Текст книги "Шеф с системой. Рецепт победы (СИ)"

Автор книги: Afael

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

И каждый воин в этом отряде теперь это знал.

Глава 3

Прошел еще один день. Эйфория от первой горячей еды и моего «огненного чуда» улеглась, сменившись тяжелой, изматывающей рутиной. Наш поход превратился в монотонный ритм: четыре часа гребли, десять минут на воду и еду, смена гребцов, и снова четыре часа гребли. За это время движения воинов стали отточенными и экономными, весла входили в воду почти без всплеска, и пять наших лодок, словно серые тени, скользили вверх по течению сквозь нескончаемый осенний туман.

Я полностью интегрировался в жизнь отряда и не сидел без дела. Пока воины налегали на весла, занимался собственными, не менее важными делами. Я стал их «инженером по топливу». Строго следил за расходом припасов, выдавая каждому десятнику отмеренное количество брикетов, но главной моей задачей и задачей моих помощников на других лодках, было поддержание огня.

Мои «чудо-печки» работали без остановки. На каждой из пяти лодок мой назначенный «хранитель очага» поддерживал ровный, слабый жар, на котором постоянно томился котелок. Я разработал график: каждые два часа подавал сигнал, и по всей флотилии разносили по полкружки обжигающего бульона. Он и немного насыщал и согревал изнутри, прогоняя промозглую сырость и не давая мышцам застывать от холода. Этот горячий глоток стал нашим главным оружием против уныния и болезней. К тому же воины, которые отдыхали от гребли, грелись у этих печек, что еще больше поднимало настрой. Мой авторитет в вопросах снабжения и выносливости стал непререкаем.

К исходу второго дня пути напряжение начало нарастать. Мы углублялись во вражеские земли. Леса по берегам становились гуще, темнее и более дикими. Скалистые утесы сменялись непроходимыми буреломами. Атмосфера из просто мрачной становилась откровенно враждебной. Я видел, как изменились воины. Они все так же молча гребли, но их спины были напряжены, а руки не отрывались далеко от рукоятей оружия, лежавших у ног. Каждый треск ветки на берегу, каждый крик незнакомой птицы заставлял их напряженно вглядываться в окрестности.

Все понимали, что с каждым ударом весла мы заходим все дальше в логово врага. Мы были одни на чужой, смертельно опасной реке. И теперь любой, даже самый незначительный просчет, мог стоить нам всем жизни.

К середине второго дня туман начал редеть, уступая место низкой, серой облачности. Ярослав еще на рассвете отправил двух разведчиков на быстрой долбленке вперед по течению – проверить путь и предупредить о возможных опасностях. Мы продолжали идти. Монотонный ритм гребли, казалось, будет длиться вечно, но эту гипнотическую рутину нарушил тихий оклик дозорного с носа нашей ладьи.

– Лодка. Спереди. Идет к нам.

Все напряглись. Гребцы замерли, весла застыли в воде. Ярослав вскочил на ноги, вглядываясь вперед. Из-за изгиба реки, скользя по воде бесшумно, как выдра, показалась маленькая лодка-долбленка. В ней сидели двое. Это были наши передовые разведчики.

Через несколько минут они поравнялись с нашей ладьей и их лица были напряжены. Что-то явно шло не так.

– Что там? – коротко спросил Ярослав.

Один из разведчиков, старший, ухватился за борт нашей ладьи.

– Плохо, княжич, – сказал он тихо, но его слова в наступившей тишине услышали все. – Впереди, в паре верст, река делает крутой изгиб. «Волчья пасть», как ее местные зовут. Узкий перекат, скалы с обеих сторон. Идеальное место для засады.

– И она там есть? – спросил Борислав.

– Не засада. Хуже, – ответил разведчик. – На высоком берегу, прямо над перекатом, стоит дозорный отряд. Дикие племена, те, что в союзе с Боровичами. Мы подползли близко. Их там не меньше трех десятков. Разбили лагерь, костры жгут. Судя по всему, давно уже там заставу организовали, чтобы реку контролировать.

В нашей лодке повисла тяжелая тишина. Все понимали, что пройти мимо них незамеченными по реке – невозможно. Они увидят нас за версту.

