Текст книги "Мой друг, покойник (Новеллы, Роман )"

Автор книги: Жан Рэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

– Я склоняюсь к мнению, что смерть наступила естественным образом, – заявил Купер, – но окончательный диагноз сообщу только после вскрытия.

– Естественная смерть… Ну конечно! – пробормотал мистер Триггс, радуясь, что освобождается от будущей ответственности.

– Вид у него странный, – задумчиво сказал сержант Лэммл, грызя карандаш.

– У него было слабое сердце, – вставил аптекарь Пайкрофт, – я иногда продавал ему сердечные капли.

– Интересно, куда он так смотрит, – пробормотал сержант Лэммл. – Вернее, куда он смотрел перед смертью.

– Вон на ту картонную ведьму, – проворчала миссис Чиснатт, не упустив возможности вставить словцо. – Он только и смотрел на эту бесстыжую девку. И когда-нибудь небо должно было его покарать.

– А я ведь слышал его крик, – как бы в раздумье сказал Лэммл, – и не сомневаюсь, что кричал он.

– Что такое? – осведомился мистер Чедберн.

Карандаш сержанта проследовал изо рта в волосы.

– Трудно сказать. Сначала мне показалось, что выкрикнули имя. Пронзительный голос призывал «Гала… Гала… Галантин»; странно как-то, студень-то здесь ни при чем. Потом раздался вопль, и все стихло. Я подумал, какая-то старуха зовет свою кошку, а та ей мяукнула в ответ.

– Он смотрел на манекен, – тихо проговорил доктор Купер. – Мне не часто случалось видеть выражение такого ужаса на лице мертвеца.

– Без дьявола не обошлось, – снова вмешалась в разговор миссис Чиснатт. – И в этом нет ничего удивительного.

– Разве можно умереть от страха? – осведомился мистер Чедберн.

– Конечно, если у человека слабое сердце, – ответил мистер Пайкрофт.

– Окно открыто, – заметил Сигма Триггс.

– Такого никогда не случалось! – всполошилась миссис Чиснатт.

– Ему не хватало воздуха, и он решил подышать, – сказал аптекарь. – Не так ли, доктор?

– М-да… безусловно, – согласился врач.

Сержант Лэммл обошел магазин и вернулся с разбитым биноклем.

– Он валялся у витрины, – сообщил он.

– Это – дорогая вещь, – вставил Триггс. – Удивительно, что он его бросил.

– Там же валялось и это, – продолжал сержант, протянув солнечную дразнилку.

Мистер Триггс осмотрел крохотный аппарат и в раздумье покачал головой.

– Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, каким целям служит эта вещица, – назидательно произнес он. – Грегори Кобвел забавлялся, посылая солнечные зайчики в глаза прохожим. Черт подери… Бедняга добрался даже до меня вчера во второй половине дня.

– Несчастное взрослое дитя! – громко молвил мистер Чедберн.

– И все же у него не все были дома, – с горечью сказала миссис Чиснатт. – Только подумайте, выбрать себе грошовую куклу вместо настоящего божьего создания, праведной жизни и незапятнанной репутации.

– Вскрытие покажет, – решительно подвел итог дискуссии доктор Купер.

В заключении говорилось о естественной смерти, наступившей от эмболии, и ни слова о смертельном страхе.

Двенадцать честных и лояльных граждан, члены жюри, собрались в красивейшей зале ратуши и вынесли вердикт, а потом угощались за счет муниципалитета портвейном и печеньем.

Дело Грегори Кобвела было закрыто.

В тот же вечер Сигма Триггс и Эбенезер Дув с удобством расположились в уютных креслах перед громадными бокалами с холодным пуншем и раскурили трубки.

– Теперь мой черед рассказывать истории, – начал Сигма Триггс. И в мельчайших деталях пересказал трагические события, благодаря которым несколько часов исполнял обязанности почетного констебля.

– Подумайте только, этот толстый разиня Лэммл слышал его крик «Галантин!» Смешно. Почему студень, а не окорок или сосиска?

Мистер Дув извлек изо рта трубку и начертал ею в воздухе некие каббалистические знаки.

– Кобвел учился на архитектора, мечтал об известности и обладал обширными познаниями в мифологии.

