Текст книги "На магию надейся, а сам не плошай! (СИ)"
Автор книги: Alexandra2018
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)
Глава 14
Утро встретило казаков мирной тишиной. После завтрака сами без команды потащились на стены. Тучи, ещё с вечера затянувшие небо, так и ползали над головой, медленно теряясь в глубине морского окоёма. Зато было не так жарко. Пушкари чистили стволы пушек. Подкатывая ядра, забивали заряды. Казаки тоже занялись делом – рассевшись на настиле, достали толстые иголки и нитки – пока есть время, надо зипуны и штаны привести в порядок. После вчерашней жаркой сечи дырок на них заметно добавилось. Жёнок не просили – те и так заняты внизу у котлов. Турки активности не проявляли. Вдалеке, куда не доставали казачьи ружья, янычары и прочие пехотинцы ещё сновали группками и по одному, но близко не подходили.
Путило Миленький, наблюдавший за передвижениями турок, обернулся к товарищам:
– Гляньте, идут какие-то, с белой тряпкой вроде.
Скинув с колен вещи, азовцы поспешили к стене.
И правда, шли. Трое. Двое немцев и один в зелёном до пят халате и белом тюрбане, наверное, начальник. Казаки тихо переговаривались:
– Чего-то хотят.
– Опять сдаваться, поди, предложат.
– Не, сами сдаваться решили, не дюжат против казака…
– Ха, ха…
– А что, я бы им перемирие подписал, крест-накрест через шею.
Посланцы тем временем подошли к стене и остановились, задрав головы.
– Не стреляй, казака. – Турок придержал тюрбан. – Мы говорить.
Немного погодя открылись ворота, и переговорщики поспешили в крепость.
Борзята подскочил к Валую:
– Я туда-обратно – послухаю.
Тот склонил голову:
– Иди.
Брат, треснув по дороге Космяту, чтобы не скучал, убежал. Степанков показал спине друга кулак.
Казаки вернулись к прерванным занятиям. Внизу суетились вокруг котлов девки и жёнки. Таскали ведрами воду, закидывали смолу. Парни рубили дрова, ребятня помладше тягала ядра из порохового погреба, другие, замотав лица тряпками, ведрами опорожняли уборные – готовили гостинцы ворогу. Костров пока не разжигали, ждали, что предпримет турок.
Борзята вернулся вскоре. Только Никита Кайда заметил, что посланцы вышли из крепости, как прибежал запыхавшийся брат-близнец. Остановив работу, казаки вопросительно подняли глаза.
– Знаете, чего хотели?
– Откуда?
– Говори, не тяни.
– Предлагали по золотому червонцу за каждого убитого турка и по сто талеров за голову полковника, чтобы мы, значит, не стреляли, покуда, они их с поля вытаскивают.
– А чего атаманы?
– Осип сказал, что это вам от нас игрушка первая, мы только, мол, стволы прочистили, и будет вам ещё делов от нас. И что мертвечиной не торгуем. Разрешил так забрать.
– Добре сказал. – Никита Кайда откусил толстую нитку. – Нехай забирают.
– Ага, – поддержал Космята. – Мы им ещё настругаем.
Казаки дружно заржали.
Два дня турки выносили и хоронили убитых. Казаки так, на глаз, прикинули, не меньше двадцати тысяч положили в первый штурм и последующую вылазку. Василёк как-то размечтался, вот бы турки поняли, что Азов брать – только своих терять и отказались от штурма. Валуй только покачал головой, а Космята погрустнел. А потом вдруг встал и ушёл. Может, про детишек своих, что сейчас где-то на островах ховались, вспомнил.
Пока враги были заняты, в крепости готовились к повторной атаке. Дел было много, с утра до вечера станичники хлопотливо носились по городку. В первый же день заделали все проломы, где кирпичём, очистив его от старого раствора, где камнем, а где щитами из молоденьких деревьев. Ночью внизу под стеной понаставили кабаньих и волчьих капканов, вкопали новые заострённые копья. Парни и старшие мальчишки перетаскали в крепость все брёвна и жерди, которыми враги мостили ров – пойдут на материал для щитов и на дрова. А туркам придётся заново закидывать его – ещё время потеряют и под выстрелы подставятся. Жёнкам поручили собрать осколки разорвавшихся ядер, разбросанные по городу и вокруг стен – пригодятся, как шрапнель для зарядов. У хозяйственных казаков всему находилось применение.
