Текст книги "Усобица триумвирата (СИ)"
Автор книги: AlmaZa
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)
– Пусть сначала крестится, а потом ходит!
– Ты путаешь важность вещей, брат.
– Каким образом?
– Если он крестится для того, чтобы получить доступ в церкви – что это будет за вера? Исполнить обряд ради новых возможностей? Пустое, ничего не значащее действие без убеждений. Если же он в церквях обретёт желание креститься, и именно крещение и вера станут целью – это совсем другое. Это будет куда серьёзнее и глубже.
Всеволод задумался, покончив с брагой и перейдя на морсы. С него было достаточно пьянящего питья, всё-таки вступление в брак – это божественный и духовный союз, а не эта последующая пирушка, и за новобрачных надо молиться, а не пить.
Прямо на стуле принесли и Вячеслава. Он оказался возле Всеслава и, выпив пару стаканов, взбодрился и разговорился с ним. Ода была зажата и не поднимала взора от тарелки. Почти напротив неё сидел Святослав, любоваться которым она могла бы бесконечно, а рядом чувствовалась близость полоцкого князя, которого она теперь побаивалась и предпочитала сторониться. Он знал, в кого она влюблена, и будто обнажал её перед миром своим знанием. Ей никуда было не скрыться от своих чувств, раскрытых кем-то.
От плясок и песен к вечеру сделалось ещё жарче. В зале было тесно, и многие повалили во двор, куда вышла и часть музыкантов. Веселье растянулось. Изяслав, не выпуская кубок из руки, вспомнил, что распоряжался устроить праздник и в Подолье. Его потянуло смотреть, как гуляет простой люд. Дружинники, особенно варяжские наёмники, горячо поддержали предложение, и неровная гурьба потянулась змейкой вниз с холма. Гертруда отказалась участвовать в шествии и, окружённая польскими посланниками, осталась за столом. Анастасия, жаловавшаяся и до этого на головную боль, удалилась в светлицы.
– За Изом надо присмотреть, – сказал негромко Киликии Святослав. – Пойдёшь со мной? Не хочу оставлять тебя одну.
– Это говорит тот, кто собрался уехать неизвестно насколько? – улыбнулась она лукаво, но коснулась мимолётно щекой его плеча: – Идём, мне тоже нравятся гуляния народа. В них есть что-то непосредственное, открытое, простое. Чего не хватает всем этим княжеским излишествам.
Закат погас за Копыревым концом. Близилась ночь, освещаемая зажигающимися кострами. Особенно много их было на торговище, где девушки и парни водили с напевами хороводы, смеялись, бегали и хватали с накрытых княжьими людьми столов сласти и угощенья. Здесь, поодаль от теремов и власти, в срубах и избах, в их жителях заметны были старые привычки, предшествовавшие христианским. Юноши и девицы вели себя свободнее, убегая для встреч в рощи. Дети не знавали грамоты, не обучались ей, но точно заучивали имена местных духов и главных богов, предания о них и древние былины, которых не помнили и самые долгожительсвующие бояре. Народ, когда-то звавшийся полянами, перемешавшись с северянами, свеями и другими скандинавами, печенегами, византийцами, армянами, новгородскими словенами стал многолик, но сохранял свою открытую и доверчивую душу, не напряжённую догматами и не опечаленную отделением от природы. Он ткал, вспахивал, выращивал, пас, собирал, ловил рыбу и лесного зверя, и во всём этом сохранял единство с тем, что звалось у него «Родом», высшей силой, дарящей людям всё необходимое для жизни.
Святослав попросил Лику подождать его на торговище. Потеряв Изяслава из вида, он отправился за братом. Тот был достаточно пьян, чтобы переживать за его поведение, и один Ярославич поспешил на поиск другого, обходя людей и осматриваясь. Темнота не облегчала задачи. Киликия посмотрела на берёзовый пролесок, идущий в сторону Глибочицы (6), там было совсем ничего не рассмотреть, но оттуда доносились то шорохи, то голоса. Отойдя от шумного и разгоряченного скопления киевлян, княгиня подняла взгляд к звёздам. Здесь ей были слышны сверчки и поющие вдали, в Дорогожицком болоте лягушки. Влажный воздух стелился оттуда, с полуночной стороны и от Днепра. Его прорезали звуки флейт и звонкое стрекотание бубенцов. Вдруг в роще раздался крик. Киликия обернулась, вглядываясь во мрак. Это был девичий крик! Она не могла спутать его с какой-нибудь птицей. Поглядев назад в поисках факела, она не увидела ничего, чем могла бы посветить себе, но всё равно шагнула между деревьями. За локоть её кто-то ухватил. Она вздрогнула, но быстро узнала Всеслава.