– И какова же роль этой мифологии – боже, до чего трудное слово – во всей случившейся истории? – осведомился Сигма Триггс.

– Он крикнул не Галантин, а Галатея, – заявил мистер Дув.

– Галатея? Не знаю такой…

– Так звали статую, в которую боги вдохнули жизнь.

– Статуя, которая ожила… – медленно пробормотал мистер Триггс. Он больше не смеялся.

– Итак, мой дорогой Триггс, историю придется рассказывать мне, – спокойно сказал старый каллиграф. Отпил добрый глоток пунша и щелчком сбил пепел с трубки. – Во времена античных богов жил на острове Кипр молодой талантливый скульптор по имени Пигмалион…

IV. Чаепитие у сестер Памкинс

Над галантерейным магазином сестер Памкинс имелась вывеска «У королевы Анны» – деревянное панно, на котором красовался лик дамы со старинной прической на английский манер. Никакого сходства с книжными изображениями Анны Стюарт и Анны Клевской дама не имела. Даже искушенный знаток геральдики с трудом объяснил бы присутствие молота в углу картины, а тем, кто проявлял излишнее любопытство, сестры Памкинс отвечали, что вывеска уже находилась на своем месте, когда они купили магазин у предыдущего владельца.

Три сестры Памкинс, жеманные дамы с желтым цветом лица, всегда одетые в строгие платья из сюра, расшитого стеклярусом, пользовались солидной репутацией и считались богатыми. Их дела процветали.

В тот вторник величественная Патриция, старшая из сестер, подбирала разноцветные шелка для вышивок миссис Пилкартер, которую пригласили на традиционное чаепитие.

– Уокер! – позвала она. – Уокер… Где же носит эту тупицу?

Служанка, бледная девушка с голубыми глазами, звалась Молли Снагг, но мисс Памкинс, беря ее в услужение, нарекла Уокер и потребовала, чтобы к ней обращались по фамилии, как к высокородной даме. Снагг явилась без спешки, вытирая руки передником.

– Уокер, – строго произнесла мисс Патриция, – после вручения вам кружевного чепца я запретила носить в доме эту мятую шляпку.

– Вручения! А стоимость-то его из жалованья вычли. Могла бы обойтись и без чепца, – возразила Молли.

– Молчать! – гневно воскликнула хозяйка. – Не потерплю никаких возражений. Вы помните, что сегодня вторник?

– А как же, у меня на кухне тоже висит календарь, – огрызнулась Молли.

– Ну, раз вы уж такая ученая, то должны знать – сегодня на наше чаепитие явятся наши приятельницы.

– Что им подать? – угрюмо спросила Молли.

– Савойское печенье, по три штучки на человека, фунт фламандского мармелада с пряностями, нарезанного тонюсенькими ломтиками, баночку абрикосового джема и вазочку апельсинового мармелада с леденцовым сахаром. Поставьте на стол графинчик с вишневым бренди и бутылочку мятного эликсира. Затем наши гости, а также уважаемый мистер Дув отужинают.

– Осталось холодное седло барашка, горчичный салат из селедки и молок, шотландский сыр и мягкий хлеб, – перечислила Молли.

Мисс Патриция на мгновение задумалась.

– Вот что, Уокер! Сходите, пожалуй, к Фримантлу и купите голубиного паштета.

– Не жирно будет? – спросила служанка.

– В самый раз, моя дорогая! И оставьте этот наглый тон, который не приличествует людям вашего сословия. Накрывая на стол, поставьте лишний прибор. Мы пригласили к ужину почтенного мистера Сиднея Теренса Триггса.

– Боже! – воскликнула служанка. – Детектив из Лондона!

– И не забудьте, Уокер, поставить красное велюровое кресло слева от камина для леди Флоренс Хоннибингл.

– Где уж забыть, – сказала Молли.

Эта святая традиция дома Памкинс в дни приемов никогда не нарушалась. Уютное кресло, обтянутое утрехтским велюром, всегда ставилось у каминной решетки независимо от того, разжигался или не разжигался огонь в очаге из кованой меди, но оно всегда оставалось пустым. Молли Снагг ни разу не довелось лицезреть леди Хоннибингл, но люди, приходившие на чаепитие сестер Памкинс, не переставали говорить о ней.

