Текст книги "Шеф с системой. Рецепт победы (СИ)"

Автор книги: Afael

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Он говорил несколько минут о хозяйственных вопросах, и Всеволод внимательно слушал, время от времени кивая. Ничто не выдавало его беспокойства.

– Есть еще один вопрос, – сказал наконец Святозар, и его голос стал тверже. – Касающийся безопасности рода.

– Какой вопрос? – заинтересовался Ратибор.

Князь медленно поднялся из кресла. Действие моей еды все еще продолжалось, и он выглядел сильнее, чем за последние месяцы.

– Недавно выяснилось, – сказал он, глядя прямо на Всеволода, – что моя болезнь была не естественной.

Всеволод нахмурился:

– Что ты хочешь сказать?

– Я хочу сказать, – князь взял со стола серебряный кубок, – что меня травили. Медленно убивали ядом.

Зал погрузился в шокированную тишину. Ратибор и капитаны переглянулись с недоумением.

– Святозар, – осторожно сказал Всеволод, – ты уверен? Может быть, болезнь просто…

– Я уверен, – отрезал князь, показывая всем кубок. – Вот доказательство. Темные пятна на серебре – след яда.

Присутствующие наклонились, рассматривая зловещие разводы на благородном металле.

– Но кто мог… – начал Елизар.

– Именно это мы и выяснили, – сказал Святозар, не сводя глаз с брата. – Всеволод, я все знаю.

Воевода побледнел, но еще пытался сохранять спокойствие:

– Брат, о чем ты говоришь? Какие подозрения?

– Подозрения? Это доказательства, – холодно ответил князь. – Присутствующие здесь видели, как ты добавлял яд в мое питье.

– Кто видел? – Всеволод оглянулся по сторону. – Кто выдвигает против меня эти чудовищные обвинения?

– Я, – твердо сказал Ярослав. – Я собственными глазами видел, как ты достал флакон и добавил яд в кувшин с вином.

– Это ложь! – вскричал Всеволод. – Заговор против меня!

– Тогда объясни это, – князь поставил кубок перед братом. – Объясни, откуда на моей посуде следы яда.

– Не знаю! Может, кто-то подстроил…

– Кто? – спросил Степан Игнатьевич, подходя ближе. – Кто мог подстроить то, что Ярослав видел своими глазами?

Всеволод понял, что попал в ловушку. Его взгляд метался по лицам присутствующих, ища поддержки, но видел только изумление и осуждение.

– У нас есть еще один свидетель, – сказал князь. – Тот, кто помогал тебе в этом преступлении.

По знаку Степана Игнатьевича дверь открылась, и в зал ввели Демьяна. Лекарь выглядел сломленным и испуганным.

– Демьян, – приказал князь, – повтори перед всеми то, что рассказывал утром.

Лекарь упал на колени:

– Воевода Всеволод заставил меня помогать ему в ослаблении Ярослава! – закричал он. – А потом заставлял говорить, что князь просто стареет и его недуг влияние возраста!

– Лжец! – рявкнул Всеволод. – Ты сам предлагал отравить князя!

– Нет! – зарыдал Демьян. – Это была ваша идея! Вы сказали, что князь должен ослабнуть и передать власть молодым!

Теперь все взгляды были устремлены на Всеволода. Доказательства были неопровержимы.

– Всеволод, – сказал князь голосом, полным боли и гнева, – ты мой родной брат. Мы росли вместе, сражались вместе, делили горе и радость. За что ты пытался меня убить?

– Я не хотел убивать! – воскликнул Всеволод. – Я хотел только…

– Только что? – холодно спросил Святозар.

– Только чтобы ты передал власть тем, кто моложе и сильнее! Род нуждается в переменах!

– Значит, ты действительно признаешься в отравлении? – уточнил Степан Игнатьевич.

Всеволод понял, что проговорился. Он опустил голову:

– Я действовал во благо рода.

– Во благо рода? – взорвался Ярослав. – Ты травил собственного брата!

– Хватит, – строго сказал князь. – Всеволод, именем княжеской власти я объявляю тебя арестованным по обвинению в измене и попытке моего убийства.

Он кивнул к двери, и в зал вошли Борислав с гвардейцами.

– Всеволод Соколов, – официально произнес Борислав, – ты предатель. Увести.

