани в пыли изваляла! А ведь они стоят больше, чем вся твоя несчастная шкурка!

Маленькая девочка тихонько всхлипнула, закрывая растрепанную головку руками.

Женщина только руками всплеснула, глядя на неё.

– Ну что с тобой делать, несчастье ты наше! Мы тебя из жалости взяли, чтобы на улице с голоду не подохла, но ведь от тебя одни убытки!

Девочка молчала, просто часто моргая полными слез глазами.

– Поднимайся давай, – устало махнула рукой женщина, – и иди, куда шла. Эти ткани до сих пор ждут.

Девочка поднялась, пошатываясь, подобрала большую стопку тканей и побрела прочь. Ушла она недалеко, впрочем, всего несколько метров спустя столкнувшись с богато одетой пожилой женщиной с собранными в высокую прическу с темными с проседью волосами и прямым, уверенным взглядом. Само собой разумеется, многострадальные ткани вновь полетели на землю.

– Ну что ты будешь делать! – начала было оставшаяся позади надсмотрщица.

– Ничего страшного, Эмбер, – властно махнула рукой дама и, наклонившись, помогла девочке поднять выпавший из дрожащих ручек свёрток.

При этом она случайно коснулась рукой оголенных, пыльных ручонок и нахмурилась. Поднесла руку ко лбу малышки и нахмурилась ещё сильнее.

– Эмбер, да ведь девочка больна, она вся горит! Неудивительно, что она едва идёт.

Заметив разорванное позади платье и красную полосу на теле, оставленную плетью, дама неодобрительно покачала головой, глядя на Эмбер.

– Отнеси сама, – велела она, протягивая свёрток женщине, – а я отведу девочку к врачу.

Эмбер попыталась было что-то сказать, но быстро передумала под строгим взглядом женщины, и только покорно кивнула.

– Как прикажете, миссис Дейл.

Мутные глаза девочки смотрели на даму с восхищением, когда та, аккуратно придерживая её под локоть, вела её куда-то прочь от ателье, где она с недавних пор работала.

– Как тебя зовут? – поинтересовалась дама, когда они забрались в богатую коляску, которая ждала женщину подле ателье.

– Мелисса, – устало пролепетала девочка.

– Сколько тебе лет?

Девочка задумалась, шевеля пересохшими губками – пыталась посчитать.

– Десять, – наконец заключила она.

– Понятно, – кивнула дама, – давно ты работаешь у меня в ателье?

– Месяц, мэм, – коротко ответила малышка и прикрыла глазки.

– Так, ясно, – вынесла вердикт миссис Дейл, глядя на бледного, уставшего ребёнка, – пусть сначала тебя посмотрит врач, а потом уже решим, что с тобой делать.

Коляска быстро домчала их до большого дома, кованые ворота распахнулись перед ними, и девочка оказалась в совершенно незнакомом для неё мире богатого убранства, мягких штор и сверкающих люстр.

– Нам с тобой повезло, – произнесла дама, – сейчас в доме есть врач, не нужно ехать в больницу. У нас теперь гостит наш внучатый племянник, а он мальчик болезненный, его родители без врача в гости не отпускают.

– Розмари! – окликнул её мужской голос, и вниз по лестнице спустился статный, хотя и не особенно высокий, пожилой мужчина с длинными светлыми волосами, – ты уже вернулась?

Увидев девочку, он остановился.

– Да, милый, – ласково улыбнулась дама, – возникли непредвиденные обстоятельства. Вот, – она показала на Мелиссу, – обнаружила в ателье больного ребёнка на работе. Скажи, пожалуйста, доктор Рен у себя?

– Да, я только что оттуда, – слегка поморщился мужчина, – у Перси опять кашель появился, и бледный он какой-то с самого утра. Я, как со службы вернулся, глянул на него…

Миссис Дейл испуганно ахнула.

– Ничего серьезного, надеюсь?

– Вроде бы нет, – заверил её мужчина.

Дальше девочка не дослушала – она зашаталась и упала.

– Фрэнсис! – вскрикнула Розмари, подхватывая девочку.

Мужчина поспешно подбежал к ним, перехватывая малышку и поднимая её на руки. Вместе они проследовали на второй этаж, в комнату, которую они выделили для доктора Рена.

