Текст книги "Введение в человечность (СИ)"

Автор книги: А.Б.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

– А у Васи есть, – похваляясь, проговорила вредная насекомая, – но, впрочем, это не главное. Иди сюда.

Муша забралась на плоскую длинную коробку, из которой торчало множество кнопок.

– Это клавиатура, – пояснила она. – Когда Вася работает или играет, он нажимает на ней вот эти штуки, и монитор начинает дергаться.

Мне стало страшно. Я никогда не видел, чтобы телевизоры "дергались". Хотя, монитор, как она говорит, не телевизор, а компьютер, все равно озноб по телу прошел.

– Не бойся, – разгадала Чкаловская мое замешательство, – сам ящик стоит на месте, это изображение на экране дрыгается.

– А-а, – кивнул я, поняв, в чем дело, и, преодолев страх, взобрался на клавиатуру.

Перескакивать с одной кнопки на другую оказалось делом не таким уж и легким, как может показаться на первый взгляд. Их плоские вершины сплошь были покрыты слоем жира, поэтому мои лапки постоянно соскальзывали вниз, и я проваливался в щели между клавиш. Муша сидела на одной из них молча, понимала, как тяжело дается мне первое знакомство с высокотехнологичными изделиями, поэтому не смеялась. Я ей за это до сих пор благодарен.

Наконец, добравшись до места, где пристроилась Чкаловская, я тяжело опустился на брюхо и, чтобы восстановить дыхание, несколько раз глубоко вздохнул.

– Молодец, Гоменон, – похвалила меня Муша, – воля к победе у тебя имеется. Ты – реальный мужик.

Странно, но похвала этой мухи почему-то меня вдохновила. Я представил себя сильным и отважным, способным на любые подвиги ради...

– Эй, Гомемнон, очнись! – услышав эту фразу, я тряхнул усами и на время отбросил сладкие грезы. – Короче, тут есть такая штука, включив которую Вася сможет нас, нелюдей, понимать... Только он об этом пока не знает.

Вообще-то я по натуре скептик. Стараюсь сначала сам проверить что-то, чему доверять не особо хочется. Но тут я онемел. И не оттого, что скептицизм свой забил в одно место, а потому, что изучил Мушу за прошедшие с момента нашего знакомства сутки достаточно хорошо. Бесхитростная тварь, не очень умная, но порядочная и честная. К тому же, уж если сказала, то так оно, скорее всего, и есть. И еще – Чкаловская до такого предположения своим умом ни за что бы не дошла. Помните ее мечту? Про Петропавловскую иглу? Вот-вот, разве может насекомая, грезящая о высоких полетах с низменными целями сочинить сказку о взаимопонимании людей и нас, как она сказала, нелюдей. То-то, что нет. Да уж, орлица, ничего не скажешь, удивила ты эрудированного таракана.

– Тут вчера вечером, пока Вася ужинал, к нам из второй квартиры Супер заходил...

– Кто? – не понял я.

– Супер – это паук соседский, – пояснила Муша, – он мухами не питается, брезгует. Поэтому мы с ним в приятельских отношениях. Так вот...

– Паук мухами брезгует? – не поверил я.

– Ну... не то чтобы всеми, – замялась Чкаловская. – В общем, он считает, что от меня дурно пахнет, а то бы, конечно, давно сожрал. Но не в этом суть, ты не перебивай, а то я забуду, о чем говорить хотела. Ладно?

Я кивнул.

– Так вот, этот Супер – гений. Он обладает навыками программизма...

– Навыками чего? – я не смог удержаться, чтобы снова не перебить Мушу.

– Гомемнон, я сейчас улечу, клоп тебя возьми! – воскликнула муха, и я тут же зажал лапкой рот. Мол, все, молчу.

– Короче, Супер разбирается в компьютерах... Благодаря своему весу. Вот мы с тобой можем по этим кнопкам ползать, и ничего им не будет. Так? А все почему? Потому что, мы с тобою, Гомемнон, легкие. А Супер тяжелый. Как я и ты вместе взятые. Стоит ему на клавишу залезть, она под ним проседает, и компьютер начинает работать. Понятно?

