Текст книги "Ненависть (СИ)"

Автор книги: Александра-К

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц)

Старик зашел в комнату господина поздно ночью – он беспокоился, не навредит ли Тварь Наместнику. И усмехнулся – мышонок спал, крепко прижавшись к господину, воин осторожно прижимал его к себе. Да, Цезарион привез не девушку, но он… Судя по обращению и крепкому объятию во сне – влюблен? Старик покачал головой – странная привязанность. Опасная привязанность – если узнает Император, то навряд ли простит такое…

Воин проснулся очень рано, тихо приподнялся, мышонок сонно пискнул, Ремигий осторожно переложил его на свое нагретое место, укрыл меховым одеялом, сверху своим плащом. Мыш что-то пропищал и снова провалился в сон. Теперь будет спать долго – никто не будет устраивать утренние побудки, с криком влетать в палатку. Бедный Альберик, теперь все шалости мышонка достанутся ему. А он может придумать столько всего! Воин усмехнулся, тихо вышел из спальни.

Альберик нашелся на кухне, что-то торопливо нарезал к завтраку господина. Давно заведенный обычай – утром воин получает завтрак из рук своего раба. Сколько раз Ремигий не говорил, что негоже его кормить, словно малого ребенка, старик пожимал плечами и продолжал делать то же самое. Для старого раба Наместник продолжал быть малым неразумным ребенком. Да вот сейчас добавился еще один и очень непростой. Да уж.

Старик удивленно взглянул на улыбающегося Ремигия, так давно на суровом лице воина не было такого немного беззащитного и нежного выражения.

− Альберик, малыша не буди, пусть отоспится и отдохнет. Покорми его обязательно. Он постоянно есть хочет. И еще, постарайся без необходимости к нему не прикасаться, он тварь все-таки, не любит прикосновений.

Про мышиные шалости он говорить не стал, может, обойдется… Да уж… Надежды…

Весь день Наместника всегда был расписан, и он отчаянно долго тянулся, потому что Наместник думал только о том, как скорее вернуться домой. Никогда не хотел и не считал дом в крепости своим, но сейчас очень хотелось придти и увидеть свою радость ненаглядную. И, скорее всего, выслушать упреки Альберика – мышонку очень не повезло, старый раб и с Ремигием справлялся, а уж мышиные шалости будут отслежены и ликвидированы. Хотя…

Наместник почти вбежал в дом, но в комнатах царил порядок, никого не было. Томимый неприятными предчувствиями, воин пошел искать кого-нибудь. Еще из коридора, ведущего в кухню, он услышал звонкий голосок, непрерывно что-то болтающий. Ремигий осторожно приоткрыл дверь. Картина умилительная – умытый, тщательно причесанный, аккуратно одетый Эйзе сидит на высоком кресле, болтает ногами и весело что-то рассказывает. В руках – огромный кусок пирога, от которого он все время откусывает, мордочка перемазана в начинке из ягод, вид презабавный. Альберик на соседнем столе что-то режет – похоже, готовит еду. Судя по запаху в кухне – пироги испекли недавно, видимо, для того, чтобы побаловать мышонка. На скрип двери оба одновременно повернули головы, воин немного неловко протолкнулся в кухню.

Эйзе сразу притих, старик как-то таинственно улыбался. В общем, похоже, все-таки что-то произошло. Мышонок быстро встал с кресла, шагнул к воину и внезапно начал падать вперед, Ремигий успел шагнуть к нему и подхватить на руки. Причина падения стала ясна, как только воин поднял мышонка с пола: поверх сапожка была завязана веревка, а второй конец ее был привязан к ножке кресла. Воин в бешенстве взвыл:

− Альберик, зачем привязал его? Это еще что?

Эйзе тихо зашипел, старик хмуро ответил:

− Я весь день за ним по дому бегал. Так проще – он никуда не уходит. Эйзе, сам расскажешь или я?

Воин почувствовал неприятное замирание возле сердца, мышонок, похоже, отличился опять. Но сделал-то что? Эйзе глубоко и покаянно вздохнул:

− Я разбил две большие вазы в приемной.

Воин посмотрел на старика безумным взглядом – вазы были дорогущие, подаренные Императором, и Альберик таскал их за собой на протяжении всех походов. Так, Мыш нашел себе развлечение, слава Богам, что не поранился. Воин тихо спросил:

− Все?

