Текст книги "Витязь (СИ)"

Автор книги: Amazerak

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

– Это не вопрос денег, речь идёт о чести семьи, – возразила боярыня.

– Прекрасно вас понимаю. Но давайте рассуждать, как деловые люди. Мы все можем извлечь выгоду из сложившейся ситуации. Нам нужны бойцы, а деньги лишними никогда не бывают, особенно в наши непростые времена. Освободите девушку от клятвы, и ваша честь задета не окажется. В глазах окружающих сей жест будет выглядеть, как дружеская помощь.

Анна Васильевна снова зашепталась с Борисом Вениаминовичем.

– Восемьдесят тысяч, – сказала она, посовещавшись.

Я видел, как Прокопий Иванович делал над собой усилия, перебарывая желание отказаться от сделки. Перемирие с Птахиными обходилось слишком дорого.

– Мы согласны, – сказал, наконец, артефактор.

Проводив Птахиных, мы с Прокопием Ивановичем и Алексеем вернулись в кабинет.

– Вы уверены, что стоило выкупать дружинницу? – спросил Алексей.

– У нас трое погибли, ещё троим понадобится какое-то время на восстановление. Надеюсь, это вложение оправдает себя. Так ведь, Михаил?

– Оправдает, – заверил я. – Катрин – лучший стрелок из всех, кого я знал. Очень хороший боец. Мы с ней не раз сражались плечо к плечу. Большое спасибо, что не сдали её. Вот только интересно, Птахины правда желают мира или это очередная уловка?

– Я склоняюсь к тому, что намерения их искренни, – Прокопий Иванович налил в стакан воду из стоящего на письменном столе графина. – Худой мир лучше доброй войны. Кажется, они это поняли. Анна Васильевна – человек деловой, и у неё нет личных мотивов ненавидеть нас. В гибели её мужа виноваты Барятинские, да и в нашем раздоре со старшей ветвью, по большому счёту – тоже. Но, разумеется, это не значит, что не надо держать с ней ухо востро.

– Кто она такая? – спросил Алексей. – Из какой семьи? Я, к сожалению, пока плохо знаю родню старшей ветви.

– А напрасно. Такие вещи надо знать, – укорил юношу артефактор. – Анна Васильевна происходит из рода Добринских. Когда-то они являлись польскими шляхтичами, а лет триста назад перешли на службу нашему государю. Семейство это владеет огненными чарами, имеет вотчины в Смоленской и Калужской губерниях, а так же – полтора десятка заводов. Добринские – люди расчётливые и не любят вести войн, не имея в этом материальной выгоды. А от нашей с ними вражды – пока одни убытки. Поэтому я даже не сомневался, что Анна Васильевна согласится продать нам дружинницу. Вот только гложет меня смутное предчувствие, что Птахины могут попытаться восстановить над нами свой патронаж.

– Это хорошо или плохо? – внимательно посмотрел на артефактора наследник.

– Пока рано об этом судить, – Прокопий Иванович отпил из стакана и поставил его на стол. – Это просто мои, стариковские, домыслы. Исходить всегда следует из фактов. Вот когда Птахины выступят с предложением, тогда и будем решать. А пока надо подумать, кому сосватать Елизавету. И признаться, вариантов-то у меня пока нет.

– У нас несколько молодых ребят её возраста, – напомнил я. – Или ещё есть какие-то трудности?

– Есть, – Прокопий Иванович помрачнел. – Девчонка распутна. Будь моя воля, я бы не принял её в семью. Да и остальные будут не рады. Что, если она ублюдка немощного понесёт? Или ещё какой казус или скандал возникнет по её вине? Не исключено, что Анна Васильевна просто хочет избавиться от Елизаветы под видом эдакого дружеского жеста. Знает же, что мы не откажем. В общем, я посоветуюсь с Ольгой, и мы что-нибудь придумаем.

Прокопий Иванович велел привезти Катрин как можно скорее. Людей у нас почти не осталось. Теперь только трое дружинников могли постоянно находиться на территории усадьбы. И это было очень мало! Прокопий Иванович готовился перевезти семейство в одну из квартир в Оханске в надежде, что недруги не осмелятся сунуться в город. А я на следующий день после переговоров рано утром отправился в поместье к Ивану Никаноровичу Горбатову, чтобы забрать Катю.

Но едва я отъехал от Берёзовки и вырулил на тракт, как заметил легковую машину, следующую за мной на некотором расстоянии.

