Текст книги "Витязь (СИ)"

Автор книги: Amazerak

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Глава 19

Я пристроился у амбразуры, что была прорублена чуть выше уровня земли. Передо мной простиралось поле, за ним виднелась тонкая полоска леса. Несколько еле заметных струек дыма поднимались к пасмурному небу. Рядом у перископа стоял капитан Кузин и наблюдал за приближающимися силами противника.

– Пятнадцать бронемашин, – сообщил капитан. – Движутся в рассыпную. Пехоты не вижу. Без команды не стрелять. Ждать, пока подойдут ближе.

Приказ передали по траншее.

– Они, похоже, не знают, что мы тут закрепились, – предположил поручик Свинопасов.

– Если так, раньше времени лучше им это не показывать.

Мы спрятались и стали ждать.

– Высадились, – сказал капитан. – Не больше роты. Сейчас устроим им встречу. Приготовиться к бою и сидеть всем тихо, чтобы травинка не шелохнулась.

– Поэтому нас и окружили так быстро, – высказал я догадку. – Они пробили брешь, посадили пехоту на бронемашины, провели в тыл сразу вёрст на пятьдесят и начали здесь всё захватывать. Пешком бы так не получилось.

– Хитрожопые какие, – усмехнулся капитан. – Тоже надо попробовать. Только наши толстолобые генералы на такое не пойдут. Скажут, небось, много чести солдату: на машинах кататься.

– Ничего, всё впереди, – сказал я. – Жизнь заставит.

– Двести метров, – объявил капитан. – Пусть ещё немного подойдут, чтоб наверняка… Так, ещё немного…

Капитан взял свисток, пронзительный свист огласил помещение, а потом – и траншею, подхваченный младшими офицерами.

Слева и справа затрещали пулемёты, где-то во дворах бахнули пушки. В ответ тоже начали стрелять.

Я высунул из амбразуры винтовку, оценил обстановку. Передо мной на некотором расстоянии друг от друга стояли две бронемашины – высокие клёпаные коробки с клинообразными носами и трубами над крышей. Во лбу, рядом с местами водителей были установлены пулемёты, которые вели по нам огонь. Немного позади – бронеавтомобиль с турелью, где размещался крупнокалиберный пулемёт. Левее и правее находились другие машины – всего штук пятнадцать, как и говорил капитан Кузин. Одна уже дымилась, моментально подбитая нашей артиллерией.

К нам разреженным строем бежали солдаты в серых шинелях и широкополых касках. Бежали и падали один за другим, сражённые очередями наших пулемётов.

Я установил прицельную планку в нужном положении. Прицелился в бегущего бойца. Выстрелил. Мимо. Взвёл курок, открыл крышку затвора, вытащил пальцами горячую гильзу, а потом достал из подсумка патрон и затолкал в патронник, закрыл крышку… Как с таким оружием вообще воевать? Сейчас бы автомат… А ещё лучше – пулемёт с полным коробом.

В стену дома, под которым мы прятались, ударил снаряд, и на несколько секунд всё поле зрения затянул дым. По амбразурам прошлась очередь, пули глухо бились в брёвна. Но продолжалось это недолго. Не добежав до траншеи, вражеские солдаты пустились наутёк. Бронемашины тоже попятились. Но шесть из них так и не сдвинулись с места: одна горела, корпус её был разворочен прямым попаданием фугаса, из двух валил дым, остальные три стояли с молчащими пулемётами, словно разочаровавшись во всём этом мероприятии и решив никуда больше не ехать. Вскоре замерла седьмая машина, поражённая прямым попаданием бронебойного снаряда. Из двери выскочил водитель и побежал прочь.

Когда противник отошёл на значительное расстояние, мы прекратили пальбу. Всё произошло очень быстро. Я и десяти патронов не отстрелял.

– Быстро свалили, – сказал капитан Кузин, глядя в перископ на отступающий к лесополосе вражеский отряд.

– Разведка боем, – предположил я. – Мало сил на нас кинули.

– Они, поди, думали, тут никого нет, – возразил поручик Свинопасов.