– Может, дождаться ночи и проскочить? – неуверенно предложил десятник Иван.

– У них костры. Они осветят всю реку, – покачал головой разведчик. – Мы будем для них как на ладони.

Ярослав сжал кулаки.

– А если атаковать? Быстро, с ходу?

– Мы их сметем, – согласился Борислав. – Но кто-то один, даже раненый, уйдет в лес. Для них он здесь дом родной. И через несколько часов вся округа будет знать, что в их землях – отряд Соколов. Тревога эхом докатится до их столицы раньше, чем мы пройдем половину пути. Наш главный козырь – внезапность – будет потерян.

Мы оказались в ловушке. Прорываться с боем – значит провалить всю миссию. Стоять здесь и ждать – значит терять драгоценное время, пока река не встала. Поворачивать назад – значит признать поражение. Наш «Соколиный Гамбит» был на грани срыва, едва начавшись.

Ярослав отдал приказ, и все пять наших лодок бесшумно сошлись вместе посреди реки, образуя плавучий остров. Он немедленно собрал на нашей головной ладье десятников. Атмосфера была предельно напряженной. От этого решения зависела судьба всей нашей миссии.

– Говорите, – коротко бросил Ярослав, обведя командиров тяжелым взглядом.

– А что тут говорить? – первым подал голос Иван, старый ветеран, чьи глаза горели боевым огнем. – Их тридцать, нас – сотня с лишним. Дождемся ночи. Подойдем тихо, высадимся. Перережем их, как свиней, пока они спят.

– «Перережем»? – возразил Борислав своим ровным, спокойным голосом. – Ты можешь поклясться, Иван, что ни один из них, даже раненый, не уйдет в лес? Что ни один не успеет крикнуть так, чтобы его услышал случайный охотник? Один крик, один дымный сигнал – и через сутки вся округа будет знать, что в их землях – отряд Соколов. Наша внезапность будет потеряна. Риск слишком велик.

– Так что же, сидеть и ждать⁈ – вспылил другой десятник, молодой и горячий, по имени Прохор. – Ждать, пока лед встанет? Или, может, повернем назад и скажем князю, что нас напугал один дозор⁈

– Умерь свой пыл, Прохор! – рявкнул на него Иван. – Никто назад не повернет!

– Тогда что⁈ – не унимался тот. – Может, пошлем десяток лучших разведчиков, пусть проползут мимо по берегу? Отвлекут их, вынудять сняться с места, а мы проскочим под шумок…

– Под шумок? – спокойно спросил Борислав. – Это какой шумок надо создать, чтобы мы проскочили? Проще уж сразу объявить, что мы пришли вас убивать.

Наступила тяжелая тишина. Они были в ловушке. В тактическом тупике, из которого не было хорошего выхода. Ярослав слушал их, и я видел, как желваки ходят на его скулах. Он, командир, должен был принять решение, но все решения вели к провалу.

Я не участвовал в их споре. Только смотрел не на их лица, а на то, что лежало на скамье между ними – грубый кусок бересты, на котором разведчики углем набросали схему местности. Их интересовал лагерь, расположение дозорных, подходы к берегу.

Вот только рядом с жирной, уверенной линией основного русла реки, от нее отходила и тут же снова в нее впадала другая, тонкая, едва заметная, прерывистая черточка.

– А это что? – спросил я, ткнув в нее пальцем.

Мой голос прозвучал в напряженной тишине так неожиданно, что все вздрогнули и посмотрели на меня, а затем на самодельную карту. Старший разведчик, который рисовал карту, посмотрел на меня с удивлением.

– Старая протока, знахарь, – ответил разведчик. – Мы туда сунулись, поглядели и назад. Она вся заросла камышом и тиной, там и на долбленке не везде пройдешь. Для нас – бесполезна.

Бесполезна… Эти слова эхом отозвались в моей голове. Бесполезна, если пытаться по ней проплыть.

И тут в моем сознании всплыла картинка из другой жизни. Из книги по истории, которую я читал еще мальчишкой. Длинные, хищные корабли с головами драконов на носу. Суровые бородатые викинги в них, а потом – другая картинка. Бородатые, казаки Ермака в тулупах, которые тащат свои неповоротливые струги через уральский хребет.

