Текст книги "На магию надейся, а сам не плошай! (СИ)"
Автор книги: Alexandra2018
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)
Глава 5
Немного позже, уже в горячей темноте, низенький, но шустрый станичный атаман Абакум Софронов и войсковой подьячий Федор Порошин – среднего роста с широкой густой бородой, одетый в красный янычарский кафтан, давали последние напутствия конному Беляю Лукьянову, слушавшему нетерпеливо, чуть склонившему голову. На плече Беляя – ружьё, за спиной – котомка. Позади него приплясывали от нетерпения кони ещё шести станичников в походных серых зипунах. У каждого за плечами помимо лука или мушкета также топорщилась ещё и приличных размеров котомка.
– Как выедите из города, вдоль рва пробирайтесь, там татары ещё не встали, а как минуете их, скоком на рощу выходите – дороги, скорее всего, закрыты их дозорами. Дальше только диколесьем можно… – Абакум придерживал лошадь посланца за узды.
– Уж постарайтесь, братцы. – Федор от волнения даже шапку снял – потные светлые волосы слепились в сосульки. – От вас наша судьба, может, зависит. Сообщите царю-батюшке о турском войске, может, и пришлет подмогу…
Беляй, натянув повод, придержал вдруг шагнувшую кобылу:
– Да знаю я, чего уж. Неужто не понимаем?
– Ну, тогда с Богом, казаки!
Абакум и Федор дружно подняли руки, два креста упали на спины донцов, тронувших коней немного нервно. Посланцы не обернулись. Поторапливались – с каждым мгновением шансов на то, чтобы проскочить мимо татар незамеченными, становилось все меньше.
Когда станица выехала за ворота, тут же захлопнувшиеся, атаман и подьячий, не сговариваясь, рванули на дозорную башню. Запыхавшись, они оттеснили казаков, наблюдавших за передвижением отряда, и сами выставили головы в бойницы.
Заходящее за дальнокрай солнце уже почти не давало света. Тени, только ещё недавно тянувшиеся от зубчатых стен к дальней роще, пропали совсем. В опускающейся на донской берег ночи смазано чернели в дальней стороне горы чёрной земли на валах. Вдоль них, удаляясь, ходкой рысью шли станичники. Атаманы подняли глаза выше. Пока татары уже почти неразличимые в сгущающихся сумерках, не видели их и, похоже, казаки вполне могли прорваться на Русь, во что уже и не верилось.
– Пройдут, а? – Абакум вытер пот со лба.
– Должны! – Федор вздохнул глубоко и ещё раз перекрестился, что-то прошептав еле слышно.
– Эх, вчерась бы ещё отправить. Пока выгружались.
– Не дрейфь, казачья твоя душа! Всё по воле Господа деется. Вчерась ещё не додумалися. Ну чё теперича…
Станица миновала валы, и казаки, потянув левые повода, скрылись с глаз Федора и Абакума. Они уже собирались оставив наблюдение, отправиться на доклад Осипу, но тут ближние татары почти одновременно с криками сорвали лошадей с места. Неужто увидали донцов?
– Ах ты ж! С…и!
Татары скрылись за густым комом тёмного перелеска. Звуков оттуда не доносилось – далековато было. Напряжение повисло в воздухе. Вытерев враз вспотевшее лицо шапкой, Федор Порошин повернулся к товарищу:
– Успеют, должны уйти!
– Должны вроде.
Головы атаманов одновременно покинули бойницы.
Напряженно хмурясь, коротко посвятили любопытных казаков в то, что происходило за стенами. Переглянувшись, неспешно пошагали с башни. Обидно, что от них ничего не зависит. Судьба станицы в быстроте отдохнувших коней, казачьей отваге и удаче.
Только через два месяца осады, когда в Азов сумел проникнуть посланец Беляй вместе с очередной партией добровольцев из верховых станиц, раненный в обе руки Федор Порошин узнал, что казаки в этот день пробились-таки мимо татар. Хоть и не все. Из семи донцов отстали двое. Один вместе с конем провалился в свежевыкопанную яму – там татары, видимо, собирались организовать хранилище для продуктов или ещё чего, и, скорей всего, покалечился, а второй пропал совсем. Вероятно, крымчаки сумели его схватить.