Служанка, которая прибыла из Кингстона три года тому назад, не могла не осведомиться о столь высокопоставленной персоне.

Аптекарь Пайкрофт с загадочной улыбкой ответил, что сия знатная дама иногда пользуется его услугами, но не мог или не хотел сказать, где она живет.

Мясник Фримантл, человек грубый и неприветливый, пробормотал:

– А, старуха Хоннибингл! Оставьте меня в покое, это не мое дело. Спросите у своих хозяек. Им известно больше, чем мне.

А весельчак Ревинус рассмеялся прямо в лицо.

– Я ей не продал и крошки сухарика, моя милая. Но если вас разбирает любопытство, могу сообщить, что во времена моей молодости в веселом квартале Уоппинг проживала некая Хоннибингл. Правда, она была не леди, а торговала вразнос устрицами и маринованной семгой. Быть может, речь идет о ней или об одной из ее семерых сестер.

Художник Сламбот предложил ей купить портрет леди, исполненный его собственной рукой.

Молли собиралась обратиться к служащим мэрии, но мисс Патриция проведала про ее любопытство. Последовал бурный разговор с угрозами увольнения, и служанка поклялась не говорить ни слова о незримой леди, кроме как по случаю приемов.

Однако кое-какие мысли у нее возникли. В глубине необъятного парка сэра Бруди, на окраине лиственничной рощи, стояла престранная постройка – двухэтажный павильон с окнами, зашторенными бархатом гранатового цвета.

Однажды, гуляя с рассыльным из соседней округи, Молли оказалась в окрестностях этого домика.

Вдруг перед ними возник лесничий, бесцеремонно изгнавший их из запретных владений; с этого момента Молли уверилась, что лесной домик служил приютом для леди Хоннибингл.

– Ступайте, – приказала мисс Памкинс, – и предупредите моих сестер, что пора приступать к туалету.

Дебора и Руфь Памкинс в это время пересчитывали катушки с нитками, укладывали булавки, мотали шерсть и шнуровку.

Молли не любила Дебору, женщину зловредную и мстительную, но ее влекло к мисс Руфь, младшей из сестер Памкинс, которая выглядела бы красивой, не одевайся она по устаревшей моде.

И пока средняя сестра, блея овечкой, поднималась по лестнице в свою комнату, Молли успела шепнуть на ухо Руфи:

– Вы знаете, мисс Руфь, сегодня у нас ужинает детектив из Лондона!

– А он придет? – с сомнением спросила Руфь и скорчила гримаску. – Говорят, полицейские не очень общительные люди.

– Я его видела, – возразила Молли Снагг. – Он мне кажется ласковым и добрым. С сержантом Лэммлом его и сравнивать нельзя; тот только и думает, как бы заковать вас в наручники.

– Быть может, он расскажет, что приключилось с бедным мистером Кобвелом, – сказала Руфь Памкинс.

– Приключилось?

– Конечно! Только он это знает. Эти лондонские полицейские знают все тайны.

– Может, спросить у него… – начала было Молли.

– Что именно, моя милая?

– А ничего, мисс Руфь! – спохватилась служанка, и щеки ее чуть порозовели.

Она подумала о леди Хоннибингл, но не осмелилась открыться даже Руфи.

За несколько минут до того, как часы в гостиной пробили четыре раза, в нее величественно вплыла мисс Патриция.

В просторной комнате с высокими потолками, оклеенной канареечно-желтыми обоями, стояли стулья, обтянутые штофом, навощенный стол красного дерева и красное велюровое кресло. Над камином из узорчатого мрамора высилось громадное зеркало зеленоватого стекла, а рядом торчали две лампы с круглыми колпаками, которые зажигали с наступлением ночи.

На стенах висели дагерротипы и два больших писаных маслом портрета импозантных джентльменов в париках и жабо, которых сестры Памкинс считали своими предками, хотя приобрели их у старьевщика Джеймс-Маркета.

Каминные часы с маятником, изображавшие бородатого старца с грозным серпом в руке, не ходили, а звучный счет секундам вели часы с кукушкой из Шварцвальда. Когда шумный механизм издал металлический скрип, предваряющий появление деревянной птицы, которая должна была прокуковать четыре раза, мисс Патриция уткнулась носом в окно и рявкнула:

– Миссис Пилкартер закрывает лавочку и готовится перейти площадь! Дебора, Руфь, спускайтесь!

