Текст книги "На магию надейся, а сам не плошай! (СИ)"
Автор книги: Alexandra2018
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)
Глава 8
Утром следующего дня двадцать четвертого июня на этот раз на другой стене, Азовской, сотни казаков напряжённо всматривались в даль. На горизонте с самым рассветом появились крохотные точки вражеских кораблей. Вместе с поднимающимся светилом вырастали вширь и в высоту грозные турецкие суда. Отсюда, со стены, хорошо было видно, как тяжёлые галеры, опасаясь зацепить дно неглубокого Дона, выстраивались рядами на взморье, а малые вражеские суда мошками сползались с морской волны в Донское устье, выстраивались в колонну и одно за другим неудержимо вваливались в реку, напрягая весла против настойчивого течения.
– Как к себе домой прибывают, чтоб им перевернуться! – сплюнул столетний дед Черкашенин, который тоже, несмотря на слабое здоровье, не усидев в курене, вместе со всеми, хоть, и с трудом, поднялся наверх.
Под синим небом, озаренным на противоположной, восточной, стороне яркими красками рассвета, медленно, но неотвратимо вырастали в размерах припозднившиеся корабли, вслед за мачтами поднимались из ярко-зеленой волны крутобокие корпуса, придавливая тяжёлым днищем встречную донскую волну. Снизу, из толпы, собравшейся между котлов, пирамид с ядрами, бочками с горючей смесью и дровяными кучами, то и дело спрашивали:
– Ну, чего там, скоко их? Все войско пожаловало?
Наверху пытались считать корабли, но каждый раз сбивались. Однако постепенно цифры росли. То крикнут сто, то стопятьдесят, а то уже и двести. Уже горячим утром, когда густокрасное солнце выскочило из-за дальней стены крепости, последний счетовод сбился на двести восемьдесят девяти. И суда продолжали заполнять жуткими буквицами, словно строчку в древней книге, узкую, светлую полоску, соединявшую небо с водой. Первые корабли, а это были шустрые, хорошо знакомые казакам весельные карамурсали, прицелились носами в береговую линию Дона, не приближаясь к городу, верстах в трёх. Подальше от казачьих ядер и пуль. И тут же голос Осипа взревел над Водяной башней, из бойницы которой он и выглядывал:
– А ну, какие лишние, убирайтесь со стены! Пора к бою готовиться.
Народ начал неторопливо, чтобы, не дай Бог, не оступиться, может, в самый важный момент жизни, спускаться по ступеням, съезжать на ногах по земляным накатам. Люди собирались на плоских крышах приземистых турецких мазанок, приклеенных к городским стенам. На некоторых, что повыше, мостили груды ядер и мешки с порохом, вежливо, а когда и не особо вежливо выпроваживая посторонних. Народ не сопротивлялся, казаки и их жёнки живо прыгали на землю, лестницы скрипели и качались под грузом многих людей. Человеческие разноцветные ручейки бойко потекли по узким улочкам крепости – каждый из бойцов знал место, где будет воевать, и теперь спешил занять позицию.
Всё войско – все четыре с половиной тысячи казаков, Осип распределил примерно поровну, на каждую из четырёх стен. Усиленные отряды поставил на угловых и стеновых башнях, откуда тоже выглядывали жерла пушек. Четыре сотни бойцов, в основном необстрелянных парней да мальчишек, приставленных в помощь взрослым, отрядил на работы внизу – подавать заряды, ядра, бадейки с кипятком и человеческими испражнениями, что тоже польются сверху на головы штурмующих. Им же палить костры, таскать продукты из подвалов, кормить закрытых во дворах лошадей и прочую скотину, следить, чтобы не загорелись деревянные постройки города. Дел внизу, на улицах подготовленного к длительной осаде города, хватало всем.
К парням вскоре присоединились и все семьсот женщин – казачьих жёнок, сестёр и сиротинок. Для обеспечения бойцов, растянувшихся двойным рядом на широких, вытянутых неровным прямоугольником стенах, народу не казалось много. Наоборот, Осип переживал, как начнется штурм – успеют ли нижние помощники и бабы своевременно подавать заряды верхним казакам? Да под обстрелом?! Не сдрейфят ли? И тут же откидывал ненужные мысли. Чтобы молодые казачки да казачьи жёнки, да спужались? Да ни в жизнь такого не было! И не будет! И вроде бы всё заранее просчитали, а всё равно что-то беспокоит – сделали ли полностью, что задумали, не упустили ли чего?