Вернувшаяся из Москвы станица, во главе с Беляем Лукьяновым, не привезла ожидаемых вестей. Царь, опасаясь открыто выступить против Турции, с которой Русь официально находилась в мире, отказался прислать войско в помощь казакам. На тот момент государь и не мог принять другого решения. Ещё слабая после Смутного времени Русь пока не имела сил на открытое противостояние с сильным южным соседом.
В тот же вечер станичный атаман Абакум Софронов и войсковой подьячий Федор Порошин решили навестить один незаметный курень в глубине крепости, где бывали уже не раз.
Навертев зигзагов по собирающемуся почивать городу, миновав стену, разделяющую Топраков городок – предместья, и сам Азов, они достигли цели. Небольшой скромный дворик в глубине темной улицы не спал. Ещё на подходе услышали два спорящих голоса. Разговор шел о том, выводить ли лодку сейчас, с утра, или погодить до нужного момента, когда в ней возникнет надобность. Один из братьев настаивал на том, чтобы завести лодку в камыши и притопить там. Второй не соглашался, доказывая, что она не досохла и ей нужно постоять на воздухе хотя бы несколько дней.
Подьячий стукнул в калитку, и голоса стихли. В распахнутой дверце возникли два бородатых, похожих друг на друга лица – братья Богдан и Игнатий Васильевы. Подозрительные в первый момент, по мере узнавания смягчались.
– Заходьте, – наконец буркнул старший, Богдан, сторонясь.
Во дворе на расчищенном от стружек столе горела лучина. В тусклом свете, казалось, покачивалось странное сооружение, установленное на двух телегах поблизости от неё. Сооружение напоминало перевернутую вверх дном лодку, к которой снизу прикреплена была ещё одна лодка, словно в зеркальном отражении. Сбоку на тех же телегах приткнулся опрокинутый котёл из-под смолы. Кострище, на котором его недавно нагревали, ещё поблескивало тусклыми углями. Атаман и подьячий с уважением глянули на сооружение.
– Закончили? – поинтересовался Абакум Софронов, опускаясь на лавку перед столом.
Младший Васильев – Игнат, любовно погладил ладонью свежепросмоленный бок конструкции:
– Ага, завтрева можно спускать.
Богдан поднял хмурый взгляд.
– Рано завтрева, нехай ишшо посохнет.
– Да что ты осторожничашь? – не согласился брат. – Ничего с ней не будет. Она на ветру махом сохнет.
Нетерпеливо потерев колени ладонями, Богдан насупился, но промолчал.
– Нашли из-за чего спорить, – примирительно улыбнулся в бороду Федор Порошин. – Тут уже всё за вас атаманы порешали. Говорят, надо бы пораньше в воду её спустить. Турка придёт, как к Дону повезём? Опасно. Не дай Бог, враг отыщет нечайно, ежели в камышах сховаем. А она нам ещё ох как пригодится.
Игнат неожиданно развеселился:
– А, чё я тебе говорил? Чья правда была?
Постучав ладонью по гулкому корпусу, Богдан вздохнул:
– Раз так, то добре. Завтрева спозаранку и повезём. Вот только опасаюсь, как бы не потекла. Не проверяли же. В камышах бы подержать, оно бы надёжнее было.
Старшие казаки дружно нахмурились.
– То может быть, – нехотя согласился Абакум Софронов. – Ну да Бог не выдаст, свинья не съест. Рисковать будем. Авось не протечёт. Захватите с собой смолы и казанок, ежли чего, в лиманах досмолите. Да и зазря вы, чё ли, столько времени на неё угрохали?
Братья неторопливо почесали бороды.
– Ну, будем надеяться, что все сладили верно, – протянул Богдан.
– Ага, а чё ещё остаётся? – Оживившись, Игнатий подсел поближе к атаману. – Мы же её в пять слоев просмолили. Никакую лодку так не смолят.
– Как тащить будем? – Богдан поставил ногу на чурбак в сторонке.
Атаман и подьячий переглянулись.
Вторую телегу мы найдём, – почесал в затылке Абакум, – а вот рук свободных нетушки. Да и, сами понимаете, меньше народу знает, оно надёжнее. Вчетвером управимся?