– Михаил прав: скорее всего, разведка боем, – заключил капитан. – Они подошли на двести метров и остановились. Как будто знали, что село занято. А теперь знают, где находятся наши пулемётные гнёзда и орудия. Скоро артиллерия их будет работать.

Поступили сообщения о наших потерях: трое – убиты, семеро – ранены. Можно считать, отбились малой кровью. Но впереди ждали более серьёзные испытания. Неизвестно, какие теперь силы враг кинет на наши позиции. Кроме того, два броневика и одну танкетку из тех, что стояли в селе, отправили на передовую. Там тоже было жарко. Германцы опять лезли на укрепления.

Я вместе с молодым прапорщиком и десятком солдат пошёл осматривать подбитую вражескую технику. Три машины ещё можно было использовать. Две из них оказались, по сути, бронированными грузовиками, переделанными из гражданских. Кабину и кузов обшили бронелистами, в бортах и носовой части смонтировали по пулемёту – и получились самодельные БТРы на минималках. Большинство из машин, которые на нас наступали, были именно такими.

Третья бронемашина выглядела более солидно: она имела приземистый силуэт и башню с лёгкой пушкой, а так же пулемёт рядом с местом водителя. Но к перевозке десанта она приспособлена не была. Внутри мы нашли мёртвый экипаж. Болванка ударила в лобовую броню возле пулемёта и прошила насквозь заряжающего. Водителя и пулемётчик убило осколками брони, разлетевшейся при попадании снаряда, а наводчик, должно быть, остался жив и спасся. Машина лишилась курсового пулемёта (он вышел из строя в результате попадания), зато была на ходу, и в нашем распоряжении оказался почти целый пушечный броневик с запасом снарядов. А вот транспортные грузовики пострадали сильнее: у обоих были повреждены котлы. Но мы всё равно их отбуксировали в село: лишние огневые точки с пулемётами не помешают.

Противник понёс большие потери. Я, пока бродил между машинами, насчитал более двадцати трупов. Раненых тоже было много: их отнесли в госпиталь.

Когда мы вернулись, я предложил капитану Кузину окопать трофейные машины во дворах – это позволило бы им дольше продержатся под огнём. Капитан согласился, и остаток дня рота занималась рытьём укрытий для техники.

Сегодня атаки на село больше не повторились, но разведка с воздуха сообщала неутешительные вести: к нам стягивались крупные силы, в том числе, танки.

Наступление могло начаться в любую минуту, так что никто из солдат и офицеров на ночь не покинул позиции. Я тоже остался. Вместе с капитаном и поручиком мы ужинали в командном пункте. Было холодно, только печка-буржуйка в углу, согревала наше убежище. Тишину нарушал далёкий грохот орудий вдалеке, но я на него даже внимания перестал обращать в последнее время. Он стал неотъемлемой частью здешней жизни.

– Интересный вы человек, Михаил, – отметил капитан Кузин, поглощая перловку, – необычный, я бы сказал.

– И чем же? – спросил я.

– Я и прежде встречал представителей боярских родов. Ваши манеры сильно отличаются. Не знай я о вашем происхождении, голову бы дал на отсечение, что вы из семьи простых людей. Надеюсь, не в обиду было сказано.

– Почему же вы так решили?

– Те чванятся много, – вставил поручик Свинопасов. – Спеси целый вагон.

– Поаккуратнее со словами, поручик, – напомнил своему подчинённому капитан. – У нас всё-таки знатный гость.

– Да бросьте, – махнул я рукой. – Всё правильно. Чванятся и нос задирают. Верно заметили. Я некоторое время жил среди простых людей, и даже на заводе работал. Нахватался.

– Подумать только! – усмехнулся капитан Кузин. – И как же вас занесло туда, позвольте узнать?

– Долгая история.

– Так мы и не торопимся, – сказал поручик.

– Рассказывать особо нечего, на самом деле, – попытался я замять разговор. – Оказалось так, что я от рождения обладаю не совсем обычными силами. А потому род меня изгнал. И вот пока я к другому роду на службу не поступил, пришлось некоторое время скитаться где ни попадя. Много чего повидал.

