Текст книги "Книга ВПН (СИ)"

Автор книги: Злата Косолапова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Только я вот уже пережила всё эту эпопею – просто смирилась и привыкла, а Ирка застряла как раз в самом разгаре страданий. Последние две недели она была совсем плоха: постоянно ходила бледная и несчастная.

Что-то чиркнуло. Цветкова пыталась прикурить мятую сигарету, держа зажигалку в дрожащей руке. Я отвернулась, подумав, что надо бы всё-таки найти силы и убраться отсюда. В этот момент к моему креслу подлетела Иркина зажигалка, которая, по всей видимости, просто вылетела у неё из рук.

Я скорее на автомате подхватила её, а когда посмотрела на Цветкову, то удивленно замерла. Девушка стояла у стены и навзрыд рыдала, в одной руке держа сигарету, другой закрывая лицо.

«Бедная», – подумала я, ощущая острое сочувствие.

Я медленно слезла с кресла, кое-как натянула ботинки и, подойдя к Ире, протянула ей зажигалку. Всхлипнув, Цветкова кинула на меня быстрый взгляд. Она украдкой вытерла слёзы и поджала губы, явно стараясь побыстрее придать себе как можно более уверенный вид.

Приняв зажигалку, девушка чиркнула ей и сразу же прикурила. Я успела уловить запах сигаретного дыма, прежде чем развернулась и направилась обратно к креслу, чтобы уже нормально обуться, завязать шнурки и свалить отсюда куда подальше. Я как раз начала возиться с ботинками, когда неожиданно Ира со мной заговорила.

– Орлова, скажи… – обратилась ко мне Цветкова. – Как же ты миришься со всем этим дерьмом?

Я подняла голову и посмотрела на девушку. Сейчас Цветкова выглядела чуть менее несчастно, чем две минуты назад. Ира с упоением курила, задрав голову и облокотившись на стену. Прикрыв покрасневшие глаза, она смотрела не на меня, а куда-то в пространство перед собой.

– Мм…. ты о чём? – осторожно спросила я, стараясь не давать волю страху – вряд ли сейчас в интересах Цветковой доставать меня издевательствами.

Ирка затянулась, вдыхая едкий дым. Оставаясь всё в той же позе, она, наконец, посмотрела на меня. Её взгляд был одновременно жестким и печальным.

– О том самом, – буркнула она. – Как тебе удалось смириться с тем, что каждый день за твоей спиной любые два или три идиота базарят своими гнилыми языками про то, с кем ты спишь и как это делаешь? – произнесла Цветкова медленно и очень зло. Я посмотрела в сторону – слишком жесткий взгляд Цветковой словно резал меня. Видимо, заметив мою растерянность, девушка слегка смягчилась: – Тебе же ведь это знакомо – о тебе постоянно каждая вторая дрянь судачит с подачки Дэна, я потому и спрашиваю…

– На самом деле, я просто смирилась, – растерянно ответила я, снова начиная завязывать шнурки на ботинке. – Сначала мучилась, потом привыкла. Просто не сразу.

– Мне бы так, – ответила Ира, держа сигарету возле губ. Она задумалась о чём-то. – А ведь, если бы не Дэн, всё было бы нормально.

– Дэн? – удивленно спросила я.

У меня вырвалось. Нужно было промолчать, а получилось как всегда. Я тут же покраснела под пронзительно-резким взглядом Цветковой. Вот с кем, с кем, а с Ирой мне говорить о Сухонине было весьма опасно – мало ли, что ей в голову взбредет.

– Дэн, Дэн. – Цветкова снова перевела взгляд в никуда. – Конечно, Дэн. Скотина последняя. Не ожидала я от него подставы такой. Ну, ты-то, Машка, хорошо знаешь Дэна, натерпелась от нашей компании. От него-то тебе ведь больше всего доставалось. И слухи он про тебя всегда распускал. В любом случае, теперь я тебя хорошо понимаю. Хотя бы отчасти.

– А тебя-то он зачем?… – прошептала я сухими губами.

Я давила недовольство и глухую боль: на самом деле, она и части не знает от того, что я пережила из-за них. В конце концов, это всё это уже не так важно. И если Цветкова не прочь поговорить, так почему бы и не задать пару вопросов: я ведь уже давно с интересом раздумывала о том, почему Ира перестала общаться с компанией Дэна.

