Текст книги "Витязь (СИ)"

Автор книги: Amazerak

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

Глава 13

Мы с Лизой расположились на диване в малой гостиной, общались на разные темы. Тут имелся солидный бар со спиртным, и девушка не замедлила им воспользоваться, откупорив бутылку дорогого коньяка. Мы пили прямо из горла. В особняке было тихо: часы пробили двенадцать ночи, все обитатели дома спали. Я хотел посидеть часок и пойти дальше заниматься делами, но время за разговором пролетело незаметно.

Лиза ударилась в воспоминания о жизни в отцовском поместье – небольшой усадьбе в окрестностях Нижнего Новгорода, принадлежащей Дмитрию Филипповичу. Она жила там до двенадцати лет, а потом, после смерти матери, перебралась в имение главы рода, где отец проводил много времени, исполняя возложенные на него обязанности.

Я ни о чём не спрашивал и мало что рассказывал сам, опасаясь показать неосведомлённость в том, что должен был знать. В основном, слушал и молчал.

Потом Лиза принялась вспоминать, как весело она проводила время в Нижнем Новгороде в обществе таких же молодых повес из знатных семей, рассказала какую-то смешную историю, и мы немного посмеялись.

– А ты изменился, – Лиза внезапно посерьёзнела. – Раньше ты был другим.

– В лучшую или в худшую сторону изменился?

– Не знаю. Ты сейчас такой деловой весь из себя стал. Необщительный.

– Что поделать. С тех пор, как я открыл в себе силу, понял, что дальше по-старому жить нельзя. Вместе с силой приходит ответственность. Как-то так.

– Эк рассуждать стал. Как будто подменили.

– Так правильно: подменили. Однажды утром проснулся, гляжу: а я уже не я.

Мы рассмеялись.

– Хватит уже, – остановился меня Лиза. – Я серьёзно, вообще-то говорю.

– Я тоже серьёзно. Не видно, что ли?

– Говорю, хорош придуриваться. Скажи лучше: у тебя к той медсестре правда какие-то чувства были?

– Почему же были? До сих пор есть.

Лиза насмешливо хмыкнула:

– Вон как. И что собираешься делать?

– Найду и привезу обратно. Я уже попросил знакомых, чтобы узнали, в каком она госпитале работает.

– Женишься на ней?

– Женюсь? – я задумался. Мысль-то, конечно, интересная… – Может, и женился бы, но вряд ли нас обвенчают. Не положено. Придумать бы, как обойти запрет…

– А ты сохранил удостоверение простолюдина? Вот, по нему и женись. Найди только попа, который тебя не знает.

– Думаешь, прокатит? Всё равно же потом объявят недействительным, когда станет известно.

– Ну… Это когда станет… Эх, я ей даже завидую. Может тоже на фронт поехать медсестрой? Глядишь, кто-нибудь отправится меня спасать. Хотя вряд ли. Папенька говорит, у меня дурной характер.

– И он абсолютно прав.

– Хватит! – Лиза состроила сердитую гримасу и легонько двинула мне локтем в бок. – Вечно дразнишься.

– Да ты не переживай. Найдут тебе жениха. Какие твои годы? И замуж выйдешь и… в общем, всё остальное будет. Счастливая семейная жизнь.

– И как же я это сделаю, если сижу я у вас в плену?

– Не знаю. Не вечно же это будет продолжаться.

Сейчас Лиза выглядела вполне адекватным человеком. Она отбросила свою высокородную спесь и казалась обычной девчонкой, мечтающей о большой любви, принце на белом коне или что там у них…

Я поглядел на настенные часы: перевалило за полночь.

– Что-то меня разморило совсем, – Лиза придвинулась ближе, прислонила голову к моему плечу, и мне открылся довольно интересный вид на её декольте. «Да уж, развита не по годам», – подумал я.

Было ясно, к чему она клонит, вот только я понимал, что ничего у нас не выйдет. Ну допустим, переспим, а дальше что? Она скоро поймёт, что с ней я быть не собираюсь, опять обвинит меня во всех смертных грехах и возненавидит пуще прежнего. А у нас только нормальные человеческие отношения наладились. Нет уж, пусть всё остаётся, как есть.