– Ясно, справимся, – качнулся возбужденно Игнатий. – Пригоняй лошадей. На рассвете, пораньше.
Ещё раз с удовольствием оглянувшись на лодку, подьячий поднялся:
– Пригоним. – Он обошёл конструкцию вокруг, с интересом разглядывая. Немного смущаясь, попросил: – Вы бы объяснили, как она плавает, а то я в толк никак не возьму.
Братья одновременно улыбнулись:
– Покажем, чего не показать?
– Вот это чего? – Наклонившись, Федор ткнул пальцем под низ, где прикреплены были пустые бурдюки.
Игнатий присел рядом:
– Это для воздуха. В лодке мехи стоят, как на кузне, только поменьше. Когда надо всплыть, мы их надуем. А ежели под водой идтить, то воздух спустим. У нас там чепики для того дела придуманы, изнутри.
– Хитро, а ежли не потонете? Вдруг она под воду не пойдеть?
– Пойдеть… для того у нас в лодку камни накиданы. Пока так, на глазок, прикинули, а потом уже будем на воде точнее добирать.
– А как вы рассчитывать-то будете? А ежли потонете, не успеете и камней выкинуть? – Сбоку заглянул озадаченный Абакум Софронов.
Довольный Игнатий обернулся:
– Ты тут ерунду-то не пори, дядька Абакум. Чё, мы первый день, чё ли, замужем? Была у нас такая по детству лодка. Плавала, как миленькая. И ничё не тонула. Разберёмся.
– А если остановиться надо? – не отставал Абакум? – Якорь-то у вас где?
Рука Богдана упёрлась в бок:
– Якорь пока не прикрутили. На месте поставим. – Он мотнул головой в сторону увесистой булыги, оплетенной веревкой. Ты, дядька, не сумневайся. Всё будет как надо.
– Ну а как она двигается под водой-то? – Теперь засомневался Федор. – Вёсел не вижу…
Перебравшись к корме, Богдан ухватился за деревянную выструганную поперечину, назначение которой казаки угадать не смогли.
– Это винт. Я внутри ручку кручу, а он тут вертится и лодку толкает. И так плывём.
– Неужто такую махину вытолкает? – Федор Порошин недоверчиво покрутил винт.
– Вытолкает, не сомневайсь, дядя Федя. Мы такую лодку ещё мальцами на Дону делали. Поменьше, конечно, но ходила, будь здоров.
– Да… – протянул Абакум, – умная машинка. – А чем дышать? Ежли под водой долго плыть, к примеру?
– Есть задумка, – снисходительно усмехнулся Богдан. – Трубка поднимаемая. Со стороны вроде как камышина. Через неё воздух и пройдет внутрь.
– И как дотумкались-то только?
– Казак на выдумку горазд, сам знаешь. Дотумкались вот.
Абакум задрал голову, рассматривая небо, уже заполнившееся блёклыми звёздами и словно встряхнулся:
– Ну, добре, заболтались мы с вами.
– Да, верно, – поддержал его Федор, – пора бежать. У нас ещё пару дел на сегодня намечено. Надо успеть.
– Здорово ночевать, казаки.
– И вам того же.
Атаман и подьячий вышли за калитку задумчивые. Им верно надо было ещё поспеть по делам – не ныне, так завтрева появится турок, а к его приходу ещё готовиться и готовиться.
Глава 6
Телега поскрипывала, подпрыгивая на камнях, колёса шатались, и станичники всерьёз опасались, как бы не отвалились. Два мерина, запряженные в первую телегу тянули с натяжкой, иной раз всхрапывая и мотая от усилия головами. Выехали, ещё не рассвело, и когда миновали ворота, предусмотрительно открытые дежурным, небо на востоке, там, где перекрытые нынче татарскими разъездами скрывались в туманной дали казачьи берега вольного Дона, только-только начало наливаться янтарным соком.
Провожаемые петушиными криками, выбрались на берег Дона. В тумане чуть плескала речная волна, крупная рыба плюхалась, невидимая на стреми. Пахло тиной и размокшей древесиной. Здесь Дон чуть заметно поворачивал, и на берегу вечно скапливались топляки: стволы, ветки и прочий мусор. Иной раз на излучине находили вздувшийся труп лошади, а бывало, и человека. Человека обычно вылавливали, чтобы потом захоронить в сторонке от кладбища. Не всегда можно было понять, по какой причине он оказался в воде. Может, стукнули его, а может, и самоубивец. Животных же, чтобы не отравляли округу гнилым запахом, отталкивали в реку подальше от берега на пожив сомам и ракам.