– Пусти!
– Не ходи туда, – предупредил он, – там пьяные варяги.
– Но я слышала крик…
– Не первый, и не последний. Насытив желудок и напившись, любой воин хочет женщину. И они их нашли.
– Нужно позвать дружинников…
– Чтобы присоединились? – ухмыльнулся Всеслав. – Половина из них – варяги. И они как раз там, – кивнул полоцкий князь на рощу. – Князья завтра с этим разберутся, поверь мне.
– Идолопоклонники и дикари, – покачала головой Киликия, представляя, что происходит в глубине берёз, и невольно сжимаясь от этого.
– Я тоже похож на дикаря? – отвлёк её Всеслав. Она посмотрела на него.
– Дай тебе волю – ты будешь так же бесчинствовать!
– А христиане не будут? Не лги себе. Что делали поляки в Киеве и что делали русы в Червенских землях, когда ходили с войной друг на друга? Происходило то же самое. Вера мало кого отвращает от удовольствия.
– Но женщины…
– Каждая женщина хочет быть захваченной и завоёванной, разве не так? – повёл он бровью. Вызовом зажглись его чёрные глаза.
– Не каждая, – возразила Лика.
– Может быть, не каждым мужчиной – да. Но когда она находит себе кого-то по душе, то ждёт именно этого. Завоевания. Беспощадного и бескомпромиссного.
– Ты оправдываешь мужскую грубость.
– А ты отрицаешь женскую тягу к ней.
– Всеслав, тебе лучше уйти.
– Я ведь всё равно вернусь.
– Не надо, – Киликия вздохнула, с опаской поглядывая, чтобы не появился Святослав, – к счастью, вскоре мы уедем, и ты перестанешь мне досаждать.
– Да, в Чернигов. Я знаю. Не такой далёкий путь, чтобы я не добрался.
– Не смей! – округлила глаза княгиня. – Слышишь? Только попробуй! – «Господи, я ведь окажусь там одна на какое-то время, Господи, удержи этого человека от меня подальше! Если имеешь власть над тем, кто в тебя не верует».
– Знаешь, что за рощей? – резко сменил он направление разговора. Киликия даже обернулась себе за спину.
– Болота.
– А за ними, как я узнал от здешних, оболонь (7), где до сих пор существует капище Велеса. Хотя его идола скинул в Почайну мой прадед Владимир, и основал замест святилища церковь святого Власия, народ всё равно почитает Велеса и просит у него здоровья скоту и плодородия. Интересно, уж не выдуман ли был святой Власий Владимиром?
– Не говори ерунды, Власий претерпел мученическую смерть при императоре Лицинии, его и в Константинополе почитают.
– Да? Что ж, но разницы большой нет. Народу подсунули созвучный обман, запирая в четырёх стенах и заставляя скорбно молиться, хотя до этого там шутили, играли и предавались любви.
– Неразборчиво и в блуде? Ты восхваляешь любой грех, Всеслав.
– Что есть грех? Не говори мне, княгиня, что ты сама в это веришь и считаешь, будто любовь и плотское удовольствие от неё заслуживают страшной кары. Ты скажешь мне о божьем благословении, которое наступает только после венчания? Но, по вашей, христианской логике, Бог создал всё, и единение тел тоже. Если это создал Он, то оно благословенно изначально, зачем же ждать ещё одного обряда, который проводят сами люди, если то, к чему они стремятся, уже есть и доступно?
– Венчание объединяет души, а не тела.
– Тогда тела, всё-таки, могут соединяться и без него?
– Всеслав, – опомнилась Киликия, не зашла ли далеко в этой беседе, – ты ведёшь со мной непозволительные речи.
– Ответь, всё-таки.