Сил говорить просто не было. Старик пожал плечами – видимо, ожидал более сильной реакции от утери родных и близких ваз. Эйзе совсем тихо сказал:

− Подрался с собакой во дворе…

Воин, уже туго соображая, вспомнил, что во дворе жила какая-то крупная собака для охраны, он даже клички ее не знал. Сам собой выскочил идиотский вопрос:

− Зачем?

Мышонок глубоко вздохнул:

− Хотел поиграть, а она попыталась укусить и бросилась…

Да уж, Альберику явно досталось за сегодняшний день. Ремигий переспросил:

− Все?

Старик переглянулся с мальчишкой, тот хмуро продолжил:

− Упал с дерева…

Воин с тревогой взглянул на старика, тот усмехнулся:

− Лоб разбил, содрал коленки…

Ремигий только покачал головой, слава богам, живой остался. А ты чего хотел – запереть дикое животное в городском доме? Вазы, собаки, дерево. Хорошо, не лук и стрелы. Ладно, пока хотя бы так. Мышонок смотрел явно виновато, воин укоризненно покачал головой. Ну что говорить – ведь подарки принес, как ему после всего отдавать? Альберик мягко попросил:

− Господин, не надо его наказывать. И так весь в синяках – бодягой полдня на лице сводил, а на теле живого места нет.

Эйзе недовольно пискнул, старик тут же сунул ему в руку еще кусок пирога:

− Ешь и молчи побольше…

Похоже, старый раб решил мышонка откормить. И правда, слишком худой, слишком голодный. Да уж, украшение ложа Наместника. Горюшко синеглазое…

Ладно, хвалить, видимо, не за что, но и не натворил чего-то ужасного. И это уже хорошо. А значит, можно отдать подарки. Ремигий открыл большую корзину, которую втащил в кухню. Эйзе тут же заинтересованнно заглянул в нее. Пара теплых башмачков из меха, совсем крошечные – воину пришлось показывать размеры ножки, благо, что помнил, что маленькая ступня полностью помещалась в его ладони. Пара теплых меховых расшитых безрукавок – это для Альберика. Несколько простых рубашек, штанишки из льна, мягкая курточка из кожи. Местные жители давно одевались почти неотличимо от Тварей – все-таки холодный край, только воины Империи ходили в туниках, хотя даже летом жестоко мерзли. Игрушечный лук с затупленными стрелами. Эйзе надулся – он не ребенок. Мишень к нему. Мыш тут же заинтересовался, − куда повесим, как стрелять. Старик с улыбкой смотрел на них – непонятно, кто был более счастлив подаркам. Теплый меховой плащ с затейливой вышивкой. И… воин, немного замявшись, все-таки достал из корзины два браслета на тонкие девичьи запястья. Это у людей. У тварей же – как раз на руку молодого воина. Эйзе тут же сжался. Старик неожиданно сказал:

− Хорошие поручи, защитят от удара мечом по запястью.

Мышонок неуверенно протянул руку, взял золотые безделушки, начал рассматривать. Ремигий с благодарностью взглянул на Альберика – он не дал разгореться ссоре. Воин, и правда, подбирал безделушки для защиты рук мышонка, ну кто же виноват, что у тваренка тонкие запястья. Меч… Из обнаруженного схрона. У тварей мечи намного легче, Эйзе тяжеловато было бы управляться с мечом людей. Все руки бы повывернул. Мышонок резко поднял глаза, губы отчаянно дернулись. Воин мягко сказал:

− Малыш, мне Ярре рассказал, что случилось, что тебя оскорбили, что ты рукой оружие искал. Только не размахивай им зря.

Мышонок напряженно спросил:

− А если против тебя?

Наместник ответил горько:

− Если против меня – то мне уже будет все равно. Это смерть в любом случае.

Мышонок опустил голову, сглотнул горький комок в горле. То, что через три дня отправляться на границу, что опять разъезд погиб, Ремигий не стал говорить. Ненависти не было, просто горечь. Мальчишка не виноват – война…

Раб развязал веревку на ножке мышонка, спокойно сказал:

− Все. Если подарки кончились, то пора есть.