Я уже собирался напомнить, что пора спать и что у меня дел – хренова прорва, как вдруг наше внимание привлёк шум в передней. Хлопнула дверь, что-то упало – и всё стихло.

– Что происходит? – встрепенулась Лиза.

– Сиди здесь, – велел я. – Сейчас гляну.

Грохот на втором этаже, визг горничной…

Сосредоточившись, я активизировал энергию и вышел из гостиной. Включил свет. Я оказался в столовой. Отсюда одна дверь вела в большую залу для банкетов и балов, а другая – в коридор, соединяющий дом с отдельной кухней и соседним корпусом. Мои спальня и кабинет находились на первом этаже в противоположном конце дома. Оружие и артефакты, естественно, остались там.

В столовую со стороны кухни вошёл человек, облачённый в магический доспех. Латы были покрыты светящимися знаками, как и те, что я видел на неизвестных дружинниках, напавших на нас с Катрин несколько дней назад. В руке боец держал двуручный меч, тоже испещрённый светящимися символами.

Мы ринулись друг на друга. Уклонившись от колющего удара, я сделал захват руки и швырнул противника через себя. Тот приземлился на длинный обеденный стол, но сразу же вскочил на ноги, выставил вперёд меч и атаковал. Я увернулся от двух рубящих ударов. Третий отбил предплечьем. Нанёс боковой удар локтем в голову, коленом – в кирасу, прямой локтем – в голову и в корпус. Боец грохнулся на пол.

Я хотел добить его ногой, но дружинник откатился. Удар пришёлся мимо – под моим ботинком треснула плитка, которой был выложен пол. Боец поднялся, но когда моё колено влетело в маску его шлема, опять оказался на полу. Перекатом встал на ноги, рубанул мечом – промахнулся, рубанул ещё раз – я отклонил корпус с одновременным ударом голенью в голову. Сеть трещин разошлась по шлему. Противник отлетел к стене и затих.

В особняке царил бедлам. Наверху происходила какая-то возня, раздавались крики и визг. Где-то разбилось окно. В другом конце дома грохотали выстрелы.

Я выбежал в залу: только так можно было попасть в мой кабинет. Навстречу шли двое. Один – в каменной броне с красными прожилками, другой – в синеватых доспехах, украшенной позолоченными узорами. У первого в руках была алебарда, у второго: в правой руке – чекан, в левой – кинжал, а на кирасе блестел позолоченный герб, в котором я сразу узнал герб Птахиных.

Противники остановились. Я – тоже. У воина с гербом исчезла броня, и я увидел того, кто скрывался под этими великолепными доспехами. Передо мной стоял Дмитрий Филиппович собственной персоной. И удивлён он, кажется, был не меньше моего.

– Значит, ты жив, – произнёс Дмитрий. – Признаться, не ожидал. До нас дошли вести, будто ты погиб.

– Похоже, произошла ошибка, я жив и здоров, – я пристально смотрел на противника.

– Боюсь, ненадолго. Мы это сейчас исправим, – Дмитрий тоже уставился мне в глаза, будто пытаясь загипнотизировать. – А потом я вырежу всю эту поганую семейку, на сторону которой ты переметнулся. А эта клятвопреступница, Катрин, тоже здесь с тобой? Сегодня вы все умрёте!

И тут до меня начало доходить, что из этой схватки я вряд ли выйду победителем. Мне противостояли два высокоуровневых бойцов, не менее пятой ступени каждый. И я не знал, сколько ещё в особняке вражеских дружинников. Но сейчас от меня зависела жизнь семьи. Если не остановлю врага, погибнут все. Птахины не пощадят никого.

Дмитрий Филиппович снова облачился в броню. Он и его дружинник начали обходить меня с двух сторон. Я же двинулся по кругу, стараясь занять такую позицию, чтобы противники не смогли меня атаковать одновременно.

Дмитрий первый ринулся в бой. Я блокировал удар чекана, потом – нож, и голенью – боковой удар ноги. В ответ я нанёс прямой удар локтем и еле успел поставить верхний блок против алебарды дружинника. Оттолкнул его ногой. Нырнул от чекана Дмитрия, блоком отклонил руку с кинжалом, и обратным ударом локтя сбил противнику равновесие. Тут мне на ключицу обрушилась алебарда. Я схватил её, обездвижил руку дружинника. Два удара коленом, один – локтем, и боец полетел на пол.