Я снова кивнул. Молча.

– У Супера во второй квартире Кабаков живет. Программист. У него этих компьютеров знаешь сколько? Пять! А может, и целых три. В общем, много. Кабаков на них всякие штуки придумывает, чтобы жить интересней было. Так, во всяком случае, сам Супер говорит. А когда программист спит, он свою технику не выключает, вот паук и подсел на виртуальную реальность. Он теперь жить без нее не может. Даже паутину за монитором сплел, чтобы питаться, не отходя от рабочего места. Фанат, короче... Да... О чем я начинала-то, не подскажешь?

– О том, что тут есть такая вещь, через которую Вася нас понимать начнет, – ответил я и снова замолчал.

– Спасибо, Гомемнон. Ну и память у тебя, прямо вундеркинд! Васино, кстати, словечко, означает...

– Я знаю, что оно означает, – прервал я затянувшееся словоблудие мухи, – ты лучше по делу говори.

– Хорошо, по делу, так по делу, – кивнула Муша. – Супер вчера мне показал, какие кнопки нажимать надо, чтобы программа включилась. Это штука такая, через которую... Ну, в общем, программа. И точка. Мол, она на всех компьютерах есть, как побочный дефект других прибамбахов. Я правильно сказала? Ладно, без разницы... Только люди о ней не знают. А Кабаков нашел. Потом пил целую неделю и с Супером общался. Решил в Нобелевскую книгу рекордов попасть, чтобы какую-то премию получить и к собачьим чертям из коммуналки свалить нах. Ты, кстати, не знаешь, что это за черти такие? И где это – нах?

– Знаю, – ответил я. – Это типа клопов у людей. Только воображаемые. В общем, ругательство. А про нах... Он, этот Кабаков, просто переехать хочет, потому что ему здесь, в коммуналке, жить надоело. Нобелевскую премию получит – это много-много денег – обязательно новую квартиру купит. Свою. Книга же рекордов не Нобелевская, как ты все напутала, а Гиннеса, в ней все необычные штуки печатают. У нас на Зине Портновой она есть. Петр Антонович Анне Андреевне на Новый год подарил, чтоб эрудицию пополнять фактами из жизни замечательных людей. Там куча интересностей. Где, например, стоит самый высокий дом и кто его построил.

– Да ну?! – восхитилась Чкаловская. Я последнюю фразу сказал специально для нее, пусть порадуется любопытным фактам.

– Вот тебе и ну! Рассказывай лучше о своей программе. Технические достоинства Кабакова и позже обсудить можно.

– Короче, Супер мне показал какие кнопки нажимать надо, чтобы эту программу запустить.

– И ты запомнила? – подколол ее я.

– Что ты?! – искренне хмыкнула Муша. – Я ж не гений! Просто пометила кнопки в определенной последовательности. Так что, будет все путем, не переживай... Или ты боишься?

Я на минуту задумался. Ведь и правда, если то, что говорит Чкаловская – не ложь, то с запуском этой программы вся моя жизнь коренным образом переменится. Меня начнут понимать люди, передо мной откроются перспективы, о которых я до сих пор и мечтать не мог. Исполнятся мечты... С другой стороны, как на такой мой поступок отреагируют тараканы, живущие в своем тесном мирке, собирающие плесень и думающие только о еде и сексе... Сексе... Золя... Я отмахнулся. Клоп с ней, с этой Катерпиллеровой шлюшкой.

– Нет, Муша, я не боюсь, – решительно проговорил я. – Дом мой далеко, жизнь моя скучна и безынтересна, так что давай запускать... Постой. А ты? Как же ты? Ведь ты понимаешь, что и тебя ждет участь изгоя. Или нет? Ведь твои мухи проклянут тебя...

– За меня не беспокойся, – грустно улыбнулась Чкаловская, – я всю ночь думала и поняла то же, что и ты сейчас. Исполнение мечты требует жертв. Так? Вот я и жертвую коллективом. Есть, правда, проблемка...

– Какая? – с интересом спросил я.

– Вася, – ответила Муша. – Он ведь пока не знает о наших с тобой планах. А вдруг ему не понравится, а? Поубивает нас...

