Текст книги "Витязь (СИ)"

Автор книги: Amazerak

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Глава 10

Ольга Павловна была на меня очень сердита. Её возмутило то, что я без предупреждения пропал на несколько дней. Отчитала она меня, как нашкодившего мальчишку. Я извинился, объяснил ситуацию. Рассказал про появление в городе Катрин, про то, как её взяла полиция, и как мне пришлось ехать в ночь на поезде, чтобы освободить её.

Ольга Павловна хмурилась, слушая мой рассказ. Она сидела в кресле у камина в своём просторном кабинете. Рядом на столе в бокале краснело вино. Я стоял напротив. Вопреки обыкновению, Ольга Павловна даже не предложила присесть, выказывая тем самым недовольство моим поведением.

– И ты просто взял и напал на конвой из сотрудников Особой Службы? – строго посмотрела на меня боярыня. – Ты совершил опрометчивый поступок. Наживаешь врагов там, где их не следует наживать. Если предъявят обвинения, мы тебя вряд ли сможем защитить, ты хоть понимаешь это?

– Я понимаю. Я действовал, полностью осознавая риски. Вряд ли кто-то узнает, что побег организовал я. Им придётся попотеть, чтобы доказать это.

– Ладно, вопрос этот оставим на потом. Меня больше беспокоит другое: что в городе делала дружинница Птахиных? И почему ты отправился её спасать?

Я не хотел рассказывать о мотивах Катрин. Моё намерение основать собственный род я держал в тайне ото всех. Я и сам не был твёрдо уверен, что сделаю это, к тому же распространяться о подобных вещах направо и налево казалось не очень разумным. Кто знает, как воспримут окружающие, и не решат ли они воспрепятствовать мне? Если я совершу задуманное, это станет грандиозным событием, прецедентом, ранее невиданным, поэтому, чем меньше народу посвящено в мои планы, тем лучше.

– Она поклялась моей матушке защищать меня и ради этого приехала, – ответил я.

– Предав свой род? – скептически заметила Ольга Павловна. – Не находишь в этом ничего подозрительного?

– Да, я подозреваю Катин в том, что она может шпионить. Но помимо этого есть основания полагать, что её намерения чисты. С тех пор, как она появилась в городе, я пытаюсь найти доказательства, подтверждающие один из вариантов.

– И что же это за основания?

Ну как мне было объяснить…

– Это личное, – сказал я.

– Так и думала, – вздохнула боярыня. – Юноши в твоём возрасте склонны терять голову из-за девушек, и это часто приводит к нехорошим последствиям. Дружинница обвела тебя вокруг пальца. Эта история – глупая сказка, в которую ты поверил, просто потому что хотел поверить. И уже наломал дров из-за этого. Где Катрин сейчас?

– В надёжном месте. Далеко отсюда. Теперь она за мной точно не сможет шпионить, – я постарался успокоить боярыню. – И всё же, нет ли способа узнать, насколько правдивы её слова?

– Вряд ли я смогу тут чем-то помочь. У нас с Птахиными война, сам знаешь. Скажу лишь одно: если инцидент действительно имел место, род сделает всё, чтобы слухи не покинули пределы поместья. Это дело внутрисемейное и весьма щепетильное. Поэтому забудь. Сейчас есть более важные дела, которые нельзя пускать на самотёк.

– И какие же?

– Речь о заводе. Я связалась с Семёном Валерьевичем, разузнала о происходящем, – Ольга Павловна снова строго взглянула на меня, и я понял, что экзекуция продолжается. Теперь последует разнос за то, что я содрал со своих по сотне. Отобрал, так сказать, у богатых, раздал бедным. Робин Гуд, блин…

– Мне стало известно о ваших разногласиях с Семёном Валерьевичем и о том, что ты вознамерился сделать. Это неприемлемо.

– Я, как управляющий предприятия, делаю то, что считаю правильным в данных обстоятельствах, – я приготовился отстаивать свою позицию. – Существует проблема, я её решаю.