Шумно вздымая бока, мерины остановились по колено в воде, дальше идти боялись. Четверо казаков, забравшись в холодную реку, облепили подводную лодку. Покряхтев и разом ухнув, стянули в воду. Посудина легла на дно, чуть накренившись. Придерживаясь за края, остановились передохнуть.
Отдышавшись, братья Богдан и Игнатий Васильевы засуетились вокруг, последний раз проверяя просмоленные швы.
Станичный атаман и войсковой подьячий, вернувшись к телеге, вдвоём стянули камень, оплетенный веревкой, – якорь.
Медленно опустили в воду, здесь неглубоко, на верхний край булыжника плескала волна. Тяжело выдохнув, замерли, всматриваясь и прислушиваясь. Обоим показалось, что где-то в стороне еле слышно брякнула уздечка. Туман надёжно скрывал берег, видимость терялась саженях в десяти. Глядя на дядек, застыли и братья.
Какое-то время утреннюю тишину разбавлял только мягкий шорох набегающей волны. И вдруг явственное ржание лошади пронеслось над водой. Ей ответила другая. Казаки точно знали, сейчас здесь нет казачьей скотины. Табун загнали в крепость накануне, из своих вроде никто рыскать в округе не собирался. Дежурный у ворот сказал бы. Значит, чужие!
Абакум наперегонки с Федором, досадливо махнувшим рукой, подхватили якорь. Игнатий подскочил к ним, приглашая и Богдана подсобить, но Абакум, сделав зверское лицо, погнал Васильевых к лодке.
Атаман и дьякон вдвоём подхватили камень. Обвязанный верёвками, он не вертелся, и нести было терпимо, но его же ещё поднять надо! Место для пригорочки якоря находилось на носу, и чтобы добраться до него, дядьки погрузились в воду по грудь. Удивительно, но даже в воде камень почти не полегчал. Братья не поскромничали, выбрав груз пуда на четыре. По команде Абакума разом подняли его над головой, опуская в приготовленную авоську. Нос лодки заметно просел, крен стал больше.
Братья поспешили ухватить со своей стороны. Не оглядываясь, поднажали со всей силы, на лбах выступили вены, вздулись желваки на скулах. Тяжелая посудина разгонялась чересчур медленно. Стараясь тянуть в лад, казаки молчали, не выдавая себя даже кхеком. Сухожилия, показалось, затрещали, и лодка наконец скользнула в мягкой волне, сразу погрузившись почти по верхний край.
Звон уздечки послышался совсем рядом, гортанный голос по-татарски тихо спросил соседа, слышал ли он что-то. Счет пошёл на доли мига.
Братья по очереди бесшумно заскочили на качнувшуюся деревянную конструкцию. Чуть скрипнула дверца люка, и последний Богдан шустро исчез внутри.
И снова выглянул, проверяя, все ли нормально. Последний раз махнув товарищам, тихо прикрыл за собой дверцу люка, поднимающуюся над водой на пару дюймов. Течение медленно разворачивало почти погрузившееся судёнышко, по частям прикрывая полосами тумана. Нестерпимо медленно она уплывала на глубину.
Тяжело дыша, дядьки выбрались из воды. С обоих текло ручьями, но волновало их не это. В разрядившемся белёсом полотенце проявилась лошадиная морда. Потом ещё одна. Не сговариваясь, донцы потянули из ножен сабли.
Когда татары из передового дозора заметили казаков, те уже замерли на изготовку.
– Вах, казаки, – послышался удивленный возглас, и прямо на них из тумана выскочили десятка два татар в мохнатых шапках. Впереди ехал крупный крымчак в голубом халате, подпоясанном ярко-красным кушаком.
Атаман Абакум Софронов и войсковой подьячий Федор Порошин, не говоря ни слова, прижались спинами.
