Текст книги "Краткосрочный курс для попаданок. Гарантия. Дорого (СИ)"
Автор книги: Жанна Володина
Жанры:
Любовное фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц)
Глава 9. Свидание вне очереди
Свиданье… первое… Мартини, кофе, свечи,
Моя рука лежит в его руке,
Глаза, щека, нос, губы, шея, плечи…
Мне кажется, нескучным будет вечер,
Ах, как некстати стрелка на чулке…
© Zoe 226
– Вы не можете теперь поставить госпожу Лунет первой в уже утвержденном списке! – насмешливо обращается к Фиакру Бошар. – Это нанесет смертельную обиду той, которую вы поставили под номером один. По вашему же своду правил.
– А я и не ставил госпожу Лунет первой, – не менее насмешливо парирует Фиакр. – Я поставил ее перед первым свиданием. Первое завтра, а свидание с ней – сегодня.
– Вы не можете нарушать свои же правила! – совершенно не сердясь, а казалось, откровенно забавляясь, отвечает Хранитель и насмешливо-строго напоминает. – Их Величества этого не потерпят!
– Уже потерпели, – ответно усмехается Решающий. – Они в курсе и одобрили мои действия.
– Хорошо, – погасив улыбку, кивает Бошар. – Их Величества одобрили, а двор? А семьи других Обещанных? У них вы тоже попросили разрешения?
– Моой доороогоой Боошаар! – тоже серьезно, без тени улыбки, говорит Фиакр, нарочно растягивая слова. – Вы прекрасно знаете, что никому, кроме их Величеств, я не подчиняюсь.
– А я и не говорю о подчинении, – молитвенно пародийно складывая руки, иронизирует Хранитель. – Я говорю о настроениях, волнениях, сплетнях и пересудах.
– Они меня не интересуют! – довольно грубо отрезает Фиакр.
– Зато они интересуют меня! – с достоинством встав, твердо говорит Бошар. – И я не позволю вашей прихоти разрушить будущее моей воспитанницы! Уверен, их Величества внемлют моей просьбе и настойчиво попросят вас всё свое внимание перевести на более подходящие кандидатуры. Своими провокационными действиями вы отпугнете самых важных претендентов на ее руку!
Так! Опять какие-то претенденты! Сколько их там было? По-моему, десять. Это что за новости? Ни Хранитель, ни Франц ни слова не сказали мне об этих претендентах!
– Я могу оказать вам, любимый Хранитель, помощь в рассмотрении кандидатур! – неожиданно встревает в разговор Ирен, до сих пор висящая на локте Решающего. – Я знаю подноготную каждого представителя двора в нашей Империи!
– Не сомневаюсь! – впервые обращается непосредственно к Ирен Фиакр. – Ваша помощь, мадемуазель, будет…
– Неоценимой? – с придыханием подсказывает Ирен.
– Почему же неоценимой? – смотрит на Ирен Решающий. – Всему есть своя цена. Всему. И вашей помощи тоже.
Ирен гордо выпрямляется и отходит в сторону, стараясь показать, что слова Фиакра не содержат оскорбительного смысла и не задели ее.
– Снимайте вуалетку, госпожа Лунет! – протягивая мне руку, говорит Решающий.
– Зачем же снимать? – к моему креслу подходит Хранитель и встает сбоку, положив мне руку на плечо, как это делали на старинных постановочных фотографиях в моем мире. – Вуалетку снимают сто выбранных вами девушек по порядку, определенному списком. И делают это на свидании. Свидание с Лунет сегодня – вне списка. Хотите снять с нее вуалетку – приходите к ней последней. Это если вы не будете столь любезны и щедры, как говорят о вас в народе, и не вычеркните ее из списка по моей нижайшей просьбе, выраженной в официально посланном письме, то она снимет вуалетку по разрешению их Величеств, но не по вашему внезапному капризу!
– Капризу?! – Фиакр напрягается всем телом, сжимая кулаки.
Вот интересно… Их дворянство вызывает друг друга на дуэль или просто бьет морды в отсутствии свидетелей? Словно услышав мой вопрос, Бошар продолжает издеваться над Фиакром, говоря:
– Ваше Превосходительство лишен удовольствия вызвать меня на дуэль, поэтому слегка огорчен?
– Вы не можете не отпустить Лунет со мной даже вне списка. Вы это знаете, – твердо и зло отвечает Фиакр.