Мыш удивленно взглянул на воина, тот засмеялся – старый раб явно взялся за воспитание дикой твари. Эйзе увлеченно жевал пирог, зажевывал его сыром, запивал молочком. Старика он не стеснялся, как ни странно, а воин старался не глядеть в сторону мальчишки, чтобы не смущать. Он слишком наголодался, да и в последние пять дней очень стеснялся что-либо просить. Конечно, насытившись, твареныш заснул прямо за столом. Старик тихо сказал:

− А я его хотел еще заставить искупаться – весь в земле перемазался.

Ремигий засмеялся:

− Теперь уже завтра. Пусть спит. Он в пути сильно намучился. Прошу – не ругай его сильно, он многого не понимает, не надо обижать малыша.

Старик кивнул:

− Да, как прикажете.

Наместник вздохнул, осторожно поднял мальчишку на руки, понес в спальню. Раздел осторожно, уложил, закутал в одеяла. Усмехнулся – мальчишка отчаянно боялся, что силком потащит на ложе. А сам засыпает, еще до него не добравшись. В паху опять привычно заныло. Ладно, сегодня можно. Мыш уснул, Альберик за ним приглядит, а до утра воин уже вернется. Смешные заботы – не дать повода обидеться и обеспечить присмотр, как маленькому. В конце концов, сколько можно терпеть…

Дорога в веселое заведение давно знакома, маленькая дверка в заборе. Городок пограничный – не принято выставлять подобное. Зато внутри – все по образу и подобию имперских шикарных борделей. Сад, большая приемная, тихие звуки цитры – кто-то из девочек упражняется. Понятно, что дорогое удовольствие – хорошая девушка, умеющая и развлечь, и поболтать о чем-то легком, если будет на то воля купившего ее ночь. Хозяйка расплылась в улыбке – то, что принесло самого Наместника, было доложено еще при входе в калитку. Редко бывает, а так ничего – девчонок не бьет, платит хорошо. Каждый раз подавай ему новую – ну, это дело его. Хозяйка уже утратила блеск молодости, а так – еще вполне… Правда, нравы она поддерживает весьма строгие – и в заведение не так просто попасть, а уж, если отличился пьяным дебошем, то потом калитка для тебя закроется навсегда.

Ладно, разговор идет забавный – Наместник неожиданно изменил своим вкусам, просит на ночь опытного мальчишку. Хозяйка немного замялась – Наместник такого ранее никогда не просил, но мало ли что придет в бешеную голову Цезариона на ночь… Спокойно кивает:

− Да, мы можем исполнить желание гостя, юношей у нас немного, но вы можете выбрать по своему вкусу…

Воин немного неловко пожимает плечами:

− Вкус здесь не при чем – мне нужен молчаливый и умелый мальчишка, вот и все.

Брезгливость переполняет все существо Наместника, ему очень неприятно, но и терпеть больше невозможно. Конечно, можно было бы и прихватить очередную девчонку, но потом снова терзать Эйзе из-за своего неумения? Хозяйка покорно склоняет голову:

− Как прикажете… − И уже более жестко – к распорядителю: − Приведи Рыжика, если господину понравится, то он будет с ним этой ночью.

Тихо скрипит дверь – ну и что за Рыжик? Юноша немного напряженно смотрит на воина. Рыжие длинные волосы, спереди заплетенные во множество косичек с бусинками, сзади – просто распущенные, немного вьются на концах. Лицо непонятное – сильно накрашено, яркие карминовые губы, нарумянены щеки, бледная кожа возле губ и подбородка. Глаза славные, серые, при рыжих волосах должны быть веснушки возле глаз и на носике, но так все сильно замазано гримом. Очень изящный. Если Эйзе угловат и немного мосластый, то Рыжик сложен очень изящно, он более похож на девушку, чем на мальчишку. А может, просто хороший грим и умело подобранная одежда. Красивые кольца на тонких пальцах, браслеты на запястьях. На шее – дорогое ожерелье. Мальчик пришел во всей красе. Сбрасывать цену при таком красавце просто невозможно. Видимо, на то и расчет. Ладно, Рыжик так Рыжик…