Валуй по просьбе атамана отослал десятки Герасима Панкова и Гришки Лапотного восстанавливать подземные ходы и натаскивать в них новые запасы зелья. Сами помогали закладывать бреши саманными блоками и ранее заготовленными бревнами.
На третий день в лагере турок поднялась подозрительная суета. Валуй ждал этого момента с самого восхода, но турки расшевелились только после обеда. У них же не как у людей, помыться с утра надо, потом молитва обязательна. Затем ещё чего-нибудь придумают, навроде совещания у командующего. Казакам задержки только на руку. Валуй, в тайне поддерживая Василька, тоже надеялся, что так и пересидят врага. Надоест тому под стенами мытариться. Хотя хладным умом понимал, не для того такую армаду под Азов пригнали, почитай со всей Европы народ. Нет, просто так не уйдут. Пока по всем сусалам кровушку не размажут, не смоются. Ну, для этого дела у казаков много подарков вражине подготовлено. И зелье, что под ногами штурмующих рвануло, это только первый посланец.
Турки собирались в разношерстую толпу, которую командиры не очень удачно пытались построить колоннами. Выстроившихся тут же отправляли в сторону крепости. Казаки собрались на стенах поглазеть и обсудить пока непонятные действия врагов. А те тянулись и тянулись, партиями пропадая в окопах, изрядно обрушенных в первый день штурма. За суетой в лагере как-то позабыли про турецких топчиев. И не сразу поняли, что они не просто так носятся у мортир и бомбард.
И тут ударили пушки. Турецкие позиции затянуло пороховым дымом. Стена ощутимо качнулась, двухпудовые ядра со всей мощи ударились о камень. Яростные взрывы повалили народ с ног, круша твердыню. Мортиры метнули зажигательные ядра на город. Падающими звёздами ухнули они в тесноте саманных улочек, разбивая на кусочки глиняные дувалы и стены куреней. Где-то загорелось, поднялись чёрные столбы. Валуй крикнул казакам, не занятым на стенах, уходить в убежище. Донцы спешно потянулись вниз.
Рядом с сотником остались Борзята, молодой характерник Власий Тимошин, Космята Степанков, Пахом Лешик и Дароня Толмач. Договорились ещё загодя. Помогать пушкарям требовались добровольцы, ну они первыми и вызвались. Командовал старый стрелок Исидор Жук. Оглядев выстроившихся в цепочку помощников, в следующий момент махнул рукой. Запальники потянулись к казённой части пушек. Порох вспыхнул, и громыхнуло рядом так, что Валуй моментально оглох. Он, хоть и ожидал чего-то подобного, но организм всё равно не успел подготовиться: общий "бух" ударил по барабанным перепонкам похлеще самого свирепого летнего грома. Стена ощутимо качнулась, будто землетрясение пронеслось по Донской земле, и казаки невольно попадали на настил. Небо затянуло дымом. В безверие он завис над стеной и медленно опадал, словно утренний туман на реку.
И только повалились, Исидор уже замахал руками – гонит казаков помогать: носить ядра и порох. Снарядов рядом не держали – угадает турок прямым попаданием – стену разворотит, как пить дать. Оглушённо тряся головами, подскочили азовцы. Коротко оглядевшись, почти на ощупь поспешили к убежищу в нише стены на нижнем уровне, где и хранились припасы.
Ядра бились о стену, трясли её, как тонкую перегородку, и крепкая каменная кладка вспыхивала тысячами каменных искр, раня и убивая казаков. Пушкари отвечали, не жалея ни себя, ни заряды. Позиции турок тоже залило белым месивом пыли, дыма и гари, казаки целились, будто "в молоко", лишь интуитивно находя мишени. После десятков выстрелов, когда, казалось, весь мир погрузился в густой туман, внезапно налетел ветер, красные разгорячённые лица охладились, и дымовая завеса поплыла полосами, открывая страшные проплешины.
Валуй для начала оглядел своих бойцов. Вроде все живы. У Дарони осколок вырвал со спины кусок зипуна, и он немного морщился, когда делал резкое движение – кольчужка спасла, но синяк, по всему видно, там образовался неслабый. Космята прижимал кусок окровавленной тряпки к уху.
