Текст книги "Введение в человечность (СИ)"

Автор книги: А.Б.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

– Точно! – восхитился я пуленепробиваемой логикой, но тут же снова забеспокоился: – А вдруг побьют?

– Не побьют, – ответил человек. – Я ж тебе сказал, что у каждого своя дорожка. А орать вдруг начнут, пусть тебя это не волнует. Нехай себе возмущаются! Кто больше возмущается, у того меньше шансов. Запомни аксиому. Ну что, делаем дырочки?

– Делаем, – кивнул я усами. Ферзиков окончательно меня убедил и успокоил.

Теперь я к соревнованиям был готов. Во всяком случае, морально.

Глава четырнадцатая. Бега

Олег взял у отца не только костюм, который сидел на нем, что на твоей корове седло (из под коротких брюк торчали ядовито-розовые носки с мультяшными поросятами на щиколотках; такие надо еще и поискать!), но и автомобиль типа «золотая копейка». «Жигули» первой модели, окрашенная в цвет «благородный металлик», как выразился сам Кабаков.

Мы ехали по вечернему городу зловещими темными улицами, обходили, как выразился Вася, пробки. Интересно, думал я, что за пробки такие, по которым проехать нельзя? Надо будет после соревнований уточнить.

Я сидел у Ферзикова на коленях в своей "Путинке" и тренировался в получении из воды кислорода. Спички зажигаться не хотели, видать отсырели. Но воздуха и так вполне хватало.

Олег без умолку всю дорогу что-то рассказывал, но ни я, ни Вася его не слушали. Лысый череп программиста смешно мерцал в трясущихся бликах фар, а золотое колечко в ухе напоминало о странных мужчинах из фильма "Пираты Карибского моря". Мы его сегодня в комнате у Еремеевых смотрели, пока Вася мой костюм совершенствовал.

Неплохо, честно говоря, у него получилось. Дырочки по бокам, на стыке брюшка с крыльями, он проделал тонюсенькой иголкой. Ей же он осторожно выковырял и глаза – гордость Чучедела Медикова, над которой сей гениальный мумификатор трудился без малого полтора часа. Эх, знал бы он, как с его творением обращаются!

Наконец мотор перестал жалобно выть, и мы выбрались на улицу. Я рассмотреть ничего не успел, потому что Ферзиков спрятал бутылку под куртку. Все-таки зима, не ровен час, можно и копыта откинуть от холода.

Минут через пять, когда мы остановились после непродолжительной ходьбы людей, я услышал незнакомый человеческий голос:

– Вы к кому, граждане?

– К Лоскутовой, – ответил Олег, – она должна нас в холле ждать.

– Любаша! – грубо крикнул невидимый мне незнакомец. – Тут к тебе двое каких-то чмов ломятся!

И тут же я разобрал приближающийся цокот, как будто по паркету шла маленькая пони, и приветливый, но деловой женский голосок:

– Олежка, вы опаздываете! Идемте скорее, я ж сказала, что начало в восемь, а вы только к восьми приехали. Давайте поторопимся, я обо всем договорилась.

– Спасибо. Люба, это Василий, – представил Кабаков Ферзикова.

– Очень приятно, – пробурчал Вася.

– Аналогично, – ответила Люба, – а где ваш будущий чемпион?

Василий вытащил бутылку из-под куртки, и я на пару секунд ослеп от яркого света. Ни хрена себе, клоп вас дери, какое помещеньице! Вот это дворец так дворец! Эрмитаж? Не, наверное, какой-нибудь Таврический. Но никак не меньше. Мрамор, зеркала и хрусталь. Нехило, должно быть, они в реставрацию вложились.

– Вася, – тихонько позвал я, – сейчас выигрываем, и такой же дом покупаем, ладно?

Ферзиков в ответ только тихонечко рассмеялся, но ничего не сказал.

– Симпатичный, – улыбнулась девушка, глянув на меня сквозь стекло и не заметив подвоха с перевоплощением. – А чего вы его в бутылке притащили?

– Так холодно...

– А-а...

Мы поднимались по широкой лестнице, устланной мягким ковром. Неожиданно Олег остановился.

– Стойте, – сказал он, – у меня шнурок развязался.

Все обернулись на программиста.

– Кабаков! – возмущенно воскликнула Люба, когда тот нагнулся над ботинком. – Твои коронные номера тут неуместны. Пойдем-ка со мной, носки переоденешь. У нас здесь приличная публика, будешь выглядеть как белая ворона.