Некоторое время Цветкова словно бы прикидывала, стоит ли вообще говорить на эту тему, тем более со мной. Но, так часто бывает, что самые трудные жизненные проблемы ты можешь разделить именно с тем, с кем когда-то воевал по разным сторонам баррикад. По всей видимости, Ирка это поняла, и её как прорвало.

– Да потому… – кисло произнесла девушка. – Да потому что Нильс в конец втюхался в меня и уже не отставал никакими кардинальными посылами. Сволочь. Он ведь бегал за мной ещё лет с пяти. Надо было давно понять, что это когда-нибудь начнет грозить мне проблемами. А сейчас ему невмоготу стало – мол, люблю тебя, Ирка, мочи нет. – Цветкова презрительно фыркнула и посмотрела на меня. – Нет, ну, надо же. Люблю, говорит. Ты вообще Нильса видела? – Я кивнула, но Цветкова едва-едва обратила на это внимание. – Вот и я ему о том: ты себя хоть раз в зеркало-то видел, бугай? В общем, снова отправила его куда подальше. А тут у нас как раз с Вадиком закрутилось…. Меня ж по распределению в ремонтный отдел назначили, и как раз ему в ученицы. В общем…. ну ты понимаешь. – Ирка кинула на меня многозначительный взгляд, и я снова кивнула, поддерживая её. Цветкова снова поднесла сигарету к губам и сладко затянулась. – И что ты думаешь, не прошло и месяца, как снова вырисовывается Нильс. Мол, Ир, ну, хватит уже, чем я тебе не нравлюсь, я ж тебя всю жизнь любить буду. По традиции отправляю его далеко и надолго, и что ты думаешь? Тут на сцене появляется никто иной как Дэн. Мол, Ир, ну чё ты ломаешься, Нильс – хороший мужик, не будешь же ты всю жизнь по мне сохнуть. Ну, не козёл, а? – Глядя на меня, возмущенно покачала головой Цветкова. – Нет, ты представляешь, он решил, что я до сих пор по нему сохну! Да два года уже прошло с тех пор как… Ну, неважно. – Цветкова отмахнулась, сдвинув тонкие брови. – Короче, я ему и говорю – иди-ка ты, Дэн, куда подальше вместе с Нильсом, я вам тут не кое-кто с бульвара. Сначала вроде отстали от меня, а потом Дэн всё узнал. Сашка, брат мой, слил им с Нильсом про нас с Вадиком. Сухонин мне в отместку сразу же слухи пустил по городу – аж до сих пор все обсасывают. Я тогда сильно поскандалила с Дэном и его дурнями, потом ушла от них. И не жалею. Так-то.

Ирка замолчала. Тяжело выдохнув, я пронаблюдала за тем, как Цветкова тушит окурок и выкидывает его в давно почерневшее мусорное ведро. Девушка сложила руки на груди, затем выжидательно посмотрела на меня.

– Мда… – подавленно протянула я, отводя взгляд. – Та ещё история.

– Да плевать на них, – отмахнулась Ира. Я вдруг заметила, что она с сочувствием поджала губы, глядя на меня. – Я знаю, что тебе от Дэна досталось куда больше, чем мне. И знаю про то, что произошло после выпускного…

Меня словно бы укололо иглой – тонкой, острой, ядовитой. При одном лишь воспоминании о том ужасе, что я пережила тогда, я почувствовала себя до тошноты отвратительно.

– Я узнала про это три недели назад, – продолжила Ирка. – Знаешь, я тогда впервые вмазала Дэну. Впервые за всё то время, что мы с ним общаемся. – Я удивленно посмотрела на девушку, и та горько усмехнулась. – Да, вот так, Орлова. Впервые и не за что-то там, а за тебя, представляешь? Меня до сих пор трясет при одной мысли о том, что он пытался сделать. Никогда бы не подумала, что он такая свинья. Если бы я узнала обо всём об этом раньше, то давно бы свалила из его грёбаной банды. Тьфу.