– Что у тебя, серьёзно?
Тот отнял тряпку и повернулся, показывая:
– Мочку оторвало, ерунда.
– Дай, перевяжу. – Дароня приблизился немного бочком.
Космята с готовностью подставил голову.
Среди пушкарей двое убиты. Их пока уложили в сторонке – после уважат погибших. Трое или четверо ранены. Остальные вроде не задеты. Воспользовавшись небольшой паузой в обстреле, выглянули через зубцы. На позициях турок зияли многосаженные ямы, десятки дымов поднимались из окопов и пушечного ряда и медлено уплывали в сторону, стелясь над землёй. А саженях в четырёхстах от стены бессчетная толпа мужиков, выстроившись в длинный – в два полёта стрелы – ряд, активно махала лопатами. За их спинами сновали туда-сюда несколько сотен, а может, и тысяч работников с тачками. Валуй не успел сосчитать. И уже поднималась перед ними насыпь по пояс высотой и десятка четыре саженей шириной.
Власий оглянулся:
– Это зачем они копают?
Борзята утер рукавом вспотевший нос, покрытый разводами пыли, отчего он стал ещё грязнее:
– Насыпь, видать, делают.
– А зачем? Прятаться за ней?
– Это вряд ли. Кумекаю, поднимут выше нашей стены, поставят на неё бомбарды – и весь город перед ними, как на ладони. Стреляй куда хочешь и сколько хочешь. И тогда нам, а не им прятаться придётся.
Из-за башни вывернул стремительный Иван Косой. Казаки замолчали, поджидая его. Просто так атаман спешить не станет.
– Исидор, – крикнул он ещё из далека. – Меняй цели!
Тот на полусогнутых метнулся навстречу:
– Куда менять?
– По насыпи бейте. Не давайте врагу строить.
Кивнув, Исидор побежал назад, обгоняя атамана, на противоположный конец стены: надо сообщить всем о новой цели. Ближайшие пушкари, услышав новую вводную, уже сами перенаправляли бомбарды, опуская стволы пушек чуть ниже. Ловко закинули ядра, забили пыжи. Команды на огонь уже никто не ждал. Ударили в разнобой. Вихри земли взметнулись рядом с копателями, и те ожидаемо попадали, разбросав лопаты. И только казаки вскинули руки, радуясь удачному попаданию, как турки с новой силой обрушили на город раскаленную лаву огня.
Азовцы разбежались кто куда. Пушкари опустились у бомбард на колени и теперь заряжали их, не поднимая головы. Огонь по казакам вёлся с такой силой и интенсивностью, что они вынуждены были передвигаться ползком. Над кирпичом смертельными вихрями, словно мошкара в камышах, жужжали осколки камня и ядер, подрубленным деревом качалась стена, медленно валились зубцы, казалось, что турки нарочно лупят по ним. Задумка врага понятна – казакам не за что будет прятаться от пуль и осколков. Частота казачьих выстрелов резко снизилась, а что происходило с точностью попаданий – определить было вообще невозможно.
Иван Косой, волею случая оказавшийся на этом участке стены в момент обстрела, тоже ползал вместе с казаками, таскал ядра, готовил пыжи, подносил порох. Осколок сорвал с его головы шапку, и он то и дело закидывал голову, откидывая длинный чуб с целого глаза. Обстрел закончился, когда уже и не ждали, ближе к вечеру. Валуй мысленно готовил себя к новой атаке на стены, но турки почему-то медлили. Может, все силы сосредоточили на постройке насыпи? Да нет. Уж больно их много, на все дела хватит с избытком. Может, готовят ещё какую пакость, неведомую казакам? Вполне вероятно. Но это главным атаманам головы ломать, сотнику проще. Воевать, да и всё.
Ещё после обеда из щелей на стену пробралась смена казаков. Матвей Чубатый привёл свой десяток. Валуй, оставшись сам, отправил товарищей вниз. На немой вопрос Борзяты ответил, что ненадолго. Скоро спустится. Он и собирался спуститься, но с новым обстрелом вдруг вспомнил, что пушкарям надо помогать, и каблуки его снова застучали по настилу вместе с сапогами свежего десятка. Он так и не сумел вырваться из ражного состояния боя. И лишь когда поутихло, старший Лукин вспомнил, что его давно ждут внизу.
