Текст книги "Усобица триумвирата (СИ)"
Автор книги: AlmaZa
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)
– Как мало людям нужно, чтобы опорочить кого-то, – изрекла она, испытавшая подобное на себе. Святослав опять обнял её, жалея, что платок не даёт уткнуться носом в густые чёрные кудри, вдохнуть их аромат. На горизонте появился монах с двумя мальчишками, и князь опять отпустил Киликию, отстраняясь от неё.
Подведя детей к родителям, черноризец отпустил их руки. Глеб бросился обнять отца:
– Пап, пойдём на мечах подерёмся!
– Куда? Солнце уже садится, – угомонил его тот. Роман прижался к подолу материнского платья. Монах молчаливо откланялся и побрёл назад.
– Тогда научи меня детей делать! – выдал новую просьбу Глеб. Святослав округлил глаза:
– Что?!
– Мама сказала, что ты учился.
– Мама? – князь покосился на княгиню. – Мама, у нас к тебе вопросы.
– Как ты видишь, днём я уже отвечала не очень удачно, – покраснела Киликия, разводя руками, – речь шла об умении писать…
– И совершенно случайно… – подсказал Святослав.
– Совершенно случайно… – повторила женщина.
– Вы обсудили, как делать детей?
– Не совсем так…
– Лика, они мальчишки, конечно, им это нужно знать, но чуть позже, и это я должен с ними об этом поговорить.
– Пап, а правда, получается, что Олежка лучше всех сделанный? – опять вмешался Глеб. Святослав, не отводя взгляда от глаз Киликии, поделился своим мнением:
– Мне казалось, сын, что я делал всех одинаково хорошо, но, может быть, мама так не считает? Я, видимо, что-то упустил. Давай её спросим?
Точно так же, глядя в глаза мужу с кокетливым прищуром, женщина сказала:
– Князь ты мой ненаглядный, давай поговорим об этом ночью.
Но ночью им поговорить не пришлось. Застучавший в дверь гридь сообщил, что Вячеславу сделалось хуже, и все снова стали собираться к его ложу.
____________________________________________
Примечания:
(1) жид не было ругательством, так называли евреев в Древней Руси
(2) исторический факт, что самый первый врач, известный в Древних Руси и Киеве, во второй половине XI в. конкурировал с армянским врачом; учитывая, что Армения – более древнее государство (а Ереван старше Рима, кто не в курсе), я описываю армян как знатоков во многих ремёслах, что, скорее всего, было правдой
(3) провинция Киликия (ныне территория Турции) была исторически населена в основном армянами, между господством над ней Рима, персов и Византии она даже входила в состав Великой Армении
(4) тать – вор
(5) Верхом, Верхними землями называли в Киевском, Черниговском и Переяславском княжествах всё, что было от них вверх по Днепру и дальше, соответственно, на севере Черниговское, Киевское и Переяславское княжество называли Низом, Нижними землями
(6) Остромир – реальное историческое лицо, новгородский посадник, только меня смущают годы рождения, активности и смерти в его роду, поэтому я буду менять возраст по своей логике. Его дед Добрыня был по матери дядькой Владимира Крестителя, таким образом он троюродный брат Ярослава Мудрого
(7) в Древности не было севера и юга, направления назывались полуночное и полуденное
(8) палочка из кости или металла, которой выцарапывали текст на дощечках, бересте или церах (покрытая воском доска для многоразового переписывания)
Глава восьмая. «Брат»
Пока Святослав одевался и подпоясывался, другие Ярославичи успели прийти к Вячеславу, стонущему в поту, дёргающему здоровой ногой и хнычащему, как малый ребёнок. Бессилие его выглядело и унизительно, и стыдяще для присутствующих братьев. Все они, кроме Игоря, в его годы уже успели повоевать и чувствовали себя умудрёнными мужчинами, которые не позволили бы себе выказывать слабость ни при каких обстоятельствах. Ода залилась слезами и, плача у стены, вытирала глаза и лицо платком.