– Нет, телам без души соединяться нельзя. В этом нет смысла, это бездуховно и грязно, и…
– Посмотри на кагана с его женой. Посмотри на Вячеслава с его женой. Посмотри на многих, на большинство, и скажи, сроднились ли, соединились ли их души после того, как вступили в священный, законный брак? Молчишь? Оказывается, это вовсе не обязательно приводит к добродетельному блаженству, не так ли?
Киликия нашла глазами Святослава, вертящего головой явно в её поисках.
– Я должна идти, Всеслав. Никогда больше не подходи ко мне. Никогда!
Придержав длинный подол, она спешно пошагала к мужу. Почему полоцкий князь так часто был прав? Так неуместно и ужасающе прав.
________ Примечания ________
(1)Бржетислав – король Чехии
(2)Польская династия, к которой принадлежат Казимир и Гертруда
(3)Мошна – небольшая сумка на поясе, кошелёк
(4)Ефрем – реальное историческое лицо, Ефрем Печерский, который до монастыря был в услужении у Изяслава
(5)Разумеется то, что сейчас в Днепре почти не поймать, когда-то существовало в нём в изобилии
(6)Глибочица – небольшая речка в Подолье, впадавшая в Почайну
(7) Оболонь – приболотистая местность, низкий берег, заливаемый при разливе, заливные луга
Глава десятая. «Отбытие»
Спящую новобрачную озарил свет, но она сладко продолжала видеть сны. Светлые волосы, не такого пшеничного оттенка, как у славянок, и не такого холодного, как у скандинавок, обрамляли лицо. Медовые и пушащиеся, как цветы липы, они немного растормошились. Игорь посмотрел на окно, оповестившее о приходе утра, и вернул взор к Елене. «Она прекрасна» – подумал он, глядя на невесту. То есть, уже жену. Не тревожа её, он стал вспоминать, как вошли они сюда ночью, после свадебного застолья, как смотрели друг на друга при свечах, не решаясь несколько минут двигаться. Потом, согласно обычаю, Елена разула его, севшего на кровать, и обмыла ему ноги – так она должна была выказать подчинение супругу и готовность служить ему. Потом он усадил её рядом с собой и, впервые, поцеловал.
Ресницы дрогнули. Замерли. Опять дрогнули. Девушка открыла глаза, и сразу же увидела любующегося ею мужа. Подтянув к подбородку одеяло, она несмело улыбнулась ему.
– Доброе утро, – следя за выговором, без акцента произнесла Елена. Они с Игорем ни слова не сказали друг другу ночью. Она до сих пор не разговаривала с ним, если не считать пары фраз на пиру да венчальные клятвы.
– Доброе утро… – поздоровался юноша и продолжил: – …моя княгиня.
Неуютно себя чувствуя под его неотступным взглядом, она приподнялась и села в постели, продолжая тянуть за собой одеяло, чтобы закрываться. Хотя на ней была нижняя рубашка из виссона – драгоценная вещь из приданного. Игорь, опиравшийся на локоть, тоже приподнялся и уселся.
– Мы теперь муж и жена, – сказал он, не зная, что ещё сказать. Ему было всего восемнадцать, и хотя больше года назад, перед свадьбой Вячеслава, они с братом сходили в Подолье «к девицам», особого опыта ему это не прибавило. Изяслав и накануне венчания предложил ему пойти побаловаться напоследок с какими-нибудь холопками или вдовицами, но Игорь не пошёл, он уже видел свою невесту и ждал её, любил заранее с первого взгляда.
– Да, – кивнула она, уставившись на свои накрытые коленки.
– Ты… – Ему хотелось спросить, не испугал ли он её ночью, не сделал ли чего-то, что ей не понравилось? Но он боялся спрашивать. – Голодна?
Елена покачала головой.
– Позавтракаем позже?
– Да.
Темы для разговора заканчивались, но Игорь хотел говорить с ней, расположить её к себе, дать ей понять, как она ему нравится. И сам он хотел понравиться ей.
– Пойдём на службу?
– А… можно не ходить? – осторожно, почти шёпотом спросила Елена, покосившись исподлобья, из-под упавших на щеки локонов.
– Не хочешь?
