Текст книги "Мой друг, покойник (Новеллы, Роман )"

Автор книги: Жан Рэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)

ЭГ-1405

Гольфисты и кэдди разбежались от ливня, как куропатки после выстрела охотника.

Яростный ветер поднимал в воздух тучи песка с холмов и воду из огромных луж. Этот внезапно поднимающийся ветер с северо-северо-востока столь же неистово терзал как поле Вестмор-гольф-клуба, так и Ирландское море.

Брайс, Мак Карта, Аскис и Уэддон, продрогнув до мозга костей, ворвались в бар клуб-хауза, громко требуя ромового грога, и бармен Томпкинс в мгновение ока подал его.

– Пропащий день! – проворчал Уэддон. – Теперь на поле налетят стаи ворон. Чертов ветер.

– К счастью, он столь же быстро ликвидирует убытки, – заявил Брайс. – Завтра он высушит поле не хуже промокашки. Кстати, эта непредвиденная пауза позволит мне показать вам нечто необычное.

Он разложил на столе четыре фотографии.

– Боже, – усмехнулся Аскис, – с чего вдруг вы стали фотографировать драйвер с трех сторон, а, кроме того, сделали и увеличение головки. Это же не Грета Гарбо!

– Драйвер? – было возмутился Уэддон… – Эээ… А вообще-то действительно драйвер.

– Я бы скорее сказал сэндвич, – возразил Аскис.

– Ни то, ни другое, – скривился Брайс.

Спор прервал Мак Карта. Он долго рассматривал фотографии, потом положил их на стол, не спуская с них глаз. Лоб его пересекали две вертикальные морщины.

– Аскис, – наконец сказал он, – вы специалист в области геометрии и математики, а потому внимательно рассмотрите головку, чтобы не говорить преждевременно о драйвере или сэндвиче.

– Хм! – протянул Аскис. – Верхний изгиб действительно выглядит странно. Если его развернуть, мы получим почти идеальный бумеранг. Вектор радиуса…

– Хватит! – запротестовал Уэддо. – Не все же столь учены, как вы…

– И конечно здесь некому дать мне логарифмическую таблицу и счетную линейку, – продолжил Аскис. – Но Мак Карта прав, штука эта очень странная.

– Это – ЭГ-1405, – заявил Брайс.

Ол Брайс был хранителем галереи Форстер, маленького, но богатого музея соседнего городка Престона, где был открыт кабинет египтологии, которому завидовал даже Британский музей.

– ЭГ-1405? – воскликнули остальные.

– Номер одного из наших коллекционных экспонатов. Его нашли в саркофаге, который нам недавно прислал из Египта доктор Морестон.

– Морестон нарушил покой еще одной пирамиды? – со смехом спросил Аскис.

– Саркофаг не из пирамиды, а из подземного некрополя, вернее из так называемого «могильного колодца». Что делает вещицу еще более странной. Эта клюшка, а речь идет именно о клюшке, лежала рядом с чудесной мумией.

– О Господи! – воскликнул Уэддон. – Только не рассказывайте об этом на всех перекрестках! Иначе подумают, что египтяне во времена фараона играли в гольф!.. Вы хотите вызвать восстание в Шотландии?

– А можно поглядеть на ЭГ-1405? – спросил Мак Карта.

– Конечно, – ответил Брайс, – тем более что мне хочется услышать разные мнения. Поехали. Моррис не автобус, но если ужаться…

* * *

Клюшка переходила из рук в руки, и никто уже не смеялся.

– Древняя вещица? – спросил Уэддон.

– Восемнадцатая династия, четырнадцатый или тринадцатый век до нашей эры, – ответил хранитель, – а, скорее всего, датируется царством Сети I, отца великого Рамзеса II.

– Головка великолепна, – заметил Мак Карта, – скажу даже идеальна. Верхний изгиб наших клюшек не столь совершенен. Как вы думаете, Аскис?

– Ваша правда. Здесь заложена отличная тригонометрическая задача…

– Она из металла, – продолжил Мак Карти, – но я не знаю из какого. Что касается дерева ручки…

– На это я могу ответить, – сказал Брайс. – Очень редкая порода железного дерева, похоже, из Эфиопии. Что касается металла…

– Бронза?