Всеволод не сопротивлялся. Он лишь посмотрел на брата с выражением, в котором смешались раскаяние и злоба:

– Ты пожалеешь об этом, Святозар. Перемены все равно придут.

– Возможно, – ответил князь. – Но не твоими руками и не через предательство.

Стражники надели на Всеволода кандалы и повели к выходу. У двери он обернулся:

– Братец, ты думаешь, что победил? Это только начало.

– Уводите его, – приказал князь.

Когда за предателем закрылась дверь, в зале повисла тяжелая тишина. Все присутствующие были потрясены увиденным и услышанным.

– Судари, – сказал наконец Святозар, – то, что вы сегодня видели, должно остаться между нами до общего суда. Не хочу, чтобы в роду начались слухи и разброд.

– Конечно, князь, – кивнул Ратибор. – Но что теперь будет?

– Теперь мы выясним, кто еще участвовал в заговоре. Кто отправлял врагу сведения о наших дозорах. Из-за кого погибло столько ни в чем неповинных людей, – ответил Степан Игнатьевич. – И накажем всех виновных.

Князь снова сел в кресло. Внутренний враг был повержен, но все понимали – это лишь первая победа в большой войне.

– Слова Всеволода перед уходом, – задумчиво сказал я, – звучали как угроза.

– Да, – согласился князь. – Значит, у него действительно есть союзники и наша охота еще не закончена.

Глава 16

Подземелье крепости встретило Степана сыростью и холодом. Каменные стены, покрытые капельками влаги, мрачно поблескивали в свете факелов. Всеволод сидел на деревянной скамье в углу камеры, закованный в кандалы. За прошедшие сутки он явно не спал – глаза покраснели, но взгляд оставался острым и злым.

– Воевода, – сказал Степан Игнатьевич, входя в камеру и присаживаясь на стул напротив. – Надеюсь, ночь прошла с пользой? Успел подумать?

Всеволод медленно поднял голову. В его глазах не было раскаяния, лишь усталая ярость. Он криво усмехнулся.

– Подумать о чем, Степан? О том, как мой собственный племянник вонзил мне нож в спину?

– Я бы советовал подумать о другом, – спокойно ответил управляющий, сцепив пальцы. – О том, почему твой гениальный план, который ты вынашивал, рассыпался в прах за несколько недель. Честно говоря, я всегда считал тебя более искусным игроком.

В глазах Всеволода вспыхнул огонь. Удар пришелся по самому больному – по его интеллекту.

– Мой план был безупречен! – прошипел он, перестав юлить. – И он бы сработал, если бы не ваше колдовство!

– Колдовство? – Степан Игнатьевич удивленно приподнял бровь. – Не льсти себе, Всеволод. Ты проиграл не колдовству, а собственной недальновидности. Начнем с простого. Твой главный инструмент в заговоре против Ярослава… Демьян. Серьезно?

Всеволод сжал кулаки.

– Демьян был идеальным исполнителем…

– Он был старым, завистливым павлином, который готов был продать душу, лишь бы вернуть себе блеск в хвосте, – прервал его Степан. – Любой ребенок в этой крепости знает, что Демьян сломается от одного строгого взгляда. И ты доверил такому человеку самую тонкую часть своей игры.

– Если бы не повар… если бы не этот выскочка Алексей, Демьян бы справился! – взревел Всеволод. – Откуда я мог знать, что какой-то знахарь из грязи окажется настолько…

– А вот в этом и разница между нами, – сказал Степан Игнатьевич, наклоняясь вперед. Его голос стал тихим и ядовитым. – Да, повар стал новой, непредвиденной фигурой на доске, но хороший игрок использует новые фигуры, а плохой – жалуется, что они портят ему партию. Ты, Всеволод, оказался плохим игроком. Я эту фигуру заметил, оценил и использовал, чтобы тебя уничтожить. А ты… ты просто споткнулся о нее.

Всеволод молчал, но по его лицу было видно – слова управляющего попадают в цель.

– Скажи, Всеволод, – продолжил Степан, его голос был тихим, почти вкрадчивым, – а ты действительно считал, что все так просто? Что можно вести игру против всего рода и никто не заметит?