– Что такое? – оглядел их Свят и остановил взгляд на занедужившем.
– Ох, не доглядели братика… – проныл Изяслав, утерев шмыгнувший, красный нос. От него потягивало кисло брагой.
– Он живой ещё! – прикрикнул на него Святослав, хотя был согласен с тем, что Изяслав за многим недоглядывал, и охоту ту пропустил не по достойным причинам. – Что ты нюнишься? Ладно они! – князь кивнул на Оду и, видя, что обессилевшую без сна и от горя, поддерживает княгиню одна из её ближних девиц, шикнул: – Уйдите, женщины! Только тоску наводите!
Молодая боярыня вывела жену Вячеслава. Святослав посмотрел на Всеволода, стоявшего с греческим лекарем. Второго врача снова не было. Грек не преминул заметить с акцентом:
– Вот что ваши знатоки наделали.
Святослав не стал ввязываться в спор пока что, и подошёл к брату, пылающему от жара. Взял его за руку:
– Вяча, что ты?
– Помоги, сделай что-нибудь, не хочу помирать! – вцепился он в братскую ладонь. Грек добавил:
– У него был короткий бред…
– Так сделай же что-нибудь! – обернулся к нему второй по старшинству Ярославич. – Главный знаток – ты! Спаси брата, как не раз спасал отца!
– Не все болезни поддаются лечению… – стал оправдываться он.
– Не голоси, Свят, – попросил Всеволод, не любивший склоки и шумных, темпераментных людей.
– Может, это… – приблизился Игорь, – попробовать избавить его… от ноги…
Вячеслав, как загнанный зверь, посмотрел на младшего. Помотав головой, закрыл глаза, из-под ресниц, смешиваясь с потом, вытекли слёзы. Безмолвно затрясясь в рыдании, он разомкнул веки и обратился к Святославу:
– Пусть! Ладно! Жить только дайте… и огонь этот из меня изгоните! Горю, и всё от неё, ноги этой!..
Задумчиво выслушав мученические сетования, Святослав, ни на кого не обращая внимания, произнёс негромко:
– Возможно, и ногу оставим. Надо попробовать ещё одно…
– Чего надумал? – с интересом навис рядом Изяслав.
– Слышал я, что княгиня Всеслава понимает в целении.
– Безбожница! – перекрестился Всеволод. Врач, перенимая за ним, повторил жест.
– И что с того? – бросил спокойный взор на брата Святослав. – Умение лечить никак не связано с тем, во что она верует.
– Как же! А если это бесовское колдовство?
– И чёрт с ним! – проорал Вячеслав, отпустив руку одного и вцепившись в рубаху другого, потянув на себя: – Пусть хоть сама дьяволица меня лечит! Только вылечила бы!
– Что ты говоришь, брат?! – встревоженный, не оскорблённый за веру, потому что посчитал, что младший помешался в горячечном бреду, Всеволод склонился к нему, увещевая: – О душе подумай! Погубить её хочешь? Что страдания дольние, когда настигнуть могут вечные? От адовых мук не вылечить!
– Ты мне тело спаси, а душу я отмолю! – приподнялся, перехватив за ворот рубашки братову одежку Вячеслав.
– Не гневи Бога!
– А ты ляг на моё место! Я на тебя посмотрю!
Святослав с Игорем посмотрели на великого князя, показывая, что решение за ним. Изяслав, медленно осознав это, забегал глазами с одного на другого, потом на Вячеславе остановился. Полоцкие князь с княгиней ему понравились, да и вообще он всегда симпатизировал язычникам. Они проще, веселее, пляски у них и песни задорные и, что важно, они у них есть и никогда не запрещаются, как в пост христианский; дружинники Всеслава пьют на славу, а потом такие сказания затягивают! По церквям подошв не стирают, на молебны времени не тратят, а уж их истории о том, что у каждого по две-три жёнки, и никто их за то не судит!.. Нет, определенно ничего дурного не находил Изяслав в гостившем у них родиче и людях того.