– Это хорошо, что повидали, – заметил поручик. – А теперь вот и с армейским бытом познакомились. Будет, о чём рассказать, когда домой вернётесь. Если, конечно, мы завтрашний день переживём, – добавил он угрюмо.

– Всё равно, чует моё сердце, на фронт меня скоро отправят, – сказал я. – Людей не хватает, император сгоняет всех, кого может.

Денщик принёс нам самовар и печенья на десерт, а потом налил нам в чашки чаю.

– Тут две большие разницы, – объяснил капитан. – Бояр, никто не станет гнать на убой. Все ваши сидят глубоко в тылу и на передовую даже носа не кажут. Бережёт вас император.

– А как же иначе? – я доскрёб со дна перловку и отодвинул чашку. – Некоторые бояре недовольны войной. Слишком мало выгоды они с неё имеют, а семьи и так уже понесли большие потери. Если так будет продолжаться, многие просто уедут домой.

– Ишь какие! Домой поедут, – проворчал поручик. – А Отечество кто будет защищать? Тоже мне, благородные…

– У каждого свои вотчины, за которые они держаться, – попытался я объяснить ситуацию. – Интересы короны для кланов существуют лишь до тех пор, покуда соблюдаются некие условия. Как только кланы решат, что император пошёл вразрез с их интересами, они прекратят исполнять свои обязательства. Некоторые роды уже желают отделиться.

– Грустно это всё, – сказал капитан. – Но слышал я, что и у Фридриха похожая ситуация. Герцоги, особенно из дальних областей пошли в отказ.

– Многие не хотят воевать, – рассудил я.

– Только нам приходится, – буркнул поручик. – Ну ничего, мы им ещё покажем.

– Что ж, господа, пожалуй, пора и ко сну отходить, – объявил капитан Кузин, когда мы попили чай. – Сомневаюсь, что ночью будет атака. Дело это рисковое. А вот утром надо быть готовыми ко всему. Так что пора на боковую.

Ночь и правда прошла спокойно, а утром, едва забрезжил рассвет, со стороны лесополосы раздался грохот орудий, и на наши позиции посыпались снаряды. И вновь я оказался под артиллерийским огнём.

Роту отвели из траншеи вглубь села во избежание больших потерь, а мы остались в укрытии. Два раза снаряды попадали в дом, под которым мы прятались, несчётное количество раз они рвались то перед нами, то позади, в посёлке. Однако командный пункт не пострадал.

Час продолжался обстрел, а потом стих, и в поле показались танки. От леса, дымя трубами, к нам двигались тяжёлые стальные махины в количестве пяти штук. Следом за танками шли люди, шагоходы (я насчитал троих) и ехали несколько лёгких броневиков. Вторую роту снова загнали в траншею, мы приготовились отбивать атаку. Вот только отбивать было практически нечем. Прямым попаданием были уничтожены полевая и противотанковая пушки, один из ДЗОТов в подклете избы и срыта пулемётная ячейка. Траншеи тоже сильно пострадали.

Снова застрочили пулемёты, загрохотали орудия. Прямо на нас двигался танк со скруглённым носом, на котором красовался одноглавый орёл, и пушками в боковых выступах корпуса (их было четыре: две смотрели вперёд, две – назад). Левее ехал такой же, правее ползла высокая неказистая машина с крупнокалиберным орудием в носовой части и башней, в которой находились короткоствольная трёхдюймовая (или около того – на глаз было сложно определить) пушка и пулемёт. Пехота вместе с одной из шагающих машин держалась позади.

Наши противотанковые пушки оказались малоэффективны против толстой лобовой брони вражеских танков. Те спокойно ехали на нас, останавливались, давали залпы и продолжали двигаться дальше, не обращая внимания на обстрел. Они неудержимо ползли на нас, и, казалось, ничто не могло их остановить.

Замолчало второе противотанковое орудие. Теперь лишь вкопанный трофейный броневик продолжал стрелять по вражеской технике. Пулемётов с нашей стороны тоже было не слышно. Капитан запросил огонь батареи из пяти лёгких гаубиц, что стояли за селом. Штаб дал добро, и скоро поле загремели взрывы. Вот только пяти орудий оказалось явно недостаточно, чтобы плотно накрыть противника. Снаряды по большей части падали мимо, не причиняя никому вреда. Но чудо всё же случилось. Внезапно танк, ползущий на нас, заволокло дымом, а из бортовых люков стали выскакивать люди. Потом танк полыхнул на миг и опять потонул в чёрном облаке – это детонировал боекомплект.