Главный татарин не мешкая толкнул лошадь навстречу вечным врагам. На разгоне махнул саблей, ожидая почувствовать сопротивление плоти, но лезвие свистнуло впустую, казак уже выбирался из-под лошади с другой стороны, а та, теряя силы от потери крови и вывалившихся внутренностей, хрипло заржав, завалилась. А пока падала, и татарин, неловко взмахивал руками, Абакум коротким движением вскрыл ему яремную вену.
Федор тем временем схлестнулся сразу с двумя, они, пытаясь зажать казака между лошадьми, наехали с двух сторон.
Почти распластавшись на земле, он снизу достал одного, наклонившегося больше, чем надо было. И, вывернувшись между ног кобылы второго, рубанул потерявшего его из виду татарина по ноге. Хлестанула кровь, обрубок упал на траву. Визг на мгновенье оглушил. И снова товарищи прислонились лопатками.
Метались, как тени, казачьи клинки, падали татары, валились, теряя уже мёртвых хозяев, лошади. Прежде чем ловкий молодой татарин сумел-таки достать Абакума, у ног его лежали семеро. Девятерых успел приголубить Федор. Но слишком много было татар.
Озверев от запаха крови, от смертей своих соседей и родственников, крымчаки ещё долго рубили уже неподвижные тела казаков, пока на земле не остались лежать куски мёртвых тел, в которых никто бы уже не узнал недавних азовских жителей.
Глава 7
Под утренним солнцем 23 июня, почитай, весь город высыпал на ещё прохладные улицы. Кому повезло, сумели пробраться на Ташканскую стену крепости. Там люди толпились и чуть не падали, поддерживая друг друга. Но никто не ворчал, сердясь на толчею – не до того. Утро начиналось лазоревое, мирное и, словно вопреки ему, на всем протяжении берега Дона, спускавшегося от Каланчинских башен до самого моря, копились татарские тысячи, подбираясь в некоторых местах почти до самых стен Азова. Мелкие, еле различимые в общей чёрной массе конные фигурки топтались на месте, растекались, наверное, по командам в разные стороны. Лучшие воины, ханы и беки в дорогих зипунах пытались держаться в стороне, но толпа давила, и они тоже в какой-то момент смешались с остальными всадниками.
Татарские и черкесские сотни начали подходить ещё вчера в обед, за сутки вроде все собрались. Никогда ещё казаки не видели столько татар и горцев в одном месте. "Ужасть скоко их. Тысяч сто. Не меньше", – говорили донцы, собираясь у стен.
С тревогой и смятением в сердцах, способных поколебать решимость бойцов более слабых, нежели казаки, наблюдали азовцы за приготовлениями врага. Постепенно стены пустели. К вечеру народ, уставший пялиться на страшное зрелище, большей частью рассосался в куренях и казармах. Лишь кое-где меж тупоконечных зубцов ещё оставались небольшие группки наблюдателей. То были атаманы, пытающиеся понять, как же воевать против такой армады. Уже на закате черту под наблюдениями подвёл старик Черкашенин:
– Айда, хлопцы, что ли? Не пересмотреть нам ворогов. А бить их просто. Делай всё, что надумали, и будет нам победа!
Атаманы, беспокойно оглядываясь, потянулись к лестнице.
Валуй спускался со стены в числе последних. Махнув рукой, попрощался с товарищами. Космята звал к себе, но он отказался. Настроение не то. Что-то грустно. И не потому, что враги под стенами. Просто грустно, и всё…
Дома у него сейчас пусто и тихо. Не слыхать голосов, нет родных и близких. Как-то так получилось, что, несмотря на обилие народа, которому он нужен, Валуй почувствовал себя одиноким. На углу, перед развалинами саманного забора, откуда пыльные улочки убегали в разные стороны, он остановился, понимая, что домой не хочется. Над головой, там, где площадка у стены, раздавались приглушённые шаги, это прохаживались постовые. Изредка они перекликались: "Черкаск". Услышав сегодняшний отзыв: "Сергеевка", шагали мимо. Тень, мелькнувшая у дома напротив, шустро направилась в его сторону. Чуя, как приятно екнуло сердечко, Лукин тем не менее ухватил рукоять сабли. На всякий случай, вдруг поблазнилось. И тут же расслабился. Нет, не ошибся, она.