Застывшая, она не шевелилась, не позволяя понять, каковы её мысли. Вот так прямо сказать, что не прониклась ни на родине, ни здесь длительными богобоязненными обрядами она не могла. Разве вежливо пренебрегать обязанностями и идти вопреки установленного порядка? Но Игорь почувствовал её нежелание без слов. Медленно протянул руку и взял в неё ладонь девушки.
– Тогда не пойдём. Всеволоду это, конечно, не понравится, но… мы скоро уедем на Волынь, и нам незачем привыкать к тому, что принято здесь. У нас будут свои привычки. – Стараясь приблизиться незаметно, Ярославич всё-таки не мог дотянуться до губ Елены совсем внезапно, поэтому замер на середине пути, посмотрев на её реакцию. Она не отстранилась, а опустила взгляд на его губы. Уголки её рта взволнованно дрогнули. Поддаваясь внутреннему порыву, Игорь совершил задуманное – поцеловал юную жену. Чуть вытянув шею ему навстречу, она отпустила одеяло и положила руки ему на плечи. Обрадованный, Игорь оторвался на миг. – Ты же, правда, не боишься меня?
– Не боюсь, – улыбнулась робко, но искренне Елена. Теперь, после ночи, когда она узнала его близко, когда узнала, о чём предупреждали её женщины, она избавилась от страха неизвестности. И её сердце наполнилось симпатией к тому, с кем связала её судьба. – Совсем не боюсь.
Князь рьяно притянул её к себе и, плюнув на положенный церемониал для новобрачных, постановил, что первой трапезой вполне может стать и обед.
– Это неприлично, – заявила Анастасия Всеволоду, когда они вернулись из собора. – Игорь и Елена, рекут (1), ещё из сенника (2) не выходили!
– Да, нехорошо они службу пропустили, – вздохнул Ярославич.
– Что вообще творится? Это вчерашнее бесовство! – девушка приложила ко лбу ладонь. – Я думала, не высижу долго. Скоморохи, крики, дудение! А когда за столом им стали подстукивать ложками!..
– Русы часто играют на них…
– При твоём батюшке такого не было.
– Батюшка с возрастом стал очень набожен. Изяслав не такой.
– Он потворствует возвращению старых поганских обычаев, – сказала Настя, подойдя к слюдяному окну, выходящему во двор, где вчера кружились и пили дружинники, бояре, гриди, где бренчали по струнам и били в барабаны. На Подолье, сплетничала челядь, мужики занимались давней забавой – мерялись силами в кучной, кулачной драке, разбивали друг другу носы и лица «в шутку»!
– Нет, не говори так! Брат верует в Бога единого. Если что и заставляет его попустительствовать, так это присутствие нечестивого Чародея! Изяслав считает, что ему нужно угождать, дабы не развязать ссоры.
– Всеслава надо держать подальше от кагана, но твой брат, похоже, находит приятным общение с ним.
– Полоцкий язычник скоро уедет. Да и мы, не переживай, уедем в Переслав, подальше от шума и всей этой суматохи…
– Как ты не понимаешь! – развернулась Анастасия и, подойдя к супругу, взяла его в руки в свои, посмотрела ему в глаза. – Мы не можем сейчас далеко уехать и оставить Изяслава Ярославича одного. Ты же видишь, он не так крепок в вере, как ты! Ему нужны советы, его нужно направлять. Ты должен делать это!
– У него для советов есть Святослав, – попытался Всеволод сделать вид, что ему неинтересно воспитывать старшего брата. В какой-то степени ему это и не было интересно, но душа, часто возмущаясь и морализаторствуя, желала наводить порядки, установленные в источнике их веры – в Византии. Греческое благолепие и чинность, принесённые Владимиром из Корсуни, нуждались в защитнике. В окружении красноречивых и убедительных умных мужей, приехавших когда-то воспитателями, спутниками и помощниками принцессы Византийской, он не просто веровал, но верил в необходимость распространения веры, что периодически обсуждалось и постановлялось греческими священниками и книжниками.
– Святослав хороший воин, я знаю, что он мудрый человек, но в делах христианства он не понимает так, как ты.
– Значит, ты хочешь остаться в Киеве?
