Текст книги "Витязь (СИ)"

Автор книги: Amazerak

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

– Удивлён, что вы выжили в этой бойне, – сказал он мне. – Из всей роты в строю осталось едва ли человек двадцать.

– Знаете ведь, что я владею чарами. Мне не резон погибать. Поручик жив?

– В госпитале, – ответил капитан.

Подполковник Серов объяснил ситуацию. В ходе штурма села противник понёс большие потери. В общей сложности мы уничтожили три танка (не считая захваченного мной), четыре колёсные бронемашины, две – шагающие. Меня подполковник особенно поблагодарил за оказанную помощь. Вот только отступил противник не из-за потерь. Произошло это потому, что соединения армии Священной Римской Империи, прорвавшиеся к нам в тыл, контратаковало наёмное войско бояр Барятинских, дислоцирующихся под Березино, и неприятелю пришлось срочно сворачивать наступление.

Но проблемы на этом не закончились. Буквально час назад основные силы противника прорвали линию фронта в пятнадцати вёрстах отсюда, и теперь в любой момент Священная Римская Империя могла обрушить на нас всю свою мощь.

Госпиталь приказали эвакуировать в тыл, а нашим частям – окапываться и ждать подкрепления. Резервы должны были подойти завтра в течение дня, а до тех пор обороняться нам было нечем. На огневом рубеже длиной примерно в три вёрсты осталось менее одного батальона, а боевых машин и артиллерийских орудий – раз-два и обчёлся. К нам подошли отступившие части (ещё батальон), но они были уставшие и деморализованные и тоже не имели бронетехники. Кроме того, сегодня собиралось прибыть небольшое подразделение наёмной армии Барятинских, но явится оно или нет, точно никто не знал. Если же говорить о тяжёлой технике: танках и броненосцах, то они ожидались минимум через два-три дня: уж очень плохие были дороги.

Подполковник Серов попросил меня остаться хотя бы ещё на пару дней, пока не прибудет подкрепление. Меня здесь больше ничего не держало: Таня вместе с госпиталем отправлялась в тыл, и я мог быть уверен, что она в относительной безопасности, да и дороги теперь оказались свободны. Но бросить людей в беде совесть не позволяла, так что я обещал, что останусь ещё на сутки. Засиживаться я тут тоже не мог: в Оханске сейчас моя помощь требовалась, как никогда.

Я попросил подобрать толковый экипаж, и подполковник Савин обещал сделать всё, что в его силах. До конца дня я собирался ознакомиться с новой машиной, наладить радиосвязь и обустроиться на позиции. Но первым делом я хотел попрощаться с Таней.

Раненые текли в госпиталь сплошным потоком. Атмосфера тут царила такая, что мне оставалось только поражаться тому, как Таня (да и весь остальной персонал) не сошла с ума от творящегося здесь ужаса. Еле-еле мне удалось оторвать её от дел.

Мы вышли на улицу. Таня выглядела измождённой. На лице её не отражалось никаких эмоций, даже красивые зелёные глаза как будто потеряли свой цвет. Таня достала пачку сигарет, закурила.

– Ты куришь? – удивился я.

– Так, нервы успокоить, – Таня поглядела куда-то мимо меня. – Рада, что с тобой всё хорошо. Бой был, да?

– Ещё какой! Еле отбились.

– Это хорошо, – сказала она почти равнодушно. – А нас в тыл отправляют. Подальше отсюда. Обещали ещё медсестёр прислать. Полегче будет. А ты всё? Домой?

– Ещё немного останусь. Помочь надо. Людей не хватает. Враг может продолжить наступление в любую минуту.

– Да, конечно… – закивала Таня.

– Ты спала сегодня? – спросил я, вглядываясь в её потухшие глаза.

– Разумеется… Три часа кажется…

– Тебе нельзя так сильно себя загонять.

– Я пытаюсь, – отстранённо произнесла Таня, выпуская клубы дыма. – Но как тут иначе? Говорю: скоро полегче станет.

– Просто береги себя, – я взял её за плечи. – И не слишком усердствуй с врачебными чарами. Они тоже выматывают, будь здоров.

– И ты тоже береги себя, – она попыталась улыбнуться. В глазах её читалась печаль. Да и мне взгрустнулось от осознания грядущего расставания. Но теперь у неё свой путь, и я не в праве ей мешать. Я обнял Таню и поцеловал в голову.

– Может быть, повезёт, увидимся ещё, – сказал я.