– Доктор! – позвала миссис Дейл, – взгляните, прошу Вас!

Фрэнсис опустил девочку на кровать, и старенький доктор тут же засуетился вокруг неё.

Белокурый мальчик лет одиннадцати, сидевший тут же, поглядел на незнакомом девочку со смесью любопытства и беспокойства – она была очень бледна и казалась совершенно безжизненной.

– Перси! – мягко позвала Розмари, – пойдём.

– Это правильно, мэм, – тут же закивал врач, – кто знает, вдруг девочка заразна.

Мальчик придвинулся к ней чуть ближе и осторожно погладил по чуть вьющимся каштановым волосам. Прелестное личико его исказила печаль – ему стало очень жаль худенькую, больную девочку.

Ресницы Мелиссы затрепетали, она на секунду открыла глаза, взглянула на склонившегося над ней мальчика и улыбнулась. Протянула к нему белую тоненькую ручку, но та обмякла прежде, чем мальчик успел её перехватить, и глаза девочки снова закрылись.

– Что с ней, доктор Рен? – звонко спросил Перси.

– Не знаю, милорд, – пожал плечами старичок, – я ещё даже не осмотрел её. Сейчас Вам лучше выйти отсюда, а после, если Вы пожелаете, то и Вы услышите о её состоянии.

– Безусловно, – кивнул Фрэнсис, – пойдём, Перси, подождём снаружи.

Мальчик покорно вышел следом за Дейлами, но лицо его выражало глубокую печаль.

Розмари вздохнула. Перси Кливленд не зря был любимцем всей семьи, включая их, довольно дальних родственников (ведь, по сути, единственной реальной родственной связью между ними был брак их дочери с дядей мальчика). В нем с самого детства было что-то необыкновенное, какая-то абсолютная чистота, которая, в отличие от других детей, была не веселой и беззаботной, а печальной. Несмотря на воспитание и постоянное нахождение в кругу сурового и лицемерного высшего света, мальчик рос болезненно справедливым и жалостливым. Сам он болел постоянно, и его это даже не особенно огорчало, свои страдания он принимал с молчаливым смирением, а вот на чужие страдание он даже смотреть спокойно не мог.

Вот и теперь, его гораздо больше собственной болезни волновало состояние девочки, которую он видел в первый раз. Как и все они, впрочем.

«Так ли?» – внезапно осведомился у Розмари её внутренний голос, в тот момент подозрительно смахивавший на голос гадалки Генхелии.

Женщина лишь головой встряхнула – она давно усвоила, что все равно не поймёт некоторых вещей в этом мире, а потому не считала нужным лезть в то, что ей все равно пока что не собирается открываться.

Все в своё время.

Это она повторяла про себя и следующие несколько дней, которые добрый ребёнок провёл у постели больной девочки, пытаясь развеселить её. Как ни странно, у него, вечно грустного и задумчивого, это получалось.

***

– Красотка ты, все-таки! – довольно прищурилась Хелен, придирчиво оглядывая облаченную в свадебное платье Кристину.

Та радостно улыбнулась, мечтательно разглядывая себя в зеркало.

Разобравшись с родственниками, что были против их свадьбы, Рауль настоял, чтобы она состоялась как можно скорее – все же, по правилам приличия, до свадьбы они не могли жить в одном доме, а молодой граф, впечатленный разговором с Антуаном, не желал ни дня находиться вдали от девушки. На слухи, которые продолжали бродить по Парижу, они старались не обращать особого внимания – люди всегда найдут, о чем им почесать языками, и о ком наговорить гадостей, и, чем меньше на них реагируешь, тем быстрее они тебя забудут и переключатся на что-нибудь другое.

Свадьба была пышной, хотя Кристина предпочла бы обойтись без лишней роскоши. Но сегодня она становилась графиней де Шаньи, и её нежелание роскоши и церемоний следовало отбросить раз и навсегда – правила высшего света были жестки, и их нужно было соблюдать.

