Текст книги "Книга ВПН (СИ)"

Автор книги: Злата Косолапова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

– Да. – Я кивнула, с печалью глядя на узор трещин, вьющийся по лакированной поверхности стола. Как много ужасного мне предстояло сказать Антону…. Я должна была собраться с мыслями. – Теперь со мной всё хорошо. Они вылечили меня от радиационной аллергии.

– Слава Богу. – Антон медленно кивнул. Я улыбнулась ему, и он улыбнулся мне в ответ. – Я должен был знать наверняка, и я очень рад тому, что ты здорова. Тогда переходим ко второму вопросу. Я крайне удивлен, что вижу тебя здесь со всем одну. Неужели ты проделала весь свой путь от Адвеги досюда совсем одна?

– Мне солидно помогли, – отозвалась я. – Одна я бы вряд ли добралась досюда. Ты же знаешь – я не особо доблестный боец.

– Зато бегаешь прекрасно, – усмехнулся Крэйн. Мы переглянулись, и я почувствовала, что снова краснею. – Хорошо. Тогда третий вопрос: я знаю, что Андрей Спольников должен был сопровождать тебя, если твоё лечение закончится раньше. Такова была договоренность между ним, Соболевым и Сухониным. – Антон удивленно приподнял бровь, поведя плечом. – Ты здесь – это хорошо, но тогда где же Андрей?

Я опустила взгляд. Мои пальцы дрожали, а внутри все раздиралось от боли. Мне хотелось кричать, без устали рассказывать всё то, что со мной случилось, с тех пор, как я узнала правду и всё то, о чём я узнала, но горло словно пережало, и я не могла вымолвить даже слова. Я вспомнила бледное лицо умирающего Андрея, его шепот, его взгляд…

«Ты ответишь за это, Маша. Я найду тебя, и ты ответишь…»

– Он умер.

Мой голос казался сломанным. Я прерывисто выдохнула, глядя куда-то в одну точку на потертой поверхности старого стола. Глаза защипало. Когда я посмотрела на Антона, то увидела, как его брови поползли вверх от удивления.

– Как же так? – прошептал он, кладя руки на стол и хмурясь. В его голосе я уловила скорбную нотку. – Как это случилось?…

Я всхлипнула, утирая нос.

– Тебе лучше выслушать всё с самого начала…

Светло-зелёные глаза Антона буравили меня, искрясь, словно лёд. Он кивнул, молча ожидая, пока я соберусь с силами и всё ему расскажу. И я рассказала. Всё. От начала до конца.

О предательстве Андрея, о лжи Сухонина, о моем лечении ради будущего эксперимента, о том, что меня вылечили год назад, о том, как Рожков помог мне бежать из Адвеги и о том, как он застрелил Андрея, спасая мне жизнь. Я рассказала и обо всём, что мне пришлось пережить после того, как я выбралась из Адвеги. И теперь, спустя пятнадцать минут после того, как я завершила свой рассказ, Крэйн сидел, мрачно буравя взглядом папку из архива Адвеги. Он был зол.

– Страшно представить, чем бы всё это могло закончиться, если бы тебе не попалось это письмо. – Медленно постукивая пальцами по папке, Антон на мгновение закрыл глаза. – Никогда бы не подумал, что Спольников окажется такой сволочью.

– Не хочу говорить о нём, – отозвалась я, скользнув взглядом по одному из писем Спольникова, лежащих на столе.

Мы с Антоном немного помолчали.

– Ты устала, – сказал Крэйн так неожиданно, что я даже вздрогнула. – Такие разговоры всегда утомляют, к тому же, ты после дороги. Тебе надо отдохнуть. Завтра рано утром мы выдвигаемся в Купол. Там мы обсудим с архонтом все произошедшее и… Продолжим жить дальше. Теперь уже ничего не изменить – слава Богу, ты жива и здорова, и теперь ты здесь, в безопасности, а это самое главное.

– Спасибо, Антон, – смущенно произнесла я.