– Хорошо бы…

Так мы и разошлись каждый своей дорогой: она отправилась дальше лечить раненых, а я – обедать. Война войной, как говорится, а обед по расписанию.

Мы сидели в горнице с офицерами и обсуждали шансы на успех в грядущей битве. Многие из присутствующих, в том числе подполковник Серов, были уверены, что наступление задержится. Заморозки никак не приходили, фронтовые дороги развезло, так что никто и не рассчитывал на скорое возобновление боевых действий. И всё же близость крупных сил противника, его успехи в наступлении, а так же отсутствие у нас серьёзной обороны порождало тревогу. Офицеры сетовали на устаревшее оружие и снаряжение (так, например, в императорской армии даже касок не было до сих пор), на нехватку амуниции, на перебои со снабжением.

Нас прервали. Вначале вбежал денщик подполковника Серова, сообщил, что в село въехала колонна бронемашин с гербами Барятинских. А очень скоро явился статный гладко выбритый мужчина в элегантной серо-зелёной шинели и светло-зелёном кепи. Пуговицы блестели позолотой, на правом рукаве красовалась неизвестная мне нашивка, а на кепи и воротнике – гербы. Их я сразу узнал – гербы Барятинских.

– Добрый день, господа и приятного аппетита, – учтиво поздоровался он. – Позвольте представиться, десятник Тихонов. Я представляю род бояр Барятинских. Они желают говорить с вами.

– Ну раз желают, пускай говорят, – подполковник Серов вытер рот салфеткой. – Приглашайте.

Десятник удалился, а через пять минут вернулся, с ним были двое. Один – лет чуть больше тридцати, с густыми усами, переходящими в бакенбарды, второй – молодой человек, едва ли старше меня. Они были одеты в чёрные двубортные шинели с позолоченными пуговицами и папахи.

– Христофор Степанович Барятинский – тысячник, командующий семнадцатым батальоном, – представил старшего десятник Тихонов. – Евгений Фёдорович Барятинский – заместитель командующего семнадцатым батальоном, – это был младший.

Офицеры встали. Оба подполковника и один из поручиков сделали полупоклон (это значило, что они были дворянами), остальные поклонились в пояс. Я же продолжил сидеть. Во-первых, я не знал, как приветствовать равных себе, во-вторых, не было никакого желания расшаркиваться перед своими врагами.

Оба носителя боярской фамилии уставились на меня с негодованием, но оно быстро сменилось удивлением.

– Вот так встреча! – воскликнул младший. – Мишка! Брат! Ты-то откуда здесь?

«Брат? Это мой брат?! – подумал я в недоумении. – Да какого хрена?»

Глава 21

Когда я услышал о приезде Барятинских, понял, что, скорее всего, придётся столкнуться со знакомыми (но не мне, а Михаилу) лицами. Но брат… Это уже было слишком. И что я мог сказать ему? Он же, наверняка, знал меня, как облупленного. А я его первый раз видел.

Я поднялся. Брат протянул мне руку и, крепко пожав, хлопнул по плечу.

– Как поживаешь? Не ожидал тебя тут увидеть, – произнёс он, растянув рот в улыбке. – Чего молчишь, словно язык проглотил? Ну ничего, вечером поболтаем. Сейчас нам с Христофором Степановичем кое-какие вопросы нужно уладить. Дела, сам понимаешь.

– Дело прежде всего, – я пожал руку Христофору Степановичу. Кто он такой, я понятия не имел, да и брат не объяснил. Наверное, мне должно было быть известно.

– Итак, – заговорил Христофор Степанович начальствующим тоном. Он даже не извинился за прерванную трапезу, только узнал, кто здесь старший офицер, и сразу приступил к делу. – Нас попросили отправить свои подразделения на это участок. Будем, значит, сотрудничать. Опиши обстановку, подполковник.

Серов посмотрел с прищуром на гостя и проговорил:

– Тогда пройдёмте в штаб внизу. Тут, как видите, трапезная.

В тоне подполковника чувствовалось недовольство фамильярным поведением гостей. С первых же слов я ощутил напряжение между двумя командующими. Подполковника я мог понять. Он и Христофор Степанович находились в равных должностях, но Барятинский вёл себя так, как и все бояре в кругу простолюдинов – с ощущением собственного неоспоримого превосходства.

– Пройдёмте, – согласился Христофор Степанович. – Только поскорее. У нас ещё много дел.

