Текст книги "Мой друг, покойник (Новеллы, Роман )"

Автор книги: Жан Рэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)

Сигма с воплем вскочил на ноги, бросился к камину и схватил подсвечник.

Пять огоньков ярко вспыхнули, свет залил зал.

Триггс дурным голосом звал на помощь.

Констебль Ричард Лэммл с предосторожностями переступил белую линию пентаграммы и склонился над трупом.

– Раскроен череп, как у мистера Дува… Боже, какое несчастье, это же наш мэр, мистер Чедберн!

По его щекам текли слезы.

Триггс, застыв, словно статуя, бессмысленно уставился на тело мэра, распростертое в центре магической фигуры.

– Как это случилось, инспектор? Вернее, «что случилось»? – жалобно спросил Лэммл, беспомощно глядя на Триггса.

Тот шумно вздохнул.

– Я предупрежу Скотленд-Ярд, – сказал он. – Найдите человека, который быстрее всех доберется до Лондона.

Письмо повез Билл Блоксон.

Оно было адресовано Хэмфри Баскету в полицейский участок № 2 в Ротерхайте, но Триггс не знал, что его бывшего шефа только-только назначили главным инспектором Скотленд-Ярда, и он возглавил бригаду розыска преступников.

IX. 28 дней мистера Баскета

– У Триггса очень крепкое здоровье, несмотря на возраст. Он едва не умер, мистер Баскет, – сказал доктор Купер. – Но опасность миновала. Лихорадка окончательно спадет до наступления ночи.

– Не верю, чтобы Триггс умер от какой-то лихорадки, – с сомнением произнес инспектор.

– Вы правы, но его чуть не задушили, вернее, чуть не сломали позвоночник, как висельнику. Боже, ну и ручищи у этого таинственного убийцы!

Баскет что-то проворчал. Вот уже три дня он сидел у изголовья Триггса, который в бреду рассказывал странные и ужасные вещи.

В дверь тихо постучали, и старая Снипграсс, просунув в дверной проем голову, прошептала.

– Пришел Билл Блоксон. Он хочет видеть господина полицейского из Лондона.

Билл Блоксон вошел, теребя в руках фуражку.

– Я нашел, сэр… Она утонула в низине, на дороге, ведущей к границам Миддлсекса, где ее застало наводнение. Она умерла несколько дней назад и выглядит не лучшим образом.

– Положите ее в подвал ратуши и снесите туда весь имеющийся лед. Надо сделать нечто вроде ледника, ясно?

Билл удалился, пообещав исполнить распоряжение.

Доктор Купер оказался неплохим пророком, ибо в сумерки Триггс проснулся и слабым голосом заявил, что голоден.

Когда он узнал Хэмфри Баскета, губы его задрожали.

– А из Скотленд-Ярда приехали? – спросил он.

– Я и приехал, – ответил его бывший шеф. – Уже месяц, как я служу в Скотленд-Ярде, Сигма.

Триггс закрыл глаза.

– Боже, я ужасно рад! Я не должен был… Понимаете, шеф?

– Ну ладно, ладно. А теперь, старина Триггс, выпейте чашку бульона, съешьте кусочек курятинки и отдохните.

– Я хочу говорить сейчас.

– О дожде и солнце, Сигма Тау, хотя до хорошей погоды в этом скверном городишке еще далеко. Серьезные дела отложим на завтра.

Но Триггс стал настаивать, и Бас кету пришлось уступить.

– У вас всегда была чудесная память, Триггс; надеюсь, она вас не подведет, поскольку мы в ней очень нуждаемся.

– Я не опущу ни одной детали, ни одной, слышите меня, шеф?

Триггс говорил допоздна, и Баскету пришлось прервать его.

– Отложим на завтра, как в романах с продолжением, – приказал он.

На следующий день Триггс опять говорил до позднего вечера. Он устал, но выглядел успокоенным.

– Я рассказал все, шеф.

– Превосходно, Сигма Тау. Теперь мой черед рассказывать. Когда я сообщил своим начальникам об Ингершаме, мне дали карт-бланш и разрешили провести расследование в одиночку, настаивая, чтобы дело не получило огласки.

– Неужели?.. Разве такое бывает?

– Бывает, мой милый. Позже поймете смысл распоряжения и одобрите принятые меры. А пока лежите спокойно, ешьте, пейте, курите трубку и читайте Диккенса. Это самое лучшее успокоительное. Я получил четыре недели отпуска. На завершение дела мне столько времени не понадобится, но заодно хотелось бы отдохнуть.