– Кто не рискует, тот не срет в шампанское. Поехали. Что надо делать?

Глава седьмая. Эксперимент, который чуть не постигла неудача

А сделали мы следующее.

Муша села мне на спину, ухватилась своими лапками за мои крылья и попробовала поднять в воздух. Получился этакий летающий живой бутерброд, наподобие дирижабля. Мухе, конечно, было тяжело (не то, что мне), но теперь нашего общего веса должно было хватить для того, чтобы нажимать кнопки, а скорости передвижения – для быстрого ввода программы.

Чкаловская по запаху ориентировалась изумительно, поэтому процедуру мы провели почти моментально. Слава Богу, наш Вася, как и таинственный программист Кабаков из второй квартиры, компьютер на ночь не выключал.

Поставив меня на столешницу и разжав лапки, муха уселась рядом со мной и, отдышавшись, проговорила:

– Теперь, Гомемнон, нам только ждать остается.

– Чего ждать? – не понял я.

– А того, когда Вася проснется и к компьютеру подойдет. Стоит ему взглянуть на монитор, как он запрограммируется на взаимоотношения с нами, насекомыми и членисто... этими?

– Членистоногими? – предположил я.

– Во-во, – жжикнула Муша, – членистоногими. Это слово мне Супер сказал, когда я его насекомым назвала. Мол, он и не насекомый вообще, а этот, членисто... Не важно, пусть будет членистый. Мне все равно. А Вася теперь прославится, если не дурак.

– Почему ж это он дурак? – обиделся я за симпатичного мне человека, который вчера так ловко кидал кости в тупого Бруска.

– А потому, что не работает нигде, а только жрет, пьет, срет и спит. Как мы, мухи.

– А вы разве дуры? – улыбнулся я.

– А разве умные? – в моем же тоне ответила Чкаловская. – Кстати, это утверждение меня не касается. Я ведь особенная, так? Меня даже Супер есть не стал. Сказал: "Воняет от тебя, Муша, как из общественного сортира, тебя даже пробовать противно. Так что, давай дружить. Авось пригодимся друг другу. Ты мне своих коллег ведешь, а я тебя всяким своим Суперским штучкам учу".

Я не верил своим усам (они у нас как у вас уши, только еще сложнее устроены).

– И ты согласилась продать родню за суперские штучки?! – внутри меня все вскипело.

– Что ты?! – возмутилась Чкаловская. – Я ему ответила, что на подобные меры пойти не могу, потому как берегу честь смолоду.

– А он? – не унимался я.

– А он сказал, что в таком случае будет со мной дружить просто так, бескорыстно. Потому что все равно нет других пауков в нашем доме, ближайшим родственникам – скорпионам, здесь не климатит, а без живого общения можно с ума сойти.

– А-а, – кивнул я успокоившись, – тогда ладно. Я уж было подумал, что...

– ...я иду к цели, ступая по головам? Нет, Гомемнон, я из порядочной семьи, ты меня, пожалуйста, не пачкай.

– Прости, что сомневался, – извинился я и посмотрел в сторону дивана. – Интересно, когда этот человек проснется?

– Сейчас, хочешь? – озорно жужукнула Муша.

– Хочу! – весело крикнул я.

– Тогда наблюдай! – скомандовала Чкаловская и, взяв низкий старт, с разбегу взлетела в воздух. Покружившись пару минут под абажуром, должно быть, набирала обороты, она с диким шумом спикировала вниз, прямо в Васину пятку, торчавшую из-под одеяла, и с глухим щелчком об нее ударилась.

Оттуда, из-под одеяла, тут же высунулась рука и пятку почесала. Потом раздался громкий зевок и последовавшая за ним реплика трехэтажного мата, закончившаяся, правда, вполне корректно:

– ...хрен с ними, все равно вставать пора. Э-эх! – и Вася, продрав глаза, резко уселся на диване.

Муша к тому времени снова находилась подле меня.

– Слушай, Гомемнон, давай-ка за монитор спрячемся, а то он, программе не вняв, хлопнет нас тапком. Отскабливай потом.