Они все делали одно и то же. Когда река становилась непроходимой, они не поворачивали назад, а вытаскивали свои тяжеленные корабли на берег и тащили их волоком. По земле, по бревнам, на своих плечах.

Я посмотрел на наши легкие, маневренные ладьи и на суровых, сильных воинов вокруг.

– Проплыть там нельзя, – согласился я с разведчиком, а затем посмотрел на Ярослава. – Но нам и не нужно плыть. Мы же можем пройти по этой протоке, а ладьи через мели и заросли перетащить? Да?

В лодке повисла оглушающая тишина.

Десятники и Борислав смотрели на меня, как на идиота, а потом, через несколько секунд, я увидел, как на их суровых лицах медленно появляется выражение изумления и легкой досады.

Первым не выдержал Борислав. Он с глухим стуком ударил себя ладонью по лбу.

– Ох, е мое… – прорычал он, глядя в небо.

– Волоком… – прохрипел старый Иван, как будто пробуя слово на вкус. – Протащить волоком… Мы думали, как проплыть, а не как пройти.

Борислав повернулся к Ярославу, и на его лице была смесь досады и искреннего, почти отцовского восхищения.

– Ну, княжич. Вот что значит молодая поросль. Мозги у вас не по-нашему работают. Мы – то дураки даже и не подумали, что ладьи протащить можно. Все думали как проплыть, а тут решение вот оно.

– И ведь таскают же ладьи частенько, – хохотнул Иван. – Вот же, оказия какая…

По лодке пронесся гул облегчения и сдержанного смеха. Напряжение спало.

Под покровом ночи мы свернули с основного русла в ту самую, едва заметную протоку. И наш поход тут же превратился из изнурительного в настоящий ад.

Протока оказалась сильно заросшей и вязкой словно топь. Грести здесь было невозможно. Пройти на груженых лодках можно даже и не мечтать.

– К берегу, – скомандовал Ярослав. – Разгружай. Все бочонки, все мешки – на берег. Оружие и доспехи – на себя.

Это был адский труд. Сначала, стоя по колено в ледяной воде, мы перетащили на скользкий берег весь наш драгоценный груз – бочонки с «Железным Запасом», мои печки, оружие. А затем началось то, что я запомню на всю жизнь.

– Разделиться. – скомандовал Ярослав. – Половина – тащит груз по берегу. Вторая половина на канаты. Идем по берегу с двух сторон и тащим лодки. Не орем, не шумим. Делаем все как можно тише. Помните, враг рядом.

Воины, стоя на топком, кочковатом берегу, вцепились в натянутые канаты. Они тащили теперь уже облегченные, пустые ладьи вручную, пока другая половина отряда, согнувшись под тяжестью груза, продиралась рядом сквозь заросли. Каждый шаг был битвой. Ноги увязали в грязи, а липкая грязь, казалось, пыталась засосать их, утащить на дно.

Я не оставался в стороне. Взвалил на плечо один из мешков с припасами.

Ярослав же, к изумлению всего отряда, не стал руководить с берега. Он встал во главе тягловой команды, взявшись за просмоленный канат. Княжич. Наследник рода. Хлюпая по грязи собирался наравне со своими воинами тащить лодку, как простой бурлак.

Мы двинулись. Я шел, увязая в грязи, и каждый шаг давался с трудом, а тяжелый мешок, казалось, пытался вдавить меня в эту топь.

Те, кто тащил лодки, страдали еще больше. Я слышал их сдавленное, хриплое дыхание, видел, как напрягаются до предела их мышцы. Самым страшным был звук. Шуршание плотной стены камыша, который терся о борта лодок, в ночной тишине казалось оглушительным. Каждый треск сухой камышинки, каждый всплеск воды отдавался в ушах, как удар грома. Мы замирали, прислушиваясь к звукам из вражеского лагеря, но оттуда в ночной тишине доносилось лишь эхо громких голосов.