В щели было темно и тесно. Высота на полсажени, в полный рост не встанешь. Ещё и подпорки через десяток локтей натыканы. Народ сотни вповалку валялся на соломе. Завидев Валуя, начали встревоженно подниматься:
– Чего там?
– Как турок, давит?
– Ты чего так долго-то?
Он не отвечал, чувствуя, как ломит всё тело от усталости.
– Поесть вон в котле, каша. – К нему пробирались две дежурные жёнки, устроившиеся с самого краю щели, у выхода. Тут же, обернутый дерюгой, закопан в солому котёл. Всё меньше остынет.
Лезть в глубину, к казакам, им было неловко. Не свои всё-таки мужья и милые. Из-за их спин выглянула тревожно Марфа. Увидев любимого, поползла спешно, опережая других баб.
Отыскав свободное место, тяжело опустился, привалившись спиной к столбу. Народ снова потянулся с расспросами. Собравшись с силами, он попробовал отвечать. Сухое горло не сразу смогло выдавить слова. Кто-то, догадавшись, протянул ему кружку с водой, и Валуй долго и с наслаждением пил. Наконец, почувствовав, что может говорить, повернулся к народу.
Пока Валуй коротко пересказывал то, что творилось наверху, Марфа накидала каши в миску с верхом. Красава лежала рядом с мужем, оглянувшись, внимательно оглядела брата. Не обнаружив свежей крови, незаметно облегчённо выдохнула.
Марфа, потеснив Борзяту, присела рядом с жующим Валуем, уже не таясь. Как жена. И пусть они всего пару раз целовались, оба знали, судьба их завязана в узелок навечно. Пока милый ел, она смотрела на него, молча подперев подбородок кулаком. Глаза девушки, светились в полумраке щели. Валуй ловил тепло, исходящее от неё. И отогревался, после служи смертельного боя. "Как же хорошо, когда любимая туточки", – думал он, и ложка застывала, не донесенная до рта.
Наевшись, Валуй вернул миску Марфе, и она прыснула к выходу – мыть. А вскоре и все бабы выбрались наружу. К счастью, там не стреляли. Неужто выдохся турок? Впрочем, тишина длилась недолго. Валуй только успел улечься между двумя подвинувшимися казаками. Завернув сверху полу зипуна, опустился, как в прорубь. Закрывая глаза, устало вздохнул. И только подумал, мол, пусть бы враг не стрелял до утра, он должен хотя бы немного поспать, как крепкие разрывы снова качнули стену, и на головы посыпалась земля. Валуй ещё какое-то время ждал тревоги, но сполоха не поднимали, никто не звал на стены, казаки рядом мирно о чем-то переговаривались, и он наконец позволил себе забыться сном.
К темноте вороги-таки устали. Или стволы пушек нагрелись, требуя перерыва. Много бед за это время успели нанести турецкие заряды крепости и людям. Среди защитников города, дежуривших на стенах, почти не осталось нераненых или не-контуженных. Большая половина пушек оказалась разбита или испорчена.
Уже в сумерках Валуй с товарищами выбрались на стену. Бойцы Матвея Чубатого устало развалились прямо на покорёженном настиле. У двоих перехвачены покрасневшими повязками руки, молодой, ещё безусый Леонтий Иванов затягивал узел на щиколотке товарища – пожилого казака Аристарха. У кого-то кровившая повязка перехватывала голову. Коротко пересчитал, вроде одного не было, а может, ошибся. Решил потом спросить у десятского. Тот вместе с Путилой Малковым пытался поставить короткую мортиру, надутую, словно бочонок, на кое-как скрепленное основание. Основание качалось и грозило развалиться. Казаки тихо матерились. Наконец пушка втиснулась на приготовленное для неё место. Сплюнув, Матвей облегчённо ругнулся. Вытирая пот со лбов, оба плюхнулись рядом. Исидор, отрешённо наблюдал за ними, сидя на настиле, и привалившись спиной к колесу разбитой бомбарды. Заметив приближающихся казаков, тихо закачал головой:
– Чем же воевать будем, а?
Лукин окинул пристальным взглядом пристенную площадку, усеянную ямами от разрывов, вывалившиеся куски стен, перевёрнутые пушки, усталых казаков и… ничего не сказал. Отозвался Космята:
– Побить пушки – полдела, пусть турок попробует на стены залезть…
Опершись на плечо Матвея, Валуй тоже опустился рядом.
