Текст книги "...И никто по мне не заплачет"
Автор книги: Зигфрид Зоммер
Жанр:
Классическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)
Скромный персиковый цвет окрашивал щеки девушки. ПоД розовыми губками виднелись маленькие острые зубы. Белокурая прядь свешивалась на лицо. Девушка улыбалась. Лео сунул ей книгу и сказал:
Пожалуйста, подержите.
Он зажал между ног переднее колесо и внезапным оывком выровнял руль по оси седла. Затем несколько раз ударил кулаком по концам стальных рогов и таким образом придал ему уже совсем правильное положение. Девушка улыбалась и молча смотрела на него, а когда Лео справился с велосипедом и сказал «так», она отдала ему книгу и заметила:
Ну и толстая же.
Да,– сказал Лео.– Толстая, что и говорить.
И неуверенно рассмеялся над своими словами.
Тогда девушка сказала:
Я едва не забыла поблагодарить. Большое спасибо.
Не за что,– небрежно отвечал Лео.
Они оба постояли молча. Лео два раза проглотил слюну, позвонил в звонок на руле. И опять рассмеялся. А девушка сказала:
Ну, пока!
Пока,– отозвался Лео.
Она взяла свой велосипед и стала осторожно спускать его на мостовую, придерживая сетку с булочками. Повернув педаль так, чтобы встать на нее левой ногой, и усевшись в седло, она пригладила юбку, а Лео опять схватился за руль и позвонил.
Внезапно и со страшным запалом он сказал:
Не хотите ли прогуляться со мной, фрейлейн? Прошу вас.
Девушка засмеялась звонким, щебечущим смехом и, оттопырив нижнюю губку, подула по направлению к носу, который щекотал какой-то волосок. Потом сказала:
Я ведь вас совсем не знаю.
– Это не беда,– и Лео снова проглотил слюну.
Куда же мы пойдем? – спросила девушка.
– Туда, куда вам хочется,– отвечал дрожащий Лео.
Может быть, на танцы?—предложила девица на
велосипеде.
Это было бы великолепно,– пролепетал юноша.
Но только с условием, что я сама буду платить за неожиданно проговорила она.
Лео испугался. Пригласить девушку на танцы с его деньгами... И вдруг такое счастье. Теперь эта чудная девушка еще хочет платить за себя. Значит, она самой судьбой для него предназначена. Из ста девушек ты ведь знакомишься только с одной, а из ста твоих знакомых разве что одна соглашается платить за себя. Да, это знакомство – единственное из тысячи, молниеносно и неверно подсчитал Лео и тут же заметил:
Если вы на этом настаиваете, мне нечего сказать.
Я никогда не позволяю за себя платить,– гордо объявила девушка.
Очень жаль!
Лео побагровел, потому что врал.
И они договорились встретиться завтра, в субботу, и Лео еще сказал, что приведет с собою друга, если она ничего не имеет против. Она ничего не имела против.
Все представления смешались в голове Лео, когда он шел домой. Значит, он, холодный, дерзкий человек, совершенно самостоятельно познакомился с особой женского пола.
Биви просто глаза вытаращит. И другие тоже. Подошел и без всяких церемоний заговорил с незнакомой девицей.
Лео снова испугался,но в то же время немало возомнил о себе.
А вдруг она не придет? Нет, нет, придет! Он готов побиться об заклад, что этапридет. Но если что-нибудь случится? Если она заболеет или, например, свалится с велосипеда? Или вдруг ее не пустят дома? Ведь всегда, когда Лео заранее радовался, что-нибудь да случалось. Он впал в уныние. Но тут же подумал: не надо ничему радоваться, надо на все плевать, тогда судьба сделает как раз обратное.
В представлении Лео судьба, или предназначенье, или как там еще зовется это неизвестное, была врагом, и врагом очень злобным. Да, надо думать об обратном, тогда, возможно, судьба и сделает то, чего тебе хочется. Ха-ха, это, конечно, хитроумный ход. Но в то же время не следует много думать о хитрости, а то судьба это заметит и положение еще осложнится, придется думать о противоположности, противоположности того, что тебе хочется; а в таком случае, возможно, рок на это не обратит внимания или подумает, что это первое предположение, и сделает обратное,и ты опять останешься в дураках. Лео поскорей стал думать о другом.
А именно: этой новой уж от меня не уйти.
Лео не раз часами думал о женщинах и додумался, как привязать женщину к себе. Это было ему совершенно ясно.
Надо быть именно тем, кого хочет женщина. Лишь бы побыстрее узнать, кого она хочет. Максимум через час надо уже быть точно осведомленным, чего ждет от тебя вот такая новенькая девушка, и Лео был уверен, что сможет в любую минуту сыГрать желанного. Возможно, ей хочется мечтателя, сентиментального юношу, поэта, полного романтических грез...
Она будет его иметь. Пожалуйста.
Такой девушке Лео станет рассказывать о пальмах, о сирени, о Золотых воротах, о мечети Айя-София и о Босфоре; на языке у него будет вертеться множество странных, загадочных имен и слов, вроде Гауризанкар, яшма, Цветок Лотоса и Сьерра-Невада. Он уже давно вычитал их из книг. А она будет только удивляться, до чего же он романтичен. Он сумеет пробудить в ней тоску по дальним краям. Возможно, он даже тихонько споет ей что-нибудь, ну, скажем, песенку «Под яблоней стояла ты, тебе на кудри падали цветы».
И если она клюнет на эту удочку, у него глаза сделаются большими и влажными—ему совсем нетрудно это устроить – и он будет говорить о тоске и разлуке, покуда она совсем не размякнет и он тоже.
Есть ли на свете другой столь же романтический юноша? Нет, конечно.
Или он поймет, что девушка, которую он хочет влюбить в себя, ищет холодного, жестокого героя.
Тогда он будет немногословен и замкнут. Властен и холоден.
Тогда он, глазом не моргнув, поплывет через водоворот Изара, а она будет стоять на мосту, в отчаянии сжав руки на груди и смотреть в пенящиеся волны, покуда он наконец не покажется снова. Он ведь может сосчитать до ста пятнадцати под водой!
Или он коротко и грозно окликнет соперника, которого отвергает и который назойливо ее преследует:
«Послушай-ка, что тебе нужно от моей подруги, шут несчастный? Если хочешь жениться, сам сыщи себе невесту. А вот эту оплеуху возьми с собой на дорогу – и тоже».
А потом еще скажет поверженному: «Ну что, доволен теперь?» – и носовым платком вытрет кровь на своей руке, а плачущей девушке небрежно бросит: «Перестань, я ненароком вышиб ему зубы».
Если же ее идеал веселый малый, она и его получит Настоящего рубаху парня. Развязного, забористого, которому на все наплевать. Такой парень заставит смеяться всех за столом, так что его будут умолять: «Ради бога перестань, сил больше нет». Лео знал на память множество острот, и, кроме того, ему на ум приходила целая масса шуток, самых разудалых, когда он был влюблен, весел и счастлив.
Но и мизантроп сидел в нем, опасный человек, тихоня, борец за правду и еще великий грешник. Да, конечно! Опыта у него не было, но зато фантазии сколько угодно. Его система влюблять в себя девушек была непогрешима. Надо только крутить подходящую пластинку.
А через некоторое время, когда жертва уже безнадежно пленена, можно постепенно опять стать таким, каков ты есть. Потому что на долгий срок разыгрывать из себя другого, конечно, очень утомительно.
И вдруг какой-то голос спросил Лео: каков же он на самом деле? Почему он, собственно, не таков, каков он есть?
И страшное уныние овладело юношей. В самом деле, какой же он? Боже правый, да ведь никакой. Или только половина какого-то. Ах нет, даже не полная половина.
И половина-то эта малость подгнила, вдруг понял он, и невыносимая тоска снова охватила его. Наци Кестл – вот кому можно позавидовать. Наци, может быть, и не так умен, как он, Лео, но зато это вполне законченный человек. Наци точно знал, на что его хватит, и разум его не перерастал потребностей, не выходил из границ. Или же, например, Рупп меньшой, или Биви Леер. Эти тоже законченные. И они всегда довольны. Они столько не размышляют. А его, видно, подвело это проклятое чтение.
Он судорожно сжал пальцы на толстом фолианте и почувствовал желание запустить им в красную кирпичную стену старого монастыря, мимо которого как раз проходил. Но у него бы вычли стоимость книги из пособия, такую уж он дал расписку.
Лео сделал несколько движений, словно в руках у него экспандер. Так. Это, оказывается, помогает.
Он налетел на прохожего, и тот сказал:
– Хе-хе, что это с тобой, голубчик?
Прошу прощения,– сказал Лео,– пардон, мосье.
И опять стал веселым.
Как быстро это делается, подумал он, удивляясь. И радостно стал думать о девушке у витрины булочной, с которой он встретится в субботу.
«В настоящее время в Мюнхене» – пришло на ум юному безработному, и он ухмыльнулся.
А может быть, это его суженая? Если она не позволяет платить за себя, наверное, она не из бедных. И новый велосипед с мотором...
Окрыленный счастьем, Лео шел очень быстро. Очутившись возле салона Лехнера, он постучал по витрине, как некогда стучал по водосточной трубе, вызывая своего друга.
Биви тотчас же вышел.
В это время дня у Лехнера было мало работы. Подбритые надо лбом волосы молодого парикмахера стояли ежиком. Лео сразу объявил:
У меня есть одна.
Держите меня,– отвечал его друг, сразу понявший, что имеет в виду Лео.
И до невозможности красивая,– продолжал Лео.
Где ж ты ее подцепил?
Просто заговорил с ней на улице.
Что?– воскликнул Биви, преисполнившись уважения и не без зависти.
И Лео во всех подробностях рассказал, как это было, но сумел все обернуть в свою пользу. Рассказал и то, что посулил девушке привести своего друга. И тут же добавил:
– Ну что, разве я не стою марки?
– Безусловно,– немедленно согласился Биви.
– Знаешь, она сама за себя платит,– пояснил Лео как бы мимоходом, но все-таки для перестраховки, лон явился клиент, и Биви пришлось вернуться в салон, так как Лехнер уже сердито выглянул в дверь – он не терпел посторонних разговоров в рабочее время.
Когда Лео поднимался по лестнице в свою квартиру ему встретился незнакомый человек среднего роста, который с любопытством на него посмотрел. Лео добродушно ему кивнул и, пустившись бежать через три ступеньки даже не обратил внимания на ответный кивок.
В кухне на табуретке лежала непромокаемая куртка Бабушка стояла у плитки и пальцами пробовала, нагрелась ли уже вода для мытья посуды. Не оглянувшись, она сказала внуку усталым голосом:
Здесь был дядя Конрад, он тебе куртку принес.
Дядя Конрад среднего роста?—поинтересовался Лео.
Да,– отвечала бабушка.– А что?
Значит, это я его встретил на лестнице,– отвечал Лео, а бабушка сказала еще:
Все может быть.
На какую-то секунду юноша подумал о своей матери и уже совсем было собрался спросить о ней бабку, но счел за благо рассмотреть подаренную куртку. Она была ему велика. Но если переставить передние пуговицы, то еще куда ни шло.
Он отрезал большие роговые пуговицы и переставил их. Куртка теперь сидела вполне прилично.
Молодой человек в зеленой куртке выглядел довольно смешно. Но на каждый день сойдет. В конце концов, он ведь только безработный...
Обшарив все карманы – а вдруг где-нибудь завалилась монетка,– он взял свою толстую книгу и придвинул табуретку к балконной двери. На улице медленно темнело,
но бабушка зажгла лампу, только когда уже совсем ничего не было видно. Ей приходилось экономить.
Безнадежное настроение вместе с серыми сумерками пришло в неуютную кухню. Хоть в петлю лезь, подумал Лео. Самое подходящее настроение, чтоб повеситься. Слава богу, что в нем жило щекочущее счастливое чувство, вызванное новым знакомством.
Бабушка принялась барабанить пальцами по пустому столу, за которым теперь сидела молча, неподвижно. Печальную мелодию забвения.
Лео как-то слышал, что есть скрипичная пьеса, вернее песня, сочиненная неким цыганом, по имени, кажется, Буланже или вроде того, под названием «Печальное воскресенье». Под звуки этой песни в Будапеште будто бы наложили на себя руки шесть женщин. Лео вдруг вспомнил об этом. Как бы ему хотелось послушать эту песню. Он спросит маленького трубача в «Маскотте», может быть, он ее знает. Маленький трубач, наверно, знает и что такое «фабрикант ангелов». Лео завязал узелок на платке, чтобы не забыть завтра спросить его. Затем стал читать и читал, покуда не заболели глаза.
Это была странная книга.
Кругу друзей юности из дома № 46 опять суждено было уменьшиться. Рупп меньшой, ученик-телеграфист, на третий год своей службы был откомандирован в Бремен. Все произошло быстро. Ему предстояло пройти курс радиотелеграфии продолжительностью 18 месяцев. В ту субботу, когда Лео должен был встретиться со своей знакомой велосипедисткой, Рупп меньшой уезжал.
Старый Рупп, присяжный циник, по этому случаю пригласил к себе на небольшой прощальный ужин Лео, Биви и Наци. «От-та-та»,– сказал он, когда фрау Рупп принесла торт и кофе в крохотных китайских чашечках с тонюсенькими ручками. Лео, увидев эти чашки, сразу понял, что разобьет одну из них. Такая уж у него судьба.
Когда старые Руппы вышли на минуту, Биви сказал:
Значит, первое, что ты нам передашь по радиотелеграфу,– это как обстоят дела в Бремене.
Итак, чокнемся,– сказал Наци Кестл, они сблизили тонкие чашки, и та, которую держал Лео, тотчас же разбилась. Это уже был рок. У Лео мороз пробежал по коже.
Но Рупп меньшой мгновенно схватил разбитую чашку, £Унул ее в карман брюк и юркнул в соседнюю комнату. 1 ам он взял из дубового буфета новую чашку – сервиз был на двадцать четыре персоны.
Когда чета Рупп вошла в комнату, все громко смеялись.
Это была последняя дружеская услуга, которую Рупп меньшой мог оказать Лео. Когда они прощались у дверей квартиры, Лео сказал другу своей юности странным голосом:
Желаю тебе всего, всего хорошего в жизни.
Дурень ты, да я же скоро вернусь,– ответил тот и ласково хлопнул его по животу.
– Да, да, конечно,– пробормотал Лео,– ты вернешься.
И он быстро пошел вниз по лестнице. Там, где на стене был намалеван портрет апача Ванагу, он на секунду задержался, обернулся и тихо произнес:
Прощай, прощай, старый друг!
Дверь за ним захлопнулась.
В праздничных жилетах и победоносных галстуках стояли Биви и Лео вечером у ворот выставки. На Лео был его полосатый костюм, и Биви успел еще на скорую руку его побрить. От Лео так и разило сиренью.
Кто только не проходил мимо них. Молодые люди с начерненными крохотными усиками и длинными волосами. Девушки на высоких каблуках, парами или в одиночку, прищурив глаза, потому что их уже ждали. Постоянный посетитель «Маскотты» приехал на своем ржавом велосипеде, слез с него, привязал свой обтрепанный экипаж гигантской цепью к забору и скатал носки, которые были надеты у него поверх брюк, в маленькие ролики. Затем он вынул из кармана два блестящих автомобильных ключа и стал небрежно крутить их на пальце. С Лео и Биви он поздоровался.
Этому странному кавалеру случалось подвозить на раме своего двухколесного лимузина натанцевавшуюся до изнеможения красотку из предместья. Автомобильные ключи он крутил только для девушек, которые его не знали. Остальным все было понятно.
Как только часы пробили восемь, на мостовой показалась новая знакомая Лео. На ней была громадная желтая шляпа, широкое желтое пальто, а также желтые перчатки и желтый шарф. Лео сразу же узнал ее, хотя за минуту до того представления не имел, как она выглядит.
Она уже издали смеялась, добродушно и мило, как луна. А когда, подходя к друзьям, споткнулась о булыжник, то со смехом отошла назад три шага и снова переступила через злополучный камень.
Она сейчас же продемонстрировала Лео, лукаво и мило, свои мелкие мышиные зубки и, прежде чем протянуть ему руку, сняла перчатку.
– Добрый вечер,– проговорила малютка, и Лео, ДР°" жа и торжествуя, ответил:
– Вы, однако, очень аккуратны, фрейлейн.
А Биви бросил критический взгляд на свои ручные часы, чего Лео не мог сделать, потому что никогда еще часов не имел.
Затем Лео представил своего друга и при этом узнал имя новой знакомой.
Аннелиза Динглер,– произнесла она громко и отчетливо.
– А вас, собственно, как зовут?—обратилась она к Лео, и тот покраснел до ушей.
– Леонард Кни,– отвечал он несколько хрипло.– Вы забыли мое имя?
Это был лживый вопрос, потому что он не успел назвать себя. Но ведь рядом стоял Биви.
– Я ни разу не слыхала вашего имени,– сказала желтая девица и бросила быстрый взгляд на Лео.
Затем все трое пошли по усыпанной гравием дорожке к павильону для танцев. Девушка на секунду задержалась и ступила с другой ноги, чтобы идти с ними в ногу.
Аннелизе очень понравилась «Маскотта». В особенности, когда там становилось темно и лучи прожектора бегали над головами танцующих. Лео спросил фрейлейн Динглер, сидевшую между ним и Биви, о ее любимой мелодии. В перерыве между танцами он хотел упросить маленького трубача сыграть ее. Трубач любил Лео и, когда тот вошел вместе с желтой девицей, подмигнул ему одним глазом и опустил углы рта. Это должно было означать: «Недурна!»
Аннелиза подумала и радостно объявила:
Вальс «Утренняя листва» Иоганна Штрауса.
Лео огорчился. С «Утренней листвой» вряд ли что-нибудь получится у маленького трубача. Да и с любым вальсом. Вальсы здесь играли не более двух раз в вечер, Для лысого короля вальсов – швейцара, который за это ставил музыкантам по кружке пива.
У нас его играет пианола,– пояснила Аннелиза, заметив смущение Лео.
Он немедленно и излишне громко ответил: О, это великолепный вальс!
Девушка опять бросила на него быстрый взгляд. Затем они пошли танцевать.
Лео тут же вспомнил о своей системе. Какого она хочет иметь? Здесь нельзя ударить не по тому клавишу. Он спросил ее во время фокстрота, который Аннелиза танцевала очень неплохо, хотя и без особенных выкрутасов:
Где вы живете, фрейлейн Аннелиза?
Я? В южной части города, если уж вы так любопытны.
Вы живете со своими?
Что вы имеете в виду?
Нет, ничего. Я просто так спрашиваю.
Лео попытался совсем неприметно поближе притянуть к себе новую подругу. Она немедленно покорилась.
Но когда он дотронулся до ее колен и она заметила, что он делает это нарочно, она выпрямилась и перестала ему подчиняться. Надо действовать осторожнее, подумал Лео, ей это, видно, не по вкусу; и он тут же, сделав вид. что притянул ее к себе только для того, чтобы пропустить соседнюю пару, сказал:
– Прошу прощения.
Но она не поняла, за что собственно. Тогда Лео высказал предположение:
Мне кажется, вы по профессии продавщица.
Разве я так выгляжу?—сказала девушка.
Или секретарша.
Вот уж нет,– отвечала желтая девица.– Но чтобы удовлетворить ваше любопытство, скажу: я работаю в деле моих родителей. У нас магазин хозяйственных товаров.
Ах, вот как!—воскликнул Лео и глупейшим образом добавил:—Поздравляю.
Тут настал черед Аннелизы:
А кем вы работаете?
Я электротехник,– сказал Лео,– работаю в фирме Бертеле.
Бертеле,– повторила девушка, и какая-то складочка появилась на ее гладком лице, словно она старалась запомнить это имя.
Затем заиграли танго, в зале стало почти совсем темно, и осветитель над оркестром подставил цветное стекло к шипящему прожектору. Зеркальный шар начал медленно крутиться, и маленький трубач всунул глушитель в сверкающую пасть своего инструмента. Они играли песню «В старой книге сказок».
«И как в книге сказок, так и в жизни»,– пропел счастливый Лео у нежного и бледного уха Аннелизы, которая сразу же захихикала и сказала:
Ой, мне щекотно.
Но все-таки подняла на него глаза, и он увидел, что они большие и блестят.
Возможно, это была игра света.
Но Лео подумал: «Ах, она хочет романтика, интересного юношу».
И тотчас же внутренне переключился.
В перерыве Лео успел поговорить с маленьким трубачом, который курил сигарету в проходе.
С «Утренней листвой» ничего не получится, этих нот у них нет. Лео полюбопытствовал относительно «Печального воскресенья», правда ли, что под эту песню шестеро покончили с собой, и в ответ на улыбку трубача сказал:
Видно, это просто дешевый рекламный трюк. Ясно как день.
Музыкант кратко и вразумительно объяснил ему, что такое «фабрикант ангелов». Теперь Лео знал, в чем дело, и развязал узелок на своем носовом платке. Трубач спросил:
Что за девчонка там с тобой?
А что, недурна?—гордо сказал Лео.
Весьма порядочная дама,– заметил трубач.– Тебе с ней придется нелегко.
Лео отозвался:
Да, если вообще что-нибудь получится.
Как-нибудь сделаетесь,– отвечал музыкант и потушил сигарету о каблук.
Аннелиза, видимо, довольно весело проводила время с Биви, покуда Лео отсутствовал. Биви сразу спросил своего друга, можно ли ему пойти танцевать с фрейлейн Динглер.
Разумеется,– сказал Лео.– Ты же мне друг.
Следующим танцем был вальс, и Лео молча смотрел
на танцующих.
Аннелиза обвила рукой шею Биви и несколько раз звонко засмеялась своим щебечущим голоском. Когда они вернулись, девушка поинтересовалась: который час? Биви элегантным движением обнажил запястье с часами. В двенадцать ей нужно быть на остановке трамвая, сказала Аннелиза.
До этого времени Лео уже не пропустил ни одного танца. И танцуя, все искал глазами взора своей партнерши. В новой толстой книге он прочитал, что сила воли исходит из глаз человека. Всякий раз, когда он заглядывал в глаза Аннелизы, зрачки у него делались большими, неподвижными и он вгонял в них столько воли, сколько могло туда влезть. После третьего раза девушка сказала:
Странные у вас глаза!
Лео понимающе усмехнулся и коротко ответил:
Вы находите?
Но незадолго до двенадцати, когда он успел уже не менее десяти раз повторить эксперимент с глазами, фрейлейн Динглер воскликнула:
Не смотрите на меня так, я боюсь.
Ага, подумал Лео, ты уже поймалась, но ей сказал:
Мы должны с вами встречаться, Аннелиза.
Она ничего ему ие ответила, и они вместе пошли к столу, где Аннелиза раскрыла свою сумочку из настоящей кожи и из кошелечка, привешенного на серебряной цепочке, вынула деньги для оплаты своего кофе и торта.
Лео уже держал свои деньги в руке, делая вид, будто он непременно хочет расплатиться сам, но Аннелиза с достойной удивления решительностью это отклонила. Затем они втроем отправились к трамваю. Когда они пришли на Бавариаринг и Биви отошел в сторону на десять шагов из тактичности, Лео быстро и неожиданно проговорил:
Прошу вас, фрейлейн Аннелиза, дайте мне в залог вашу косыночку. Тогда я буду знать, что вы наверняка придете снова.
Они все трое договорились встретиться в следующую субботу.
Если вы считаете, что это поможет, – не без насмешливости сказала девушка, но живо сняла с шеи косынку.
Теперь я не буду так одинок, – сказал Лео и понюхал маленькую шаль. Это слегка его опьянило.
Фрейлейн Динглер еще раз кивнула уже с площадки вагона. Биви снял шляпу с маленьким перышком, взмахнул ею и отвесил низкий поклон.
Лео сидел на кухонной табуретке, а перед ним на столе лежала пробка от бутылки и булавка. Булавка была теплая и синеватая, он только что прокалил ее на огне. Толстая книга о самоуглублении, взятая из народной библиотеки, раскрытая, лежала рядом, и зеркальце стояло на столе.
Юноша накрыл рукой пробку, так, чтобы она пришлась на мякоть ладони. И ввел острие булавки в малюсенькое отверстие поры. Теперь он начал думать настойчиво и равномерно:
«Мне не больно, кровь не идет, мне не больно, кровь не идет, мне ничуть не больно».
И в то же время глубже и глубже вводил булавку. Он ощутил маленькую, едва заметную боль, когда булавка проколола верхний слой кожи. Затем она, тихонько шурша, но не причиняя ни малейшей боли, вошла в тело почти до самой своей головки. Лео торжествовал.
Мысли его как бы одеревенели, он спал с открытыми глазами. И в то же время равномерно нажимал и нажимал на булавку. Опять незначительная щекочущая боль, видимо, булавка проколола внутренний слой кожи, затем он услышал, как она, словно вздохнув, вошла в пробку.
Молодой человек поднялся. Булавка, пройдя руку насквозь, вонзилась в пробку.
И ни следа крови.
Лео поднес руку к зеркалу и посмотрел в него. Он крутил руку и кокетничал ею, – наверно, так богач кокетничает новым бриллиантовым перстнем. Лицо юноши было искажено и казалось чужим. Внезапно Лео оскалил зубы. И тут же опять стал другим. Он пошел в кухню, прошагал по ней взад и вперед, взмахивая проколотой рукой, как будто ничего не произошло. Затем быстрым движением вытащил булавку и стал насвистывать церковную мелодию, но бабушка этого не любила, и он быстро замолк. Старуха как раз открыла рот, чтобы ему об этом сказать. И закрыла, не издав ни звука.
В толстой книге много говорилось о силе человеческой воли, о передаче мыслей на расстояние.
Так как этим можно было добиться чего угодно, то Лео сделал еще один эксперимент. Он считал, что неукротимо сильная воля может, например, остановить тоненькую часовую пружину.
Не менее четверти часа он просидел перед безобразным старым будильником и, крепко сжав челюсти, думал только: «Остановитесь, часы, остановитесь, остановитесь!»
Но будильник все тикал и тикал, монотонно, с каким– то жестяным стуком. На мгновение Лео показалось, что тиканье смолкло, но затем часы опять пошли.
Нужна, наверно, сильная воля многих людей, чтоб остановить часы, решил Лео. Может быть, надо согнать десять тысяч человек на большую площадь, так, чтобы все они молча смотрели на башенные часы, пытаясь своей со средоточенной волей задержать ход стрелки.
И как это наука до сих пор не напала на мысль произвести такой опыт! Ну, да в этой области наука у нас вообще отстала.
Лео надел свою зеленую непромокаемую куртку и вышел на улицу. Руки он засунул в косо прорезанные карманы. На проколотой руке никаких следов не было видно.
У четвертого вяза он встретил Марилли Коземунд, она как раз выходила из-за угла.
Все уже знали: Марилли два раза подъезжала к дому в желтом автомобиле. Но автомобиль был такой низкий, что даже дворничиха, которая сразу же сделала вид, будто у нее что-то упало, и нагнулась чуть не до земли, все-таки не разглядела, кто еще сидел в нем.
Только Матчи, мать Марилли, была в курсе дела. Ее красноволосая дочка все ей рассказала, как старой подруге. Ханни Бруннер тоже кое-что знала, но много меньше, чем Матчи.
Кавалер Марилли был сыном оптового торговца маргарином. Все в доме знали этот сорт маргарина.
Да, у жильцов нашлось бы о чем посудачить. Сыну маргаринщика было уже добрых тридцать лет. И лицо у него было помятое; казалось, он долго на нем сидел. Денег у него, наверное, куры не клевали. Они познакомились две недели назад на улице, неподалеку от соседнего дома.
Сын маргаринщика, когда ехал в автомобиле, всегда смотрел по сторонам, выискивая девушек, и вовсе не смотрел на мостовую. Он сильно затормозил, завидев фланирующую Марилли. Опустил стекло машины и таинственно крикнул красноволосой девушке:
– Фрейлейн, мне необходимо с вами поговорить.
И Коземунд тотчас же пошла к желтому автомобилю, а так как дверца перед ней распахнулась, то и села в него. Помятый человек за рулем теперь уже не знал, о чем ему необходимо было поговорить с красноволосой девушкой, так он был удивлен, что она без всяких околичностей села в машину. И тут же спросил, не угодно ли фрейлейн немного покататься. Марилли было угодно.
После третьей встречи Рольф, так его звали, принес Марилли тоненькую золотую цепочку. Он посоветовал . носить ее на щиколотке, так как отлично разбирался в модах. И сам надел цепочку на прекрасную ножку Марилли. При этом он тяжело дышал. Затем он обнял ее бедра и приблизил свое помятое лицо ко рту Марилли, и что же: она позволила себя поцеловать – за цепочку.
Но когда Рольф начал теребить ее платье, сопя все сильнее и сильнее, она рассмеялась. У этого человека есть громадный автомобиль и, надо думать, громадные деньги, он гораздо старше ее, а вот поди ж ты, так смешно сопит.
Что ему вздумалось ухаживать за простой девчонкой? Чудак!
Если бы он хоть сделал серьезную попытку! Марилли не знала, чем бы это кончилось. Но считала, что попытаться он должен. Трудно сказать заранее, думала она, чем такое кончается. Рольф оторвал пуговицу от ее юбки, а Марилли сказала:
– Что ж, молодец.
Рольф немедленно от нее отступился, спросил, не сердится ли она, и поцеловал ей руку. Словно можно сердиться, когда человек чего-то хочет от другого человека, подумала Марилли. Скорее это лестно, а позволить или не позволить – это уж другое дело.
Пусть эти мужчины крутятся вокруг тебя, а ты уж сама решишь, как с ними поступить. Марилли ничего не имела против, чтобы Рольф продолжал свои домогательства, ей очень хотелось знать, что здесь за секрет такой и правда ли, что можно сказать «да» против собственной воли, только потому, что вдруг тебя охватит слабость.
Она влюбится в того, кто это сумеет. Так решила вертихвостка Коземунд.
Когда Марилли встретила Лео у четвертого вяза, она опять возвращалась от Рольфа. На этот раз она пожелала выити из машины у железнодорожного переезда.
Прощаясь с ней, Рольф каждый раз дарил ей коробочку сигарет. «Симон Арцт» стояло на них. Коробочка оыла уже открыта, и внизу под серебряной бумажкой всегда лежала пятимарковая монета. Марилли брала ее. А почему бы и нет?
Рольф ни разу не спросил, нашла ли она эти лри,.
I олько поцеловал ее, прощаясь, и рука его при этом
множко заблудилась. Сигареты Марилли всегда отдана'6
Матчи, которая стала курить после бегства Карла. Она*'
сама уже несколько раз курила. Пятимарковую монету п И . у она
обнаружила с первого же раза, потому что коробочка
нее стала тяжелой. Она и это рассказала матери. Пусть
оставит ее себе, сказала Матчи и добавила:
Кто же забирает деньги у собственного ребенка?
Лео покраснел, оказавшись лицом к лицу с Марилли
Они давно не встречались, разве что иной раз на лестнице Лео
ничего не забыл и поэтому покраснел. Но Марилли тотчас же рассмеялась и сказала:
Здравствуй, старина, куда это ты запропастился?
А куда человек девается, – отвечал Лео.
Ну как, повезло тебе?—спросила Марилли; она имела в виду новую работу.
В настоящий момент – затишье, – сказал Лео и больше ничего не нашелся сказать.
Тогда Марилли, как в дни их детства, вдруг крикнула:
Закрой глаза, давай руку!
И сунула своему другу коробочку сигарет, монетка все еще лежала там под бумагой.
Пальцы Лео разжались, он едва не уронил коробочку, но Марилли звонко расхохоталась и убежала. Лео заметил золотую цепочку на ее левой ноге и удивленно крикнул ей вслед:
У тебя цепочка на ноге?
Она помахала ему рукой из-за медленно закрывавшейся двери.
Тогда Лео стал рассматривать коробочку – этой марки сигарет он еще не знал – и довольно скоро обнаружил монету. Он остался стоять под вязами и смотрел вдаль. Перед его глазами вставала и опять расплывалась странная фигура, похожая на клочья шерсти. Эти клочья он сегодня видел в первый раз. Они медленно растворились в слезах, набежавших ему на глаза.
Опять был субботний вечер. Опять Биви и Лео шли в «Маскотту». Лео тут же отдал другую взятую у него взаймы марку, а Биви удивленно посмотрел на него и с любопытством спросил:
– Подработал что-нибудь?
Да – сказал Лео. – Пять марок. Нашел короткое замыкание в мастерской Мюллера и еще поставил выключатель.