Текст книги "Введение в человечность (СИ)"

Автор книги: А.Б.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Я понимаю, что без негативных последствий для разума перенести шок, в который был повержен бедный хозяин комнаты, услышав речь таракана, под силу далеко не каждому, а только человеку творческому, не конвейерного типа, так сказать. И тогда молил Создателя, чтобы Вася оказался именно таким. Бог меня, кажется, услышал.

Полежав с полчаса на диване и несколько придя в себя, мой Вася, наконец, поднялся, обулся в свои ужасающие насекомый разум тапки и вышел в коридор. Дверь он оставил открытой, видимо в квартире больше никого не было, поэтому я хорошо расслышал то, о чем он говорил по телефону.

Итак, Вася набрал номер (то, что именно эту процедуру он совершал я понял по жужжанию диска допотопного аппарата, который я заметил на низенькой тумбочке, пока перебирался сюда из кухни) и, выждав несколько секунд заговорил:

– Алло, Олега позовите, пожалуйста... Ага... Олег, привет, это Василий из первой. Не зайдешь?... Что случилось?... Да, хрен его знает, на компе какая-то хрень ползет. Наверное, винды слетели. Глянешь?... Ага... Договорились, через десять минут... Ага, с меня пузырь... Давай, Олега, жду.

И трубка с грохотом опустилась на аппарат. Я аж усы от страху поджал, но тут же услышал шепот Муши:

– Кабакову звонил. Только его так зовут. Супер говорил.

Я рассмеялся. Вот наивная муха.

– Ты, Чкаловская, говори да не заговаривайся. Олегов на свете множество. А уж в Петербурге и того больше.

– Ну да? – удивилась Муша. – Докажи.

– Пожалуйста, – пожал я усами. – Еще Пушкин почти двести лет назад "Песнь о Вещем Олеге" написал. Тот помер, потому что змея беднягу укусила...

– Вот видишь! – с превосходством в голосе воскликнула Чкаловская. – Помер, а ты говоришь – множество. Было-то всего двое, а теперь остался только один Олег – Кабаков. И нечего со мной спорить!

– У меня еще аргументы есть, – сказал я, – но если ты настаиваешь, давай дождемся прихода гостя. Тогда и рассудим. Если ты права, с меня... С меня... Что бы тебе предложить-то?

– Да не надо мне от тебя ничего, умник. Стыда твоего и позора будет вполне достаточно.

И она гадливо рассмеялась. Я промолчал. А что я мог возразить? Эх, пришел бы кто другой, а! Но надежды на сохранение чести интеллектуала почти не оставалось. Вася говорил про свою квартиру, называя только ее номер, следовательно, таинственный Олег живет в этом же доме. Он просил устранить неполадки в компьютере, значит, Олег разбирается в сложной технике. Вряд ли в одном небольшом доме живет несколько программистов, которых зовут одинаково...

Муша (клоп ее побери) не ошиблась, потому что через несколько минут квартиру огласил противный треск электрического звонка, а потом со щелчком открылся замок и кто-то вошел в квартиру.

– Привет, Кабаков, – услышал я Васин голос и тяжело вздохнул. Проиграл, – я тебя так рано не ждал, ты ж сказал, через десять минут...

– Да вот... За хлебом вышел, решил заодно, чтоб два раза не бегать и к тебе заглянуть. Давай, показывай свой агрегат. Сейчас разберемся, винды свалились или еще что.

– А что еще может быть? – удивился Вася.

– Да все подряд, дружище, – успокоил его Кабаков, но как-то странно, – сейчас по сетям вирус гуляет, который железо бьет. Вполне возможно, что мама полетела. У нашего шефа...

Я воспринимал все буквально, поэтому речь Олега мне показалась совсем бредовой. Я слабо себе представлял, как Васина мама, в данном случае – Анна Андреевна Ферзикова, может полететь? У нее ж крыльев нет, она ведь не муха и не орлица! И при чем здесь компьютер и какой-то вирус, который сам по себе разгуливает по... чему он там сказал? А, по сетям! По рыбацким, что ли? Странно...

– Олега, я к интернету не подключен, поэтому насчет вируса не беспокойся, – разговор тем временем продолжался.

– А я и не беспокоюсь. Твой хлам, ты и переживай.

В комнату следом за Васей вошел тощий лысый мужчина с оттопыренными ушами и смешным колечком в ухе. Он тут же проследовал к столу, уселся на хозяйский стул и опустил пальцы на клавиатуру.