И вот теперь она стояла перед зеркалом, даже не вполне узнавая себя с убранными в прическу с челкой волосами, в пышном кружевном белом платье с длинными рукавами, с фатой и аккуратно накрашенным лицом…

– Элен права, – мягко произнесла мадам Эспуар, оправляя складочки на юбке свадебного платья, – ты – настоящая красавица, Кристина.

Эспуары приняли решение на годик-другой остаться жить во Франции, купив себе дом неподалёку от особняка де Шаньи. Антуан, как и Элен с Джереми, впрочем, не собирались бросать свои корабли и команды, и вскоре после свадьбы собирались вернуться к плаваниям. Маленький Итан должен был ехать с ними – недалеко, ненадолго, но уже, в столь раннем возрасте, чтобы мальчик привыкал к морю сызмальства.

Бен и Аллисон также неплохо устроились – мужчина с радостью знакомился с новыми французскими коллегами, и за довольно короткий срок приобрёл немалую известность, как один из лучших цирюльников Европы – в Англии он считался таковым ещё до отъезда во Францию, не без участия семьи Кливленд. Аллисон же помогала мужу, и не просила о большем, за исключением того, что…

Как раз сейчас, прямо перед свадьбой, она влетела в комнату с широченной улыбкой на лице и объявила о долгожданной беременности. Эта новость вызвала среди и без того счастливых дам настоящий ажиотаж, они с энтузиазмом поздравили девушку, и, весело смеясь, проводили сияющую Кристину к алтарю.

Рауль тоже весь светился от счастья, как и Бен, выбранный его шафером и уже услышавший новость о будущем отцовстве. Было совершенно удивительно, как мужчины, чуть не подравшиеся в первую встречу, ухитрились подружиться, но факт оставался фактом. Как ни странно, у цирюльника и графа с образованием военного моряка быстро нашлись общие темы для разговора, а природное очарование Бена и искренность Рауля только способствовали быстрому развитию дружбы.

Однако сейчас Рауль, уже успевший поздравить друга, временно о нем забыл – он стоял у алтаря, и рядом с ним стояла его прекрасная, ангельская возлюбленная, и ни о чем, кроме этого, он думать не мог. В торжественной тишине звучали искренние, нежные клятвы. А вот целовались они уже под аплодисменты собравшихся гостей.

Молодожены едва вынесли оставшийся день, когда им предписывалось находиться на устроенном в честь свадьбы приеме и развлекать гостей, и с трудом дождались ночи, когда смогли, наконец, остаться наедине, и страсть и нежность хлынули рекой. Рауль, несмотря на физическую невинность и неопытность, был недурно теоретически подкован, да и Кристина в опере наслушалась и навидалась всякого, а потому ночь двух неопытных любовников прошла более чем прекрасно.

Не заставило себя долго ждать и счастливое известие – Кристина ухитрилась забеременеть после первой же ночи. Находившийся на седьмом небе Рауль носил жену на руках – в то время, когда был дома, так как он тоже был довольно сильно занят, продолжая сотрудничество с Антуаном и его командой.

Беременность, однако же, протекала не столь легко и у Аллисон, и у Кристины. Последняя, ввиду неопытности и юности все время боялась, что с ребёнком что-то произойдёт и очень нервничала, настолько, что когда восемь месяцев спустя у Аллисон начались схватки, они от нервов раньше срока начались и у Кристины.

Эммелин Хоуп и Ален де Шаньи родились в один день и час. Счастливая и довольная Джоанна, услышав об этом, загадочно улыбнулась, поглядывая на обоих детей, лежавших рядом.

– Я знаю этот взгляд, – прошептал ей на ухо Энтони, как раз вовремя вернувшийся из плавания, – но, Ханни, они ведь только родились! Пусть даже в один день, это ещё ничего не значит! Вот о чем ты думаешь, искусная моя сваха? Рано ещё об этом думать.

Джоанна только усмехнулась.

– Время покажет, – пробормотала она, лукаво улыбаясь.

========== Часть 34. Море ==========

– Ну мама, ну пожалуйста!

– Тони, я сказала «нет».

Темноволосый мальчик лет семи обиженно надулся и замолчал.