– Не задело?
Тот помолчал, прислушиваясь к собственным ощущениям:
– Не. Ивану Разе досталось.
Только сейчас Лукин понял, почему он не досчитался одного станичника:
– А чего с ним?
Матвей неопределенно пожал плечом и вроде как задумался. Его опередил Путила:
– Камень в живот стукнул. Вроде жив, миленький, но вниз почти пополз – наши помогли спуститься. – Он медленно поднялся. Оттолкнувшись от стены, крякнул, тоже задет, видать. – Хорошо ему досталось. Синяк на полживота. Лежит, еле дышит. Муратко Тепцов сказал – жить будет. – Он увидел окровавленный воротник Степанкова. – А у тебя что? Кровищи-то натекло.
Космята махнул рукой:
– Мочку оторвало.
– Как же, перевязку надо сменить хотя бы.
– Ухо – не самая важная часть казака. К тому же их два.
Вечер разливался по дальнему краю над морем мутными красками, в которых намешено было и пыли, медленно оседающей на разбитые камни, и дыма, последними клубами уползающего к Дону. По ступеням наверх неторопливо карабкались казачки, им тоже интересно, что тут творится. Среди них Валуй заметил Красаву, за ней выглядывая его, спешила Марфа.
Валуй почувствовал, что от заботы любимой девушки теплеет на душе. Но виду не подал:
– Сестрёнка, как всегда, поперёд станичников везде, – усмехнулся сотник.
– Ага. – Борзята отрешено улыбнулся. – Не баба – казак.
Глава 15
В следующие дни всё повторилось. С самого рассвета до позднего вечера турки били по городу изо всех калибров. Зарядов османы не жалели. Казалось, они привезли с собой неограниченные запасы зелья и ядер. За несколько дней непрерывных обстрелов стены превратились в развалины, а бомбарды вышли из строя почти все. Казаки уже не отвечали пушечной стрельбой на обстрелы врага, а прятались в щели, тревожно ожидая, когда ему надоест или порох выйдет. И готовились к решающей схватке. Насыпь на четвёртый день поднялась в вровень со стеной, и турки потащили на неё пушки.
К вечеру все нераненые казаки собрались у главных ворот крепости. Тысячи три, может, с половиной. Сотня Валуя к этому времени убыла на треть. Десяток бойцов похоронили у церкви Иоанна Предтечи, остальные попали в руки знахарей. Чтобы как-то заменить выбывших, Валуй позвал к себе всех парней, что помогали жёнкам. Троих осколецких казаков и братишку с Егором Тепцовым. Молодёжь уже собралась в группку, лица светятся – ещё бы, на первую вылазку идут. Позвали и Сусара, сына Герасимова. Поглядывая по сторонам чуть ли не с восторгом, он не отходил от отца. Дурачье малое, этому ли радоваться? Хотя давно ли сам такой был? Задумавшись, он чуть не прослушал Осипа. Тот распределял казаков на выход.
– Сотни Карпова, Лукина, Порошина, от черкасов – Иващенко. – Валуй вытянул шею, выглядывая друга, но в толпе не заметил. – Пойдут через слухи. Вам, казаки, навести шороху, поднять сполох. Ну, в общем, как обычно. Как только турки на вас отвлекутся, открываем ворота и выходим все остальные. Муратко Тепцов – ты на воротах.
Отделившись от толпы, старый казак двинулся к створкам. Валуй, довольный, улыбнулся – жив вояка. Ещё до атаки турок Тепцов вспомнил про свои таланты к лечению, и с началом осады его отправили помогать знахарям. Хотя кто там кому помогал – ещё вопрос. Рассказывали, он даже самых порезанных казаков собирал по частям и поднимал на ноги. Его уважали и берегли.
Рядом ткнул в бок Борзята:
– Черкас с нами пойдёт.
– Слышал.
– Надо его найти, рядом чтоб держался.
– Найдём, если успеем.
Отец Черный выбрался в центр круга. Поправив длинную лежащую на животе бороду, размашисто перекрестил воинство. Казаки скинули шапки, шепотки молитв подхватил лёгкий ветерок, раскидывая по окрестностям. Ложились на лбы кресты. Поп запрятал массивный крест под рясу, рука ухватила перевязь сабли. Он ловко выгнулся ладным телом, накидывая верёвку на себя. Поправил бороду, взгляд скользнул по строю, отыскивая свободное место.