Я же стрелял вместе со всеми. Мы начали палить, когда до противника оставалось менее двухсот метров. Я спокойно устроился возле амбразуры так, чтобы у винтовки был упор и, не обращая внимания на летящие пули, принялся выцеливать вражеских солдат. Удалось подстрелить троих.

Несколько солдат привлекли моё особое внимание. Они были обвешаны металлическими пластинами, а лица – закрыты резиновыми масками от противогазов (но без фильтров). В моё поле зрения попали трое таких. Они двигались неестественно для человека, в руках они держали пулемёты с ленточным питанием. Эти странные бойцы шли и стреляли короткими очередями – стреляли монотонно, невозмутимо, словно механически. Наших пуль они совершенно не боялись: не пригибались, не прятались за танками и не падали на землю, когда рядом рвались снаряды.

Я прицелился одному в голову. Выстрелил. Пуля пробила каску, но боец даже шаг не сбавил. Только перевёл в мою сторону пулемёт и принялся поливать амбразуру свинцом. Впрочем, стрелял он абсолютно криво, и все пули шли выше, а боец, словно не видел, куда они попадают. А вот когда у едущего справа танка повернулась башня, и пушка уставилась в нашу сторону, я понял, что дела плохи.

– Ложись! – крикнул я и пригнулся.

Пулемётная очередь прошлась по амбразурам. И почти тут же прямо у меня над головой рванул снаряд. Стена с треском разлетелась, помещение затянуло дымом. На некоторое время я перестал слышать что-либо. Радист лежал под столом, капитан Кузин – в углу. Он был оглушён. Поручик Свинопасов поднялся, отряхиваясь от земли, достал револьвер.

Я выглянул наружу, к нам бежали пятеро солдат. Они были уже близко. Я наставил на одного винтовку. Выстрелил. Один споткнулся и шлёпнулся лицом в мёрзлую землю, едва покрытую снегом. Остальные остановились и принялись стрелять в ответ. Я спрятался, достал револьвер. Перезаряжать винтовку времени не было. Рядом оказался поручик, он выстрели два раза в подбежавших бойцов.

И тут к нам влетели сразу три гранаты. Я схватил одну и вышвырнул обратно. Остальные две рванули. Моя защита выдержала. Я оглянулся: поручик Свинопасов лежал рядом, посечённый осколками, но всё ещё живой: кряхтел и пытался отползти подальше. Радист не двигался.

В это время в брешь, пробитую снарядом, запрыгнул вражеский солдат. Должно быть, он не ожидал, что тут кто-то остался в живых. Я выстрелил в него в упор из револьвера. Следом – второй. Не успел он забраться внутрь, как тоже получил пулю и мешком рухнул на своего товарища. Третий прыгать не стал – выстрелил в меня. Я пальнул в ответ, солдат свалился вниз рядом с остальными. Тем временем к бреши бежали ещё несколько бойцов, и последние три пули я выпустил в них.

По убежищу снова прошлась пулемётная очередь, следом раздался взрыв, и часть перекрытий рухнула. Прокашлявшись от пыли, я схватил винтовку одного из убитых. Как раз вовремя. В проёме, ведущем в траншею, показался боец в широкополой каске. Я выстрелил, и он завалился в проходе, преграждая путь другим. Солдат, идущий следом, вначале выстрелил, потом полез через тело первого, но тоже упал с пулей в груди.

Двое залезли через брешь. Я обернулся и пустил пулю в голову первому. Второй не успел опомниться, как оказался пригвождён штыком к бревенчатой стене.

Я почувствовал, как защитная оболочка дрогнула от попадания очередной пули. Вытащив штык из мёртвого тела, я обернулся. Передо мной стоял ошарашенный боец, не понимая, что происходит и почему я не падаю. Я передёрнул затвор и выстрелил.