– Мой план был безупречен, – упрямо ответил Всеволод. – Годы… и никто ничего не заподозрил. Если бы не этот твой повар-колдун…

– Опять повар? – Степан Игнатьевич устало вздохнул, словно разочарованный учитель, слушающий нерадивого ученика. – Ты проиграл не потому, что на доске появилась новая фигура, а потому что не сумел просчитать ее ходы. Твой план был полон дыр, как решето.

Всеволод поднялся со скамьи, насколько позволяли кандалы. Его глаза горели яростью.

– Хватит! К чему этот разбор? Пришел поглумиться над пленником? Насладиться победой?

– Я пришел понять, с кем имею дело, – спокойно ответил управляющий, не сводя с него глаз. – С умным врагом, который проиграл достойному противнику, или с заносчивым дураком, который споткнулся о собственные амбиции. От этого зависит, как именно ты закончишь свои дни. И что станет с твоим именем.

Всеволод замер. Он понял, что это было начало торга.

– Что ты хочешь, Степан?

– Я хочу, чтобы ты помог нам закончить эту войну, которую сам и развязал, – ответил управляющий. – У тебя остались союзники. Морозовы, которые точно собираются нас атаковать. Я в этом уверен. А еще некоторое количество предателей в стенах крепости. Они все еще представляют угрозу.

Всеволод понял, к чему ведет разговор. На его лице появилась кривая, горькая усмешка.

– Ты хочешь, чтобы я их выдал? Чтобы я совершил еще одно предательство?

– Я хочу, чтобы ты сделал выбор, – поправил Степан Игнатьевич. – Между верностью тем, кто уже списал тебя со счетов, и будущим твоей собственной семьи. Я предлагаю тебе последний шанс показать, что ты действительно умеешь мыслить стратегически, а не только плести интриги.

– А что я с этого получу? – спросил Всеволод, и в его голосе, до этого полном ярости, впервые прозвучала слабая нотка делового интереса.

– Это зависит от того, насколько ценной окажется твоя помощь, – уклончиво, но с намеком ответил Степан Игнатьевич.

Всеволод долго молчал, обдумывая предложение. Наконец он поднял голову.

– Допустим, я соглашусь. Что именно ты хочешь?

– Помоги нам закончить эту войну, – сказал Степан, его голос был тихим, почти вкрадчивым. – Помоги нам уничтожить Морозовых.

Всеволод криво усмехнулся.

– И зачем мне это? Чтобы облегчить твою работу, Степан?

– Чтобы спасти то, что еще можно спасти, – управляющий подался вперед. – Твоя жизнь кончена, Всеволод. Ты это понимаешь, но у тебя есть жена, есть дети.

– Не смей их трогать! – прорычал Всеволод, дернувшись в цепях.

– Я и не трону. Если ты поможешь, – спокойно ответил Степан. – Помоги нам, и я лично попрошу князя о милости для твоей семьи. Их не казнят, не сделают рабами. Им позволят уехать с частью имущества и жить под другой фамилией. Они смогут забыть о позоре своего отца. Ты можешь подарить им будущее, которого сам себя лишил.

Всеволод молчал, тяжело дыша. Это был удар ниже пояса, но он сработал.

– А если я откажусь?

Степан Игнатьевич откинулся на спинку стула, и его лицо стало холодным и безразличным.

– Тогда ты умрешь как предатель, чье имя будет проклято, а твоя семья разделит твою участь. Я лично прослежу, чтобы память о тебе выжгли из всех летописей. Через поколение никто и не вспомнит, что был такой воевода – Всеволод Соколов.

– Какие гарантии? – прохрипел Всеволод.

– Мое слово, – просто ответил Степан. – И слово князя. Этого достаточно. Подумай, Всеволод. Ты уже проиграл. Единственное, что ты еще можешь сделать, – это выбрать цену своего поражения.

Всеволод долго молчал, глядя в пол. Наконец он поднял голову.

– Хорошо. Но у меня есть условие.

– У тебя нет права ставить условия! – резко ответил управляющий.

– Есть, – упрямо сказал Всеволод, и в его глазах блеснул огонек былой уверенности. – Потому что без меня вы не заманите Глеба в ловушку. Он слишком хитер и почувствует подвох.

Степан Игнатьевич прищурился.

– Говори.

– Я не выдам тех, кто доверял мне здесь, в крепости, – твердо сказал Всеволод. – Я проиграл. Я. Один. Я дам тебе Морозовых – они мне никогда друзьями и не были, но своих людей я не трону. Это моя цена.