Я даже ощутила прилив благодарности к Цветковой. Нет, ну, надо же…

– Спасибо, – ответила я, слабо улыбнувшись.

Ира фыркнула.

– Слушай, Орлова, мы, конечно, с тобой далеко не лучшие подружки, но поверь мне – женская солидарность для меня много что значит.

Внизу снова хлопнула дверь. Через минуту, кашляя и шурша пачкой сигарет, на лестничную клетку вышел один из рабочих в пропыленном костюме и в зеленой кепке. Увидев Цветкову, рабочий тут же улыбнулся.

– Ирка, – сказал он весело. – А ну давай к конвейеру дуй, а то тебя сейчас Вадим Саныч быстро за одно место…

Черные глаза мужчины светились ребяческим огоньком на широком лице.

– Я тебя сама сейчас быстро за одно место, Конев, если про Вадим Саныча в таком тоне говорить будешь, понял? – гаркнула Ирка, показав кулак.

– Да, ладно, ладно, кудря, не обижайся. Давай иди работать лучше, а то дежурство впаяют.

– А мне может и в радость лишнее дежурство, – усмехнулась Цветкова, спускаясь по лестнице и ловко уворачиваясь от руки Конева, пытающегося дернуть Ирку за светлую прядку волос. – Я свою работу люблю.

Рабочий хмыкнул.

– Сказал бы я кое-что сейчас да промолчу.

– Вот и молчи!

В очередной раз послышался грохот хлопнувшей двери. Я как раз завязала шнурки и теперь, вскочив с кресла, поспешила к лестнице. Поднимаясь, я думала о разговоре с Ирой. Надо же, никогда бы не подумала, что Цветкова будет заступаться за меня перед Дэном. Если честно, мне было приятно, что мы с ней вышли на дорогу примирения – мне ведь нужны были друзья. Очень нужны. Особенно здесь, в этой трясине из ненависти и злобы.

***

– Машенька, перед тем, как уйдёшь, отнеси, пожалуйста, эти справочники в кабинет Сергея Викторовича, – тепло сказала Надежда Александровна, указав на стопку брошюр, сложенных на краю стола.

– Хорошо, – ответила я, бегло глядя на тонкие книжки в выцветших красных обложках. Честно говоря, мне ужасно не хотелось идти к архонту, но делать нечего, придется. – А он в кабинете?

Надежда Александровна аккуратно положила большую тетрадь в папку с документами и подняла на меня взгляд.

– Думаю, да, – отозвалась она. – В любом случае, не волнуйся, золотце, если Сергея Викторовича там нет, просто оставь эти справочники на его столе, ладно? Охранник тебя пропустит.

– Конечно, без проблем, – ответила я, подхватывая брошюры со стола.

Я улыбнулась Надежде Александровне и, покрепче сжав книжки в руках, направилась из уютного уголка читального зала, где работала вся администрация библиотеки, к высоким двойным дверям.

Слава Богу, что после того, как завершилось моё обучение в общеобразовательной школе Адвеги, меня по распределению отправили работать в библиотеку. Это, пожалуй, стало самым радостным событием за все пять лет моей жизни в подземном городе. Места для работы лучше этого сложно было себе представить, по крайней мере, для меня: во-первых, работа с книгами – это действительно удовольствие, во-вторых, весь персонал библиотеки очень хорошо ко мне относился, а в-третьих – ну, вот уж библиотека поистине место, где встретить Дэна Сухонина было каким-то недоразумением.

Я шла мимо деревянных стеллажей с книгами и вдоль длинных читальных столов, при этом мельком скользила взглядом по моим любимым картинам и старым фотографиям довоенного мира, украшающим стены. Пересекая читальный зал, я заметила, что абсолютно все столы в зале пустуют. Обычно за этими столами посетители библиотеки читали книги или писали какие-то работы. Ученики часто делали здесь домашние задания, иногда кое-кто из них начинал здорово шуметь, и приходилось их усмирять. К счастью, книжное наследие довоенных времен ценилось архонтом очень высоко, поэтому в библиотеке за порядком всегда следил офицер из службы охраны Адвеги. И это было замечательно, потому что одна я бы точно не смогла справиться с толпой разъяренных школьников, колотящих друг друга. А тут и такое бывало.