Через несколько минут после крика кукушки все общество было в полном составе – сестры Памкинс, миссис Пилкартер, проживающая на отдаленной улочке уморительная старая дева мисс Эллен Хесслоп, величественная вдова дорожного инспектора миссис Бабси и вертлявая низкорослая дама по имени Бетси Сойер, которая немного красилась.

– Дорогие дамы, – жеманно начала мисс Патриция и с улыбкой обвела взором лица присутствующих, – будем ли мы ждать прихода леди Хоннибингл? Она не отличается пунктуальностью.

Дамы единодушно согласились подождать полчаса, пока не пробьет полпятого.

Могли ли дела пришельцев, явившихся из мест, чуждых безмятежному Ингершаму, взорвать столь полный и всеобъемлющий мир, столь невероятное оцепенение времени? Какой пророк бедствий осмелился бы предсказать Великий Страх, который вскоре обрушился на городок и трагической прелюдией которого стала смерть мистера Кобвела? Но, как всегда, не будем забегать вперед.

Кукушка возвестила половину пятого, и Молли Снагг внесла горячий чай.

Сестры Памкинс ели мало; миссис Пилкартер потребовала стаканчик вишневого бренди уже перед второй чашкой чая; мисс Эллен с виноватым видом грызла одно печенье за другим; мисс Сойер пробовала все с плотоядным выражением на кошачьем лице, утверждая, что ест не больше пташки, но, в конце концов, побила все рекорды, хотя и сидела рядом с грузной вдовой Бабси, почти не скрывавшей своего чревоугодия.

Разговор не клеился… Все ждали ужина и уважаемого мистера Дува, чтобы дать волю языкам.

Со стола убрали, и присутствующие в ожидании вечери сразились в ландскнехт. Мисс Сойер мошенничала без зазрения совести и прибрала к рукам все сухие орешки, служившие разменной монетой.

С кухни доносились шумы, и струился аромат жареной на сале картошки, любимого лакомства мистера Дува.

Излишним будет утверждать, что дамы держали языки на привязи, но разговор больше вертелся вокруг новостей истекшей недели – их в мгновение ока обсудили, рассмотрели, дав надлежащие оценки согласно тому, как понимали справедливость эти дамы.

О покойном мистере Кобвеле почти не упоминали – только пожалели беднягу, воздали хвалу добродетелям, со скорбью перечислили его мелкие прегрешения, безоговорочно осудили злобствующую миссис Чиснатт, которая, забыв о приличиях, чернила память усопшего, и под конец с таинственным и знающим видом заявили, что-де мистер Триггс из Скотленд-Ярда еще скажет свое последнее слово. А это означало одно, присутствующие дамы были уверены – последнее слово по поводу столь неожиданной смерти пока не сказано. Но предпочли хранить окончательные суждения при себе и ждали ужина, где будут мистер Дув и… мистер Триггс.

Когда семь раз прозвучало звонкое ку-ку, Молли Снагг, под пустым предлогом торчавшая на пороге дома, ворвалась в гостиную с криком:

– Идут, оба!

Что вызвало новую раздраженную тираду мисс Патриции по поводу воспитания прислуги.

Мистер Дув представил своего приятеля, и все дамы немедленно прониклись добрыми чувствами к тому, кого за глаза величали «его знаменитый друг детектив».

Подали ужин. Еда была превосходной – Молли Снагг превзошла себя, а голубиный паштет оказался выше всяких похвал.

Во время десерта, когда подали ликеры (для мужчин приготовили ром и виски), мисс Патриция настояла на том, чтобы мужчины закурили, и поставила перед ними коробку из лакированного кедра с превосходными сигарами.

– А теперь, – сказала миссис Бабси, чье лицо побагровело от возлияний, – теперь слово детективу из Лондона.

Она произнесла эти слова столь бесцеремонно, что мисс Патриция поморщилась. Она сказала, что пригласила знаменитого мистера Триггса на столь незабываемый вечер из симпатии и восхищения перед ним, а вовсе не для выуживания из него полицейских тайн!