Уклонился от чекана и кинжала. Сделал обманное движение правой ногой, Дмитрий поднял голень, и я подсечкой заставил упасть его на четвереньки.

Противники от моих ударов не отлетали. Значит оба – пятой ступени. Я чувствовал, что энергия моя на исходе. Некоторое время ещё смогу обороняться, но очень скоро силы иссякнут, и эти двое порубят меня на куски. Надо было срочно что-то придумать. Желательно, добраться до кабинета, где лежали артефакты.

Обоими руками я отбил алебарду, и провёл двоечку. Дружинник убрал голову, и снова рубанул алебардой. Я поднял плечо, приняв на него удар. Развернувшись, двинул локтем назад. Противник блокировал и попытался достать меня тычком алебарды, но я отклонился – остриё прошло перед самым носом. И тут же я получил с ноги в живот и отступил на несколько шагов.

На меня налетел Дмитрий. Я перехватил его руку с чеканом и нанёс длинный хук, потом пробил ногой в корпус. И в прыжке с вертушки свалил его ударом в голову.

Энергия – на исходе.

Снова атаковал дружинник. Два тычка алебардой были направлены мне в лицо. Я уклонился от обоих. Противник рубанул с разворота, тут же ткнул мне в голову в третий раз. Я увернулся, с одновременным ударом голенью в корпус, потом – правый хук и лоукик левой. Боец шлёпнулся пузом на пол.

В залу со стороны кухни вбежали два дружнника с короткими бердышами. По доспехам я узнал наших.

– Прикройте! – крикнул я, отступая.

Один дружинник бросился к Дмитрию, другой – к воину с алебардой. В наших полетели несколько магических снарядов, а потом завязалась рукопашная. Оружие гремело, бойцы ловко наносили и парировали удары.

Я отошёл к стене, собираясь активизировать энергию второй раз. Но тут в дверях, ведущих в переднюю показался Пашка. Он был весь в крови. Держался одной рукой за живот, в другой сжимал браслеты.

– Держи! – крикнул он мне, кинув артефакты через полкомнаты, ноги его подкосились и он упал без сознания.

Я подбежал и, схватив браслеты, защёлкнул их на запястьях. Вызвал доспехи и бердыш. Моя броня была пятого уровня, так что я мог сражаться на равных с каждым из своих противников.

Один из наших дружинников был сбит с ног ударом секиры. Я подскочил и бердышом треснул вражеского бойца. Удар мой был несильный. Я сражался без энергии, ослабший, одновременно пытаясь активизировать силу второй раз.

Вражеский дружинник тут же ударил в ответ алебардой. Я блокировал бердышом. Отбил ещё несколько рубящих ударов. Еле успел парировать укол пикой. Единственное, что я мог сейчас делать – защищаться. Следующий удар я блокировать не успел, он пришёлся мне в голову, и в следующий миг я обнаружил себя на полу.

Внимание противника отвлёк наш дружинник, давая мне время оклематься. Он атаковал, но тут же получил несколько ударов алебардой. Броня его раскололась, и пика вражеского оружия вонзилась ему в грудь. Я поднялся и набросился на противника. Бердыш мой встретился с алебардой, и оказался прижат к полу, а я получил остриём в шлем. Еле устоял. Очередной удар по голове – я опять на полу. Откатился – алебарда обрушилась на кафельную плитку в дюйме от меня.

Но тут энергия наполнила моё тело. В такие моменты я ощущал себя лёгким, как пёрышко, и стремительным, словно мысль, и теперь снова мог драться в полную силу.

Я отбил алебарду противника и принялся наносить стремительные мощные удары бердышом. Вражеский дружинник пропускал их один за другим. От его доспеха начали отлетать осколки, и вскоре он оказался беззащитен. Очередной удар – лезвие вошло в тело противника, разрубив от ключицы до пупка. Я вытащил бердыш, вокруг разлетелись брызги крови. Боец обмяк и свалился замертво.