Выйдя на улицу-коридор подземного города, я направилась в западную часть Адвеги, где находились комнаты и кабинет архонта. Честно говоря, я немного нервничала, не хотелось мне встречаться с Сухониным один на один. Мне таких встреч и без того хватало: архонт едва ли не раз в неделю вызывал меня к себе, чтобы устроить разбор полётов за любую малейшую провинность. В любом случае, сейчас лучше побыстрее выполнить поручение и поскорее забыть о Сухонине, всё-таки завтра суббота и хочется спокойно отдохнуть, не волнуясь о том, что я что-то забыла сделать для архонта. Мне итак последние два дня приходилось горбатиться в библиотеке по полной программе. Впрочем, сейчас все были в работе. Настя Сухонина особенно. За последние три года мы с моей лучшей подругой виделись очень редко. Настя постоянно работала у отца в администрации, пахала там, как сумасшедшая. Никакой личной жизни, как она любила мне жаловаться. От толп поклонников, которые сохли по ней, Настя надоедливо отмахивалась – сейчас её больше интересовала карьера.

У неё хоть поклонники были. Со мной всё было куда хуже: за последние несколько лет на вечеринках по случаю больших праздников я несколько раз я с кем-то целовалась, один раз был намёк на какие-то отношения сроком в пару дней, но на этом, собственно, всё.

Ну, нет, конечно, мне было обидно из-за того, что мои ровесницы вовсю крутили романы с мальчиками, а я была одна, но отсутствие поклонников у меня было очевидно: по сравнению с утонченными красавицами, что учились со мной, я обладала самой заурядной внешностью. Дальше – хуже. Несмотря на свой неприметный вид, на меня всё-таки обращали внимание, но я так и не смогла подпустить к себе хоть одного заинтересовавшегося мной парня на шаг ближе дружеского общения. Как только я замечала, что нравлюсь кому-либо, меня тут же начинало воротить от этого моего горе-поклонника, и свой шанс на любовь, романтику, отношения и прочее я сливала сразу и навсегда. Всё это было не слишком-то удивительным. После того случая, произошедшего со мной в день выпускного, я стала несколько иначе относиться ко вниманию со стороны противоположного пола. Первое время я, конечно, как-то пыталась победить свою замкнутость; частенько раздумывала, как можно исправить ситуацию, но в итоге решила, что пусть всё будет так, как есть.

И хорошо, без того проблем хватает.

Задумчиво теребя короткую прядку волос, я прошла по длинному коридору, поднялась по лестнице и вышла в приемную архонта – просторный зал, в середине которого была установлена стойка ресепшна. Секретаря за стойкой, конечно же, не было. Я надеялась до последнего момента, но было уже слишком поздно, а сегодня ещё и пятница, так что придется мне самой идти в кабинет Сухонина. Вход в его кабинет находился в конце коридора, начинающегося за столом секретаря. У двери в кабинет, коридор разветвлялся и уходил в две противоположные друг другу стороны – там находились жилые комнаты архонта. Я там никогда не была, и побывать желанием не горела.

При взгляде на дверь кабинета Сухонина, выкрашенную в серый цвет, меня охватило нервное напряжение. Ладно, всё в порядке. Я просто зайду, поздороваюсь с ним, скажу, что я от Надежды Александровны, положу книги на стол и быстро убегу. Всё – миссия выполнена. Опустив лицо, я уставилась на свои старые коричневые ботинки на шнуровке, затем тяжело вздохнула и решительно направилась в обитель зла. Каждый мой шаг отдавался глухим ударом в моей голове; кровь пульсировала в висках, в животе всё крутило, но я упорно продолжала свой путь. Приблизившись к кабинету Сухонина, я удивленно огляделась. Очень странно, что тут никого не было, обычно здесь всегда дежурила охрана.

Пожав плечами, я осторожно постучала в дверь. Получилось как-то очень тихо. Растерянно покусав губы, я постучала ещё раз, уже громче. Прошло пятнадцать секунд, но мне так никто и не открыл. Я только начала обдумывать, как мне поступить дальше, когда слева от меня, из полутьмы коридора, послышались шаги. Через несколько секунд передо мной вырос широкоплечий охранник.