Управляющий задумался. Предложение было заманчивым, но и рискованным. Оставить в крепости нераскрытую сеть заговорщиков…

– Ты торгуешься, сидя в цепях. Смело, – сказал он наконец. – Но… разумно. Морозовы – главная угроза. Хорошо. Мы оставим твоих шавок в покое. Пока.

– Согласен, – кивнул Всеволод. – Я заманю их в ловушку, которую вы расставите. По нашей с ним договоренности, когда Святозар умрет, я открою восточные ворота. Это должно было быть зимой, но можно и ускорить события. Просто передам им сообщение.

– Как ты передашь им сообщение так, чтобы они поверили?

Всеволод позволил себе слабую, гордую усмешку.

– У меня есть способ надежнее любого гонца. Птица, которая знает лишь одну дорогу – прямо в голубятню в главной усадьбе Морозовых.

– Тогда к делу, – голос Степана Игнатьевича был холоден и лишен всяких эмоций. – У нас мало времени. Рассказывай план Морозовых. В деталях.

Всеволод откинулся на стену, и на его губах появилась кривая, полная горечи усмешка.

– План? О, план был изящен в своей простоте. Зима. Дороги непроходимы. Крепость отрезана от мира. Глеб подходит с армией, а я… я просто открываю ему восточные ворота. Никакой осады, никакой лишней крови. Чистая, тихая смена власти.

– И ты верил, что он оставит тебя в живых? – спросил управляющий.

– Я верил, что смогу его переиграть, – мрачно признался Всеволод. – Он обещал мне место наместника.

Степан Игнатьевич кивнул, оценив его откровенность.

– Хорошо. Теперь главный вопрос. Как мы заманим этого волка в капкан?

– Нужно заставить его поверить, что все идет по плану, – ответил Всеволод. – Что князь при смерти, а крепость в хаосе.

– И ты думаешь, Глеб поверит в простое письмо «Приходи, все готово»? – скептически заметил управляющий. – После своего провала в Заречье он будет осторожен, как никогда.

– Он будет осторожен, – согласился Всеволод. – Но он также будет отчаянно желать реванша. Ну а я дам ему наживку, от которой он не сможет отказаться.

Всеволод на мгновение задумался, и в его глазах блеснул огонек стратега.

– Он ждет вестей не только от меня, – сказал Всеволод. – Он знает, что Демьян был моим человеком. Мы должны обрубить этот канал и одновременно показать мою решительность.

– И как ты это сделаешь?

– Я сообщу ему о смерти Демьяна, – холодно ответил Всеволод. – Напишу, что старый дурак начал подозревать неладное, задавать лишние вопросы. Что мне пришлось его убрать, чтобы не сорвать план. Это покажет Глебу, что я не остановлюсь ни перед чем. Он уважает только силу.

Степан Игнатьевич внимательно смотрел на него, оценивая всю глубину цинизма этого хода.

– Хорошо, – кивнул он. – Это сработает. Что еще?

– Еще я сообщу о ложной болезни в дружине, – продолжал Всеволод. – Что половина воинов слегла от какой-то хвори. Это заставит их поторопиться с атакой, пока оборона ослаблена.

– А когда они придут?

– Попадут в засаду, которую мы заранее подготовим, – закончил Всеволод. – И будут уничтожены.

Степан Игнатьевич долго смотрел на бывшего воеводу.

– Ты понимаешь, что предаешь своих союзников?

– Я спасаю свою семью, – ответил Всеволод. – А Морозовы все равно предали бы меня первыми. Так хотя бы от этого будет польза.

– Хорошо. Идем писать это письмо.

* * *

Канцелярия управляющего была ярко освещена множеством свечей. За столом сидел Всеволод. Кандалы с него сняли, но у стены, как каменные изваяния, застыли два гвардейца, включая Борислава.

– Начинай, – сказал управляющий.

Всеволод взял перо.

– Письмо должно быть правдивым, – сказал он, глядя не на Степана, а на чистый лист пергамента. – Глеб знает мой слог. Он почувствует фальшь.

– Тогда пиши так, чтобы он не почувствовал.