Михаил Татаринов посторонился, поглаживая пальцем широкий свежий шрам через щёку, покрытый грубой коростой. С удивлением вскинул бровь:
– Отче, твоё ли дело саблей махать?
Тот положил ладонь на рукоять сабли:
– Всему своё время. Когда мир – я молюсь. А враг на пороге – надо драться. Поляжем все, за кого тогда молиться?
Могучий голос Осипа перекрыл последнее слово, но Татаринов разобрал и мысленно согласился.
– Попрощаемся, казаки, друг с дружкой. Может, на последний бой идём. – И сам обнял стоящего рядом Тимофея Лебяжья Шея.
Донцы поддержали. Молчком скупо хлопали по спинам товарищей и просили прощения, "ежли что". Валуй тоже попрощался с ближайшими казаками. Космята, обнимая друга, пробормотал:
– А вот не дождутся они. Ну всё равно прости, если есть за что.
– И ты прости…
Рядом раздался знакомый бас.
– Здесь вы, шо ли?
Обернувшись, донцы увидели Иващенко Серафима. Обрадовавшись, потянулись к старому другу.
– Не знаю, свидимся ли нет, но простите и вы меня.
Борзята серьёзно кивнул, отвечая за всех:
– Ещё на твоей свадьбе погуляем. И ты прости.
У ворот раздался голос атамана, и Серафим, махнув друзьям на прощанье, поспешил к своей сотне.
– По коням, казаки. И с Богом! – Осип решительно натянул шапку.
Четыре сотни станичников узкими ручейками потекли к подземным ходам, выведенным в разные уголки крепости.
Двигаться под землёй можно, только согнувшись в пояс. Неудобно, но терпимо. К этому времени турки разбили крепостной вал, и в ров навалило земли и мусора. Готовясь к выходу, донцы заранее расчистили проходы по его дну, ветками прикрыли дырки, глина, словно помогая прятать, сама осыпалась сверху. Прислушавшись и не уловив опасных шорохов, Валуй оттолкнул маскировочную стенку. Первые рыскари бегом проскочили по заваленному рву. Казаки, двигавшиеся последними, как смогли замаскировали за собой проход. В темноте можно сильно не стараться – не найдут. А к утру, после возвращения, запрячут уже как следует.
К люку добрались быстро. Всего под землёй прошли не более трехсот саженей. Валуй, пока шагал, вспомнил даже некоторые крепи – сам вкапывал ещё недавно. Хотя теперь уже кажется – давно, в той, ещё доосадной жизни. Борзята, шагавший впереди, остановился, и Валуй от неожиданности боднул его зад головой. Тот шепотом беззлобно обозвал брата "чисто бревном".
Оглянувшись, брат передал факел старшему Лукину. Встал потвёрже, плечо упёрлось в деревянную створку. Дверка, приваленная слоем дерна, открылась не сразу. Борзята изрядно покряхтел и пару раз ругнулся.
Быстро темнело. Неуверенные сумерки накрывали придонье, приглушённые звуки наполняли его. Темнота казакам на руку – в этот раз не надо ждать, пока привыкнут глаза. Выскакивали, как обычно, разбегаясь в разные стороны. И сразу падали. Слух вывел азовцев чуть в сторону от насыпи. Теперь она высокой стеной темнела слева. По всей поверхности мелькали факелы, пылали костры, особенно много огоньков рассыпалось у подножия насыпи, где разместились янычары, охраняющие мужиков. Работники с уханьем затягивали тяжёлые орудия на самый верх, топчии, приглядывая за ними, вышагивали о бок. Туда Валуй и повёл сотню.