Отскабливать себя не хотелось, потому довод Чкаловской показался мне вполне убедительным. Мы до поры – до времени укрылись под пучком проводов. Ждать нам пришлось долго, потому что Вася, как всякий другой нормальный человек, если не считать легендарного программиста Кабакова, первым делом пошел в ванную. Это я слышал по удаленному шуму воды, от которого меня бросило в дрожь (помните, про свою фобию рассказывал?). Затем вернулся в комнату, натянул полосатые шорты, с такими же грязными пятнами, как у Петра Антоновича на трико (гены!) и снова вышел. Должно быть, решил позавтракать.

Муша заснула. Устала, бедолага. Вообще, мушиный организм довольно примитивен. Они обычно, как поедят, сразу спать устраиваются. Странно, что Чкаловская вела себя нестандартно. Может, она тоже самородок в своей среде, как и я в обществе тараканов?

В любом случае, пусть отдыхает. Придет время, разбужу. А пока я решил провести более детальную рекогносцировку местности. Звериное чутье мне подсказывало, что задержусь я в этой комнате надолго, если не навсегда...

Когда я спускался со стола тем же путем, каким и забрался на него, опять вспомнилась Изольда. И опять мне стало больно и одновременно противно. Как она могла?! Как вообще можно так жить? Изо дня в день, из недели в неделю... Нет, здесь воспитание ни при чем, тут наследственность. Я еще на Зине Портновой в газете читал, что яблоко от яблони недалеко падает. Интересно, кем были ее родители? И где они теперь? Живы ли, а если живы, то почему я их не видел? И кто я в ее жизни – очередная забава, смазливый альфонс? Нет...

Короче, хватит самоуничижаться, надо делать то, зачем пришел. Осматриваться...

Но тут дверь в комнату отворилась, и вошел Вася, чуть не наступив на меня своим зловещим тапком. Я еле увернулся. Так... Придется обратно лезть по другой ножке, по задней, иначе заметят.

Не успев изучить комнату, я вновь устремился к столу и начал суматошно взбираться наверх. Но наверху, под столешницей меня ждало разочарование. Никакой жевательной резинки с этой стороны не было. А вы как хотели?! Тут же нет посадочных мест, кто ее прилепит?

Ничего, сорвусь, поднимусь снова. Слава Богу, падение с такой высоты не смертельно. Но, впрочем, трюк прошел благополучно. Добравшись до проводов, я растолкал Мушу.

– Просыпайся, орлица, сейчас начнется! – радостно воскликнул я.

– Тише ты, – жжикнула Чкаловская, – чего разорался, услышат!

– Дура, – улыбнулся я, – он же еще программу не прочитал. То есть, это... не запрограммировался. Так что не бойся. Судя по слою пыли, нас тут никто искать не будет... А-а-а-пчхиии...

Эта самая пыль налипла на мои усы, и я не смог удержаться от смачного чиха, за которым последовал второй, затем третий...

Когда я прочихался, Вася уже сидел за компьютером и тихонько матерился, проклиная какие-то таинственные "ебаные винды". Наверное, как раз программировался.

Я осторожно выбрался из своего укрытия и выглянул. Точно, что-то происходит. Глянув в зеркало, стоявшее за Васиной спиной, я заметил, что черный экран монитора засветился и посинел, и теперь по нему ползут бесконечные ряды цифр и бессмысленных букв. Ур-ра! Работает!

– Муша! – радостно крикнул я. – Иди скорее сюда!

Но ответила не Муша:

– Стасик?... Говорящий?... Охренеть – не встать...

Человеческие пальцы, словно щупальцы изувера, схватили меня за ус и подняли высоко над столом. В голове моей гудели одни и те же слова, повторяемые в десятый раз:

– ...Стасик?... Говорящий?... Охренеть... Стасик?... Говорящий?...

Я-то быстро понял, в чем дело, а вот Вася, это именно он держал меня за ус своими жирными руками (вот почему на кнопках так скользко), похоже, не мог прийти в себя. Но главным было то, что программа, пользоваться которой Мушу научил легендарный паук Супер из второй квартиры, сработала.