– Ничего я переодевать не стану, – капризным голосом возразил Олег, – знаю я вашу публику. Рожи потные!...

– Тогда жди здесь, в зал я тебя не пущу. Василий, пойдем.

– Ладно уж, – нехотя согласился Олег, – но у меня с собой других носков нет.

– Найдем, – спокойно ответила девушка.

Пока Люба искала Олегу носки за какой-то малоприметной дверью, мы с Васей проговаривали наш сценарий, стоя возле высоченного зеркала, вставленного в золоченую раму.

– Короче, Агамемнон, давай еще раз. Повтори.

– Ну, сколько можно? – возмутился я.

– Столько, сколько нужно, – резко оборвал мою реплику Василий. – Значит, первый забег ты проигрываешь. Идешь вторым, понял? Можно третьим, но не дальше. Там шесть дорожек, мы должны быть в середине, чтобы оставить некоторым игрокам надежду на... отсутствие у тебя... эээ... способностей. Интрига нужна.

– Это я запомнил.

– Хорошо, – кивнул Ферзиков. – Второй забег мы проигрываем вчистую.

– Ну, Вася!

– Я сказал: проигрываем! И точка. Иначе наш выигрыш будет таким маленьким, что только на твой прокорм и хватит. А у нас глобальная цель, помнишь еще?

Я склонил усы. Надо сказать, я уже больше часа сидел в теле Катерпиллера и теперь, после его доработки, чувствовал себя вполне комфортно.

– Помню.

– А вот в третий раз несись изо всех своих тараканьих сил. Нам нужна победа. Вот увидишь, сколько мы сгребем!

– А на четвертый?

– Четвертого не будет. Люба Олегу сказала, что один таракан допускается только к трем стартам. Так что не подведи. Я уверен, что все у нас получится. Если что, слушай, я тебя подбадривать буду и обстановку на дорожке рассказывать. Там, наверное, стенки прозрачные, но ты особо по сторонам не пялься. Договорились?

– Договорились, – ответил я. – Слушай, а ты не боишься со мной говорить? Нас не раскусят?

– Чудила, – улыбнулся Ферзиков. – Сам услышишь, какой там ор стоять будет. Все погонщики начнут на своих кричать. Так что сомнений не возникнет. Не боись.

Появились Люба с Олегом.

– Ну, все, мальчики, с Богом, – произнесла девушка. – Старт через десять минут. Сегодня не мое дежурство, поэтому я буду с вами. Если что, подскажу. Пойдемте.

И она устремилась к широкой двустворчатой двери, в которой вместо простых стекол тоже сверкали зеркала.

Оказавшись в огромном зале, я на минуту оглох. Такой здесь стоял шум. Как на стадионе, я еще на Зине с Петром Антоновичем по радио футбол слушал. Люди, а их тут было не меньше сотни, орали и размахивали руками. Трещали какие-то вертушки, звенели сыплющиеся из светящихся ящиков блестящие кружочки, с хлопками падали на зеленые столы картонные листки...

Мы направлялись куда-то вглубь зала, где толпились молчаливые мордовороты и качающиеся в такт громкой музыке нетрезвые женщины, размахивающие высокими бокалами на длинных тонких ножках. В смысле, бокалы на ножках, а женщины – кто на нормальных конечностях, а кто и на откровенных ходулях. Короче, разной фигурной комплектации. Одна тетка даже возвышалась над мужчинами и была толще колонны, к которой прислонился ее сухопарый спутник...

Подойдя к этому "симпатичному" сборищу, Люба пронзительным голосом объявила:

– Господа, прибыл участник под номером шесть! Новичок. Кличка – Агамемнон...

То есть, как это – кличка? Меня зовут так...

– ...хозяин конюшни – Василий Ферзиков, – продолжала девушка.

– Очень приятно, – снова промямлил мой Вася, и все почему-то засмеялись.

Мне стало чуточку обидно за друга, но я сдержался и промолчал.

– Приготовить участников соревнований! – громко визгнул прыщавый юноша в белой рубашке. – По первой дорожке побежит победитель прошлых соревнований – Метеор. Конюшни мадам Цыпиной...

Невероятно большая тетка встрепенулась и, подойдя к столу, вытащила из блестящей коробочки такого же жирного, как она сама, черного таракана, опустив его в предстартовое отделение первой дорожки. Метеор? Ну-ну.