И опять казаки застали турок врасплох. Постовые янычар вместо того, чтобы нарезать круги вокруг насыпи, расселись у костров. Кто подремывал, кто переговаривался с товарищами. Потеряв зоркость от яркого света пламени, они иногда поворачивали головы в темноту, но там для них лишь ветер гулял. Плотные силуэты, подобравшиеся к кострам вплотную, они тоже не разглядели. Казаки четырёх сотен расположились в прямой видимости от врага, но не нападали – ждали сигнала. Валуй и Борзята прижимались плечами, чуть позади Ко смяты Степанкова. Он вызвался снять постового. По небу плыли мрачные тучи. Гудела на разные человеческие голоса тёплая ночь, из этого гула разлетались по округе сотни криков, команд, ругани, жалоб. Скрипели колёса станин, на которых стоят пушки. Совсем недалеко рассмеялись у костра янычары. Борзята поиграл желваками:
– Смейтесь, гады, смейтесь. Щас мы вас пощекочем.
Он говорил вполголоса, но мог и в полный – в таком шуме его никто не услышал бы. Но пронзительный крик чайки, казалось, пронесшейся над насыпью, казаки не пропустили. Это и был сигнал. Первым подскочил Космята. Три бесшумных прыжка, и следом подхватываются остальные казаки. Постовой даже не обернулся. В следующий момент он завалился ничком, получив огромный нож в спину. Выдернув клинок, Степанков, уже с товарищами, которые легко догнали его, кинулся вперёд, на костры.
Сопротивления как такового азовцы не почувствовали. Янычары лишь успевали вскочить, чтобы тут же упасть под саблей или с метательным ножом в шее. У дальнего костра турки умудрились схватиться за сабли, и там разгорелась стремительная сеча. Несколько десятков казаков молниями скользнули туда. Валуй и Борзята оказались среди них. Сотник налетел первым, враг встречал его на полусогнутых ногах, перекладывая саблю из руки в руку. Двуручник, плохо. Неожиданно удар прошёл впустую, Валуй с трудом удержался на ногах, и тут что-то горячее потекло по шее. Краем глаза или даже вовсе не глядя, он заметил движение сабли, тренированное тело отшатнулось, свист клинка разрезал воздух перед грудью. А враг уже перекинул саблю в левую руку, и тусклый клинок со свистом падал на шею. Он понял, что не успевает уклониться, рука сама выкинула саблю перед собой. Рядом мелькнула тень, развернулась, и в доли мгновения все закончилось. Это Борзята, покончив со своим, подсобил брату.
– Ох и рубака. – Валуй отёр пот, оказавшийся почему-то чересчур густым.
– Да у тебя кровь! – Брат отнял его руку. – Э, братка, ухо-то тебе почти отрезали.
Валуй прижал ухо ладонью:
– Ладно, то потом. Пошли дальше.
Борзята кивнул, и его ноги затопали чуть позади – решил присмотреть за старшим братом.
Пока казаки Лукина и Карпова дорезали последних у насыпи, бойцы сотни Порошина и черкасы кинулись дальше на старые позиции пушкарей, которые ещё не успели освободить от орудий. За ними уже нарастал топот копыт: стремительно приближались казаки из крепости. Придержав разгорячённую лошадь, Осип Петров окликнул Валуя:
– Осмотритесь хорошенько. Может, припасы найдёте. Насыпь надо взорвать! Арадов сейчас у вас будет. – Он оглянулся назад.
Заметив кого-то, показал рукой на Валуя и отпустил повод. Лошадь взвилась в галоп. Толпа казаков проскакала мимо сотни Лукина, туда, где отдыхали топчии и горел кострами огромный лагерь разноплеменных мужиков – помощников турок, которых они набрали по всем закоулкам завоёванного мира. Крики, гвалт уже доносились оттуда – первые сотни добрались до стана.
Казаки Лукина бросились по накатанной зигзагом дороге, уходящей на самый верх насыпи. Оттуда в панике прыгали мужики, бросая пушки на подъёме. Основные силы янычар уже полегли, оставшиеся отступали к вершине. Они толпились и толкались, отбиваясь от наседавших казаков. Пользуясь тем, что стоят выше, враги пытались навязывать казакам схватки на дороге, но те, разгорячённые боем, вошедшие в Раж, с видимой лёгкостью косили врага, словно сорную траву. Отступив на несколько шагов, янычары снова кидались вперёд, с отчаянностью и уже каким-то суеверным страхом. Они тоже были воинами и сдаваться без боя не умели. На смену упавшим тут же приходили другие.