– Тебе чего? – пробасил он, сурово уставившись на меня.

– Я… эээ… книги передать Сергею Викторовичу, – сказала я дрожащим голосом. – Из библиотеки. Он просил.

Охранник сдвинул брови к переносице, глядя на справочники у меня в руках.

– Может, Вы передадите… – начала было я, но мужчина, выпучив толстые губы, отрицательно качнул головой.

– Зайди в кабинет и положи на стол. Там открыто, – пробасил он, вставая у двери с каменным лицом.

Я кивнула, облегченно выдохнув. В конце концов, если охрана разрешила, значит действительно можно войти. Схватившись за дверную ручку из стекла, я повернула её и прошла в кабинет архонта. Мельком оглядевшись, я поняла, что с моего последнего визита здесь ничего не поменялось. Я не раз бывала тут, в этом страшном месте. Изредка по каким-то поручениям Надежды Александровны и куда чаще по бесконечным выговорам. Вообще кабинет у архонта был просторным и одновременно с этим очень уютным. У стен стояла лакированная мебель из дерева: в основном, книжные шкафы и буфеты со стеклянными дверцами. В дальней части комнаты можно было заметить старомодную, но очень красивую кушетку, перед которой высился маленький столик с фарфоровой посудой для чаепития. Массивный деревянный стол, отполированный и чистый, красовался в самой середине кабинета. На нём лежали всевозможные печати, конверты, книги, пылился телефон. В центре стола был установлен большой монитор.

Я тихонько приблизилась к столу Сухонина, обошла его и положила книги на более или менее свободное место. Я уже почти развернулась, чтобы побыстрее убраться из отсюда, когда вдруг мой взгляд упал на исписанный листок бумаги, лежащий рядом с клавиатурой. Я застыла на месте, едва ли в состоянии пошевелиться. Почти не дыша, я всё стояла, всматриваясь в это странное письмо на столе архонта, в котором чёрным по белому было написано моё имя.

Моё имя.

В каком-то письме на столе у Сухонина.

Что за бред?

Я кинула быстрый взгляд на прикрытую дверь. За стеной стоял охранник, он мог в любую секунду войти сюда и спросить, какого это чёрта я здесь так долго копаюсь. Ещё хуже будет, если сюда зайдёт сам Сухонин. Мне нельзя было терять времени.

Понимая, насколько велик риск сильно огрести, я пересилила свой страх и быстро склонилась над столом. Вглядевшись в ровные, выведенные красивым почерком строчки письма, я не сразу уловила место, откуда мне следовало начать читать.

«…настоятельно прошу Вас быстрее прислать мне ещё несколько ксерокопий анализов Марии Орловой, сделанных сразу после начала тестирования, то есть после того, как радиационная аллергия у Орловой была вылечена, и её иммунитет к аллергену был полностью выработан на устойчивом уровне. Спешу Вам напомнить, что сейчас её иммунитет к ионизирующему излучению уже почти достиг критической отметки, поэтому в данный период мы должны более тщательно следить за реакцией организма подопытного образца на тестируемое на нём лекарство. Отдайте приказ в лабораторию Адвеги делать более подробный анализ крови Орловой. Сообщите им, что инъекции с тестируемой сывороткой я продолжаю делать один раз в день в прежней дозе.

Жду от Вас ответа в скорейшем времени.

С уважением, Андрей Спольников».

Всё стихло, замерло. Время остановилось. И моё сердце вместе с ним. Я более вдумчиво перечитала эти строки ещё несколько раз, после чего для меня ясно прояснились две вещи. Первая: это то, что я больше не болею радиационной аллергией, и у меня уже есть иммунитет к ней.

А вторая?

Я прикрыла глаза, ощущая, как на глаза наворачиваются горькие слёзы: они проводят на мне какие-то тесты. Тестируют что-то… Какую-то дрянь. И самое страшное то, что в этом письме подопытном образцом для проведения тестов меня называет не кто-то там, а Андрей Спольников.

Моё нутро рвалось на части.

Нет, нет… Не может быть. Мой разум тут же попытался опровергнуть истинность содержания написанного в клочке бумаге на столе архонта Адвеги.