Турки продолжали выгружаться. С каждым часом их становилось всё больше и больше, словно огромное разноцветное море выплеснулось на донской берег, заполонив его чуть ли не до окоема. Где была степь чистая, там стали люди многие, что леса темные. Казалось, от той силы и от скока конского земля под Азовом прогнулась и из Дона-реки вода выплеснулась, как в паводок. Ржали лошади, гремели цепи, скрипели колёса пушек и арб, на разные голоса кричали толпы турецкие. Они уже заполнили берег и разливались грозною рекой дальше вверх по реке, тесня татарские орды. Осип, ещё раз вглядевшись из-под ладони на суетящихся вдалеке турок, решил спуститься вниз, намереваясь обойти позиции. Но только сделал несколько шагов по насыпи вниз, как позади на стене вдруг закричали:
– Смотри, чайки[28]28
В данном случае судна запорожцев.
[Закрыть]!
– Ты глянь, и вправду! Откуда они?
– Запорожцы никак!
– Они, черкасы!
– Атаман! – Иван Косой окликнул обернувшегося на голоса Осипа. – Смотри, что деется. Никак подмога прибыла. Не успеют же.
Осип Петров почти бегом заскочил обратно. Казаки вытягивали руки в сторону устья Дона, оглядывались на атамана.
– Ты посмотри, чё творят!
Уже потом стало известно. Рулевые чаек, внезапно оказавшихся на виду турецких судов, в первый момент растерялись. Многие поднялись на ноги, пытаясь углядеть атамана, сидящего на первом судне. Опытный Андрий Контаренко мгновенно принял единственно верное решение: "Делать вид, что так и должно быть". Команда мгновенно облетела чайки, и запорожцы постарались выполнить её так, как и положено выполнять распоряжение батьки – без сомнения. Вёрткие суда, лавируя меж турецких галер и мелких шпанок, двигались уверенно, не дергаясь и не тормозя. Запорожцы улыбались туркам, некоторые приветливо махали руками. К их счастью, никто из врагов не заметил, как напряжены хлопцы, как гладят ладони приклады заряженных ружей, как хищно рыскают взгляды, высматривая тайные действия неприятеля. Но турецкие командиры так и не вышли из расслабленного состояния, усыплённые небывалой мощью приданного им войска, которому, по их мнению, не рискнут сопротивляться даже дикие казаки.
Наконец, остроносые чайки запорожцев уткнулись в прибрежный размытый песок. Всего в десятке саженях от них качалась на поднятой волне узкая сарбуна, рядком выстроились карамурсали. Рядовые турки в нерешительности поглядывали на выпрыгивающих из лодок запорожцев. А те, продолжая улыбаться, быстро собирались в походный строй. Оружие не доставали. Может, это и сыграло злую шутку с турецкими военачальниками – они долго не могли сообразить, зачем сюда явились эти славные воины. И правда, предположить, что твои извечные враги на твоих же глазах, нагло ухмыляясь, высаживаются на берег, чтобы влиться в ряды осажденных азовцев, буквально между полков сипахов, которые разбирали уставших после дальнего плавания лошадей, – не каждый сможет. Вероятно, кто-то из пашей решил, что с черкасами удалось договориться, и только что прибыла подмога туркам. А что? В этот день несчитанное количество разных языков устраивали лагеря на берегу Дона по призыву славного султана. Почему бы и одной тьме запорожцев не продать своё воинское умение за золотые червонцы? Они бы продали.
А может, турки, с недоумением поглядывая на собирающихся в строй черкасов, мысленно крутили пальцем у виска, договорившись пропустить их, поскольку верили, что те идут на верную смерть. Так чего мешать самоубийцам? Всё равно с ними или без них казачьей крепости осталось жить считанные часы, в лучшем случае дни. Разве устоит жалкая горстка казаков против такой силищи? Можно только догадываться, что пришло в тот момент в сановные головы, обвязанные тюрбанами. Но факт оставался фактом – турки казаков не тронули.