– Но не так же! Михаил, послушай меня, – Ольга заговорила спокойным назидательным тоном, и я ощутил себя неразумным ребёнком, которого учат жизни. – Я верю, что твои действия продиктованы исключительно благими побуждениями, но у тебя нет опыта, тебе следует прислушаться к людям, которые не один год посвятили себя управлению заводом и разбираются в таких вопросах получше тебя. Почему ты отверг совет Семёна Валерьевича? Он знает, что делать

– Пусть тогда он и управляет. Не понимаю, зачем я там нужен? Сидеть в кресле, подписывать бумажки и деньги получать? Всё?

– Со временем ты сможешь принимать более активное участие в делах семьи, но для этого следует многому научиться. И нет, я не просто так тебя поставила на эту должность. Управлять предприятием должен сильный. Простолюдины боятся сильных, сильный в случае беспорядков может легко усмирить разбушевавшуюся чернь, о чём тебя и попросил Семён Валерьевич. Но ты решил, будто лучше знаешь, что делать, и принялся обирать своих же дружинников вместо того, чтобы заставить рабочих трудиться.

– Да, это так, – подтвердил я. – Вы всё правильно поняли, Ольга Павловна. Но посудите сами: тех денег, которые получает один дружинник на предприятии, хватит простому рабочему, чтобы прожить целый год, ни в чём не нуждаясь. Неужели в эти непростые времена нельзя урезать порцион тех, кто и так живёт на всём готовом? Вы хоть знаете, как цены выросли в последние месяцы? На что рабочим жить? А вы меня хотите заставить убить пару человек, чтобы застращать остальных. Для этого меня назначили управляющим? Работать кнутом? Я предпочёл бы мирный путь и хотел об этом с вами поговорить. К сожалению, неожиданные дела помешали этому. Накиньте рабочим по пять-десять рублей. Это охладит их пыл и сделает более лояльными.

– Ты с ума сошёл? – возмутилась Ольга Павловна. – Где же я тебе столько денег возьму? Да ты меня разорить хочешь! Думаешь, я могу просто так выложить двадцать-тридцать тысяч? Сейчас для всех трудные времена. Мне тоже нелегко. Император требует снарядить ещё один отряд, а ты предлагаешь рабочим жалование увеличить? Да у нас и так ремонт встал. Я просто не знаю, откуда брать средства на всё. Нам придётся лезть в долги. Да и откуда у тебя такие мысли? Откуда это сочувствие к простолюдинам?

– Мне самому пришлось побывать в шкуре простого рабочего.

– Я это знаю. Но надо же смотреть шире! Ты должен отстаивать интересы семьи…

– И я стараюсь, как могу, – перебил я. – Но то, что вы просите, я делать не буду. Я не собираюсь сидеть на заводе и по указке убивать ни в чём неповинных людей, которые даже руки на меня не подняли. Лучше раздайте моё жалование рабочим и пусть заместитель всем управляет.

– Послушай Михаил, – строго произнесла Ольга Павловна, – не надо артачиться. Мы все тебя очень уважаем и поэтому приняли в свою семью, но порой ты ведёшь себя, как несносный мальчишка! Тебе нужен опытный наставник, тебе надо многому научиться. Не будь упрямцем!

– Но я не согласен…

– Всё, довольно! Сегодня отдыхай и обдумай мои слова. Завтра поговорим.

Был уже вечер. Стемнело. Падал лёгкий снежок.

Я отправился во флигель, где жила Таня. Её я тоже не предупредил об отъезде. Представляю, как она беспокоилась эти дни, и какой разнос мне сейчас учинит. Придётся и ей рассказать о Катрин. Я боялся, что будет ревновать, но скрывать тоже нельзя. Таня была в курсе почти всех моих дел, от неё я секретов не держал.

Вот только во флигеле её не оказалось. Комната была заперта. Постучался – ответа нет. Странно. Уже вечер, и Таня должна вернуться. Задержали?

На выходе я столкнулся с пожилым лакеем. Спросил у него, где Таня.

– Вас разве не поставили в известность? – удивился слуга. – Татьяна покинула поместье.

У меня аж челюсть отвисла. Вот так сюрприз!

– Подожди, что за ерунда? Как покинула? Когда? Куда она поехала.