– Блин, Ферзиков, ты хоть клаву-то иногда протираешь? На нее говна всякого поналипло. Тащи свою водку, сначала помоем. Или, лучше, спирт.

– Откуда у меня спирт? – пожал плечами хозяин.

– Ну, водку давай.

– А водой нельзя? – со слабой надеждой в голосе проговорил Вася.

– Можно и водой, но гарантии, что клавиши западать не начнут, не дам.

Вася снова тяжело вздохнул и достал из уже знакомого мне ящика комода нераспечатанную бутылку. Откупорив зубами, он протянул ее Олегу:

– На.

– А ватку?

– Сейчас гляну... Слушай, а тряпка не подойдет? Нет ваты...

– Давай уж, – вздохнул Кабаков, – на безрыбье сам раком станешь.

Промыв клавиатуру, которую он обозвал женским именем "Клава" (это я сам догадался, никто мне не подсказывал), Олег нажал несколько кнопок и глянул на экран.

– Э-э, братан! – весело воскликнул он. – Похоже, в нашем полку прибыло. С виндами твоими полный ажур. Просто кто-то инсектоспикера запустил.

– Что запустил? – не понял Вася.

– Не боись, не вирус. Программку одну, я ее "инсектоспикером" обозвал. Случайно нашел, когда в биосах ковырялся. Никак не мог понять, на кой хрен она в подменю встроена, начал разбирать и...

– И? – с интересом переспросил хозяин комнаты.

– И ничего. Так и не врубился, хотел потереть, а потом решил сперва запустить. Ну...

– Ну?

– Ну и запустил. Это пару недель назад было... Теперь пью беспробудно и ищу через интернет, как заяву в Нобелевский комитет правильно оформить...

Вася на минуту открыл рот, а потом как заорет. Правда, тихонько (да, да, и такое, друзья, бывает):

– Чего??? Ты, Кабаков, похоже, допился...

– А вот и нет, – спокойно ответил Олег. – Я сперва сам так думал, а потом... Блин, что я делаю?! Короче, Василий, если ты мне не пообещаешь, что никому не скажешь, я из инсектоспикера сейчас выхожу, запускаю тебе винды, забираю обещанную водяру и делаю из твоей хаты ноги. О'кей?

– Постой, Кабаков, – Вася положил Олегу на плечо свою ладонь, – я обещаю. Между нами, так между нами. Что там, рассказывай, а то у меня с утра глюки всякие... Тараканы говорящие...

– Во-во! – радостно воскликнул программист. – Я тоже так сперва думал, а потом... Паук у меня есть... Супер!... Короче, программулина эта взламывает в человеческих мозгах какой-то код, из-за которого нам с рождения не дано понимать насекомых и членистоногих... Сечешь?

– Кажись... – прошептал Вася. – То есть, нас раскодировали?... Это получается, что мы с тобой теперь...

– Ну! – весело крикнул Олег. – Класс, скажи?! Только, никому, договорились? Это ж золотая жила. Теперь понимаешь, почему я в Нобелевский комитет...

– Олега!... – перебил его Вася, усевшийся на диван. – Ты пока им не пиши, хоккей? На самом деле, возможностей гораздо больше. Столько бабла загребем, ни один Нобель столько не выложит. Я не дурак... Такие, блин, возможности... А я его чуть тапком...

И вот тут, в этом самом месте, собственной персоной перед монитором появляюсь я. Выхожу гордой походкой, наклоняю усы и интонацией, не терпящей возражений, говорю:

– Прежде всего, господа, хочу представиться. Прошу любить и жаловать. Имя мое простое и легко запоминающееся – Агамемнон...

Договорить я не успел, потому что Кабаков как сидел на стуле, так и рухнул вместе с ним на пол. Вася же повалился на диван и задергался в судорогах. Комнату разразили дикие стоны...

Я поначалу решил, что их от ужаса кондратий хватил, мол, надо было мне еще несколько минут выждать, а уж потом явиться во всей своей недоописанной красе, однако скоро понял, что они просто смеются. Точнее, не просто, а очень даже громко и, я бы сказал, конвульсивно дергаются, при этом повторяя мое имя:

– Т-тар-ракан... Ага... Агаме... Агамемнон! Нет, ты Васька что-нибудь подобное слыхал? Во, блин, воображение у тварей... Ага... Агамемнон!... Придурки! Ха-ха-ха...