– По второй дорожке... – продолжать объявлять рефери, – любимец сильных мужчин и прелестных женщин – неотразимый Майк Дуглас! Конюшни господина Ыумгырбекова, Бишкек, Кыргызстан.

"Ни хрена себе! Здесь, оказывается, еще и иностранцы. Интересно, у данных соревнований какой статус? Похоже, международный..."

– По третьей дорожке – Агамемнон, – услышал ваш покорный слуга. Господи, это же я! – Конюшни господина Ферзикова. Дебютант соревнований.

Вася наклонил бутылку, и я выполз ему на ладонь. Меня тут же опустили в маленький полупрозрачный ящичек и закрыли над головой крышку. Бог мой, не дай рабу твоему подохнуть от клаустрофобии.

– ...По четвертой дорожке – Фродо Бэггинс, Носитель Кольца. Дебютант. Конюшни мадемуазель Ивановой.

Я увидел сквозь крышку, как в соседнее отделение опускают длинного тощего таракана, тело которого опоясывала золотая полоска, нарисованная, должно быть, лаком для ногтей. Носитель кольца... Где ж я про него слышал?... Клоп возьми, не помню...

– ...По пятой дорожке – Вихрь, дебютант. Конюшни графа Орлова, Париж, Франция.

Точно, международные...

– ...и, наконец, шестая дорожка – непобедимый атлет, фаворит соревнований, Ким Ир Сен, племенной питомник господина Лодочника... Делайте ставки, господа!... Участники соревнований, приготовьтесь... На старт...

Я собрался с силами, и тут сквозь рев толпы, выкрикивающей трех– и четырехзначные числа, до меня донеслись слова Васи:

– Агамемнон, помни... Первый забег... Смотри вперед и слушай меня...

– ...Внимание... – скомандовал судья. – Марш!

Стенка, которая находилась прямо перед моим лицом, поднялась вверх, и я увидел длинный светлый коридор с желтым деревянным полом, отполированным до блеска. Вот она какая, настоящая беговая дорожка...

– ...Агамемнон засиделся на старте... Вперед сразу же выходит Ким Ир Сен, за ним – Метеор... Что ж, господа, ситуация предсказуемая... Впереди лидеры... Постойте, Вихрь обходит Метеора, но Ким Ир Сен своих позиций не сдает...

– Агамемнон! – я вздрогнул от щелчка, раздавшегося над моей головой и увидел круглые глаза Васи, – беги, чего ты ждешь?! Они уже прошли половину дистанции!...

Я сорвался с места и понесся вдогонку. Но исход соревнований был предрешен.

– ...Агамемнон, задержавшийся на старте, быстро наверстывает упущенное преимущество... Вот он обходит Майка Дугласа... Фродо Бэггинса... Смотрите, он идет ноздря в ноздрю с Метеором... Господа, похоже, рвение этого скакуна, его воля к победе... Но все, господа, все... Неожиданности не произошло! Ким Ир Сен на финише! Поздравляю, господа! Вторым идет Вихрь. Ну, ну, ну... Вихрь заканчивает гонку вторым! Поздравляю, граф, с удачным дебютом вашего питомца... Но что это? Агамемнон обходит Метеора и... Я не верю своим глазам! Третьим пришел Агамемнон!... Господа!...

– Молодец, Агамемнон, – расслышал я откуда-то издалека знакомый голос.

Вася все это время был где-то рядом со мной, и я его не подвел. Третий, как и планировали. Эх, если б на старте не засиделся... Но надо было прийти именно третьим.

– Делаем ставки... Участников приготовить ко второму забегу, – скомандовал рефери.

Вася осторожно взял меня из коробочки, которой закончилась дорожка, и поднес к своим губам:

– Все нормально, Агамемнон, все нормально. Молодец. Сейчас ты должен стать аутсайдером. Но, прошу тебя. На старте больше не задерживайся.

– Извини, – проговорил я, – просто впервые увидел...

– Я понимаю, – улыбнулся Ферзиков.

– Господин Ферзиков, вы задерживаете старт!

– Простите, – и я снова оказался в знакомой комнатенке.

– Объявляется второй забег. Все сделали ставки, господа?!... Ита-ак!... На старт... Внимание... Марш!

Дверца снова поползла вверх, и я, не теряя ни секунды, бросился вперед...