Оправившись от первого шока неожиданного пленения, я закричал, что есть сил:

– Вася, немедленно поставь меня на стол! Мне страшно! Это говорю я, Стасик!

– Стасик? – я видел, как расширились человеческие зрачки, но оцепенение, охватившее обалдевшего хозяина комнаты, слава Богу, быстро прошло.

Оказавшись на столе и поправив помятые усы, я презрительно произнес:

– Вообще-то, уважаемый Вася, меня зовут не Стасик. Разрешите представиться... Агамемнон. И, простите за любопытство, зачем вы вчера меня засунули в бутылку? Вы, случайно, не садист? Вы мухам лапки не обрываете?

– Н-нет... – заикнувшись, покачал головой Вася. – В-вы с-со м-мной г-говорите? Та-таракан?

– Таракан, таракан. Это мы с Мушей, ввели в ваш компьютер программу, чтобы вы язык животных понимали... – пояснил я, но тут же поправился. – Ну, не совсем животных, а нас, насекомых, и еще этих... как его? Членисто...

– ...ногих? – закончил трудное слово Вася, который потихоньку приходил в себя.

– Точно, членистоногих. Вы не возражаете, если я вас кое с кем познакомлю?

– С кем? – вновь оторопел человек.

– Му-ша! – закричал я. – Давай сюда, он уже в порядке. А вы, Вася, руками не машите, а то мою подругу случайно прихлопнете. Она, как бы это сказать-то?... Птица большого полета, только очень маленькая. Муха, в общем.

Васины последующие действия трудно оценить как адекватное поведение, потому что он, словно ужаленный, вскочив на ноги, опрокинул стул, одним прыжком достиг комода, резким движением выдвинул ящик, вытащил бутылку водки и, сорвав зубами пробку, сделал внушительный глоток. Потом осоловело посмотрел на стол, снял с ноги грозный тапок и, приняв позу охотника, выследившего дичь, двинулся прямо на меня, при этом бормоча себе под нос:

– Язык животных... мать вашу, муха большого полета... Все, пора кодироваться!...

Если б не Муша, моя верная подруга и всегдашняя спасительница, быть бы мне, граждане, грязным отпечатком на Васином столе, и не читать вам моих мемуаров ни ныне, ни присно, ни во веки веков. Прости меня, Господи, за хульство твое. Но уж очень я тогда испугался. Поэтому и сейчас, когда те события в памяти восстанавливаю, начинаю нести всякую околесицу.

Глава восьмая. Рассуждения, близкие к теме

В литературе, уважаемые мои, существует несколько необязательных, но желательных приемов, благодаря которым даже самое говенное (пардон) произведение становится романтическим, чуточку сентиментальным и выбивает у читателей слезу, положительно влияя на критиков и некоторых наиболее продвинутых издателей, а также на женщин, которые в большинстве своем не очень-то любят всякие боевики.

Пока что мои мемуары напоминают крутой вестерн, где упор сделан на красочное описание событий, на развитие главной линии моей захватывающей дух жизни, и, не в угоду мелодраматизму, практически, полностью лишены лирики. Согласен, недочет. Но на то я и необычный таракан, чтобы суметь в любой момент ситуацию изменить. Или даже больше – исправить.

Давайте же на несколько минут отвлечемся от нагромождения фактов и с помощью легкой инъекции слезоточивого газа введем в первую часть нашей истории пару капель концентрированной человечности. Все-таки я пишу главным образом для вас, люди, а не для своих соплеменников, большинство из которых и грамоте-то, по правде сказать, не обучено.

Стой я на проезжей части улицы имени Льва Толстого, заговорил бы по-французски или начал рассуждать о несчастьях отдельно взятой ячейки общества. Окажись в музее Гоголя, замолвил бы словечко в пользу плохого освещения украинских населенных пунктов в темное время суток. А случись совсем невероятное и вселись в меня болдинский дух многоуважаемого вашим покорным слугой Александра Сергеевича Пушкина, я б уж точно заговорил стихами про дядю, что не далеко всех, а только "самых честных правил" или "златую цепь на дубе том".