Это они надо мной смеются, над моим именем? Это я-то придурок?!...

В общем, я обиделся...

Глава десятая. Почти серьезный разговор и мои первые выводы

...и, как оказалось, совершенно напрасно.

Потому что Вася резко прекратил свою истерику, поднялся с дивана, подошел ко мне и, осторожно взяв меня за ус, положил на свою ладонь.

– Извини, Агамемнон, – проговорил он, – мы не хотели тебя обидеть. Пойми, такой стресс пережить...

– Да я понимаю, Вася, – ответил я, – бывает. Сам вчера нечто подобное испытал, когда ты меня в бутылку кинул.

Вася покраснел. Ему стало не то что стыдно, а, скорее, неловко. Он осторожно снял меня с ладони и поставил на стол. К этому времени отсмеялся и Кабаков. Он теперь лечил оставшуюся после бурных проявлений веселости икоту водкой, которую отхлебывал мелкими глотками прямо из горлышка.

– Слушай, таракан, – обратился он ко мне, – а откуда ты про инсектоспикер узнал, а? Это ведь ты его запустил, точно?

– Точно, – кивнул я усами. – Диверсия, так сказать, во благо человечества...

Мужчины снова рассмеялись, но теперь уже без истерик.

– Диверсия – это классно, и все-таки? – не унимался Олег.

– Понимаете, господин Кабаков... К вам можно так обращаться?

– Валяй, но лучше – просто "Олег". И можно на "ты", я пока не Нобелевский лауреат.

– Понимаешь, Олег, – кивнул я одним усом, – у меня тут одна хорошая знакомая есть, она... в общем... Можно я вас познакомлю?

– Знакомь, коль пошла такая пьянка. Тоже тараканка?

– Ты хотел сказать – "тараканша"? – поправил я. – Нет, она муха. Звать?

В разговор встрял Вася:

– Так это она меня в глаз?...

– Ну, в общем-то, да... Только ты, Вася, на нас не обижайся. Муша мою шкуру спасала. Взаимовыручка, короче. Муша-а-а, – позвал я, – лети к нам, все нормально.

В то же самое время за монитором зажужжало, и пару секунд спустя Чкаловская приземлилась рядом со мной. Вася принес из кухни табурет и уселся за стол рядом с Кабаковым. Я понял, что предстоит долгий разговор.

– Знакомьтесь, это Муша Чкаловская, моя подруга и спасительница, – представил я муху, и та кокетливо развела в стороны крылышки.

– Чкаловская? – улыбнулся Вася. – Очень приятно, Вася. А он – Олег.

– Да я всех в нашем доме знаю, можете не говорить. У тебя, Ферзиков, все привычки изучила – и что дрыхнешь до обеда, и что за пьянство с работы уволили, и что Барсика Матвеевны Бруском зовешь...

Вася округлил глаза, а Олег противно хихикнул. Я хотел было остановить Мушу, но куда там, моя подруга разошлась вовсю:

– ...а ты, Кабаков, не смейся. Может рассказать, как ты Супера спаиваешь, или чем ты свою подружку в оргастическом смысле удовлетворяешь?

– Про подружку не стоит, – перестал улыбаться Олег. – Не надо интимных подробностей.

– Так-то, – с превосходством в голосе проговорила Чкаловская, – я вообще особь наблюдательная. Кстати, Супер мне вашу программу и показал, ты его только не ругай, ладно, а то...

– Слушай, какая ты вредная! – рассердился Кабаков. – Даром, что муха, так еще и баба. Ужасное сочетание! Василий, она меня шантажирует!

Вася рассмеялся.

– Да ты не злись, Олега, все равно кроме нас никто об инсектоспикере не знает. А про свою Иринку ты мне и сам рассказывал. По-пьяни... Забыл?

– Рассказывал? – покраснел Кабаков. – Ты, блин, никому... Ладно?

– Будь в порядке, я уже забыл, – успокоил его Ферзиков и тут же обратился к Муше: – Слушай, а почему у тебя такая фамилия прико... интересная – Чкаловская? Псевдоним?

– Нет, Ферзиков, Чкаловская – это не псевдоним, а настоящая фамилия. Ты про метро "Чкаловскую" знаешь?

– Ну... тут недалеко, – кивнул Вася.