Присутствующие натянуто улыбнулись: а вдруг мистер Триггс поймает хозяйку на слове и раскроет рот лишь за тем, чтобы хлебнуть лишнюю порцию виски.

К счастью, положение спас уважаемый мистер Дув, – разве не был он ходячей газетой на этой памятной встрече? Он обещал сказать несколько слов по поводу печальной кончины дорогого мистера Кобвела, подробности которой узнал из уст самого мистера Чедберна, ведь мистер Триггс обязан хранить профессиональную тайну. А если допустит ошибку, его друг, детектив, поправит… Хотя значительно увлекательней было бы услышать трагический рассказ из уст самого славного свидетеля драмы…

Сигме Триггсу пришлось расплатиться за трапезу. В конце концов, скрывать было нечего; все, что он мог рассказать, за исключением некоторых второстепенных деталей, уже давно стало темой пересудов местных жителей…

Его сухой сдержанный рассказ не мог захватить аудиторию, но дамы шептали друг другу, что он изложил факты с ясностью и точностью, достойной бывшего служащего столичной полиции.

Триггс говорил и ощущал неясные угрызения совести. Ему было стыдно тревожить покой мертвеца ради забавы охочих до сплетен дам. Бедняга, умерший от таинственного ужаса среди убогих декораций, единственного утешения его тщеславной мечты, до сих пор стоял перед его взором.

Он вкратце пересказал события трагического утра и не мог забыть жалкого апофеоза поддельного искусства, составлявшего все счастье покойного, – от наяд из облупившегося гипса до помпезных Будд, задрапированных в тяжелые ткани.

– Итак, – подвел итог мистер Дув, – следует допустить, что бедняга Кобвел умер от страха. Происшествие не является уникальным. Вспомните о сэре Ангерсолле с Бауэри Род. Сколько чернил пролили писаки с Флит-стрит по этому поводу?

– Конечно, конечно, – согласился Сигма Триггс, хотя ничего подобного не помнил.

– Сэр Ангерсолл был прекрасным рисовальщиком и, если мне не изменяет память, сотрудничал в нескольких вечерних газетах. Однажды ему в голову пришла фантазия сделать рисунок с подписью: «Так я представляю себе Джека-потрошителя». Какой ужас! Наверное, рукой Ангерсолла водил сам дьявол, и художник понял это, ибо засунул рисунок в самый дальний ящик стола с тем, чтобы утром уничтожить его. Ночью его разбудил шум открывающегося окна. Он зажег свет и увидел прижавшееся к стеклу ужасное лицо созданного им самим чудовища, которое вонзило в него свирепый взгляд. Он позвал на помощь и потерял сознание.

– Галлюцинация! – сухо сказал Триггс.

– Ничуть не бывало, – тихо возразил Дув. – Слуги сэра Ангерсолла бросились в сад, преследуя ужасного пришельца, и прикончили его двумя выстрелами. Два констебля и инспектор видели труп и перевезли его в ближайший полицейский участок, откуда он таинственным образом исчез.

Сэр Ангерсолл скончался через несколько часов, и врачи заключили, что он умер от страха.

– Чиснатт, прошу прощения у дам и господ за упоминание имени особы столь низкого происхождения, – сказала мисс Бабси, – рассказывает всем и вся, что милый мистер Кобвел лежал, устремив полный ужаса взгляд на всем известную дурацкую куклу из воска.

– Долго же она пугала его, – не преминула съехидничать мисс Сойер.

И тут бесхитростный Сигма Триггс, как говорят, дал маху. Он не имел в виду ничего дурного, и не выпей чуть больше положенного, непременно бы промолчал.

– Мистер Чедберн, мэр, доверительно сообщил, что эта восковая фигура некогда изображала на ярмарке ужасную убийцу Перси. Прежде мне частенько случалось листать альбом с описаниями преступлений и портретами преступников. Так вот, сходство с убийцей Перси удивительное, особенно в профиль!

– О, Боже! – простонала мисс Руфь Памкинс, поднося руку к сердцу. – Чему же верить, мистер Триггс?

У Руфи были прекрасные темные глаза, совершенный овал лица всегда нравился мужчинам, а потому Сигма с момента прихода с удовольствием поглядывал на нее.