Я обернулся. Передо мной стоял Дмитрий Филиппович. Его доспехи и чекан были забрызганы кровью. Второй наш дружинник лежал у его ног с прорубленной головой.

– Вот и твоя очередь настала, – проговорил Дмитрий и ринулся на меня.

Я отбил чекан, но пропустил удар кинжалом. Рубанул в голову. Дмитрий рубанул в ответ. Его броня уже трескалась. Я нанёс ещё один удар – ещё одна трещина пошла по кирасе. Замахнулся, но Дмитрий ушёл с линии атаки. Мой бердыш угодил в пол, а чекан Дмитрия – мне в шлем. Я рубанул – снова мимо. Отбил чекан и ударил в маску шлема, в которой образовалась ещё одна трещина. Прямым с ноги оттолкнул противника. Ударил бердышом в голову – Дмитрий не успел заблокировать. Ещё удар – его шлем разлетелся на куски.

Увидев, что противник оглушён, я с размаху рубанул ему по шее. Голова Дмитрия Филипповича отлетела в сторону и покатилась по блестящему кафельному полу, заливая его кровью.

В зал ворвались люди в доспехах – пятеро. Я направился к ним, выставив вперёд бердыш.

– Стой! – крикнул один. Его броня пропала, и я понял, что передо мной – Прокопий Иванович. – Спокойно, Михаил. Тут все свои. Мы победили. Враг повержен.

Я мысленно скомандовал доспехам исчезнуть и вышел из энергетического состояния. И вдруг ощутил такую слабость, что если бы не два дружинника, подхватившие меня, я бы растянулся на полу промеж убитых. Голова раскалывалась так, что я сжал зубы от боли.

В зал выбежала Лиза. Увидев обезглавленное тело отца, она бросилась к нему и зарыдала. Я обводил взглядом комнату, заваленную трупами. Всё было как в тумане. Я попросил помочь добраться до спальни. Меня отвели, и едва я коснулся перин, как сон овладел мной.

*

Очнулся. В окно струился тусклый свет – начиналось утро. Я приподнялся, осмотрелся. Моя спальня выглядела столь мирно и обыденно, что на миг мне показалось, будто ночная драка была всего лишь сном. Но окровавленная одежда говорила об обратном.

Болела голова, хотелось пить. Мягкие домашние туфли стояли на полу, я вдел в них ноги, поднялся. Немного пошатывало. Я побрёл к выходу.

В своём кабинете я обнаружил дружинника Герасима.

– Как вы себя чувствуете? – учтиво поинтересовался он. Я поглядел на него мутным взором и попросил принести воды. Затем плюхнулся на диванчик с витыми ножками, стоявший подле книжного шкафа и велел рассказать, что произошло ночью.

Как я узнал, с Дмитрием Филипповичем на территорию поместья проникли двое старших дружинников, четверо младших и более десятка наёмников. Они убили охрану и незаметно пробрались к особняку. В дом вошли одновременно через главный и чёрный ходы.

В парадной неприятеля встретил дежуривший там дружинник, но предупредить жильцов о вторжении не успел. Расправились с ним быстро. Несколько вражеских бойцов пошли на второй этаж, другие стали прочёсывать первый. И в это время мой отрок-оруженосец, который не спал и слышал, как вломились посторонние, открыл стрельбу, перебудив весь дом. К сожалению, долго он продержаться не смог: патроны закончились, и его вывели из строя ударом копья в живот. Впрочем, парень остался жив и, очнувшись, побежал искать меня, чтобы отдать мне боевые артефакты. Я обрадовался, узнав, что, не смотря на тяжёлое ранение, Паша выжил. Сейчас он находился на лечении.

В этом время Прокопий Иванович с наследником Алексеем и четырьмя дружинниками держали оборону на втором этаже, а я – на первом.

Стрельба не только разбудила жильцов особняка, но и всполошила всю округу. Дружинники, ночевавшие в доме неподалёку, прибежали на помощь. Они успели как раз вовремя, чтобы спасти меня от неминуемой гибели и подсобить парням наверху. Не смотря на то, что нас было больше, вражеские дружинники обладали какой-то необычной, очень прочной бронёй, и это доставило нам серьёзные проблемы.