Аллисон покачала головой. Родившийся через пять лет после Эммелин сын, которого Бен, радуясь, что хоть в чём-то перескочит старшую сестру, назвал именем Энтони (суть конфликта была в том, что Бен когда-то мечтал назвать дочь Джоанной, в честь матери, но Люси опередила его, ведь дочерей, в отличие от сыновей, называла она), море любил необычайно. О путешествиях вместе с тетей и дядей он громко мечтал чуть ли не с с того дня, как научился говорить. Теперь ему было уже семь – вполне подходящий возраст для начала службы юнгой, и Хелен и Джереми с радостью готовы были взять племянника к себе на «Алебарду», да и Бен не был особенно против, но всегда покорная мужу Аллисон внезапно с силой воспротивилась этой идее. Разговор дошел до громкой ссоры между нею и остальными родственниками. Бен и Аллисон даже перестали разговаривать, так как мужчина искренне считал, что не следует запрещать мальчику следовать за мечтой – он и сам в своё время прошёл через сопротивление матери, а потому хорошо понимал сына.

Однако Аллисон была непреклонна – мальчик был слишком мал, говорила она и требовала подождать. При этом она бы предпочла вовсе не пускать сына в море, но это, она понимала, было бы невозможно, а потому она старалась хотя бы отсрочить неизбежное. Ей виделись страшные картины того, что может случиться в море, и она собиралась стоять на своём до последнего.

После откровенного скандала, устроенного ей, она своего добилась – муж и сын с ней, конечно, особо даже не разговаривали, но в плавание вместе с Джереми и Хелен Тони не поехал. Аллисон даже решила временно уехать жить обратно к родителям (вся семья регулярно переезжала из Парижа в Плимут и обратно, и сейчас они находились в Англии).

Хелен и Джереми, вздохнув, поехали вдвоём. Джоанна, провожавшая их, улыбалась, как обычно, хотя на душе у неё было неспокойно, видно, из-за конфликта в семье, чего она категорически не любила. Однако вмешиваться в чужую ссору она не стала, справедливо считая, что дети взрослые и сами разберутся.

Вместе с ней из порта вернулся и внук, провожавший родителей. Итан, которому было уже тринадцать, перестал ездить с ними ещё несколько лет назад, как только научился отстаивать собственное мнение. Увы, не все дети похожи на родителей…

Итан совершенно не любил моря. Оно пугало его, огромное, темное, жадное, и, как он не старался, он не мог усмотреть в нем того манящего блеска, который видели в нем родители и дед. Он вообще рос довольно странным мальчиком – слишком тихим, слишком замкнутым и неразговорчивым… Слишком красивым, что категорически не нравилось ему самому.

У них во всей семье не было ни одного даже относительного урода, все дети и взрослые были по-своему красивы, но Итан превосходил их всех – хрупкий, словно фарфоровый, мальчик с тонкими, мягкими чертами лица и глубокими синими глазами приводил в восторг и девочек, и женщин, и даже мужчин вокруг него. Это ему и не нравилось – он совсем не любил лишнего внимания, тем более, связанного со столь очевидно физическим признаком, как красота.

Мальчик был очевидным философом – с самого детства его любимым занятием было размышлять о жизни и её сути, он даже писал маленькие, философские заметки. Так он порою описывал ситуации, происходящие в его семье. Хотя нередко эти заметки были очень уж короткими и напоминали скорее характеристики, причём не всегда мягкие. Так, комментируя в своём дневнике с заметками ситуацию со скандалом, Итан писал так:

Тони: Нетерпеливый. Глупо. Всему своё время. Но маленький. Простительно. Пока ещё.

Дядя Бен: Не столь мудр, как обычно. Видно, его задело неповиновение тети. Глупо. Не сумел настоять на своём, нечего и обижаться.

Тетя Алли: Охвачена страхом. Дурно для души, но с практической точки зрения скорее разумно. Точнее, было бы разумно, если бы можно было с уверенностью сказать, что её действия имеют под собой более конкретную основу, чем природный страх матери за своего ребёнка.

Отец и мама: Все как всегда. Вечные мечтатели, стремящиеся вдаль. Теперь разочарованы тем, что с ними не поехал любимый племянник. Племянник, которого они любят больше, чем сына, потому что он более похож на них духом. Разумно…

На последнем слове на бумагу падала невольная слеза.