– В тот же день, когда с вами произошло несчастье. У неё днём был поезд. Насколько мне известно, она отправилась в качестве добровольца на фронт.

– Чего?! – я выпал в осадок от таких известий. – Какой фронт? Что за бред? Чего она там забыла?

– Простите, господин, не могу знать, – виновато развёл руками лакей. – Меня Татьяна не ставила в известность своих планов. Полагаю, она поехала медсестрой в прифронтовой госпиталь.

– Почему она мне ничего не сказала?

Лакей пожал плечами и помотал головой, опасаясь, видимо моего гнева (а выглядел я, кажется, очень злым) и повторил, что ничего не знает.

Я вышел из флигеля, не чуя под собой ног, не веря тому, что услышал. Всё это казалось странной и нелепой шуткой. Ну не могла же Таня просто так взять и свалить, ничего мне не сказав? Зачем? Что ей ударило в голову? Я вспомнил утро накануне её отъезда, когда мы последний раз общались. Она была чем-то расстроена. А я так и не смог допытаться, в чём причина: Таня ушла, ничего не сказала. Я силился понять её мотивы. То ли она уже давно решила ехать, но почему-то хранила свои намерения в тайне, то ли её что-то сильно расстроило в последние дни, и она на эмоциях сорвалась и свалила из поместья.

Некоторое время я бродил по саду в кромешной темноте, не находя себе места. Только снег понимающе падал на дорожку, сочувствуя моему горю. «Так, успокойся, – приказал я себе, – надо разузнать подробности. Ольга точно должна быть в курсе».

Боярыня по-прежнему сидела в кабинете у горящего камина. С тех пор, как я ушёл, она не сдвинулась с места. На столе стояла наполовину выпитая бутылка. Свет не горел. Ольга Павловна смотрела в окно, за которым медленно падали, выписывая пируэты, снежинки. Лицо женщины осунулось и выглядело измождённым. Она как будто постарела лат на десять. После войны с Барятинскими и разрыва с младшей ветвью боярыня часто прикладывалась к бутылке. Сам я прежде этого не видел, но слышал сплетни, что вечерами она порой вот так сидит подолгу в одиночестве и пьёт.

Её можно было понять. Слишком много ударов обрушилось не неё за последние месяцы: гибель мужа, разрыв со старшей ветвью, нападение на особняк, война, которая опустошала кошелёк и на которой умирали родственники. И без того немногочисленный род скоро мог просто перестать существовать.

Я постучался и вошёл. Ольга Павловна перевела на меня мутный взгляд:

– Слушаю, Михаил. Мы же условились завтра поговорить. Я сейчас слегка… занята.

– Я по-другому вопросу.

– Давай. Только быстрее.

– Вы знаете что-нибудь по поводу отъезда Тани?

– Тани? Ах да… Тани. Да, она мне сообщила, что уезжает. Хотела помогать раненым. У неё очень доброе сердце. Я не смогла ей помешать.

– А когда она это решила? Почему вы не сообщили мне?

– Да как-то времени не выдавалось, ты же весь в делах, а потом тот случай… Просто не до этого было.

– Не до этого? – я чуть не потерял дар речи. Самый важный человек в моей жизни уехал на войну, а им, видите ли, не до этого было?! Но какой прок теперь возмущаться и устраивать ссоры? Я постарался говорить спокойнее. – Куда именно она поехала? Она сказала?

– Нет, ничего не сказала. Я ничего об этом не знаю. Завтра… Все вопросы завтра.

На выходе я столкнулся с фаворитом боярыни – младшим дружинником Герасимом. Он направлялся к Ольге Павловне. Это был мужчина чуть старше тридцати, довольно крупный, на полголовы выше меня, статный и чернявый. Связь их ни для кого не являлась секретом. Уж не знаю, состояли ли они в отношения до гибели прежнего главы рода, но сейчас они встречались довольно часто: боярыне явно требовалось мужское внимание.