Бойцы Лукина, большей частью рассредоточившись у подошвы насыпной горы, напористо добивали янычар, оставшихся внизу. Враги потихоньку заканчивались, во всяком случае, всё меньше и меньше их вылетало из темноты на казачьи сабли. В это время в битве на дороге завязла сотня Карпова. Освобождающиеся азовцы, заметив, что основные действия разворачиваются наверху, поспешили туда. Лукин, придерживая ухо, со своими тоже сорвался по утоптанной дороге.
На бегу скосив глаза, сотник углядел белгородских отроков и Василька с ними. Парни, блестя белками глаз в свете факелов, уверенно двигались тем же курсом. Лукину понравилось выражение их лиц – ни капли страха или сомнения. "Добрые хлопцы! – отметил Валуй. – Надо будет не забыть похвалить их, как вернёмся".
Осадные и лёгкие орудия скатывались назад, сшибались, разбиваясь, и с грохотом валились под насыпь. Казаки гуртами накидывались на тяжёлые пушки, которые ещё цеплялись колесами за дорогу и на раз-два сталкивали с обрыва. Отставших мужиков не жалели. Раз помогаете врагу, значит, и сами враги. Те и не рассчитывали на пощаду. Вероятно, им уже порассказали разных ужасов про казаков. Завидев станичников, они или валились наземь, закрывая головы руками, или бросались бежать. Первых били с одного удара насмерть, вторых легко догоняли верхние азовцы или встречали поднимающиеся – куда же они с дороги денутся? И тоже резали. Без зла, но и без сожаления. За спинами донцы не привыкли оставлять в живых неказачьи души.
Темнота густела, словно густые тополиные хлопья, покрашенные в чёрное, заполнили пространство, воздух пропитался затхлыми, сладковатыми запахами. Ручьи крови стекали по взрыхлённой сотнями ног земле, неприятно чавкало под сапогами. Томила Бобырев, есаул из сотни Карпова, бегом догнал Валуя. С силой ухватив за руку, остановил:
– Айда со мной, покажу, чего нашёл.
Валуй с сожалением проводил взглядом удалявшихся товарищей:
– Не подождёт? Карповцы же там, твои. Помочь надо.
– После поможете. Айда, говорю, со мной.
Больше не колеблясь, Валуй поспешил за Томилой.
Тот взял рысью, разгоняясь под откос. Сотник, цепляясь взглядом в темноте за силуэт Бобырева, свернул с дороги, и вскоре есаул остановился у груды небольших бочонков, об-тых металлическими обручами. Оба слегка запыхались, Томила шагнул вперёд, и отблески факела заиграли на блестящих боках и полосках.
Несколько десятков одинаковых посудин выстроились рядами в два уровня. Одна валялась разбитая, что-то серое, рассыпчатое вытекало из неё, словно песок.
– Что здесь?
Томила, осторожничая, отвёл в сторонку огонь:
– Зелье тут. Во скоко! – Он углядел залитую кровью шею. – А чего у тебя там?
Валуй проигнорировал вопрос:
– Где Арадов?
Но тот уже сам набегал из темноты:
– Здесь я, чего нашли?
Казаки расступились, пропуская его.
Арадов, небольшой, узкоплечий, нос с горбинкой, борода округлая, аккуратная, присел у разбитой бочки, охнул. Качнулась недоверчиво голова: "Неужели оно?" Лодочка ладони черпанула серой массы. Зашевелился крупный нос, вынюхивая.
– Порох! Ай да молодцы. – Он увидел Валуя. – Лукин! Хорошо, что здесь. Распределяй людей. Тут слух недалече, под насыпью который. Туда надо бочки затянуть. Сколько же их тут? – Арадов обвёл восхищённым взглядом хранилище пороха.
Валуй бегом рванул по холму вверх. Все казаки там, придётся гнать, может даже, насильно.
На дороге ещё звенели сабли. Янычары забили собственными телами проход наверх, и продвижение казаков приостановилось. Рыскари, прослышав о найденном порохе, тоже особо не наседали. Сейчас, главное, сохранить позиции. А шею подставить ещё успеется.
Яростная ночь разгоралась. Вдалеке метались крохотные на таком расстоянии огни костров, там затихал шум битвы, похоже, основные силы начали отходить. Четыре десятка казаков, которые Валуй привёл, а кого-то и притолкал сверху, заканчивали переносить двадцать восемь бочек с зельем в глубокий лаз. Арадов возился со шнурами, пропитанными земляным маслом.