Всеволод криво усмехнулся и начал писать. «Глебу Морозову, с почтением и преданностью. Дела идут превосходно. Старый сокол окончательно ослаб…»

Он писал медленно, подбирая слова. Закончив первый абзац, он поднял голову, подумал немного и снова склонился над письмом. «Пришлось убрать Демьяна. Дурак начал подозревать неладное, задавать лишние вопросы. Свалили на внезапную болезнь сердца – похоронили уже. Больше проблем от него не будет».

– Хорошо, – одобрил Степан Игнатьевич. – Жестоко, но убедительно. Продолжай.

«Ярослав сломлен горем… Дружина без четкого командования…»

– Теперь нужно заставить его торопиться, – сказал Всеволод, отрываясь от письма. – Дать ему повод ударить сейчас, а не ждать зимы. Небольшая вспышка хвори в гарнизоне… слухи о слабости. Это заставит его действовать, пока «железо горячо».

Степан молча кивнул. План был хорош.

Всеволод дописал еще несколько строк, а затем отложил перо.

– Теперь последнее. Личный знак. Что-то, что знаем только мы двое. Иначе он не поверит до конца.

– Какую деталь ты можешь добавить?

– У Глеба есть старый шрам на левой руке – от волчьих когтей, полученный на охоте в молодости. Он никому об этом не рассказывает, считает постыдным, но я видел.

Он снова взял перо и добавил финальный, самый ядовитый штрих. «Помнишь наш разговор про старые шрамы? Мой на плече дергает на смену погоды – видимо, возраст. Надеюсь, твой на руке не беспокоит».

– Хитро, – признал Степан Игнатьевич. – Это его окончательно убедит.

Всеволод дописал концовку и с отвращением оттолкнул от себя пергамент.

– Готово.

Управляющий внимательно перечитал письмо.

– Убедительно. Твоя личная печать.

– Она у меня в покоях, – ответил Всеволод. – В шкатулке на столе.

Степан Игнатьевич кивнул Бориславу, который все это время неподвижно стоял у стены.

– Сходи за печатью и принеси того голубя, о котором говорил воевода.

Борислав ушел. Всеволод сидел, глядя на написанное им письмо – смертный приговор для его союзника.

– Ты хоть понимаешь, – сказал он вдруг, не глядя на Степана, – что обрекаешь на смерть сотни людей?

– Людей, которые хотели убить твоего брата и племянника, – напомнил управляющий. – Людей, которые планировали разграбить твой родной дом. Твоя жалость сейчас неуместна.

– Это не жалость, – горько усмехнулся Всеволод. – Это… ирония.

Через полчаса вернулся Борислав со шкатулкой и клеткой, в которой сидел крупный серый голубь. Всеволод достал свою медную печать, разогрел воск и аккуратно запечатал письмо. Затем Борислав подал ему птицу.

– Он полетит прямо к Морозовым? – спросил управляющий.

– Прямо в голубятню в их главной усадьбе, – подтвердил Всеволод. – Больше никуда не летает.

– Тогда пора отправлять нашу наживку.

Всеволод взял крошечный свиток и начал привязывать его к лапке голубя. Его руки слегка дрожали – от осознания того, что он делает последний ход в игре, которую уже проиграл.

– Идем на башню, – решил Степан Игнатьевич. – Пусть твой последний приказ будет выполнен достойно.

Глава 17

Глеб Морозов сидел в главном зале за массивным дубовым столом, который помнил еще его деда и прадеда. На стенах висели портреты предков – гордых воинов, которые расширяли владения рода, побеждали врагов, приумножали богатство.

Сейчас их потомок пил третий кубок вина подряд, пытаясь заглушить горечь поражения.

Большой зал в родовой усадьбе Морозовых был погружен в гнетущую, тяжелую тишину. Высокие сводчатые потолки, стены, увешанные гобеленами со сценами славных побед его предков, – все это великолепие теперь казалось насмешкой, молчаливым укором его собственному унижению.

– Отец, – раздался тихий, почти безжизненный голос из темного угла зала. Игорь, до этого сидевший неподвижно, как изваяние, поднял голову. – Может, стоит отдохнуть? Ты не спал всю ночь.

– Отдохнуть? – Глеб резко остановился и обернулся к сыну, его взгляд был мутным от вина и бессонницы. – Отдыхать, пока эти соколиные выродки празднуют победу, а наши так называемые союзники расползаются по норам, как крысы? Нет уж, спасибо.