Юноша, что-то непринужденно щебеча, ввел воина в свою комнату. Ничего необычного – для любви с мальчишкой тоже нужно широченное ложе, пара кресел, маленький туалетный столик, обеденный стол, уже накрытый: вино, фрукты. А вот необычное − какие-то плетки в углу. Воин изумленно приподнял брови, мальчишка пожал плечами – у господ бывают разные причуды. Он спокойно смотрел на немного смущенного Ремигия. Тот молча сел в кресло, взял кубок, юноша осторожно налил ему вина. Мальчишка терпеливо молчал, ожидая, когда господин прикажет ему приступить к работе…

Воин потягивал вино, он был совсем растерян. Прикосновение к Эйзе приносило жар тела и бешеное желание, здесь не было ничего – странный юноша, чересчур накрашенный, забавная мордашка. Не было совсем ничего. Просто отвращение к нему и к себе. Юноша, почувствовав что-то, мягко спросил:

− Господин желает чего-то необычного? Или мне развлечь вас – почитать стихи, сыграть на флейте?

Воин отрицательно покачал головой. Мальчик усмехнулся, осторожно прикоснулся к фибуле, стягивающей на плече края плаща Наместника. Тот тихо сказал:

− Нет…

Юноша осторожно присел к столику, почти рядом с воином, но не касаясь его. Уж что он подумал – Боги знают. Но он терпеливо ждал. Наместник внезапно решился:

− Я не хочу тебя… Но из похода я привез мальчика, дважды я пытался быть с ним, но выходила только боль, я рвал его тело. Мне нужно понять, как войти в его тело, не причинив вреда, как дать ему радость…

Юноша глубоко вздохнул, видимо, для него это было очень необычно. Потом осторожно спросил:

− Господин, до встречи с вами он был девственен или был какой-то опыт?

Воин горько вздохнул, –до встречи, – кровавые ссадины и царапины, плач сквозь стиснутые губы: «Молю,убей!» Покачал головой:

− Нет,опыта не было. Он совсем ничего не умеет…

Юноша молчал, видимо, пытался подобрать слова – не каждый раз грозный Наместник признается в таком. Потом так же осторожно спросил:

− Что же вы хотите от меня, Господин? Просто советов или мне показать, что делать с ним?

Воин закусил губу от бешенства, но ответил:

− Мне нужно показать – я должен понять, что делать, чтобы не было больно.

Глубокий вздох в ответ:

− О, господин, тому, кто принимает, всегда больно, особенно в первый раз, когда тело еще не привыкло к подобному…

Воин молча смотрел на него. Юноша осторожно предложил:

− Тогда не противьтесь тому, что я буду делать. Я не смогу принять вас, если вы не желаете меня…

Наместник кивнул. Говорить не хотелось, острое чувство брезгливости к себе – до чего докатился! И глубокое убеждение – Эйзе никогда не должен испытать того, что было в лагере. Никогда. Он слишком нежен для подобного. Мышонок любимый, смешной, немного голенастый, еще чуть неуклюжий. Но только отчаянно желанный. А этот, – красивый, – не нужен…

Мальчик покачал головой – он отлично чувствовал настроение господина, будет сложно угодить ему… И немного ревнивая усмешка – что же там за чудо, что жестокий Наместник ради него готов сделать то, что ему неугодно. Потом осторожно переместился на пол, очень мягко коснулся голеней воина, тонкие руки скользнули над мехом сапог, поднимаясь выше – к бедрам, мягко поглаживая их. Смешно, но мальчишка вел себя, как осторожный любовник, ласкающий девственницу. Он словно боялся напугать и навредить. Воин раздраженно повел ногой, Рыжик отрицательно качнул головой:

− Не надо сопротивляться…

Наместник брезгливо скривил губы, у юноши чуть дрогнули брови в легкой горечи – зачем было брать, если ему явно противно. Тихий, почти неслышимый вздох. Тонкие пальцы легли на набедренную повязку, осторожно потянули за узел. Воин молча смотрел на юношу, ничем не помогая, но и не противясь. Руки юноши продолжали свою работу, он наклонил голову , рассыпавшиеся волосы коснулись бедер воина. Осторожный поцелуй в бедро. Воин резко сказал:

− Нет, я не хочу этого…

Мальчик поднял голову, положил ее на колено воина, пальцы скользнули в пах мужчины, поглаживая и лаская его тело. Ремигий глубоко вздохнул – очень медленно, но под ласкающими движениями рук возбуждение появлялось. Насколько было проще с какой-нибудь девахой, а тут – изысканный Рыжик, который явно в затруднении – такого клиента у него просто не было. Воин вдруг усмехнулся – мальчишка-то озадачен не менее него самого. Вот уж…

Через мгновение он подхватил мальчишку на руки, посадил на колени, осторожно начал расстегивать фибулы, стягивающие тунику на плечах. Сильная рука легла на обнажившуюся грудь мальчика, тот удивленно вздохнул. Ласковое поглаживание, мягкое касание возле сосков, мальчишка притворно вздохнул, но это была ложь купленной любви, воин отлично понял это. Ну что делать, нельзя же совсем опозориться под взглядом лукавых серых глаз. Осторожный поцелуй в губы, мальчишка удивленно смотрел на Наместника – откуда такая горячность? Попытался снять с воина тунику, тот отмахнулся, торопливо стянул ее сам, поднял мальчишку на руки, тот немного растерянно смотрел на него. Поднял на ложе, мальчишка попытался вывернуться из-под тяжелого тела, он уже был испуган, но воин достаточно резко прижал его к ложу, приподнял и вошел в его тело. Мальчишка только сдавленно вскрикнул. Выученная игрушка не смогла выдержать боли прониковения. Воин продолжал удерживать мальчишку за бедра, мерно двигаясь в его теле, мальчишка уже всерьез пытался вырваться, но силы были неравны. Ремигий понимал, что делает что-то не то, но не мог уже остановиться, проникая все глубже и глубже, слыша только глухое дыхание юноши. Воин попытался приласкать восставший член мальчишки, но тот уже просто рвался из-под него. Короткий вскрик, воин оттолкнул Рыжика, кончая. Юноша отполз к краю ложа, прижал к лицу ладони – нельзя было сказать клиенту, что он сделал больно, но то, что произошло, было настолько больно и унизительно, что говорить он просто не мог. Воин глухо спросил:

− Я сделал все не так?

Рыжик тяжело дышал, пытаясь пережить боль, потом ответил:

− Господин, вы были великолепны…

Наместник резко засмеялся:

− Не лги, я больно сделал, я знаю. Объясни, в чем я ошибся?

Рыжик помотал головой:

− Немного подождите, господин. Я прошу немного времени…

Воин молча ждал. Юноша с трудом унял участившееся дыхание, сел на краю ложа, накинул на плечи покрывало. Ближе придвигаться он явно не хотел. Губы были белыми от боли, даже сквозь краску это было видно. Наместник так же спокойно смотрел на него. Перед Эйзе он бы сейчас стоял на коленях, вымаливая прощение, здесь же была дорогая игрушка, не более того. Рыжик очень осторожно сказал:

− Господин, с тем мальчиком, о котором Вы говорили – было то же?

Воин кивнул. «То же», − кровавая лужа на постели, неподвижное лицо, тихий стон. Гораздо хуже, чем с этим покупным счастьем. Хотя… его, видимо, хорошо обучали. Живая вещь… Интересно, откуда рыжие волосы, – это северные границы Империи, но там не приняты подобные способы заработка. И у него очень интересные благовония, – при проникновении воин отчетливо почувствовал запах луговых трав в жаркий полдень, когда травы скошены, но еще живут… Забавно…

Мальчик продолжил:

− Господин, юноша –не женщина, есть определенные правила в любви, чтобы не сделать партнеру больно…

Ну вот, какая-то … Ладно, сам напросился. Воин молча смотрел на мальчишку. От такого взгляда, бывало, и кони падали, глаза у Наместника были бешеными, мальчишка кривился от боли, но продолжал:

− Необходимо облегчить прониковение – обычно это ароматическое масло, другие жидкости не слишком подходят. Иначе боль отчаянная. И еще правило – сразу войти нельзя, партнер может пострадать, поэтому его необходимо подготовить к этому, либо приказать сделать это ему самому.

Воина затрясло от омерзения – Боги, как можно говорить подобные вещи такими внешне невинными губами. Дрянь продажная… Эйзе, маленький, как же было больно… И я – тупая деревенщина. Провались все! Что же я делал с ним, боги! Юноша замолчал, потом очень тихо спросил:

− Вы желаете попробовать снова, господин?