Когда команды сменились, я встал на канат. Грубая, мокрая веревка резала ладони. Мы навалились все вместе, и я почувствовал чудовищное, почти непреодолимое сопротивление. Ладья медленно, с чавканьем и скрипом, двинулась по вязкой тине.

На коротком привале, когда воины рухнули на землю, я, быстро переведя дыхание, используя одну из своих «чудо-печек», решил приготовить мощное варево, способное вырвать их из объятий усталости.

Я достал из своего кисета несколько высушенных корешков «бодрящего корня». Взяв острый нож, начал не резать, а строгать их, снимая стружку прямо в котелок с кипящей водой. Вода тут же окрасилась в легкий золотистый цвет, и по воздуху поплыл острый, землистый, чуть пряный аромат, который, казалось, сам по себе прочищал легкие и прояснял разум.

Затем взял горшок с медом. Он был настолько холодным, что застыл, как янтарь. Я подцепил его ножом, и он отломился целым, блестящим куском. Я бросил его в котелок. Он погрузился в горячую воду с тихим шипением, и в тот же миг острый дух корня смешался с глубоким, сладким ароматом меда.

Я разливал этот густой, обжигающе горячий и ароматный отвар по кружкам. Воины пили его, с благодарностью принимая кружки. Горячая, сладкая жидкость вливала в них не только силы. Она вливала в них жизнь, не давая замерзнуть и пасть духом.

Но самым опасным была близость врага. Когда мы миновали холм, который скрывал нас, увидели очертания далекого лагеря. Отсветы их костра плясали на верхушках деревьев. Они были там, довольно близко от нас. Пировали, уверенные в своей безопасности, пока мы, как бесшумные муравьи, тащили свой груз у них под самым носом.

Напряжение было почти невыносимым. Любой громкий звук, любой треск ветки, любой неосторожный всплеск могли нас выдать. Мы двигались в абсолютной тишине, общаясь лишь жестами. Каждый воин понимал: от его выдержки сейчас зависит судьба всей операции.

А затем, уже за полночь, случилось то, чего мы не ожидали. Резко похолодало. Это был не просто осенний холод, а пронизывающее дыхание наступающей зимы. Температура упала так стремительно, что пар от нашего дыхания стал густым и белым, а мокрая одежда на воинах, казалось, начала покрываться тонкой корочкой инея. Я грел воинов своими отварами как мог.

Это была самая долгая и тяжелая ночь в моей жизни, но мы сделали это. К рассвету, измотанные до предела, покрытые с ног до головы липкой, вонючей грязью, мы вывели последнюю ладью обратно в основное русло реки. Уже за постом вражеского дозора.

Мы обошли этот капкан.

Когда последняя лодка встала на чистую воду, по отряду пронесся тихий, облегченный вздох. Воины падали на скамьи, переводя дух. Они смотрели друг на друга, и на их грязных, измученных лицах появлялись слабые, гордые улыбки. Мы победили. Не силой, а упрямством и хитростью.

Но радость была преждевременной.

Когда утренний туман, до этого бывший нашим спасительным покровом, начал медленно рассеиваться под первыми лучами солнца, мы увидели то, что заставило кровь застыть в жилах.

У самых берегов, там, где течение было самым слабым, на темной воде плавала, едва заметная кромка льда.

Зима дышала нам в спину. Она больше не была далекой угрозой. Здесь, на этой реке, и с каждой холодной ночью ее ледяные пальцы будут сжиматься все сильнее, грозя запереть нас в этой враждебной земле.

Я посмотрел на Ярослава. Он смотрел на меня. Восторг от только что одержанной победы в его глазах сменился новой тревогой. Мы обошли врага, которого можно было убить или обмануть, но нашего главного противника – зиму – обойти не получится. Гонка со временем вступала в свою решающую фазу.

Глава 4

Утренний туман рассеялся, но солнце так и не выглянуло. Небо висело над нами тяжелой, свинцовой крышкой, из которой, казалось, в любой момент мог хлынуть ледяной дождь или первый снег. Воздух стал другим – холодным, режущим, обжигающим легкие при каждом вдохе. Тот самый воздух, который предвещает настоящие морозы.