Но, спешу вас успокоить (а кого-то, возможно, и обрадовать), подобных фокусов не произойдет. Не стану я сушить ваш мозг философскими трактатами о смысле жизни или абсурдности бытия, психологическими – о проблемах взаимоотношениях полов и роли либидо в общественном самосознании, математическими – об относительной или абсолютной непостижимости векторных пересечений случайностей и закономерностей, а также прочими научными домыслами, которые мешают просто и тихо радоваться собственному счастью.

Лучше выскажу, но ни в коем случае не стану навязывать, свою точку зрения на проблему сосуществования индивидов различных физиологических структур в отдельно взятом трехмерном пространстве. Короче, о взаимоотношениях людей и домашних насекомых, а также некоторых взаимовыгодных сторонах подобного конгломерата. Понятно изъясняюсь?

Да... перечитал и понял, что, похоже, перемудрил я с лирикой. Придется начинать заново. Но вычеркивать ничего не стану, может быть, кто-нибудь и оценит интеллектуальные возможности насекомого и начнет рассматривать нас не только с точки зрения вредности для собственного здоровья.

В раннем детстве, еще прошлогодней осенью, когда я вылупился из личинки под водопроводным коллектором в хрущевке на улице Зины Портновой вместе со своими многочисленными братьями и сестрами, я представлял себе жизнь несколько иначе. Мол, где бы отыскать еду? И все!

А когда понял, что пища буквально валяется под ногами и по этой причине целью моего существования являться ну никак не может, я эту самую цель начал активно искать.

Первым делом попросил уважаемого Сократа, старейшину нашего рода, дать мне звучное имя. Потому что имена типа Алексей, Подколлектор или Длиннолап меня не привлекают из-за своей, простите, неоригинальности или явных географическо-физиологических указателей на происхождение и особенности организма. Согласитесь, глупо называть дочь Кривоножкой, а сына Лысочерепом? Не все ж тут, право слово, настоящие индейцы! Вот и я не хотел, несмотря на то, что в нашем роду такие имена общеупотребительны, как, впрочем, и имена человеческие, что тоже неправильно. Например, Алексей – "божий человек". Какой же я "божий" и, тем более, "человек"?

Спасибо Сократу, таракану воистину мудрому и эрудированному, что тот назвал меня Агамемноном. В честь какого-то древнего человеческого царя, золотую маску которого старик видел в одном из пыльных журналов, которые в бессчетном количестве покоятся на полках, собственноручно изготовленных из старого шифоньера Петром Антоновичем Ферзиковым, отставным фармацевтом-технологом и человеком во многих отношениях замечательным, несмотря на свое странное хобби – изобретение способов борьбы с нами, насекомыми.

Но вернемся к теме.

Вечерами, когда престарелые супруги Ферзиковы отходили ко сну, а в квартире воцарялась относительно спокойная жизнь, мы со стариком Сократом усаживались на белоснежный бачок унитаза и разговаривали на множество тем, которые только приходили нам в головы. Точнее, я, в основном, спрашивал, а мой наставник пространно, но не значит, что не логично, отвечал. Меня интересовало все – от нашего тараканьего происхождения, до принципа работы водопровода, от природы происхождения инстинктов до различных способов познания натуры.

Так я узнал, что мы, тараканы, произошли от существовавших миллионы лет назад динозавров. Сократ говорил, что тогда на Земле кроме них никого и не было. Ни людей, ни котов, ни колорадских жуков, ни картофеля, который в качестве продукта собственного пищеварения уничтожают последние. Рыбы могли не только плавать, но и ходить по земле, а потому тоже представляли собой своеобразных ящеров. А тараканы отличались от прочих лишь наличием шести лап вместо четырех и длинными усами, которыми доставали с деревьев сочные плоды. Да, размерами доисторический таракан достигал небольшого спортивного автомобиля, причем "скорость его передвижения достигала темпов роста современной инфляции" (я до сих пор не очень хорошо разбираюсь в экономических терминах, поэтому процитировал Сократа).

Человек в стародавние времена тоже являлся своеобразным динозавром. Он ходил, опираясь на хвост и боролся с нами (мы тогда с людьми были приблизительно одного размера) посредством дубины и больших камней, потому что мы, шестиногие, и тогда якобы мешали ему жить. Правда, чем мешали, Сократ ответить затруднился, но я его не виню, ведь он таракан современный, и знания его, как яркого представителя технократического общества, достаточно поверхностны, хоть и объемны.