– Нет, конечно, нам надо будет поехать в доставшуюся тебе волость. Но долго отсутствовать не стоит. На нас тоже лежит ответственность. Ты – Ярославич! Под твоей рукой должна процветать праведность.
– Ты права. Да, нам стоит быть рядом с Изом. Иногда его поведение оставляет желать лучшего, – Всеволод вспомнил, что ему сказал один из гридей, будто бы в теремах великого князя опять уже какие-то дела решаются, прямо с утра. – Я схожу к нему и сейчас.
Переславский князь по сеням прошёл к торжественной зале, не нашёл там никого, оттуда опять по сеням к парадному крыльцу и ступил на него через главную дверь, появившись со спины великого князя. Тут же был и Святослав, стоявший у вынесенного резного высокого стула, на котором восседал самый старший Ярославич. Перед ними непривычно притихшими и смиренными стояли внизу, у лестницы на крыльцо, одиннадцать крепких мужчин. Большая часть из них – варяги, но затесалось и трое славян. Этих блудников и разбойников похватала самая верная и дисциплинированная дружина Святослава во главе с Перенегом, сохранившая трезвое здравомыслие во время всеобщего гуляния; кого схватили сразу ночью, кого найдя поутру. Напившись и расхрабрившись, они устроили на Подолье своеволие, кого-то избили, у кого-то погромили хозяйство, а ещё снасильничали над несколькими местными жительницами, пять из которых были ещё не выданные замуж девицы. За то, что их попортили, пришли жаловаться родичи, отцы и дядьки. За оскорбление жён пришли требовать наказания мужья. Их с трудом удалось оттащить от виновных, предупреждая бой и самосуд. Кровную вражду с самого начала правления пытался истребить Ярослав, да и само по себе убийство было великим грехом. Однако злость людская часто застилала глаза, и не закон светский, не закон божеский не могли остановить преступления.
– Придётся вам всем платить виру (3), – сказал, оглядывая пойманных, Изяслав. Он чувствовал за плечом тяжёлое присутствие Святослава и знал, что тот сейчас думает. Брат ведь нашёл его ночью тоже разбушевавшимся, великий князь сам приставал к какой-то девице, догнав её с телохранителями своими у избы, сломав плетень. Святослав успел вовремя, предотвратил. Бросил гривну на починку ограды перепуганным отцу и матери, которых держали воины, увёл Изяслава. Конечно, кагану бы ничего не было, кто его осудит? У них даже митрополита пока нет. Но каков был бы позор! Каково бы было людское недовольство! «Да и без всякого, – думал Святослав, – была бы кара или нет, нельзя вести себя так, самому думать надо, как можно, а как не можно! Вот уеду я, и что будет? Всеволоду бы решительности поболее! Голова-то на плечах у него есть».
Здесь же стоял и священник Святой Софии. Дело посрамления и изнасилования было церковным, потому виру полагалось заплатить в пользу церкви, а потом уже пострадавшим. Сверившись с Правдою (4), записанной при Ярославе, и Уставом, Ефрем огласил размер оплаты за одни деяния и за другие.
– Ну, – кивнул толкущимся у стен хором родичам обиженных девок Изяслав, – укажите, кто именно честь поругал? – Перетаптываясь и почёсывая лбы, мужики безмолвствовали. – Чего молчите? Говорите! Не вас тут наказывать собираемся.
– Да такое дело, великий князь, – выступил один, клоня голову и не смея смотреть в лицо кагану, – темно-то как было… кто же их разберёт? Мы угадать не можем.
– Так дочерей своих приведите!
– Сраму убоятся! Да и тоже не совы, в ночи не бачат (5).
– Что ж делать мне с вами? – вздохнул Изяслав и опять воззрился на нарушителей и негодяев. – Осрамление на вашей совести, коли есть она у вас, и, важнее оплаты, искупить свой грех! Кто сам признается, те пусть женятся на обесчещенных девицах, вместо виры.
Всё равно уплата шла не в его казну, и Изяслав проявил себя милостиво и щедро.