Триггс вздохнул. Через час, набив трубку табаком, он с увлечением принялся за «Николаса Никльби».

– Сигма Тау, вы слыхали о Фрейде и психоанализе?

– Никогда, шеф.

– Тогда на эту тему распространяться не будем. Одна из аксиом сей любопытной и высокоученой теории гласит – в основе многих самых отчаянных преступлений лежит страх.

– Вот как? – удивился Триггс. – Чтобы заявить такое, не надо быть великим ученым.

– Быть может… Теперь перенесемся в Ингершам и рассмотрим его невроз.

– Что? Ужасно непонятное слово.

– Этот невроз характерен для всех крохотных провинциальных городишек. Скажу, в Ингершаме он носил особый характер, но не стоит забегать вперед. Чем занимаются жители маленького городка? Едят, пьют, сплетничают, суют нос в дела соседа, ненавидят пришельцев и все, что может нарушить покой, необходимый для правильного пищеварения и приятных пересудов. Причина расстройства, Триггс, заключается в неврозе провинциального городка, а здесь невроз стал синонимом страха. Представьте, в таком маленьком городке селится полицейский.

– Не полицейский, – проворчал Триггс, – а отставной квартальный секретарь.

– В глазах всех добрых людей все же полицейский, а, как известно, слово «ружье» напоминает о «патроне», а слово «полицейский» ассоциируется с преступлением и расследованием. «Зачем он прибыл?» – вот какой вопрос начали себе задавать в Ингершаме. – Баскет встал и уставился на дома, стоявшие по другую сторону площади. – Инспектор Триггс, а вас здесь величают именно так, селится на главной площади. Он разглядывает дома напротив, и обитатели их начинают тревожиться первыми.

– По какой причине? – спросил Триггс.

– Мы дойдем до этого, Сигма Тау, но обращаю внимание, что не стану следовать строгому хронологическому порядку в объяснении тайн, раскрытие которых потрясло Ингершам, ибо некоторые из них по-прежнему скрываются под завесой. Кстати, мне легко их приподнять, но, будучи дилетантом-рассказчиком, оставляю кое-что на закуску. Посмотрите на угловой дом – дом аптекаря Пайкрофта. Аптекарь первым признает вас, пытается заручиться вашим доверием, доверием лондонского полицейского. Приглашает вас на обед, чтобы проникнуть в ваш замысел, считая его опасным.

– Опасным?.. Почему?! – воскликнул Триггс.

– Вечер проходит приятнейшим образом, и Пайкрофт начинает успокаиваться, но в это время Дув приступает к рассказу одной из своих историй. Ох уж эти истории Дува! Какую роль сыграли они в этой провинциальной трагедии и что натворили бы еще, не вмешайся в дело Парка со своими ножницами!

– История детектива Репингтона…

– Который существовал лишь в воображении Дува!

– Быть того не может!.. А я подтвердил, что знал этого великого человека, – смутился Триггс.

– Большой беды в том нет. В свою очередь вы вспомнили об ужасном преступлении доктора Криппена. Пайкрофту этого оказалось достаточно. Он покончил с собой.

– Но почему?

– Сегодня утром я исследовал погреб старой аптеки. Пришлось копать, поднимать плиты… Под ними находились останки миссис Пайкрофт.

Сигма застонал от ужаса.

– Он узнал себя в преступниках – вымышленном полковнике Крафтоне и подлинном докторе Криппене. Пайкрофт счел, что вы оба расставили ему тончайшую ловушку, и сам совершил над собой правосудие. – После продолжительного молчания, Хэмфри Баскет продолжил: – У каждого человека есть тайна, у одних – преступная, у других житейская. Лишь несколько жителей Ингершама без страха приняли лондонского полицейского, который, как считалось, явился разоблачать преступления. Вам ясно, Сигма Тау? Вот в чем причина Великого Страха Ингершама.

– Пелли быстро освобождается от воды, – сказал Баскет.

– И разъяснится еще одна тайна? – лукаво спросил Триггс.

– Если история Фримантла, этого жалкого чудища, не удовлетворила вас, – с таким же лукавством ответил Баскет.

– Ни в коем случае, – униженно промямлил Триггс.