Игорь поморщился и снова опустил глаза. После сокрушительного поражения в поединке он превратился в живое напоминание о провале – бледный, запуганный, потерявший всю свою былую спесь.

– Боровичи… они прислали ответ, – сказал он, протягивая свиток, лежавший рядом с ним на столике. – Окончательно разрывают союз.

Глеб даже не взглянул на пергамент.

– Крысы, – выплюнул он. – Первыми бегут с тонущего корабля. Пусть бегут. Мы и без них обойдемся.

В зал, несмело переминаясь с ноги на ногу, вошли старшие капитаны Морозовых. Лица у всех были мрачными, в глазах читались напряжение и растерянность.

– Ну? – рыкнул Глеб, поворачиваясь к ним. – Что еще? Какие новые унижения приготовила мне судьба?

Старший из капитанов, седой ветеран Богдан, нерешительно откашлялся.

– Люди… они боятся, мой князь.

– Боятся? Мои волки боятся⁈

– Они говорят… – вмешался другой капитан, – что это нечестная война. Что тот знахарь, повар… он околдовал их войско. Они рассказывают страшные вещи. Будто воины Соколов не чувствуют боли, а их глаза в бою горят красным огнем. Что против такого колдовства не устоять. Они… они не хотят больше драться.

Глеб ударил кулаком по столу так, что подпрыгнули серебряные кубки.

– Колдовство⁈ – взревел он. – Вы нашли отличное оправдание для своей трусости! Мои лучшие воины, которые прошли огонь и воду, теперь верят в бабские сказки про красные глаза⁈

– Но, князь, – осмелился возразить Богдан, – мы все видели, как они дрались. Словно бесы. Может, и впрямь стоит отступить? Собраться с силами, переждать зиму, найти новых союзников…

– Каких союзников⁈ – зло рассмеялся Морозов. – Кто захочет связываться с теми, кого разбил какой-то поваренок? Боровичи уже показали пример! Весь мир смеется над нами!

Он резко развернулся и подошел к окну. За ним виднелись его земли – владения, которые род Морозовых копил веками.

– Мы остались одни, – сказал он, не оборачиваясь, и в его голосе впервые за все время прозвучала не ярость, а глухая, страшная безнадежность. – В затяжной войне нам не победить. У Соколов крепкие стены, верные люди, и этот проклятый знахарь, который творит из навоза золото.

– Тогда что же делать? – тихо спросил Богдан.

Глеб Морозов долго молчал, глядя на свои опустевшие земли.

– Не знаю, – признался он глухо. – Впервые в жизни я не знаю.

Капитаны переглянулись. Видеть своего князя таким сломленным было невыносимо.

– Может… может, послать гонца? – несмело предложил один из младших воинов, глядя в пол. – Попросить мира… на любых условиях?

Глеб резко обернулся, и его налитые кровью глаза впились в говорившего.

– Мира? – прошипел он, и в его голосе прозвучал яд. – Ты хочешь, чтобы я, Глеб Морозов, пополз к ним на коленях? Чтобы умолял сохранить мне жизнь⁈ После того, как они унизили моего сына? После того, как разорвали наш союз? Какой мир они могут предложить, кроме петли на шею⁈

– Но если мы не можем победить…

– Тогда мы умрем! – взревел Морозов, опрокидывая свой кубок. Вино залило карту на столе, словно кровь. – Лучше сдохнуть в бою, с оружием в руках, чем жить в позоре! Род Морозовых никогда не склонял голову. И я не стану первым.

В зале повисло тяжелое, давящее молчание.

– Хорошо, – сказал наконец Глеб, и его голос стал глухим и усталым. – Если уж нам суждено пасть, то мы заберем с собой как можно больше этих соколиных выродков. Соберем всех, кто еще может держать меч. Нанесем последний удар.

– Князь, – осторожно начал Богдан, – но идти на их крепость без союзников, с людьми, которые боятся колдовства… это не бой. Это будет бойня. Нас просто вырежут.

Стук в тяжелую дубовую дверь прервал его мрачные слова. В зал, кланяясь, заглянул молодой дозорный.

– Мой князь, – сказал он взволнованно, – к нам прилетел почтовый голубь!

Глеб медленно поднял голову. В его глазах впервые за долгое время мелькнул проблеск живого интереса.

– Голубь? Чей?