В воздух сразу взмыло семь рук. Святослав засмеялся над жадностью наёмников. Они служили тут ради богатства, ходили в походы ради грабежей, обожали злато и серебро, любили чувствовать вес набитой сумы. Им жениться, конечно, было лучше, чем расставаться с заработанным. Не этот, так следующий сезон – уплывут в свои снежные страны обратно, а названных жён тут оставят и забудут.
– Девиц всего пять, на всех не хватит, – напомнил, сквозь смех, Святослав. – Вы хотя бы крещённые?
– Нет, конунг! – сказал один из варягов, со шрамом через всё синее от татуировок лицо, без пальца на руке, лежавшей на пустых ножнах. Оружие у них отобрали, как взяли под стражу. – Но ради этого готов креститься!
– Вот что, – надумал Изяслав, – ступайте с родичами к девкам, пусть те сами выберут! А ежели не захотят за вас замуж вовсе, тогда придёте и заплатите, – он кивнул своему воеводе, – Ратша, проводи с дружинниками и проследи.
Народ стал выходить за ворота детинца, побрёл кое-как удовлетворенный и успокоенный по Боричеву спуску. Ефрем, поклонившись, ушёл, а за ним покинул Ярославичей и святософийский поп. Братья остались на крыльце одни.
– Это ты хорошо решил, – похвалил старшего Всеволод, – несколько душ обретёт спасение через крещение. Так бы их не всякий уговорил, а теперь станут христианами!
– На словах только, – хмыкнул Святослав, – что от таких толку?
– Но пока они не крещённые, не стоило впускать их сюда.
– Они с краю постояли, скверной ничего не замарали, – язвительно сказал Изяслав младшему из присутствующих, – ты уже Всеслава от ворот разворачивал, хватит этих глупостей…
– Это не глупость!..
– А полоцкий князь, может, – посмотрел на Всеволода Свят, – до сих пор обиду в сердце таит. Откуда нам знать?
– Да брось! – махнул, хохотнув, каган. – Всеслав отходчив и любезен. Я не знаю, что там за слухи о нём ходят в полуночной стороне, но по мне – это всё чушь! Характер у него чудесный, нрав добрый.
– Нет дыма без огня.
– Свят, не нагнетай. Довольно с меня и Володши, – указал на третьего Изяслав.
– Я не нагнетаю, но хотел поговорить с вами как раз из-за Полоцка. Смоленск прямо на границе с княжеством Всеслава. Места эти глухие, неизвестные и не всегда спокойные. Может, не стоит Вяче ехать туда? Он сейчас не в состоянии быть хранителем путей и границ, а ты помнишь, как нагло Всеслав присвоил себе там кусок земли.
– А что же тогда делать? Оставить Смоленск за тобой, а Вячу изгоем при мне? – прищурился старший Ярославич, заподозрив алчность в брате. – Мы всё твёрдо решили ещё зимой!
– Да не нужен мне Смоленск! Но туда мог бы пока поехать Володша, а Вячу направим в Переслав.
– Почему я должен туда ехать? – помнил о своих планах, надоумленных Анастасией, Всеволод. – Сам и езжай, если беспокоишься…
– Я и так завтра уезжаю, и не совсем в ту сторону. И перебираться я в Смоленск не собираюсь, Лика устала от этих поездок, мы только обживаться стали в Чернигове после Волыни, а ты ещё нигде не жил, кроме Киева, тебе какая разница?
– Слабый довод.
– Я переживаю за Вячу, вот и всё. Он упоён знакомством с Всеславом и его княгиней, которым безмерно благодарен – как и мы все, да, но мы головы не потеряем, а он… он не так твёрд в вере, как ты, а ехать ему в круг языческих поселений. Ты бы лучше справился. Да, я знаю, что зимой мы решили иначе, но есть обстоятельства. Они меняются. Зимой мы не имели того, что имеем сейчас – подозрительного Всеслава и временно не ходящего брата.
Всеволод засомневался. Эти аргументы уже нельзя было не брать в расчёт. Но они с Настей рассудили, что он необходим при дворе Изяслава. Это центр, ядро всех земель. Как тут решается, так на всех землях и устанавливается. Всё важное и главное здесь. Уехать в Смоленск – это оказаться в стороне от всего, узнавать о происходящем в Киеве с задержками. И да, иметь под боком полоцкое княжество, на которое Всеволод с удовольствием бы сходил походом, но портить мир первому было нельзя, а дружбу сохранять легче на расстоянии, чем когда «друг» у тебя по соседству, всё время на слуху, на виду.