– Смотрите, господа, в лидеры с первой секунды соревнований выходит Агамемнон. Господин Ферзиков, как вы воспитали такого спортсмена? Поделитесь с нами секретом!

– Агамемнон, ты на корпус обходишь фаворита! – услышал я гневный Васин голос и тут же снизил темп.

– ...Нет, куда ему?! Нашего лидера так просто не взять... И вот новичок уже третий. Его обошли Ким и... и... и... Фродо Бэггинс? Нет, простите, это Метеор! Метеор и Ким, Ким и Метеор! Они идут вровень! Агаменон уже пятый... Позади него плетется только Майк Дуглас, аутсайдер наших бегов... Майк, Майк... Не расстраивайтесь, господин Ыумгырбеков... Будет и на вашей улице... Ай, ай, ай... Что-то случилось с Фродо Бэггинсом. Кажется, травма... Все. Финиш. Забег выиграл Метеор, вторым, с небольшим отрывом, пришел Ким Ир Сен, третий – Вихрь. Интрига, господа, ин-три-га! Кто же победит в последнем забеге?... Агамемнон только пятый... Мадемуазель Иванова, вы снимаете с соревнований своего атлета?... Травма? Как жаль, как жаль... Майк Дуглас четвертый, сегодня ему не везет. Он явный аутсайдер наших нынешних соревнований... Господа, делаем ставки на последний забег... Вы теперь сами видите предпочтения... Ким Ир Сен, Метеор и, как ни странно, Вихрь – вот наши сегодняшние фавориты! Кто победит? Господа!... Тысячу долларов на Агамемнона? Молодой человек, вы с ума сошли...

– Мои деньги, – услышал я голос Кабакова.

– Вам видней, вам видней... Если победите, вам достанется все... Двенадцать к одному, на Агамемнона... Удачи вам, молодой человек, но боюсь... Господа, приготовьте участников к последнему забегу!...

Я снова оказался на ладони у Васи:

– Ты молодчина, Агамемнон... Мо-ло-дец! Теперь не подкачай. Соперники твои сильные. Я, если честно, не ожидал таких страстей. Эта троица дает жару...

– Не беспокойся, Вася, я победю... побежду...

– Одержишь победу! Обязательно! Я верю в тебя. Кстати, коллеги не донимают?

– Нет, все тихо. Я ж аутсайдер...

– Господин Ферзиков, вы опять задерживаете забег. Дисквалифицирую! – пронзительно визгнул судья.

– Простите, – извинился Вася, – давал спортсмену предстартовый инструктаж.

Все вокруг снова засмеялись. Молодчина, Василий, выкрутился.

– Ставки сделаны. На старт... Внимание... Марш!

... Я несся так, что не только не слышал Васиного голоса, но и не видел ничего, кроме желтого пола дорожки. Лапы мои горели, они буквально не касались пола, а твердый костюм раскалился, наверное, до белого цвета. Я и сам не заметил, как оказался на финише...

– ...Господа, у нас сюрприз!... – услышал я удивленный голос рефери. – Господа, первым в финальном забеге пришел скакун Агамемнон, конюшни господина Ферзикова. Поздравляю вас, Василий!

Говорил только судья, он выкрикивал поздравления Васе и Олегу, который получал выигрыш. Топа безмолвствовала. Я почувствовал на себе тяжелые взгляды соперников.

– Самозванец! – донеслось справа.

– Он не настоящий, он рыжий, просто переоделся! – крикнул кто-то справа.

– ...Второй – Ким Ир Сен, третий – Вихрь, четвертый – Метеор... Но наш победитель!...

...Я не помню, как снова оказался в бутылке. В каком-то забытьи я трясся по черной лестнице вниз... Выскочив на улицу, мы запрыгнули в машину и рванули с места с такой скоростью, что меня вжало в холодную стеклянную стенку...

– Оторвались! – расслышал я довольный возглас Кабакова. – Васька, мы их сделали! Агамеменон, я тебе памятник поставлю! Нерукотворный...

Глава пятнадцатая. Первое столкновение с человечностью

Мы выиграли на бегах фантастическую сумму – «десять тонн баксов», как выразился Олег. Отдав тысячу долларов Любе и завезя столько же Кабаковскому отцу, у которого наш гений программизма, оказывается, занимал не только автомобиль и костюм, мужчины разделили оставшиеся от выигрыша деньги поровну и, закупив в универсаме деликатесов объемом в два пакета, взяли такси и приехали домой. Быстро накрыв праздничный стол, они откупорили бутылку и начали мечтать.