– Оттудова мы. И фамилия с нами. Понял? Еще вопросы есть?

– Слушай, Муша, а в тему у тебя фамилия! Знаешь, кто такой Чкалов был, в честь которого и проспект, и военное училище, и метро назвали?

– Кто?

– Великий летчик, вот кто! Ас. Это значит, высококлассный пилот, понятно?

– Еще бы! – весело жжикнула Муша. – Обрадовал ты меня, Ферзиков. В тему, значит, моя фамилия? На самом деле, не ожидала. Спасибо за разъяснение. Кстати, тут вон Гоменон что-то сказать хочет, лапками дрыгает, да нас перебить не решается. Да и Кабаков совсем скис. Олег, оттай, никто тебя гноить не станет. Я ведь знаю, что ты мужик хороший.

– Спасибо, – иронично поклонился Кабаков, – твоя похвала, Муша, выше похвал всяких других насекомых. Один вопросик можно?

– Давай. Гоменон, одну минуту, ладно?

Я кивнул усом, а Олег тут же спросил:

– Скажи мне, разве пауки не мухами питаются?

– Ты это к чему? А-а! – не сразу поняла Чкаловская. – К тому, что у нас с Супером взаимоотношения иные, чем у голодного с едой? Нет, он нормальный. Это я вонючая. Супер мною брезгует, поэтому мы и дружим. Кстати, ты ему больше водки нюхать не давай. Он как алкоголю потребит, так дуреет, всех рвать начинает, даже собственную паутину.

Кабаков улыбнулся.

– Договорились, – произнес он весело, а потом кивнул мне. – Ну, давай теперь ты, Агамемнон, я уж и сам вижу, что спросить что-то хочешь. Валяй.

И я дождался своего звездного часа. Сократ говорит, что если хочешь внушить к себе искренний и долговременный интерес, надо собеседника в начале разговора чем-то ошарашить. Я и ляпнул:

– Мужчины, я тут слышал, что вам денег надо? Так вот, могу помочь...

В комнате на минуту повисла мертвая тишина. Только компьютер чем-то внутри шуршал. Наконец, люди оттаяли и в один голос спросили:

– Деньгами?... Как?!

– Про тараканьи бега что-нибудь слышали?

– А-а, – разочарованно махнул рукой Вася, – там все места раскуплены. Хрен пробьешься.

– Ферзиков! – пришел ко мне на выручку Олег. – Он дело говорит. У меня телка одна в казино работает, где эти бега проходят. Не ссы, устроим! Агамемнон, излагай дальше.

– Короче, – начал я, – у меня скорость хорошая. Мне об этом еще на Зине говорили.

– Где? – не понял Вася.

– На улице Зины Портновой, – пояснил я. – Я ж не местный. Меня вчера Анна Андреевна сюда в сумке с продуктами принесла...

– Тебе чего, мать продукты таскает? – презрительно спросил Васю Кабаков.

– А чё? Жрать-то охота, а работы нет. Ой, уймись, Олега, тебя это не касается!

– Не ссорьтесь! – потребовал я. – У всех в жизни бывают черные полосы.

– Смотри-ка, он за тебя заступается. Тоже мне, философ. Давай, Сократ, говори по делу.

– Олег, я не Сократ, а Агамемнон. Сократом моего прадеда зовут. Он на Зине остался.

Мужики снова рассмеялись.

– У вас там, на Портновой, прямо колония фанатов античности! – восхищенно проговорил Кабаков. – Ладно, молчу.

– Говори, Агамемнон, – подбодрил меня Вася. Все-таки я в нем, похоже, не ошибся. Чую, станет скоро моя мечта реальностью.

– Так вот, у меня лапки длиннее, чем у сородичей, да и усы короче. Сократ говорит, что это врожденные качества великого спортсмена. Надо только тренера найти... и арену. А там все в ажуре будет. Вы не представляете, как я рад, что все сходится!

– Что сходится? – спросила непонятливая Муша.

– А то, – ответил я, – что оказался я именно здесь, познакомился и нашел общий язык именно с вами. Где еще есть этот инсектоспикер, а? Вы, люди, теперь можете не только нас, но и других насекомых понимать...

– И членистых, – кивнула Чкаловская.

– Членистоногих, – поправил Вася.

– Не важно, – отмахнулась Муша, – Гомемнон прав, главное, что вы нашли друг друга. А я слетаю на кухню посрать, можно? Мне в тараканьих бегах все равно участвовать нет надобности.