– В сущности, трагическая история Фримантла и его соседа Ревинуса есть история сиамских близнецов. Оба любили Дороти Чемсен… Видимо, дама вела двойную игру. Однако Ревинус – вдовец, а Фримантл женат. Мисс Чемсен прежде всего хотелось иметь мужа. Поэтому она связала свои надежды с булочником-весельчаком. Они окружили свою связь тайной, совершенно необходимой в условиях маленького городка. В отместку Фримантл решил прибегнуть к жалкому маскараду, который вы так успешно пресекли.

– Но воображение у него все-таки было, – запротестовал Триггс, – ведь он выдумал чудовище Пелли, и оно царило в течение многих лет, наводя ужас на всю округу.

– Вы в это верите? А если я вам сообщу, что в ночь, когда вы так ловко орудовали палкой, бедняга Фримантл впервые в жизни изображал Быка?

– Как?

– Связь Ревинуса с Дороти Чемсен началась не вчера. Фримантл, как все робкие, ревнивые люди, особенно провинциалы, выслеживает парочку, изводит себя зрелищем их счастья. Он проводит долгие часы, наблюдая за «Красными буками» и влюбленными, которые обмениваются нежностями на пустоши. Во время ночных бдений он сталкивается с подлинным Быком, который терроризировал обитателей Пелли и кочевников.

– Вот в чем дело… – прошептал Триггс.

– Я отыскал цыган. Они разбили свой табор на границе Миддлсекса, там, где остановились воды разлива. Мне удалось завоевать их доверие. Беднягам приходилось платить ужасную дань чудовищу Пелли, кравшему и убивавшему их детей!

– Боже, они мне ничего не сказали!

– Они боялись Чедберна, – ответил Баскет. – Мэр Ингершама не хотел никакой огласки.

– Ужасно! – воскликнул Триггс.

– Пойдемте, – пригласил его с собой бывший шеф.

Освещая путь фонарем, полицейские спустились по спиральной лестнице, ведущей в подземелье Ингершамской ратуши.

Триггс с трудом сдерживал дрожь; с черных сводов сыпался мелкий ледяной дождь; напуганные светом и людьми, с отвратительным писком разбегались крысы. На стенах дрожали причудливые тени.

Баскет толкнул какую-то дверцу, и из-за нее пахнуло холодом. Свет фонаря заиграл на ледяных глыбах.

– Что это? – с удивлением спросил Триггс.

– Импровизированный морг, – ответил Баскет.

Триггс различил хрупкое тельце женщины, лежавшее на плитах пола.

– Попробуйте опознать ее, – тихо сказал Баскет, освещая тело. Триггс увидел зеленовато-белое лицо с пустыми глазами и черными кудрями.

– Я не знаю ее, – пробормотал он. – Хотя погодите, Баскет… Это же королева Анна! Она будто сошла с вывески магазина сестер Памкинс!

Баскет по-прежнему светил на труп.

– Леди Флоренс Хоннибингл, – медленно сказал он.

Триггс вскрикнул и вцепился в руку друга.

Хэмфри Баскет наклонился над покойницей и резко дернул за черные букли. Триггс услышал треск рвущейся материи и в руках его шефа оказался парик.

– Гляньте-ка.

Триггс едва не рухнул на миниатюрный ледник. Он узнал Дебору Памкинс.

– Пейте! Пейте этот грог. Слишком горячо? Ничего, Триггс, вам нужно именно такое укрепляющее средство, чтобы прийти в себя и выслушать меня.

Сигма стал послушнее ребенка; грог обжигал глотку, и из глаз катились слезы, но ему полегчало.

– Все же, Сигма Тау, – вдруг сказал Хэмфри Баскет, нервно рассмеявшись, – вы и есть подлинный победитель ужаса Пелли!

– Ничего не понимаю! – жалобно простонал бедняга.

– Кто как не вы, при поддержке несравненного Дува, рассказали историю о знатной даме, совершившей преступление и удивительно похожей на королеву Анну с вывески гостеприимного дома?

– Но разве мог я знать…

– Дабы не огорчать благородное семейство, ее имя никогда не было названо. Единственная карточка в секретных архивах Скотленд-Ярда напоминает о леди Флоренс Хоннибингл. По истечении срока наказания эту отвратительную особу вернули в лоно семьи, которая поручилась за нее. Увы! Она осталась преступницей… Но из воровки превратилась в кровожадное чудовище и с помощью страха Ингершама и мании мэра все скрывать начала творить преступления.