Подполковник Серов, его начальник штаба, заместитель, ну и я, само собой, спустились в подклет вместе с Барятинскими и десятником Тихоновым. В помещении за стеной сидели радисты, двое штабных за столиком в углу шуршали бумагами. Мы подошли к большому столу посреди комнаты с разложенной на нём картой, на которой карандашами разных цветов была нанесена куча условных обозначений. Подполковник лаконично и сухо объяснил ситуацию на фронте и рассказал о минувшем сражении.

– Где командир полка? – спросил Христофор Степанович.

Серов на карте показал деревню в четырёх вёрстах отсюда, где находился штаб полка.

– Разреженная оборона, – заметил командующий наёмным батальоном. – Слишком разреженная.

– Что поделать, – развёл руками Серов. – Людей не хватает. К тому же, мы – резерв. Никто не рассчитывал, что нам придётся принимать на себя главный удар. Какими силами вы обладаете и кому подчиняетесь?

– Стрелковый батальон с пулемётной ротой, две бронеавтомобильные роты, одна танковая рота, один броненосец, две батареи тяжёлых гаубиц и пятеро старших дружинников, включая нас с Евгением. Бронемашины уже здесь, стрелки в пути. Остальная техника должна подойти на днях. Приказы мы получаем от ставки верховного командования.

– И как же нам координировать действия? – поинтересовался подполковник.

– Договоримся, – Христофор Степанович склонился над картой, внимательно изучая местность. – Мы займём вот этот лес, в перемычке между двумя батальонами. Тут никого нет? Вот и отлично. Бронетехника останется в селе на крайний случай. Связь будем держать через моего заместителя, – Христофор Степанович кивнул на десятника. – Ему сообщите вашу частоту и всё, что полагается.

– Этот лес труднопроходим, и целый батальон там ни к чему, – возразил подполковник. – Нам требуется укрепить фронт вот здесь, в полях. Сюда ударят крупные силы, а нас очень мало, многие солдаты деморализованы. Не хватает времени, чтобы вырыть достаточное количество окопов. Я бы предложил разместиться на этом участке, – Серов провёл карандашом линию. – А зачем машинам стоять в селе? Сколько у вас пушечных броневиков? Нам необходима вся доступная артиллерия.

– Не суетись, – осадил его Христофор Степанович. – Ни сегодня, ни завтра вас атаковать никто не станет, а потом подойдут ваши части. Хочешь, чтобы мои солдаты в грязи ковырялись? Это исключено. Они не землекопы, а воины. Мы будем держать лес – я так решил. И технику понапрасну гробить не дам. Нужны будут – скажете.

– Тут вообще-то война идёт, – заметил подполковник. – Или вы привели броневики, чтобы любоваться на них? Чем вражеские танки встречать будем?

– Какие танки? Кто тебе танки по такой грязи поведёт? С первыми заморозками пойдут, не ранее. В случае необходимости наши машины вступят в бой, но гонять технику без надобности не собираюсь. Казённую гоняй, – грозно поглядел на подполковника Христофор Степанович. – Так что занимайся своими делами, а в наши нос не суй.

– Что ж, тогда буду решать этот вопрос через высшее командование, – заявил Серов. – Так мы много не навоюем.

– Делай, что хочешь, меня это не касается, – завершил разговор Христофор Степанович.

– Следует усилить наиболее уязвимые участки, где возможен удар вражеской бронетехники, – поддержал я подполковника. – А ваши споры выглядят довольно странно в сложившихся обстоятельствах. Мы делаем общее дело, и если задача требует…

– А ты здесь кто? – повернулся ко мне Христофор Степанович. – Кто тебе разрешил говорить?

Произнёс он это столь обыденными тоном, будто спрашивал, сколько времени. Я в осадок выпал от такого обращения.

– Вы что-то имеете против? – поинтересовался я.

– Ты – изгнанный. Кто тебе позволил раскрывать рот?

– Должно быть, вы не в курсе, что я принят в другую семью?

– Это не имеет никакого значения. Бумага тебя не наделяет чарами рода, – отрезал Христофор Степанович.

– Зато мало какие чары способны тягаться с моими. И доказательство тому: несколько поверженных мной витязей пятой и шестой ступеней. Держите это в уме, когда следующий раз вздумаете говорить со мной в таком тоне.

– Господа, прекращайте бессмысленные споры, – остановил нас подполковник Серов. – Выясняете, пожалуйста, отношения в другом месте.

– Я всё сказал, – Христофор Степанович смерил меня уничижительным взглядом.