– Только не на еду, – попросил Ферзиков.

– Ладно уж, – нехотя согласилась Чкаловская и, как вертолет, с места взмыла под потолок.

Я проводил ее печальным взглядом. Внутренний голос мне подсказывал, что увидимся мы еще очень не скоро, если вообще когда-нибудь увидимся. Но идея с тараканьими бегами требовала детальной разработки, поэтому я продолжил начатый разговор:

– Вы меня извините, но если я хорошую подготовку пройду, то обещаю, что все призы будут наши...

– Слушай, таракан, – перебил меня Кабаков, – а тебе-то эти бега на кой хрен сдались? Нам – понятно: денег лишних не бывает, а ты-то что с этого поимеешь?

– Как что? – оторопел я. – А славу? А пьедестал почета?

Мужчины переглянулись.

– Наивняк, – вздохнул Вася. – Тараканьи бега – это обычный тотализатор. И славы там, уверяю тебя, если и добьешься, то только в узком кругу. Понимаешь? Среди тех, кто ставки делает. А насчет пьедестала почета, ты, брат, вообще загнул. Это ж не Олимпиада и не чемпионат мира... Прости, не хотел тебя огорчать, но лучше уж всю правду знать с самого начала. Так?

– Постойте, постойте! – встрепенулся я. – То есть как, совсем никакой славы? Никакого пьедестала? Не может быть! Я по телевизору видел, у них там в Германии...

– Агамемнон, мы не в Германии, а в России, – перебил меня Кабаков, – у нас здесь другие ценности. Понимаешь? У бошей бабловалюты немерено, поэтому они с жиру и бесятся. Могут про таракана-победителя в газете написать, на пьедестал его поставить, могут, если захотят, национальным героем сделать и ресторан в его честь назвать, даже подковать, если очень захотят! А у нас пипл нищий и слишком уж духовный. Не поймет. Одно дело, в казино у барыг денег отклячить, другое – народную любовь, или хотя бы признание обрести. А с ним заодно и славу... Так что... мечты свои забей знаешь куда?

Я, конечно, расстроился, но не отчаялся. Не на того напали.

– Тогда поехали в Германию! – предложил я. – Сами говорите, что там все проще!

– Да кому ж мы за границей нужны-то, таракан, мать-и-мачеха?! – взмолился Вася. – Мы и на родине-то, тьфу, пустое место!

Я почувствовал, как во мне закипает ярость. Эти законченные пессимисты-алкоголики вывели меня из себя. Им такие возможности в руки сами идут, а они от них отмахиваются, как от назойливых мух. Прости за такое выражение, верная моя подруга Чкаловская.

– Молчать! – закричал я. – Начнем с малого. Заработаем в казино, поедем в Москву, в столицу. Там возможностей все равно больше, чем тут. Мне про это Сократ говорил, а он никогда не врет. А там и с Германией, если в России ничего не выйдет, вопрос решим. Вам, в конце концов, денег надо? И не на прокорм, а на что более ценное? Люди, у вас вообще мечта-то хоть есть?! Я кого спрашиваю?!

– Тише, тише ты, – успокоил меня Вася, – ишь, развыступался, оратор. Не бушуй. Мечта у каждого нормального человека имеется. Но...

– Что, но? Что, но?! – нетерпеливо подпрыгивал я.

– Ничего, – отмахнулся Вася. – Пожалуй, ты прав. Как считаешь, Кабаков, прав таракан?

– Хрен его знает, – пожал плечами Олег. – Но то, что логично рассуждает, в этом ему не откажешь. Никогда бы не подумал, что разумных существ на земле куда больше, чем просто людей... А мы все в космосе гуманоидов ищем, пробы на возможность жизни с Марса берем... Ладно, давайте начнем с казино. Я после обеда Любке звякну, той, крупьерше. Узнаю, что к чему. А вы пока тренируйтесь.

Я облегченно вздохнул. Похоже, сдались.

Но понял я и другое. И это другое меня не очень обрадовало. Оказывается, человека убедить на что-то отважиться гораздо труднее, чем таракана. Любая маломальская трудность может вывести его из себя, опустить ему руки и превратить в груду рыхлого, относительно живого и совершенно беспомощного дерьма.

То ли еще будет, Агамемнон. Чувствую, намучаешься ты с ними.