Наёмники Птахиных в дом так и не попали. Они остались на страже и, когда поднялся шум, завязли в перестрелке с нашими солдатами. Попытались отступить, но все были схвачены или убиты. Почти все вражеские дружинники погибли, выжил только один – тот, которого я оглушил в самом начале. У нас погибли трое дружинников и ещё трое были ранены. Никто из членов семьи, к счастью, не пострадал.

Вопреки обстоятельствам, Птахины-Свирины, как обычно, собрались за завтраком в столовой. Слуги уже прибрались здесь: унесли трупы, смыли кровь. И лишь побитая кафельная плитка напоминала о сражении. Когда я вошёл, все уже сидели за столом, только Лизы почему-то не было. Я устроился на своём обычном месте. Прокопий Иванович в это время рассказывал о том, что напавшие на него дружинники были облачены в странные доспехи, испещрённые светящимися символами.

– Я уже видел такие, – сказал я. – Вечером, перед тем как Катрин арестовали, на нас напали четверо в точно таких же светящихся латах. Мы не смогли опознать их: бойцы не имели гербов на одежде, но доспехи меня тоже заинтересовали. Они оказались довольно устойчивы к моим ударам, словно их специально создали для того, чтобы противодействовать энергетическим чарам. Значит, вы тоже не знаете, что это такое и как подобное изготовить?

– К сожалению, мне это неведомо, – покачал головой Прокопий Иванович. – Самому бы хотелось выяснить, как подобное делается. Могу лишь предположить, что тут применялись чары разных стихий. Но это догадки – не более. А о тех четверых я знаю. Они до сих пор в морге.

– Теперь в ваших руках есть эти артефакты. Вы можете их исследовать.

– Разумеется, я попытаюсь найти способ выяснить, что за диво дивное мы видели. Но это не так просто. И всё же, не смотря на все ухищрения врага, мы выстояли, – перевёл разговор на другую тему Прокопий Иванович. – И Михаил сыграл в этом не последнюю роль, взяв на себя самых опасных противников.

– Но что нас дальше ждёт, Прокопий Иванович? – промолвила старая боярыня, свекровь Ольги Павловны. – Мы снова потеряли людей. Нас осталось очень мало. Птахины огорчатся гибели ещё одного главы рода и прогневятся пуще прежнего.

– Всё хорошо будет, дорогая Анжела Сергеевна, – успокоил пожилую женщину артефактор. – Мы выстоим. Обязательно выстоим.

Тут вошла Елизавета, и взгляды всех сидящих за столом обратились к ней. Лицо девушки было осунувшееся и заплаканное. Она молча устроилась на своём месте и принялась есть. До конца трапезы никто не проронил ни слова.

А после завтрака Прокопий Иванович позвал меня в кабинет на разговор.

Глава 14

Кабинет главы рода был просторным и светлым. Тут спокойно размещался массивный письменный стол с позолоченными вставками, стул с высокой резной спинкой, маленький круглый столик, два кресла, диван и даже гипсовая многофигурная скульптура. Мой кабинет на первом этаже был раза в два меньше, да и обставлен значительно скромнее.

Широкая двустворчатая дверь вела в переговорную, почти всё пространство которой занимал длинный стол и двадцать стульев вокруг.

– Сегодня нам повезло, – Прокопий Иванович, потирая ушибленный во время драки бок, опустился в кресло возле круглого столика и жестом предложил мне сесть напротив. – Подумать только! Если бы Ольга Павловна не настояла, чтобы тебя оставили здесь, страшно представить, что нас ждало бы. Спасибо тебе за помощь, Михаил.

– Тут не только моя заслуга, – я расположился в кресле напротив. – Несколько дружинников пожертвовали жизнью, чтобы спасти семью.

– Что верно, то верно: все сражались храбро. Даже Алексей достойно себя проявил. Но, увы, наши ряды редеют. Если Птахины захотят закончить начатое, или Барятинские – взять реванш, нам не выстоять.

– Думаете, на нас снова попытаются напасть?

– Скоро узнаем. На днях должна приехать делегация от Птахиных, забрать тела. Я связался с Нижним. Обещали быть завтра или послезавтра. Думаю, тебе стоит присутствовать на встрече. Не знаю, чем всё закончится.

– Обязательно буду, если это хоть чем-то поможет.