Больше никто не лез. Я сообщил по рации (к счастью, она оказалась настроена на волну штаба батальона), что капитан ранен, враг прорывает оборону, и нам требуется подкрепление. Теперь вся надежда была на третью роту, которая должна встретить врага на улицах села. Впрочем, шансы у них тоже невелики. Я даже не представлял, как остановить четыре танка и ещё с десяток различных бронированных машин, не имея никаких противотанковых средств.

Я собрал с убитых обоймы с патронами и распихал по карманам. Перезарядил винтовку. Пока делал всё это, отключил защиту, чтобы энергия не иссякла в самый неподходящий момент. Затем снова сконцентрировал силу и направился к двери.

Я перебрался через три тела в проходе и оказался под открытым небом. В траншее передо мной лежали вперемешку наши солдаты и солдаты противника. Кто-то ещё был жив: стонал и шевелился. Повсюду грохотала винтовочная пальба, раздавались крики. Танк, который стрелял по убежищу, со злобным пыхтением переползал окоп.

Перешагивая через убитых и раненых, я направился к повороту, но едва зашёл за него, как столкнулся нос к носу с тремя вражескими солдатами. Мы с передним одновременно вскинули винтовки. Два выстрела слились в один. Боец с пробитой головой завалился назад. Те, кто следовал за ним, тоже наставили на меня стволы. Раздались два сухих хлопка. Уходя с линии огня, я отпрянул к стене траншеи, перезарядил винтовку и нажал на спуск. Пуля угодила в плечо второму. Следующий выстрел – третий плюхнулся в окопную грязь. Я заколол второго, но тут на меня напрыгнули сверху. Боец хотел свалить меня с ног, но я остался стоять, а он упал, и я вогнал ему штык меж рёбер. Следующий налетел на меня сзади и ткнул штыком с размаху. Я обернулся. Остриё упёрлось мне в грудь, столкнувшись с энергетической защитой, и я ударом снизу вверх вонзил примкнутый клинок своей винтовки противнику в подбородок.

Двинулся дальше. За следующим поворотом я увидел, как двое вражеских бойцов закололи нашего. Быстро передёргивая затвор, я выпустил последние два патрона. Застрелил одного. Второй ринулся на меня со штыком наперевес. Я парировал удар и резанул нападавшего по горлу. Кровь фонтанчиком прыснула из сонной артерии врага. Он схватился за шею, захрипел и упал в грязь.

Я отодвинул затвор, достал из кармана обойму и, приставив к приёмнику, загнал в магазин все пять патронов. Закрыл затвор. Впереди, совсем близко, раздалась пулемётная очередь, несколько пуль прилетели в меня, поколебав энергетическую защиту. Я поднял глаза: на меня двигался бронированный солдат в противогазной маске. Он неумолимо шёл по траншее и стрелял короткими очередями. «Похоже, я влип», – пронеслась в голове мысль.

Глава 20

Бронированный солдат двигался на меня. Нас разделяли несколько шагов. Уходя с линии огня, я прижался к стенке траншеи и выстрелил. Пуля пробила резиновую противогазовую маску, но боец лишь немного пошатнулся, и продолжил идти и жать на спуск, отсекая по три четыре патрона. Одно меня спасло: противник оказался жутко косой и, не смотря на близкое расстояние, все пули летели мимо. Солдат почему-то не смог перевести ствол чуть-чуть влево. Он был уже в трёх шага от меня. Я набросился на него и, сбив с ног, придавил к земле. Сорвал маску. Под ней синело мёртвое лицо с тремя отверстиями от пуль, которые даже не кровоточили.

С ходячими трупами я сталкивался уже не первый раз. То столкновение на лесной дороге под Тобольском произвело на меня крайне неприятное впечатление. Эти существа вселяли какой-то замогильный ужас. Сейчас, встретившись глазами с мёртвым неподвижным взглядом трупа, я ощутил примерно то же самое, что и тогда.