Поначалу даже не обратил на неё внимания: ну едет себе и едет, мало ли кому понадобилось двигаться в одном со мной направлении? Но потом в голову стали приходить мысли о тайной полиции, которая, хоть и не давала о себе знать после случая в Тобольске, но – я был уверен – по-прежнему следила за мной. Вспомнилась Особая Императорская Служба, с которой я недавно испортил отношения. Да и боярин Крылов мог прознать, что я ещё жив и снова попытаться убить меня. И чем больше я обо всём этом думал, тем подозрительнее казалась едущая позади машина.

Я съехал на обочину, остановился, нащупал под пальто револьвер…

Глава 15

Машина проползла мимо, даже не притормозив. В ней сидели трое мужчин. Я подождал, пока она скроется из вида и поехал дальше. Но стоило миновать ближайшую деревушку, как вскоре вновь заметил легковой паромобиль, следующий за мной. Та же это была машина или нет, я не мог разглядеть, но происходящее мне не нравилось. На протяжении пяти вёрст подозрительный паромобиль тащился на хвосте, не разрывая дистанции и не сокращая её.

Я снова достал револьвер – «пузатый» короткоствольный «бульдог», что лежал в наплечной кобуре. Остановил свою машину, развернув поперёк дороги, а сам вылез и спрятался за капотом.

Ехавший следом паромобиль затормозил на расстоянии метров десяти от меня. Хлопнули двери – люди вылезли. Судя по звуку – трое.

– Тут кто-нибудь есть? – спросил незнакомый голос. – Уберите машину с дороги.

Я поднялся в полный рост и навёл револьвер на трёх мужчин, стоявших возле машины. Одного я узнал: это был старший урядник Симонов, с которым я уже имел удовольствие пообщаться в Тобольске и который чудом остался жив при встрече с загадочным некромантом на ночной дороге.

Все трое тоже наставили на меня стволы. Двое мужчин были вооружены револьверами, один – очень коротким карабином с рычажным затвором.

Я взял на прицел старшего урядника. Разумеется, защита моя была активизирована.

– Спокойно, Михаил, убери оружие, – властным тоном проговорил Симонов. – Не делай глупостей.

– Чего вам опять от меня надо? – спросил я.

– Мы не закончили разговор в прошлый раз. Так что не усугубляй своё положение. Поехали с нами. Содеянного тобой хватит, чтобы приговорить тебя к высшей мере наказания. Но четвёртое отделение готово дать тебе шанс.

– Ишь, благодетели какие! – скривил я рот в усмешке, а потом добавил серьёзно. – Свалите по-хорошему. И больше не преследуйте меня. Если б я захотел, прикончил бы всех вас на месте – глазом бы не успели моргнуть. Но так и быть, на первый раз прощу. Если бы у полиции на меня что-то было, вы бы не мотались за мной по дорогам. Но у вас ничего нет, и вы выслеживаете меня, чтобы чего-нибудь накопать. Поэтому пошли прочь.

– Ты, кажется, не понимаешь, в каком положении находишься, – старший урядник продолжал целиться в меня из револьвера, не смотря на мои угрозы. – Сам факт вооружённого сопротивления тайной полиции – серьёзное преступление. Но четвёртое отделение на многое закроет глаза, если будешь с нами сотрудничать.

– Мне это не интересно, – ответил я. – Уезжайте. Вы ничего мне не сделаете со своими пукалками.

– Это ты зря, – произнёс Симонов, и в следующий миг я почувствовал, как меня сковал паралич. Опять эти чары! Я сосредоточился на энергетических потоках в моём теле, которые помогли разбить невидимые оковы. Если тогда получилось, значит – должно и сейчас.

Старший урядник опустил револьвер и спокойно подошёл ко мне, а я даже пальцем не мог пошевелить, чтобы нажать на спуск.

– Когда же ты, Михаил, наконец, поймёшь, что с нами не стоит играть? – Симонов взял из моих рук оружие и обыскал меня. – Почему ты противишься? Вы, бояре, считаете, что вам закон не писан, что вы неприкосновенны и можете творить, что хотите. Но и на вас находится управа. Тебе придётся, Михаил, или смириться, или умереть. Скажи спасибо, что тебе дают этот выбор.

Я молчал, сосредоточив всё своё внимание на энергии. Вырваться из пут – вот единственная мысль, которая владела мной. Я начал ощущать, как тело постепенно освобождается от действия вражеских чар, но демонстрировать это не стал. Пусть Симонов пока думает, что владеет ситуацией.