Итан не сомневался в самом факте существования родительской любви к нему, просто признавал, что ему даже не о чем с ними поговорить, так как они слишком разные. Вдаваться в его философские мысли родители не особо желали, хотя и слушали его порой… Но как часто случалось это «порой», учитывая, что они по полжизни проводили в море?

Понимание мальчика имело под собой основу: оказавшись в море, родители практически забывали о его существовании. Не из-за недостатка любви, но из-за недостатка времени: Хелен Оуэнс была капитаном корабля, её супруг – старшим помощником, а в свободное время, выдававшееся весьма нечасто, они искренне наслаждались морем и друг другом.

Теперь, давно оставив позади Англию, они были уже недалеко от берегов Северной Африки, куда плыли ради приключений.

Хелен стояла на носу корабля и улыбалась. Веселый ветер трепал её волосы, прижатые капитанской шляпой, глаза сверкали точно также, как морские волны вокруг неё… А позади неё с точно такой же сияющей улыбкой объявился старший помощник.

– Эта красота вечна, – пробормотал он, с точно таким же восхищением глядя на море, по-прежнему прекрасное.

– Я надеюсь, ты обо мне? – хихикнула Хелен.

Джереми рассмеялся.

– Конечно, о тебе, о ком еще! – весело подтвердил он, приобнимая жену.

Та с готовностью прижалась к нему.

– Но вообще, ты прав. Море – самая прекрасная вещь на земле, – отсмеявшись, произнесла женщина, – на движение волн можно смотреть бесконечно…

Джереми кивнул, а затем с улыбкой потянулся поцеловать возлюбленную.

– Твои глаза, – прошептал он, – столь же прекрасны, как море. Такие же синие, глубокие и искристые. И дух твой, любимая, столь же восхитителен, как море – горд, свободен, и бесконечно красив…

– О, Джереми! – рассмеялась Хелен.

Сколько лет они прожили в браке… С тех самых пор, как Джереми впервые признался ей в любви после долгих лет молчания, он не уставал каждый день засыпать её комплиментами и заверениями в любви. Сама Хелен не была столь искусна в словах, а потому отвечать предпочитала делами. Вот и теперь они снова целовались, прекрасные, хотя уже и немолодые, и по-прежнему влюблённые.

Оторвавшись от жены, Джереми вновь оглядел окружавший их пейзаж и слегка нахмурился. Небо потихоньку затягивали тучи, море начинало темнеть и волноваться сильнее.

– Кажется, надвигается буря, – пробормотал он.

– И правда, – кивнула Хелен и широко улыбнулась, – ну что ж, мистер Оуэнс, вперёд! Сколько таких бурь мы уже перевидали… Переживем и эту!

И они, смеясь и держась за руки, словно им было не по сорок с лишним, а все ещё по шестнадцать, поспешили вперед.

***

В доме Хоупов на мгновение воцарилась мертвая тишина, прерываемая лишь дыханием почтальона, принёсшего письмо. Холодный, чёрный, как смоль ужас объял всех обитателей дома и пришедших в гости Дейлов, как раз собравшихся за семейной трапезой.

Разыгравшаяся у берегов Африки буря затопила «Алебарду». Хелен и Джереми не вернутся домой.

Джоанна, державшая в руках злополучное письмо, застыла с белым, как мел, лицом. Уже давно, с тех пор, как дети только уезжали, Джоанна чувствовала, что что-то не так, что-то неправильно, но она постаралась не придавать этому значения. В эту ночь ей приснился тот странный старый разговор с Генхелией, что-то бормочущей над малышкой Хелен… Предрекающей, кажется, какую-то беду… Теперь было ясно, какую.

Сейчас она ощущала страннейшее чувство дежавю: когда-то, много лет назад она так же получила весть о крушении «Изобильного» и смерти Энтони. Тогда она словно нутром ощутила, что ничего смертельного не произошло, что произошла ошибка и любимый муж выжил…

Теперь того чувства светлой, крепкой надежды не было. Вместо неё была лишь пустота.

Её маленькой дочки больше нет. И сына тоже.