– Эх, Агамемнон, теперь я с долгами расплачусь... – томно прикрыв глаза, произнес Вася.

– А я, пожалуй, в Грецию съезжу, – весело сказал Кабаков. – Кстати, на твою, тараканище, историческую родину.

– Не на мою, – ответил я. – Моя, как ты говоришь, историческая родина находится на Зине Портновой, в квартире Ферзиковых-старших.

– Ишь, обиделся! – засмеялся Олег. – Что ж ты так, тараканище, серьезно на вещи-то смотришь? Проще будь, победе радуйся! Спасибо, кстати, тебе преогромное. Есть специальные пожелания?

– Есть, – кивнул я усами.

– Выкладывай, исполним, – проговорил Вася. – Ты сегодня центральная фигура на праздничном, так сказать, столе.

Я оглядел обеденный стол второй квартиры, на котором сейчас сидел и с аппетитом откусил от плитки кусочек финского молочного шоколада. Потом хлебнул прямо с клеенки древнего армянского коньяка, благоухающего юными клопами. А что, приятный запах.

– Люди, я хочу вас вот о чем попросить, – начал я не очень решительно. Давно заметил, что во время праздников о делах не говорят, но удержаться не смог. – Давайте мы с вами продолжим наше победное турне... По четыре тысячи на брата – это конечно хорошо, но сами представьте, какие перед нами открываются горизонты...

– А-а, – посерьезнел Олег, – ты все об этом. Ладно, нам прибыль, но объясни мне, дураку, тебе-то какая во всем этом корысть? Ешь ты мало, дом у тебя, сам говоришь, приличный...

– Кабаков! – воскликнул я. – А мечта?! Я ведь говорил, что хочу на пьедестал взойти... Не перебивайте, пожалуйста! И, если вы такие неподъемные, я других тренеров найду. Среди людей народу, который легко зарабатывать хочет, я думаю, не так уж и мало. Как вы считаете?

– Ты, Агамемнон, успокойся, – Вася крякнул, залпом осушив рюмку коньяку, – никто от твоего предложения не отказывается. Правда, Олега?

– Обижаешь! – кивнул Кабаков.

– Надо будет в Германию ехать, поедем! С такими заработками, легко! Тут, понимаешь, в другом вопрос. Ты о себе подумай, на кого свой народ оставишь?

И точно. Ферзиков прав на все сто. Как же я о тараканах-то своих забыл, меня ж Катерпиллер правителем оставил. Эх, незадача!

Я промолчал, только нерешительно качнул усами. Вася продолжал добивать меня своими тяжелыми аргументами.

– Одно дело, питерские казино брать. Днем потренировался, вечером бега выиграл, бабки снял, приехал домой. Занимайся делами, спи, жри... Короче, делай, что хочешь или что дозволено... Нет, конечно, ни публикаций в прессе, ни сюжетов по ящику, ни пьедестала почета. Одно материальное и физическое самоудовлетворение. Мало? Зато реально и надежно. А уедем в другой город, или, того круче, за бугор? Мы-то с Олегом люди свободные, обязательствами не связанные, не меркантильные к тому же... Мы, короче, запросто... А ты? Решай сам. Но я считаю: или ты должен у себя там в отставку уйти, или с мечтой своей расставайся навсегда. Пусть она останется несбыточной и прекрасной, как сказка братьев Гримм.

– Почему братьев Гримм? – не понял я.

– Так, к слову пришлись, – улыбнулся Василий. – И еще. Ты вот мне сегодня о Золе своей рассказывал. Говорил, что любите друг друга безумно. Было дело?

– Допустим, – осторожно кивнул я одним усом, чуя подвох.

– Так если ты женщину больше жизни любишь, разве сможешь надолго с ней расстаться?

– Ее с собой можно взять, она легкая... – нерешительно проговорил я.

– А ее саму ты спрашивал? Может, она не хочет! – вставил реплику Олег.

– Ее никто спрашивать не собирается, – резко ответил я. – Баба! Как скажу, так и будет!

Мужчины переглянулись.

– Э-э, брат, так нельзя, – покачал головой Ферзиков. – Видать, не любишь ты ее, иначе б таких слов не говорил.

– Это еще почему? – оторопел я.