Под ударом моего кулака голова покойника разлетелась на куски, словно от кувалды, но мёртвое тело продолжало дёргаться, а палец – жать на спуск, и обращённый в небо ствол пулемёта по-прежнему исторгал короткие очереди. Стараясь не думать о том, что передо мной – шевелящийся безголовый труп, я выдернул из рук мертвеца оружие. Это был ручной пулемёт с длинным стволом, закрытым вентилируемым кожухом, и с ленточным питанием. Лента же тянулась к специальному ранцу, в котором, судя по весу, было ещё полно боеприпасов. Я стянул с покойника ранец и надел на себя.

И как оказалось – весьма своевременно. До траншеи добралась вторая волна атакующих, и я принялся расстреливать их. Одни падали, не добежав, другие добегали, но прошитые пулемётной очередью, валились в окоп. Несколько человек справа и слева от меня спрыгнули вниз и, выстрелив в меня, бросились в штыки. Я обернулся в одну сторону и длинной очередью положил четверых, обернулся в другую и почти в упор расстрелял ещё двоих солдат. Прилетела ручная граната и упала среди тел, заваливших траншею. Раздался взрыв. Меня обдало кровью, осколками и кусками мёртвой плоти. Боец высунулся из-за угла в надежде, что вывел меня из строя, но тут же упал, прошитый пулями. Высунулся второй боец, и тоже получил свою порцию свинцу, закричал от боли и отпрянул назад.

Наверху послышались тяжёлые шаги, а рядом со мной приземлилась ещё одна граната. Подумав, что эта канитель будет продолжаться до тех пор, пока у меня не иссякнет энергия, и меня не убьёт обычная пуля, я решил притвориться мёртвым. Бросился на кучу тел. За спиной грохнул взрыв. Потом грянули несколько винтовочных выстрелов. Лязг железа и топот тяжёлых ног раздались у меня над головой. Я уткнулся лицом в шинель убитого солдата, затаив дыхание. Шагающая машина остановилась, постояла немного над траншеей, а потом перешагнула её и потопала дальше. Оператор не заметил, что я жив.

Где-то неподалёку с лязганьем и пыхтением прополз танк. Звуки стрельбы переместились вглубь села. Траншеи затихли, теперь тут никого не было, кроме мёртвых и раненых, оглашающих стонами местность.

Вторая рота была уничтожена, а третья держала оборону на улицах посёлка, но и её истребление теперь – лишь вопрос времени. Никаких противотанковых средств наши солдаты не имели. А ведь в селе находился госпиталь, а в госпитале – Таня. Я должен был что-то предпринять.

Поднялся, огляделся: никого. Проделав манипуляции с энергией, обновил защиту, надеясь, что она продержится ещё достаточно долго, чтобы сохранить мою шкуру в целости и сохранности до окончания боя. Постоянно практикуя свою технику, я ощущал, что становлюсь сильнее, а сейчас, когда прошла головная боль, стало ещё легче сохранять должную концентрацию. И всё же сила моя была небезгранична.

Выбрался из траншеи, напоминавшей теперь братскую могилу. Столб дыма над крышами ясно показывал, где находится ближайший танк. Вокруг зияли воронки, а почти все избы вблизи окопов были разрушены артиллерийским огнём. За амбаром горел подбитый броневик.

Я двинулся огородами, меся промокшими насквозь ботинками осеннюю грязь. На соседней улице наткнулся на группу солдат. Ещё издали услышал их короткие переговоры. Подошёл к полуразрушенной стене дома, выглянул из-за угла: десять человек двигались по дороге, осматривая местность. Я вышел и принялся строчить очередями по ничего не ожидавшим бойцам. Шестерых скосил почти мгновенно, они даже не сообразили, что происходит. Остальные кинулись врассыпную.

Возиться с ними мне было некогда, и я продолжил путь к танку.

Это был тот самый танк, что стрелял по нашему укрытию. Помимо башенной и лобовой пушки, у него имелось по пулемёту в борту рядом с боковым люком, а так же в кормовой части в полукруглом выступе позади котла. Танк занял перекрёсток и вёл огонь из пушек в направлении церкви, которая белела в конце улицы. Рядом постреливал из пулемёта шагоход. Отделение солдат стояло за танком. Я подошёл с тыла так, что меня даже никто не заметил. Когда обратили внимание, было уже поздно. Я выпустил несколько длинных очередей. Семерых скосил сразу, трое бросились бежать, но их тоже настигли мои пули.