Брайс отрицательно покачал головой.

– Нет… Не хотелось бы распространяться на эту тему, чтобы не вызвать едких опровержений со стороны некоторых ученых кругов… Быть может, орихалк…

– Орихалк? – переспросил Уэддон.

– Довольно таинственный драгоценный металл, о котором упоминают древние греческие авторы. Некоторые ученые мужи наделяют его сегодня сказочными и странными свойствами.

И в это мгновение внимание посетителей привлекла мумия.

– Ну и великан! – воскликнул Аскис.

– Вернее великанша, – поправил его Брайс, – ибо это мумия женщины. Шесть футов три дюйма…

– Как раз рост нашего приятеля Мак Карта! – засмеялся Уэддон.

– Хочу заметить, – начал Брайс, – что искусство мумифицирования достигло своей вершины именно при восемнадцатой династии. Поглядите на эти бинты, они почти сохранили свою белизну… А, кроме того, обратите внимание на бинты, сжимающие голову, – они иные, чем те, что мы видим на теле.

Они похожи на пластик, а такие я встречаю на мумии впервые. Бинты плотно обтягивают лицо, подчеркивая все его черты.

Никто больше не слушал хранителя – всех поразила нечеловеческая и какая-то ужасная краса лица.

Мак Карта первым нарушил заклятье немого созерцания.

– Брайс, – спросил он, – а нельзя ли мне исполнить драйв… этой ЭГ-1405? Например, завтра?

– Ладно, – согласился хранитель после небольшого раздумья. – Но с утра пораньше, поскольку мне не хочется, чтобы стало известно об использовании музейных экспонатов для игры в гольф!

* * *

На восходе солнца вся четверка уже находилась на пустынном поле. Томпкинс согласился быть кэдди Мак Карта.

Расстояние до первой лунки в Вестмор-клубе равнялось тремстам двадцати ярдам. Мак Карти два раза размахнулся, чтобы исполнить свинг с помощью странной клюшки. Только позже трое друзей припомнили свист драйвера, рассекающего воздух, – это был своего рода пронзительный призыв, похожий на крик агонии.

Затем головка ударила по мячику. Только секунду можно было следить за его полетом, затем вдалеке Томпкинс вскинул руки и подскочил к лунке, чтобы извлечь флажок. Затем послышался его сумасшедший вопль.

Мячик упал на грин в ярде от лунки, прокатился по траве и упал в нее.

– Такого никогда не бывало! – одновременно воскликнули Уэддон и Аскис.

Мак Карти протянул драйвер Брайсу; он был смертельно бледен.

– Брайс, – прошептал он умирающим голосом, – посмотрите направо, у куста рядом с хижиной тренера.

Хранитель повиновался – в двухстах ярдах от них, на лужайке небольшой хвойной рощи стояла высокая женщина в белом. Было туманно и далеко, и черты ее были неразличимы. Она почти тут же углубилась в лес и исчезла.

Друзья отвели Мак Карти в бар; он молчал и отказался от виски. Он выглядел совершенно больным, и Уэддон отвез его домой на своей машине.

Заинтригованный Брайс велел Томпкинсу обойти поле в поисках дамы в белом. Но тому не удалось обнаружить никаких следов таинственной незнакомки.

Днем Уэддон и Аскис съездили к Мак Карти, чтобы осведомиться о его здоровье. Они наткнулись на запертую дверь.

И больше никто никогда не видел Мак Карти… Никто, хотя «Вестмор-клуб» нанял самых лучших частных детективов.

* * *

Четыре года спустя Брайс оказался в Египте, в Бауити, где должен был возглавить раскопки.

И вдруг в толпе местных жителей, явившихся предложить свои услуги, он заметил мужчину и женщину одного роста в скромном голубом одеянии феллахов.

Мужчина стоял к нему спиной, а женщина пристально смотрела на хранителя. Брайса поразила ее красота. Он с удовольствием бы продолжал любоваться ею, если бы взгляд ее не наполнил его душу смятением, близким к ужасу.