– Почему бы и не позвать её? – пожал он плечами. – Разведаем, правда ли, что она способная в этом.
Святослав с облегчением выдохнул. Греческий врач едва не сплюнул, защищая себя от тёмных сил. Всеволод недовольно поджал губы, направившись на выход:
– Я в этом участвовать не буду! – на пороге он обернулся к Вячеславу: – Верую, что затмило твой разум из-за болезни, и что бы ни сотворила эта полоцкая нечестивица, я за тебя молиться не перестану!
Нейола, когда за ней послали, явилась быстро, да не одна, а с Всеславом. Их проводили в опочивальню хворого князя. Святослав, встав в дальний угол, разглядывал эту странную для местных пару, гладковыбритого и длинноволосого мужчину и женщину в серебряном обруче с жемчугом и янтарём на голове. Их чёрные, будто не славянские вовсе глаза, смотрели по-звериному, но если у Всеслава это был взор доброго вожака стаи, то у Нейолы взгляд напоминал хищную волчицу. Манеры её были мягки, движения неслышны. Она знала, зачем позвали её и, войдя, ничего не спрашивая, молча, подошла к Вячеславу. Перед нею все невольно расступались, а больной притих, в удивлении и надежде забыв о муках. Нейола скинула покрывало с его ноги, подняла повязку и, вдохнув воздух, покривилась, тотчас опустив ткань назад.
– Мне нужны травы, – своим низким грудным голосом сказала она.
– Это поможет? – сипло спросил Вячеслав. Она даже не посмотрела на него, обернувшись на Изяслава и Святослава.
– Кое-что у меня есть в дорожном ларе. Кое-что нужно будет найти.
– Конечно, ты только скажи, княгиня, – угодливо приложил ладонь к груди великий князь.
– Велите принести мой ларь. – Свят распорядился, отправив с поручением гридя. – Есть те, кто понимает в травах? Чтоб сорвал, что нужно, и не спутал.
– Найдём, – пообещал Изяслав.
Нейола стала давать инструкции: ещё тряпиц, мёда, что покрепче, кипрея, шалфея, солодки, подорожника. Под её чёткими и неукоснительными указаниями все шевелились и бегали без промедлений. Когда всё было принесено и добыто, она указала на дверь:
– Выйдите все.
– Но… – растерялся Изяслав, разводя руками. Однако не сумел закончить своё сопротивление, только посмотрев на братьев. Те, едва заметно пожав плечами, решили послушаться, и все потянулись прочь, на выход. Уходя, Святослав прикрывал за ними всеми дверь и успел увидеть краем глаза, как губы Нейолы шепчут неведомые заговоры, а пальцы ловко начинают рвать, кроша, стебли и листья. Всеслав вышел с ними всеми заодно. – Супружница твоя… – начал, чтобы избавиться от неловкости, Изяслав, – точно ли умеет лечить?
– В Полоцке лучше неё этого делать никто не умеет.
– Тогда будем ждать успеха! – сложил молитвенно ладони великий князь, но, глянув на Всеслава, смущённо их опустил. Красиво ли при язычнике соблюдать христианские обряды? Неважно, кто хозяин, а кто гость, не надо касаться всех этих вопросов веры. Благо хоть Всеволод ушёл, а то бы устроил ещё склоку! – Пойти, поспать что ли покамест? – зевнул Изяслав.
– Я тут подожду, – сел на скамью у стены Святослав. – Вдруг ещё что понадобится?
– И то правда, – кивнул старший Ярославич, неохотно оставаясь, хотя видно было, что сон клонит его. Или манит недопитая чарка. – Бедный Вяча, как его так угораздило…
– Он сказал, что зверь его коню под ноги кинулся, – сказал Всеслав.
– Я думаю, – вздохнул Святослав, косясь на великого князя Киевского, – что не будь он во хмелю, то удержался бы в седле. Хмель до добра никого не доведёт.