– А потому, – снова встрял Кабаков, – что если любишь, всегда мнение партнера учитывать должен. Женщина, если сама конечно любит – поедет, безусловно, за тобой хоть на край света, но ты обязательно должен посоветоваться. Сечешь разницу?

Я кивнул усами. Действительно, разница есть. Но закрались в мою душу и сомнения. Неужели я Золю свою не по-настоящему люблю, а так, нравится только... Задумывался ли я в эти два дня о том, какие мысли вертятся в ее крошечных мозгах? Эх, Агамемнон, учиться тебе еще и учиться жизни. Молод ты, хоть и умен. Мудрость, как Сократ говорит, с возрастом приходит. Видать, прав старик. А я раньше только на это изречение тихонько или про себя посмеивался ...

– Короче, вы меня убедили, – согласился я с людьми. – Надо все обдумать. Только вот чего я не пойму: почему я вам стабильный заработок предлагаю, а вы от него сами добровольно отказываетесь? Не по-людски как-то поступаете. На мой, конечно, насекомый взгляд.

– А потому, – отвечает Вася, – что мало ты людей знаешь. Пойми, Агамемнон, ты нам стал настоящим другом. А друзей, прости, не кидают и на бабки не разводят. Мы с нашим инсектоспикером сейчас любого таракана приручить сможем. И бегать заставим... Конечно, вряд ли он окажется таким талантливым как ты, но вероятность успеха есть, согласись?

– Ну...

– Значит, есть. Но такой поступок обернулся бы предательством по отношению к тебе, нашему другу. А дыры в совести ни за какие деньги не залатаешь. Я же хочу, за Олега говорить не стану, чтобы все между нами честно было. Тогда, поверь, и пьедестал тебе со временем сам собой возникнет, и на нашу долю настоящего счастья перепадет... Случай, Агамемнон, он великий шутник. Его ловить не надо, этот пройдоха сам без стука входит. Главное, чтобы дверные петли не скрипели, иначе испугается, развернется и уйдет...

То ли от выпитого коньяку, то ли еще от чего, но в голове моей все перемешалось. Я ровным счетом ничего из того, что говорил Ферзиков, не понимал. Столько тяжеловесных метафор, простите, в маленькой тараканьей голове уместиться не могут.

– Хорошо, ребята, – согласился я. – Вашу точку зрения я понял. Спасибо вам. Можно небольшую просьбочку?

– Валяй, – кивнул Олег.

– Вы б не могли меня домой унести? А то слишком тяжело костюм переть. Это ж надо еще до нашей квартиры добраться...

– Какой разговор, чемпион? – улыбнулся Вася и положил на стол свою ладонь. – Залазь, сейчас отнесу.

Я забрался на теплую, пахнущую копченым мясом и влажную от пота ладонь друга. МОЕГО ДРУГА! Ферзиков уложил сюда же панцирь Катерпиллера, и мы пошли к себе.

– Олега, не пей один, я сейчас вернусь, – сказал Василий, задержавшись в дверях кухни.

– Заметано, – кивнул Кабаков. – Агамемнон, пока!

– Счастливо, – попрощался я, и мы вышли.

Пока Вася шел, я лежал на мягкой ладошке и думал о том, что когда-то давно, еще в той, скучной прошлой жизни на Зине Портновой, Сократ однажды заикнулся о человечности. "Столкнешься с ней, не старайся вникнуть в суть, Агамемнон. Разберешься в своих чувствах, сам человеком станешь. А нести этот крест, поверь мне, ох как нелегко. Лучше уж жить тараканом и подохнуть тихонечко под знакомой раковиной..."

Глава шестнадцатая. Ситуация с Охапко

Ночевал я в Золиной квартире, и снился мне кошмарный сон.

Будто оказался я посреди бескрайнего свежескошенного луга, простирающегося до всех четырех горизонтов. Стою в нетерпении и рою копытом землю... То, что я не таракан, а конь, забыл сказать? Ладно, исправляюсь.

В общем, белый конь я. Во лбу серебряная звезда горит о тех лучах, типа мерседесовской эмблемы, только без кружочка. На ветру длинная грива развевается. Заместо универсальных усов – черный влажный нос и уши, которые постоянно чешутся. И хочется мне в них лапкой залезть, а лап-то нет... Лошадь ведь... Кто ж копытом уши чешет?!