Шагоход развернулся и дал по мне очередь. Я – в ответ, но его броня оказалась слишком толстой для пулемётных патронов. Лента закончилась. Я отбросил оружие, скинул опустевший ранец и ринулся под градом пуль к машине. Лобовой бронелист находилась как раз на уровне моей головы. Я сконцентрировал всю энергию в кулаке. Удар. Шагоход с огромной вмятиной в корпусе отлетел на несколько шагов и с грохотом шлёпнулся на землю. А я почувствовал, что силы иссякли: все они ушли в удар.

Я ринулся к танку, чтоб очутиться в мёртвой зоне бокового пулемёта, который начал стрелять по мне. Возле ног лежал раненый солдат, рядом – винтовка. Я поднял её. В это время люк в борту открылся, из него выглянул танкист в чёрном комбинезоне и шлемофоне. В руке он сжимал револьвер. Я выстрелил. Боец вывалился из машины, оставив на двери кровавые следы.

Я отомкнул штык – это был всё тот же длинный кинжалообразный клинок. Из двери выглянул второй танкист, я перехватил его руку с револьвером, и воткнул штык в живот. Вытащил солдата из танка. Залез внутрь и столкнулся нос к носу с пулемётчиком. Тот тоже достал револьвер, но выстрелить не успел, я вогнал ему клинок в горло. Кто-то выстрелил, но я вовремя отпрянул в сторону, пуля ударилась в перегородку за мной. Другой пулемётчик тоже наставил на меня револьвер. Отбив предплечьем руку с оружием, я воткнул нож противнику меж рёбер. Закрывшись, как щитом, хрипящим и харкающим кровью солдатом, я вытащил из его пальцев револьвер и выстрелил в танкиста, который находился в носовой части. Тот завалился на казённик орудия.

Остальные четверо подняли руки и начали что-то кричать на своём языке (он напоминал нечто среднее между немецким и итальянским). Сдавались.

Я вывел пленных на улицу. К нам уже бежали солдаты из третьей роты во главе с молодым худощавым прапорщиком. Я стал расспрашивать его, что происходит в селе.

– Да ничего хорошего, – ответил прапорщик. – Не знаю, сколько протянем. В церкви держим оборону. Того и гляди выбьют. Там второй танк по нам стреляет, подошёл с севера и хреначит!

– Есть те, кто умеют управляться с орудиями и кто может водить? – спросил я.

– Что хотите делать?

– С тыла зайти и уничтожить второй танк.

– Я доложу капитану, он решит, куда вам двигаться.

– Некогда. Пока доложишь, будет поздно. Быстрее надо. Кто-нибудь из твоих трактор водил?

Прапорщик передал мой вопрос солдатам.

– Я умею, – вызвался бородатый мордоворот. – В деревне трактористом был.

– Хорошо. Ты – за рычаги, – скомандовал я ему и снова обратился к прапорщику. – А ты посади четверых за пулемёты и двоих за нижнее орудие.

– Я должен доложить…

– Потом. Всё, давай прапорщик, не тормозим. А то нас всех тут… – я изъяснился в понятных нам всем выражениях, и прапорщик перечить мне не стал. Троим приказал увести раненых, а остальным – вытащить из танка убитых.

Я осмотрел орудия. Пушка на первом ярусе имела калибр пять дюймов и боекомплект в двадцать снарядов, из которых осталось тринадцать. Все – фугасные, а вот у двух с половиной дюймовой башенной пушки были бронебойные снаряды и снаряды со шрапнелью. Часть их находилась в башне, часть – в боеукладке вдоль бортов.

Я спросил прапорщика, сумеет ли тот управиться с орудием. Почесав затылок, офицер ответил утвердительно. Я залез в башню на место командира, солдаты встали за пулемёты и пушку. Башня оказалась довольно просторной. Я мог спокойно перемещаться с места командира на место наводчика, и был в состоянии дотянуться до снарядов, размещённых в креплениях в задней части.