– Нет, я поеду в Переслав, как и было решено, – отрезал Всеволод. Святослав посмотрел на старшего. Тот развёл руками, показывая, что не собирается командовать братьями и они сами решают, как собой распорядиться.
Княжеские струги (6) грузили сундуками и мешками, ставили на них бочки, заносили короба. Киевская пристань была переполнена, как и всегда летом, разношерстным и разномастным людом. Ладьи прибывали из-за моря, с юга, из Византии, Грузинского царства; на берег сходили болгары, армяне, влахи (7), греки, картвелы (8). Звучание множества языков и наречий смешивалось в неразборчивый поток голосов. С севера прибывали новгородские купцы, псковские, даны короля Свена, норвеги короля Харальда.
На одном из стругов соорудили лежанку, забросав её шкурами и мехами для мягкости и удобства. Туда гриди принесли Вячеслава, аккуратно положили. Святослав, наблюдая со стороны, как грузят его струги, помог им. Приготовившись спуститься обратно на причал, он увидел подошедшую к краю Оду с ребёнком у груди. Она тоже увидела его и застыла.
– Княгиня! – улыбнулся ей Ярославич, подав руку, чтобы помочь подняться на борт. – Приходилось ли тебе плавать раньше?
Ода не сразу услышала вопрос. Она уставилась на большую и крепкую ладонь, что ей протянули. Ей казалось, что она так быстро или пылко за неё схватится, что всем станут очевидны её запретные чувства. Поэтому она помедлила и, набравшись всё-таки смелости, вложила свою ладонь в мужскую. Кожа вспыхнула, будто пальцы поднесли к огню. Этот жар пробежался по всему её телу, опаляя душу.
– Нет, не приходилось, – встав рядом со Святославом, сказала девушка. Он тем временем помог трём сопровождавшим её барышням, оказав им ту же услугу.
– Надеюсь, тебя не укачает. Некоторые не переносят водных путей. А плыть-то вам по Днепру долго до Смоленска, с дюжину дней, пожалуй.
– Ничего. Вода Бориса будет баюкать, – указала она на сына, незаметно спрятав под ним трясущуюся от сладкого прикосновения руку. Захотелось плакать. Счастливый миг, когда он впервые и, наверное, в последний раз коснулся её, обрывается прощанием. Когда теперь она сможет его увидеть? Между Черниговом и Смоленском сотни вёрст. Вячеслав ещё долго будет не в состоянии совершать поездки, а зачем кому-то приезжать к ним? С того времени, как покинула Штаде, Ода ещё не чувствовала такого одиночества, словно её бросали в тёмную яму, в чащу.
Святослав тронул за щёку брательнича, погладил по головке и спрыгнул на деревянный настил. Там провожали Оду Красмира и Болемила, местные боярские дочки, которые не ехали с ней. Болемила тихо шепнула подруге, когда Ярославич прошёл мимо них:
– Уезжает твой ненаглядный. По кому теперь вздыхать будешь?
– Ни по кому. Что толку мне от Святослава, он женат, и княгиней бы меня не сделал.
– Так все князья наши женаты теперь, упустила ты Игоря.
– Ты забыла, в Ростове есть ещё один, – глаза Красмиры мечтательно заискрились, как рябь на поверхности Днепра. – Он мой ровесник.
– Что с того? Он далёк отсюда, очень далёк.
Все стали поворачивать головы к холму, на котором стоял Киев. Оттуда шла Киликия с сыновьями, а вместе с ней и три оставшихся Ярославича. Они не могли не проводить братьев. Святослав пригляделся и увидел в процессии провожатых Всеслава с Нейолой. Интересно, на сколько он решил задержаться тут?
– Вот и пора прощаться, – остановился на причале Изяслав, похлопывая Свята по плечу. – Надеюсь, что ненадолго, – он чуть приподнялся, чтобы шепнуть брату на ухо: – И, надеюсь, ты вернёшься с удачным разрешением ростовского инцидента. Вернее, с его предотвращением, ведь пока, думаю, ничего не случилось.