Глава одиннадцатая. Слово Агамемнона

Кабаков, захватив с собой недопитую бутылку, ушел к себе домой. Муша так и не вернулась. Мы с Васей сидели за столом... Точнее, он за столом, а я на столе, рядом с отмытой Олегом клавиатурой и знакомились, так сказать, поближе. Ферзиков сказал, что уж коль мы деловые партнеры, то у нас меж собой секретов быть не может... Ну, за исключением совсем личных.

– Слушай, Вась, – спросил я своего нового приятеля, – тебя, правда, с работы за пьянку уволили?

– Ну... – задумался Василий, – можно сказать и так. Хотя, на самом деле я сам ушел. Надоело, понимаешь?

– Что надоело, понимаю. А как тебя одновременно и уволили, и сам ушел – не очень.

– Как бы тебе объяснить-то, а? – Ферзиков почесал затылок и наморщил нос. – Знаешь, что такое точка кипения?

– Очень приблизительно, – ответил я, хоть и не имел о ней ни малейшего представления.

– В физике термин такой есть, – дотошно начал объяснять Вася, – я ж по образованию-то ядрен физик... Ядерщик... Означает переход жидкого состояния в газообразное. Например, ставим на плиту кастрюлю с водой, зажигаем газ, вода нагревается и через какое-то время закипает, превращаясь в пар. Понятно, о чем речь?

– Да вроде, – кивнул я усами. – Только при чем тут твоя работа? Ты ж не вода...

– Не вода... Точно... Только это понятие – точка кипения – иногда и к человеческому поведению применяется. Так и у меня. Я после окончания института на атомной электростанции работал, а потом понял, что здоровья не хватает, да и ездить каждый день за тридевять земель вломы стало, ну и уволился. Приятель устроил в одну контору, которая дорогим импортным пойлом торгует. И переквалифицировался я из вполне приличного технолога в так себе продажного менеджера. Сидел целыми днями в конторе на телефоне и магазины обзванивал на предмет расширения их ассортимента за счет нашего винидла. Вот и...

Вася смолк.

– Что, и? – нетерпеливо спросил я. Меня заинтересовал рассказ этого человека.

– А то, что на такой работе надо или трезвенником быть или бухать по-черному, пока на производстве копыта не откинешь. Я так не могу. Середнячок, как меня шеф прозвал. Он сам-то пил как лошадь, да и большинство тоже... Некоторые, правда, даже по праздникам не нюхали. Кто в завязке, кто в полном отказе. Я ж по пятницам нажирался в хлам. Батя говорит, это у меня шоферская привычка, от деда по наследству на генетическом уровне досталась.

– От деда?

– Ну... Он водителем всю жизнь проработал. Всю неделю баранку крутит, а в пятницу вечером, когда впереди два выходных, так надирается, что узнавать всех перестает. И я так... Только деду все с рук сходило, уж больно он шоферил хорошо, без аварий, шишку какую-то обкомовскую возил. А я пролетел, как фанера над Парижем.

– Пролетел?

– Ага... Новый год в офисе встречали заранее, на следующий день надо было еще разок выйти, дела закончить, а я так нажрался, что про работу и про то, где нахожусь, вообще напрочь забыл. Шеф тоже порядком выпил, начал наших барышень кадрить на предмет интима, а я там на одну сику глаз положил... Короче, заступился... Надавал этому козлу по мордасям, а фамилию спросить забыл... На следующий день приползаю, а начальник отдела мне щурится и подленько так говорит: "Ты, Ферзиков, помнишь, как вчера Моторина испацифиздил?" Моторин – это шеф наш, Александр Иванович. А я ни в зуб ногой... Провал в памяти, как будто и не было вчерашнего вечера. "Не-а, – говорю. – Это, Ильич, не прикол? Только честно..." "Ты, – отвечает, – сам к нему зайди и посмотри. А лучше сразу заявление черкни, он тебя все равно вышвырнет". Э-эх...

– Слушай, Вась, а при чем здесь точка кипения? – не понял я. – Ну, избил начальника. Бывает с некоторыми. Это ж не повод к увольнению!