Когда он отводил глаза от женщины, мужчина повернулся к нему лицом. Брайс с трудом удержался от вопля удивления – он узнал Мак Карти, и тут же вспомнил о нечеловечески прекрасном лице мумии.

Через мгновение Джон и таинственная женщина растворились в толпе.

Раскопки, предпринятые Брайсом в последующие недели, дали достаточно доказательств тому, что древние египтяне играли в гольф, но им занимались только люди высокого положения, принадлежащие к касте, которая наводила страх на всех, к касте магов и некроманов.

Он не упомянул об этом ни в докладе в галерее Форстер, ни в каком другом месте…

Украденный мячик

«Уайт Гольф Уикли», великолепный журнал, которым руководил бедняга Брэм Уайт, перестал издаваться, и я сожалею об этом, поскольку только в нем печаталась самая удивительная статистика. Уайт публиковал ее под названием: «Поля, которые убивают», и вначале я думал, что речь идет о детективной истории.

Но это было не так. Приводились только имена, даты, места и цифры:

«1. Гольфисты и кэдди, убитые первым разыгранным мячиком.

2. Неосторожные люди, оказавшиеся на смертельной траектории свинга.

3. Игроки, пораженные молнией.

4. Гольфисты, получившие смертельную рану мячиком, отскочившим от скалистого препятствия.

5. Игроки, умершие на поле от неизвестной причины».

Неизвестные причины! Эти слова были полны тайны! Мне хотелось поговорить с Уайтом на эту тему, и я отправился в Симбурн, где Уайт был президентом гольф-клуба «Олд Джермин». Но я прибыл слишком поздно.

Труп Уайта лежал под простыней в школьной прачечной, временно превращенной в морг, и коронер только что вынес вердикт – случайная смерть.

Судебный эксперт, потребовавший присутствия двух собратьев, сказал мне, покачивая лысой головой:

– Разрази меня господь, если я что-нибудь понимаю, несмотря на сорок лет практики! У этого парня было железное сердце, а артерии могли выдержать любой гидравлический удар. В его желудке были только безвредные вещества, а на теле ни единой царапины. Однако его нашли бездыханным на поле, он лежал лицом кверху.

Один из кэдди, нашедших труп, был заслушан в качестве свидетеля и заявил:

– Судя по выражению лица мистера Уайта, он был словно в ярости…

– Что вы думаете об этом, доктор? – спросил коронер.

Судебный эксперт пожал плечами.

– Вероятно, реакция «post mortem», которая вскоре исчезла, поскольку я ничего не заметил.

Между тем я узнал, что мой приятель Сидней Триггс из Скотленд-Ярда проводил отпуск в Севен Клингс, что в шести милях от Симбурна.

Мой линкольн покрыл это расстояние в мгновение ока, и я нашел детектива ловящим форель в реке.

Триггс был хорошим игроком в гольф. Он был подписан на «Уайт Гольф Уикли» и уважал покойного президента гольф-клуба «Олд Джермин», которого давно знал.

– Стоило бы оценить этот несчастный случай с точки зрения гольфиста, – сказал он вместо преамбулы.

Я попросил его уточнить свою мысль, но он был в затруднении.

– Игрок в гольф, – сказал он после некоторого размышления, – не обычный человек или, по крайней мере, отличается от всех остальных. Его реакция иная, чем у простых смертных. Он сильно зависит от непредвиденных обстоятельств.

Я знаю гольфистов, которые проигрывают партию, когда над полем возникает радуга. Другие, держа паттер в руке, дрожат в метре от лунки и проигрывают от чьего-то присутствия на поле, даже если этот кто-то находится вдали. Этим еще легко отыскать оправдание своим промахам. Но что сказать о тех, кто вдруг теряется в разгар выигрышной партии, а потому терпит ужасное поражение… И без всяких видимых причин.

Один юморист утверждал, что все гольфисты люди околдованные. Он хотел вызвать смех, а на самом деле высказал ужаснейшую из истин.

– Тогда… случай Брэма Уайта?