Играла труба, черкасские флаги хлестали и ярились на крепком ветру. На одном стяге плыл по ветру красный корабль, и над ним летали ангелы. На другом – гордый казак с мушкетом на плече строго смотрел на столпившиеся рати врагов, словно говорил: "Ужо я вам!" Запорожцы, будто подражая гербу на флаге, закинули ружья на плечи, и только широченные шаровары захлопали на ветру, когда они мощным шагом двинулись к крепости.
"Под тысячу, мабудь, чуток меньше – мельком отметил для себя Осип Петров. – Неужто пройдут?"
Турки, окружали их со всех сторон. Явно не ожидавшие такого напора и наглости, они невольно расступились перед русскими богатырями. Некоторые даже отбежали в испуге подальше. Черкасы, не обращая внимания на врагов, смотревших на них во все глаза, но ничего не предпринимавших, невозмутимо шагали к городу. Со стен им уже махали казаки, летели ободряющие крики. Осип бросился вниз. Надо открыть ворота!
Но его опередили. Три неразлучных Ивана: Подкова, Утка и Босой, дежурившие у выхода, сноровисто распахивали тяжёлые створки. За их спинами быстро росла толпа любопытных. Осип, расталкивая плечами казаков и жёнок, выбрался под арку, выводящую за ворота. Донцы уже толпились перед стенами. Щурясь на яркое утреннее солнце, поднимающееся за рекой, они с тревогой разглядывали быстро приближающихся черкасов. Уже видны были усмехающиеся лица их, покачивались в такт шагам длиннющие усы, скрывая радостные улыбки. Некоторые запорожцы засунули шапки за широкие кушаки, и на ветру взлетали флажками их длинные оселедцы на выбритых головах. Музыканты, прячась в глубине строя, наяривали что-то весёлое, боевое. Вот они вышли из окружения турок, так и не решившихся напасть на отчаянных храбрецов. Им оставалось пройти саженей сто.
Неожиданно за спиной атамана застучали сотни сапог, и мимо Осипа бегом проскочили вооружённые казаки. Впереди всех мчались близнецы Лукины. Оба сжимали ружья. Весело скалясь, что-то кричали товарищам. Атаман сразу понял: решили встретить своих братьев за воротами и в случае чего прикрыть огнём. Осип, не задумываясь, присоединился к ним. И так быстро рванул, что моментально догнал братьев.
– Атаман, – узнал его Борзята, – давай встречу организовывай, царскую…
Черкасы, нахально ухмыляясь, приближались широким шагом. Яркие солнечные лучи просвечивали плотную ткань разноцветных знамен. Их не преследовали. Не добежав до запорожцев с десяток саженей, донцы остановились. Замерли и запорожцы. Вперёд выступил Осип. Навстречу ему шагнул плечистый чаркас в широких шароварах с двумя пистолетами за кушаком. Атаманы степенно приблизились друг к другу. Осип раскинул обе руки. Товарищ его тоже раскрыл объятия. Позади у крепости закричали:
– Любо! Любо запорожцам!
Черкасы отвечали своим громогласным: "Любо!"
Атаманы трижды расцеловались.
– Рады вам. – Осип, не выпуская товарища из рук, чуть отстранился, рассматривая его. – Уже и не ждали.
– Как же мы могли пропустить такое славное дело? Клятву же давали. Так это, значит, ты, Осип?
– Я, а то кто же? А тебя как кличут, извиняй, не признал?
– Андрий Контаренко я. Вместе с вами брал Азов четыре лета назад, – ответствовал черкасский атаман и оглянулся. – Ну, в дом-то нас пустят али как? А то уж больно зрителей турецких много собралось.
Осип, смущённо хмыкнув, посторонился:
– А ну, заходь, братцы. Как мы вам рады-то…
Турки, и правда, начали собираться большой толпой, в основном чёрные, работные, но уже мелькали среди них и красные кафтаны янычар, и даже расписной халат какого-то важного начальника. Он громче всех и кричал, показывая пальцем на распахнутые ворота крепости. Похоже, хотел выиграть осаду нечаянным нападением. Среди турок, однако, желающих прямо сейчас броситься на казаков не находилось. Хотя станичники понимали, это лишь вопрос времени: вот-вот придут в себя, и тогда остановить их будет непросто.
Казаки, не желая больше испытывать судьбу, торопясь, влились в арку ворот. Створки с грохотом захлопнулись.