Я сидел на веслах и смотрел, как наши воины, еще час назад радовавшиеся удачному обходу вражеского дозора, теперь с нарастающей тревогой поглядывают на берега реки. То, что они там видели, заставляло их лица каменеть.

Тонкая, почти прозрачная кромка льда тянулась вдоль берегов, словно река примеряла на себя зимний панцирь. Лед был еще хрупким, тонким, как стекло, но он был. Зима перестала быть далекой угрозой. Она пришла и дышала нам в затылок.

– Алексей, – тихо позвал меня Ярослав. Его голос звучал натянуто. – Подойди.

Я перебрался к корме, где княжич совещался с десятниками. Их лица были мрачными, как это серое небо над нами, но в глазах горела та же решимость, что и у их командира.

– Что скажешь? – кивнул Ярослав в сторону ледяной кромки.

Я посмотрел на воду. На темную, еще свободную поверхность в центре русла, и на эти предательские белые полоски у берегов. Честно говоря, я не знал, что сказать. В моей прошлой жизни я не был ни речником, ни рыбаком. Лед для меня был просто льдом.

– Пока основное русло чистое, – сказал я неуверенно. – Течение вроде бы должно мешать льду схватываться… но я не знаю, княжич. Не разбираюсь в этом.

– А я разбираюсь, – хмуро проговорил десятник Федор, всю жизнь проживший у реки. – И скажу прямо – дела плохи. Если ночью ударит мороз покрепче, к утру можем проснуться в ледяной клетке.

– Тогда не будем просыпаться в ледяной клетке, – жестко сказал Борислав. – Будем грести без остановок. День и ночь, если понадобится.

– Согласен, – кивнул десятник Иван. – Люди выдержат. За князя и за дело выдержат всё.

В этот момент к нашей лодке подошла долбленка с разведчиками. Те самые, что ходили проверять путь вперед по течению. На их лицах я не увидел ничего хорошего.

– Что там? – коротко спросил Ярослав.

Старший разведчик выглядел удрученным.

– Верст через пять река входит в озеро, княжич. Большое, широкое. Там течения почти нет. – Он помолчал, подбирая слова. – А лед там уже показывается. Тонкий пока, но если мороз усилится…

– За одну ночь может схватиться наглухо, – закончил Федор. – Озеро – оно как чаша. Вода там стоячая. Первым делом и замерзает.

Наступила тягостная тишина. Все понимали: озеро – это ловушка похуже любого вражеского дозора, но ни один из десятников не произнес слова об отступлении. Они смотрели на Ярослава, ожидая приказов.

– Сколько нам нужно, чтобы пройти озеро? – спросил Ярослав.

– При хорошем ходе – полдня, – ответил разведчик. – Но там ветер встречный, злой и холодный, до костей пробирает. Может, и целый день потребуется.

– Есть еще кое-что, – добавил разведчик, и его голос стал еще мрачнее. – На дальнем берегу озера видели дым. Может вражеский разъезд, а может и рыбаки. Нам лучше не встречаться ни с теми, ни с другими.

Ярослав кивнул, словно и ожидал таких новостей.

– Значит, нас ждут и лед, и враги. – Он посмотрел на своих десятников. – Что скажете?

– Скажем – идем, – твердо произнес Иван. – За что шли, за то и идем. А что нас лед с врагами пугать будут – так мы не девки боязливые.

– Верно говорит, – поддержал Федор. – Назад дороги все равно нет. Только вперед.

– Тогда передать всем лодкам, – сказал Ярослав. – Усиливаем ход. Гребем без остановок. Пока река нас держит – идем, а там видно будет.

В его голосе звучала решимость. Не бравада, а расчет воина, который знает – отступать некуда.

Я смотрел на этих людей и понимал: они идут в смертельную ловушку с открытыми глазами и никого из них это не останавливает. Такие вот они, эти средневековые воины. Простые, прямые, и готовые умереть за своего князя.

Но я, глядя на эти белые полоски льда, которые с каждым часом становились все шире, не мог отделаться от мысли: в этой гонке со временем мы начинаем проигрывать.