Наместник только зло скривил губы – он не получил никакого удовольствия и практически никакой разрядки. Чувство жуткой брезгливости и ненависти к себе: зачем затеял такое? Надо было прихватить девчонку, напиться хорошо и вернуться домой, к спящему Эйзе, – нельзя, чтобы он понял, что произошло ночью. Воин отрицательно покачал головой, юноша продолжил:

− Господин, моя комната имеет выход в сад, там есть бассейн с проточной водой. Хотите искупаться?

Воин, неожиданно для себя – кивнул. Рыжик поднялся, накинул на себя плащ, воин, не озаботившись приличиями, последовал за ним. И правда – выход в сад, небольшой бассейн. Сад был освещен лунным светом, было достаточно поздно, окна в доме уже не светились – клиенты или занимались любовью в темноте, либо уже разошлись по домам.

Юноша подошел к бортику, выложенному грубо обработанными камнями, сбросил плащ, блаженно потянулся и осторожно спустился в воду. Рыжие волосы в лунном свете засеребрились, глаза загорелись странным светом – как у собаки ночью, когда луч луны падает на расширенные зрачки животного. Хрупкое тело в прозрачной воде выглядело призрачным, неземно-красивым. Тихий смех мальчишки – вода смывала обиду и боль, он потянулся в лунном свете, подставляя под холодное сияние смешное скуластое личико. Вода смыла грим и стало видно, что он − очень юный, на носике, и правда, оказались смешные веснушки, кожа в воде, казалось, светилась жемчужным сиянием…

И воин дрогнул… Лилии, смешной мышонок на берегу… Он так же, как и мальчишка, осторожно спустился в бассейн, подплыл к мальчишке, в воде подхватил невесомое тело на руки. И увидел изумленные глаза Рыжика – он ощутил возбужденную плоть господина под прижатым к его телу бедром. Воин улыбнулся. Он видел только немного растерянные глаза юноши. Запрокинул голову Рыжика, очень осторожно прижался к его губам, тот изумленно вздохнул, но воин раздвинул губы мальчишки, проник внутрь, обвел языком губы, коснулся дрогнувшего язычка юноши. Тот немного неуверенно обнял воина за шею, удерживаясь на воде лишь потому, что воин держал его на руках. Воин глубоко вздохнул, снова прижался к губам мальчишки, тот уже отвечал на поцелуй, губы приоткрылись, прижимаясь к губам воина. Воин тихо фыркнул, мальчишка в ответ засмеялся – теплое дыхание обжигало обоих. Рыжик чуть отвернул голову, быстро поцеловал воина в шею, внезапно больно прихватил его за мочку уха, трогательно, ласкаясь, пожевал ее. Ремигий засмеялся, поставил мальчишку на дно бассейна, осторожной рукой провел по груди, животу, бедрам. Мальчишка стоял смирно, не совсем понимая, что делать с таким изменением настроения клиента. Жесткая ладонь с мозолями от рукояти меча нежно коснулась паха, провела по еще мягкой плоти. Мальчишка вздохнул, опустил руки под воду, скользнул по мускулистым бедрам, ощутил твердость возбужденного ствола. Воин был уже готов к проникновению, жестокая привычная боль в паху, но сейчас можно получить удовлетворение. Рыжик напряженно вгляделся в глаза воина, ожидая увидеть такую привычную ледяную усмешку, и увидел – нежную улыбку. И поверил. Совсем тихо сказал:

− Господин, здесь не нужно облегчать вход – вода.

Ладонь воина как-то привычно скользнула по ягодицам, осторожно коснулась входа, очень осторожное растяжение – и жестокий неумеха так внимательно и нежно следит за личиком юноши, что понятно, –достаточно тому поморщиться от боли, –и все сразу прекратится. Мальчишка глубоко вздохнул, расслабляясь, воин приподнял его над собой и очень осторожно опустил на восставший член, удерживая мальчишку за талию и тревожно заглядывая в глаза – не больно ли… Мальчишка обвил ногами бедра воина, удерживаясь и одновременно давая тому возможность двигаться в его теле. Очень осторожные , мерные движения, очень медленно ускоряющиеся, постоянное внимательное заглядывание в глаза живой игрушки – не больно ли… Нет, не больно. Мальчишка откидывается немного назад, рыжие волосы полощутся по воде, хриплое, неровное дыхание обоих. Воин сдавленно говорит:

− Я не могу приласкать тебя, но хочу, чтобы мы кончили вместе.