– Еще какой повод! – рассмеялся Ферзиков. – Молод ты еще, Агамемнон, многого в жизни не понимаешь. Но дело не в этом. Моторин, как я к нему с заявой вошел, только рассмеялся. Встал, похлопал меня по плечу и сказал, чтобы я вчерашний инцидент в голове не держал и шел отчет писать. Он, мол, все понимает. Ох, я тебе скажу, и рожа у него была. Сплошной синий иней. А настроение ничего, бодренькое. Наверное, уже опохмелился. У меня тогда с души камень упал, я подумал, что все в порядке. Заявление тихонечко скомкал и решил в ведро при выходе выбросить. Уже повернулся, чтобы выйти, а эта сволочь мне знаешь что говорит?

– Что? – у меня аж усы от волнения задергались.

– А то: "Василий, я Светку-то, за которую ты вчера по пьяни заступался, все равно трахну. Из спортивного интереса. Она единственной целкой на нашей фабрике пьяных грез осталась". И тут я все вспомнил. Словно осенило... Вот и подошли мы к твоей точке кипения. В общем, отпустил я дверную ручку, повернулся к Моторину, медленно поднял тяжелый стул и со всей дури этому козлу по маковке шарахнул. Он на пол свалился, за чайник свой держится и орет: "Ферзиков, мать твою, заявление на стол, быстро!" Я спокойненько бумажку свою мятую развернул, аккуратно поверх договоров положил, смачно плюнул ему в харю и вышел. Часок в конторе прокантовался, со Светкой перетрещал на известную тему. Ждал, пока мне расчет выплатят и трудовую оформят. Потом деньгу с документами взял и, как ты теперь понимаешь, из виноторговой компании навсегда за дверь вышел. Вот такая, братан, история... А Светка ему не дала. Она в тот же день уволилась. Поверила мне. Она ж прямо со школьной скамьи к ним, сопля еще совсем...

Я только усами качал. Вот так страсти бушуют в человеческих головах, а я всегда думал, что если люди такие большие, то их пробить чем-нибудь очень трудно. Видать, зверски ошибся.

– Да, – говорю сочувственно, – влип ты в непищевую органику, парень, по самые усы. С Нового года уж больше двух недель прошло. Чем собирался заниматься-то? Работу, похоже, не ищешь.

– Не-а, не ищу, – честно признался Ферзиков и весело улыбнулся. – Но точно знаю, что в эти гнилые продажные конторы больше ни ногой. На станцию позвонить надо, может, обратно возьмут. Не охота, честно говоря, возвращаться. Машина-то у меня каюкнулась еще полгода назад. Я, дурак, продал ее на запчасти за три копейки. Эх, отремонтировал бы... Ведь и деньги тогда были...

– Не расстраивайся, – попытался я его успокоить, – заработаем, новую купишь. Мне, например, БМВ нравятся, расшифровываются правильно знаешь как? Бегун Может Все... Все к лучшему. Со мной познакомился, значит жизнь налаживается... И из трущобы этой переедешь. Честно говоря, хреноватая квартирка. Сырая очень.

– Дерьмовая, – согласился Вася, – и та не моя. Моя здесь только эта комната. От тетки в наследство досталась. Продать ее невозможно, полуподвал ничего не стоит, вот и приходится жить. Хорошо хоть с соседями повезло. Матвеевна по стране мотается, у нее дети и внуки где только не живут. Еремеевы целыми днями на работе, а как приходят, пожрать и баиньки. Устают. У них ларьки с пельменями по всему городу раскиданы. Старик Алексеич в больнице по полгода лежит. Так что я практически единственный реальный жилец этой халупы. А чего, все удобства на месте! Еще бы жрачка сама в холодильнике росла, вообще кайф.

– Слушай, Василий, – сказал я, – а сколько тебе лет?

– Мне? Тридцатник скоро. А что?

– Ничего. Старый ты уже. Мы столько не живем.

Ферзиков рассмеялся:

– Ха!... Так вы ж насекомые, вам и не положено. Прикинь, если б таракан, как человек семьдесят лет жил, сколько б вашего брата на Земле расплодилось? Другим бы места не осталось, так?

– Наверное, – подумал я, представив себя дремучим стариком в окружении миллионов потомков, – да. Ты прав. Каждому свой век. Слушай, не думай пока про станцию. Я почему-то верю, что тебя туда в любой момент с радостью возьмут. Давай лучше нашим делом займемся. Бегами... Хорошо? У нас все получится, обещаю тебе!

– Обещаешь?

– Слово Агамемнона!

Я хотел еще что-то добавить, но тут из прихожей донесся звонок.