Одинокая слеза прочертила дорожку на щеке старой женщины, и она зашаталась и начала падать. Подоспевший муж дрожащими руками подхватил её, но она едва почувствовала это.

Тихий, вялый всхлип вырвался из горла замершего рядом Бена. Его любимая маленькая сестричка была мертва. Это просто не укладывалось в голове. Разве могла она быть… такой? Холодной, лежащей безжизненно на дне океана? Разве такое возможно?

Как мог его веселый, жизнерадостный названый братик быть мёртв? Это невозможно, просто невозможно…

Отрицание его, как и другие чувства, в момент разбились вдребезги, когда он услышал, как рядом с ним Аллисон сквозь слёзы зашептала молитву. Благодарственную.

– Алли, что ты делаешь? – просипел он, глядя на неё широко раскрытыми глазами.

Хрупкая, худенькая Аллисон Хоуп подняла на него взгляд, полный слез, но сверкающий решимостью.

– Я благодарю Создателя за то, что он дал мне силы и помог избежать худшего горя! – прозвенела она, бесстрашно оглядывая остальных, смотревших на неё с тем же выражением лица, что и муж, – если бы я не воспротивилась вашей воле, мой мальчик теперь лежал бы на дне морском вместе с ними!

С этими словами она подхватила притихшего Тони, видно, ещё не до конца понявшего, что вообще происходит, и выбежала из столовой.

Попытки последовать за ней не сделали даже старшие Дейлы, но не оттого, что не разделяли её точки зрения, а оттого, что справедливо посчитали, что Хоупам их поддержка сейчас важнее. А вот Бен, подхватив под ручку Эмми, сделал, догнал в коридоре, и все четверо разрыдались в объятиях друг друга. Алли изо всех сил цеплялась и за мужа, и за сына – она вовсе не желала нарушать мгновения скорби всем, тем более, что и сама искренне любила покойных, просто не могла не подумать о собственном ребёнке, чудом спасшемся от страшной беды.

Джоанна, все это время замершая практически без движения, внезапно дернулась и резко поднялась на ноги.

– Ханни, – тихо позвал её Энтони, но она не обратила на него никакого внимания, глядя вслед маленькой фигурке, которая неслышно выскользнула из-за стола и покинула столовую.

– Итан! – отчаянно вскрикнула женщина и бросилась следом за ним. Энтони, поняв намерение супруги, последовал за нею.

Джоанна буквально влетела в комнату внука, который сидел на кровати. Не плача, совершенно тихо и спокойно глядя вдаль.

– Итан… Мальчик мой, – забормотала Джоанна, обнимая мальчишку.

Тот не отреагировал ни на её объятия, ни на объятия подоспевшего следом дедушки. Он просто молчал, глядя в пустоту. Лишь пара нечаянных слезинок скатилась по его бледным, впалым щекам. Глаза мальчишки, казавшиеся огромными и слишком глубокими даже для него, слабо поблескивали.

Джоанна пыталась говорить ему что-то, уговаривать, утешать, помогал ей и Энтони, а затем и поднявшиеся к ним… все, и Дейлы, и Бен с Аллисон и детьми… Но все было бесполезно, мальчик молчал. Прекрасные черты его были абсолютно неподвижны, как у статуи.

Не один час они просидели так, прежде, чем глаза подростка закрылись и он слегка расслабился, видно, уснув.

Наплакавшиеся в объятиях друг друга взрослые (всех детей Дейлы увели к себе ещё пару часов назад), тихо оставили комнату.

– Надо отправить весть Люси, – тихо, медленно проговорил Энтони, прижимая к себе поникшую Джоанну, – она наверняка захочет приехать на…

Он не договорил, все и так поняли – похороны, но что это будут за похороны? Два пустых гроба… Ведь настоящей могилой Оуэнсов останется морское дно…

***

Удостоверившись, что он остался один, Итан открыл глаза, встал, достал дневник и взялся за перо.

«Море прекрасно», – говорили они. Правда.

Оно прекрасно, как языческий бог, которому поклоняются маленькие людишки, которых он не ставит ни во что. Море позволяет любоваться собою, упиваться собою, видеть жизнь, что кипит в нем, путешествовать с его помощью…

Но, как языческий бог, море жестоко. Море жадно, ненасытно. Как языческий бог, оно собирает жертвы. За любовь к нему люди жертвуют самым дорогим, что у них есть – жизнью.