За стенами крепости запорожцев встречали уже и остальные атаманы. На шум прибежали Тимофей Яковлев и Иван Косой. Целования и обнимания продолжились в окружении всё увеличивающейся толпы улыбчивых казаков. Донцы буквально атаковали запорожцев. У многих оказались среди них знакомцы по старым делам. Валуй толкнул в бок Борзяту:
– Вон того казачину видишь?
– Этого, высокого? Кого-то он мне напоминает.
– И мне тоже, кажись. А ну, пойдём, всяко-разно поближе глянем.
Лукины с трудом пробились сквозь бушующую толпу к высокому, стройному черкасу в ярко-зелёном кафтане и шапке с откинутым красным треугольником, окружённому товарищами. Он оглядывался по сторонам, словно кого-то отыскивал глазами. Но смотрел в другую сторону. Борзята, подобравшись сзади, от души хлопнул запорожца по плечу:
– А ну, сдавайся, хлопец.
Тот резко развернулся, и глаза округлились. В следующий момент он подхватил Борзяту, приподнимая над землёй:
– А вот теперича не выпущу.
– Серафимка, – выдохнул Лукин, удавишь ведь, чёрт.
Подскочивший Валуй крепко обнял сразу обоих:
– Пущай брата, ирод. Понабрался силушки на запорожском сале-то.
Серафим легко отпустил Борзяту и, засмеявшись, тоже обнял двоих:
– Живы, головастики. А я знал, что вас ни пуля, ни сабля не возьмёт.
Из-за спин донёсся удивленный оклик:
– Серафим! – Это Космята узнал в здоровом казаке старого друга. – Держите его, братья, а то убигит.
– Я от вас теперь никуда не денусь. – Черкас снова раскинул руки, принимая в объятия Космяту.
Вскоре донцы и запорожцы так перемешались, что разделить их, казалось, будет невозможно. Вся небольшая площадь перед воротами запрудилась народом под завязку. Гвалт стоял, словно в первый день открытия Сорочинской ярмарки. И те и другие радовались, как дети. Одни потому, что запорожцы, сдержав слово, пришли помочь товарищам при первой же их просьбе, вторые, что удалось не нарушить обещание и попасть в осажденную крепость, несмотря на тысячи турок, заполонивших подходы к берегу.
– Сколько вас? – наконец, отбив атамана черкасов у приковылявшего последним деда Черкашенина, поинтересовался Осип Петров.
Тот обтёр порядком обслюнявленные усы:
– Семьсот семьдесят девять. Все, шо смогли вырваться. Лях нас больно уж сильно придавил.
– Ай молодца! – Осип снова не сдержал восторга. – Как вы через воргов-то прошли, как сабля сквозь песок!
– Да они просто растерялись от нашей наглости.
Вокруг засмеялись:
– Точно.
– Не ожидали такого-то.
– А запорожцы, вот же бедовые!
Яковлев чуть оттеснил Осипа:
– Петров, ты совсем атамана замучил. А ему, наверное, отдохнуть с дороги хочется. И черкасы его устали. Такой путь преодолели!
– Ну, разве что поесть немного охота. А так не отдыхать мы сюда пришли, а воевать. А для этого дела у нас силушки хватит. Кстати, сколько вы тут ворогов-то собрали? Поди, туречина целиком приплыла?
– А нехай хоть все бусурмане со всего свету соберутся. Нам, десятком тыщ больше, десятком меньше – без разницы. А всё ж хотя бы умыться с дороги надо запорожцам, – Фроська Головатый потянул Андрия за рукав. – Собирай хлопцев, пошли до кухни доведу.
Тот вытянул шею, выглядывая товарищей:
– Запорожцы, а ну, в кучу собирайсь. На обед казаки приглашают.
Черкасы зашевелились, затолкались, пробираясь к атаману. Казаки, чтобы не мешать, разбредись по своим местам, оживлённо переговариваясь. И то верно, друзей встретили, пора уж и на позиции. Что там турка давно не слыхать? Может, чего задумал нехорошего, вражина.
Глава 9
Валуй, оттеснив брата и Космяту, хлопнул ещё раз Серафима по тугому плечу. Пообещав встретиться, как станет потише, донцы двинули в сторону бастиона. День клонился к обеду, под стенами становилось все шумней, и многолюдней. Крепко сделанные ступени беспрерывно поскрипывали под снующими туда-сюда разновозрастными бойцами. Казаки, поднявшиеся наверх, сразу расходись по стене. Им кивали, здоровкаясь. Азовцы, заняв отведенное место, с тревогой посматривали вниз. Облокотившись на тяжёлую пушку с двух сторон, Валуй с Борзятой тоже выглянули между зубцами.