– А ещё мне не даёт покоя та история с беглой дружинницей. Людей у нас мало… – Прокопий Иванович задумался на секунду. – Ты говорил, есть основания доверять ей? Где она сейчас?

– Прячется в одном поместье неподалёку, – ответил я, не вдаваясь в подробности. – Полагаю, она всё же говорит правду. Перед тем, как мы с Дмитрием начали сражение, он спросил, здесь ли Катрин. Сказал, что она – клятвопреступница и умрёт вместе со всеми нами.

– Любопытно, – хмыкнул артефактор. – Неужто, правда? А бойцы нам нужны… Что ж, если ты уверен, что ей можно доверять, пускай возвращается под твою ответственность. Занятие ей тут найдётся. Но только после приезда Птахиных.

– Примете её на службу?

– Это вряд ли. Сам знаешь, она нарушила клятву.

Я понимающе кивнул.

Слова, сказанные Дмитрием Филипповичем перед дракой, меня ещё больше убедили в искренности намерений Катрин. Это не было похоже на игру, в голосе главы рода сквозила неподдельная злоба. Да и тех убийц в доспехах со светящимися символами наверняка подослали Птахины. Всё сходится.

Мне оставалось лишь дивиться тому, насколько сильным было стремление Катрин стать первой дружинницей нового рода. Бежать от своих – чистейшей воды безумие, поступок абсурдный и самоубийственный. И с одной стороны, было радостно на душе от того, что подозрения оказались ложными, что я не потерял друга и близкого мне человека, а с другой – теперь на меня ложилась большая ответственность. Катрин доверила мне свою жизнь, и отвернуться от неё, бросить на произвол судьбы, особенно сейчас, когда подозрения развеяны – значило совершить подлость. Отныне мы были повязаны.

– Ты, Миша, общался в последнее время с Елизаветой. Как думаешь, она знала о готовящемся нападении? – вырвал меня из раздумий Прокопий Иванович. – Пытаюсь понять, что с девчонкой делать. По-хорошему, мы должны казнить её в назидание Птахиным.

– У меня сложилось впечатление, что Лиза знала о готовящемся нападении. Но какое теперь это имеет значение? Очень много крови пролилось в последнее время. Стоит ли её убивать? Что мы добьёмся этим?

– Ты правильно мыслишь, кровопролитие надо когда-нибудь прекратить, и чем скорее, тем лучше. Я собираюсь заключить с Птахиными перемирие и, возможно, вернуть им Елизавету. Нет толку держать её здесь. Кстати, как твоё самочувствие? Прослышал я от врачевателя, якобы после того случая тебя преследуют головные боли? Неужели до сих пор не проходят?

Я и сам хотел завести об этом разговор, но Прокопий Иванович меня опередил.

– Боли не проходят, – ответил я. – Наш доктор считает, что мне нужны врачеватели с более высокой степенью. Но для этого потребуется ехать в столицу. И я бы не хотел затягивать с этим. Мне становится хуже, боли усиливаются, ежедневные процедуры помогают лишь ненадолго.

Прокопий Иванович нахмурился:

– Если всё и правда так плохо, надо лечить. Это вопрос серьёзный. Действие неизвестных чар может иметь губительное последствие, а мы даже не знаем, с чем столкнулись. Как только завершатся переговоры с Птахиными, езжай во Владимир. Будем молиться, чтобы за время твоего отсутствия здесь ничего не случилось.

Что ж, разрешение на отъезд из поместья я получил. Теперь, как только узнаю, где Таня, могу спокойно отправиться за ней. Я был уверен, что Прокопий Иванович будет упорствовать, если сообщу ему свои истинные намерения. Возможно, это приведёт к ссоре, напряжённости в отношениях. Зачем? Поставлю перед фактом по возвращении. Ну а по пути, разумеется, заскочу в столицу по нужному адресу: головные боли мне уже порядком надоели.

После разговора с Прокопием Ивановичем, я отправился к Лизе, чтобы выразить соболезнования и кое о чём расспросить.

Девушка сидела одна в выделенной ей спальне и с серьёзным видом читала книжку. Когда я вошёл, Елизавета нахмурилась и потупила взгляд, будто боялась чего-то.