– Ее семья, – простонал Триггс, – ее сестры…

– Ее надзирательницы, Сигма Тау. Дамы Памкинс не сестры гнусной леди. Теперь вы понимаете, почему они скрылись, услышав вашу опасную болтовню? И почему исчезла вывеска, являвшаяся портретом одной из ее прабабок, которая передала ей как свою внешность, так и свои отвратительные наклонности?

– Руфь Памкинс, – выдохнул Триггс, но Баскет остановил его.

– Еще не все сказано. Не убивайтесь сверх меры, Сигма Тау.

Триггс с дрожью вскинул руки.

– Вывеску сняли на заре…

– Ну и что?

– Не знаю… Мне трудно выразить свою мысль. Думаю, дамы не уехали далеко.

– Не так уж плохо, старина, но всему свое время, как говаривали наши предки. Однако следует отдать долг памяти Дороти Чемсен! Вы были несправедливы к ней, Триггс, обвинив в покушении на вас. Подлинная виновница покоится на плитах импровизированного морга, который мы только что покинули. Вы понимаете, что у нее были все основания покончить со столь опасным человеком, как вы.

– Но где же Руфь? – продолжал настаивать незадачливый полицейский…

– Мой рассказ еще не окончен, Сигма Тау!

– Загляните в календарь, Сигма, и скажите, когда взойдет луна.

– Ровно в одиннадцать тридцать.

– Обрекаю вас, Триггс, на бодрствование.

– Мы отправимся на… Пелли… – нерешительно начал Сигма, и в голосе его не чувствовалось энтузиазма.

– Мы не покинем пределов главной площади и отправимся на выяснение тайны Кобвела.

Триггс пересчитал на пальцах – тайна Пайкрофта, тайна Фримантла, тайна Ревинуса, тайна сестер Памкинс – все они растаяли, словно снежные бабы под солнцем.

– Шеф, вы напоминаете моего школьного учителя. Он походил на Микобера из «Давида Копперфильда». Он потел, пытаясь вдолбить в нас зачатки алгебры, и повторял, глядя на уравнения, выстроившиеся на грифельной доске: «Начинаем сокращать. Господа, начинаем сокращать!»

– Прекрасно. Поступим, как ваш славный учитель, Сигма Тау.

– У нас осталось два убийства, – тихим голосом подытожил Триггс.

– И кое-какие пустячки… Когда ответит на призыв наша подруга-луна? В одиннадцать тридцать? Надо потерпеть. Я заказал спектакль на традиционный час: на полночь.

Миссис Снипграсс подала ужин. Баскет в одиночестве отдал ему должное.

– Время – лучший целитель, – сказал Хэмфри, осушая кружку эля. – Вскоре солнце согреет своими лучами славный городок Ингершам.

– Лишенный всех тайн, – с сожалением добавил Триггс. – Станет ли он счастливей?

– Мистер Сквирс, школьный учитель из очаровательной деревушки Досбойс около Грета Бридж в Йоркшире, – пошутил Баскет, – вас обязательно спросил бы, не являетесь ли вы философом, а ваше замечание счел бы философским. Но я все же отвечу – они были бы менее счастливы, не останься у них привидения ратуши.

– Опять? – воскликнул Триггс.

– И навсегда, Сигма Тау.

Триггс, казалось, с большим интересом разглядывал зеленый горошек, застывший в тарелке, банку с пикулями, груду печенья.

– Куда же мы пойдем сегодня ночью? – с трудом выдавил он.

– В «галерею Искусств», где Грегори Кобвел умер от страха. Хочу показать вам ту страшную вещь, которая вызвала его смерть.

– Господи, неужели снова надо смотреть всякие страшные вещи? – вздохнул Триггс. – Я бы с радостью обошелся без них.

Из глубины сада доносились резкие хлопки ставень, которые, собираясь почивать, закрывали старики Снипграссы. С порога своего дома миссис Пилкартер медовым голосом призывала кота, но когда тот явился, обругала его. На очистившемся небе снова засверкали крохотные звезды.

– Как мы попадем к Кобвелу, – встревожился Триггс. – Не можем же мы прибегнуть к взлому, а ордера на…

– Тю-тю-тю… не будем кипятиться. Я знал, что уважаемая миссис Чиснатт имела дубликаты ключей, которые она как бы забыла передать констеблю Лэммлу. Я нанес ей исключительно дружеский визит, во время которого пообещал не производить у нее обыска и не искать грошовых античных подделок, изъятых ею из сей пресловутой галереи. Она вручила мне ключи, и мы расстались друзьями. Когда я уходил, она заклинала меня опасаться Сьюзен Саммерли, дьяволицы, изготовленной из папье-маше, а не из доброго воска…

– Глупости! – проворчал Триггс.