– Не могу знать, господин. Но птица породистая, быстрая. Явно не местная.

Морозов выпрямился.

– Голубятника. С птицей. Ко мне. Живо!

Когда дозорный скрылся, Глеб обвел взглядом своих капитанов. В удушливой атмосфере отчаяния вдруг появился крошечный сквозняк. Возможно, судьба все-таки решила дать ему последний шанс.

Через несколько минут в зал внесли клетку. Птица была действительно породистой – крупная, с блестящими серыми перьями. Глеб подошел к клетке, и его лицо изменилось.

– Это он… – выдохнул он. – Это голубь Всеволода!

Капитаны пораженно переглянулись. Имя тайного союзника в самом сердце вражеского стана было их единственной надеждой, о которой они уже почти забыли.

– Ты уверен, мой князь? – спросил Богдан.

– Абсолютно, – кивнул Глеб, его руки слегка дрожали, когда он открывал дверцу клетки. – Я сам дарил ему эту пару. Они знают лишь одну дорогу – от их крепости сюда.

С лапки птицы свисал крохотный свиток. Морозов осторожно снял его.

– Печать… печать Всеволода, – прошептал он, и его голос дрогнул. – Подлинная.

Все в зале замерли, затаив дыхание. Глеб сломал сургуч и развернул пергамент. Он читал молча, и с каждой строчкой его мрачное лицо светлело, глаза расширялись от изумления, а на губах начала появляться дикая, хищная улыбка.

– Отец, что там? – не выдержал Игорь.

– Победа, – выдохнул Глеб. – Слушайте!

И он начал читать вслух, и его голос, до этого глухой, теперь звенел от торжества.

– «Дела идут превосходно. Старый сокол окончательно ослаб… Лекари говорят о скорой кончине».

Капитаны ахнули. Смерть Святозара меняла все.

– «Пришлось убрать Демьяна. Дурак начал подозревать неладное… Свалили на внезапную болезнь сердца…»

– Демьян мертв? – пробормотал Богдан. – Но он же…

– Всеволод не рискует, – отрезал Глеб. – Он убрал слабое звено. Мудро!

Он продолжил чтение, и каждое слово было как глоток ледяной воды для умирающего от жажды.

– «Ярослав сломлен горем… Дружина без четкого командования… Половина воинов слегла с какой-то лихорадкой…»

– Хворь в крепости⁈ – воскликнул один из капитанов. – Боги с нами!

– «Ворота восточной стены будут открыты в ночь на новолуние…»

Глеб остановился и обвел своих людей торжествующим взглядом.

– Ну? Что теперь скажете, волки?

– Невероятно… – прошептал Богдан. – Это подарок судьбы.

– Князь при смерти, наследник раздавлен, войско больное, – перечислил другой капитан, и его глаза горели азартом. – А ворота будут открыты!

Игорь вскочил со своего места, впервые за долгое время в его глазах появился огонь. – Отец! Мы можем все вернуть! Смыть позор!

– Да, – кивнул Глеб. – Удача любит смелых.

Но тут подал голос старый советник Всеслав, седой, как лунь, человек, служивший еще отцу Глеба.

– Мой князь, – сказал он тихо, и все обернулись к нему. – Простите стариковскую осторожность.

– Говори, Всеслав.

– Не кажется ли вам, что удача слишком уж… щедра? – осторожно произнес старик. – Мы проиграли все, что могли. Остались одни и тут, словно по мановению богов, все наши враги слабеют, а двери в их крепость распахиваются.

– Ты думаешь, это ловушка? – нахмурился Глеб.

– Я думаю, что загнанный в угол зверь становится вдвое опаснее, – ответил Всеслав. – Что, если они знают о Всеволоде? Что, если это приманка, чтобы выманить нас из нашего логова и уничтожить окончательно? Посмотрите, все слишком гладко. Словно кто-то специально расчищает нам дорогу.

Глеб снова взял письмо в руки, вчитываясь в строки, словно пытаясь найти в них подвох.

– Но здесь есть детали, которые мог знать только Всеволод. Вот… упоминание о моем старом шраме. Откуда им знать об этом?

– Если волка поймали, князь, с него можно содрать шкуру, – возразил старик Всеслав, и его голос был тих, как шелест сухих листьев. – Пыткой можно вытянуть любую тайну. Всеволод крепок, но у каждого есть предел.