Нет, нет, нет! Это всё какая-то страшная ошибка… Я просто не разобралась…. Не поняла чего-то… Это не может быть правдой. Андрей, он не может быть предателем. Он друг моего отца! Он мой друг!

Слабость навалилась на меня ватным одеялом. Мне пришлось ухватиться за край стола: ноги едва держали меня. Я только сейчас начала понимать, насколько скверной была ситуация, в которой я оказалась. Из-за гула в ушах я почти ничего не слышала. Меня била нервная дрожь; я пыталась сообразить, что мне надо делать, но времени было слишком мало, и голова была словно в тумане. Едва соображая, я дрожащими руками стянула страшное письмо со стола Сухонина, неаккуратно скомкала его и побыстрее убрала в карман толстовки. В тот момент, когда я медленным шагом направилась к двери, стараясь не реветь и дышать как можно ровнее, в кабинет заглянул охранник.

– Чего ты там копаешься? – спросил он грозно.

Я вытерла слёзы и всхлипнула. Охранник сморщил круглый лоб, видимо, пытаясь понять, почему у меня такой странный вид.

– Книги уронила, – прошептала я.

Мужчина закатил глаза и довольно грубо подтолкнул меня к выходу из кабинета архонта. Я вышла за дверь и, стараясь не торопиться, направилась вперёд по коридору. Охранник следил за мной, и я не могла позволить себе сделать даже один подозрительно быстрый шаг.

Минуты казались мне вечностью. В эти страшные мгновения я молилась только об одном – не встретить Сухонина прямо здесь и сейчас. До меня уже всё дошло. Если на маленькую долю секунды представить, что то, о чём я только что узнала правда, то, обнаружив пропажу письма, меня сразу же начнут искать. Сухонин без проблем догадается, что письмо у меня, ведь охранник обязательно скажет ему, что это именно я приходила с книгами и что именно я подозрительно долго копалась в его, архонта, кабинете. И тогда мне конец. Даже если я действительно уже давно не болею аллергией и могу выйти из города. Мне конец, потому что меня отравили какой-то дрянью, и как только они узнают, что мне всё известно, они доделают своё дело до конца. То есть будут продолжать насильно вкалывать мне свой яд до тех пор… До тех самых пор, пока я не умру или они не решат меня прибить, узнав всё, что им надо.

Я вышла из зала и что было сил рванула к лестнице. Пока у меня ещё есть время, я должна попробовать разобраться во всём происходящем.

***

Спрятавшись за старым, уже давно неработающим оборудованием, загромоздившим угол коридора, я притянула колени к груди. Негнущимися руками достала из кармана листок бумаги и развернула его.

«Сергей,

прошу Вас внимательнее следить за сохранностью дополнительных копий истории тестирования подопытного образца. Хочу Вам напомнить, что Мария Орлова из-за редкой особенности крови является исключительным для нас подопытным образцом. По результатам тестирований прошлых лет все остальные подопытные скончались от принятия сыворотки при росте иммунитета к радиации до отметки свыше 90%. Однако их состав крови не позволил нам достаточно объективно выявить погрешности и даже некоторые свойства тестируемой сыворотки ПВ-307. Нам необходимо ещё раз полностью проанализировать всю историю тестирования сыворотки на настоящем образце. Именно поэтому настоятельно прошу Вас быстрее прислать мне ещё несколько ксерокопий анализов Марии Орловой, сделанных сразу после начала тестирования, то есть после того, как радиационная аллергия у Орловой была вылечена, и её иммунитет к аллергену был полностью выработан на устойчивом уровне. Спешу Вам напомнить, что сейчас её иммунитет к ионизирующему излучению уже почти достиг критической отметки, поэтому в данный период мы должны более тщательно следить за реакцией организма подопытного образца на тестируемое на нём лекарство. Отдайте приказ в лабораторию Адвеги делать более подробный анализ крови Орловой. Сообщите им, что инъекции с тестируемой сывороткой я продолжаю делать один раз в день в прежней дозе.

Жду от Вас ответа в скорейшем времени.

С уважением, Андрей Спольников».

Я задрала голову к потолку и, закрыв глаза, сжала письмо в слабеющих руках. Слёзы текли по моим щекам, крик давил меня изнутри, и только колоссальным усилием я сдерживала его в эту минуту.