– Не думаю, – серьезно сказал его бывший шеф.

«Великая галерея Искусств» не изменилась: лишь из-под ног полицейских поднялось пыли больше, чем когда-то поднимали ноги покойного Кобвела. Они уселись на плюшевый диванчик, и Баскет погасил карманный фонарик. Было достаточно светло – поднималась луна, и шторы налились зловещим зеленоватым огнем.

Триггс заметил, что манекен Сьюзен Саммерли, по-прежнему задрапированный в голубую мантию, стоял на том же месте, и его устрашающая тень становилась все отчетливей.

Стало светлее; над стенами садика появилось ночное светило. Тени в галерее стали резче. Дриада в нише окуталась дымкой. Заострился тупой нос средневекового рыцаря.

Башенные куранты принялись медленно отбивать роковой час.

– Полночь!

Триггс вздрогнул и посмотрел в сторону окна – шторы медленно вздувались.

– Окно открылось! – прошептал он. Баскет принудил его к молчанию.

В трех шагах от них стояла Сьюзен Саммерли. Ее поднятая рука сжимала топор!

Баскет не шевелился, но чувствовалось, что он внимательно следил за малейшим жестом призрачного воскового чудовища.

Триггс вжался в спинку дивана, хрипя от страха – манекен с поднятым топором надвигался на них.

– Ни слова, что бы вы ни увидели, – шепнул Баскет и зажег свет.

Сьюзен Саммерли стояла рядом, занеся топор для удара.

Сьюзен? Триггс до крови закусил губу, чтобы не нарушить приказа. В желтом свете он увидел не личико восковой Дульцинеи, а застывшую маску с закрытыми глазами и искривленным ртом.

– Ничего не предпринимайте, – едва слышно шепнул Баскет, – она не ударит… Она не может этого сделать. Дадим ей возможность спокойно удалиться!

Страшная фигура действительно отступила к окну и исчезла за шторами. И тогда Сигма Триггс увидел манекен, который стоял на своем месте с невинной улыбкой на устах.

– Вы узнали ее? – спросил Баскет.

– Лавиния Чемсен! – простонал Триггс.

– Вот почему Кобвел умер от страха, – заявил Баскет. – И если бы я не знал от старого доктора Купера, что у вас сердце крепче, чем у несчастного владельца «Большой галереи», я бы не подверг вас такому испытанию.

– Но мне это ни о чем не говорит. Напротив!

– Ба! Вы не такой уж профан и понимаете, что мисс Чемсен страдает лунатизмом и очень восприимчива к гипнозу.

Затворите окно, Триггс, и закройте задвижку. Зажгите свечи и поболтаем в свое удовольствие. Я открою вам престранный механизм драмы, который привел к смерти Грегори Кобвела. Механизм, который вызвал еще одну смерть, а та приведет нас к разгадке последних тайн Ингершама.

– Итак, следите за ходом моего повествования. Безобидный Грегори Кобвел развлекался в тот памятный день тем, что пускал солнечные зайчики…

Лучик попадает в окошечко некоего закутка ратуши, которое до сего времени не привлекало внимания антиквара. Он увидел там нечто необычное и захотел рассмотреть все повнимательней. Поэтому взял мощный бинокль и увидел…

– Увидел нечто, приговорившее его к смерти!

– Он увидел станок, стол, руку гравера и пачку фальшивых банкнот. Грегори Кобвел обнаружил мастерскую фальшивомонетчика. Кобвел – человек честный; преступная рука принадлежит другу, который часто навещает его дом, разделяет его вкус к коллекционированию и к которому он испытывает нежность.

– Лавиния Чемсен!

– Но и в ратуше известно, что их видели. Кобвел был обречен. Он колеблется, размышляет, вслух спорит с Сьюзен Саммерли, думая, что его слышит только Сьюзен Саммерли. Однако преступная рука уже отворила окно, кто-то подслушал его и узнал о намерении отправиться с наступлением ночи к лондонскому детективу, знаменитому С.Т. Триггсу. Наступает ночь, Кобвел собирается действовать. Но появляется Лавиния Чемсен, одетая в темную мантию, с топором в руке, и вызывает у Кобвела приступ ужаса. Его убил страх…

– Иначе, его убил бы топор Лавинии Чемсен! – с ужасом воскликнул Триггс.