Когда я вернулся к себе, оруженосец Паша сообщил о том, что готов мой мундир, заказанный неделю назад. Каждый в роду имел комплект парадной одежды, которую он надевал на торжества и битвы. Как правило, это были китель и брюки военного покроя с гербами, выпушками, оторочками, вензелями и прочими украшениями. Так что теперь, если бы мне пришлось участвовать в сражении, я мог бы выйти в красивой одежде, как и остальные члены рода.

Вот только в настоящий момент было не до шмоток. Меня беспокоила судьба Тани. Да и голова ужасно болела. Так что я сообщил отроку, чтоб не надоедал по пустякам, и заперся в спальне.

Попытался уснуть, но сон не шёл. В натопленной комнате мне было тяжело и душно, и я снова отправился в сад. На свежем воздухе хотя бы голова болела не так сильно. А снег всё падал и падал, а я бродил возле особняка и думал – думал, что делать дальше. Хотелось всё бросить и на ближайшем поезде… нет, на самолёте рвануть за Таней. Облазить все госпитали на линии фронта, но найти её и притащить обратно. Нечего ей там делать. Я бы с ума сошёл, случись с ней что.

Потом, когда я немного успокоился, пришла более здравая мысль. Первым делом следовало обратиться в военно-медицинское управление. Если Таню приписали к кому-то госпиталю, её имя должно быть в картотеке или каких-то учётных журналах. Я не имел нужных связей, но у Якова или у кого-то из дворянских семей Оханска, с которыми Яков дружил, таковые вполне могли оказаться.

Пока я расхаживал среди клумб перед особняком, к крыльцу подъехал лимузин Григория. Из него вылезло пьяно тело и, поддерживаемое водителем и охранником, пошло вверх по лестнице. Гришка надрался в стельку и что-то горланил заплетающимся языком. Ну и семейка! Как бы они тут все не спились. И ладно Гришка: ему заботиться ни о чём не надо. Но если Ольга Павловна слетит с катушек, на ком род будет держаться?

Побродив ещё какое-то время, я отправился домой.

Сон не помог. Наутро голова по-прежнему болела, и поэтому первое, что я сделал, после того, как принял вертикальное положение – выругался. Паша заглянул ко мне, поинтересовавшись, не желаю ли чего. Он справлялся об этом каждый день, хоть я и приказывал не тревожить меня по чём зря.

Утром, сразу после пробуждения, знатному человеку полагалось бриться, мыть физиономию, брызгаться духами, укладывать волосы, приводить в порядок ногти. Мужчины здесь порой наводили марафет похлеще барышень. Разумеется, делалось это всё при помощи личного слуги. Но я сразу расставил все точки над и, заявив своему оруженосцу и повергнув его тем самым в немалое изумление, что намерен совершать утренний туалет без постороннего участия. Паша до сих пор не привык к этому и постоянно старался чем-то услужить. У него даже начал складываться комплекс собственной бесполезности, ибо ему с детства внушили, что предназначение его – служить. А я и рад был помочь парню, но ощущался я себя неудобно, когда мне прислуживали, особенно в таких, можно сказать, интимных делах. Я тоже не привык ещё к своему нынешнему положению.

После завтрака Ольга, как и обещала, позвала меня на разговор в приёмную. На этот раз предложила присесть, да и общалась со мной уже значительно мягче.

– Ты подумал о моих словах? – спросила она. – Что решил?

– Если моя роль будет сводиться к тому, чтобы стращать рабочих, когда они чем-то недовольны, то давайте как-нибудь без меня, – ответил я.

– Ты уверен? Это твоё последнее слово? Семья предоставила тебе хорошие доходы, от тебя ничего не требуется, кроме сущих пустяков. А ты даже простейшую просьбу не желаешь исполнить? – удивилась Ольга Павловна.

– Проблема в характере этой просьбы. Подобными делами я заниматься не желаю ни за какие деньги. Точка.

– Ладно, твой выбор, – с упрёком в голосе произнесла боярыня. – Придётся ещё и это на себя брать. Как будто дел мало…

– Если позволите, я попробую разобраться с вопросом без применения силы, – предложил я.

– Я не дам ни копейки, и не позволю обирать наших верных отроков и дружинников.

– Я просто поговорю с рабочими.