– Долго в молчанку будем играть? – продолжал давить на меня старший урядник. Он стоял на расстоянии вытянутой руки, мой револьвер он заткнул за пояс, а свой – держал стволом вниз. – Тебе придётся проехать с нами. Надеюсь, на сей раз твои дружки не помешают. Сам пойдёшь или тебя отвести?

Поняв, что полностью свободен, я протянул руку и схватил за шею ничего не подозревавшего урядника.

Мужчина с карабином выстрелил. Я вытащил свой револьвер из-за пояса Симонова и пальнул в ответ. Мужчина выронил карабин и, издав сдавленный болезненный стон, схватился за плечо. Я перевёл ствол на третьего. Тот не решился стрелять и теперь стоял, растерянно продолжая в меня целиться. Урядник находился на линии огня.

– А теперь слушай сюда, – сказал я Симонову. – Ваши уловки – бесполезная трата времени. Я могу сейчас прикончить вас всех на месте. Глазом не успеете моргнуть. Пока не хочу этого делать, но продолжите выкобениваться – поймёте, что не шучу. Так это вам придётся выбирать: подохнуть или больше никогда не попадаться мне на пути. Что скажешь?

Урядник промолчал, его лицо покраснело, он тяжело дышал, хоть я и несильно сжал его горло. Сжал бы чуть сильнее – раздавил бы к чертям.

– Не слышу? – грозно произнёс я.

– Да, – выдавил из себя Симонов. – Уедем.

– Совсем другой разговор! Так бы сразу, – я отпустил урядника, тот свалился на дорогу, потирая горло и откашливаясь. Я же взял его револьвер и высадил весь барабан в машину, на которой эти трое приехали: две пули – в колёса, остальные – в капот. От котла повалил пар.

– Мы уйдём, – старший урядник Симонов поднялся, держась за горло, – но зря ты это затеял. Видимо, не понимаешь, против кого пошёл.

– Прекрасно понимаю, – я сел в свою машину, захлопнул дверь. – Прощайте господа.

До усадьбы Горбатовых планировал добраться часа за полтора. Но я никак не ожидал, что дорога превратится в узкую колею, оставленную в снегу грузовиками, проезжающими тут хорошо если раз в пару часов. Вроде бы зима ещё не началась, и снега нападало немного, но на легковушке по просёлку уже было трудновато ехать.

Даже чуть не застрял один раз. Машина пошла очень тяжело, дым вовсю валил из двух труб по бокам капота, паросиловая установка надрывно шипела и чухала. А дело было посреди леса. Ну думаю: забуксую – неизвестно сколько времени придётся тут проторчать прежде, чем кто-то проедет и возьмёт на буксир. Но к счастью, мощи двигателя хватило, чтобы протащить паромобиль по заснеженной колее, оставленной грузовиком. Я выехал из леса, пересёк какую-то деревеньку, где начинался расчищенный участок дороги, и вскоре впереди показался поворот на Светлое.

И всё бы хорошо, но после применения энергии, снова начала сильно болеть голова, хоть я перед поездкой и посетил врачевателя, который немного эту боль приглушил.

Помещик Иван Никанорович был предупреждён о моём визите по телефону, а потому встретил меня хлебом-солью, а точнее накрытым столом с пирогами и прочими угощениями.

Трапезничал я в дружном семейном кругу. Смотрел я на жён помещика и диву давался, как они уживаются меж собой? Катрин тоже ела с нами. Чувствовала она тут себя вольготно, ведь боярский дружинник и дворянин имели одинаковый статус в обществе. Так что Катя могла общаться на равных с хозяином поместья и сидеть за одним с ним столом, что в боярских семьях позволялось только в особых случаях. На лице девушки почти не осталось следов побоев: синяки рассосались, и лишь на губе до сих пор красовалась ссадина.

Катрин обрадовалась моему приезду, хоть пока и не знала причину оного. Никто не знал. По телефону я не стал распространяться, просто сообщил, что имеется важное дело.

Меня стали расспрашивать, как добрался.

– Дороги у вас такие, что без танка – никак, – ответил я. – Чуть не застрял. Удивляюсь, как зимой ездят.

– Так что ж вы на машине-то? – укорил меня Иван Никанорович. – Эх, моя же ведь вина! Совсем забыл предупредить. Поездом надо было. Я бы экипаж к станции отправил. А на машине тут тяжеловато. Это в центре у вас дороги хорошие, а тут у нас места суровые. Зимой, ежели кто едет – только колоннами. Впереди трактор снег счищает, за ним – остальные. Дороги у нас – самая большая беда. Зимой заносы постоянные, весной и осенью – лужи, да грязь непролазная. Придётся вам привыкать, раз уж вздумали поселиться в наших краях.