Я не любил моря с самого детства. И не смогу полюбить уже никогда.

И очередная одинокая горячая слезинка, помедлив несколько секунд, упала на страницу, покрытую холодными словами.

Комментарий к Часть 34. Море

Ну что ж, вот и открыт официальный сезон переселения героев на тот свет. Сильно не плачем, ещё увидимся со всеми)

========== Часть 35. Дух человеческий ==========

– Сюда, сюда!

Джастин провёл родственников за собой, они быстро расселись по каретам и тронулись с места. Ехали, впрочем, небыстро, слишком много людей было на улицах.

– Невероятно! – шептала младшая леди Кливленд, выглядывая в окошко, – таких толп я в Лондоне ещё не видела!

– Неудивительно, Мелисса, прелесть моя, – мягко улыбнулся лорд Персиваль, – олимпиада, как-никак. Столько народу понаехало… И не зря, повод более, чем достойный.

– Но как прекрасны были выступления спортсменов! – всплеснула руками Розмари Дейл, сидевшая рядом с бывшей воспитанницей.

А ведь это было так давно… А казалось, лишь вчера она привела к себе домой маленькую, едва держащуюся на ногах девочку, лишь вчера она, лёжа в комнате врача, познакомилась с маленьким тогда ещё Перси, как тихие, не слишком активные и веселые дети сдружились… Как, посоветовавшись с мужем, Рози решила оставить девочку у них – в доме было очень уж тоскливо с тех пор, как их малютка Алли вышла замуж.

О возможном будущем для девочки Рози задумалась почти сразу, чему немало способствовал тот факт, что их внучатый племянник зачастил к ним в гости. Довольно скоро это заметила и его мать, и также приехала в гости, чтобы поглядеть на подружку маленького ещё сына. Осмотр её не особенно впечатлил, но чувствами Перси Люси пренебрегать не стала – мальчик, несмотря на юный возраст (тогда ему было около четырнадцати, и они с Мелиссой были знакомы уже три года), смотрел на бывшую служанку ателье точно таким же взглядом, каким отец самой Люси всю жизнь смотрел на её мать, а её дядюшка Фрэнсис – на тетю. Посоветовавшись с родителями и тетей с дядей, а также проведя долгий разговор и с самими подростками, которые, очевидно, души друг в друге не чаяли, Люси приняла решение, и, с позволения мужа, также введённого в курс дела, увезла девочку в Лондон и поселила у себя, лично обучая её всему, что необходимо знать и уметь истинной леди. Мелисса оказалась вполне толковой и способной ученицей, к тому же, её рвение подхлестывало наличие рядом Перси.

Годы не истощили их любви и дружбы, а наоборот, сделали её сильнее, и спустя четыре года состоялась не слишком пышная, но красивая свадьба. Три года спустя у счастливой пары появилась наследница – малютка Анна, и счастью их не было предела. Теперь и Анна была уже барышней на выданье, и ей уже присматривали жениха. Добрая, тихая девушка не собиралась противиться воле родителей, так как знала, что они и не выдадут её замуж за недостойного её человека. Родители же ждали, надеясь, что их девочка найдёт свою любовь так же, как и они когда-то.

Теперь Анна ехала вместе с ними – кареты Кливлендов были достаточно большими, чтобы вмещать в себя по шесть человек каждая. Шестым же с ними ехал Итан, которому недавно стукнуло уже двадцать семь.

Итан становился все прекраснее с каждым годом, пока рос, и у него никогда просто отбоя не было от девушек, в него влюблённых, но он не смотрел ни на одну из них, очевидно, просто не интересуясь этим всем. И без того философ и интроверт до мозга костей, после смерти родителей он окончательно замкнулся, не желая пускать к себе в душу никого. Нет, он всегда был вежлив, добр, отзывчив, но не более, и на контакты с людьми он шёл весьма неохотно. Так и теперь, когда его вытащили глядеть на соревнования спортсменов, он поехал лишь чтобы не огорчать остальных членов семьи.