– Поговоришь? Думаешь, разговора хватит, чтобы присмирить эту чернь? Разговоры приведут только к одному: они почуют нашу слабость.

– И всё же, позвольте попытаться.

– Ладно, так и быть, дам тебе шанс убедиться в тщетности твоей бредовой идеи. Иди, разговаривай.

– А ещё хочу предупредить, что я должен снова уехать на некоторое время. Я собираюсь найти Таню и вернуть её в поместье. Надеюсь управиться за четыре-пять дней.

– Да? – скептически посмотрела на меня Ольга Павловна. – И где же ты собираешься её искать?

– Подниму некоторые связи, выясню.

– И оставишь нас в столь трудные времена? Михаил, – боярыня осуждающе посмотрела на меня, – ты со своими девками совсем позабыл о семье. Это не дело. Служанок много, и ты за каждой вот так будешь бегать? От каждой голову терять? Тебе следует быть серьёзнее и начинать думать о будущем. А ты чем занят?

Я вздохнул. Не знал, как ей объяснить. У неё был совершенно иное мышление, совершенно другой взгляд на жизнь и людей, сформированный окружением. Смотрела она на меня, как на подростка, у которого куча причуд и который всё ещё требует воспитания. Но проблема-то как раз заключалась в том, что Птахины-Свирины не были для меня семьёй, не были теми близкими людьми, ради кого я бы и в огонь и воду полез. Просто работодатели – не более.

В общем, спорить не стал. Решил так: вначале узнаю, где находится Таня, а когда соберусь отчаливать, поставлю Ольгу Павловну перед фактом. Конечно, она будет недовольна, будет возмущаться, сердиться, укорять меня, отчитает. Но куда она денется? Конфликтовать ей со мной невыгодно. Я прекрасно понимал, почему меня тут держат. Они боятся. Боятся, что на имение снова предпримут атаку Птахины или Барятинские, что постараются выкрасть Елизавету или убить кого-то из членов рода. А я был одним из немногих, кто мог противодействовать вражеским воинам, мог сражаться на равных с витязями шестой ступени. Меня и самого обозначили в документах, как витязя шестой ступени, хотя энергетические чары не имели градации по уровням. В общем, я не сомневался, что Ольга пойдёт на уступки.

Сразу после разговора с боярыней, я поехал к Якову. Застал его дома, за бумажными делами. Он сидел в кабинете, а за отдельным столиком секретарь стучал клавишами пишущей машинки, набирая под диктовку письмо. Яков обрадовался, увидев меня, отложил дела, отослал секретаря и приказал принести чаю. От меня же потребовал подробный рассказ о моих приключениях.

Я рассказал обо всём, в том числе о помещике, у которого осталась Катрин.

– Горбатова я знаю, он иногда тут бывает, – сказал Яков. – Состоит в хороших отношениях с нашими дворянами, хотя за глаза его считают маргиналом. Не удивительно, что он тебя вытащил. Он старается наводить мосты с местной знатью. Хитрый мужик. А ещё у него три жены. Ну ты, наверное, и сам видел. Натворил ты, конечно, дел. Как бы в розыск не объявили. Не боишься?

– Им будет трудно доказать моё участие.

– Было бы желание… В харчевне, ты говорил, тебя хозяин видел? Но это ладно. Мне не терпится тебе кое-что рассказать. Помнишь, ты просил разыскать информацию? Так вот, я кое-что узнал. И это может касаться покушений.

– Я весь во внимании, – я откинулся на спинку стула и приготовился слушать.

Глава 11

– В общем, случилось мне намедни играть в карты с двумя внуками боярина Воротынского, – начал Яков. – Это те, которых ты тогда в ресторане отколошматил. Помнишь? Так вот, зашёл разговор о покушениях, а точнее, о том случае, когда двое сильных напали на тебя возле парадной. Ну и о твоём чудесном воскрешении – тоже. Об этом в последние дни весь город судачит. Не расскажешь, кстати, что произошло?

Я рассказал в двух словах.

– Любопытно, – заключил Яков. – Серьёзные люди на тебя вышли. Собственно, об этом и пойдёт речь. Вот скажи, приходилось ли тебе что-либо слышать о «светлейшей дружине»?