– Ничему, мисс Памкинс, совершенно ничему. Все может оказаться ничего не значащим совпадением. Так часто случается. Вот, например…

Он нахмурился, потом улыбнулся, будучи в полной уверенности, что его слова заинтригуют присутствующих дам, особенно хозяек дома.

– С первого же дня в Ингершаме я задавал себе один и тот же вопрос. Почему ваша вывеска «У королевы Анны» притягивает мой взгляд? И нашел сходство изображенного лика с портретом некой знатной лондонской дамы, за которой полиция охотилась добрых десять лет. Проигравшись в пух и прах, она вернула с лихвой все убытки, с потрясающей ловкостью грабя плохо охраняемые ювелирные магазины.

– Боже правый! – воскликнула мисс Патриция, а мисс Дебора едва не потеряла сознание.

– И что же стало с этой гнусной преступницей? – спросила мисс Сойер.

Мистер Триггс пожал плечами.

– Вы, наверное, не знаете, уважаемые дамы, что полицию мало интересует судьба тех, кого она передала в руки правосудия.

У нее, похоже, нашлись заступники среди влиятельных лиц. Воровка предстала перед судом под чужим именем, ибо следовало уберечь от грязи ее собственное, весьма почтенное имя. Психиатры изложили со свидетельского места массу теорий, касающихся клептомании. Дама отделалась легким наказанием и исчезла с горизонта. Никто не стал искать ее сообщников, а они у нее были, и довольно ловкие…

Мистер Триггс умолк, довольный произведенным эффектом.

Мисс Патриция еле слышным голосом заявила, что завтра же снимет вывеску, и все, в том числе и Триггс, хором выразили несогласие с таким решением. Стоило ли принимать так близко к сердцу совершенно случайное сходство!

Разошлись они в поздний час.

Мисс Сойер, подняв полы своего платья, проворковала «Доброй ночи» мистеру Триггсу и выразила надежду на скорую встречу. Мисс Руфь протянула ему горячую ладонь, и он задержал ее в руке дольше положенного. Заметив, что Дебора исподлобья наблюдает за ней, она резко вырвала руку и отвернулась, не сказав ни слова.

– Триггс, – сказал мистер Дув, шагая рядом по главной площади, – вы произвели впечатление на дам, а особенно на мисс Руфь Памкинс.

Триггс возблагодарил темноту, которая помешала приятелю увидеть, как пунцовый цвет залил его щеки.

– Хм… хм… – промычал он и поспешно расстался со старцем, чьи глаза оказались слишком зоркими, несмотря на дымчатые стекла очков.

Второе событие, потрясшее Ингершам, произошло через несколько дней после дружеского чаепития. Исчезли сестры Памкинс!

В тот день, утром, Молли Снагг, пробудившись ото сна, нашла в доме полнейший беспорядок – из ящиков и шкафов пропали все ценности, в открытом сейфе валялись только ненужные бумажки, куда-то делись лучшие одежды.

После некоторых колебаний мистер Чедберн велел произвести следствие, хотя ничто не указывало на преступный умысел. Расследование не дало результатов; сестры не нанимали экипажа, и с ближайших железнодорожных станций не уехало ни одной путешественницы, отвечающей приметам пропавших сестер.

Мисс Сойер сказала по этому поводу, что они растворились, словно сахар в чае!

Покой мистера Триггса оказался нарушенным еще одним событием – исчезла и вывеска с портретом королевы Анны. Но какие выводы можно было сделать по поводу столь странной пропажи?

Он открылся мистеру Дуву, который выкурил две трубки перед тем, как ответить.

– Думаю, полезно расспросить некоего Билла Блоксона, – сказал он после раздумья. – Кстати, загляните в календарь и скажите, в котором часу восходит луна.

– Луна… А она-то здесь при чем? – удивился мистер Триггс.

– И все же посмотрите, – настойчиво повторил Дув.

Оказалось, луна всходила очень поздно.

– Прекрасно, – сказал мистер Дув. – Вам не хочется совершить прогулку около полуночи? Погода стоит отменная.

В названный час мистер Дув в сопровождении мистера Триггса направился к Грини. Несмотря на отсутствие ночного светила, было относительно светло – с тенями боролись зодиакальное зарево и обширная россыпь звезд.