Турки выстраивались в ряды за валами и рвом, окружая крепость со всех сторон. Тут же, разобрав лопаты, окапывались. Земля, подлетая кверху, падала на отвалы так кучно, словно тысячи мышей одновременно рыли норки вокруг высоких стен. Бесконечные цепочки траншей, между которыми суматошно носились начальники, вытягивались, казалось, до бесконечности, заворачивая и пропадая за угловыми башнями города.
– Восемь рядов, – присвистнул Космята. – И это ещё не все тут собрались.
– Ага, только янычары и иностранцы всякие. А конница и татары где? – Валуй придвинулся поближе, стараясь подальше выглянуть из-за угла стены.
– Да, вон они. – Борзята выставил палец. – Вверх по Дону, там, ближе к Каланчинским башням. Пока сюда не идут – бояться, что ли?
– И в стороне по дороге, вишь, там тоже татары и черкесы шатры разбивают.
– Да, пушки туда не достанут.
Низкое солнце выглянуло из-за тучи, и под его лучами враз заблестели кольчуги янычар и панцири немцев, которых напротив Азовской стены выстроилось больше всего. Пронзительно играли трубы, оглушающе гремели сотни барабанов. Вороньим граем разлетались над землёй короткие, звонкие команды полковников. Чёрные и зелёные турецкие знамёна плескались и струились на крепком утреннем ветерке. Казаки, передавая из рук в руки подзорную трубу, с интересом разглядывали воинов немецкой пехоты. С головы до ног закованы в железо, на груди тускло поблескивали выпуклые панцири. На головах крепко нацеплены разной формы шишаки, бросающие блики во все стороны. В руках они сжимали пищали, длинные иностранные с пальниками, и мушкеты. А стволы у всех ружей начищены так, что на солнце как свечи горят. И стояли среди них полковники немецкие, в синих кафтанах, золотом шитых. И топтались рядами янычары в красных кафтанах и высоких шапках с метёлками надо лбом, хорошо знакомые казакам по прошлым сражениям, в кольчугах и бронях, а впереди тоже полковник. И шапка его выше всех шапок и перо длиннее.
За строем разворачивались сипахи – тяжёлая турецкая конница. И сами железом блестят, и кони пластинами от стрел и копий увешаны. Тяжело им, жарко, но терпят, привыкшие. По бокам прикреплены к сёдлам у сипахов топоры или пики.
На поясах висят сабли. Редко у кого выглядывало из-за плеча ружьё, в основном дальнобойное вооружение сипахов составляли луки и колчаны со стрелами. В этом они невыгодно отличались от янычаров – этих султан вооружил куда лучше. Султан вообще не шибко-то заботился об оснащенности тяжёлой конницы, давно наделив сипахов, своего рода дворян империи, сомнительной привилегией приобретать оружие какое хочется и за свои средства.
В стороне, без стекла не увидишь, собирались конные толпы одетых вразнобой черкесов и татар. Эти, как и казаки, не признавали одного стиля в одежде и в оружии. Разноцветные зипуны и халаты подпоясаны такими же яркими кушаками. Из-за них наверняка выглядывают пистолеты. Были и ружья, но далеко не у всех. А больше копья и луки.
Добрая половина татар уже носилась на лошадях, дико визжа. Даже отсюда со стен их вопли слегка раздражали.
– И чего орать? – Борзята отпрянул от стены. – На лошадях, что ли, на стену полезут?
– Это они чтоб нам страшнее было, – усмехнулся Космята.
– Не дождутся. – Валуй оглядел мужиков, выстроившихся поверху стены, за башней. В его сотню добавили десятка полтра валуйских, что с ним пришли. Ну и Пахом со своими тоже тут. Сам позади топчется. Тоже на турок изучающее поглядывает. Валуй уже привык, что Лешик, по собственному решению, всегда рядом с ним. Приглядывает, как за малым. Ещё с той поры повелось, когда Валуй спас Пахома во время одной из схваток за Азов, вовремя отведя слепой удар татарина. Тогда Пахом со своими джанийцами попросился первести его в сотню, в которую входил и десяток Лукина, дав себе зарок оберегать парня. По первости Лукин-старший чувствовал какие-то неудобства из-за этого. Смущала такая навязчивая опека. Потом прошло. Преданный, умелый и отважный боец рядом никогда лишним не будет. Хоть и не сразу, но это Валуй понял. Уже и не по разу жизнь друг другу спасали. Так что нехай приглядывает. Целей будем.