– Отчего же? – сочится сарказмом Хранитель. – Что-то я не помню такого пункта в своде ваших же правил! А я знаю его наизусть!
– Свод моих правил ни при чем! – на лице Решающего такое удовольствие и облегчение, как будто он забыл о чем-то важном, а сейчас вовремя вспомнил. – Я воспользуюсь правом «vite».
Кошу глаза на Андрэ. Сказать, что Хранитель потрясен – ничего не сказать! Лицо Бошара вытягивается в сильнейшем потрясении.
– Ах! – в углу комнаты удивленное восклицание Ирен.
Теперь будем надеяться, что это самое право «vite» что-то приличное и нестрашное. В моем багаже знаний только право «вето» в ООН и право «первой ночи» в средневековые времена.
– Зачем?! – в голосе Бошара ни насмешки, ни сарказма, ни досады – только чистое, искреннее удивление. – Вы используете свое единоличное право не исполнять волю их Величеств на то, чтобы пойти на свидание с Лунет? Право, которое может быть использовано всего один раз?
– Именно, – уже спокойно и даже как-то равнодушно реагирует Решающий.
– Простите, но это выше моего понимания, – растерянно пожимает плечами Бошар. – Вы могли поставить Лунет первой в списке, не прибегая к праву «vite»…
– Не понимаете? – красивые брови Фиакра приподнимаются. – Теряете хватку, господин Хранитель! А ваша должность не позволяет вам расслабляться! На нее есть ушлые претенденты.
– Вы имеете в виду Лефевра? – тут же делает стойку Бошар. – Вы заняли его сторону?
– Не имею права, – скромно пожимает плечами Фиакр. – Просто мысли, навеянные наблюдением…
– Если вам угодно тратить время на экстренную беседу с их Величествами и возбуждать небывалый интерес двора к себе и Лунет… – Хранитель недоуменно смотрит на Решающего.
– Ко мне и моим делам всегда небывалый интерес, – насмешливо скромно отвечает Фиакр Бошару и обращается ко мне. – Госпожа Лунет, прошу вас приготовиться к прогулке. Вы справитесь за час?
– Два! – быстро, не задумываясь, говорю я. – Два часа.
– Вот видите, господин Бошар, – констатирует Фиакр. – Госпожа Лунет согласна.
– Дорогая… – шепчет Бошар, сжимая мое плечо и наклоняясь. – Не бойтесь! Вы не обязаны его слушаться. Вы можете быть против!
– Не совсем так. Даже совсем не так. Зачем вы лукавите, Бошар? – в голосе Решающего я слышу и кожей чувствую полное удовлетворение ситуацией. – Она не может быть против. Она Обещанная. Ваше письмо, несмотря на официальный тон и дерзкий посыл, не документ. Так мне обращаться к их Величеством за правом «vite»?
– Вы готовы к свиданию с Решающим, Лунет? – с беспокойством спрашивает меня Хранитель.
Я киваю. Чем быстрее в этом мире будут развиваться события, тем быстрее я найду способ вернуться домой. И потом… Что значит, поставил меня на последнее место? Как целоваться в дворцовом парке – так на первое, а как жениться…
– Зачем вам два часа, Лунет? – вдруг спрашивает меня Фиакр. – Что будете делать? Вы всё равно останетесь в вуалетке, к моему глубокому сожалению…
– Перышки буду чистить… – бормочу я, но окружающие меня не понимают. – Это никого не касается. Либо через два часа, либо не пойду!
Я встаю и двигаюсь в сторону двери, величественно кивнув Ирен и присев в глубоком поклоне в сторону Фиакра, странно на меня глядящего. Бошар отправляется меня сопровождать. Мы молча идем в мою комнату и останавливаемся перед дверью, которую открывает Нинон.
– Милая Лунет! – Бошар стискивает мою руку. – Я в таком долгу перед вами и вашим погибшим опекуном… Но вы можете не волноваться! Выходки Решающего обусловлены, скорее всего, тем, что он тоже волнуется.
– Фиа… Решающий волнуется? – поражаюсь я сказанному. – Почему?
– Его судьба, как Решающего, зависит от того, с кем он сочетается браком, – говорит Бошар. – Он не может совершить ошибку. В его руках судьба Империи. Одно Королевство мы уже потеряли.
– А что будет, если он ошибется? – замираю я.