Мы гребли уже два часа подряд, когда Ярослав дал команду причаливать к небольшому островку, поросшему ольхой. Его лицо не выражало эмоций, но я видел, как он смотрит на своих людей – с болью и тревогой.

Воины действительно выглядели ужасно. Адская ночь в протоке, когда они тащили лодки волоком по топкому берегу, подорвала их силы больше, чем я думал. Они гребли молча, напрягая последние силы, но их движения становились все более вялыми. На некоторых лицах я уже различал признаки того опасного изнеможения, которое предшествует болезни.

– Высаживаемся, – скомандовал Ярослав. – Разводим костры. Готовим горячую еду. Спим по очереди. Людям нужен полноценный отдых.

Десятники переглянулись, но никто не возразил. Они понимали состояние своих подчиненных не хуже командира.

Борислав кивнул: – Разумно. Лучше потерять полдня, чем привести к стенам крепости толпу больных.

Но я не мог с этим согласиться. Что-то внутри меня, какая-то новая интуиция, которая появилась после всех пережитых сражений и принятых решений, кричала об опасности. Я смотрел на тонкую ледяную кромку у берегов и понимал – у нас нет полдня. Возможно, у нас вообще нет времени.

– Княжич, – сказал я тихо, подойдя к Ярославу. – Можно поговорить?

Он обернулся ко мне, и я увидел в его глазах усталость – не физическую, а душевную. Тяжесть бремени командира, который видит страдания своих людей и должен принимать решения.

– Что скажешь, Алексей?

– Ты прав, – начал я осторожно. – Люди устали. После той ночи они действительно на пределе. Но если мы остановимся сейчас…

– То что? – перебил он меня. – Алексей, посмотри на них. Посмотри внимательно. – Он указал на воинов, которые медленно, с трудом гребли. – Вот Микула. Видишь, как он кашляет? А у Ждана руки трясутся. Это не просто усталость. Они начинают болеть. Я не поведу на штурм крепости больных людей!

Микула, молодой, здоровый парень, кашлял сухим, надрывным кашлем. Ждан не мог удержать в руках веревку – она выскальзывала из его дрожащих пальцев.

– Ты прав, – повторил я. – Но если мы остановимся, мы проиграем зиме.

Я показал на ледяную кромку, которая стала заметно шире, чем утром.

– Этот тонкий лед, он словно предупреждение. У нас нет дня на отдых. У нас есть, может быть, считанные часы.

Ярослав нахмурился: – Часы до чего?

– До того, как река встанет льдом, – сказал я, и в моем голосе прозвучала уверенность, которой я сам не ожидал.

– Да откуда ты это знаешь⁈ – вспыхнул Ярослав. – Ты не речник! Ты повар! Федор говорит одно, ты – другое. Кому мне верить?

– Мне, – спокойно ответил я. – Не потому, что я лучше разбираюсь в реках, а потому, что я понимаю простые вещи.

Я подошел ближе, понизив голос:

– Слушай меня внимательно. Посмотри на лед – он растет с каждым часом. К вечеру он станет еще толще. К утру – еще толще. Мы можем остановиться сейчас, дать людям отдых, и завтра проснуться в ледяной клетке. Или мы можем дойти до цели и там устроить полноценный отдых.

Я указал вперед, туда, где лежала наша цель:

– Там нас ждет не просто берег. Нас ждет тепло, укрытие, возможность развести большие костры и нормально выспаться. Но только если мы туда доберемся. А если останемся здесь…

Ярослав посмотрел на ледяную кромку, потом на меня:

– Ты предлагаешь рискнуть всем?

– Я предлагаю идти до конца, – ответил я. – Мы сейчас не в обычном походе. Мы в гонке – со временем, с погодой, с собственными силами. В этой гонке есть только два варианта: дойти или погибнуть. Промежуточных остановок нет.

Я посмотрел ему в глаза:

– Лучше привести измученных людей к цели, где они смогут отдохнуть по-настоящему, чем потерять их всех во льдах посреди вражеской территории. Там, впереди – спасение. Здесь, если мы остановимся – смерть.

– А толку от этой гонки, если я приведу к стенам замерзших, полуживых людей? – Ярослав указал на воинов. – Что толку в нашей внезапности, если у них не хватит сил поднять меч?