Больше всего он переживал за мужиков. Хоть и побывали в переделке, но как-то оно в настоящей войне покажется? Обстрелянности маловато покуда. Как пойдёт турок лавиной – справятся ли? Отобьются? Ну и что, что он поставил коман-дровать ими прожженого джанийца Герасима с сыном. Вдвоём он за каждым не углядят. Да и Сусар, сынок его, уже оклемавшийся после того висения на столбе, когда с него часть шкуры содрали, ещё тот рыскарь, за самим смотреть надобно. Все лезет поперёк батьки, намереваясь ворогу за свои мытарства отмстить. Герасим, конечно, за сыном поглядывает, но и у него не пять глаз на затылке. Подумав, Валуй подозвал Пахома. Тот склонил голову, ожидая распоряжений:
– Надо бы всяко-разно прорядить мужиков казаками. Встать промеж них, чтобы белгородцы и прочие валуйчане кучей не бились. Сделаешь?
Пахом согласно хмыкнул:
– Здраво мыслишь, атаман. Поставлю свой десяток и Лапотного, хватит?
– Вполне.
У дальней башни показался широко шагающий по гарже – земляной насыпи, поднятой кое-где с нашей стороны, Иван Косой. Завидев Валуя, махнул рукой, зазывая к себе, а сам остановился.
Валуй побежал, придерживая саблю.
– Идём, я за тобой пришёл. – Развернувшись, Иван двинулся обратно, на ходу поворачиваясь к отстающему Валую. – Турки парламентеров к нам отрядили – послушаем, что говорить будут. Осип всех атаманов перед Андреевскими воротами собирает. Там их принимать будем.
– Послухаем. Сдаться, поди, предложат.
– Это наверняка.
Два атамана решительными шагами миновали Азовскую стену, ступени, уложенные прямо на насыпь, заскрипели под их ногами не в лад. Вышли на городскую улицу. За поворотом показалась небольшая площадь, полностью забитая спинами в зипунах. Бесцеремонно растолкав товарищей, выбрались в первый ряд. На площади уже возвышался стул с высокой спинкой, принесенный из штаба. На нем восседал Осип, с прищуром разглядывающий народ. По бокам толпились десятка два атаманов и знатных казаков, среди которых Валуй углядел Трофима, вытягивающего тонкую шею, за которую его и прозвали Лебяжья Шея, Каторжного, Старого, Черкашенина, запорожского атамана и многих других знакомцев. У стен собралось ещё около сотни азовцев и их жёнок. Углядев в толпе Василька и Красаву, Валуй махнул рукой. Они начали пробираться к брату. Кто-то ткнул кулаком в бок. Скосив глаз, Валуй углядел братца – Борзяту. Близнец ухмылялся.
– О, а ты откель?
– Без меня хотел парламентро…, парталем… тьфу, ты, не выговоришь, турок слушать?
– Разве без тебя у нас что-то может случиться? – хмыкнул Валуй.
– А где Космята? – поинтересовалась Красава, едва добравшись до брата.
– На месте, где ему быть.
– А ты, Василёк, чего не на стене?
– А меня Каторжный отправил низовым помогать. Обидно. – Он по-детски шмыгнул и отвернулся.
– Раз послал, значит, так и надоть. Успеешь, ещё навоюешься. – Валуй легонько постучал по плечу брата. И тут же завертел головой, пытаясь высмотреть в толпе девушку.
– Марфу ищешь? – Борзята склонился к самому уху брата.
Лукин-старший смущённо потёр нос. "Да чё, перед родным человеком, знающим его лучше самого, лукавить?" Еле заметно кивнул.
Я тоже Варю искал. Нет их, похоже, не добрались до площади. Но, – уже не опасаясь быть услышанным, поскольку толпа шумела не шуточно, он чуть добавил голоса. – Знаю точно. Они за нашей сотней закреплены. Низовыми.