Изяслав недовольно на него посмотрел, но, сжав пальцы на коленях, промолчал. Всеслав, будто не замечая намёков, с улыбкой добавил:
– В меру всего дозволено, и хмеля тоже! Отчего же, когда праздник, или нет его, но нутро просит, не почать кубок?
– Истинно так, – поспешил согласиться Изяслав, шутя в дополнение: – Как сказал наш дед, Владимир, есть веселие пить, не может без того быть.
Они провели под дверями светлицы около часа. Игорь не присел и всё мерил шагами пол, пока тот в одном месте под ним не стал поскрипывать. За окнами посветлело, и городская жизнь ожила, нарастая шумом. Челядь принялась за свои будничные дела. Нейола вышла от Вячеслава. Все устремили взоры к ней, поднимаясь.
– Он уснул, – сказала она.
– Жить будет? – спросил Изяслав так, как пришло ему в голову. Женщина перевела на него черноокий взор:
– Он должен поспать. Там посмотрим. – На скамью села она. – Я подожду здесь. Когда он проснётся, надо будет напоить его ещё травами.
– Нужно ещё что-то? – уточнил Святослав.
– Нет.
– Тогда надо отдохнуть, – подытожил великий князь. – Мы тут уже ничем не полезны, пойдём, подремлем.
– Пожалуй, надо бы, – кивнул Игорь.
Все стали расходиться. Последними уходили Святослав и Всеслав. Ярославич свернул за полоцким князем, чтобы оказаться с ним вдвоём, без лишних ушей. Он поравнялся с ним на крыльце, показывая всем видом, что имеет сказать что-то. Всеслав остановился.
– Племянник, – с улыбкой произнеся это, Святослав не скрывал, что не принимает за разницу в возрасте каких-то два года. Полочанин с любопытством и такой же насмешкой приподнял брови:
– Дядя?
– Жена моя сказала, что ты поведал ей об умениях своей княгини, – несмотря на дружеский тон и простоту, с какой говорил Свят, Всеслав понял послание между строк, он не был глупцом. Ему сообщалось, что между мужем и женой секретов нет, и если он думает совершать что-то в тайне, то ничего не выйдет. Свят положил ладонь ему на плечо. – Благодарю за участие и доверие. К тому же, спасибо тебе, что когда я занят, приглядываешь за супругой моей, ведь раз ты мне родич, то и ей также.
– О, какие благодарности! Ведь, в самом деле, мы же родня, – улыбнулся широко в ответ и Всеслав. Ярославич оценил видимую искренность улыбки, красоту её, подчёркнутую острыми сбоку, будто клыками, зубами, но понять выражение глубоких глаз так и не сумел. Что думал Всеслав? Специально ли нашёл Киликию или встретился с ней случайно? А если специально, то с каким умыслом? Выяснять открыто и ссориться с ним он не мог, особенно теперь, когда в Новгороде не всё надёжно. Нельзя лишить себя поддержки всей полуночной стороны, чего доброго, они там все объединятся, и в третий раз повторится то, что было дважды: Новгород и Киев начнут упорную борьбу. В прошлые два раза выигрывал Новгород (1), а Бог, как известно, любит троицу.
Они разошлись. Святослав, придя к себе, Киликии там уже не нашёл – ушла с сыновьями завтракать или ещё куда, поэтому упал спать, выдохнувшись от напряжения и волнений за Вячеслава.
Когда Вячеслав проснулся, жар у него спал, а нога, хотя ещё нывшая и тянувшая, не жгла и не изводила так, как накануне. Рядом, тут как тут, оказалась Нейола, протянувшая ему чашу с ещё каким-то горьким отваром. Чувствуя слабость и сонливость, князь выпил, но, тем не менее, был рад, что не испытывает тех мук, что были ночью.
– Неужто вылечила? – несмело задал он вопрос рассматривающей его перелом княгине. Та подняла к нему лицо, сообщая без каких-либо эмоций:
– Ходить ещё до вересня не придётся. Или самого листопада (2). И хромать будешь теперь всегда. Этого не исправить.
– Но… но нога-то… она останется? – с ещё не укрепившейся надеждой спросил он.