– Хватит сил, – твердо сказал я. – И поднимут мечи, и стены возьмут. Потому что альтернатива – смерть во льдах. Мой «Железный Запас» рассчитан именно на такие случаи. Он будет поддерживать их тела до самого конца.

Я посмотрел ему в глаза:

– Ярослав, подумай как командир, а не как человек. Да, сейчас остановка кажется милосердием, но это ложное милосердие. Настоящее милосердие – довести их до цели живыми, а для этого нужно идти прямо сейчас, пока река еще держит.

– Ты просишь меня поставить на карту жизни моих людей, – медленно проговорил Ярослав.

– Я прошу тебя спасти их, – ответил я. – Их жизни уже поставлены на карту самой ситуацией. Мы можем только выбрать – проиграть их здесь и сейчас или довести до победы. Третьего варианта нет.

Ярослав молчал, глядя то на меня, то на своих воинов. Я видел, как в нем борются командир и человек. Командир понимал неумолимую логику ситуации, а человек не мог смириться с тем, что нужно требовать от людей невозможного.

– И что ты предлагаешь? – спросил он наконец. – Как довести их до цели, не убив в дороге?

– Я предлагаю довериться моей кухне, – сказал я с легкой усмешкой. – У меня есть то, что поставит их на ноги лучше любого сна. Горячая еда, правильная еда. И главное – у меня есть эликсиры.

Я достал из своего мешка небольшую сосуд с золотистой жидкостью.

– «Бодрящий корень» в концентрированном виде. Несколько капель на человека – и они будут грести, если понадобится. Без вреда для здоровья.

Ярослав посмотрел на склянку, потом на меня: – Ты уверен?

– Уверен, – кивнул я. – Но решение принимать тебе. Ты командир.

Долгое молчание. Ярослав смотрел на воду, на тот предательский лед, который медленно, но неуклонно сжимал реку в своих объятиях. Потом посмотрел на своих измученных людей.

– Сколько времени тебе нужно, чтобы их накормить и… подлечить? – спросил он.

– Час. Максимум полтора.

– Тогда делай, – решительно сказал Ярослав. – Я надеюсь на тебя, Алексей.

Ярослав кивнул и повернулся к десятникам: – Меняю приказ! Дневки не будет. Один час на еду и отдых. Затем продолжаем путь.

Борислав удивленно поднял брови: – Княжич, люди…

– Люди получат то, что им нужно, – перебил Ярослав. – Алексей, начинай.

Я кивнул и бросился к своим припасам. У меня было меньше часа, чтобы превратить изможденную, полуживую команду в боеспособный отряд и я собирался это сделать.

Первые два часа мы держались. Мой «Железный Запас» работал как отлаженный механизм – каждые полчаса я подавал сигнал, и по лодкам разносили горячий бульон. Помимо него в ход пошли и эликсиры. Самым измученным я давал по капле «Гнева Соколов» – ровно столько, чтобы поддержать боевой дух, но не истощить окончательно.

Весла молотили воду с упорным, размеренным ритмом, а лодки резали течение, продвигаясь вперед метр за метром, но к вечеру ситуация стала критической.

Стужа, а вместе с ним и лед наступали. То, что утром было тонкой кромкой у берегов, теперь превратилось в настоящие ледяные языки, которые тянулись от обеих сторон к центру реки. Мы были вынуждены держаться самой середины русла, где течение все же было, заставляя воинов работать на пределе возможностей.

А главное – холод стал невыносимым.

Это был не просто осенний холод, а что-то более жестокое и беспощадное. Воздух словно превратился в ледяные иглы, которые пронзали легкие при каждом вдохе. Дыхание воинов превращалось в густые белые облака, которые мгновенно оседали инеем на их бородах и усах.

Я видел, как они гребут на чистом автомате. Их тела еще держались благодаря моим рационам, но их дух и воля медленно сламывались под натиском холода. На их лицах застыли маски безучастности – они превращались в ледяные статуи, которые продолжают двигаться по инерции.

– Горячего! – хрипло крикнул десятник Федор. – Люди замерзают!