– Случай… Справедливое слово, хотя оно ничего нам не открывает – любой гольфист – «случай». Однако, попробуем разобраться с Уайтом. Я помню об одной его статье в «Уикли», где он говорил о «Заклятии Гольфа».

– Я тоже помню о ней. Кажется, ее плохо приняли. Шотландцы не любят, чтобы им напоминали о драмах, очернивших память первых лет гольфа, об игроках, повешенных за то, что они играли в воскресенье, сожженных заживо за использование «заговоренных» мячиков, брошенных в тюрьму или сосланных на галеры за привлечение нечистых духов на поле для гольфа.

– Брэм Уайт почти верил в то, что оккультные и злокозненные влияния сохранились до сегодняшнего дня, что есть упрямые тени бывших гольфистов, которые населяют поля, как призраки дома… Однако, поедем и разберемся на месте…

Триггс осмотрел место происшествия и поле Олд Джермина. Прекрасный газон. Восемнадцать лунок, многочисленные препятствия ничего не дали полицейскому.

Он опросил членов клуба и кэдди, но ничего нового не узнал. Однако кое-что он все же нащупал. Уайт часто тренировался рано утром; обычно в одиночку и даже без кэдди, а потому терял много мячиков.

Когда один из членов сказал ему об этом, он возразил:

– Потеряны? Нет, украдены!

Триггс записал в свой блокнот: «Уайт играл один на открытом пространстве, где легко следить за траекторией полета. Играл рано утром. Кто мог в таком случае воровать у него мячики?»

Несколько дней подряд Триггс являлся на поле с восходом солнца и играл там один. Он вооружился биноклем и после каждого удара отмечал место падения мячика.

Но ему никогда не удавалось отыскать мячик позади препятствия рядом с первой лункой.

Это был заросший травой холмик высотой в десять футов рядом с рощей высоких деревьев.

– Бой, – сказал мне однажды вечером Триггс, – завтра на заре вы явитесь на поле и пошлете мячик хорошим драйвером не к первой лунке, а к соседнему препятствию. Повторяйте этот удар до тех пор, пока не перебросите мячик через холм.

Я согласился. Мой третий мячик улетел за холм, и через некоторое время я увидел на вершине Триггса.

– Думаю, нашел, – сказал он.

– Правда?

– Да… Брэм Уайт умер не от ярости, как свидетельствовал кэдди и как сочли все. Он умер от страха.

* * *

В клуб-хаузе Триггс выпил один за другим две больших порции виски.

– Как вы думаете, что за визитеры посещают поля с первыми лучами солнца? – спросил он.

– Посетители? – удивился я.

– Утренние посетители, и вы их тоже должны были заметить.

Я подумал, потом рассмеялся.

– Я видел только ворон, Сид!

– Вот именно!

Он встал и снял с полки древний «Справочник гольфиста».

– Прочтите заголовок этой маленькой статьи.

Я прочел: «Птицы, играющие с мячиками для гольфа…»

– Ну и что? – спросил я.

– Как что? Прочтите дальше и узнаете, что некоторые птицы, особенно вороны, являются ворами мячиков. Но поскольку они хитры, как дьяволы, то воровство они вершат только тогда, когда за ними не наблюдают. И утром огромный ворон немедленно украл мячик, который вы так ловко послали за зеленый холм.

– Допустим, – сказал я, – что Уайт не заметил этого и разозлился до такой степени, что умер на месте. Значит, он умер не от страха.

Лицо детектива помрачнело, и он несколько минут молчал.

– Вы знали Элиху Равена? – вдруг спросил он.

– Равена, который был президентом клуба до Брэма Уайта?

– Его самого… Уайт наследовал ему после… Ведь Равен также умер «случайной смертью» по мнению жюри, хотя…

Он еще помолчал и закончил:

– …Всегда поговаривали, что Равен был убит неким удивительно… утонченным способом. Такое преступление мог совершить лишь очень умный преступник, а главное знающий. Речь шла о разрыве сердца… Скотленд-Ярд не был приглашен для разбора дела, а жаль – с точки зрения восстановления справедливости и истины.

Триггс скорчил ужасное лицо.

– Вы достаточно хорошо знали Уайта – он ведь был очень умен?