– Да, – ответила Нейола, и в этот миг подведённые её чёрные глаза показались Вячеславу самыми прекрасными на свете. Спасительницей она похорошела тысячекратно, и в немного пьяной от всех мёдов, выпитых как обезболивающее, голове, влюблённостью забилась благодарность. Вячеслав припомнил, как Всеслав целовал своей княгине руку, и с радостью бы повторил этот жест, но не позволил себе.
– Как благодарить тебя?
– Я скажу твоим братьям, что ты проснулся, – оставив без ответа, вышла она вон.
Князья были оповещены, что угроза миновала и, с облегчением и радостью, потянулись сызнова в опочивальню Вячеслава. Разбуженный Святослав вернулся одновременно с приведённой к мужу Одой, столкнувшись с ней в дверях. Он спросонок улыбнулся ей:
– Ну вот, княгиня, а ты горевала! Возвращай счастье на своё лицо!
Не столько от благой вести, сколько от обращения к ней деверя, ласкового и тёплого, Ода действительно улыбнулась и, зардевшись, вошла в комнату.
– Ох, княгиня! – дивился Изяслав на результат труда полочанки, на спасшегося от висевшей над ним гибели брата. – И вправду ты кудесница! – Всеволод, пришедший теперь уже без лекаря, хмуро опустил очи долу. Он готов был признать некоторые заблуждения, но предпочитал первым не заводить об этом речь, тем более, он ещё до конца не поверил, что спасение Вячеслава не поведёт за собой никаких последствий. Не падёт ли на его голову проклятье или порча? – Проси, чего хочешь! Жизнь брата стоит дорого! – расщедрился великий князь, широко объяв руками распахнутыми воздух. Нейола повела плечом и, ничего не говоря, зашла за спину Всеслава, стоявшего тут же. Она тем давала знать, что решать не ей, а ему. Изяслав кивнул тогда мужчине: – Проси за жену свою, скромницу. Чего хочешь?
– Хочу я, с одной стороны, самой малости, а с другой… боюсь сказать, не посчитаете ли наглостью?
– Бояться тебе нечего, – отрицающе махнул ладонью Изяслав, – неужто думаешь, что племянника не поймём? Говори, Всеслав!
– Хочу я… – полоцкий князь поочередно оглядел всех Ярославичей. – Прошу вас принять меня себе в братья, не держать за чужака, возродить прежнее единство. Позволено ли мне будет считать себя вашей семьёй, а вас – своей?
Ярославичи изумлённо переглянулись. Ещё несколько дней назад они впервые увидали этого человека, а до этого только и знали, что о борьбе и соперничестве отцов. Однако им пока поводы для войны не виделись, а Всеслав, к тому же, оказал им такую великую услугу! У Всеволода только на челе лежало негодование и неприятие подобного, Святослав же, сердцем готовый открыться, умом понимал, что принять полочанина братом – это уравнять его с собой, то есть, допустить к киевскому наследию? Принять в совет? Но на великокняжеский престол он всё равно никак претендовать не сможет, ведь и они, другие Ярославичи, какими бы ни были близкими Изяславу, разъедутся по своим уделам, так и Всеславу придётся возвращаться Полоцк.
– Что ж тут просить! – довольно провозгласил Изяслав. – И без того ты наш родич, а значит, и семья!
– Это как-то… – вмешался Святослав, видя, что старший брат не задумывается над далёкими последствиями каждого слова. – Должно быть обозначено, Всеслав? Желаешь ли ты подтверждений каких нашего к тебе расположения?
– Что ты, что ты! Только отцов двор прошу мне отдать, всё же, это был его дом в Киеве? Если я не чужой здесь, не чужак вам, а сюда, в святую святых князей без разрешения являться права не имею, могу заиметь свой угол, чтобы не чувствовать себя гостем и изгоем?
– Просьба эта справедлива, – скорее начал Святослав, пока Изяслав бездумно не пошёл и на это, – но только достойно ли тебя жить в боярской стороне, да ещё в соседстве с порубом…
– Где жил отец, там и мне пригодно.