Андрей, Андрей… Как же ты мог, Андрей? Как ты мог так поступить с моим отцом? Как же ты мог так поступить со мной?… Внутри всё рвалось и горело. Я не могла поверить в то, что происходило, просто не могла. Неужели Спольников лгал мне всё это время? Каждый раз, когда брал у меня кровь на анализ и каждый раз, когда делал мне очередную инъекцию, якобы с лекарством? Неужели всё это время меня травил тот самый Андрей, воспитанницей которого я была на протяжении пяти лет моей жизни в Адвеге?..

Горечь разъедала меня. Воздух, казалось, жег лёгкие. Как-то слишком медленно я поднялась с пола, выпрямилась и теперь стояла, глядя куда-то в пространство. Всё это время, все эти годы Андрей был предателем. Он состоял в сговоре с Сухониным, и они вместе проводили на мне опыты. Подопытный образец. Я – подопытный образец. Меня вдруг обуял ужас. Перед глазами словно бы пролетели все годы, прожитые в подземном городе, где мне каждый день неустанно делали инъекции.

«Они меня лечили только сначала, пока я была ребёнком, а потом сделали подопытной крысой», – осознала я.

Распахнув глаза, я покачала головой.

Ложь, вокруг сплошная ложь. Они все мне лгали. Все. Я вспомнила Надежду Александровну, Настю, Рожкова. Нет, я просто не верю в то, что те, кто меня любил, могли допустить такое. Да и откуда им было знать всё это? Эта информация явно была секретной, и лишь роковая случайность открыла мне её. Из глаз вдруг снова хлынули горячие слёзы, я схватилась за горло и судорожно попыталась сделать вдох; лёгкие будто бы сжались.

Сухонин просто обманул моего отца. Он обманул, а Спольников предал. Десять лет! Они сказали моему отцу, что им понадобится десять лет, чтобы вылечить меня. Ложь! Сколько времени назад я вылечилась? Год? Два? Больше? Сколько времени я потеряла здесь, в этом гадюшнике, не видя отца?… Как давно я могла вернуться домой?… И всё это время Спольников лгал мне, глядя прямо в глаза. Лгал, вкалывая мне в кровь какой-то яд…

С силой сжав кулаки, я ударила по стене.

– Спольников, – прошептала я в слезах. Меня так сильно скрутило от отчаяния, что я едва не закричала. – Какая же ты тварь, Спольников! Если бы только папа узнал… Если бы он узнал, он бы убил тебя!..

Мне было невыносимо плохо от безысходности, навалившейся на меня. И что со мной будет теперь после всего, что они сделали? Сколько мне осталось жить после их тестов, проведенных на мне?

Если я жива до сих пор, то возможно у меня есть шанс. И я не хочу упускать его ни при каких условиях. Но что же я должна делать сейчас, если хочу выжить?…

Ответ очевиден – бежать.

Я с силой сжала письмо в руке, и бумага хрустнула под моими пальцами. Я здорова, а значит, теперь могу покинуть карантин. И значит, теперь я могу покинуть Адвегу и больше никогда сюда не возвращаться.

Идея, конечно, даже уж слишком привлекательная, но самой мне отсюда не выбраться; нужен человек, который поможет мне.

К счастью, я знаю, кто это может быть.

ГЛАВА 3

Нервно оглянувшись, я с силой постучала в дверь комнаты Рожкова. Если сейчас Эдуард Валентинович мне не поможет – пиши пропало. Но я должна рискнуть, иначе никак.

– Заходите, кто там, – услышала я глухой голос.

Я открыла дверь и махом шмыгнула в жилые комнаты Рожкова. Две комнаты Эдуарда Валентиновича были просторными, но выглядели довольно аскетично. У дальней стены напротив входной двери стоял его письменный стол, за которым сейчас и сидел сам Рожков. По стенам возле этого стола тянулись многочисленные стеллажи с книгами. В этой же комнате стоял журнальный столик и проеденное молью старое кресло. Вторая комната, которая находилась за дверью слева, была спальней, совмещенной со столовой. Сейчас дверь туда была закрыта.