Валуй вздохнул, не зная, радоваться ему или огорчаться. Рядом со стенами – страшно. Хотя, если подумать, нет в городе такого местечка, где можно в безопасности пересидеть осаду, под пулями да под ядрами. Всем достанется. А вообще, интересно, как она после вчерашнего, отошла или всё обижается? А чего обижаться? Все правильно он сказал. Кака любовь на войне? Или неправильно? Валуй, боясь признаться себе, что совершил ошибку, отгонял сомнения, чуть ли не размахивая руками, как комаров. Правда, помогало слабо. На миг позабыв, где находится, он задумался. И так неверное, и по-другому плохо. С одной стороны казачий обычай не велит, с другой стороны – сердце-то не железное. Трепещет, требует. Грусть насылает, а она сейчас совсем ни к чему. Перед боем-то. И что делать? Через минуту, отчаявшись прийти к какому-то мнению, он мысленно психанул: "А ну их, баб этих! Война на дворе, а они всяко-разно со своей любовью". И всё-таки червячок сомнения, поселившийся в душе, раздавить полностью так и не удалось, как ни старался.
В этот момент толпа охнула, лёгкий шум пробежал по рядам, словно крепкий ветерок качнул верхушки деревьев. Многие выставили головы, стараясь усмотреть, что там, у раскрытых ворот? Получалось не у всех. Те, которые сумели, разглядели двигающихся в их сторону богато разодетых турок. Возглавлял янычарский полковник. Важно сжимая саблю на поясе, он надменно оглядывал казаков.
Приблизившись к серьёзному Осипу, полковник остановился. Выставив одну ногу вперёд, оглянулся на почтительно замершего рядом толмача – грека с хитрой физиономией и в круглой шапочке, прижимающей густую растительность на голове. С шапки свисала верёвочка, украшенная блестящим камешком на конце. Достав из кармана широченных штанов сверток плотной бумаги, украшенной вензелем[29]29
Знак, составленный из соединённых между собой, поставленных рядом или переплетённых одна с другой начальных букв имени и фамилии или же из сокращения целого имени.
[Закрыть] и сургучной султанской печатью, заботливо потёр о рукав, снимая невидимую пыль. Сорвав печать, развернул. Опустив голову, пристально оглядев притихшую толпу, похоже, дожидаясь полной тишины. И, не дождавшись, зашевелил губами:
– Я принёс вам послание от солнцеликого султана, царя всех подлунных земель, четырёх пашей и хана крымского. – Он внимательно оглядел лица равнодушно внимающих ему донцов и, не обнаружив должного, по его мнению, почтения, нахмурился.
Толмач, закончивший переводить, осуждающе качнул камушком на конце веревочки и тоже поджал губы. В полной тишине несколько казаков громко хмыкнули, а Осип еле сдержал улыбку – не время зубоскалить, надо дослушать.
– О люди божии, слуги царя небесного, никем по пустыням не руководимые, никем не посланные! – продолжили полковник и толмач на пару. – Как орлы парящие, без страха вы по воздуху летаете; как львы свирепые, по пустыням блуждая, рыкаете! Казачество донское и волжское свирепое! Соседи наши ближние! Нравом непостоянные, лукавые! Кому вы наносите обиды великие, страшные грубости? Наступили вы на такую десницу высокую, на царя турецкого! Не впрямь же вы ещё на Руси богатыри святорусские? Куда сможете теперь бежать от руки его? Прогневали вы его величество султана Мурата, царя турецкого. Великий султан Ибрагим за то на вас тоже сердится. Убили вы у него слугу его верного, посла турецкого Фому Кантакузина, перебили вы всех армян и греков, что были с ним. А он послан был к государю вашему. Да вы же взяли у него, султана, любимую его царскую вотчину, славный и красный Аздак-город. Напали вы на него, как волки голодные, не пощадили в нем из пола мужеского ни старого, ни малого и детей убили всех до единого. И тем снискали вы себе имя зверей лютых. Через тот разбой свой отделили вы государя царя турецкого от всей его орды крымской Азовом-городом. А та крымская орда – оборона его на все стороны. Второе: отняли вы у него пристань корабельную. Затворили вы тем Азовом-городом всё море синее, не дали проходу по морю судам и кораблям ни в какое царство, в поморские города. Чего ж вы, совершив такую дерзость лютую, своего конца здесь дожидаетесь? Очистите нашу вотчину Аздак-город