– Но отец твой с нашим воевал, а мы с тобой – нет, к счастью…
– Свят, он мне жизнь спас! – вмешался Вячеслав. – Брячиславов двор всё равно пустует! Считаю, что должны отдать его Всеславу!
– Да, не вижу никаких тому преград, – подытожил Изяслав, уже не давая себя прервать, – Всеслав, Брячиславов двор теперь твой, живи в нём, сколько захочется!
Святослав удрученно вздохнул. Свободный доступ полоцкому князю в Киев ему совсем не нравился.
Успокоенные участью Вячеслава, который теперь должен был идти на поправку, все вспомнили о скорой игоревой свадьбе, подготовку к коей едва не прервали, и расходились, обсуждая её. Получивший исцеление попросил принести ему сына Бориса, чтобы подержать его и поцеловать. Ода отправилась за ним в светлицы, где приглядывали за княжичем нарочитые девицы.
– Пошла я вчера к Ладе, – говорила одна, Красмира, самая словоохотливая боярская дочь, когда вошла за ребёнком княгиня, – ей же было скучно эти дни, великий князь тут время проводил. Ну и вот иду я, смотрю, Киликия наша шагает, да не одна, а с этим приезжим болотным князем…
– Вдвоём идут? – заинтриговано подалась к ней вторая девушка.
– Да! И воркуют, точно голуби! Она вся ажно светилась! Идёт, виляет вся собой!
– И куда только её князь смотрит?
– То-то и оно, что пока не смотрит – она уже своё ищет…
Ода замерла на секунду у люльки, вытаскивая Бориса. Не любившая злословия или пустых сплетен, она всегда одёргивала девушек, заводивших разговоры о Святославе и обсуждавших его – а случалось такое частенько, многие боярские дочери, как и сама Ода, вздыхали по нему, особенно Красмира, считавшаяся самой прекрасной из киевских девушек на выданье и мечтавшая выбиться в княгини, – но опорочивающие Киликию слова заставили слушать их. Ода с удовольствием бы поверила, что Киликия блудница и неверная жена, потому что не хотелось видеть её рядом со Святославом. Поползшая по душе ненависть к гречанке доползла до груди и заставила вздрогнуть, перекрестившись. Ода вспомнила, как возжелала Святослава и молилась, чтобы Вячеслав не приходил к ней, и что после этого вышло. Если что стрясётся с Киликией, она себе этого не простит!
– Разве княгиня плохая? – обратилась она к сплетницам. Красмира с ухмылкой перекинула косу на плечо и стала её поглаживать:
– Об этом многие говорят. И матушка мне рассказывала, она-то ещё при княгине Ирине тут жила, видела вернувшегося из Царьграда с этой распутницей Святослава Ярославича, говорит, её приходилось заставлять одеваться, настолько она привыкла у себя там голой при всех ходить!
– Да, я слышала, – подхватила вторая, Болемила, – как она, несмотря на замужество, простоволосая выходила, а князь только и успевал ловить её и укрывать!
– Одно слово – распутница, – повторила убеждённо Красмира. Которой было шестнадцать лет, как и её подруге. Оде было только восемнадцать и она, по наивной юности и неопытности не знала, во что верить, кого слушать. Киликия была её старше лет на десять, и казалась оттого ещё более порочной, непонятной, не заслуживающей любви Святослава. Прижав к груди Бориса, Ода посчитала за лучшее уйти к мужу и сидеть с ним, дальше от соблазнов, грехов и слухов, провоцирующих первое и второе.
Всеслав с Нейолой вошли в свои покои, оглядев их как будто впервые. Теперь весь Брячиславов двор, просторные хоромы, терем в три этажа, принадлежал им. Их можно было устраивать по своему разумению, украшать, обживать. Убедившись, что за дверями никого нет и они остались наедине, князь с княгиней улыбнулись друг другу: он – чуть лукаво и самодовольно, она – холодно и с вызовом, давая понять улыбкой, что дело только начато.