Мальчишка кивает, начинает ласкать себя, иногда касаясь рукой живота воина. Тот только судорожно вздыхает,терпеть более – сил нет. Отчаянный судорожный вскрик и жестокая судорога, прошедшая по телу юноши. Воин почти сразу следует за ним, мальчишка чувствует, как содрогается тело его господина. Он приподнимает мальчишку, выходит из него. Тихие поцелуи в губы, сонный голос юноши – он что-то бормочет, не понимая сам, что говорит. Тихое: «Спасибо…» и нежный поцелуй в шею. Рыжик растерян и испуган – брезгливый злобный мучитель благодарит за купленную любовь. Сильные руки поднимают Рыжика и куда-то несут. Потом прикосновение мягкого полотна, снова нежный поцелуй в губы. И тихий смех, и вопрос:

− Тебе не больно?

И изумленный ответ:

− Нет. Так сладко.

Смех Наместника в ответ. Так просто – воспоминание о теплом деньке, венке из лилий, мордочке Эйзе, перемазанной в желтой пыльце. Рыжик пытается не засыпать, но не может – впервые за долгое время с ним обошлись нежно, и он тоже испытал удовольствие от такой странной любви.

Тихое:

− Не уходи…

И в ответ:

− Не могу… Пора.. Светает… Спасибо тебе…

Рыжик проваливается в сон, снова чувствуя теперь уже последний поцелуй…

Наместник, и правда, торопился – уже утро начиналось, мышонок всю ночь провел один, если проснулся и не нашел на ложе своего господина, – страшно даже подумать, что могло случиться. Хитрая калиточка открылась, выпустила воина наружу, привратник получил монетку. Еще только слабела ночная тьма, но воин очень торопился – мышонок всегда замерзал в это время, надо было вернуться побыстрее. Мимолетная улыбка тронула его губы – Ремигий вспомнил растерянные серые глаза Рыжика во время купания, странное доверчивое и неверящее одновременно выражение лица юноши. Надо будет потом вернуться к нему и сделать какой-нибудь подарок, мальчишка дал самое важное, – уверенность в том, что с Эйзе все может быть по-другому. Воин почти бежал по темным улицам.

Дом Наместника был освещен, тусклые отсветы факелов отражались в окнах. Сердце Ремигия остановилось – Боги, что случилось? Пара воинов возле дома молча пропустили Наместника внутрь. В приемной на полу сидело несколько воинов из сотни охранения, сотник тихо переговаривался с лекарем. Альберик сидел в кресле. Ремигий почти не двигающимися губами спросил:

– Что произошло?

Старик очень мягко ответил:

– Господин, Эйзе ночью попытался сбежать, его схватили уже за оградой сада, он отчаянно сопротивлялся, ранил воина, искусал всех. Его едва удалось связать.

Ремигий едва не застонал – как же связывать маленького, если еще рана на боку не зажила. Спросил он другое:

– Тот, кого он ранил –жив?

Лекарь кивнул. Воин глухо спросил:

– Где он?

– В спальне…

Ремигий шагнул к двери в коридор, лекарь что-то попытался сказать, но натолкнулся на бешеный ненавидящий взгляд Наместника и промолчал…

То, что Ремигий увидел в спальне, просто не могло быть на самом деле: Эйзе отчаянно, выламывая себе связанные руки, выворачивался из одеяла, в котором был спеленат, руки и ноги крепко связаны, во рту – окровавленный кляп, чтобы не кусался. С ним еще обошлись весьма бережно – чтобы мальчишка не покалечил себя, он был туго закутан в одеяло и сверху связан. Ремигий со стоном шагнул к мальчишке и тут на столике увидел аккуратно сложенные ожерелье, браслеты, меч…