Я почесал затылок. Название казалось знакомым. Где-то я его уже встречал…

– Кажется, читал что-то, – ответил я. – Но память дырявая, всего не упомнишь.

– В общем, рассказываю, если не в курсе. Это организация появилась сразу после того, как стихийники начали искоренять неугодные школы. Собственно, для этого «светлейшая дружина» и создавалась: уничтожать обладателей тёмных чар, к которым причислили все техники, кроме стихийных и врачебных. При Фёдоре Святом эту организацию, или лучше сказать, объединение, реформировали, переведя в подчинение государственному аппарату и обозвав «карательным приказом», а двести лет назад Алексей II и вовсе их распустил. Якобы стали не нужны. Тогда же появилось четвёртое отделение, которое с тех пор и занимается подобными вопросами.

– Но «светлейшая дружина» до сих пор существует, – предположил я.

– Поговаривают, что да, существует – слухи, сам понимаешь. Якобы некоторые члены родов тайно состоят в этом обществе и борются с порождениями тьмы – с такими, как ты, иными словами.

– Я, значит, порождение тьмы? Забавно. Тот старик, кстати, говорил нечто подобное.

– Ага. Вот только сейчас «светлейшая дружина» работает не совсем бескорыстно. Время такое: дельцы в почёте, а идеей сыт не будешь. Вот и они теперь промышляют убийствами за деньги.

– Значит, кто-то их на меня натравил. Впрочем, я иначе и не думал. Готов биться об заклад: дедуля мой постарался. А ещё что-нибудь Воротынские говорили? Например, что за бояре Крыловы такие, какими чарами они обладают? То, что сделал тот старик, не похоже ни на одну из стихийных техник. Скорее всего, тоже какая-то запрещённая. Значит, эта «светлейшая дружина» сама не чиста на руку?

– Да, что-то такое есть. Возможно – но опять-таки, это всего лишь слухи – в рядах «светлейшей дружины» находились представители ещё одной школы, которая долгое время существовала наравне со стихийными. Школа поглощения. Роспуск «карательного приказа» был связан, скорее всего, с запретом этой школы. Видимо, её адепты кому-то из властей дорогу перешли. Так или иначе, все упоминания о ней из источников вымараны. Может быть, в каких-то старых книгах и сохранились сведения – чего только не хранится в родовых библиотеках! – но это надо глубоко и долго копать. А в официальных исторических хрониках ничего подобного давно уже нет.

– Если так, тогда понятно, кто такие бояре Крыловы, и почему они отсутствуют в списке родов. А что это за техника поглощения? Что она поглощает?

Яков только руками развёл:

– Я тебе рассказал всё, что знаю.

– А не знаешь ли ты что-нибудь о так называемом «союзе сильных»?

– Это ещё что такое?

– Без понятия. Боярин Крылов упоминал. Он думал, что я состою в этом союзе. А я первый раз о таком слышу. Неплохо было бы полазить по родовым библиотекам. Может, и выяснится чего? У Птахиных-Свириных не очень много книг.

– У некоторых бояр библиотеки действительно огромны, вот только кто тебе разрешит ими воспользоваться? Постороннего никто не пустит.

– Тогда попроси своих приятелей Воротынских поискать чего-нибудь.

– Ага! Вот так они тебе и будут в пыли книжной копаться! Вряд ли.

– Не сказать, что обнадёживающие известия. Это что, выходит, «светлейшая дружина» так и будет за мной увиваться? Но если от одной встречи с этим «боярином» я чуть копыта не отбросил, что же дальше ждёт?

– Надо быть осторожным.

– А то я не знаю!

– И не только с ним. Воротынские тоже колеблются. Не решили ещё, что от тебя ждать. Вроде бы Птахины-Свирины взяли тебя на службу, вроде бы Воротынские в дружеских отношениях с твоим новым родом, так что трогать тебя не хотят. Но поверь, всех шокировала та бойня в квартире. Ты теперь вызываешь серьёзные опасения.