– Я постараюсь, Из, – они кивнули друг другу и каган полез на струг к Вячеславу, перекинуться парой фраз напоследок. Святослав поднял под мышки Рому, перенеся через бортик на судно. Глеб ловко перескочил сам. Посмотрев на Киликию в длинном платье, её муж, не обращая внимания на людское скопище, взял её на руки и поставил на борт, чтобы она не споткнулась, запутавшись в юбке. Поймав благодарный взгляд, он повернулся к остающимся на берегу. – А вы что же? В свои дома не спешите?
– Мы отправимся завтра, – сказал Игорь, пришедший с Еленой. Она скромно стояла за его спиной, но, стоило всем отвлечься, Игорь начинал шептать ей через плечо что-нибудь приятное или забавное, и молодая княжна тихонько похихикивала, осторожно вкладывая в руку супруга свою, пока кто-нибудь не начинал опять на них смотреть. – Но мы-то конным шляхом.
– Мы побудем подольше, – неопределённо выдал Всеволод. Святослав посмотрел на Всеслава Чародея. Тот пожал плечами:
– Я уеду вскоре.
– Что ж, даст Бог – ещё свидимся!
Полоцкий князь согласно поклонился и, когда Святослав отошёл к гребцам, помогая им отталкивать струг, посмотрел на Киликию. Она лишь мгновение глядела в его чёрные очи и отвернулась.
Судна стали отчаливать, образовывая плывущую по Днепру, вверх по течению, стаю. Люди Черниговского князя, его верная дружина и кони разместились на пяти ладьях. Одной из них руководил Перенег, другой Алов. У Вячеслава ещё своей дружины не было, только десяток отроков (9). Ему предстояло обзавестись в Смоленске воинами, надёжным отрядом, способным хорошо служить и везде сопровождать своего князя.
Изяслав провожал глазами уплывающих братьев, испытывая смешанные чувства. Ему было спокойнее со Святославом, и в то же время тот ограничивал его, сковывал. Пока Свят находился рядом, было с кем разделить думы, сомнения и ответственность, было на кого её возложить. Второй Ярославич не пренебрегал любыми делами, сколь сложны, опасны или тяжелы бы они не были. А кто без него займётся всем тем, чем он занимался? Всеволод? Начитанный и способный, третий Ярославич не внушал особого доверия самому старшему. Не проверенный серьёзными подвигами и свершениями, он был, однако, первый кандидат в советники.
Уходя с пристани, каган поравнялся с Нейолой, оказавшейся рядом. Всеслав по другую от неё руку разговорился с Игорем.
– Вижу, вы уже печалитесь и скучаете по братьям, – заметила полоцкая княгиня.
– То верно, – кивнул Изяслав, – все эти отъезды-приезды выбивают из колеи. А после праздника особенно тоскливо возвращаться к обыденному бытию.
– Надеюсь, пока мы здесь, нам получится скрашивать ваше свободное время, – сказала Нейола, вдруг улыбнувшись. Улыбалась она крайне редко. По крайней мере, великий князь сразу и не припомнил, видел ли её такой. Или это яркое солнце подняло ей настроение, или оно создало иллюзию улыбки золотыми лучами. Однако улыбка девушки была тёплой только на губах. Глаза остались чёрным льдом суровых озёр севера.
– Я буду рад, если вы разделите со мной трапезу.
– Кажется, это не всем понравится, – указала она взором на Всеволода. Изяслав понял её намёк, поведя беспечно плечом:
– Это неважно, главное, что вас к своему столу приглашаю я.
– Приятно видеть, что каган не даёт никому идти против его воли, – шепнула Нейола своим низким, звучащим как шелест дремучего леса голосом. – Вы словно воплощение вашего знаменитого отца, которого слушались все, и даже братья.
Изяслав приосанился, поглядывая в болото глаз Нейолы. Но сразу кое-что припомнил:
– Не все. Был отец Всеслава.
– Он был заложником традиций, – объяснила простосердечно и наивно она, – в Полоцке с давних времён власть передают и держат иначе. Здесь правят все братья, у нас – только первые сыновья своих отцов. Так повелось ещё до Владимира, даже до отца Всеславова прапрадеда Рогволда.
