Текст книги "Краткосрочный курс для попаданок. Гарантия. Дорого (СИ)"

Автор книги: Жанна Володина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц)

– Какой кошмар! – поражаюсь я, уронив на тарелку столовые приборы и изумленно уставившись на Решающего, слава богу, не видящего моих распахнутых глаз. – Какая изощренная жестокость! Бесчеловечно!

– Отнюдь! – отправляя в рот кусочек запеченного мяса лесного оленя и причмокиванием отдавая должное его прекрасному вкусу, вежливо отвечает Фиакр. – Это меры безопасности, придуманные мной для себя и для моих монархов.

– Разве недостаточно было бы просто временно лишить их слуха? – ошарашенно спрашиваю я. – Памяти-то зачем?

– А если среди них лазутчик Тьмы? – мягко спрашивает Фиакр. – Лишенный слуха, но умеющий читать по губам? Или просто предатель? Или слабый человек, которого можно запугать или шантажировать болью, страхом, жизнью его и близких?

Поняв глубину и справедливость его замечаний, я вынужденно киваю, но тут же бросаюсь в бой, напоминая:

– Вы не извинились за бестактный намек на отсутствие у меня ума!

– Предложив вам одуматься, я всего лишь хотел разнообразить наше свидание, – усмехается он.

– Повторите, пожалуйста, ваши предложения, – слащаво улыбаясь, прошу я. – Всё мое внимание было занято восхитительным ягодным соусом!

– Соус, действительно, восхитителен! – неожиданно говорит Арман, поклонившись Решающему и мне, как бы прося прощения за то, что вступил в разговор. – Его делают из ягоды, растущей на границе с Тьмой. Ее добывают отважные добровольцы, часто рискуя жизнью. Соус из этой ягоды подать к столу могут позволить себе только самые высокопоставленные представители королевского двора!

И сухопарый, изящный Арман раздувается от гордости за «высокопоставленность» своего хозяина.

– Наша гостья, Арман, впервые в высшем обществе Империи, ей многое в новинку, – с удовольствием задевает меня Фиакр. – А ягода, правда, вкуса необыкновенного.

– Как она называется? – любопытствую я. – У этой удивительной ягоды есть название?

– Есть, – равнодушно отвечает Решающий. – Она называется фиакрина.

– Как? – поражаюсь я и сдуру брякаю. – Фиакрина? Это в честь вас?

Фиакр застывает с каменным выражением лица, вперив в меня черные глаза.

– Почему же в честь меня? С чего вы это взяли?

Мама дорогая! Правильно родные дали мне прозвище «Глазунья-Болтунья» за большие зеленые глаза и привычку болтать без умолку. Я вообще, по словам родителей, научилась говорить в полгода. И с тех пор рот не закрывала, как, смеясь, утверждал всегда папа. Кстати, родители даже пару раз повышали мне, школьнице, количество карманных денег в обмен на молчание, например, в машине, когда мы ехали за город на дачу. И за эти пару раз я серьезно увеличила свой доход на несколько сотен рублей. Потом желание говорить и говорить взяло верх, и я, плюнув на этот способ обогащения, отказалась от прибыли и заговаривала родню до головной боли и желания сбежать на край света.

Хвала вуалетке! И надеюсь, что нижняя часть моего лица покраснела не ярко. Это надо так проколоться! Как бы сегодняшнее свидание не закончилось у алтаря!

– У всех женщин змеиный язык! – с чувством произносит Решающий, как совершенно земной мужик. – Есть ли что-то, чего Ирен вам не рассказала? Я поражен! Как она могла выдать вам одно из моих светских имен?! И почему именно это?!

Я, конечно, не собираюсь рассказывать Решающему, что обменялась в этой жизни с его Ирен парой слов. По сравнению с этим, мое «общение» с противной и ревнивой Ребеккой, с которой я хотя бы разговаривала дважды, можно назвать долгосрочным сотрудничеством. Но меня опять спасает его предвзятое отношение к Ирен. Чтобы уж совсем не завраться, не киваю, а наоборот, гордо вскидываю голову, не отвечая на его слова, а снова спрашивая:

– Так в честь вас или нет?

– В честь меня, – подтверждает Фиакр. – Но вы должны понимать, что это имя не для вас. Мое настоящее имя скрыто от всех. А светские имена для посвященных и самых близких!

Да, пожалуйста! Больно надо, товарищ Фиакр, господин Леонард, мистер Мэтью Вилар! Если бы ты знал, дружок, сколько знаю я о тебе! Но в этот момент меня ошпаривает кипятком испуга: Постойте! Во время моего прорыва Ирен называла Решающего Леонардом! Имя Фиакр я услышала во время первого прорыва от томной Сюзет! Он что, всем своим «женщинам» сообщает все свои светские имена или это только Ирен удостоилась особой чести?

И я, набравшись наглости и смелости, задаю этот последний вопрос Решающему.

– Меня очень забавляет ваша ревность! – откровенно веселится Фиакр (а вот продолжу так называть этого нарцисса про себя!). – И даже льстит!

– Не обольщайтесь! – парирую угрюмо. – Это не ревность, а логика! Вы вообще представляетесь мне этаким чудовищем, похищающем красавиц и съедающим их, чтобы продлить свое бессмертие.

– Эти сказки вы наслушались в Институте или от опекуна? – мои слова не портят Решающему чудесного расположения духа. – Вам же не шестнадцать лет!

– Верить в сказки не признак молодости, – спорю я. – Это признак мудрости! Сказка ложь, да в ней намек – добрым молодцам урок!

Фиакр удивленно смотрит на меня.

– Какое интересное высказывание! Откуда? Никогда не слышал! А добрый молодец – это кто?

– Не знаю, наверное, так называют молодых людей в других мирах, – быстро нахожу я ответ. – Мой опекун мне говорил.

– Понятно, – соглашается с моей версией Фиакр. – Что ж, Лунет, повторяю свои предложения. Первое. Можно отправиться на прогулку в ночной лес и встретить рассвет у реки.

– Пикник? – догадываюсь я.

Брови Фиакра ползут вверх. Чёрт! Неужели это неизвестное слово?

– Рiqué-nique? – насмехается он надо мной по непонятной мне причине, но Фиакр продолжает говорить, и я понимаю, что он имеет в виду. – Faireunrepas à pique-nique? Устроить обед, чтобы поклевать? Вы учили истинный язык?

Французский называется у них истинным? Прикольно!

– Так… – пожимаю плечами. – Господин Пэти, мой опекун, давал мне дополнительные уроки.

– Похвально! – неожиданно говорит Решающий. – Учить языки, читать, развиваться – похвальные стремления для молодой женщины.

– Мерси! – откликаюсь я, молясь про себя, чтобы он не продолжал зыбкую для меня тему.

– Мы возьмем с собой шампанское, фрукты и сыр, – обращается Решающий к вставшему по стойке смирно Арману.

Ага! Шампанское названо шампанским в честь провинции Шампань. Может, их Королевство Ламмерт тоже разделено на провинции с французскими названиями? Эх, жаль, что я в школе учила не этот так нужный мне сейчас язык!

– Альтернатива? – интересуюсь я, снова про себя чертыхнувшись: вдруг и этого слова здесь нет.

– Альтернатива – остаться в моем доме и беседовать до рассвета, – равнодушно предлагает он.

– Поехали! – по-гагарински отвечаю я, с жалостью наблюдая за выходящими из каминной слугами.

Вот сейчас они покинут эту комнату и потеряют память об этом ужине, обо мне. Вздыхаю. Но есть и хорошая новость. Зато к ним вернется слух!

Этот строгий ухоженный парк Фиакр наивно называет лесом? – думаю я, медленно идя с «кавалером» по усыпанной щебнем дорожке до самого берега спокойной неширокой реки с начисто вычищенными берегами.

– Вы любите реку? – вдруг спрашивает Фиакр, помогая мне спуститься к воде.

– Будете топить? – догадываюсь я.

– Зачем? – искренне недоумевает он. – Вы же станете сопротивляться – крики, брызги, мокрый костюм, запах тины и рыбы на руках. Еще и туфли парадные намокнут.

– Уверена, что буду, – киваю я.

– И я не воюю с женщинами, – улыбается Фиакр. – Мне хватает мужчин и сущностей разных мастей. Тьма многолика и даже артистична порой.

– Вы не встречали сущностей в женском обличии? – любопытствую я.

– Встречал, – отвечает Решающий. – Но это не совсем женщины. Вернее, совсем не женщины.

– А у вас есть фамильяр? – «Глазунья-Болтунья» во мне всё смелее поднимает голову: не травят, не душат, не топят.

– У Решающего нет фамильяра. Это невозможно. Его сущность не выдерживает соседства с силой Решающего, которая уничтожает быстро и болезненно, – охотно отвечает Фиакр и пытливо спрашивает. – Вы, наверное, как и многие девочки из немагической семьи, мечтали о собственном фамильяре?

Ага! Значит, фамильяра могут иметь только представители магической элиты этого мира. Почему же мне достался Франц? Потому что Лунет из такой вот семьи – другого объяснения у меня нет. И какая-то страшная тайна скрыта в семье той, чье место я заняла по чьей-то недоброй воле или в результате стечения роковых обстоятельств.

– Конечно, мечтала, – театрально вздыхаю я, не боясь переиграть, поскольку в излишней эмоциональности он меня уже не раз упрекал.

Пусть думает, что девятнадцатилетняя провинциалка кокетлива и склонна к экзальтации.

– Не переживайте! – сарказм Решающий тоже не скрывает. – Как жена члена императорской семьи или семьи приближенных ко двору, вы получите право иметь фамильяра. Если Магма позволит.

– Магма? – переспрашиваю я, совершенно не зная, что это.

Он понимает меня по-своему и дает другой ответ, который всё равно помогает мне понять, о чем идет речь.

– Глупая гордячка замахнулась на фамильяра Тьмы?

Видимо, Магма противоположна Тьме. Этакие Добро и Зло, вступившие в схватку на территории Империи. Интересно, мой противный старикашка – чей представитель? Уж, конечно, не Добра!

Хмыкаю и дергаю плечами, чтобы не сбить его с темы и получить еще немного информации.

– Вы понимаете, что это очень опасно? – снисходительно смотрит на меня Решающий. – Хотя конкретно для вас никакой опасности, разумеется, нет и не было, но даже думать об этом – сумасшествие! Фамильяры Тьмы настолько опасны для собственных хозяев, что я просто поражен вашим легкомыслием! Мечтать о таких глупостях!

– Легкомыслие, глупость, гордость, – желчно реагирую я. – Сколько комплиментов потенциальной невесте! Это которая сотня свиданий для вас, Ваше Превосходительство? Вторая? Третья?

– Пятая, – угрюмо отвечает он, поджав губы.

– Ух ты! – подвываю я. – Так я для вас четыреста первая? Вы не офиге… не одурели, мой господин, от такого количества претенденток? Неужели у Империи так плохи дела, что вы вынуждены так корячиться?

– Корячиться? – оскорбляется Фиакр. – Что бы ни обозначало это слово, оно мне не нравится!

Не имея привычки подбирать каждое слово, которая, похоже, в этом мире должна стать моей второй натурой, я снова злюсь на свой язык.

– И вы не четыреста первая, а всего лишь пятая, – высокомерно говорит Решающий.

– То есть… – начинаю говорить я, тщательно подбирая слова, – вся Империя уверена, что вы в невестах как в сору… что у вас столько невест, а вы встречаетесь не со всей сотней?

– Я выбирал одну в каждой сотне. С тремя девушками до алтаря не дошел. Были причины. Четвертая невеста не прошла испытанием алтарем, – буднично рассказывает Фиакр, и я догадываюсь, что это не секретная информация, а известные всей Империи факты, которые он просто повторяет для меня.

– И я не пройду! – убежденно говорю я, порывисто схватив его за локоть. – Моя семья не магическая. У меня нет амбиций по поводу своего положения в обществе. Мне нечем с вами поделиться на брачном ложе. А Империю надо спасать! Не будем тратить время!

И я по-детски дергаю его за руку, чтобы увести с берега в дом. Сильные руки крепко берут меня за талию и удерживают на месте.

– Мы должны встретить вместе рассвет, – настойчиво напоминает Решающий. – По-другому нельзя!

– Зачем? – не верю я и начинаю уговаривать. – Это пустая трата времени! У вас его, как у Последнего Решающего Империи, не так много!

– Лунет! – Фиакр повышает голос, не выпуская меня из рук. – Встреча рассвета – это одно из испытаний, которое вы должны пройти!

Новая информация пугает меня. Испытание? Я? Пройти? Не хочу!

Я открываю рот для очередного возражения, но его закрывают крепким и глубоким поцелуем, более крепким и более глубоким, чем поцелуй Решающего в карете. Очень взрослый поцелуй! Приблизительно на второй минуте начинаю выворачиваться из его рук и мычать для верности.

– Что вы делаете?! – возмущаюсь громко, на весь ненастоящий лес. – Вы не можете вот так просто лезть целоваться! Вы дали слово Хранителю Бошару и второй раз нарушили его!

– Лезть?! – вспыхивает Решающий. – Как вам удается подбирать такие неприятные слова!

– А как вам удается нарушать нерушимые слова?! – возражаю я громко, даже визгливо.

– Не знаю! – неожиданно отвечает Решающий. – Так получается!

– Ага! – отпрыгиваю назад и тут же, не удержавшись на ногах, падаю на гальку.

Какая прекрасная мода в этом дурацком мире! Многочисленные нижние юбки, как подушка, защищают мои тылы от синяков и сильной боли. Но удар всё-таки чувствителен, и я охаю, усевшись и разбросав в стороны ноги, как будто собираюсь выполнять упражнение на растяжку.

Решающий, злой, раздраженный, не торопится мне помочь. Он стоит напротив и смотрит на меня, сидящую в нелепой для нашей сцены позе. Гордо вскидываю нос и который раз жалею, что вуалетка не дает мне возможности сразить его наповал презрительным взглядом. Фиакр ничего не говорит и ничего не делает. Чтобы встать, мне надо либо воспользоваться его протянутой рукой, которую он не протягивает, либо неловко опереться на руки в кружевных перчатках и вставать с четверенек.

Решающий всё-таки подает мне руку, спасая меня от позора и себя от моего рычания. Но поднимая меня, Фиакр прилагает намного больше усилий, чем требует мой вес, и специально припечатывает мое тело к своему твердокаменному. Моим груди и животу больнее, чем до этого попе.

– Вы ведете себя как дешевая циркачка! – презрительно говорит мне на ухо Решающий.

Ого! Новое знание! У них есть цирк!

– Почему же дешевая? – иронизирую я, ответно шепча в его ухо и не пытаясь отодвинуться. – Вы же сами сказали, что у меня теперь, когда я стала Обещанной, блестящее будущее. У меня уже десять женихов, если помните!

– Я помню о ваших женихах, – горячее дыхание Фиакра не образно, а по-настоящему обжигает моё многострадальное ухо. – И мне непонятно ваше странное желание сорвать наше свидание, вас ждут собственные десять!

Опаньки! Офигеть! А это что значит?

– Причем, если я, выбрав, например, вторую или сороковую девушку, останавливаю отбор своим специальным решением, то вы этого сделать не сможете, – ехидно сообщает мне Решающий. – И поверьте, наше с вами свидание будет лучшим из всех! Еще горько пожалеете, что вели себя как торговка с рынка!

Цирк. Рынок. Торговки. Упоминание реалий моего мира, существующих здесь, действует на меня наилучшим образом: настроение становится бодрым, оптимизм крепчает.

– Так оставьте меня в покое! – радостно советую я его уху, потом угрожаю его шее. – Вы хотите, чтобы ваш алтарь сломался от негодования? – затем напоминаю его губам. – А кто обещал, что меня не выберет?

– Вы, наверное, были любимицей и в семье, и в доме опекуна, и в институте для Обещанных? – намеренно обижает меня Фиакр.

И я пользуюсь случаем обидеться. Как жаль, что он не видит мои, наполнившиеся слезами глаза. Не видит, но, кажется, чувствует.

– Простите, Лунет! – искренне, покаянно говорит он, опуская меня и осторожно беря за руку. – Я не хотел вас обидеть!

– Хотели! – капризничаю я, мотая головой.

– Хорошо, хотел, – послушно соглашается Фиакр. – Поэтому и прошу прощения!

Светлая ночь, похожая на наши белые ночи в июне, балует нас, стоящих у берега спокойной реки небом, похожим не на ночное, а на утреннее, пением птиц, предвосхищающих рассвет.

– Какое именно испытание я должна буду пройти? – примирительно спрашиваю я, уставившись на водоплавающую птицу, немного напоминающую лебедя, только с пестрым оперением, и загадываю, если она подплывет поближе, то я скоро вернусь домой, если не подплывет, то тоже вернусь, но чуть позже.

– Вы должны честно, не закрывая глаза под вуалеткой, смотреть на встающее солнце, – говорит Фиакр.

– Зачем? – не понимаю я. – В чем смысл? И потом, как вы узнаете, что я их закрыла?

– Очень просто, – улыбается он. – С вами кое-что произойдет или… не произойдет.

Очень мило! Произойдет или не произойдет! Доходчивое объяснение!

Пока я прикидываю, что именно имеет в виду Решающий, пестрая птица, поворачиваясь к нам то левым, то правым боком медленно, лениво плывет к берегу прямо в нашу сторону. Смотрю на молчащего Фиакра и замечаю, что он тоже внимательно смотрит на птицу. Хихикаю, представив себе, что и Решающий загадал что-то сокровенное. Интересно, что?

Случившееся далее пугает меня до внезапной боли в животе. Фиакр резко выставляет вперед руку, и пространство перед его ладонью буквально накаляется, становится похожим на воздух над разогретым жарким солнцем асфальтом. Птица сначала замирает, потом поднимается над водой, тяжело расправив крылья. Фиакр прищуривается и, сжав пальцы в кулак, резко расправляет их, словно бросает в птицу невидимый камень. Несчастную отбрасывает в воздухе, она тревожно машет крыльями и, пронзительно, жалобно крикнув, стремительно улетает.

– Испугались? – просто и спокойно спрашивает Фиакр.

– Вы так своеобразно охотитесь? – пытаюсь шутить я, вспомнив про свое гадание.

Получается, меня домой не пустит Решающий? Мамочки!

– Это не птица, – пожимает плечами Решающий. – Это сущность из Тьмы.

– А! – вяло реагирую я, расстроенная результатами гадания. – Почему же вы ее отпустили?

– Раненая напуганная сущность не опасна, вернется туда, откуда взялась, а мертвую надо еще… обезопасить, – объясняет Решающий.

Понятно, хлопоты с утилизацией.

Птичье пение, прерванное выходкой Решающего, возобновляется с такой силой, что я снова пугаюсь.

– Солнце, – мягко говорит Фиакр, показывая рукой на горизонт.

Я с опаской смотрю на поднимающийся желто-розовый шар, из-за которого что-то «произойдет или не произойдет». Решающий берет меня за руку, переплетая наши пальцы. Птицы перестают петь. Розовым золотом окрашиваются вершины деревьев, названия которых я не знаю и которые не растут в Москве и Подмосковье, от солнца к нашим ногам крупными мазками тянется желтая дорожка. Заставляю себя не волноваться и не дрожать. И у меня получается! Более того, почему-то хочется расправить плечи и глубоко вдохнуть в себя воздух. Что я и делаю. В руке, которую держит Фиакр, рождается тепло, постепенно переходящее во что-то пугающе горячее, невыносимо обжигающее.

Поворачиваю голову к Решающему. Он пытливо смотрит на меня, не отпуская руку. Неужели испытание в том, чтобы выдержать боль ожога? Но боли никакой нет. Есть ощущение эйфории и счастья, полного, глубокого, долгожданного. Глаза Фиакра чернеют до глубины космоса.

– Сними вуалетку! – просит Фиакр. – Ты прошла испытание рассветом. Таких, как ты, из сотни бывает не более десятка. А из семей, не обладающих родовой магией, не более одной-двух. Я был уверен, что пройдешь!

– Опять на «ты»? – упрекаю я и возражаю. – Хранитель Бошар уверил меня, что на свидании вне очереди я могу этого не делать.

– С тобой… с вами трудно! – сердится Решающий. – Всё равно сейчас ничего нельзя изменить! Вы прошли испытание – значит, надо проходить следующее. Вы не можете отказаться!

Эх! Если бы я знала, что это испытание ожогом без ожога, можно было бы сыграть безразличие и отсутствие ощущений. Теперь ничего не исправить!

– Теперь я могу быть доставлена домой? – холодно и высокомерно спрашиваю я. – Я хочу спать!

Дома я оказываюсь примерно через час. В моей спальне меня ждет Нинон, которую распирает от любопытства, но она сдерживается и ничего не спрашивает, а только помогает мне раздеться. Я же молчу и раздуваю в себе обиду на Фиакра. Получается легко.

Как только из моей комнаты, совершив глубокий поклон и пожелав мне спокойной ночи, уходит любопытная Нинон, со стороны кровати раздается кряхтение Франца.

– Пострадал из-за тебя! – ворчит он.

– И как же? – ехидничаю я. – Героически спал на моей постели?

Франц сидит на кровати и держится за грудь. В седых длинных волосах застряло несколько пестрых перьев.

– Я чуть не погиб, пытаясь помочь тебе! – возмущается он, ругаясь и вытаскивая из волос птичье перо.

Я пораженно спрашиваю:

– Ты? Это был ты?

Глава 11. Великая Книга Имен

Никогда не давай имени живому существу,

которое ты не собираешься держать у себя

или которое ты собираешься съесть.

Дебора Боэм

– А кто еще мог бы подобраться к самому Решающему так близко?! – хвастливо спрашивает Франц. – Никакая сущность не подобралась бы!

– Он назвал тебя сущностью Тьмы, – подозрительно говорю я. – Не Магмы!

– Ого! – фыркает фамильяр. – Сколь ты просвещена! Владеешь классификацией? Решающий рассказал?

– Естественно, а должен был рассказать ты! – возмущаюсь я. – Информация для попаданки – самое главное! А ты меня ее лишаешь! Это для меня очень опасно, так же, как и для тебя, если ты собрался возвращаться со мной!

Франц трет переносицу и с огромным сожалением смотрит на свои потрепанные туфли, потом раздраженно бросается в словесную баталию:

– Ты думаешь, что перевоплощаться в низшую сущность Тьмы легко?! Я эту пеструю тварь выбрал из-за красоты перьев и из-за высокой сложности перевоплощения! Мало кто из фамильяров Магмы на это способен! Я и еще парочка! А возможно, и нет никакой парочки, только я! Сама же просила помощи!

– Я просила помощи в присутствии рядом в виде чего-то неодушевленного! – сердито напоминаю я Францу. – Чтобы ты слышал все наши разговоры! Чтобы помог в них разобраться!

– Если бы я был брошкой на твое груди, мое присутствие было бы обнаружено мгновенно! – ворчит Франц. – Ты до сих пор не поняла силы Решающего? По сравнению с ним Император и Короли – дети малые, как говорят на твоей родине.

– И что мне делать с его гигантской силой? – устало спрашиваю я, садясь рядом и вытаскивая лилово-сиреневое перышко из его седых волос. – Какая красивая была птица! А как она называется?

– Фиакриния, – смягчившись, отвечает фамильяр и, опережая мой следующий вопрос, хихикая, говорит. – Да. В честь твоего Решающего. Ну, одного из его светских имен!

– Ягода фиакрина, птица фиакриния… – удивляюсь я. – Просто культ какой-то. Только странный очень. Никому нельзя знать его настоящее имя, и только круг приближенных и посвященных знает парочку светских. В чем выгода?

– Фиакром звали Первого Решающего Империи, – охая и потирая колени, объясняет Франц. – Есть традиция, по которой последующие Решающие берут это имя как одно из светских, если есть опасность, что Решающий для Империи Последний.

– Значит, это не тайна! – с испугом восклицаю я, похолодев. – Это все знают?

– Конечно! – избавляясь от изумрудно-голубого перышка, говорит Франц. – То, что этот Решающий, скорее всего, Последний, знает каждый житель Империи.

– Последний-Распоследний? – не верю я, надеясь на чудо.

– Не знаю, что такое «распоследний», – не понимает моего испуга фамильяр, – если это самый-самый Последний, то да. Распоследний.

– Черт возьми! Он меня и до этого подозревал… Теперь он просто уверен, что со мной что-то не так. Как просто и легко подловил меня: сделал вид, что и это имя я знать не могу – и с моей помощью убедился, что реально не знаю… – в панике вываливаю я на единственного чело… кто он там, с кем могу говорить честно и открыто.

Франц цепко смотрит на меня круглыми черными глазами, так резко контрастирующими с его бледной кожей и насыщенно седыми длинными волосами.

– Ты похож на миниатюрного Хоттабыча, – говорю я.

– Это почетно? – с опаской спрашивает он. – Или это какой-то изгой?

– Это очень почетно! – заверяю я. – Я тебе потом расскажу подробно. Даже увлекательно! Это такой своеобразный фамильяр из детской литературы. Джин.

– Это звание? – уточняет Франц.

– Можно и так сказать, – киваю, смеясь, я. – Джин, волшебник, маг.

– Джин Франц… – задумчиво проговаривает мой тщеславный фамильяр. – Звучит красиво!

– Вот переберемся в наш мир – сразу получишь это звание! – безбожно обманываю я Франца.

– А у тебя есть такая возможность в твоем мире? – сомневается он.

– А то! – гордо вру я.

Соблазненный идеей карьерного роста в моем мире, Франц заметно веселеет и перестает ворчать.

– Так что тебя так взволновало? – переспрашивает он милостиво. – То, что он Фиакр?

– Нет! Как ты не понимаешь? – волнуюсь я. – Оказалось, что вся Империя знает, что он Фиакр! И я, по логике, как Обещанная, выращенная опекуном и институтом в лучших марксистско-ленинских традициях, должна, просто обязана это знать!

– И что? – по-прежнему не понимает меня Франц. – Ты же и показала, что знаешь! И про традиции я ничего не понял. Какие традиции?

– Про традиции – шутка! – отмахиваюсь я. – Он сделал вид, что рассердился, когда я спросила, не в его ли честь названа вкусная ягода. Рассердился на Ирен, которую считает сплетницей. Или делает вид, что считает. Это значит, что он проверял меня. Устроил ловушку – и я в нее попала! Он теперь точно уверен в том, что со мной много что не так! Он притворяется, понимая, что я не понимаю!

– Понимая, что не понимаешь? – встревоженно спрашивает Франц, наконец, осознав серьезность положения. – Ловушка, говоришь…

– Что теперь делать? – я чувствую приближение истерики. – Вспомнила! Он намекал на Священный суд! На то, что меня надо прятать от Бернарда! Расспрашивал о моей семье, о родителях, о том, что я могу помнить!

Франц задумчиво прищуривается:

– Так… Опасненько… Опасненько… Тут два варианта. Либо быть тебе в ближайшее время с ним у алтаря. Теоретически обмануть Решающего можно. Но вот алтарь – никогда! У алтаря выяснится, что ты Предназначенная, а не просто Обещанная. И…

– И Бернард меня развеет! – перебиваю я неторопливого Франца.

– Не скажи! – сомневается фамильяр. – Это надо пойти против Решающего, а значит, Императора и Королей! Уничтожить единственное средство для спасения Империи? Вряд ли!

– Расскажи мне про Культ Непрощенных! – грозно требую я. – У меня пробелы в истории этого мира! С ними мне, а значит, и тебе не вернуться домой. Ко мне домой!

– Да, пожалуйста! Слушай! – не спорит Франц. – История коротка, трагична и поучительна. Магия Тьмы мошенничает: посылает своих перебежчиков, которым удается занять места в ключевых министерствах, службах. Были попытки повенчать Решающего у алтаря с подложными невестами.

– Фиакра? – поражаюсь я.

– Нет! Парочку предыдущих! – машет на меня рукой Франц. – Этому еще не подсовывали. Бдят! Так вот… Для этого и созданы служба Тайной Канцелярии, отряды королевских и имперских ищеек. Перебежчиков удается выявить. Но не всех и не всегда. Народ Империи это тоже беспокоит. Никому не хочется расстаться с жизнью, потерять свою сущность в войне с Тьмой. Это понятно?

– Понятно, – киваю с видом прилежной ученицы.

– Поэтому народ тоже действует! – продолжает Франц. – Во времена предыдущего Решающего, того самого, который чуть не обвенчался с Колдуньей, после серии покушений на Императора и Королей, после нескольких фальшивых невест у Алтаря появилось общество борцов за чистоту рядов защитников Магмы от Тьмы.

– Какая прелесть! – с горьким сарказмом встреваю я в его рассказ. – Миры разные, а способы самоуничтожения и уничтожения себе подобных одинаковые.

– Тогда и появился Культ Защитников Магмы, – всё больше погружаясь в собственный рассказ, вещает Франц. – Но из-за фанатичной преданности Магме и отсутствия здравого смысла под подозрение стали попадать и ни в чем не повинные граждане Империи. А склонность к дешевым эффектам и кровавым ритуальным играм напугала не только магическую знать, но и всех здравомыслящих.

– Как будто учебник истории читаю, – комментирую я рассказ фамильяра. – И это много раз было!

– Последней каплей терпения Императора и их Величеств стала история с невестой Императора, – усиливая мой интерес к повествованию, продолжает Франц. – Защитники Магмы украли невесту Императора и пытались провести над ней ритуал познания сущности. Твой Решающий спас ее от кровопускания, но она не простила Императора и Империю – исчезла. Бернард утверждает, что ее забрала Тьма, поскольку Тьмой она и была послана. Защитников Магмы назвали служителями Тьмы и объявили вне закона, и теперь их можно называть только Культом Непрощенных. За участие в этой организации виновным положена смертная казнь.

– Невеста нынешнего Императора была Sorcière? – спрашиваю я, пораженная рассказом.

– Нет. Доказательств, фактов нет. Но она была любима Императором. После ее потери он отказывается выбирать себе Императрицу, – вздыхает фамильяр. – Это ошибочный шаг, по мнению Культа Непрощенных.

– Почему же? – любопытство одолевает меня.

– Потому что Императора когда-то выбрал Алтарь. Из четырех Королей он указал именно на Раймунда, – говорит Франц. – Причем этот выбор совпал с выбором самого отца Их Величеств. Значит, именно его потомок должен стать новым Императором лет этак через триста-четыреста. Но всё идет к тому, что Империю возглавит кто-то из потомков Королей.

– Еще вопрос, – задумчиво прошу я. – Если для Решающего нужна Sorcière, то почему Бернард считает Колдуний порождением Тьмы? Почему преследует? И почему ему это разрешается?

– Бернард представил их Величествам какое-то неопровержимое доказательство. Это королевская тайна. Я ее не знаю, – разводит руками Франц, на моих глазах трансформируясь в кота Жюлиана и прыгая мне на колени.

– Ох! – выкрикиваю я, приняв немаленькую тяжесть. – Чем же тебя кормят?

– Мне бы так есть, как кормят этого дармоеда! – в моей комнате появляется Нинон и начинает тараторить, не сбиваясь ни с мысли, ни с дыхания. – Вы не открывали дверь, моя госпожа. Я позволила себе войти после третьего стука. Месье Бошар ждет вас в своем кабинете. Это срочно! А Жюля только сегодня утром потчевали отборными сливками, яйцами горной перепелки, свежевыловленным фиакрусом. Любит его господин. Кухарка и рада стараться! Только не понимаю, как он, такой неповоротливый, к вам успевает добежать. Я же его только что на кухне видела!

– Фиакрусом? – вылавливаю я из потока ее речи слово, за которое цепляется мой слух.

– Вы тоже любите эту рыбу?! – восхищенно спрашивает служанка, моргая голубыми глазами. – Вот и я говорю! На ленивую животину такую рыбу переводить! Жюля ни мышей не ловит, ни птиц не гоняет, ни магией не владеет. Готовы переодеваться?

Бесцеремонно спихиваю лже-кота на кровать и иду за Нинон в гардеробную. Кот недовольно мяукает и разваливается на моей постели, начав играть с вытащенными из волос Франца перьями. Играет лениво, словно делает нам, людям, одолжение.

Одетая в легкое домашнее платье нежно-зеленого цвета, я, сопровождаемая Нинон, отправляюсь в кабинет Хранителя. Андрэ Бошар ждет меня, в волнении расхаживая по своему большому и светлому кабинету, размером с читальный зал государственной библиотеки.

– Моя дорогая Лунет! – восклицает он, кивнув в ответ на мой глубокий почтительный поклон и поцеловав мои руки. – Надеюсь, свидание с Решающим прошло без происшествий и вольностей.