Барятинские и их десятник покинули штаб, а я остался вместе с офицерами.

– Это чёрт знает что, – пробормотал подполковник Серов. – Балаган какой-то… – он строго взглянул на меня: – И у вас, бояр, подобное считается нормальным?

– Прошу прощения, старые семейные разборки, – извинился я. – Сожалею, что вы стали свидетелем.

– Я не про то. Привык ваш брат, боярин, нос задирать. Все такие важные! Чуть косо посмотришь – сразу ерепенятся. И ладно – там, но здесь-то зачем себя вести, как индюки надутые? Мы ж не в игрушки играем; не ясли же тут, в самом деле, – подполковник разволновался не на шутку. – Сидят в тылу, понимаешь, прохлаждаются, а потом приходят и начинают командовать!

– И не говорите, – поддержал разговор начальник штаба. – Толку от них никакого. Пусть творят, что хотят, а мы будем своё дело делать.

– Да кабы я за себя переживал, – не унимался подполковник. – Нас же из-за бояр этих перебьют, как щенят. А они, поди, и пальцем не пошевелят. Да может, они вообще дружбу с германскими герцогами водят? Проку им воевать? Их же никто не тронет. Будто не знаете, как бывает? Все они там – друзья, да родственники.

– Осторожнее, Борис Игнатьевич, – начальник штаба опасливо покосился на меня. – Ни к чему горячиться и лишнее говорить.

– В чём-то вы правы, – сказал я. – Но сами же знаете, что для боярина, вы все – простолюдины. Вот и ведут себя соответствующе. Согласен, хреново это. Но что поделать, раз они так привыкли?

– Верно говорите, Михаил, – согласился подполковник. – Но далеко ли уйдёшь с таким раздраем в армии? Видите, что делается? Это какими же законами военного искусства допускается, чтобы два батальона воевали в одном, считайте, окопе, а начальству подчинялись разному? Одни одно творят, другие – другое. Тут и германцев не надо, чтобы войну просрать.

– Придётся надеяться на свои силы, – сказал я. – Ничего не поделаешь. Может, и правда, нападения не будет до первых заморозков.

– Чует моё сердце, Фридрих нас в покое не оставит, – покачал головой подполковник. – Он занял окопы, дорога свободна. Остались только пара недобитых батальонов – а там и до Минска рукой подать. Нет, не остановится. Да и нельзя ему сейчас останавливаться. Иначе атака захлебнётся. Как только резервы наши подтянутся, он и на пять аршинов не продвинется.

– Значит, надо укрепляться, что ещё остаётся делать? – пожал я плечами.

Мы обсудили план обороны. Было решено протянуть по опушке сплошную траншею, а за ней, в лесополосе сделать вторую огневую линию, замаскировав там несколько пулемётов и остатки бронетехники. Танк мой должен был находиться там же. Я хотел его окопать, но подполковник возразил, что это бесполезно: машина имела слишком высокий профиль, да и времени для этого не было. Мы не знали, как долго придётся здесь сидеть, и не прикажут ли, когда прибудет подкрепление, самим идти в атаку, а потому полевые фортификации оборудовали только самые простейшие.

А контрнаступление было вполне вероятно, но не ранее, чем подвезут броненосцы через два-три дня и соберут их.

Оказалось, эти махины даже не небольшое расстояние перевозились в разобранном виде. Они были крайне медленными, после них приходили в негодность любые дороги, и, что самое главное, их ходовая часть слишком часто ломалась, а потому считалось, что чем меньше броненосец едет своим ходом, тем лучше.

Я поинтересовался, не проще ли тогда отказаться от столь громоздких машин в пользу большого числа танков. Подполковник лишь плечами пожал. Проблема был в том, что броненосцы считались своего рода символом величия. Чем крупнее броненосец смог построить тот или иной боярский дом, тем солиднее тот выглядел в глазах окружающих. Кроме того, одну большую машину было легче прикрыть магической защитой, чем десяток танков – и это играло решающую роль, если чары активно применялись в битве.

Когда обсуждение тактических вопросов закончилось, и я хотел уходить, подполковник Серов попросил меня об одолжении.

– Понимаю, что отношения у вас с родственниками натянутые, – сказал он. – И всё же, вы говорите с ними на равных и, может быть, вам получится до них достучаться. Попробуйте вразумить сотника. Если нам не встретить противника единым фронтом, вряд ли стоит надеяться на победу.