Короче, стою я посреди этого луга, уши чешутся, копытом землю рою, а прямо на меня с невиданной скоростью вихрь летит. Настоящее, я вам скажу, торнадо, которое все на своем пути сметает. Вижу даже сорванные с земли домики, которые прямо в воздухе вертятся. Ужас! Кошмар! Реалити террибл, как говорят американцы в своем кино.

Вдруг чувствую, что кто-то мой живот чесать начинает. Голову свою буйную меж передних ног опускаю и вижу... Золю. Она тоже лошадь, только рыжая и какая-то маленькая. Типа пони. Она свои грязные уши, из которых длинные волосы торчат (фу, какая гадость), прямо о мое чистое брюхо чешет. Видать, вирус какой-то у нас завелся. Отоларингологический. Правильно сказал?

– Золя, – говорю и сам своего голоса не узнаю, он какой-то ражачный, лошадиный, в общем, – а ну, вылазь наружу! На нас смерч надвигается! Пора прочь скакать, иначе головы не сносить.

А она жалобно на меня смотрит и тихим голоском отвечает:

– Агамчик, милый мой, у меня в ушах ползучий триппер завелся, никак выйти на белый свет не желает. Пусть уж лучше меня копытами вверх твой смерч поднимет и головой об скалу шарахает, чем терпеть такие адские муки.

– А ну вылазь, – ржу я, – шалава Катерпиллерова!

– Агамчик, – стонет она жалобно, – не шалава я... Люблю тебя больше, чем уши чешутся... Сильнее люблю, чем Муше Петропавловскую иглу обосрать хочется... Не обзывай меня грубыми словами, не заслужила я такого твоего обращения...

А сам смотрю, что торнадо уже совсем близко. Разговоры разговаривать некогда, тикать надо, иначе костей не соберешь.

Плюнул я на пони Изольду, и понесся прочь от злосчастного вихря. А тот мою лошадку виртуозно обогнул и меня, значит, целенаправленно преследует. Но не нападает. Я темп увеличиваю, и он быстрее кружится. Я влево, и он влево, я направо, и он туда же. Корче, совсем надежду на спасение разума потерял.

И тут, словно из под земли, прямо передо мною вырастает огромный узкоглазый человек. Раскрыл он свой рот и заговорил Васиным голосом:

– Ты ничего не бойся, Агамемнон, друг Ыумгырбеков тебя в обиду не даст... – и берет своими гигантскими руками смерч да в бараний рог его скручивает.

На землю обломки домиков падают, тараканы дохлые дождем сыплются и дихлофосом воняет так, что хоть ложись и умирай. Но мне почему-то этот запах приятен.

– Озоном пахнет, – говорит друг Ыумгырбеков голосом Кабакова. – Значит это, что гроза кончилась. Вот только инвалидом ты, похоже, на всю жизнь останешься.

– Каким еще инвалидом? – удивленно ржу я.

– Ты на свои ноги посмотри! – отвечает огромный человек.

Я снова голову меж передних ног опускаю и гляжу, что там произошло. Вроде нормально все, подвоха не чувствую.

– Ну что, убедился? – спрашивает мой спаситель со смешком в голосе.

– В чем я должен убедиться?! – ржу я громко-прегромко. – Ответь мне, друг!

– А в том, что ног у тебя – четыре! – гремит его голос.

– Ну, – отвечаю я. – А сколько быть должно?

– Так, шесть! – отвечает вдруг он Золиным голосом. – Ты ж таракан. Насекомый. А у насекомых сколько лапок? То-то! Это еще что... Скоро всего две останется!

И тут меня озноб прошиб. Все четыре мои ноги подкосились, и рухнул я на поросшую стриженой травой землю, показавшуюся мне тверже камня, так больно я об нее грудью ударился. И в тот же миг превратился в таракана. А лапки-то и впрямь четыре!

Но страха нет. И боли не чувствую...

– Вот теперь ты настоящий король! – отвечает откуда ни возьмись появившаяся Золя в своем прежнем, нормальном виде. – Ты, Агам, теперь больше о своем народе беспокоиться станешь, а это твоя первоочередная задача. Шубку, кстати, когда мне купишь?

– Какую шубку? – ничего не понимаю я.

– Катерпиллеровую, – и усиками своими в разные стороны кокетливо водит. – Уж очень мне хочется стать настоящей первой леди.

– Леди Изольдой?...

– Ну, если тебе так нравится, пусть буду леди Изольдой!... Агам, ты слышишь, что я тебе говорю?