– Еще бы!

– Наверно, вам известно, что он окончил Кембридж со степенью доктора естественных наук?

– Не знал, но все же…

– Подождите! Его статья о «Заклятии Гольфа», наверно, убедила вас в том, что он полностью верил в оккультные происшествия, и поверхностные умы вполне могли обвинить его в суевериях.

– Да…

– Уайт завидовал Равену, который лучше его играл в гольф, был богаче, а, кроме того, состоял президентом клуба. А Равен означает… ворон.

Ужасная истина приоткрылась мне, когда Триггс внезапно закончил свою мысль:

– Когда Уайт узнал, что его мячики крадет огромный ворон, он поверил в тайных и могущественных духов, а также в мстительное перевоплощение человека, которого он устранил со своего пути. И умер от страха.

Роща чинар

Спалдинг вдруг окликнул американского гостя, облокотившегося на стойку бара клуб-хауза.

– Хелло, Грант, вы все еще живете в Монтрее? А что случилось с Бакстон-клубом? На поле еще не пробурили нефтяные скважины?

Грант выдавил улыбку, но промолчал.

– Я никогда не играл на вашем поле, – продолжил Спалдинг, – но в Монтрее был, когда там разыгрывался Кубок Калифорнии между Ридингом и Колтером.

Грант допил стакан и глухо сказал:

– Поле Бакстона было перенесено на тридцать миль к востоку.

– Как… – удивился Спалдинг.

Но тут на его плечо легла рука, и ему прошептали на ухо: – Закройтесь, Спал!.. Вы же видите, у янки что-то неладно.

У Спалдинга не нашлось возможности снова задать вопрос, поскольку Грант, попрощавшись, покинул клуб-хауз.

– Спросите лучше у Билла Сорна, – сказал ему Сайкс. – Он вам расскажет больше. Он провел в Монтрее много лет и даже немного играл в гольф…

– А главное – заработал целое состояние с помощью разных дьявольских штучек, – усмехнулся Спалдинг, немного перебравший в этот вечер.

Но случай помог ему. Старый Билл Сорн, редко приходивший в клуб, заявился в бар час спустя. Сайкс не сумел удержать Спалдинга, когда тот буквально вцепился в Сорна с криком:

– А вот и Билл, чтобы разъяснить тайну!

Второй случайностью было то, что Билл Сорн был в превосходном настроении.

– Ребята, – сказал он, – я с удовольствием это сделаю, поскольку это вам будет стоить нескольких ночных кошмаров. Поле Бакстона было покинуто и останется таковым, ибо по соседству произрастает большая роща чинар, и прошу вас поверить, это причина достаточно уважительная.

* * *

– Откройте словарь на слове «мимикрия» и прочтите статью «Один из видов покровительств, окраски и формы, придающий животному схожесть с предметами окружающей среды».

Там же вы узнаете, что существует так называемая «агрессивная мимикрия», когда хищники принимают вид своих жертв или вид других неопасных предметов.

Но успокойтесь. Это – единственные ученые слова, которые вы услышите от меня…

Это было как-то вечером в Монтрее, а если точнее, то недалеко от этого проклятого старого городка. Мы вместе с Сэмом Митром наблюдали, как солнце садится в Тихий океан. Нам следовало дождаться ночи перед тем, как отправиться на заброшенное ранчо, где нас ждал Уилл Грик с двумя сумками отличного, но опасного товара.

Я не любил Сэма Митру, носившего с Нового года по день Святого Сильвестра жилет из зеленой шерсти, шапку из нутрии и сапоги из кожи ламантина, ибо ненавидел эти три предмета. Но дело есть дело, не так ли? Мне пришлось преодолеть отвращение и смириться с компанией Сэма Митры и его нарядом. Мы пошли по опасным проселочным дорогам, где и духу не было лесников, жандармов, конной полиции и прочих людишек, с которыми нам с Сэмом встречаться не хотелось.

Лунный серп давал достаточно света, чтобы не окончить дни в пропасти или болоте.

Разговоры Сэма Митры были скучны, ибо сводились лишь к перечислению цифр и куч долларов, которые нам принесет это дело.