Я почувствовала тепло нежной радости, охватившее меня в одну секунду. Завтра я вернусь домой и весь этот ужас, наконец, закончится. Я увижу отца и… Крэйн прав – продолжу жить дальше. Слава Богу, всё закончилось хорошо, и больше мне совсем не хочется терять время на всякую дрянь. Я хочу проводить время с дорогим мне людьми, дома. Антон поднялся из-за стола. Он вдумчиво смотрел на меня, и я тонула в светлой зелени его глаз. Вихры его красно-каштановых волос были взъерошены, и несколько прядок упали на лоб. Его аристократичный прямой нос, ровные губы и густые брови, казалось, были нарисованы грифелем.

Я опустила взгляд. Крэйн был так мужественен и так красив, что я до сих пор с трудом верила, что передо мной тот самый Антон, с которым мы строили шалаши в приусадебном лесу нашего города.

– И, да, птица. – Антон мимолетно улыбнулся мне. – Я хотел сказать, что очень рад твоему возвращению. Я скучал по тебе.

Расцветая от счастья, я улыбнулась Антону в ответ.

– Я тоже по тебе скучала, Крэйн.

«Очень сильно скучала…» – подумала я.

Когда Антон ушел, я почти сразу же улеглась на кровать. Некоторое время я просто лежала на продавленном матрасе и смотрела в потолок. Я думала о том, что успела заметить во время нашего с Антоном разговора – о том, что у Крэйна не было обручального кольца.

***

Я проснулась поздно ночью. В комнате было темно, лишь слабый свет фонаря на углу улицы рассеивал здешнюю темноту. Приподнявшись на кровати, я потерла глаза. За окном было шумно: слышался звон стекла, голоса, смех и треск горящих в кострах досок.

– Эй, орленок… – услышала я тихий голос.

Прищурившись, я обернулась и увидела, что за столом, за которым несколько часов назад мы разговаривали с Крэйном, сидела Женя Соболева.

– Женька… – прошептала я, увидев подругу.

Меня охватило радостное удивление. Хлопнув глазами, я получше присмотрелась к молодой девушке, сидящей напротив меня. Женя Соболева была дочерью Михаила Соболева, архонта нашего города. Боже мой, я ведь не видела её уже пять лет…

Женька, конечно, изменилась, повзрослела. Сейчас ей уже должно было быть двадцать пять лет. И, конечно, Соболева была невероятно хороша собой. Как и Михаил, она была высокой и статной, обладала хорошей фигурой и очень красивым лицом. У нее были чувственные губы и аккуратный носик, а ещё большие сине-голубые глаза. Взгляд не наивный, наоборот, тяжёлый и проницательный. Свои длинные светлые волосы Женя, как и раньше, собирала в высокий хвост. Соболева пересела ко мне на кровать и, устроившись рядом, крепко обняла меня. Не в силах сдержать слезы, я обняла подругу в ответ.

– Машка, Машка, как же я скучала по тебе, – прошептала Женя, целуя меня в макушку.

Ещё крепче обнимая подругу, я шмыгнула носом и прохрипела:

– И я, Женечка, очень скучала по тебе…

– Антон рассказал мне обо всем, что произошло… Солнышко, мне так жаль. – Женькин голос дрогнул, и я с силой закусила губу. Боль царапалась где-то в груди. – Но ничего, ничего, орлёнок, – продолжала Соболева, гладя меня по голове. – Скоро мы уже вернёмся домой, и у нас всех начнётся другая жизнь. Всё образуется, котёнок, вот увидишь… – Я кивнула, и мы немного помолчали. Чуть позже Женька спросила: – Ты, малыш, может быть, чайку хочешь? А то холодно здесь…

– Да, очень хочу, – ответила я с энтузиазмом. – Спасибо!

Женя тотчас же поднялась со скрипнувшей кровати, подошла к столу и, чиркнув спичкой, зажгла одну из свечей. Подойдя к серванту, Соболева достала из него две старые кружки, затем щелкнула кнопкой электрического чайника. Я все смотрела на этот чайник и думала о том, чтобы мы все вообще делали после войны, если бы не Зест-генераторы, позволяющие нам использовать ограниченное количество электричества. Или Зест-фильтры, без которых у нас бы не было бы того небольшого количества чистой воды, которую мы сейчас все использовали.

– Я даже представить себе не могу, как ты ждешь встречи со своим папой.

Женя улыбнулась. Она стояла у подоконника, сложив руки на груди. Какими же добрыми и внимательными были её глаза.

– Да, я очень жду возвращения домой. – Обхватив ноги, я уткнула подбородок в свои острые колени. – Знаешь, Женька, эти пять лет… Они были невыносимо сложными… До сих пор удивляюсь, как я выдержала все это…

Я видела, как Соболева погрустнела. Видела, как она опустила взгляд, качая головой.

– Я очень хочу, чтобы ты мне всё рассказала, Машка, – отчего-то почти шепотом сказала Женя. – Обязательно. Я не видела тебя столько лет, и я очень хочу знать всё о твоей жизни…

– Расскажу и с превеликим удовольствием, – воодушевленно отозвалась я. Чайник вскипел, и Женя, кинув в кружки по маленькой щепотке лежалого чайного листа, заварила нам чай.

– Ну, а как ты, Жень? – спросила я, с благодарностью принимая большую кружку из рук подруги и глядя на девушку. Женя села за стол напротив кровати, где я сидела. – Как твоя жизнь? Замуж-то не вышла?

Женька усмехнулась.

– Да ну, Машка, какое там замуж. – Отмахнулась она. – Всё поездки да служба. Не до того.

– Ну и не торопись, – быстро сказала я, ощущая, что необдуманно вышла на зыбкую почву в нашем разговоре. – Какие твои годы?

Женька рассмеялась. Признаться, не без горечи.

– Сказала Орлова, которая на шесть лет меня младше. – Женя подмигнула мне, но в следующее мгновение от некоторой весёлости в её взгляде не осталось и следа. – Все это так сложно, Машка. Семья, отношения, чувства – все это, конечно, замечательно… Но знаешь ведь, как в жизни бывает… – Женька пожала плечами, глядя куда-то в сторону. – Любовь зла, полюбишь и… Ну, ты поняла.

Я замялась, ощутив жар стыда.

– Прости, – только и смогла произнести я, глядя смятое на постели покрывало. – Не хотела тебя расстраивать. Как-то по-дурацки получилось…

– Эй, эй, эй! Даже не заморачивайся. – Тут же отмахнулась Соболева. – Я тебе лучше о другом. Тебя ведь Антон не успел предупредить… Завтра в рань встаём и сразу едем.

– Это меня не пугает, – отозвалась я с улыбкой. – Особенно после всего того, что я пережила.

Женька посмеялась, и мы пустились в долгое обсуждение всего того, о чём нам так хотелось поговорить. И пускай был уже весьма поздний час, в этот вечер, несмотря ни на что, можно лечь и попозже.

ГЛАВА 12

Мы уже подъезжали. Внутри меня всё клокотало от восторженного волнения. Я уже видела сверкающий на солнце купол – прозрачный, тонкий, словно мыльный пузырь, опустившийся на землю, с рваными дырами в прозрачном материале где-то сбоку и наверху и по-прежнему уверенно защищающий наш город.

Свернув с трассы, мы выехали на дорогу, уходящую в лес, и сразу же пронеслись мимо ветхой будки привратника, едва-едва сохранившейся аж с восемнадцатого века. Увидев покосившуюся часть кованой ограды и поросшее красным мхом помещение кремово-желтого, усадьбинского цвета, у меня внутри всё завопило от торжественной радости. У будки нас встретил офицерский конвой: все ребята крепкие, как на подбор, все в старой «цифре» и с автоматами в руках. Водитель приоткрыл окно нашего внедорожника и что-то со смешком сказал двум встретивших нас офицерам. Крэйн махнул одному из них, офицер кивнул и свистнул ребятам возле шлагбаума. Нам открыли дорогу в Купол. Автомобили заревели с новой силой, и гравий полетел из-под колес вперемешку с землей. Мы рванули в сверкающие под солнцем прозрачные, словно бы стеклянные ворота. И вот он, парадный въезд в усадьбу Введенское. В груди с надрывом заныло счастье, а на глазах выступили слёзы – я дома.

Мы длинной автомобильной колонной понеслись по старинной приусадебной аллее, вдоль которой тянулись кованые фонари. Нас окружали тысячи чернеющих стволами деревьев с тонкими острыми ветками и пожелтевшей листвой. Солнечные лучи сверкали, путаясь в кронах деревьев, а мёрзлая земля была усыпана сухими листьями и ворохами тонких еловых иголок. Улыбнувшись, я со всем вниманием прижалась к стеклу автомобильного окна. Там, слева от нас, в роще находилось усадьбинское озеро с беседкой. О, как часто мы играли там с ребятами в детстве, и как я любила оставаться там одной и мечтать. Балюстрады, колонны, светло-желтые стены, поросшие мхом и исчерченные трещинами – такими прекрасными были детали почти всех построек на территории Введенской усадьбы. Мы выгрузились довольно-таки быстро, Крэйн махнул мне, призывая следовать за ним и за Женей. Вслед за ребятами я прошла в распахнутые кованые ворота, такие же красивые, как и бесконечная, казалось бы, ограда, уходящая в противоположные от ворот стороны и теряющаяся в деревьях. Асфальтовая лента дороги закончилась, на территории усадьбы она превратилась в мощёную полуразбитой плиткой аллею. С превеликим вдохновением, я прошла мимо старинных превратных помещений и спустилась по лестнице. Местами разбитые ступени поросли травой, что их, как мне казалось, только украшало.

Господи, какая же красота расстилалась перед моими глазами! И не просто красота – родная. Мой любимый фонтан красовался чуть дальше. Его прямоугольный резервуар был заполнен серо-зелёной дождевой водой, переливающейся под светом утреннего солнца. Чудесные изваяния в виде лебедей ещё больше потемнели от времени, растрескались, но все ещё хранили ту нежную красоту, которая была вложена в них так давно. На небольшом плато за фонтаном располагались самые разные клумбы – круглые и прямоугольные. Раньше, ещё до войны на этих клумбах, должно быть, росло множество самых разных цветов. Сейчас там можно было увидеть лишь острые серые камни, поросшие красным мхом, и блёклую траву. А дальше, на холме, высился главный особняк усадьбы Введенское – мой дом, где я жила с папой много лет, и где жили все те, кого я так любила. Дом, где я провела самую счастливую часть своей жизни.

Мы подошли к усадьбе уже через двадцать минут после того, как выгрузились из машин у ворот города. Хлопнула парадная дверь и из-за колонн показался Михаил Георгиевич Соболев – архонт города-государства Купол. Антон и Женя подошли ближе к лестнице, а я осталась стоять чуть поодаль, с удивлением присматриваясь к Михаилу. Честно говоря, Соболев не так уж сильно изменился за последние пять лет. И хотя возраст брал своё, он был по-прежнему весьма хорош собой. Его седые волосы были аккуратно уложены, подбородок гладко выбрит, а ясно-голубые глаза словно бы светились на лице. Сегодня Соболев был одет в изношенную куртку из коричневой кожи, темные брюки и высокие начищенные сапоги.

– Вот это новость, – радостно улыбаясь, произнес Михаил. Он спустился с лестницы, лучезарно глядя то на Женю, то на Антона. – Приветствую вас, орлы! Буквально две минуты назад мне сообщили, что Вы уже вернулись. Чрезвычайно рад, ибо ждал вас тремя днями позже… – Соболев пожал руку Антону и крепко обнял дочь. – Какие новости? Что послужило причиной более скорого возвращения?

Антон с Женей быстро переглянулись. Радость от встречи на их лицах быстро сменилась на угрюмость.

– Новостей очень много, – ответил Антон. – Есть хорошие, есть не очень.

Услышав слова Крэйна, Михаил некоторое время озадаченно смотрел куда-то себе под ноги, при этом его лицо оставалось молчаливо-каменным. Спустя какую-то долю минуты, он вздохнул и, наконец, сказал:

– Я так понимаю, что это что-то очень важное. – Соболев поднял взгляд на Антона и покрепче обнял дочь. Его руки при этом как-то нервно вздрогнули, тем самым выдав его волнение.

– Весьма. – Кивнул Крэйн. – Но это требует отдельного разговора.

– В любом случае, отец, – немного замявшись, сказала Женя. – Есть и хорошие новости. И одна из таких хороших новостей, прежде всего остального послужила поводом к нашему возвращению.

Соболев посмотрел на дочь, затем вновь взглянул на Антона.

– Интересно, интересно, – с энтузиазмом отозвался он. – Так что же это за новость?

Крэйн коротким кивком головы указал Соболеву в мою сторону. Михаил обернулся. В первые несколько мгновений он непонимающе щурил глаза, вглядываясь в моё лицо. В ту секунду, когда я слабо улыбнулась ему, Соболев медленно выпустил из объятий Женю и медленно направился ко мне, удивленно хлопая глазами.

– Поверить не могу, – тихо произнес он, подойдя ко мне ближе. – Маша… Но как же так?

– Здравствуйте, Михаил Георгиевич, – смущенно произнесла я. – О, поверьте мне, это очень долгая история…

Соболев удивленно покачал головой.

– И я… вполне уверен, что ты мне полностью ее расскажешь, Мария, – улыбаясь, произнес Михаил. – В любом случае, чего бы там не произошло… я очень рад тебя видеть.

Соболев крепко обнял меня, и я улыбнулась, обнимая его в ответ. Как же долго я ждала этих минут возвращения…

– Если честно, у меня просто нет слов, – отстраняясь от меня и поворачиваясь к ребятам, сказал Михаил. Он снова посмотрел на меня. – Даже представить не могу, как будет счастлив твой отец, Маша. Нужно сообщить ему немедленно….

Меня накрыл новая лавина будоражащего волнения, когда я подумала о такой близкой встрече с отцом. Дыхание перехватило и я, не в силах сказать ничего более, просто кивнула. Вместе с Михаилом мы направились к лестнице, где стояли ребята. В эту секунду, именно в эту секунду, когда я оказалась в пяти шагах от первой ступеньки, наверху за колоннами снова хлопнула дверь, после чего я услышала голос моего дорогого и любимого папы.

Меня охватил жар, а моё сердце насквозь пронзили смешавшиеся в одно радость и скорбь, тоска и любовь. И теперь я все смотрела на отца и думала о том, что папа не так уж сильно изменился, хотя за эти пять лет возраст коснулся и его: вихры темных волос отчасти поседели, морщины стали острее, лицо казалось теперь более уставшим. Но он по-прежнему был все таким же прекрасным, мой папа. Интересный внешне, высокий, сосредоточенный. Бесконечно мной любимый.

– Миша, слушай, я там по поводу выборочных исследований кое-что важное хотел тебе сообщить… – Папа начал быстро спускаться по лестнице, на полпути он заметил стоящих внизу Крэйна и Женю и тут же удивленно остановился, глядя на них. – О, ребята, привет. Надо же, мы ждали вас позже… – Спустившись, отец пожал руку Антону и кивнул Жене. – Рад, что вы в порядке.

– Лёша…

Папа обернулся, услышав, что к нему направляется Соболев.

– Я, собственно, на минутку, Миш. Не буду вас отвлекать, только кое-что…

Отец осёкся буквально на полуслове, просто на секунду перевел взгляд и всё.

Всё…

Я уловила его взгляд, и увидела, как непонимание накрыло его всепоглощающей лавиной, и как через долю минуты это непонимание переросло в осознание, а затем сменилось настоящим шоком. Папа был поражен. Меня же вдруг переполнило такое цветущее ликование, такая радость, такое умиление, что слёзы мгновенно потекли по моим щекам. Я видела, как отец прошептал мое имя. Именно видела, потому что услышать это мне было невозможно – в ушах шумело. Пораженный, буквально разбитый ошеломлением, мой отец с горящими глазами на бледном лице медленно, едва ли не оступаясь, отправился мне навстречу.

Но я больше не могла стоять на месте. Сорвавшись с места, я кинулась ему объятия. Неужели я и вправду дожила до той самой минуты, которую так долго ждала?…

***

– Я… просто не могу в это поверить, – не скрывая злого разочарования, хрипло произнёс Соболев.

Михаил опустил взгляд, с глубокой досадой глядя на жилистые кисти своих рук. Я с горечью проследила за ним взглядом, затем с ещё большей горечью посмотрела на своего отца.

Папа был разбит. Я ещё никогда не видела его таким, никогда в жизни. Сейчас в серых глазах отца я видела такую муку, такую тоску, что мне самой становилось тошно. Но не одна тоска его мучила. Его лицо, лицо моего дорогого отца, самого доброго и дружелюбного на свете, сейчас казалось вытесанным из камня – оно было отстраненным, безэмоциональным. Лёд – жёсткий, цепкий – он светился в серой глубине его взгляда. И я знала, что это был за лёд: несгибаемая ненависть, так несвойственная моему отцу.

Некоторое время мы все молчали. Лишь Ольга Миронова прерывисто хватала ртом воздух, прочитывая документы в моей карте строчка за строчкой. Бедная женщина. Её светлые глаза казались огромными на бледном лице. Просматривая папку, она медленно теребила самый краешек рукава своего посеревшего от многочисленных стирок халата.

– Какой кошмар… – прошептала она, в конце концов закрывая папку, затем кладя руку себе на лоб.

Я видела, как отец с силой сжал ладонь в кулак. Костяшки его пальцев побелели, а рука задрожала.

– Спольникову просто невероятно повезло, что его нашла пуля Рожкова, – сказал он стальным голосом. Я посмотрела на отца: он буравил пространство невидящим взглядом. – Если бы он остался жив после всего произошедшего, я бы сам убил его.

– Папа… – мягко прошептала я, не скрывая гложущей меня печали. – Папа, тебе не стоит…

Но отец словно бы не слышал меня. Я вдруг почувствовала, что начинаю волноваться за него.

– Зато Сухонин ещё жив, – продолжал отец, моргнув. – И он должен ответить за то, что сделал.

– Лёша… – начал было Михаил, но мой отец прервал его.

– Он должен ответить за всё, что сделал. Это даже не оговаривается.

– Лёша, не стоит перегибать палку…

– Я отправил свою единственную дочь на псевдолечение в лапы к сумасшедшему ублюдку! – заорал мой отец, отчего я вздрогнула. У меня внутри всё сжалось от страха. – Я собственноручно отправил её к предателю, убившему мою жену! Они оба, Спольников, некогда мой бывший ученик и, между прочим, друг, и Сухонин, ублюдок, который ненавидит меня за то, что я не делал, они оба собирались убить мою дочь ради своих опытов!…

– Лёша, у нас тогда не было выхода! Твоя дочь умирала! – Соболев взял себя в руки и холодно процедил: – Хорошо, что они, пусть даже не желая того, но всё же вылечили Машу.

– Они вылечили её только потому, что им это было нужно для эксперимента, – не менее холодно ответил мой отец. – Только поэтому. А теперь, Миша, просто на секунду представь себе, что на моём месте был бы ты. А на месте моей дочери была бы твоя.

– Благодари Бога, что твоя дочь вернулась домой живой и здоровой после всего, что с ней произошло, – резко заметил Соболев. – Лёша, внимание, она вернулась живой и здоровой, ты слышишь? Она сидит рядом с тобой и теперь-то уже всё, понимаешь? Теперь уже не стоит тратить себя на это. Пойми ты, что после драки кулаками не машут. Мы не в силах изменить минувшего.

– Он должен ответить за всё, что сделал, – прошипел мой отец. – Я не собираюсь так просто мириться с его гнусной подлостью.

– Папа, хватит, – произнесла я твёрдо, осознав, что больше не могу молчать. – Достаточно… Михаил Георгиевич прав. Это того не стоит. Слава Богу, всё это закончилось, и мы снова вместе. Я совсем не хочу, чтобы ты губил себя местью, и не хочу снова потерять тебя, мы ведь только-только вновь обрели друг друга…

Я осторожно положила руку на кулак моего отца, и он посмотрел на меня. Что-то дрогнуло в его лице. Но как разбила его скорбь… Сейчас его глаза казались самыми печальными на свете. В них горело такое отчаянное желание справедливости, желание показать, что он не даст уйти без ответа тем, кто сделал больно его близким. И всё же, он нашёл силы взять себя в руки.

– Я счастлив, что ты вернулась, Машенька, – надломлено сказал он, наклоняясь и целуя меня в лоб. Впервые за весь этот разговор я заметила, как потеплел его взгляд. – Конечно же, вы правы. В конце концов, не мне вершить правосудие, но на том свете Сухонин за всё ответит перед Богом. Как и Спольников.

Поджав губы, отец удрученно замолчал. Я с сочувствием пронаблюдала за ним, но ничего не сказала – он переживёт, свыкнется. Как и я.

– Но что же будет делать Сухонин сейчас? – неожиданно спросила Оля Миронова. Она растерянно посмотрела на Соболева. – Неужели предпримет попытки продолжить работу без Андрея?

– Без Спольникова он не сможет сделать и малого, – ответил Михаил. – Если проект по созданию какой-то гадости, над которой они там химичили, принадлежит Андрею, а он, как мы все знаем, без сомнения принадлежит ему, то теперь всё это и яйца выеденного не стоит. Спольников работал над своей задумкой, вел этот проект, что-то планировал. Сухонин же просто хотел получить результат. В свою очередь он предоставлял Спольникову всё, чтобы тот мог создать то, чего они оба так ждали. Но сейчас ситуация иная. Спольникова больше нет… – Соболев сверкнул глазами. – А нет Спольникова – нет проблемы. Без него Сухонин не сможет ни продолжить работу, ни получить его сыворотку. Как и мы без тебя, Лёша, никогда не сможем закончить работу над НетРаденом. – Подумав некоторое время, мой отец понуро кивнул. – Кстати, по поводу НетРадена. Как там дела, Лёш?

Услышав о НетРадене, папа немного оживился. Некоторое время он молча собирался с мыслями, хмуро глядя куда-то в сторону, затем вздохнул и сказал:

– Я выяснил, какого компонента мне не хватает для завершения работы. – Отец мрачно посмотрел на Соболева с выражением лица мол «все оказалось очевиднее некуда». – Цистамин. Мне не хватает только цистамина.

– Цистамин, – будто пробуя слово на вкус, произнес Соболев. – Ну да, тот самый цистамин, который так любим и популярен в наши сложные времена.

– Да-да, – подтвердил отец. – Именно он.

– Вот только достать цистамин последние десять лет несколько проблематично, не находишь? – с досадой спросил Михаил.

– Мы могли бы проверить… – неуверенно вставила Миронова. – Подключить лучших сталкеров к этой проблеме.

– Оля, – повернувшись к женщине, произнес Соболев. – Ты ведь как никто знаешь о том, что за последние два года цистамин до полного конца израсходовался в последних открытых источниках.

Миронова коротко пожала плечами.

– Да, они все закрыты, ну, у кого-то же он ещё должен быть… – сказала она. – Михаил Георгиевич, уж Вы-то должны понимать, сейчас на кону стоит вся наша работа, и если нам удастся получить цистамин – НетРаден будет готов. Спустя столько лет…

Я потеряла дар речи.

«Если нам удастся получить цистамин – НетРаден будет готов».

Мне мгновенно вспомнился запах дыма, жар от огня в камине и вкус портвейна в кружке.

«Поверь мне, я много чего знаю. Даже где и как достать нынче почти полностью утраченный цистамин, и не хрень намешанную, а красоту, чистую, словно стеклышко».

Вебер.

Дыхание рывком вернулась ко мне в легкие, и я выпалила:

– Я знаю человека, который может помочь нам достать цистамин. – В одну секунду в кабинете Соболева, повисла гробовая тишина и все, как один, разом посмотрели на меня. Я подняла руки в уверяющем жесте. – Это тот самый наёмник, что помог мне добраться до Москвы. Я ручаюсь за него. Он точно знает, где можно достать то, что нам нужно.

– Ты уверена, солнышко? – спросил папа, хмурясь. – Точно уверена, что он знает, где достать цистамин?

– Абсолютно точно.

– Хм, вообще это может быть интересным, – протянул Соболев. – Если ты уверена в том, что говоришь, мы вполне могли бы попытаться найти этого наёмника и попросить о помощи. Скажи, Маша, как его имя, и я отдам приказ нашим разведчикам найти его и привезти сюда.

– Вебер, – ответила я, с улыбкой глядя на Михаила. – Александр Вебер.

***

Я спустилась по полукруглой лестнице и сделала глубокий вдох, наслаждаясь свежим воздухом. Передо мной расстилалась вся красота усадьбы Введенское. Сейчас эта красота казалась мне особенно впечатляющей, когда вокруг всё искрилось бликами после дождя. Рощи липовых деревьев темнели стройными стволами, осенние листья алели на узких дорожках и старинных лавочках, а у тропинок светлячками теплились высокие фонари. Я с умилением смотрела на мой любимый фонтан, в котором серебрилась таинственная гладь воды. Я как раз собиралась пойти к нему, когда меня окликнули.

– Эй, птица! Постой улетать.

Я обернулась. Увидев перед собой Крэйна, я не смогла сдержать смущённую улыбку. Антон стоял у соседней лестницы, прислонившись к опорной тумбе перил. Он уже переоделся, и теперь вместо «цифры» на нём была одета потертая кожаная куртка и такие же потертые джинсы. И только обут он был по-прежнему в высокие сапоги. Антон улыбался мне, сложив руки на груди.

«Кажется, он решил свести меня с ума», – подумала я, тая от очарования.

– Ну, Машка, что думаешь делать? – спросил Крэйн, подходя ближе.

Я легко пожала плечами и опустила взгляд. И почему меня так крутит от смущения?

– Честно говоря, собиралась поваляться на любимой лавке у фонтана.

– Узнаю птицу. – Антон улыбнулся мне, и я расцвела. В светло-зеленых глазах Крэйна затеплились весёлые искорки. – Как раз после фонтана хотел предложить тебе пройтись по нашим старым…

– Антон, милый, ну, куда ты пропал? – услышала я томный голос. – А это ещё кто?

Я сначала даже не поверила своим глазам, когда к Крэйну подошла высокая блондинка с большими зелёными глазами. Красавица, просто слов нет: длинные светлые волосы, черные ресницы, пухлые губки. И, конечно же, абсолютно идеальная фигура. Ну, а разве могло бы быть иначе? Девушку я сразу же узнала. Это была Кристина Петрова. Вот же ёлки-палки…

Петрова прильнула к Крэйну, обвив его локоть тонкими руками, затем, не скрывая презрительного сомнения, оглядела меня с головы до ног.

– Разве ты не помнишь Машу? – спросил Антон, хмурясь и бросая быстрый взгляд на Кристину. Я так быстро выпала в осадок от развернувшейся передо мной сцены, что теперь даже толком и не знала, что сказать. – Вы же вместе учились.

– Маша? – прореагировала Петрова. Она, кажется, издевалась надо мной. – Не помню никаких Маш.

– Мы с тобой учились в одном классе, – тихо сказала я, обретя дар голоса.

– Что, прости? – переспросила Кристина, делая вид, что не расслышала меня. – Погромче говори, пожалуйста.

«Ну и дрянь», – понуро подумала я и ответила уже громче:

– Я говорю, мы с тобой в одном классе учились.

Кристина легко пожала плечиками.

– Странно, я тебя совсем не помню, – надув губки, сказала девушка. – Хотя, у нас таких, как ты в классе было пруд пруди. Так и не вспомнишь.

У меня округлились глаза. Ну, ничего себе заявления. Да со мной на мёртвых землях разговаривали с большим уважением. Мало того, эта напыщенная курица просто откровенно лгала. Петрова наверняка отлично меня помнила. Ведь это именно она больше всех остальных ненавидела меня в школе за то, что Антон всегда таскал меня за собой. Она же была влюблена в него ещё в те годы, когда мы были детьми!

– Кристин, ты иногда меня удивляешь, – буркнул Антон, недовольно глядя на Петрову. – Маша Орлова, дочь Алексея Романовича… Ну, как ты её можешь не помнить?

Кристина состроила удивленную мину.

– А, та самая Маша Орлова, – нагло усмехнулась она. Девушка ещё сильнее прижалась к Антону, но тот лишь мрачно уставился куда-то в сторону, сложив руки на груди и не двигаясь. – Да, я вспомнила тебя. Ты всегда такой тихоней была. Мы ещё тебя мышкой называли. Помню, ты настолько тихо на уроках отвечала, что я даже с первой парты еле-еле тебя слышала. Смотрю, до сих пор так ничего и не изменилось. – После этих слов брови Крэйна взметнулись вверх, и он уставился на Петрову с нарастающим недоумением. Что касается меня, то я уже была просто вне себя от гнева. – Да-да, помню, как я завидовала тебе из-за того, что Антон всё время с тобой носится, как не знаю с чем. И вот, видишь, Маша, как в жизни-то всё меняется. – Кристина оскалилась в усмешке. – Раньше я так ревела из-за всего этого, а теперь мы с Антоном вместе, любим друг друга и счастливы…