– Всеволод не из тех, кто ломается! – рыкнул Глеб, но в его голосе уже не было прежней уверенности.

– У каждого есть то, чем он дорожит больше собственной жизни, князь, – мягко, но настойчиво произнес советник. – Семья. Дети. Даже самый стойкий дуб рухнет, если подрубить его корни.

Морозов долго молчал, перечитывая письмо. Сомнения, посеянные стариком, ядовитым плющом оплетали его душу, но отчаянное желание реванша было сильнее.

– Даже если это ловушка, – сказал он наконец, и его голос стал глухим и твердым, – у нас нет выбора. Что нам остается? Сидеть здесь и ждать, пока они придут за нашими головами? Я так не умею.

– Но князь…

– Хватит! – рявкнул Глеб, ударив ладонью по столу. – Решено! Готовьтесь к бою. Род Морозовых либо вернет себе честь, либо с честью погибнет под стенами их проклятой крепости. Но мы не будем сидеть здесь, как крысы в норе!

Он отошел к окну, держа в руках письмо. За стеклом медленно кружились первые редкие снежинки.

– Всеслав, – сказал он, не оборачиваясь. – Ты служил моему отцу. Что бы он сделал? Только честно.

Старый советник тяжело вздохнул.

– Ваш отец, мой князь, умел считать. Он бы взвесил все до последнего зернышка.

– И что бы решил⁈

– Не знаю, но он часто говорил: «Лучше быть живым псом, чем мертвым львом».

Глеб резко обернулся, его глаза сверкнули.

– Ты предлагаешь мне стать псом⁈ Поджать хвост и ждать, пока хозяин кинет мне кость⁈

– Я предлагаю подумать о роде! – голос старика окреп. – О женщинах и детях! О тех, кто останется после нас! Честь можно восстановить, князь. Мертвым же она ни к чему.

– О каком будущем ты говоришь⁈ – зло рассмеялся Морозов. – Боровичи нас предали. Соседи смотрят на нас, как на прокаженных. Мои собственные воины боятся колдовства и готовы разбежаться! Какое будущее у рода, который не может защитить свою честь⁈

Он подошел к столу и ткнул пальцем в карту.

– Посмотри! Их крепость – это ключ ко всему. Торговые пути, богатые земли… Если мы возьмем ее…

– Если, мой князь. Если.

– Да, если! – взорвался Морозов. – А разве мой отец не рисковал⁈ Разве он сидел за печкой, когда другие ковали себе славу⁈

Он обернулся к капитанам.

– Богдан! Сколько у нас мечей, готовых к бою?

– Около ста пятидесяти, князь, – ответил капитан. – Не считая тех, кого нужно оставить для охраны усадьбы.

– Этого мало для штурма, – заметил Всеслав. – У Соколовых почти две сотни воинов за крепкими стенами.

– Но по письму, половина из них еле на ногах стоит от хвори! А ворота будут открыты! – возразил Глеб.

– А если письмо – ложь⁈

– Тогда мы умрем! – просто ответил Морозов. – Но умрем как волки, в бою, а не как овцы, которых режут в хлеву!

Игорь, до этого молчавший, подошел к отцу.

– Отец, я с тобой. Лучше рискнуть, чем медленно гнить здесь от бездействия и позора.

– Ты еще не знаешь настоящей цены поражения, мальчик, – печально сказал Всеслав.

– Знаю! – вспылил юноша. – Я был там! Я чувствовал сталь его клинка! И что теперь? Сидеть и ждать, пока они придут, чтобы закончить начатое?

– Они могут и не прийти…

– Придут! – мрачно отрезал Глеб. – Соколовы не прощают. Рано или поздно они придут за нами. А это, – он потряс письмом, – наш единственный шанс нанести удар первым.

Он снова посмотрел на пергамент.

– Детали… детали не лгут. Упоминание о болезни, смерть Демьяна… Всеволод знает, как я мыслю. Он дает мне именно то, чего я жду.

– Но шрам, князь, – не сдавался Всеслав. – Пыткой можно вытянуть любую тайну…

– Всеволод не из тех, кто сдается! – отрезал Глеб.

Капитан Богдан откашлялся.

– Мой князь, а что, если… пойти на хитрость? Взять не всех людей, а две трети? Если это ловушка, мы потеряем меньше…