за ночь не мешкая! Что есть у вас там вашего серебра и золота, то без страха понесите из Аздака-города вон с собою в городки свои казачьи к своим товарищам. И при отходе вашем никак не тронем вас. Если же только вы из Аздака-города в эту ночь не выйдете, то не сможете остаться у нас назавтра живыми. Кто вас, злодеи и убийцы, сможет укрыть или заслонить от руки столь сильной царя восточного, турецкого, и от столь великих, страшных и непобедимых сил его? Кто устоит пред ним? Нет никого на свете равного ему или подобного величием и силами! Одному повинуется он лишь Богу небесному. Лишь он один – верный страж Гроба Божия! По воле своей избрал Бог его единого среди всех царей на свете. Так спасайте же ночью жизнь свою! Не умрете тогда от руки его, царя турецкого, смертью лютою. По своей воле он, великий государь восточный, турецкий царь, никогда не был убийцею для вашего брата, вора, казака-разбойника. Лишь тогда ему, царю, честь достойная, как победить какого царя великого, равного ему честью, – а ваша не дорога ему кровь разбойничья. А если уж пересидите эту ночь в Аздаке-городе, вопреки словам царевым, столь милостивым, вопреки его увещанию, возьмем завтра город Аздак и вас в нём захватим, воров и разбойников, как птиц в руки свои. Отдадим вас, воров, на муки лютые и грозные. Раздробим тела ваши на крошки мелкие. Хотя бы сидело вас, воров, там и 40 000, – ведь с нами, пашами, прислано силы больше 30 0000! Столько и волос нет на головах ваших, сколько силы турецкой под Аздаком-городом. – Тут полковник сбился.
Но важности не утратил. Оглянувшись на подобострастно взирающего грека, обвёл пристальным взглядом сурово нахмуренных казаков. И, кашлянув, продолжил, как ни в чем не бывало. Казалось, уверенность свою он черпает из священного для него текста.
– Вы и сами, воры глупые, своими глазами видите силы его великие, неисчислимые, как покрыли они всю степь великую! – И снова он возвысил голос до торжественногромогласного, так, чтобы слышали его и дальние казаки. – Не могут, верно, с городских высот глаза ваши видеть из конца в конец даже и наши силы главные. Не перелетит через силу нашу турецкую никакая птица парящая: все от страху, смотря на людей наших, на сил наших множество, валятся с высоты на землю! И о том даем вам, ворам, знать, что не будет вам от Московского сильного царства вашего людьми русскими никакой ни помощи, ни выручки. На что же вы, воры глупые, надеетесь, коли и хлебных припасов с Руси никогда вам не присылают? А если б только захотели вы, казачество свирепое, служить войском государю царю вольному, его султанскому величеству, принесите вы ему, царю, свои головы разбойничьи повинные, поклянитесь ему службою вечною. Отпустит вам государь наш турецкий царь и паши его все ваши казачьи грубости прежние и нынешнее взятие аздакское. Пожалует наш государь турецкий царь вас, казаков, честью великою. Обогатит вас, казаков, он, государь, многим несчетным богатством. Устроит вам, казакам, он, государь, у себя в Царьграде жизнь почетную. Навечно пожалует вам, всем казакам, платье с золотым шитьём, знаки богатырские из золота с царским клеймом своим. Все люди будут вам, казакам, в его государевом Царьграде кланяться. Пройдет тогда ваша слава казацкая вечная по всем странам, с востока и до запада. Станут вас называть вовеки все орды басурманские, и янычары, и персидский народ святорусскими богатырями за то, что не устрашились вы, казаки, с вашими силами малыми, всего с пятью тысячами, столь непобедимых сил царя турецкого, трехсот тысяч ратников. Дождались вы, пока подступили те полки к самому городу. Насколько славнее и сильнее перед вами, казаками, насколько богаче и многолюднее шах – персидский царь! Владеет он всею великою Персидою и богатою Индией; имеет у себя он войска многие, как и наш государь, турецкий царь. Но и тот шах персидский никогда не встанет на поле против сильного царя турецкого. И никогда не обороняются его люди персидские в городах своих многими тысячами от нас, турок: знают нашу свирепость они и бесстрашие[30]30
Взято из написанной казаками – участниками обороны Азова «Повести об Азовском сидении».
[Закрыть].