Он уходил сознательно и оставил то, что было подарено Наместником. Эйзе продолжал отчаянно биться, хрипя и задыхаясь. Воин шагнул ближе и оцепенел: его любимый мышонок был в своей боевой форме. И понятно стало, почему он только смеялся на вопросы Ремигия: никто не захочет показывать свою чудовищную сущность. А она была чудовищной – кабан, молодой связанный исхудалый кабан, белесые волосы дыбились как щетина, оскаленные над кровавой полоской кляпа зубы блестели как стальные клыки. Воин остановился – только он мог видеть истинную сущность Эйзе и вот сейчас – боевую форму. Но она – ужасна. Эйзе, задыхаясь, поднял голову, и воин ожидал увидеть кроваво-красные глаза кабана, яростно светящиеся в темноте. А увидел – синие глаза Мыша. Они не менялись при любой форме…

Наместник горько вздохнул – тут уже не детская шалость и не баловство. Ранен воин Империи, попытка побега. Можно представить, как покалечил мальчишка руки преследователей, что заткнули рот кляпом. Слава Богам, что побоялись убить. Сам убил бы за такое. И не жалко было бы…

Мальчишка дышал хрипло, с трудом, еще бы: рот немилосердно перетянут кровавой тряпкой. И если попытаться освободить – бросится же. Воин внимательно вгляделся в синие глаза – там не было отсвета человеческого разума. Разум и тело зверя… Сам притащил такую тварь в дом. И что теперь делать, –он же не понимает, в чем дело, – потому что животный разум правит его телом. Воин шагнул чуть ближе, мальчишка забился с возрастающей силой, пытаясь выпростать из одеяла хотя бы одну руку полностью. Веревки немилосердно резали нежную кожу запястий, но, видимо, он боли не чувствовал. Воин тяжко вздохнул, жуткая боевая форма Твари его не испугала, в груди снова возникла тяжелая боль. И мышонок ее забрать не сможет – потому что мышонка нет, есть бешеный молодой воин с разумом кабана. Нет Эйзе, и, видимо, уже не будет. Время сказки кончилось – это его истинная боевая форма и истинная суть. Протяжный стон со стороны кровати – Тварь пытается вырваться, но руки только сильнее затягиваются узлами веревок. Больно же, как больно, если он так стонет. Ремигий шагнул ближе, вынул кинжал. Тварь по-прежнему неразумно бился, затягивая путы все сильнее и сильнее. Да пропади все пропадом! Пусть бросится, но нельзя давать ему самому покалечить себя. Кусачая Тварь, опасная Тварь. Эйзе… Мышиный царевич.

Воин перерезал веревки на теле, вытащил его из одеяла. Одежда изорвана, слава Богам, крови на повязке нет. Эйзе вырывался изо всех сил, но руки-ноги были связаны, а кляп не давал искусать Наместника. Только глаза горели яростью. Воин ясно проговорил:

– Хватит извиваться, я хочу разрезать веревки, будешь крутиться – могу порезать тебя. Понял?

Мальчишка только захрипел яростно. Ладно, тогда так... Воин изо всех сил запрокинул голову мальчишки, сунул ее себе под мышку, Эйзе жутко захрипел, пытаясь вырваться, но это было невозможно. Он бился на развороченном ложе, уже не имея возможности серьезно сопротивляться. Голова кусачей твари была зажата так, что укусить воина он не мог. А тот быстро перерезал веревки на ногах, потом на руках и буквально отбросил его от себя. Эйзе отлетел на середину комнаты, яростно рванул кляп изо рта, бросил кровавую тряпку и забился между ложем и стеной, подальше от Наместника. Тихое хриплое дыхание, пристальный наблюдающий взгляд сквозь спутанные волосы. Мальчишка зализывает изуродованные веревками, кровоточащие запястья. В глазах по-прежнему безумие зверя. Говорить с ним бесполезно. Ладно, хотя бы прекратил его муки.

Воин молча сел на пол, подальше от закутка Эйзе, чтобы его не пугать. Ночь прошла, наступало утро. Пора начинать новый день. Только не хотелось – не для кого. Мышонок поглощен безумием ненависти. Или его вовсе не было – и он сам себе все придумал, пытаясь загладить вину за содеянное. Воин попытался встать и приблизиться, но Тварь, хрипло вскрикнув, забился еще глубже – оттуда так просто не вытащить. Еще немного – и даже худышка Эйзе от ужаса вобьет свое тело в такой узкий проем, что не вытащишь потом никакими силами. В комнату заглянул Альберик. Наместник раздраженно сказал: