Текст книги "Книга ВПН (СИ)"

Автор книги: Злата Косолапова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Официальный сайт книги «Возвращение под небеса»: http://kosolapovaz.wixsite.com/knigavpn

ПРОЛОГ

Алексей Орлов закрыл глаза и тяжело вздохнул. Он всеми силами попытался унять дрожь и взять себя в руки, но страх не отпускал его, ужас по-прежнему держал его сердце в ледяных когтях.

В старых коридорах на верхнем этаже снова послышалась стрельба, вскоре сменившаяся криками и каким-то грохотом. Здесь, в этой маленькой комнатушке, где они спрятались от налётчиков, у них не было достойного средства, чтобы защитить себя – только один старый пистолет Ярыгина. У входа в комнату, где маленький пятачок у двери был освещён синевато-серым светом, стояла молодая женщина в истёртом медицинском халате. Её тёмные волосы, обычно аккуратно собранные на затылке, теперь растрепались, светлые глаза хранили усталость и молчаливый страх.

Замерев в напряжении, Ольга Миронова сжимала пистолет в руках так сильно, что костяшки её пальцев казались белыми.

Тот же страх, что так ясно искрился в глазах Мироновой, блестел и в глазах светловолосого юноши в квадратных очках, стоявшего в глубине комнаты и сжимающего в дрожащих руках папку из грязно-бежевого картона. Юношей был ученик Орлова, Андрей Спольников. В папке, которую он так крепко прижимал к себе, ещё вчера были собраны результаты всех последних исследований Орлова. Теперь же они были безвозвратно утеряны. Спольников изо всех сил пытался сохранить бумаги, когда на них напали, но ему это так и не удалось.

Приоткрыв рот, Орлов с присвистом втянул в себя воздух. Сейчас, когда они все были на грани жизни и смерти, это всё перестало быть важным. Сегодня утром никто из команды Орлова и представить себе не мог того, что их ждёт, когда день закончится, и настанет эта страшная ночь.

Кто-то сдал его команду. Сдал их всех. Лёша не знал, кто это мог быть, но это точно был тот, кто знал все доступы к этой лаборатории: все инструкции, все коды, все лазейки. Орлов закрыл глаза.

Уже две недели он со своей командой учёных из Купола находился на территории Звенигородской биологической станции МГУ, где они искали полезные образчики, необходимые для работы над их проектом.

Алексей Орлов руководил этой экспедицией, и именно он отвечал в команде ученых Купола за самое главное: за разработку и синтезирование НетРадена – сыворотки, о создании которой мечтал, пожалуй, каждый из ныне живущих людей.

Эти налётчики как-то узнали про его, Лёши, экспедицию на биостанцию МГУ. Они узнали, какое количество офицеров из военных отрядов Купола будет сопровождать его команду, и хорошо подготовились к захвату.

Кем же они были, эти налётчики? Орлов задавал себе этот вопрос каждый раз, когда слышал звуки выстрелов. Нет, это точно были не мародёры. У тех, кто напал на биостанцию, было слишком много оружия, слишком хорошо они умели им пользоваться. Нет, не мародёры, не банда мелких преступников….

Кто-то серьёзнее и опаснее.

Зашуршала ткань, и Алексей почувствовал, как его руку сжала ослабшая ладонь его жены. Орлов резко открыл глаза и подался вперёд, глядя на такое любимое им, бледное лицо, усыпанное горящими крапинками веснушек.

Как же она была прекрасна, его Наташа. Даже в эти последние мгновения своей жизни она была бесконечно красива. Её густые медные волосы растрепались, бледно-голубые глаза были прикрыты. Они болезненно сверкали в полутьме этой душной кладовки. Серое платье в белый цветочек, которое так любила Наташа, было перепачкано в крови.

Алексей опустил взгляд. Какая роковая случайность: Наташа так редко сопровождала его в экспедициях, но именно в этот раз оказалась рядом с ним. Она так радовалась тому, что они уже завтра утром должны были, наконец, покинуть биостанцию и отправиться обратно в Купол. Наташа тосковала по дочери и без устали повторяла, как сильно, должно быть, Машенька соскучилась по ним, по своим родителям. Орлов знал, что Наташа очень мучилась из-за долгой разлуки с Машей. Он понимал её, потому что мучился не меньше жены, скучая по дочери и мечтая побыстрее оказаться дома.

Чёртовы боевики ворвались в основной зал первого корпуса, когда большинство из команды Орлова были как раз там. Там был и он сам с женой. Там же была и Оля Миронова.

Пальба началась почти сразу. Бойня была страшной, Орлов даже боялся вспоминать те жуткие картины, которые теперь навсегда засели в его памяти: его погибшие друзья с бледными измученными лицами, кровь, забрызгавшая стены, разбитое стекло в ворохе рассыпанных бумаг…

Это недоразумение случилось как-то нелепо. Они вчетвером с Андреем, Наташей и Ольгой уже почти убежали в подвальные помещения, уже даже приблизились к темной лестнице, уходящей вниз, но один из налётчиков настиг их и пустил ту страшную пулю. Ольга прострелила преследователю ногу из этого самого пистолета, что был сейчас в её руках, но было уже поздно: Наташу ранило в живот.

Какая страшная рана…

Орлов донёс раненую жену до старой подсобки в подвале, где они и укрылись. И теперь… Теперь всё. Они либо умрут здесь, либо смогут переждать всё то, что началось несколько часов назад.

Алексей с болью посмотрел на свою измученную жену и крепче сжал её руку. Лёша вдруг подумал, что не сможет пережить то, что сейчас происходило.

Его Наташа, его Наташенька… Его любимая жена умирала, и ничто не могло этого изменить. Он больше ничего не может сделать для неё. Орлова резко выкинуло из мыслей, когда неожиданно Наташа вырвала руку из ладони мужа и схватила его за накрахмаленный рукав медицинского халата. Алексей дёрнулся вперёд с такой силой, что стул под ним, громко проскрипев, прокатился по полу.

– Наташа! – срывающимся голосом позвал Лёша, понимая, что почти охрип от жажды.

Наташа глухо застонала от боли, закашлялась и сильнее потянула рукав мужа на себя. Она вдруг глубоко вздохнула и, дрожа от озноба, посмотрела на Алексея.

– Алёша… Алёша, – проговорила она очень тихо, едва в силах произносить слова. – Пожалуйста, береги Машу… Береги нашу дочку… Нашу Машеньку… Береги её…

– Ты не умрёшь, – отчаянно прошептал Орлов, наклоняясь к Наташе. Он поцеловал её в нос и приложился лбом к её лбу, влажному от проступившего пота. Лёша чувствовал трепетную дрожь жены, слышал её порывистое дыхание, и горе всё сильнее рвало его на части. – Ты не умрёшь. Пожалуйста… Наташенька, только не умирай. Не оставляй меня одного…

Глядя на Орловых, Миронова прикрыла рот ладонью. Слёзы хлынули из её глаз, когда она почувствовала горькое сожаление от осознания происходящего.

Наташа вдруг едва заметно улыбнулась мужу, собираясь что-то сказать ему, однако она не нашла для этого сил и, тяжело дыша, лишь приоткрыла губы. Со слезами на глазах Орлов приподнял жену и прижал к своей груди.

– Всё будет хорошо, Наташенька…. Мы вернемся домой. Мы спасёмся… Ты только не умирай, – хрипло шептал Алексей, ощущая, как его сердце разбивается на тысячи осколков. – Только не умирай…

***

«Она умерла».

Это была одна из двух мыслей, которые бесперебойно гремели в голове Орлова, когда они выбирались с территории биостанции.

«У Маши остался только я».

Это была вторая мысль. Она ещё громче гремела в голове Орлова, когда они с Ольгой, Андреем и ещё несколькими из выживших ребят пробирались через высушенные войной лесные просторы: темные и опасные. У них с собой был лишь один низкочастотный передатчик, который мог схватить связь только с дороги на Звенигород, никак не дальше.

Искать аппаратуру для связи на биостанции после бойни было слишком опасно: боевики могли вернуться. Хуже: они всё ещё могли быть где-то там.

«Наташа умерла. У Маши остался только я, поэтому я должен выжить».

Вот что думал Алексей, крадучись, направляясь через лес к дороге. Там им, наконец, удалось передать сообщение Соболеву.

Их вытащили. Они спаслись. Они – да, Наташа – нет.

***

Орлов скользнул напряженным взглядом по старому резному столу из красного дерева. Узорная резьба всё ещё хранила свою особую стать.

Лёша остановил взгляд на открытой книге, лежащей на столе, в её страницы было вложено письмо. Даже отсюда Орлов мог с легкостью различить подпись Сергея Сухонина, архонта подземного города-государства Адвеги. Подпись стояла под знаком щита, на котором была выведена ровная буква А.

Алексей приблизился к столу, коснулся чистых листов бумаги, что покоились у книги с вложенным в неё письмом, и закрыл глаза.

Как тихо здесь было…

Эта комната, как и вся усадьба, сохранила красоту старинных времен – зыбкую, уже почти полностью забытую этим умершим миром. Кабинет Соболева всегда казался Орлову светлее и уютнее многих других помещений. Наверное, за счет золотистых стен и трёх высоких окон с каждой стороны комнаты. Алексей посмотрел в сторону того окна, в стекло которого уже давненько стучали ветки дерева из усадьбинской рощи. Пыльные тюли мягкими волнами спадали к стёртому паркету и слегка покачивались от сквозняка, как и тяжёлые жёлто-зелёные шторы.

Здесь всё было великолепно. От грани до грани. Здесь – в Куполе, в городе-государстве, расположенном под Звенигородом на территории усадьбы Введенское.

Этот город был основан здесь через двадцать шесть лет после начала войны. Лютой зимой две тысячи сорок четвёртого года Михаил Соболев привел своих людей сюда, в, пожалуй, самое прекрасное для жизни место в этом обезображенном послевоенном мире. Среди пришедших в Введенское были и он, Орлов, и его будущая жена Наташа. За то долгое и мучительное время, что они шли за Соболевым к своему новому убежищу, пересекая опасные и безжизненные пустоши, Орлов ни разу не усомнился в том, что Михаил приведет их всех в надежное место. Однако сказать про Введенское просто «надежное» даже сейчас Орлову показалось недостаточным. Оно было восхитительно. Было, остаётся и останется. И Алексей не переставал благодарить Бога за то, что эта усадьба стала их домом.

Многие тогда задавались вопросом: откуда Соболев знал об этом месте? Откуда знал, что здесь никого не будет, когда они придут?

Михаил никогда никому не рассказывал об этом, а Алексей так и не решился задать ему свои вопросы. Тогда главной проблемой была дорога до Звенигорода. И всё же лидера и защитника лучше Михаила Орлову сложно было представить. Соболев был суров, но справедлив. Его не пугали ни трудности, ни убийцы, ни радиация. Он обещал привести своих людей под Звенигород. И он их туда привёл.

Когда они пришли в Введенское, там и правда никого не было. Многим показалось это странным, но никто ничего до сих пор так и не спросил у Михаила. Все и без того прекрасно понимали, что он знает то, чего не знают остальные.

Уже позже Соболев немного рассказал про саму усадьбу. За десять лет до начала войны, Введенское решено было сделать одним из объектов для важнейшего проекта, целью которого были разработки, дающие возможность пережить ядерную войну и её последствия. Под землёй на территории усадьбы был выстроен бункер, где сейчас располагалась лаборатория Купола, ближе к границам участка за пару лет до войны возвели несколько массивных строений, необходимых для оборудования и лабораторий. Все здания были выстроены строго по границам территории и не нарушали изначальную композицию усадьбы. К тому же, как и было задумано, архитектура новых строений практически не отличалась от архитектуры старинных зданий в Введенском.

Главной чертой проекта был купол, возведенный вокруг всей территории. Этот купол строили из какого-то биоматериала, похожего на слюду: тонкого, абсолютно прозрачного, но очень прочного. Предполагалось, что этот материал не будет пропускать радиацию и защитит от взрывной волны всё, что под ним находилось.

Проект не был завершен. Купол был почти полностью достроен, когда началась война, но всё же они не успели закончить его до конца. К счастью, разрушения почти не тронули эти места. Усадьба Введенское осталась величественной и прекрасной, несмотря на страшные пережитки времени, и теперь, через годы после войны, она стала самым известным на подмосковных пустошах городом-государством.

В жизни тех, кто жил здесь, было много светлого. Алексей Орлов знал это, потому что он прожил в этом городе одиннадцать лет. Именно здесь, в Куполе они с Наташей поженились. Именно здесь родилась их дочь Маша.

Его Машенька.

Лёша едва заметно улыбнулся, вспомнив про дочь. Он любил её больше всего на свете. К счастью, она едва ли помнила те страшные времена, когда в её жизни всё так резко изменилось. Девочке было всего два года, когда Наташи не стало. А теперь… теперь и жизнь самой Маши в опасности.

Орлов сжал губы, всеми силами держа себя в руках – нет, Маше он не даст умереть.

– Хорошо, что ты здесь. Нам надо многое обсудить, – произнес громкий голос у Орлова за спиной.

Скрипнула дверь, Алексей обернулся и увидел заходящего в кабинет высокого, широкоплечего мужчину. Мужчина был одет в длинный плащ из поношенной серой ткани, что был накинут поверх свитера с высоким горлом, и в тёмные брюки, заправленные в высокие сапоги.

«А вот и Соболев…», – подумал Лёша, кивая архонту в знак приветствия.

Михаил Соболев был архонтом Купола уже двадцать шесть лет, с самого начала основания города. И все эти годы Соболев относился к своим обязанностям с максимальной ответственностью и вниманием.

Статный, в хорошей физической форме, с аккуратно зачесанными седыми волосами, тонкими усами и небольшой бородкой, такими же седыми, как и волосы, Михаил Соболев напоминал какого-то великого русского генерала давних времен.

– Я так понимаю, что тебе уже разболтали о весточке, которая пришла нам из Адвеги? – спросил Михаил, уверенным шагом приближаясь к своему столу.

– Да…

Алексей кивнул, пронаблюдав за тем, как Соболев берет со стола пачку сигарет и усаживается в кресло, местами разодранное на спинке.

– Сухонин написал, что возьмёт только её. – Михаил закурил мятую сигарету и нахмурился, устремив взгляд на Лёшу. – Больше никого.

– Нет, я поеду с ней, – уже на автомате произнёс Орлов фразу, которую повторял про себя с тех пор, как узнал о решении Сухонина взять в Адвегу только одну Машу. – Я поеду с ней, и мне плевать на то, что он там сказал. Я не буду лишним в Адвеге. У них только два нормальных врача на весь город. Я им понадоблюсь…

– Либо она поедет одна, либо не поедет вообще, – отрезал Михаил. – Сухонин не пойдет на компромисс. А в случае тебя он скорее отгрызёт себе что-нибудь, чем второй раз впустит тебя в Адвегу. Ты прекрасно знаешь их правила. Они такие же строгие, как и у нас. В Адвегу никого не берут просто так. За всё своё правление Сухонин взял под своё крыло только одного человека извне – Андрея Спольникова, который был твоим учеником и помощником. Теперь же он готов взять в свой город ещё одного человека – твою дочь. Но только её, никак иначе.

Алексей нахмурился, впиваясь взглядом в Михаила.

– Да, он готов взять её и даже готов помочь ей, но она должна будет жить в карантине Адвеги десять лет! Она не сможет выйти из подземного города раньше, иначе… Иначе ты прекрасно знаешь, что будет. – Орлов закрыл глаза и положил руку на лоб. – Это слишком долго. Я не могу оставить её одну на такое количество времени. Неужели я никаким образом не могу поехать вместе с ней?

– Лёша, пойми, такова цена за её жизнь. – Голос Соболева был ровным, но в нём холодом звенел металл. – Ты же знаешь, что Сухонин человек долга и чести. Он отдаст тебе тот долг, который так тяготит его уже столько лет. Он написал в письме, что в атмосфере карантина Адвеги они будут делать твоей дочери необходимые инъекции до тех пор, пока не вылечат её. И как только у неё выработается иммунитет к этой дряни, которой она болеет, она сможет вернуться домой. – Соболев кинул проницательный взгляд на Алексея. – Лёш, ты только сам подумай: они же дадут ей нормальную жизнь. Помимо того, что болезнь ей будет больше не страшна, она будет расти в полной безопасности. Да, она будет расти без тебя. Она ещё очень долго не увидит всех нас, но ведь она будет жить в практически самом безопасном месте на этих чертовых выжженных радиацией и войной землях. В месте, которое защищено даже лучше, чем Купол.

Орлов резко повернулся к Соболеву, сверкнув глазами.

– Миша, послушай меня, – процедил Алексей. – Может, сейчас не очень-то на это похоже, но я счастлив до беспредельного состояния оттого, что Сухонин согласился взять мою дочь на лечение. И я отправлю её в чёртову Адвегу, но десять лет! – Орлов с отчаянной скорбью посмотрел на архонта Купола и порывисто взмахнул руками. – Что если она захочет уйти? Что если она возненавидит меня за то, что я отправил её туда и решит выбраться? Что, если она захочет найти меня? – Алексей опустил лицо. Немного помолчав, он продолжил: – Миша, а ты знаешь, что будет, если она выйдет из карантина раньше срока? Пойми ты, что уже завтра ей будет достаточно провести всего лишь десять минут вне карантина, чтобы умереть.

– Ты же знаешь, что этого не произойдет, – напряженно произнес Соболев, сверля взглядом Алексея. – Маша умная девочка. Она не станет делать глупостей. К тому же, она никогда в своей жизни не будет тебя ненавидеть. Ты сам это знаешь. Это первое. А второе ты только что подтвердил сам: у нас осталось не так много времени, прежде чем респираторная маска перестанет хоть как-то спасать жизнь твоей дочери.

– Я знаю, да… Но я должен быть с ней, – прошептал Орлов, бегая взглядом по истёршейся поверхности пола. Его словно бы рвало на части. – Я должен отправиться в Адвегу вместе с ней…

Соболев тяжело вздохнул, он придвинул старую стеклянную пепельницу ближе к себе и скинул в неё рассыпчатый пепел. Хмурясь, он снова сжал сигарету в зубах.

– Ну, тогда в лучшем случае Сухонин захлопнет ворота города перед твоим носом, когда ты попытаешься пройти туда. В худшем – пустит пару пуль тебе в задницу. – Выдохнув облако едкого дыма, Михаил вскинул на Орлова взгляд ясно-голубых глаз: – Лёш, тебя никто не пропустит в Адвегу. Сухонин делает исключение только для твоей дочери. И ты знаешь почему. Тебя же он не пустит ни при каких условиях, он ведь до сих пор считает, что ты мог предотвратить смерть…

– Он прекрасно знает, что у Ани не было шансов! – отчаянно воскликнул Орлов, сжимая руки в кулаки и беспомощно глядя на Соболева. – Он знал, что она слаба. Мы оба это знали. Я пытался спасти её! Я всеми силами пытался! Но было уже слишком поздно… – Алексей опустил голову. – Я не Господь Бог… Я сделал всё что мог…

На некоторое время в кабинете Соболева воцарилось гнетущее молчание. За окном шумел ветер, где-то внизу смеялись дети, кухарка звонила в колокол, сообщая, что обед начнётся через десять минут.

– Я хорошо это знаю. – Михаил нахмурился. – Лёш, ты спас много жизней за годы своей работы, но Сухонина это не волнует. Ты сам это знаешь.

– Я спас его дочь, – произнес Алексей сквозь зубы.

– Теперь он спасет твою, – отозвался Михаил.

Соболев сверлил Орлова испытующим взглядом. По его безэмоциональному лицу нельзя было понять, о чём он думает. Комната снова наполнилась молчанием. Сигаретный дым витал над столом, часы мерно щёлкали, красуясь на стене узорчатой латунью.

Орлов думал о дочери. Выхода не было: если она не поедет в Адвегу, она умрет. Алексей вдруг вспомнил тот момент, когда он узнал результаты анализов, подтвердивших болезнь Маши. Он стоял в лаборатории, смотрел в бумаги и всё никак не мог поверить в такие, казалось бы, невозможные показатели – радиационная аллергия. Аллергия, которой болели только те редкие постъядерные дети, которые обладали кровью с альфа-места частицами.

Такие дети, как Маша: с уникальной кровью, на которую радиация имела особое воздействие. Кто бы мог подумать, ведь именно этим людям, НетРаден когда-нибудь сможет спасать жизнь лишь одной инъекцией.

Алексей нахмурился. Но сейчас…

У Маши уже появилась реакция на радиоактивную пыль, и времени осталось очень мало. Как бы там ни было, он, Орлов, не позволит смерти приблизиться к его дочери раньше времени.

– Она поедет. Конечно же, она поедет. Об этом даже вопрос не стоит, – прохрипел Орлов, с тоской глядя за окно. – Пускай без меня. Если Сухонин поставил такое условие – пусть будет так. Но, Миша, скажи мне… Как мне её отпустить одну? Ей всего четырнадцать… У неё только вся жизнь началась. Сухонин проведет терапию, вылечит её, но сделает всё, чтобы её жизнь в этом подземелье стала настоящим адом. Ты же знаешь, как он ненавидит меня. Ты знаешь, как он ненавидит всю мою семью после того, как его жена умерла. Конечно же, я отправлю Машу туда. Но, я боюсь, что она никогда не простит меня. – Алексей с горечью покачал головой. – Никогда не простит за то, что я на десять лет запер её в этой тюрьме. Отправившись туда, она лишится всего, что делает её счастливой. Как она переживет расставание с дорогими ей людьми? Как она будет жить среди жителей Адвеги? Ты же знаешь, Миша, она тихий, скромный ребенок. – Алексей нервно водил рукой по подбородку. – Она не умеет за себя постоять. Даже здесь она попадает в передряги, и только твой Антон её защищает. А что же будет там?…

– Да пойми ты, что твоя дочь умирает! – грозно рявкнул Соболев, ударяя кулаком по столу с такой силой, что Алексей едва не подпрыгнул. – Не будь дураком, Орлов! Твоя жена умерла столько лет назад, и ты едва пережил это, а теперь ты хочешь остаться совсем один? – Соболев встал из-за стола, выпрямившись во весь рост. Его глаза горели. – У твоей дочери пока крепкое здоровье, но ты сам знаешь, насколько сильно у неё уже развилась аллергия. Скоро она не сможет дышать, а ты думаешь о том, какие у неё будут отношения с малолетками из Адвеги?!

На некоторое время в комнате воцарилось молчание. Алексей опустил глаза. Соболев абсолютно прав, он, Орлов, ведёт себя, как ребенок.

– Прости, – сказал Лёша, ощущая стыд и щемящую боль в груди. – Конечно, всё это глупости.

Соболев притушил сигарету, вжав бычок в расцарапанное дно пепельницы.

– Ты сам знаешь, насколько редкая у Маши кровь, – произнес Михаил, выходя из-за стола.

– Один ребенок на две тысячи постъядерных детей, – мгновенно ответил Алексей.

«Какая страшная статистика…», – вдруг подумал он.

– Благодари Бога, Лёша, что в нашем мире ещё есть вакцина, способная вылечить твою дочь.

Соболев сцепил руки за спиной и отвернулся к окну. Орлов обессилено выдохнул. Да, и здесь Михаил прав: и ведь действительно, слава Богу, что в этом злом мире вообще есть возможность вылечить Машу.

И к чему тогда все эти сомнения? К чему эти мысли и переживания? Речь идёт о жизни его дочери.

Маше придется научиться жить в Адвеге. Ей придется научиться жить без него, без своего отца. И придется научиться жить под гнётом Сухонина. Орлов скрипнул зубами – выбора нет, только так он сможет спасти Машу. Только так: на целых десять лет отдать его овечку жить в логове волка.

И пусть Сухонин закроет ворота своего подземелья. Он, Орлов, будет ждать Машу все эти страшные десять лет, каждый день моля Бога дать ему сил и терпения, чтобы пройти через это ожидание. А потом он вернется за ней к гермодверям этого драного бункера ровно в тот день, когда её лечение будет закончено, и заберет свою дочь домой.

– Ну, так что? – спросил Михаил, поворачиваясь к Орлову и мрачно вглядываясь в его лицо.

Алексей с горечью прикрыл глаза.

– Сообщи ребятам – через два часа выдвигаемся.

***

Архонт закрытого города Адвега, Сергей Сухонин, был мужчиной средних лет, скупым на эмоции, чем-то интересным внешне и очень придирчивым по характеру. Он пытливо всматривался в напряженное лицо Алексея на протяжении десяти долгих секунд, пока Орлов стоял напротив него, держа на руках спящую дочь.

Маша была одета в старое вязаное платье и в ветровку. Её короткие, тёмные, почти чёрные, как и у отца, волосы были взъерошены. Большую часть лица девочки закрывала довоенная респираторная маска.

Маше было четырнадцать лет, но какой же маленькой и беззащитной сейчас казалась Алексею его дочь… Нет, она ему такой не казалась. Она такой была.

Пытаясь отвлечься от гнетущих мыслей, Алексей огляделся. В этой полутёмной пещере у огромных тёмно-зелёных гермодверей были стопками сложены пыльные коробки, тут же лежал сломанный стул, и высилось несколько стоек, держащих яркие, словно звёзды, прожекторы. Позади Сухонина стояли два охранника из службы безопасности Адвеги: два огромных мужика в светло-голубом камуфляже и в черных шлемах, закрывающих их головы. Торсы охранников были обвёрнуты в пуленепробиваемые жилеты, каждый из поясных ремней дополнялся кобурой с пистолетом.

Орлов едва сжал губы, наткнувшись на выжидательный взгляд архонта Адвеги. У Сухонина были светло-карие глаза, горящие на широком смуглом лице, и чёрные, уже кое-где с проседью волосы. Лицо его было суровым, словно камень.

Глядя на Алексея, Сергей слегка склонил голову в бок и цинично улыбнулся. Лёша видел ненависть, пляшущую в его глазах – ненависть жуткую, ядовитую. Алексей никогда в своей жизни не видел в глазах людей такой злобы, обращенной на него.

Орлов обратил внимание на небольшую татуировку на шее Сухонина. Это был знак Адвеги: щит, на котором была выведена аккуратная буква А. Такие татуировки набивались всем жителям подземного города.

«Такую же сделают и Маше», – подумал Лёша и ощутил острый холодок, шевельнувшееся где-то внутри.

– Закрытый город Адвега – это не заросшая плесенью деревня под Звенигородом. Это самое безопасное место из всех, какие вообще можно только представить в этом гиблом мире. Я беру твою дочь на лечение только потому, что ты когда-то спас жизнь моей дочери, – медленно произнёс Сергей, прикрывая глаза. – Не думай, что я собираюсь каждые выходные писать тебе письма о том, как твоя дочурка превращается в невоспитанного монстра. Спольников будет вести её терапию. Как ты знаешь, твоя дочь должна будет находиться в карантине не менее десяти лет. Если ты появишься здесь хоть на один день раньше, я сам пристрелю тебя. – Не дожидаясь ответа от Орлова, Сухонин повернулся к одному из охранников. – Забери девчонку.

Алексею захотелось сейчас же подбежать к архонту, и как можно больнее врезать ему. Лишь колоссальным усилием Орлов заставил себя успокоиться – сейчас явно не самый удачный момент, чтобы поддаваться на такие дешёвые провокации. В конце концов, Сухонин только и мечтает придраться к нему.

– Обещай, что её жизни ничего не будет угрожать, – срывающимся голосом потребовал Орлов.

Он едва помнил себя от отчаянного ужаса, наблюдая за тем, как один из широкоплечих охранников забирает у него с рук его единственную дочь. Под действием снотворного Маша спала так глубоко и безмятежно, что едва ли что-нибудь заметила.

Сухонин едко улыбнулся, глядя на Алексея.

– Я ничего тебе не обещаю, Орлов, – язвительно произнес он. – Я выполню свой долг и вылечу твою дочь. Ну, а что касается остального, то тут я не могу тебе ничего гарантировать.

Орлов, не скрывая гнева, ринулся вперёд.

– Сухонин! – неистово заорал Алексей. – Я убью тебя, если с моей дочерью что-нибудь случится! Через десять лет, чёрт тебя дери, я вернусь сюда и если с ней…

Орлов наткнулся на мощное плечо одного из охранников. Бугай схватил его за грудки и отбросил назад. Едва не разбив голову, Алексей рухнул на землю. Когда он опомнился, тяжелая калитка, вырезанная в огромных воротах города, была уже закрыта.

ГЛАВА 1

Я родилась в 2048-м году в мире, в котором уже не было жизни, в котором не было ничего, кроме ужаса, страдания и бесконечных смертей. В мире, который был уничтожен людьми задолго до моего рождения.

Когда-то давно вооружённый конфликт между сильнейшими державами мира привел к тому, что была использована самая страшная сила человечества – ядерное оружие. Тогда, до 2018-го года у людей было всё то, о чём только можно было мечтать на сегодняшний день: необыкновенные технологии, ресурсы, безопасность, и главное – прекрасный, здоровый и цветущий мир вокруг.

Но люди тех лет не видели правды, они купались в сладкой и гнилой насквозь карамели из лжи, денег и разврата. Они хотели всё больше и больше скверны. Они хотели войны. И война была неизбежна.

В тот час, когда всё началось и закончилось, гнетущая и страшная тишина легла на весь мир, покрыв его от края до края.

Прошло столько времени…

Но она лежит на нём до сих пор…

***

Закрыв глаза, я вытерла слёзы грязным рукавом.

Почти весь этот вечер я провела здесь, на моей любимой аллее у фонтана. Близился конец лета, и это было холодное время. Дождь, проливающийся в незакрытые проёмы на поверхности купола, размеренно шумел, убаюкивая.

Я думала о том, как сильно я тут всё любила.

О том, как ранним утром солнечный свет, коснувшись верхушек деревьев и жесткой травы, скользит по стенам особняка и отражается в стеклах окон. О прохладе воющих ветров, поющих в рощах, и о рыже-красных закатах, разлитых на далеком горизонте.

Я думала о комнатах главного особняка, завораживающих своей красотой, о скрипучих лестницах и об узких коридорах усадебных строений, где всегда витал запах костров и готовящейся еды. О горячем чае, заваренном из листьев, хранившихся в пыльных мешках, принесенных из Звенигорода, и о бедной, но такой вкусной еде, приготовленной на огне.

А ещё я думала о безграничном небе над моей головой. Я всем сердцем любила наблюдать за небесами: могла часами лежать на лавке, рассматривая проплывающие пуховки облаков, или гулять, вглядываясь в переливающиеся раскаты молний в грозовых тучах. Я бесконечно любила всю небесную красоту, которую когда-либо только встречал мой взгляд: и красно-розовые закаты, всё ярче и ярче разгорающиеся на горизонте ранними утрами, и восхитительные россыпи звёзд, сияющие в ночной тишине, мглистую серость осеннего небосклона и небесную лазурь лета – искрящуюся и бездонную.

Уже много после, когда я училась в школе Адвеги, на всех уроках рисования со свободной темой я всегда рисовала небо. Они до сих пор хранятся у меня, все эти тридцать четыре «небесных» рисунка.

Тяжело закашлявшись из-за мучающей меня болезни, я поправила на лице неудобную маску, которую мне пришлось одеть ещё два дня назад, и повернула голову. На месте, где заканчивалась аллея, заросшая теневыносливым кустарником и сорняком, возвышался прекрасный особняк со светло-желтыми стенами и изящными колоннами парадного подъезда. В темноте за этим величавым зданием при желании можно было разглядеть далекие огни приусадебных строений: подобных особняку светло-желтых зданий с колоннами и узкими окнами. В сине-серых сумерках, сгустившихся в этот час, этих строений почти не было видно, зато были видны многочисленные теплые огоньки в их окнах, а ещё огненно-рыжие факелы, зажженные керосиновые лампы и старые фонарики, то и дело мелькающие на городских тропинках, протянувшихся между зданий.