– Что, сестрёнка, по-моему, всё пока выходит удачно? – Всеслав плюхнулся на кровать и, стянув с себя сапоги, закинул на неё ноги. – Не пожалела, что назвалась моей женой? А то вдруг прельстилась кем из наших братушек?
– Кем? – презрительно хмыкнула Нейола, начав снимать с себя украшения. – Этим бражником Изяславом? Или богомольным Всеволодом? Или тем, что твоими стараниями останется калекой? Ну нет, я для того и назвалась твоей женой, чтобы никто и не подумал приближаться! Я вайделотка (3)!
– Мать наша тоже ею была…
– А отец наш был так же похотлив и ненасытен, как и ты! И прадед Владимир.
– Горячая у нас кровь, что поделать? А что ж ты Святослава пропустила?
– Грубый мужлан, – она села возле ног брата, – эти бородачи ужасны, как дикари!
– Обо мне, похоже, они думают то же самое.
– Зачем ты велел спасти Вячеслава? Мы же хотели погубить их всех!.. – напустилась девушка на Всеслава, подобравшись поближе к изголовью.
– Не будь такой нетерпеливой, сестра. Я так и думал, когда мы отправились на свой страх и риск попытаться забрать то, что нам причитается по праву первородства. Но посмотри, как тут всё устроено! В Киеве на треть правит боярство, на треть воеводы, и они не принимают тех, кто им не люб, не принимают тех, кто им незнаком. Нас не признают, мы – чужаки, и пока мы не станем тут своими, даже не думай избавляться от Ярославичей, мы не удержим Киев, о нет!
– И сколько же придётся ждать, брат?!
– Не год и не два, больше, Нейола, больше! Но лучше подождать пять, десять лет, чем закончить всё безрезультатно, как отец!
– Мы не повторим его ошибок. – Она легла вдоль молодого мужчины и положила голову, освобожденную от обруча, ему на плечо. – Что ты нашёл в этой женщине?
– Киликии? – понял Всеслав. Пылкий, падкий и страстный, он и сейчас лежал и думал о жене Святослава, которая никак не позволяла к себе приблизиться. – Не знаю, Нейола, но я хочу её!
– Ты наводнил весь терем в Полоцке своими девицами, и тебе всё мало?
– Что те девицы? Бери их горстями – вот они, все мои… А эту…
– Так просто не возьмёшь? – угадала Нейола.
– Да, так просто не возьмёшь, – произнёс размеренно Всеслав.
– Я могу одурманить её на одну ночь, хочешь?
– Нет! – полоцкий князь помотал головой. – Не хочу так… хочу, чтобы она сама ко мне пришла! По своей воле.
– Ты для неё нехристь, она всегда будет тебя сторониться, – сказала девушка. Они посмотрели друг на друга похожими чёрными глазами своей неистовой, не сдающейся прабабки Рогнеды, силой взятой Владимиром Крестителем.
– Посмотрим, Нейола, посмотрим, сестра! Умей быть терпеливой.
– Я буду, ради торжества справедливости и нашей победы, брат.
Примечания:
(1) Владимир Креститель воевал со старшим братом – так называемая первая междоусобица – приведя отряд наёмников из Новгорода, и победил, его сын, Ярослав Мудрый, воевал с братьями во второй междоусобице, с наёмниками из Новгорода, и победил. В Новгороде, как главном портовом северном городе, нанимались прибывающие из-за моря варяги, норманны, викинги, всегда имевшие большую силу и опыт в битвах
(2) вересень – сентябрь, листопад – октябрь
(3) вайделоты – жрецы у литовских племён, населявших около полоцкие земли, отвечавшие за врачевание и передачу мудрости из поколения в поколение, женская их часть – вайделотки – давала обет девственности, в них принимали только девиц из высших сословий, главной их задачей было следить за неугасимым огнём перед идолом богини огня Прауримы, но я приписываю им и навыки вайделотов-мужчин и образ ведьм-колдуний