– Ладно, пёс с ними, пусть думают. У меня сейчас ещё одна проблема нарисовалась. И опять твоя помощь требуется.

– И что же это за проблемы? – прищурился Яков.

– У меня Таня сбежала. Говорят – на фронт медсестрой. В общем, нужно узнать, в какой части или госпитале она находится. Поможешь?

– Вот как? Что это она?

– Есть подозрения, что её в поместье кто-то загнобил. Но точно не знаю. Ну так что? Не затруднит тебя? Сделаешь? И желательно побыстрее.

– Я поспрашиваю. Но в таких вещах спешка – плохой помощник.

Было за полдень, когда я покинул дом Якова. Ночью нападало много снега, и теперь город укрывало белое одеяло. Мне предстояло ехать на другой берег: ждал завод со своими проблемами.

У проходной дежурила полицейская машина, и одно это уже говорило о том, что ситуация нестабильна. Мой первый заместитель, Семён Валерьевич только подтвердил догадку: рабочие возмущались и могли в любой момент остановить производство. Руководство опасалось, что стачке будут сопутствовать массовые беспорядки, как это случилось на прошлой неделе на одной из шахт Воротынских. Разгоревшийся там бунт был подавлен жёстко, но это только сильнее взволновало жителей города.

Я спросил, вернулись ли рабочие, которых отправили в солдаты? Семён Валерьевич ответил, что нет.

– Так какого?! – возмутился я. – Я же приказал.

– Ольга Павловна не велела.

– Слушайте, пока заводом управляю я, исполняйте, пожалуйста, мои приказы. Вот уйду с должности, тогда делайте, что хотите. А пока верните рабочих. Сегодня-завтра чтоб были тут.

Я собрал младших дружинников – своих заместителей и глав отделов, и лично сообщил предложение понизить им жалование. Я сразу оговорился, что вопреки их воле делать этого не стану, а потом принялся убеждать в необходимости данной меры, акцентируя внимание на том, какое сложное сейчас время и что род сам находится в трудном материальном положении. Поставил себя в пример тем, что отказался от жалования управляющего ради блага нашего общего дела. А так же потребовал выискать способы сэкономить, дабы выкроить двадцать тысяч, иначе, сказал я, жалование будет урезаться принудительно.

Большого понимания я не встретил. Смотрели на меня, как на пришельца с другой планеты. Все эти люди годами сидели на своих постах, и без меня знали, что и как делать. А тут приходит семнадцатилетний молокосос и начинает втирать какую-то дичь. Уверен, они так и думали про себя. Помогло лишь то, что я был членом рода. А потому дружинники согласились урезать собственное жалование на пятьдесят рублей, а главный бухгалтер обещал предоставить варианты, как предприятие может сэкономить.

Разговор меня утомил, голова по-прежнему болела, неимоверно мешая думать о делах. После того, как младшие дружинники ушли, я полчаса сидел, собирался с мыслями. А впереди ещё предстояло общение с рабочими.

В кабинет привели пятерых. По словам заместителя, это были главные активисты. Трое – молодые люди, лет двадцати пяти-тридцати. Ещё двое – мужики за сорок, оба – мастера на участках. Я принялся распинаться пред ними, объясняя, что завод, да и вся страна, сейчас в непростом положении, что руководство делает всё возможное, дабы поднять рабочим жалование, что владельцы сами испытывают трудности, ибо война. Обещал вернуть тех, кого забрали в солдаты.

Вот только в глазах рабочих я встретил ещё меньше понимания, чем у своих заместителей. Они слушали с мрачным видом, кивали, но я всё равно ощущал какое-то ожесточение, смешанное со страхом и покорностью. Когда я закончил, они не сказали ни слова.

– Может, вопросы какие есть? – попытался я их разговорить.

– Не имеем вопросов, господин управляющий, – пробасил самый старший мастер.

– Значит, вы всё поняли и обещаете, что не будете народ подначивать?

– Мы не подначиваем народ, господин управляющий, – ответил он же.

– Ну а как же всё это? Кто на стачки людей подговаривает?

– Не можем знать, господин управляющий, – и смотрит недобро, как на врага народа.