– Тьма захватит оставшиеся Королевства, и Империя погибнет, – лицо Бошара мрачнеет, и он даже трясет головой, чтобы прогнать дурные мысли. – Но! Моя дорогая! Вы же Sorcière! Ваш брак спасет Империю! Сила Решающего станет бесконечной, неиссякаемой. Мы будем непобедимы!
– Мне не показалось, что вы симпатизируете Решающему, – говорю я осторожно, внимательно наблюдая за эмоциями Бошара.
– Я ему и не симпатизирую, – твердо отвечает Хранитель. – Но другого Решающего у Империи нет.
– У вас старые счеты? – понимающе спрашиваю я.
– Можно сказать и так, – соглашается Бошар. – Но это не отменяет моего и его долга перед Империей и их Величествами.
– Простите, но что стало причиной… ваших разногласий? – робко интересуюсь я.
– Когда-нибудь, когда у нас с вами будет больше времени, я обязательно расскажу вам эту занимательную и даже поучительную историю, – грустно улыбается Хранитель. – А пока готовьтесь к свиданию. Вы действительно не можете ему отказать. Это с одной стороны. А если вы откажетесь, он прибегнет к праву «vite» и все равно заберет вас на встречу вне списка… Если бы он знал, что вы Sorcière… А!
Восклицание Хранителя, вдруг больно схватившего меня за руку, пугает меня.
– Я понял! – в голубых глазах Бошара сверкают смешинки. – Я понял, на что намекал Решающий! Всё так просто!
– Вы о чем говорите? – искренне не понимаю я.
– Вот ведь хитрец! – в голосе Бошара настоящее восхищение. – Как я раньше не догадался! Он именно поэтому и поставил вас на последнее сотое место!
– И почему же? – я изо всех сил силюсь понять Хранителя.
– Если бы он поставил вас на первое место, то свидание состоялось бы только завтра! – Бошар спокойно, деловито, серьезно потирает руки, как муха, сидящая на краю тарелки и не боящаяся того, что ее прихлопнут. – А теперь шантажом и угрозами он получил свиданием с вами вне очереди. То есть сегодня! Решающий просто не ожидал, что я напишу это письмо! Я никогда этого не делал. Он просто хотел прийти и пригласить вас вне очереди, а письмо разозлило его!
Я смотрю на Бошара и вижу человека, испытывающего искреннюю радость.
– Он уже выбрал вас! Выбрал, не зная, что вы Sorcière! И не может терпеть до завтрашнего дня! Это грандиозно! Я начинаю понимать, чего хотят их Величества!
– И чего же? – настораживаюсь я, не ожидая в ответ ничего хорошего.
– Искренности! Честности! Любви! Страсти! – каждое слово Бошар выкрикивает как революционный или предвыборный лозунг.
– Ст-страсти? – заикаясь, переспрашиваю я, и Хранитель спохватывается.
– Простите меня, Лунет! Старый болван! – сокрушается сорокапятилетний Бошар. – Я забылся, что совершенно непростительно.
– В чем заключается свидание вне очереди? – меняю я тему разговора.
– В том же, что и свидание по очереди, – успокаивающе говорит Бошар. – Беседа, ответы на вопросы. В общем, более близкое знакомство. Но вы будете в вуалетке. Ваш твердый характер, несмотря на юный возраст, поможет вам сориентироваться в ситуации. Я знаю вас всего несколько дней, но абсолютно уверен в том, что вы еще больше очаруете нашего Решающего и без того очарованного.
– Очарованного? – с сомнением спрашиваю я. – Вот уж не думаю… Скорее, разозленного тем, что всё идет не так, как он себе представлял.
– И это совершенно очаровательно! – смеется Хранитель. – Никогда! Слышите, ни-ког-да наш Решающий не проявлял сильных эмоций по отношению к своим невестам! Даже милая Селестина, которая по всем признакам и в соответствии со всеми правилами должна была стать Nomme… До сих пор никто не понимает, почему алтарь не дал свершиться венчанию. Только мы с вами и их Величествами теперь понимаем, почему так случилось. Алтарь знал о вашем существовании!
– Да уж… – растерянно отвечаю я на слова Бошара, больше никакие слова не идут на ум.
– Не торопитесь идти ему навстречу! – усмехаясь, говорит Хранитель. – Такое удовольствие смотреть на нервничающего Решающего! Редкое зрелище! Вряд ли у такого зрелища были хоть когда-нибудь свидетели! А теперь и мы с вами, и Ирен. Есть от чего взбеситься!
Хранитель, довольный и успокоенный, уходит. Я прошу Нинон прийти через полчаса.
Средь шумного бала, случайно, В тревоге мирской суеты, Тебя я увидел, но тайна Твои покрывала черты.
Франц не появляется. Кому нужен фамильяр, которого не дождешься?
Средь шумного бала, случайно, В тревоге мирской суеты, Тебя я увидел, но тайна Твои покрывала черты.
Меня, может, сейчас обижают… бьют… убивают… развеивают…
Средь шумного бала, случайно, В тревоге мирской суеты, Тебя я увидел, но тайна Твои покрывала черты.
– Ты забыла текст? – знакомая едкая интонация, принадлежащая голосу противного старичка, радует меня несказанно.
– Сколько можно тебя призывать?! – возмущаюсь я. – Что ты за фамильяр такой? Ты рядом должен быть всегда! Где тебя носит?
– Почему носит? – Франц с наслаждением рассматривает свои новые черные лакированные туфли. – Я сам передвигаюсь. И физически, и ментально. Просто хотел все куплеты послушать.
– Об этом я догадалась, – злюсь я.
– Ага! Значит, ты поэтому один и тот же куплет пела? – возмущенно и восхищенно одновременно говорит Франц. – Чтобы меня наказать?
– Чтобы тебя быстрее увидеть! – фыркаю я. – У меня тут такие события!
– Да знаю я про все твои события! – небрежно откликается фамильяр. – Вовсе не секрет! Влюбилась в Решающего и хочешь его заполучить?
– Что за бред?! – меня берет оторопь. – Я домой хочу! Зачем мне твой Решающий?
– Ну, положим, Решающий не мой, а Имперский, – зевает Франц, не отрывая взгляда от туфель, а скорее, от своего отражения на лакированной поверхности. – А скоро будет твой. Если всё пойдет так, как придумали их Величества.
– Ты ку-ку? – удивляюсь я.
– Ку-ку? – переспрашивает фамильяр. – Это вопрос такой или обзывательство?
– Обзывательство вопросом! – по-настоящему сержусь я. – В моем мире так говорят: Кукушка поехала! Ку-ку!
Для выразительности я эмоционально кручу пальцем у виска. Франц радостно смотрит на меня своими маленькими черными глазками.
– А кто это – кукушка? И куда она поехала?
Проклятые фразеологизмы! Даже от ругани не получаю удовольствия!
– Первое, что тебе подарю, когда мы вернемся в мой мир, – вкрадчиво начинаю говорить я, тут же получив всё внимание Франца, – это будут часы с кукушкой. Механические такие. С птичкой кукушкой. Она выезжает из маленького домика в определенное время и кукует, то есть произносит «Ку-ку!»
Ошалевший от счастья Франц завороженно смотрит на меня, не отрывая взгляда от моих губ, вытянутых в трубочку.
– Птичка поет «ку-ку»? Живая?
– О господи! – взываю я к своему богу, так не вовремя меня оставившему. – Она механическая! Игрушка! Живет в домике и в определенное время высовывается из него наружу. Когда такие часы ломаются – кукушка не выезжает из домика. Когда у человека проблемы с психикой, в моем мире говорят «Кукушка съехала или поехала».
– Правда, подаришь? – голубоглазая Аленка умильно смотрит на меня умоляющим взглядом.
– Зуб даю! – клянусь я, привычным для моего мира жестом делая вид, что отдаю ему свой зуб путем насильственного выдирания.
– Зачем мне твой зуб?! – восклицает Аленка скрипучим голосом Франца.
– О! – я поднимаю вверх указательный палец. – Это интересная история! Это выражение из тюремного жаргона. В тюрьме человек не имеет ничего ценного, поэтому при спорах и обещаниях говорит «зуб даю». В качестве «залога» за правду своих слов он ставит часть своего собственного тела, что воспринимается как принесение в жертву самого дорогого.
– Зачем кому-то чужой выбитый зуб? – по-прежнему не понимает фамильяр.
– Если говорящий не выполняет обещание, то ему специально выбивают зубы, что причиняет массу неудобств, – смеюсь я.
– Да? – нерешительно спрашивает Франц, вернув себе привычный облик. – А я думал, что речь о золотых зубах.
– Да? – приятно удивляюсь я. – В вашем мире люди тоже гибнут за этот металл?
– Гибнут за металл? – фыркает Франц. – В нашем мире гибнут за многое! А в вашем?
– Ну… Раньше, в старые времена, речь иногда шла о залоге золотых коронок, так как других ценностей у осужденных нет, – рассказываю я и вспоминаю. – Фразы «Даю руку на отсечение» или «даю голову на отрез» – тоже осмысляются как жертва… Короче! Вернемся в мой мир – часы с кукушкой с меня! Зуб даю!
– Чудесненько! – потирает руки Франц. – Надеюсь, ты держишь данное в клятве слово?
– До сих пор держала, – киваю я с достоинством.
– Ладно… – соглашается Франц. – И что у тебя за проблема?
– У нас! – зловеще поправляю я. – Решающий забирает меня на какое-то внеочередное свидание. Сейчас. Уже через полтора часа.
– А что? На очередное свидание не взял? – мерзко хихикает Франц.
– На очередное взял! – улыбаюсь я. – Но поставил меня в очередь первее первой кандидатки.
– Ужасненько! – бормочет Франц. – Одно дело – сбегать отсюда в твой мир, другое – убегать от Решающего… Это… Это…
– Это? – подбадриваю я.
– Это решительно невозможно! – почти кричит он.
– Почему? – настаиваю я, тут же огорчившись.
– Потому что это невозможно, – хмуро и твердо говорит Франц. – В этом мире нет никого сильнее Решающего.
– А как он может нам помешать? – не понимаю я. – Мы находим способ вернуть меня, я беру тебя с собой. Что проще? Или Решающий способен пойти за нами в мой мир?
– Я не знаю! Я не могу сделать это немедленно! – жалуется Франц. – Я в поисках способа. Долгие годы! Продвинулся далеко, но не настолько, чтобы исчезнуть сейчас. Кроме того, его заинтересованность тобой нам очень мешает.
– И что же делать? – расстраиваюсь я.
– Надо переключить его внимание на кого-то другого, – советует Франц.
– На кого? – дурею я. – Я тут никого не знаю.
– Так уж и никого? – прищуривается фамильяр.
– Ну… Ирен, Селестина, Флор, Сюзет, – вспоминаю я пассий Решающего.
– Вот! – смеется Франц. – Пол-Империи!
– Он тот еще ходок! – объясняю я.
– Ходок? – интересуется Франц. – Какой у вас интересный языковой подход! Просто не язык, а ящик с двойным дном!
– Ларчик… – рассеянно поправляю я.
– Решающий тебя узнал? – Франц вдруг становится серьезным.
– Нет, – уверена я. – Как гостью из… прорывов… не узнал.
– Это радует, – невесело констатирует фамильяр.
– Ты хоть что-то можешь сделать? – возмущаюсь я. – На свидание со мной сходить?
– В качестве кого? – удивляется Франц и хамит. – Дуэньи?
– Собачкой! Кошечкой! Попугайчиком! – кричу я.
– Попугайчиком?! – сердится он. – Я тебе не низший, чтобы попугайчиком!
– У вас есть попугаи? – устало спрашиваю я, садясь в кресло возле зеркала.
– Попугаи есть везде! – нравоучительно парирует он. – Совершенно бесполезная птица! Наглая и тупая!
– Вот уж нет! – возражаю я. – Одна из самых умных! Давай хотя бы волнистым! Зелененьким! Мне будет спокойнее.
– Да не обмануть нам Решающего! – убеждает меня Франц и медленно, четко, как слабоумной, объясняет. – Он чувствует все сущности всех миров. По крайней мере, так доказывает тысячелетний опыт. Он свернет попугайчику голову еще до того, как я успею поменять образ.
– Ты чего боишься? – недоумеваю я и делюсь информацией. – Ты же сущность! Сущность, связанная со мной! И не можешь погибнуть, пока я жива.
– Вот именно… – теперь прячет глаза говорящий кот Жюлиан.
– Он на мне жениться хочет… в крайнем случае, – испуганно оправдываюсь я. – А не убивать!
– Не факт! – зевает Жюлиан. – Согласно уложению Верховного Жреца Бернарда, не появлявшиеся в Империи более пятисот лет Колдуньи подлежат уничтожению.
– Что-ик?! – нервно спрашиваю я, икая от страха.
– По Империи сотни лет ходят слухи, что Колдуньи всё-таки рождаются время от времени, но Люди Бернарда их находят… и упс! – круглые желтые кошачьи глаза лениво моргают.
– Ик? – в ответ моргаю я.
– Как представителей тайного культа Непрощенных. Неофициальная версия состоит в том, что Sorcière – члены этого культа. Но их Величества запрещают так считать. Официальная версия: Колдуньи не рождаются пятьсот лет, брак Sorcière и первого Décisif Империи спасет этот мир, уже более тысячелетия находящийся в опасности.
– Ик! – выражаю облегчение.
– Проблема в том, что господин Бернард не верит в существование Destine, – улыбается Жюлиан.
Льюис Кэрролл всё-таки не был наркоманом или шизофреником! Они, коты, умеют улыбаться!
– Я совершенно запуталась! – дергаюсь я и даже трясу головой, как собака, вышедшая из воды. – Эти ваши Destine, Sorcière, Nomme, Promis… на одного Décisif. Блин! Зачем вам французский? И почему именно французский?
– Блин? – фамильяр ловит не те слова, которые волнуют меня. – Зачем ты поминаешь печеное тесто? Это колдовское слово?
– Это колдовское слово! – зловеще подтверждаю я. – Только слабенькое! Я сейчас сильные начну произносить. Бл…
Проглотив грязное ругательство, которое я нечасто в своей жизни произносила, а точнее всего дважды, я краснею.
Франц понимает всё по-своему:
– К тебе приходит сознание Sorcière? Ты же говорила, что совершенно ничего не знаешь об этом!
– Никакое сознание ко мне не приходит! И никакая я не Sorcière! В моем мире, конечно, тоже немного зеленоглазых. Гораздо меньше, чем кареглазых, сероглазых и голубоглазых. Меньше, но много! Тысячи, миллионы!
– Миллионы зеленоглазых? – ошарашенно глотает слюну Франц и разочарованно спрашивает. – Твой мир – мир магии?
– Мой мир – самый лучший мир на свете! – фанатично утверждаю я. – Ни колдуний, ни колдунов! Все реально и материально! Из волшебников только шарлатаны и врачи от бога! Всё! Это у вас зеленые глаза на вес золота!
– Дороже! – серьезно поправляет меня Франц. – Я бы на золото не мерил. И даже на алмазы. Хотя твои зеленые глазки для последователей культа Непрощенных – отличная приманка. Они бы их и вынули, и взвесили!
– Бог мой! – ужасаюсь я. – Ты нарочно меня пугаешь!
– Нет! – со мной опять Аленка с честными-пречестными голубыми глазами и успокаивающими интонациями. – Давай еще раз! Promis – Обещанная. У алтаря она должна стать Nomme – Именуемой, той из Обещанных, которую примет алтарь.
Удивление в моих глазах заставляет его воскликнуть:
– Да-да! Алтарь принимает не всех. Вернее, пока никого и не принял.
– И сколько же раз пытался принять? – иронизирую я.
– На моей памяти раз пять, вернее, пять раз, – мило улыбается Аленка. – Не отвлекайся! Ты трудно обучаемая! Но, согласно тысячелетней легенде, есть где-то Destine – Предназначенная, а она должна быть Sorcière. Но Верховный жрец Бернард не верит именно в последнее.
– Понятно! – киваю я. – Теперь давай про список каких-то там кандидатов! Кандидаты куда и почему?
– А ты не догадываешься? – Аленка прикрывает пухлой ладошкой ротик и хихикает. – Твои потенциальные мужья. Свод правил Решающего разрешает, даже рекомендует отвергнутой Обещанной сразу выйти замуж.
– Зачем? – подозрительно спрашиваю я, холодея от дурного предчувствия. – Что он с ними делает на свидании?
Аленка ошарашенно смотрит на меня и голосом старца произносит:
– Ты о невинности? Да никто на нее и не будет покушаться!
– Тогда зачем замуж? – не понимаю я.
– Это считается благодеянием, – сердито объясняет девчонка-фамильяр. – Почти все Обещанные – представители лучших семей Королевства и Империи в целом. Отдав дочь на благо Империи, они вправе рассчитывать на устройство их судеб. И семьи более чем устраивают предложения руки и сердца от лучших дворян Империи. Это очень почетно – быть Обещанной! Это гарантия лучшего воспитания, образования. Образец манер и вкуса!