Я лихорадочно работал у своей печки, не покладая рук готовя порцию за порцией обжигающего бульона. На соседних лодках мои помощники тоже сбивались с ног, но этого было недостаточно. Бульон согревал на несколько минут, а потом холод снова вгрызался в их кости. Это была проигрышная битва.

Некоторые воины уже с трудом держали весла, пальцы побелели и не слушались. Даже суровый Борислав начал покрываться инеем, словно живая статуя.

И тут ко мне подошел Ярослав.

Его лицо в свете моего очага было маской отчаяния. Я никогда не видел его таким – сломленным, растерянным, почти беспомощным.

– Алексей, – сказал он тихо, но в его голосе звучала мольба. – Они замерзают. Твой бульон согревает, но этого мало. Лед сковывает их души. Еще пара часов – и они просто перестанут двигаться. Ты был прав. Прав, что нам нельзя останавливаться, но что делать теперь?

Он посмотрел на меня с надеждой:

– Мне нужно чудо.

Я оглядел воинов. Синие губы, иней на бородах, остекленевшие глаза. Да, он был прав. Моих старых рецептов было недостаточно. Мне нужен был новый инструмент. Что-то кардинально другое.

И тут я вспомнил.

У меня было одно нераспределенное очко улучшения, которое я получил перед атакой на Заречье. Я приберег его на самый крайний случай, как делал всегда, когда все остальное не поможет. Этот случай настал.

– Продолжай раздавать обычный бульон, – сказал я Ярославу. – Поддерживай их как можешь, а я попробую придумать как нас всех спасти.

Я отошел к самому краю лодки, где меня не было видно, и закрыл глаза. Моя интуиция, обостренная отчаянием и необходимостью, погрузила меня в знакомое пространство Системы.

Древо Навыков развернулось перед моим внутренним взором, и я сразу устремился к «Ветви Влияния», именно к тому навыку, изучение которого все время откладывал. Я чувствовал, что это именно то, что мне нужно. Не колеблясь, я вложил в него свой последний резерв.

[Вы изучили новый активный навык!]

[Эмоциональное Воздействие (ур. 1)]: Позволяет создавать блюда, которые вызывают у цели сильные, но краткосрочные эмоции. Требует особых ингредиентов и расходует ментальную энергию пользователя.

Знания хлынули в мою голову. Я понял, что еда – это не только топливо для тела. Она может быть топливом для души. Сейчас душам моих воинов нужен был огонь.

Я открыл глаза и лихорадочно порылся в своем потайном мешочке. Там, завернутые в промасленную ткань, лежали высушенные лепестки «Солнечного цветка» – золотистые, как маленькие солнца, пряность, которую я вместе с другими корешками и травами захватил с собой на всякий случай. По местным преданиям, так мне рассказал Матвей, этот цветок мог поднять дух даже у смертельно раненого воина.

– Что ты задумал? – спросил Ярослав, видя мою лихорадочную активность.

– Разжечь в них огонь, – ответил я, ставя котелок на печку. – Не в теле, а в душе.

Я начал готовить отвар на основе «бодрящего корня», но это было только начало. Новый навык подсказывал мне, что нужно делать дальше. Я должен был не просто смешать ингредиенты, а вложить в напиток саму суть храбрости.

Когда вода закипела, я бросил в нее щепотку золотистых лепестков. Они зашипели, растворяясь, и котелок наполнился удивительным ароматом – теплым, солнечным, напоминающим о летних днях и победных пирах.

Но этого было мало. Мне нужно было активировать свой новый навык.

Я закрыл глаза и сосредоточился. В своей памяти я воскресил тот день, когда мы одержали победу в Заречье. Лица спасенных людей, радость в глазах воинов, гордость в голосе Ярослава. Я вспомнил, ради чего мы идем в этот безумный поход – ради нашего князя, ради нашего дома, ради тех, кто верит в нас.

И я стал вливать эти воспоминания, эти эмоции в кипящий отвар. Чувствовал, как моя ментальная энергия утекает, как будто из меня вытягивают саму душу. Голова закружилась, перед глазами поплыли черные пятна, но я продолжал.