Полуночники обогнули мостик и пошли по полю вдоль речки и парка сэра Бруди.

– А вот и Блоксон! – вдруг сказал мистер Дув.

Мистер Триггс увидел лодку, стоящую поперек Грини, а потом различил тень рыбака.

– Рыбная ловля приносит свои плоды, – усмехнулся старый писец, – завтра многие ингершамцы будут лакомиться дешевыми карликами и лещами, ибо следует отдать должное Биллу Блоксону, он не грабитель, хотя и браконьер.

Он решительно направился в сторону лодки и позвал человека по имени.

– Черт вас подери! – послышался недовольный голос.

– Полиция! – сказал Дув. – Билл, подгребайте сюда, мне не хочется мочить ноги.

– Меня что, зацапали? – спросил Блоксон, не проявляя особых эмоций. – Я заплачу штраф. Ах, незадача!.. Лондонский детектив. Слишком много чести за три несчастных леща!

– Вам ничего не придется платить, Билл, – сказал мистер Дув, – напротив, вас угостят стаканчиком рома.

– Что же вам надо? – спросил Блоксон с сомнением в голосе. – Детективы не каждый день проявляют эдакую щедрость.

– Посмотрим, – загадочно произнес мистер Дув. – Идите сюда, Билл! Часик разговора, кварта старого рома, добрая трубка, и вы возвращаетесь к своим рыбкам.

– Ну, ладно, иду.

Обратный путь к дому Триггса они совершили в полном молчании.

Усевшись в уютное кресло с трубкой в одной руке и стаканом рома в другой, Блоксон, не сомневаясь, что его совесть чиста, улыбнулся.

– Думаю, вы желаете сделать заказ на крупную партию рыбки, – начал он. – У меня есть на примете хорошая щука, фунтов на восемь. Вам подойдет?

Билл был здоровенным парнем с весёлым лицом и смешливыми голубыми глазами.

– Ваше предложение мы обсудим потом, – перебил его мистер Дув, – а пока повторите то, что вам сообщила Молли Снагг.

Улыбка сбежала с лица Билла Блоксона.

– Если собираетесь доставить неприятности девочке, ничего не скажу, – проворчал он. – Она ни в чем не виновата, даю вам слово!

– А кто утверждает обратное? – возразил мистер Дув. – Я слыхал, вы собираетесь пожениться.

– Что правда, то правда, – кивнул браконьер.

– Женщина, которая навсегда связывает свою судьбу с любимым мужчиной, ничего от него не скрывает, – назидательно произнес старец.

Блоксон кивнул и затянулся трубкой.

– Итак, – сказал мистер Дув, – мы вас слушаем.

– Если вы говорите об исчезновении трех обезьян, простите, я исключаю мисс Руфь, она – добрая душа, мне сказать нечего, ибо Молли ничего не знает.

– Я склонен вам верить, – согласился мистер Дув, – но присутствующий здесь мистер Триггс разузнал, что она кое-что утаила от следствия.

Блоксон недружелюбно глянул на великого человека из Лондона.

– Ох уж эти детективы! – проворчал он. – Не люди, а демоны.

Триггс молчал и яростно курил трубку; он ничего не понимал и в душе проклинал своего друга.

– Мистер Триггс, – продолжил мистер Дув, – желает защитить Молли Снагг.

Демоном-искусителем был, как видно, мистер Дув, ибо попал в самую точку.

В голубых глазах Билла Блоксона сверкнула искорка радости.

– Правда? Это меняет дело. Если Молли ничего не сказала, то только со страха.

– А кого она боится? – быстро спросил мистер Триггс, впервые беря слово.

Блоксон испуганно оглянулся и тихим голосом произнес:

– Ее… Кого же еще… Леди Хоннибингл!

И Билл Блоксон заговорил.

Случалось, что Молли Снагг мучила бессонница, и тогда она вспоминала о женихе, который по ночам ловил рыбу в Грини. Сестры Памкинс всегда отличались крепким сном. Правда, иногда Молли слышала, как ворочается в постели Руфь, но служанка относилась к самой молодой из хозяек иначе, чем к другим, и совершенно не боялась ее.