– Кого там еще несет? – проворчал Вася и поднялся из-за стола. – Не убегай никуда, ладно? Я сейчас посмотрю и вернусь.

Ферзиков вышел, и я вновь остался наедине с собственными мыслями. Мне стало тогда отчего то вдруг страшно. Я даже подумал – экую кашу ты, Агамемнон, завариваешь! Хорошо бы только свои мечты воплощать, так нет, подрядил еще и людей. А вдруг ничего не выйдет? А вдруг ты не такой уж выдающийся спортсмен, как думаешь, ведь соперников-то еще и в глаза не видел? А вдруг... Сплошные "вдруги".

"Стоп, Агамемнон", – затормозил я свои наихудшие предположения. Нельзя так! Уж, коль решил, надо идти до конца. Как там говориться – или пан, или пропал? Пошел ва-банк, держи удар, а там – будь, что будет. Но чутье подсказывало, что все обернется благополучно, хоть и трудностей преодолеть предстоит еще ого-го сколько!

Васю надо из полуподвального состояния выводить. Раз. Кабаков – законченный скептик и реалист, с такими трудно. Два. Муша куда-то подевалась. Три... Эх, как не хватает союзников! Мне б хоть кого-нибудь, кто в меня поверит, хоть блошку махонькую! А уж я не подведу.

Слово Агамемнона! Обещаю.

Пришел Кабаков. Он ввалился в комнату вслед за Ферзиковым, и на лице его сияла лучезарная улыбка. Видать, допил, подлец, Васькину водку.

Усевшись за стол на хозяйское место, он громко спросил:

– Ну что, авантюристы, с какой новости начинать, плохой или хорошей?

– Давай с плохой, – попросил я. Мне больше нравится, когда на закуску оставляют добрые вести.

– Нет уж, – покачал головой Олег, – давайте начнем с хорошей. А то, я боюсь, плохая из вашей задницы весь спортивный дух выбьет.

Успокоил, так успокоил.

– Короче, Любке я позвонил, и она обещала помочь. За процент из прибыли. Нормально?

– Нормально, – кивнул Вася. – Сколько она хочет?

– Десять.

– Десять процентов? Вполне, – согласился Ферзиков. – Нормально, Агамемнон?

Я шевельнул усом, что означало: мне все равно.

– Тогда завтра в восемь вечера надо быть в казино. Василий, у тебя костюм есть?

– Обижаешь! – улыбнулся Вася. – Я ж целый год менеджером работал!

– О'кей, а я у папика займу. У нас с ним один размер. Только рост разный... Но это фигня, – Олег махнул рукой и смачно зевнул. – А-а-у... Теперь, друзья мои, новость похуже. Но выход искать надо, иначе – хана.

Кабаков поднял указательный палец вверх и замолчал.

– Не тяни, – сказал я с нетерпением.

– Я и не тяну. Просто разочаровать боюсь...

– Говори уже! – крикнул Ферзиков. – Достал!

– Хорошо. Только ты, Агамемнон, с жизнью расставаться не спеши. У меня кой-какая идейка появилась...

– Олег!

– Все, все, – Кабаков выставил вперед ладони, – сдаюсь. Короче, бега проводятся среди черных тараканов, импортных, а ты у нас рыжий, землячок... В общем, цветом не вышел.

Я не мог поверить. Это как – среди черных? Они ж бегать толком не умеют, танки тихоходные! Вид, конечно, у американцев, посолиднее. Вон, хоть Катерпиллера вспомнить... Несмотря на то, что он метис, такие размеры внушают уважение...

– Ладно бы только цветом, – вздохнул Вася, словно прочитал мои невеселые мысли.

– А чем еще? – не понял Олег.

– Ты черных видел?

– Не-а...

– Они совсем другие... Здоровые и жирные, как жуки. А наш... Э-эх...

Наступила небольшая пауза, которую нарушил Кабаков:

– Да... моя идейка, значит, пролетает... Недоработочка-с...

– А что за идейка-то? – у меня еще оставалась надежда.

– Да я хотел тебя фломастером перекрасить... Стал бы черным. Думал, подвох не заметят, а там, видишь...

Василий уселся на диван и уперся кулаком в лоб. Мыслитель мраморный, клоп его побери. С минуту он что-то бубнил себе под нос, а потом опустил руку и поочередно глянул на нас выпученными глазами.

– Я, кажись, придумал...

– Ну?... – я даже подпрыгивать от нетерпения начал.