– Да, да, леди Изольдой, – повторяю я последние слова из моего ночного кошмара, а сам чувствую, что снова лежу на мохнатой подушке в Золиной квартире, а все, что за последние минуты произошло, просто взрыв подсознания, называемый в человечески-народной среде сновидениями.

– Что с тобой, милый? – удивилась моя любовь.

– Так, ничего. Просто сон странный приснился, – ответил я, переворачиваясь на лапы и так сползая с постели. – Федя не заходил?

– Заходил, – кивнула Золя, – я попросила его тебя не будить. Ты ж устал после своих скачек, да? Он, кстати, сказал, что будет дожидаться в бывших апартаментах предводителя. Мол, надо посоветоваться насчет интерьера твоего будущего кабинета.

– Ага, – зевая, кивнул я усами. – Золотце, кофию сделай. Без лосьона, а то меня чего-то подташнивает.

– Уже готов, – улыбнулась Изольда. – Сейчас принесу. Кстати, ты с кофе закусывать чем-нибудь будешь? Твои странные люди у плинтуса сырок оставили свежий, ветчину...

– Пойдет, а-уу, – снова зевнул я, – только совсем чуть-чуть.

Она ушла за завтраком. Клоп побери, неплохо быть чемпионом и президентом колонии тараканов! И свежатину тебе на дом доставляют, и советуются по всяким мелочам. Э-эх, лафа! Не привыкнуть бы только. Сократ говорил, что чем выше взлетишь, тем больнее падать. Фигурально, конечно, выражался. Но я тогда все правильно понял, хоть и ребенком был.

После завтрака я оставил Золю дома, а сам пошел на встречу с Федором. Тайный советник ждал меня в кабинете Катерпиллера, откуда уже вынесли вещи старика – гриб и кальян. Исчезли со стен и картины. Помещение выглядело каким-то жалким и мертвым, даже бессмертный дух Семена Обуслововича, похоже, навсегда его покинул.

– Доброе утро, уважаемый Агамемнон, – приветствовал меня Федя, почтительно склонив седые усы.

– Привет, Федор, – улыбнулся я. – Что у нас там с твоими интерьерами?

Тайный советник потупился и опустил взгляд.

– Что-то произошло? – забеспокоился я.

– Да, нет... Вы не беспокойтесь, с кабинетом все в порядке. Сами увидите. У нас другое ЧП.

– Не понял... – прорычал я. – Ну-ка рассказывай!

– Тут, уважаемый Агамемнон, Огрызко с Охапко повздорили... Из-за тела... – промямлил тайный советник.

– Какого тела, Федор?

– Ну... того самого... Семена Обуслововича. Лаврентий исчезновение обнаружил, а Леонтий ответил, что это не его блошиное дело... Ну и...

– Кто-нибудь еще о пропаже знает?

– Н-нет...

– Хорошо. Обоих ко мне, – приказал я. – Немедленно!

Федор со скоростью вчерашнего моего соперника Ким Ир Сена скрылся с глаз, а я задумался. Интересно, как мне выпутываться? Кража тела покойного Отца ничего хорошего не сулит, будь я даже тараканьим богом. Что делать с Лаврентием? Избавиться от него? Нет... Не ты, Агамемнон, жизнь дал, не тебе и лишать ее... Интересно, он корыстолюбив?

Ладно, придётся импровизировать...

В кабинет вошел Федор. Следом за ним, понуро опустив усы, плелись Леонтий с Лаврентием. Последний выглядел просто ужасно: один ус сломан, хромает на левую среднюю лапу... Да-а, похоже, Огрызко переусердствовал.

– Здравствуйте, господа министры, – отчеканил я. – Как же это понимать?

– Он вас, хозяин, заподозрил, – ответил Огрызко, посмотрев мне в глаза преданным взглядом, – а я объяснил ему, что он сильно заблуждается.

– Хорошо, Леонтий, – кивнул я одним усом. – Только в следующий раз, когда объяснять будете, постарайтесь сначала воспользоваться словами, а не грубой физической силой. Договорились?

– Слушаюсь, хозяин, – пробормотал Огрызко.

– Вот и замечательно. А теперь оставьте нас наедине с господином Охапко.

Федор с Леонтием тут же покинули кабинет. Лаврентий стоял ни жив, ни мертв от страха, хоть и превосходил меня мощью как минимум вдвое. Конечно, Леонтию он на ринге не конкурент, но мускулатура все равно впечатляет. Почти "Мистер Вселенная".