После трапезы все домашние удалились, остались Иван Никанорович я и Катрин.

– Так какие же важные дела привели вас к нам? – спросил помещик.

– Я приехал, чтобы забрать Катрин. Вопрос с Птахиными улажен. Они освободили её от клятвы.

– Просто так взяли и освободили? – поразилась Катрин. – Они больше не хотят предать меня суду? Но как такое возможно?

Мой рассказ о ночном нападении вызвал бурную реакцию у Ивана Никаноровича. Он осуждающе качал головой и возмущался поступком Птахиных. Катрин же слушала серьёзно, с молчаливым интересом. Поведал я и про итог мирных переговоров.

– Подумать только, живу ведь в двух часах пути, а даже не в курсе того, что происходит в городе, – выразил сожаление Иван Никанорович. – Смотрю, неспокойно стало в Оханске. В прошлом месяце стреляли, и вот – опять.

– Надеюсь, что на этом вражда закончится. Так или иначе, думаем переехать на время в город. Там спокойнее.

– Надежды очень часто оборачиваются разочарованием, – выдал глубокомысленно помещик. – Чувствую, самому скоро придётся отправляться жить в Оханск. Страшновато тут стало. Говорят, обнищавшие мужики сколачивают банды и грабят помещиков, да купцов. А вы меня лишаете последнего профессионального бойца. Не боитесь, кстати, что с полицией проблемы будут? Катрин ведь в розыске.

– Постараюсь, чтоб не узнали, – сказал я. – В суверенные боярские владения без веской причины никто не сунется. Полиция меня и самого допекает. По дороге сюда трое пасли. Пришлось объяснить, что не стоит так делать.

– Сколько на этот раз трупов? – прищурился Иван Никанорович.

– Да какие трупы! Малой кровью обошлось. Одного ранил. Да и то лишь потому, что этот дурень первым пальнул в меня. Говорю же: объяснил им. Доходчиво. Но что-то подсказывает, в покое они меня не оставят.

Катрин ушла готовиться к отъезду, а мы с Иваном Никаноровичем немного побеседовали о геополитической обстановке и прочих отвлечённых темах. Помещик предложил обратно ехать поездом. До станции обещал подвезти, а машину сказал, что пригонит сам, через три-четыре дня, максимум неделю, когда отправится в Оханск. Такой вариант пришёлся мне по душе. В ином случае предстояло с дикой мигренью катить три часа по снежным ухабам. А в поезде: плюхнулся на диван – и спи до самого города.

Мы взяли билет, как обычно, в купе второго класса. Первый я по-прежнему считал расточительством, а в третьем было шумно, многолюдно и вообще неудобно. До Оханска было ехать часа два, а значит, я мог вздремнуть. Езда по заснеженной дороге и стычка с тайной полицией меня ужасно утомили.

– Спасибо, что взял на службу, – сказала Катрин, когда поезд тронулся; мы сидели за столиком напротив друг друга. – Это настоящее чудо, что Птахины согласились отпустить меня. Подобное редко прощают.

– Скажи спасибо нашему артефактору, Прокопию Ивановичу. Сейчас он рулит поместьем. Это он согласился тебя выкупить.

– Выкупить? – Катрин нахмурилась. – Ни за что подумала бы, что они согласятся на деньги. И сколько же Птахины попросили?

– Не забивай голову. Это не так важно. Роду нужны люди – вот и всё. Почти все бойцы уехали на войну, поместье пустует.

– Получается, теперь я должна служить младшей ветви?

– Именно. А что делать? Тебя же надо куда-то пристроить, пока я не стану главой нового рода? – усмехнулся я. – Кто знает, когда это случится? Может, ещё лет десять ждать?

«Или вообще не случится, – подумал я про себя. – С такими врагами, как у меня, до следующего дня порой дожить – великая удача».

– Всё равно я тебе очень благодарна. Спасибо, что поверил мне.

– Это самое меньшее, что я мог сделать. Я получил достаточно доказательств твоей невиновности и должен попросить у тебя прощение. Это из-за меня ты оказалась в столь трудном положении. Из-за меня вынуждена скрываться от Особой Службы. Сам того не желая, я подставил тебя. Прости, Катя. Я во многом виноват.