Огонь из пулемётов я велел не открывать до того, как начнут стрелять орудия или до особого приказа, и мы двинулись по окраине села туда, где стоял вражеский танк (прапорщик знал, где тот находится). Трофейная машина на черепашьей скорости полезла напролом, сминая на своём пути заборы, деревья и кустарник. Мы проехали мимо группы германских солдат. Те не стреляли. Как я и предполагал, они ещё не знали, что танк захвачен.

Едва я заметил сквозь прогалы ветвей танк неприятеля, как тут же крикнул мехводу, чтоб тормозил и поворачивался носом по направлению к вражеской машине. Мы находились метрах в ста пятидесяти от неё. Танк напоминал тот, который был уничтожен в поле: башня отсутствовала, а артиллерия в количестве четырёх орудий, располагалась в длинных бортовых выступах. Как раз один из них хорошо просматривался.

Я зарядил бронебойным и, перейдя на место наводчика, прицелился в основание одной из пушек. Выстрелил. В боковом выступе вражеской машины образовалось небольшое отверстие.

– Нижний, огонь! – крикнул я прапорщику. Тот не замедлил исполнить приказ. Выстрелило пятидюймовое орудие. Снаряд рванул рядом с вражеским танком. Я тихо выругался.

– Недолёт. Выше! – крикнул я, а сам поднялся с места и потянулся за следующим снарядом. Из того положения, в котором я находился, его было не очень удобно доставать, но всё же я справился, и вскоре пушка была снова готова к выстрелу. В это время заработал кормовой пулемёт: пулемётчик заметил вражеских солдат и открыл огонь.

Вражеский танк пополз назад. Я навёл прицел в предполагаемое место расположения гусеничных катков. Грянул выстрел. Образовалось ещё одно отверстие в борту. Я стал спешно перезаряжать орудие. Грохнула пятидюймовая пушка. Когда я снова прильнул к приборам наблюдения, германский танк уже горел.

Что-то ударило в башню. Я поглядел в боковой перископ, заметил в прогале между амбаром и избой пушечный броневик – он-то и стрелял по нам. К счастью, броня пробита не была. Я схватился за рычаг управления башней, башня развернулась в направлении новой цели. Параллельно сосредоточился на энергетической защите. Уже третий раз за последний час я обращался к своей силе. И начали закрадываться опасения, что надолго её не хватит.

Броневик отъехал назад и скрылся за амбаром, пропав из поля зрения. А вскоре, вопреки ожиданиям, он оказался позади нас менее, чем в пятидесяти метрах от кормы танка. Выстрелил. Снаряд попал рядом со мной, и меня обдало градом осколков, отколовшихся при ударе от брони. Я повернул башню в тот момент, когда броневик снова хотел скрыться за препятствием и, почти не целясь, выстрелил. Болванка ударила чуть ниже башни. Броневик остановился. Через секунду из башни через распахнувшийся люк вырвалось пламя, а затем машина потонула в дыму.

Я задумался о том, что делать дальше. Мне не было известно место дислокации остальной вражеской техники. Я хотел связаться со штабом батальона, но танковую радиостанцию настроить никто из наших не мог: они не знали нужных частот. Пришлось отправить вестового. Ожидая, что враг попытается уничтожить нас оставшимися двумя танками, я велел встать так, чтобы наша машина была прикрыта с тыла, а я бы мог просматривать подступы. Среди плотной застройки осуществлять наблюдение оказалось не так просто, но я надеялся, что вовремя замечу дым, возвещающий о появлении поблизости бронетехники неприятеля.

Вестовой долго не возвращался, и я уже было подумал, что по пути его подстрелили, но, к счастью, это оказалось не так. Молодой солдат, которого прапорщик отправил в штаб, выбежал из-за угла ближайшей избы и, достигнув танка, принялся колотить в люк.

– Враг отступает, – сказал он на радостях. – Мы победили!

А ещё он сообщил, что подполковник Серов попросил меня явиться в штаб. Вскоре я сидел в уютном натопленном помещении за столом, на котором была разложена карта. Тут находились подполковники Серов и Чернецкий, а так же почти десяток других офицеров. Я обрадовался, увидев капитана Кузина. Он сидел с перебинтованной головой поникший и усталый.