– Я бы с радостью, – вздохнул я. – Но вы верно заметили: у нас, мягко говоря, натянутые отношения. Ещё месяц назад мы с ними глотки друг другу рвали. Так что вряд ли выйдет что-то путное.

– Эк у вас всё непросто, – хмыкнул подполковник. – И всё же с братом у вас отношения не такие уж и плохие?

«Заметил-таки, – подумал я. – Наблюдательный».

– Сделаю всё, что в моих силах, – заверил я.

Как и планировалось, трофейный танк мы замаскировали в лесополосе за основными огневыми позициями пехоты. Мне выделили девять человек экипажа, в том числе артиллеристов и пулемётчиков, которые хорошо знали своё дело, так что теперь мы могли встретить неприятеля во всеоружии. Была только одна проблема (если не считать общего бедственного положения). Снарядов к обеим пушкам у нас оставалось не так уж много, а пополнить боезапас возможным не представлялось по причине зарубежного происхождения орудий.

Работа в поле кипела. Солдаты копали траншею. Им помогал небольшой полевой экскаватор, предназначенный для рытья окопов и прочих земляных укреплений.

Во второй половине дня разыгралась воздушная битва. В небе над нами летели бипланы, стрекоча пулемётами. Две эскадрильи боролись за превосходство в небе, которое сейчас могло сыграть решающее значение. А вдали, не смолкая ни на минуту, ухали гаубицы.

Техника Барятинских заняла улицы села. По здешним меркам это были довольно современные колёсные бронеавтомобили со сварной бронёй, расположенной под наклоном. Вооружение их составляли либо крупнокалиберные пулемёты, либо мелкокалиберные орудия, либо и то и другое одновременно. Правда, как и старые модели, они по-прежнему имели высокий профиль. Вооружение у боярских наёмников тоже оказалось самое современное.

После ужина я отправился в отведённую мне избу. За последние дни я сильно устал и теперь хотел отдохнуть в нормальных человеческих условиях, а не в сыром окопе.

Я сидел за столом и зашивал шинель. Постиранный сюртук сушился над печью. В углу стояла германская магазинная винтовка, которую я нашёл из трофеев. Германская портупея с подсумками, нагрудный патронташ и кожаная танкистская куртка лежали на лавке.

Постучались, я крикнул, чтобы входили.

Дверь распахнулась, и на пороге появилась статная фигура брата. Он вошёл в горницу, осмотрелся, скептически хмыкнул.

– Что, Мишка, как поживаешь? – спросил Евгений, располагаясь на стуле напротив и кладя на стол папаху. – А это твоё логово? У тебя слуги, что ли, нет? – он кивнув на шинель, которую я зашивал.

– Нет, я не взял своих, – ответил я. – Приехал сюда инкогнито, лишнего внимания привлекать не хотел.

– Так попросил бы, чтоб солдата приставили. Ты чего? Тебя прям не узнать.

– Многое изменилось.

– Я вижу, – согласился Василий. – Мы-то вообще думали, что ты погиб. А оно вон как. Ошибка, должно быть. Слушай, поговорить хотел… Я всё понимаю: ты теперь в другом роду, мы тебя изгнали и ты, наверное, обиду на нас держишь, да ещё и ссора эта с Птахиными внесла разлад. Но почему бы не забыть старые дрязги? Ты ведь знаешь: я всегда к тебе хорошо относился. И будь моя воля, никогда бы не изгнал. Но таковы обычаи, и тут ничего не поделаешь, – Василий как-то виновато улыбнулся. Речь его звучала вполне искренне.

– Я не держу на тебя обиды, – я решил не растекаться мыслью по древу, дабы не сморозить какую-нибудь глупость; я ведь так мало знал о своём прошлом. – Но ты тоже пойми: дед наш убил матушку и хотел убить меня. Как мне после этого доверять Барятинским?

– Не пори чушь, – сказал Евгений серьёзно. – Это кто тебе наплёл? Птахины? Они и не такого наговорят, чтобы с тебя нами в конец рассорить. Матушка померла от сердечного приступа, Ярослав Всеволодович тут ни при чём.

– Нет, её убили. И ты прекрасно знаешь, почему.

– Слушай, Миха, я тебе вот что скажу: эту байку придумали Бобриковы, чтобы натравить на нас Птахиных. А те, как бараны, поверили и развязали с нами войну. Знаю: Птахины тебя приютили, взяли на службу, но это не значит, что не надо теперь думать своей головой. В общем, не надо напраслину возводить.