Так вот, жили и боролись с нами люди еще в эпоху динозавров. А потом пришла эпоха глобального похолодания. Появились нынешние четыре времени года. Чем это грозило? Попытаюсь объяснить.

Раньше, когда на Земле стояло одно сплошное жаркое лето, никто и подумать не мог об укрытиях от природных катаклизмов. Все жили под открытым небом, и поэтому заботиться о прогрессе и думать вообще надобности не возникало. А зачем? И так все хорошо. Хоть и глупо, но зато радостно.

Когда же климат изменился, каждый вид начал трансформироваться в форму, наиболее пригодную к существованию. Рыбы путем эволюции избавились от лап и уплыли на глубину, потому что там вода имеет замечательное свойство – сохранять постоянную температуру на протяжении долгих лет. Большие динозавры превратились в слонов, бегемотов и кенгуру, построились колоннами и ускакали на теплый юг. А те, что остались, обросли толстым слоем сала и шерсти и научились спать на холодном снегу.

Люди эволюционным способом отделались от хвостов, потому что они теперь мешали быстро бегать. Только представьте себе: обувь еще не изобрели, а пятки ко льду уже примерзают. Что надо делать? Известно что: линять туда, где потеплее. А хвост в это время чем занимается? Правильно, мешается под ногами. Пришлось и человеку из трудной ситуации выходить.

Но труднее всех пришлось тараканам и другим насекомым. Ладно, блохи и вши всякие. Те просто от поколения к поколению уменьшались, пока не достигли размеров, позволяющих жить в шерсти людей и животных. А мы? Мы ж кровь не пьем, нам персики подавай! А где среди зимы найти персиков? Пришлось переходить на всепогодный подножный корм. А так как мы не хищники и под лапами у нас кенгуру не скачут, большие размеры тела только мешают. Тоже пришлось сокращать объем туловища и искать пригодное жилье.

На тушках других мы паразитировать, как вши, не можем, поэтому начали поиски убежища поближе к своему главному врагу – человеку. Парадокс? Ничуть. Это люди считают, что мы им враги, мы ж, тараканы, так никогда не думали. Вы для нас – почти боги, дающие пищу и для желудка и для размышлений.

Опять же, если вдуматься, то домашние насекомые и человек не могут существовать порознь. Представьте только, если тараканы однажды исчезнут с лица Земли как вид. Что произойдет? Глобальная катастрофа пострашнее ядерной войны! Для непонятливых сейчас разъясню.

Таракан – великий санитар человеческого жилища. Вы, люди, сами порой не замечаете, какой после себя оставляете срач. Мы же этот хлам пускаем в дело – едим, строим из него свои гнезда, короче, перерабатываем и дезинфицируем. Грязь разводим не мы, а вы. И если бы вы нас не уничтожали, нас было бы гораздо больше, а мусора в ваших домах, соответственно, значительно бы поубавилось. Логично? То-то.

Отсюда и вывод – мы гораздо более полезны, чем вредны. Бывает, конечно, что и тараканы переносят на своих лапах всякую заразу. Но переносить – это одно, а плодить – совсем другое. Сами подумайте, разве мы, тараканы, придумали человеческие болезни? Неужели они нам выгодны? Ведь умирая сами, вы обрекаете и нас на голодную бездуховную смерть...

Вот такие дела.

Что касается всяких инсектицидов, которых особенно много появилось в последнее время, нам просто приходится к ним адаптироваться. Я понимаю, что вам, чтобы жить, нужны деньги. А заводы, на которых делают дихлофосы и ядовитые мелки, дают работу многим людям. Небывалый шум, поднятый прессой о вреде домашних насекомых – не что иное, как скрытая реклама, не имеющая под собой даже толики правды. Двигатель, клоп ее побери, торговли. Нет, все у вас не как у насекомых, поэтому мирно сосуществовать и в своей-то среде вы не можете.