– Я пришёл выразить соболезнования, – сказал я. – Твой отец погиб от моей руки. Знаю, вряд ли меня простишь, но ты должна понимать, что он сам виноват. Я защищал дом, защищал тех, кто живёт здесь, а твой отец подло напал на нас, намереваясь всех убить. У меня не было выбора.

Я стоял и смотрел на девушку, а та не произнесла ни слова. Так и сидела, потупившись.

– Но сейчас меня больше интересует другое: ты знала о нападении? – спросил я.

Лиза подняла на меня взгляд – в глазах её читался страх.

– Нет, я не знала, – пробормотала она, замотав головой. – Я к этому не причастна. Что они со мной сделают?

Вот оказывается, что её волновало…

– Мы ещё не решили твою судьбу, – ответил я.

– Они… меня убьют?

– Говорю же: пока не известно. Прокопий Иванович пока думает.

– Я клянусь! Если вы считаете, что я имею отношение к нападению, вы ошибаетесь. Я говорила всякое, но я не знала! Да и как бы я узнала, когда всё время под охраной и из поместья нос не высовываю? Скажи им, что я ни при чём, – девушка выглядела очень взволнованной и напуганной.

– Да не трясись ты так. Убивать тебя нет резона. Домой отправят – и дело с концом, – решил я успокоить Лизу.

– Ты уверен в этом?

– А может быть, оставят здесь ещё на какое-то время.

– Я хочу домой.

– Что могу поделать, от меня это не зависит, – пожал я плечами.

– Но там у меня теперь никого не осталось. Папенька погиб, маменька – тоже. Если регентом станет моя тётя, Анна Васильевна, меня в монастырь сошлют.

– Чего? – я рассмеялся. – Да ну тебя. Какой монастырь? О чём ты говоришь?

– Правда! Она постоянно грозилась. Или в школу для знатных девиц. Что ещё хуже, – Лиза набучилась.

– Что могу поделать, – развёл я руками. – Бывают вещи и пострашнее этого. Так значит, ты хочешь остаться?

– Да не знаю я! Чего пристал? Я теперь на тебя злая, – Лиза осмелела, услышав, что убивать её не собираются.

– Причём уже давно, – добавил я. – Ладно, может быть, когда-нибудь поймёшь, почему всё так вышло, – я развернулся, чтобы идти.

– Мы не были близки, – сказала мне в след Елизавета. Я обернулся.

– Мы с папенькой мало общались, я почти не видела его, – повторила она. – Вот только ты лишил меня последнего человека, который обо мне заботился. Никогда тебя не прощу, – Лиза надула губы.

– Как знаешь, – ответил я равнодушно и покинул комнату.

***

Делегация Птахиных приехала через день после происшествия. Возглавляла её супруга предыдущего главы рода и мать наследника, Анна Васильевна. Это была дородная женщина лет сорока. Её круглое лицо на первый взгляд могло показаться добродушным, если бы не глаза, которые холодно и сурово взирали мир, ясно давая понять окружающим, что их обладательница – человек по характеру твёрдый и спуска никому не даст. Одета она была по-деловому и, можно даже сказать, аскетично: строгая чёрная юбка почти до щиколоток и серый пиджак, под которым виднелась рубашка со стоячим воротником и не небольшим жабо. Насколько я понял, именно Анна Васильевна теперь возглавлял род Птахиных, пока её сын находился в плену.

Вместе с ней приехал Борис Вениаминович и ещё один старший дружинник, которого я не знал. Борис Вениаминович даже не удивился моему присутствию. Поздоровался сухо, словно первый раз видел, и смерил надменным взглядом.

С нашей стороны участвовали тоже трое: наследник Алексей, Прокопий Иванович и я.

Мы расселись за столом в переговорной. Анна Васильевна начала:

– От лица рода Птахиных я приношу извинения за всё содеянное прежним исполняющим обязанности главы рода, ныне покойным, Дмитрием Филипповичем Птахиным, и выражаю соболезнование в связи с гибелью ваших людей. Взаимная вражда не сулит выгоды обоим нашим семьям, и я хочу положить конец разногласиям.