Баскет помолчал и медленно продолжил.

– Нет. Нет, она бы его не убила, она не смогла бы этого сделать. Лавиния Чемсен не преступница! Скажем так, страх наилучшим образом послужил целям преступления… И я спросил себя, не предусмотрел ли все это чей-то дьявольский ум!

– Сигма Тау!

– Слушаю, шеф, – ответил Триггс.

– Конечно, Лавиния Чемсен принимала участие в преступных работах, проходивших в закутках древней ратуши. В глазах закона она сообщница преступления, но я склонен приуменьшить ее вину. На бедняжку оказывалось губительное воздействие, и это снимает с нее львиную долю ответственности. Теперь вспомните о двух маленьких ожогах кислотой…

– На руках Дува, – простонал Триггс. – О, я понял! Этот великий художник был одновременно великим злоумышленником. Он гравировал фальшивые банкноты! Добряк Дув и есть преступник, таинственный негодяй, который сеет ужас своими безумными историями!

– Однако его убили!

– Конечно… Соучастник избавился от него.

– Перед вашим взором сверкает топор мисс Лавинии, Триггс, и мешает разглядеть истину. Рисует и гравирует действительно Дув, но он не подозревает о преступном назначении своих работ. Ловкий человек заказывает граверу части общего рисунка, а затем объединяет их по своему усмотрению. Однако Дув не относился к наивным людям и, когда вы довольно зло подшутили над ним, обозвав фальшивомонетчиком, часть истины открылась ему. Он не мог никому довериться даже с помощью своих занимательных историй.

Как он поступает? Как все неисправимые рассказчики: излагает свою историю на бумаге. Произошло неизбежное – негодяй, который околдовал мисс Чемсен и, по-видимому, прибегал к гипнозу, чтобы превратить ее в свою рабу, ловко воспользовался большим талантом Дува, но застиг его в момент сочинения исповеди. Он убил его, а остальное довершаете вы, Сигма Тау!

– Он его убил… В конце концов, вы же не станете обвинять призрак в том, что он гипнотизирует девушек и совершает убийства, – с яростью возразил Триггс….

– Вы по-прежнему не желаете отказаться от своего призрака, старина. Скажите, зачем ломать комедию?

– Комедию? – задохнулся от негодования Триггс.

– Комедию, – твердо повторил Хэмфри Баскет. – Вы запираетесь в кабинете с мэром Ингершама. Кого вы ждете? Вернее, кого ждет мистер Чедберн? Молчите, Триггс, тогда скажу я: Чедберн ждет привидение. С последним полночным ударом мог явиться призрак ратуши. И тогда вы, С. Т. Триггс, бывший лояльный служащий столичной полиции, под присягой заявите, что видели его. Вы не осмелитесь перед инспекторами Скотленд-Ярда опровергать существование странного привидения. А если к тому же мэр заявит, что уверен в его виновности, вы не осмелитесь ему перечить! Не возмущайтесь, Триггс, вы не могли поступить иначе, тем более что в вашей жизни есть один призрак – призрак повешенного Смокера! Не стану утверждать, что бедняга Дув не поддерживал в вас подобные верования, приводя в пример сомнительные или сочиненные истории. У вас предрасположенность к вере в привидения, и Чедберн знал это. Вы ждете призрака, но тот не является, а вы превращаетесь в маленького Дува и рассказываете истории. И тогда некто, кто и так косо смотрел на прибытие бывшего полицейского в Ингершам, кто перебрал в мозгу все варианты относительно цели вашего приезда, кто считал вас то никчемным, то опасным детективом, принимает вас за талантливого полицейского, явившегося для расследования тайн, и решает с вами покончить. Не знаю, продолжал бы он после вашей смерти обвинять призрак или постарался скрыться. Вы увидели ужасное лицо, выплывающее из мрака, ощутили на своем затылке железную руку… И вспомнили… Вспомнили другую руку, которая чуть не свернула шею нам обоим. Вы вспомнили, Триггс. Более того, вы узнали преступную руку, руку Майка Слупа!!!

Триггс встал. Он выглядел спокойным, и его голос не дрожал:

– Инспектор Баскет, арестуйте меня!