Эдуард Валентинович жил один. Жена Рожкова умерла десять лет назад, а его взрослая дочь уже как два года вышла замуж и теперь жила с мужем.

– Одну минутку, – пробормотал Эдуард Валентинович, дописывая что-то в своих документах.

Через мгновение он поднял на меня взгляд.

– А, Машенька, привет, – добродушно произнёс Эдуард Валентинович, снимая квадратные очки. Внимательнее приглядевшись ко мне, Рожков нахмурился и медленно встал из-за стола. – Маша, что-то случилось?

Я молчала, обессиленно прижимаясь к двери и сжимая в руке страшное письмо, найденное мной в кабинете Сухонина. Совсем неожиданно слёзы заполнили моя глаза, и я разрыдалась, сползая по двери на пол.

Рожков кинулся ко мне.

– Маша! – ошеломленно позвал меня Эдуард Валентинович, обнимая и пытаясь успокоить. – Маша, что случилось? Что произошло? Опять этот гад Денис к тебе пристаёт?

Я отрицательно покачала головой, никак не в силах прекратить рыдания.

– Они… Они… – пыталась сказать я, но никак не могла заговорить: меня обуяла самая настоящая истерика.

– Расскажи мне, что случилось, Машенька, – беспокойно пробормотал Рожков, глядя на меня с горьким сочувствием. – Я могу как-то помочь тебе?

Судорожно хватая ртом воздух, я протянула Рожкову письмо.

Эдуард Валентинович взял его из моих рук и развернул, собираясь прочитать. Он нахмурился, приглядываясь к тексту, вдруг плюнул, тихо ругнувшись, и направился к столу, чтобы взять очки. Вскоре он вернулся и, подхватив меня под локти, помог подняться с пола. Усадив меня в кресло у журнального столика, Рожков устроился на табурет напротив и начал читать письмо.

Несколько минут тишины показались мне вечностью.

– Что это ещё за чертовщина?… – ошарашенно прошептал Рожков, прочитав письмо. Он снова и снова пробегал взглядом по тексту. – Что это, черт возьми, такое? Маша, откуда у тебя это письмо?

Эдуард Валентинович явно был в шоке.

– Сегодня мне пришлось относить справочники в кабинет архонта, – взяв себя в руки, хрипло сказала я. – Его там не было, и охранник пропустил меня в кабинет. Я случайно увидела это письмо на столе….

Некоторое время Рожков сидел на месте, не двигаясь и тупо глядя в смятый листок бумаги, что держал в руках. Какое-то время Эдуард Валентинович молчал, по всей видимости, обдумывая всё, что он только что прочитал. И вдруг, словно бы ясно осознав происходящее, он покачал головой с совершенно ошеломленным видом.

– Что же это такое, – прошептал Рожков, кладя руку на лоб. Он снова посмотрел в письмо, потом перевёл взгляд на меня. – Машенька, но… не может ли всё это быть каким-то недоразумением? Просто у меня в голове не укладывается то, что Андрей может быть причастен к этому… Ведь… Ведь он друг твоего отца… И…

Рожков не договорил, и я опустила взгляд. Конечно же, мне были понятны сомнения Эдуарда Валентиновича. Меня тоже долго мучили сомнения после того, как я прочитала это письмо впервые, но чем больше я взвешивала всё, что узнала, тем больше убеждалась в подлинности написанного в этом мятом листке.

– Не знаю, Эдуард Валентинович, может ли всё это быть недоразумением, – ответила я глухо. – Но сейчас очевидно только одно: это письмо совершенно случайно попало мне в руки. И, скорее всего, то, что в нём написано – чистая правда. Уж поверьте мне, я-то точно хотела бы, чтобы Андрей не был замешан в чём-то подобном. – Мой голос задрожал, и слёзы в очередной раз начали щипать глаза. – И я последний человек, который бы смог поверить в такое, но… взгляните на это письмо ещё раз. Смогли бы Вы после того, что сейчас прочитали, поверить в то, что всё это недоразумение? Просто поймите, если всё это правда, они убьют меня без всяких церемоний, когда узнают о том, что это письмо попало мне в руки. Тогда раздумывать о том правда всё это или нет, будет слишком поздно.