– Госпожа Лунет! – окликает меня вернувшаяся Нинон. – Позвольте приготовить вас к свиданию!
– Да-да, – киваю я.
– Этот негодник у вас? – увидев на моей кровати Франца в облике Жюлиана, удивляется Нинон. – Как ему это удается? Господин Бошар проверял его. Он не зачарованный кот, а значит, он не может так быстро перемещаться! Может, проверить у жрецов?
Жюлиан с презрением смотрит на болтливую служанку, нервно бьет хвостом по покрывалу, встает на четыре лапы, наматывает насколько кругов на одном месте, потом падает на бок, тянется и зевает, почти захрапев.
– Словно понимает мои слова! – смеется Нинон, потом спохватывается, вспомнив обо мне. – Предлагаю вам, госпожа, надеть желто-золотое платье. Под цвет ваших карих глаз.
Мы встречаемся глазами в зеркале и улыбаемся друг другу понимающе. Ее голубые и мои фальшиво карие.
– Ваша красная вуалетка слишком приметна для окружающих. Хранитель предлагает заменить ее на черную или серебряную. Прислали из королевского дворца, – Нинон протягивает мне белую бархатную коробочку.
Через час, одетая в чудесное золотое платье с блестящими кружевными вставками телесного цвета, с завитыми в крупные локоны волосами и в черной вуалетке, я иду в кабинет Хранителя, сопровождаемая очень верной, но очень болтливой Нинон.
– Господин Решающий – самый красивый мужчина Империи! – шепчет Нинон, семеня рядом. – Вы будете парой тысячелетия! Вы даже с предыдущей Sorcière можете сравниться своей красотой! А она… она…
– Ты ее видела?! – резко останавливаюсь я, и Нинон натыкается на меня.
– Простите! Простите! – Нинон ныряет в глубокий поклон.
– Фигня! Ерунда то есть! – успокаиваю я ее. – Так ты ее видела? Как это возможно? Ты из этих… пятисотлетних долгожителей?
– Что вы! – смеется Нинон, поднимаясь. – Мне двадцать два. И в моей семье доживают максимум до двухсот лет. Я просто видела ее портрет. Четыре года назад, когда сопровождала госпожу Ирен во дворец на первый ее бал.
– Портрет последней Sorcière есть во дворце? – уточняю я. – Просто так висит на стене?
– Да. В портретной галерее рядом с большим дворцовым залом. Но я говорю не про королевский дворец, а про императорский, – охотно болтает Нинон, но замолкает, дойдя со мной до дверей кабинета Бошара, пробормотав. – Я буду молить жрецов, чтобы у вас всё было хорошо!
– Спасибо, – киваю я служанке и захожу в кабинет.
Бодрый, излучающий довольство и прекрасное настроение, Хранитель Бошар сидит в глубоком кресле. В таком же кресле напротив мрачный, желчно усмехающийся Решающий. При моем появлении оба встают.
– Вы прекрасны, впрочем, как и всегда, моя дорогая Лунет! – Хранитель целует мою руку.
– Вы сменили вуалетку? – интересуется Фиакр. – Красный замечательно подходит к золотому.
– К золотому всё подходит, – широко улыбаюсь я, почти оскалившись. – Как и к черному.
Фиакр, одетый во всё черное, слегка удивленно смотрит на меня.
– В ваших словах есть какой-то дополнительный смысл? – спрашивает он.
– Нет. Только основной, – отвечаю я, на всякий случай слегка поклонившись. – Вы же всё понимаете лучше, чем мы сами, Ваше Превосходительство!
«Прогиб засчитан!» – сказала бы моя лучшая подруга Полинка.
– В присутствии Первого Хранителя Империи я даю слово Последнего Решающего, что во время нашего свидания буду относиться к вам с наивысшим почтением, коего вы и заслуживаете, – с пафосом произносит Фиакр.
– Прикольно… – бормочу я еле слышно.
– Больно? – переспрашивает обеспокоенный Бошар. – Вам больно, дорогая? Что случилось?
– Больно… осознавать, что мой дорогой опекун не дожил до этого дня, – придумываю я на ходу, не сообразив, какую рифму можно подобрать к слову «прикольно».
– Да-да! – огорченно восклицает Бошар. – Такая трагедия! Лазутчики Тьмы беспощадны!