Скажите, видели вы таракана, убивающего своего сородича? Припомните хоть один случай, и я вам памятник нерукотворный высотой не ниже Останкинской башни воздвигну. И Мушу попрошу на него не гадить.

Так что давайте уважать друг друга. О любви не прошу, потому что современное общество извратило это понятие до такой степени, что теперь и само не может ответить на простой вопрос – а что же есть любовь?

Слава Богу, про уважение еще помним...

Вы уж простите мне эту главу. Завел я ее не ради решения каких-то своих моральных проблем, а потому что подтолкнул меня к размышлениям Вася, которого сейчас, кстати, совершенно не узнать.

Но об этом расскажу попозже. Договорились?

А пока...

Глава девятая. Возможности «инсектоспикера»

...Вася неустрашимым монстром надвигался на меня со своим чудовищным тапком – изуверским оружием современного инквизитора Торквемады для уничтожения домашних насекомых. Я остолбенел, лапы мои словно вросли в столешницу. И не мог ваш покорный слуга выйти из этого чудовищного паралича вопреки огромному своему желанию.

Человек уже занес свой плоский топор войны над моим бренным телом, и в это самое время произошло чудо. Спасибо тебе, Господи, за то, что послал на мое спасение Мушу Чкаловскую. Век не забуду, а с первой зарплаты свечку поставлю. Сам не смогу, попрошу кого-нибудь. Договорились?

Эта муха, похоже, готовилась к любым сюрпризам и никогда не теряла рассудка. Спикировав Васе прямо в глаз, она на время переключила его агрессию на себя. Я ж тем временем опомнился и поспешил скрыться за монитором, где спрятался в той же связке проводов. И, надо сказать, вовремя. Потому что человек, отогнав муху, про меня тут же вспомнил. Тапок он из руки не выпустил, и, казалось, был полон решимости нанести обществу домашних насекомых непоправимый ущерб, но меня и след простыл.

– Ха-ха-ха, – тихонько рассмеялся я, чем себя чуть не выдал.

Вася же опустил свое оружие и начал озираться по сторонам.

– Кто здесь? – проговорил он с интонацией застигнутого врасплох ребенка, ворующего конфеты. – Кто это смеется? Матвеевна, ты домой вернулась?

Но никто, как вы понимаете, ему не ответил. Я зажал лапой рот, а Муша, вернувшаяся в наше укрытие, сложила крылышки и сдавила себе хоботок. Ее тоже разбирал смех.

Веселыми глазами мы смотрели то друг на друга, то на метания по комнате бедного Васи, который искал таинственного говоруна под диваном, под шкафом, под столом...

Наконец, устав от бесплодных поисков, хозяин комнаты вернулся к комоду, взял с него ополовиненную бутылку водки и несколькими жадными глотками ее прикончил. Даже не поморщился. Потом улегся на диван, уставил глаза в потолок и начал перебирать на память все нецензурные выражения, которые были мне знакомы из анализа лексикона Петра Антоновича Ферзикова.

Надо отметить, что сын превзошел отца в прикладной лингвистике, потому что Вася заворачивал порой такие словообороты, какие его старику должно быть и присниться не могли. Я весь сосредоточился во внимание и пытался тут же запоминать новые слова, но Муша начала так шумно восхищаться богатой человеческой речью, что я плюнул на свое занятие и начал про себя рассуждать о том, как Васю склонить на свою сторону. Как объяснить ему, что у нас добрые намерения? Как внушить, что наше будущее сотрудничество может стать очень даже взаимовыгодным?

И тут-то меня осенило! Все-таки спасибо тебе, Сократ, что обучил своего правнука логике и терпению.

Я сейчас изложу свою идею, а оценивать ее блеск предоставлю вам. Хорошо?

Значит, договорились.

Итак, я решил не звать Васю, не навязывать ему своего сомнительного знакомства, а немного переждать. Не зря умные особи и вашего вида, и нашего говорят, что терпение – основной козырь. Всегда, если гложут сомнения, следует дождаться подходящего случая, а уж потом активно приниматься за дело. Проверьте и убедитесь, что капризная госпожа Удача ответит вам взаимностью. Доказано на собственном опыте.