Я ожидал всякого, но подобное заявление стало сюрпризом. Ни за что бы не подумал, что главная ветвь вот так легко простит измену и спустит с рук убийство стольких людей. Меня это насторожило.

– Рад слышать разумные слова из ваших уст, – ответил Прокопий Иванович. – Вы правы: сейчас, когда страна ведёт войну с внешним врагом, не самое лучшее время для междоусобиц. Я тоже от лица нашего рода выражаю соболезнование. Хотелось бы надеяться… хотелось бы быть уверенным, что подобное больше не повторится.

Переговоры длились недолго. Мы условились на том, что отныне Птахины-Свирины официально признаются суверенным родом со всеми вытекающими последствиями, что Птахины отказываются от любых претензий и обещают не мстить за погибших. Прокопий Иванович от лица своего рода поклялся в том же самом.

Но без спорных моментов не обошлось. Первая проблема касалась бронетехники (двух танков и шагохода), которую Птахины в сентябре отвезли на хранение в Оханск. С тех пор эта техника использовалась младшей ветвью, и с началом войны была отправлена на фронт. Анна Васильевна потребовала возместить стоимость машин. Прокопий Иванович признал требование справедливым и после, немного поторговавшись, сошёлся с Анной Васильевной на трёхстах пятидесяти тысячах деревянных. Сумма сейчас была для нас неподъёмной (род и так залез в долги по уши), но и отказаться мы тоже не могли.

Вторая загвоздка возникла, когда речь пошла о Елизавете. Дабы скрепить нашу договорённость, а так же в знак примирения двух родов Анна Васильевна предложила сосватать девушку за одного из отпрысков нашего дома. Предложение это стало довольно неожиданным. Прокопий Иванович был в лёгком замешательстве, хоть и старался не показать виду, и однозначного ответа не дал, сославшись на то, что не уполномочен решать такие вопросы в одиночку.

Но была и ещё одна, более серьёзная проблема, которая касалась лично меня.

– Насколько мне известно, – сказала Анна Васильевна, – в вашем поместье скрывается дружинница, нарушившая клятву и бежавшая от нас в прошлом месяце. Прошу вернуть клятвопреступницу, дабы та предстала перед родовым судом.

У меня сердце ёкнуло. Мы с Прокопием Ивановичем переглянулись. Я наклонился к уху артефактора и так, чтобы сидящие на другом конце стола не слышали, прошептал:

– Надеюсь, вы не сдадите Катрин?

– Я даже не знаю, где она находится, – шепнул в ответ артефактор

– Зато я знаю. И она может послужить нам. Сами же говорили.

– Я думал над этим…

– Прошу прощения, но мы не можем на это согласиться, – сказал вслух Прокопий Иванович. – Дружинница, о которой идёт речь теперь служит нашему роду и находится под нашим покровительством.

– Вы приняли на службу клятвопреступницу? – в глазах Анны Васильевны загорелся холодный огонёк. – Но она должна понести наказание за содеянное. Это дело чести семьи, и я вынуждена настоять, чтобы вы вернули беглянку.

– Сожалею, но я не имею права так поступить, – артефактор медленно покачал головой. – Это не возможно.

– Как бы то ни было преступница должна быть наказана, – Анна Васильевна устремила на нас холодный властный взор, и мне показалось, что переговоры на грани срыва.

– Я вас понимаю. Нарушение клятвы – преступление серьёзное, – рассудительно произнёс Прокопий Иванович. – Но вы требуете невозможного. Катрин служит нашему роду.

Повисло молчание. Анна Васильевна принялась перешёптывалась с Борисом Вениаминовичем.

– Что делать будем? – шепнул я, вопросительно глядя на Прокопия Ивановича. Я нервничал, даже голова сильнее заболела. «Неужели из-за такой ерунды сейчас всё пойдёт насмарку? – думал я. – Бедная Катрин. Вытащить тебя из рук полиции, чтобы потом просто отдать на верную смерть? Ну уж нет…»

– Не суетись, – шепнул в ответ Прокопий Иванович и громко произнёс:

– Анна Васильевна, мне не хотелось бы, чтобы этот вопрос стал для нас камнем преткновения. Почему бы нам обоим не пойти на компромисс? Как вы смотрите на денежную компенсацию? Просто озвучьте сумму.