– Нет же! Что ты! – девушка взяла меня за руку и посмотрела в глаза. – Ты ни в чём не виноват. Ты правильно поступил. Любой на твоём месте сделал бы тоже самое. Я совершила много глупостей, я должна была сразу понять, что у тебя нет повода доверять мне.

Я устало закивал:

– Все мы натворили много дел. А теперь предстоит всё это расхлёбывать. Знала бы ты, какие люди на меня постоянно выходят…

– Что за люди?

– Сам бы хотел знать. Теперь вот тайная полиция привязалась. Тоже чего-то требуют.

– Предлагают работать на правительство? Некоторых сильных, которые оторвались от рода, часто вербуют. Обычная практика.

– Не спрашивал. Вероятнее всего. Но мне не интересно лезть в очередную кабалу. Если власти за тебя возьмутся – всё, считай, оставшуюся жизнь под пятой будешь. Думаешь, не знаю, как происходит? Слушай, давай потом поболтаем как-нибудь, а сейчас я бы вздремнул, – произнёс я, ощутив очередной приступ головной боли. – Башка раскалывается уже который день с тех пор, как… ах да, ты же не знаешь. Я тебе ничего не рассказывал.

– Ты обращался к врачевателям? – на лице Катрин отразилось беспокойство.

– Они не знают, что это такое. Последствие каких-то чар… В общем, пока ты сидела за решёткой, меня опять чуть не укокошили, и теперь меня мучают постоянные головные боли.

– Могу чем-то помочь?

– Ничего не нужно, – махнул я рукой, – посплю чуток – глядишь, легче станет.

Чувствовал я себя довольно паршиво, даже поднялась температура. Растянувшись на диване, я закрыл глаза, выбросил из головы все мысли и стал слушать убаюкивающий стук колёс. А ведь доктор предупреждал, что не стоит использовать чары. Вот только какой у меня был выход?

Катрин сбегала смочила платок холодной водой, а потом всю дорогу сидела рядом, приложив его к моему лбу, и меняла время от времени. На подъезде к Оханску я отрубился, но, к сожалению, сон оказался недолог: вскоре пришлось просыпаться.

Нас ждала машина. Из поместья Горбатова я позвонил Прокопию Ивановичу и попросил, чтобы он прислал водителя и авто, которое не привлечёт большого внимания. Вот только ждать он должен был не у входа в вокзал, а неподалёку на одной из улиц. Я подозревал, что меня могут подкарауливать спецслужбы, а потому мы с Катрин пошли не через здание вокзала, а в обход, затем – вдоль железной дороги, и выбрались в частном секторе. На обочине нас поджидал чёрный седан. На всякий случай я попросил водителя немного попетлять по улицам и, когда слежки не обнаружилось, велел гнать домой.

По приезде в усадьбу Катарин разместили на втором этаже в одной из свободных спален, а я отправился в свою комнату, дабы продолжить прерванный сон. Заниматься делами сил не было.

В кабинете меня встретил Пашка. Как оказалось, он только сегодня выписался. И хоть рана его зажила не до конца, он уже собирался мне прислуживать. Я его слегка пожурил за то, что не думает о своём здоровье.

– Пустяки! – махнул рукой Пашка. – Не хочу валяться в постели.

– Так. Короче, давай иди во флигель, в свою комнату, и чтоб там лежал, пока доктор не разрешит. Понял? – наказал я ему. – Это не шутки.

– Ладно, – разочарованно протянул мой оруженосец. – Так и сделаю. Буду лежать, коли приказываешь.

– Давай иди. И это… спасибо тебе. Ты храбро сражался и очень сильно помог мне. Считай, я перед тобой в долгу. Хорошим дружинником будешь.

Паша весь засиял и чуть не лопнул от гордости. Он торжественно поклонился и хотел было идти, но вдруг в дверях остановился, вспомнив о чём-то.

– Совсем забыл! Тебе же звонил Яков. Говорил, какая-то информация для тебя есть.

– Ну ё-моё! О самом важном в последнюю очередь! Ладно, иди давай, – отмахнулся я и тут же принялся дрожащими пальцами набирать номер своего приятеля.

Мои догадки оказались верны.

– В общем так, – сказал Яков. – Нашёл твою Таньку. Она сейчас числится медсестрой в Минском госпитале номер пятьдесят шесть.

– В Минском? – я нахмурился. – Так там же самая жопа творится.

– Именно. Говорят, наступление может начаться со дня на день. Так что придётся тебе поторопиться.