Хэмфри Баскет улыбнулся:

– Как я могу арестовать честного и смелого человека, который находился в состоянии самообороны. Я не могу арестовать человека, спасшего мне жизнь. Я не могу арестовать человека, избавившего общество от Майка Слупа, закоренелого преступника, укрывшегося под личиной мистера Чедберна, мэра Ингершама. Более того, Сигма Тау, в Ингершаме, откуда окончательно изгнан страх, я никого не буду арестовывать. И начальство оправдает все мои действия.

– Сигма Тау!

– Слушаю вас, шеф.

– О чем вы думаете?

– О Лавинии Чемсен, шеф! Вы действительно верите, что Чедберн гипнотизировал ее? Я думал, такое встречается только в романах.

– К сожалению, такое встречается и в жизни! Чедберн, вернее Майк Слуп, был весьма сильной личностью. Думаю, он держал Лавинию Чемсен с помощью чувства – бедняжка любила его, а посему его власть над ней сильно увеличивалась. Но люди, действующие под гипнозом, преступлений не совершают. Поэтому, как я уже говорил, Лавиния не могла совершить убийства, но Майк Слуп знал, что Грегори Кобвела достаточно сильно напугать.

Баскет вскочил на ноги, словно надоело говорить об ужасах.

– Прекрасный день, Сигма Тау. Мне хочется совершить прогулку вдоль Грини, которая, наконец, вернулась в свое русло.

Они прошли вдоль парка Бруди и, оказавшись у решетки, встретили Билла Блоксона с корзиной в руках.

– Рыбка в сетке, Билл? – со смехом спросил Баскет.

– И две в верше, сэр.

Парень подмигнул и в отличном настроении удалился.

– Почему же он не достает их из верши? – спросил Триггс.

– Потому что его не интересует некоторая разновидность рыб, – ответил Хэмфри, отворяя калитку.

Они вошли в пустынный парк, где яростно спорили сойки и свистели дрозды.

– Смотрите, – произнес Триггс, – красный домик открыт.

Они подошли к двери, и она распахнулась перед ними.

– Входите, господа!

Изумлению Триггса не было предела, когда он оказался в чистенькой гостиной вместе с Баскетом, толкавшим его локтем в бок, и двумя смущенно улыбающимися дамами.

– Мисс Патриция… мисс Руфь…

– Ну, ну, Сигма Тау, пора сорвать последние завесы с тайны, и вы поймете, почему следует оставить незапятнанной печальную память леди Хоннибингл. Она была внучкой вашего благодетеля, сэра Бруди, а сестры Памкинс большую часть жизни преданно служили ему, пытаясь наставить ее на путь истинный. Но это не всегда удавалось.

– Мы поддерживали ее… мании до некоторых крайних пределов, чтобы она меньше страдала, – со слезами на глазах сообщила мисс Патриция, – но так хотел мистер Бруди.

– А… леди Хоннибингл? – спросил Триггс.

– Она не желала, чтобы ее имя окончательно забылось.

– Долго будем обсуждать странные замыслы сумасшедшей? – прервал беседу Баскет. – Еще немного, и я тоже сойду с ума. Вспомним лучше, как это делал бедный мистер Дув, о словах нашего великого Шекспира, что «…в небе и в земле сокрыто больше, чем снится вашей философии…» И ведь эти слова касаются и Великого Страха прошлых лет, и призрачных «Существ», и призраков вообще…

Хватит. Кстати, Сигма Тау, вы знаете, что в романе Диккенса «Холодный дом» есть детектив по имени Баскет?

Триггс уже ничего не слышал: он увлеченно шептался с порозовевшей от смущения Руфь Памкинс.

– Ну ладно, – проворчал Хэмфри, – готов поставить сто против одного, что приключение закончится, как у Тима Линкинуотера и мисс Ла-Криви.

Мисс Патриция вопросительно взглянула на него.

– Это из «Николаса Никльби»! – разъяснил Баскет.

– А могу ли я вас спросить, мистер Баскет, чем кончилось это приключение?

– Свадьбой…

– Это действительно приключение, – серьезно подтвердила мисс Патриция, – но неизвестно, конец это или начало.

– А я, – проворчал Хэмфри Баскет, оказавшись один в парке, где еще сильнее стрекотали сойки, – как я завершу свой рапорт? А вдруг, в один прекрасный день, он попадет на глаза какому-то парню, и тот насочиняет историй? Дувы еще не перевелись на белом свете…