Напротив, несмело улыбаясь, замерла Марфа.
– Что ж ты, дурёха, давно меня ждёшь?
Марфа, радостно улыбнувшись, кивнула:
– Почитай с обеда. Как отпустили нас на татар смотреть, как тебя увидала, так и стою.
– Ты же голодная…
– Не, я перекусила. У меня с собой кусочек пирога был. Варя давеча напекла. – Она робко приблизилась.
Заглядывая в сумрачные глаза любимого, прижалась горячей щекой к груди. И замерла, словно боясь, что оттолкнет. Валуй бережно обнял за плечи. Чувствуя, как теплится в нутре и быстро стучит-стучит сердце, прикрыл глаза. Как же он любит Марфочку! Как же приятны её мягкие прикосновения! На миг забывшись, он чуть крепче, чем надо, обнял девушку.
– Ой. – Она сказала так тихо, что он еле услышал.
– Прости, больно?
Она подняла голову:
– Чуть-чуть. Ты такой сильный.
Он чуть усмехнулся:
– Обычный. Как все.
– Нет, ты у меня не как все. – Она неожиданно отпрянула. – Ты же сейчас домой?
– Ага.
– Возми меня с собой. Я ни разу у тебя дома не была.
Валуй вздохнул. Как бы ему хотелось ввести девушку в свой курень! На правах жены. Любимой жены. Он знал, люди не осудят. Может, только Осип Петров спросит, как бы между делом: "А ты обряд-то провёл?" Валуй ответит. И тогда Осип ненавязчиво посоветует к отцу Черному подойти. И ничё, что война. Люди завсегда женятся.
Но Валуй так поступить не мог. Как можно жениться, когда завтра могут убить и Марфа в один момент овдовеет, так и не став женой по праву. Неизвестно, как потом на неё люди посмотрят. И не жена и не вдова, а не поймёшь кто. Нет, не хотел он такого будущего любимой. К тому же казачий наряд[26]26
Закон.
[Закрыть] строго запрещал казаку миловаться с девкой или с жёнкой во время войны. С давних пор так повелось. Валуй, понимая, что попусту казаки такие законы придумывать бы не стали, относился к запрету с пониманием. Вот прогонят турку, и тогда сразу к калиновому кусту[27]27
Старинный казацкий обычай. Обход вокруг калинового куста заменял венчание.
[Закрыть].
– Родная ты моя. Давай апосля победы, а?
Марфа изменилась в лице:
– Ты меня прогоняешь? – А в голосе слёзы.
– Что ты, родная! Я без тебя всяко-разно жить не могу. Как же я тебя прогоню.
Она упёрлась в грудь двумя ладонями, отстраняясь ещё дальше.
– Как же ты меня любишь, коли сам отталкиваешь?
– Нет, что ты. – Валуй уже пожалел о только что принятом решении. Но и сдавать назад было поздно. – Я всей душой к тебе. Ты моя суженная на всю жизнь. А как убьют меня завтра… Сама видишь, война у нас.
– А у нас что, не война?.. – Она быстро отвернулась. – Ну и хорошо. Ну и как хочешь. Не подходи ко мне больше.
Валуй протянул руку, пытаясь её остановить, но девушка ловко увернулась. И тут же стройный силуэт растворился в темноте. И даже шажков он не разобрал, так бесшумно она исчезла. Будто и не было.
Ошарашенно выдохнув, Лукин громко сплюнул. "Нет, ну надо же. Он же, как лучше хотел. И как ей теперь объяснить? Ежели не подходить?"
Ещё раз тяжело воздохнув, Валуй медленно двинулся к дому. Ну их, этих девок. Никогда не поймёшь, чего ждать. Не знает, что ли, казак на войне вообще на баб смотреть не должон. Ис-покон веку так было. Не им придумано, но ему наказано. Правда, последнее время строгие правила отцов и дедов постепенно смягчаются, но старые казаки все одно смотрят.
Перед куренем он оглянулся. Тёмная улочка терялась меж саманных стен. На дорогу ложились мутные пятна от лунной тени. Скворчал за дувалом сверчок. И никого. Вздохнув, он заставил себя толкнуть чуть скрипнувшую дверь.
В глубине души Валуй надеялся, что к завтрему Марфа одумается.