– Ну а зачем тогда Василий Дмитриевич хотел убить меня?

– Да не может быть такого! Погоди… – Евгений был в замешательстве. – Его же Птахины в Арзамасе порешили. Так?

– Я сам с ним сражался, практически один на один. Его не Птахины убили, а я – собственными руками в честной схватке. И намерения его были однозначны: он явился, чтобы прикончить меня. Только получилось всё наоборот.

Вести эти заставили брата задуматься.

– Мне сложно в это поверить… – сказал он. – Но зачем он хотел убить тебя?

– У деда спроси.

– Если так… – Евгений замялся. – Я не ведаю, какой у вас с Ярославом Всеволодовичем произошёл конфликт, только я к нему никакого отношения не имею. Надеюсь, ты не думаешь, что я к этому причастен?

– Я не знаю, что думать и кому верить, – признался я. – Последнее время меня окружает слишком много врагов.

– В любом случае, три дня назад император издал указ, запрещающий родам враждовать меж собой, пока не закончится война. А значит, придётся мириться, – простодушно улыбнулся Евгений. – Так расскажешь, наконец, какого лешего тут забыл? Тебя род воевать отправил?

– Прибыл по личному делу, – коротко ответил я. – Потом пришлось помочь людям в сражении. Вот и затянуло.

– По личному, говоришь? – Евгений ехидно прищурился. – И кто она? Подожди… Дай угадаю. Медсестра какая-нибудь, так? Или… кухарка? Хотя нет, мелковато для тебя. В общем, выкладывай давай, что за роковая женщина заставила тебя под пули лезть?

– Говорю же, лично дело, – отрезал я.

– Блин, Мишка, да что с тобой сегодня?! – изумился Евгений. – Честно, не узнаю. Тебя не контузило случаем?

– Война меняет людей.

– Я за тебя беспокоиться начинаю… Не, ну не хочешь – не говори. А мы под Березино стоим. Когда враг в тыл зашёл, нас попросили контратаковать. Разбили их наголову. А потом – сюда сразу. А Ярослав Всеволодович, между прочим, тоже тут, на фронте. Он в штабе, в Березино. Нас с Христофором послали к вам. Ещё трое скоро прибудут. Но ты их, наверное, не знаешь: они не из Нижнего.

– Будем надеяться, что ваше присутствие не окажется бесполезным, – сказал я, вспомнив о просьбе подполковника Серова. – А то вы, похоже, собрались в лесу отсиживаться, а всю технику – в тылу мариновать.

– Да ты хоть знаешь, во сколько она роду обошлась? – воскликнул Евгений. – Это – самые современные машины. И в грязи их топить? Не собираемся мы отсиживаться, за кого ты нас принимаешь? Я и сам драться хочу. Но Христофор Степанович решил так. Ему виднее: он – человек опытный.

– И всё же ты намекни ему как-нибудь ненавязчиво, что его действия попахивают глупостью.

– Не, брат, это ты загнул!

– Или хочешь всё самое интересное пропустить? – я, кажется, нащупал слабую сторону оппонента. – Вы же там ничего не увидите, и подраться не получится как следует. А машины нужны на передовой. В посёлке от них проку мало. Их там вражеская артиллерия уничтожит в два счёта, если посёлок начнут обстреливать. И толку? Лучше в лесополосе замаскировать и окопать хорошо. Тогда они дольше продержатся.

– Думаешь? – посмотрел на меня с недоверием Евгений. – Так и быть, скажу Христофору.

– Только не сболтни, что я это передал.

Мы побеседовали ещё немного. Точнее, говорил Евгений, а я слушал, боясь ляпнуть лишнего. Брату так и не удалось меня разговорить, и он, слегка опечаленный таким исходом беседы, попрощался и ушёл.

А я остался в тяжёлых раздумьях. Если старик Барятинский в ставке, он как пить дать узнает о моём местонахождении в самое короткое время. И что тогда мне делать? Что он предпримет? Снова попытается меня убить? Я даже не сомневался в этом. В общем, задерживаться тут было нельзя. Если не случится непредвиденных обстоятельств, завтра же надо ехать обратно в Оханск. Там я ощущал себя в большей безопасности.

С этими мыслями я и уснул, надеялся хорошо отдохнуть после двух тяжёлых дней. Но этот стратегический план не осуществился: ночью меня разбудил надрывный вой сирены, возвещающий воздушную тревогу.