В такие ночи Молли тайно покидала свой приют под крышей и, зная, какие ступеньки скрипят и потрескивают, бесшумно выбиралась на улицу. Через четверть часа она оказывалась на берегу Грини или в лодке Блоксона, и пару часов они нежно ворковали или строили планы на будущее.

В тот памятный вечер ночная беседа оказалась короче обычной, поскольку начал накрапывать дождик.

Она бегом возвратилась в магазин «У королевы Анны» и с привычной осторожностью отворила и затворила дверь. Остановилась в темном коридоре и прислушалась. Со второго этажа доносилось шумное сопение мисс Патриции. Молли с облегчением вздохнула и ужом скользнула к лестнице, массивные формы которой угадывались в темноте.

Ей надо было пройти мимо двери желтой гостиной.

Дверь по обыкновению была закрыта, но в ней светилось маленькое пятнышко – замочная скважина. Служанка застыла на месте то ли от удивления, то ли от ужаса. Но любопытство, свойственное всем дочерям Евы, пересилило страхи: она наклонилась и заглянула в скважину.

Поле зрения было небольшим, и в него попадала одна из ламп. Она едва освещала обычно пустующее кресло леди Хоннибингл.

Молли покачнулась, словно от удара в лицо.

Кресло красного велюра не было пустым – в нем сидела женщина с застывшим восковым лицом, которое обрамляли тяжелые черные кудри. На корсаже сверкали драгоценности.

Молли никогда не встречала этой женщины, но ее сердце томительно заныло при виде глаз незнакомки, устремленных на дверь с выражением холодной жестокости; еще немного и девушка поклялась бы, что горящий зеленым пламенем взор вот-вот пронзит стены и двери и обнаружит ее присутствие.

Не помня себя от страха, она бегом добралась до своей комнаты и закрылась на тройной оборот ключа.

Она не решилась открыться своим хозяйкам; но Руфь, заметив ее подавленное состояние, пыталась мягко расспросить ее.

– Ничего, мисс Памкинс, ничего, я немного разнервничалась, – пробормотала Молли. – Наверное, будет гроза.

Руфь не стала настаивать, но вечером наткнулась на служанку, которая рыдала, уткнувшись лицом в передник.

– Успокойтесь, Молли, – прошептала она, погладив ее по волосам.

И Молли, которую тяготила тайна и которая боялась новой ужасной ночи, доверилась Руфи Памкинс.

– Я видела леди Хоннибингл!

Лицо Руфи окаменело.

– Я видела ее в полночь – она сидела в красном кресле.

Руфь промолвила: «О, Боже!» – и удалилась.

Вечером разразилась гроза. Она длилась большую часть ночи, поэтому Молли Снагг не пошла на встречу со своим женихом, а с раннего вечера заперлась в своей комнате. Вскоре она заснула, и всю ночь ее мучили кошмары.

Наутро выяснилось, что сестры Памкинс исчезли.

…Билл Блоксон выбил трубку и сказал:

– Вот, что мне рассказала Молли, и, клянусь, больше она ничего не знает.

– Билл, – спросил мистер Триггс, – хм… Появление, хм… этой женщины в кресле и исчезновение сестер… Что вы об этом думаете?

Мистер Триггс заикался, будучи явно не в своей тарелке, но Блоксон ничего не заметил.

– Коли желаете знать мое мнение, – сказал он, – я вам отвечу. Это – привидение. Я родился здесь и не знаю никакой леди Хоннибингл ни в Ингершаме, ни в округе. Сестры Памкинс говорили о ней и верили в нее. Вот привидение и явилось.

– Чушь! – воскликнул мистер Триггс.

– Вовсе нет, – серьезно сказал мистер Дув, – наш друг Билл выдвинул гипотезу, которую можно защищать перед любым физическим либо философским обществом. Но в данном случае я не согласен с ней, хотя вам, мой дорогой Триггс, еще придется встретиться с подлинным привидением.

Все более и более недовольный Сигма проворчал:

– Злые дела легче всего объяснить вмешательством дьявола и призраков. Они ведут бесчестную конкурентную борьбу с полицией. Может, лучше поискать в другом месте или вовсе не начинать поисков. Если сестры Памкинс удрали, увидев одно из этих созданий, могли бы окружить свой отъезд меньшей тайной и оставить в покое вывеску.