– Идите, – махнул я рукой и откинулся на спинку кресла. Было ощущение, будто я только что поговорил со стеной.

Чем больше я размышлял на тему нынешней ситуации на заводе, тем больше понимал, что в этом конфликте нет ни правых, ни виноватых. Имелись противоречия, которые зрели годами, и разрешить их не мог никто: ни я, ни Ольга Павловна. Да, можно запугать людей, усмирить недовольство силой, но это не устранит конфликт интересов. Роду нужны деньги, дабы вести войну, рабочему человеку – кров и пища. И ни одна из сторон просто так не уступит. Я оказался между двух огней. Мне следовало отстаивать интересы рода, но это значило игнорировать нужды рабочих и безжалостно давить их. А этого я делать не хотел. Как выходец из небогатой семьи, да ещё и повидавший сполна местные реалии, душой я болел за простых трудяг. Но работал-то при этом я на боярскую семью!

«Ну и влип, – думал я. – И что делать?» Конечно, легче всего отстраниться и предоставить вести дела людям опытным и знающим. В этом случае будут жертвы – я это прекрасно понимал. Но так хотя бы сам не запачкаю руки.

В поместье я вернулся с жуткой головной болью и в подавленном состоянии. Сразу отправился к врачевателю. Он жил в отдельном домике на территории, и здесь же на первом этаже принимал пациентов. Врачеватель оказался невысокого роста мужчиной лет пятидесяти. Он носил короткую бородку и круглые очки, которые так и норовили сползти на кончик носа. Это был один из тех врачевателей, что служили личными семейными докторами на постоянной ставке. Обходился такой доктор недёшево, зато это было удобно: случись чего, он всегда под боком.

Я описал ему чары, какими на меня воздействовали, и рассказал про головную боль. Врачеватель слушал внимательно, глядя поверх очков и угукая время от времени, а когда я закончил, он поднялся, подошёл со спины (я сидел на стуле) и, положив руки мне на голову, замер минут на пять. Потом вернулся в своё кресло.

– Это последствие воздействия чар, – сообщил он очевидную вещь. – К сожалению, мне незнакомы описываемые вами чары, более того, мне не знакома энергетическая техника, коей вы владеете, но однозначно всё указывает на то, что не сработал защитный механизм, вы переусердствовали, и это привело к нарушению в целостности тканей головного мозга.

– И что это значит? Это можно вылечить?

– Пока ничего определённого сказать невозможно. Мне потребуется наблюдать вас какое-то время. И да: будьте осторожнее с использованием чар. Это может усугубить ситуацию. Попробую облегчить головную боль, но причину вряд ли получится устранить. В любом случае, попытка не пытка. Если не получится, могу посоветовать обратиться к врачевателям более высокой степени. Они есть в Нижнем и Владимире. Если соберётесь, дам вам пару адресков.

Доктор долго колдовал над моей головой, и под конец процедуры я ощутил небольшое облегчение. Потом он дал выпить какой-то порошок. Завтра мне следовало придти на очередной приём.

Я был в курсе, что Таня работала помощницей у этого врачевателя, а потому спросил напоследок, не знает ли он, зачем его подопечной ни с того, ни с сего понадобилось ехать на фронт? Доктор задумался:

– Знаете, я тоже не могу этого понять. Девочка никогда не заикалась ни о чём подобном, а в день перед отъездом выглядела очень расстроенной и сообщила, что обязана ехать помогать лечить раненых. Якобы, это её долг. Больше мне ничего не известно.

После сеанса я не пошёл домой – отправился бродить по саду по щиколотку в снегу. Мне не хотелось сейчас сталкиваться с обитателями особняка, да и сидеть в душной натопленной комнате – тоже. И хоть я, вернувшись с завода, не переоделся и даже кобуру с револьвером не снял, это мне не помешало пойти гулять. В последнее время я так привык таскать собой оружие, что практически перестал обращать внимание на его тяжесть и ремни кобуры, что поначалу натирали плечи. Сейчас при мне находился 4,5 линейный «бульдог» – довольно мощная штука с массивным барабаном и очень коротким стволом-огрызком.