– Имперская канцелярия ведет тщательное расследование, – просто и спокойно говорит Фиакр, совершенно не напоминая самого себя пару минут назад. – Если это не лазутчики Тьмы, а преступники Империи, они будут наказаны.
Я с невольным уважение смотрю на Фиакра, который не может видеть мой взгляд. И верю. Сразу. Ох… это становится опасным…
– Приятного вечера! – ласково обращается ко мне Хранитель, потом переводит взгляд на Решающего. – И вам, Ваше Превосходительство, хорошего вечера! Надеюсь, все сомнения и противоречия, которые вас сейчас… беспокоят, перестанут это делать. И помните, ваша обязанность – выступить с официальным заявлением о том, что вы даете моей воспитаннице право на свободный выбор мужа. Если она вам не подойдет в качестве жены Решающего.
Всё это Бошар говорил, несомненно, для меня. То, что он в мое отсутствие не раз сказал это же самое Фиакру, было понятно по плотно сжатым челюстям Решающего и его обманчиво спокойному взгляду.
– Я еще ни разу не забыл ни об одной из своих обязанностей, – небрежно отвечает Фиакр. – Не думаю, что ваша воспитанница станет первым исключением из моих правил.
– Почему же не думаете, Ваше Превосходительство? – удивленно переспрашивает довольный Хранитель, которому перебранка с Решающим нравится всё больше и больше. – Ваше положение в Империи должно подсказывать вам необходимость постоянной умственной активности.
– Вы назвали меня дураком, господин Хранитель? – ласково спрашивает Фиакр.
– Разве? – в притворном ужасе потешается над гостем Бошар. – Как вы могли так подумать?! Ах, простите, я опять про «подумать»!
– Достаточно! – резко заканчивает разговор Решающий и галантно предлагает мне руку. – Прошу вас, госпожа Лунет!
«Ваш мир, правда, магический?» – хочется спросить мне, но я, конечно, не спрашиваю. К карете, похожей на тюремный тарантас из черно-белых фильмов, Фиакр ведет меня молча. Свой вопрос я проглатываю, когда оказываюсь внутри кареты. Это комфортабельная комната, предназначенная для комфортного пребывания в ней самых чувствительных и взыскательных особ. Нежно-голубая обивка стен и потолка, мягкие широкие сиденья, покрытые серебряными шкурами неизвестного мне животного, потрясающий ковер с высоким ворсом терракотового цвета, в котором мои ноги в золотых туфельках тонут по щиколотку.
– Вам удобно? – участливо спрашивает Решающий. – Дорога далекая. Переживаю, что вам, может быть, не нравится моя карета?
– Переживаете? – иронизирую я. – Разве Решающему можно за что-то переживать, кроме судьбы Империи? Я вас представляю истинным… («чекистом» – такое слово приходит на ум) верноподданным с холодной головой, горячими сердцем и чистыми руками.
– Если бы не ваша красота и это великолепное платье, так хитро подчеркивающее вашу не менее великолепную фигуру, то я бы узнал в вас господина Бернарда! – искренне, по-мальчишески смеется Фиакр.
– Верховного Жреца? – удивляюсь я. – И почему же?
– Он, как мой близкий друг и наставник, постоянно напутствует меня холодным-горячим-чистым, – в полумраке кареты сверкают его белые зубы, открытые в широкой улыбке. – Правда, горячими должны быть мои устремления и убеждения, холодными – отношения с миром, чистыми – матримониальные мысли.
– Получается? – усмехаюсь я.
– Есть в вас что-то, тревожащее меня, – вместо ответа на мой вопрос говорит Фиакр, наклонившись в мою сторону с противоположной скамьи. Близко-близко. – То мне кажется, что я вас знаю. То мнится, что только вы мне подходите.
– А если подхожу? – кокетничаю я, так и не выбрав стиль общения с этим взрослым и опасным мужчиной.
– С этой вуалеткой я не могу понять, встречались мы уже или нет, – с досадой продолжает говорить Фиакр. – Сам Император зачаровывал все вуалетки для Обещанных. Мне недоступны ни ваши мысли, ни ваши замыслы.
– Мыслю, но не замышляю, – шучу я. – Не бойтесь, вы со мной в полной безопасности!
– Не бойтесь? Я? – веселится Решающий. – Кто научил вас быть такой дерзкой? Опекун? Хранитель?