Наконец, он сиплым голосом заявил:

– А вот и ранчо!.. Но света нет.

– Грик – человек осторожный, – сказал я.

Нам надо было пройти мимо рощи чинар, и я с отвращением сплюнул, вспомнив об отвратительной форме этих деревьев.

– Они напоминают… – заикнулся Митр.

Но поскольку глупость его не имела границ, он не смог сказать, что это напоминало, а потому я закончил за него.

– Нечто гнусное… К примеру, тебя.

– Скорее Уилла Грика, – запротестовал Митр, – ведь он по-настоящему отвратителен.

Я замолчал в легком удивлении: впервые я услышал от своего компаньона справедливое и разумное суждение. Мы ворвались в ранчо с криком:

– Хелло, Уилл, сучий сын, мы пришли!

Ответа не последовало, только хрипло проскрипела потревоженная жаба. Сэм зажег электрический фонарик и повел лучом по сторонам, словно был маяком Санта-Люс.

– А вот и сумки с тем, что-мы-хорошо-знаем, – сказал он. – А где же Уилл?

– Он тоже носит жилет из зеленой шерсти и шапку из нутрии? – спросил я.

– Да, – ответил Митр. – Уилл Грик любит одеваться, как джентльмен.

– В таком случае вот он, – сказал я, указывая на красную осклизлую кучу.

– Действительно, – согласился мой компаньон, – интересно, кто его так отделал. Впрочем, неважно. Главное, что сумки на месте.

Еще никогда Сэм Митр не проявлял столько ума и, чтобы не остаться в дураках, я добавил:

– И нет смысла отдавать доллары этой грязной куче.

– Смотри-ка, я не подумал об этом, – с наивностью произнес Митр. – Дело действительно доброе…

Мы повесили сумки себе на плечи; они были очень тяжелы… И снова пустились в путь. Сэм был покрепче, он обогнал меня, и я быстро потерял его из виду.

Когда я подошел к роще чинар, то вдруг услышал дикий вопль, потом топот бегущего человека и треск ломающихся веток.

Следов Сэма Митры нигде не было. «И зачем он поперся в эту треклятую рощу чинар? – спросил я себя. – Быть может, хотел присвоить сумку, поскольку унес самое тяжелое и самое драгоценное».

Я несколько раз позвал его, но ответа не получил. Мне было наплевать на Сэма Митру, но не хотелось, чтобы меня обокрали; я включил фонарик и двинулся в рощу. Я заметил следы и сломанные ветки, но пришлось бродить долго по кругу среди этих отвратительных растений. И вдруг луч света осветил кучу, похожую на ту, что я видел на ранчо – жилет из зеленой шерсти, шапку из нутрии и даже сапоги из кожи ламантина, и все это было испачкано свежей кровью.

Я машинально повторил слова Митры:

– Интересно, кто…

В то же мгновение заметил, что одна из чинар очень странно шевелилась.

Я застыл на месте, всмотрелся – ошибки не было, дерево кралось в мою сторону.

Моим шансом в ту ночь оказалось то, что я был страстным читателем энциклопедии и вспомнил термин «мимикрия».

Чинара выглядела чинарой, но было в ней что-то подозрительное и не очень растительное, если так можно сказать.

Я выхватил револьвер и всадил две пули в ее ствол. Какую джигу сплясало дерево! Это уже было не дерево, а отвратительное создание, смесь человека, змеи, крокодила!.. Оно издавало чудовищные вопли и блевало кровью, мясом и костями. Я истратил на него все пули, и оно, наконец, рухнуло на землю. Поскольку я вовсе не любопытен от природы, то не стал рассматривать отвратительное чудо. Я схватил сумку Сэма Митры и, сгибаясь под дьявольской тяжестью, потея, стеная, ругаясь, как язычник, выбрался на монтрейскую дорогу.

* * *

– Вот почему, Спалдинг, – сказал Билл Сорн, хватая бутылку хлебной водки, – вот почему, как мне кажется, «Бакстон-клуб» перенес свое поле. Быть может, чинары сыграли с ними такую же подлую штуку? Кто знает? Но там живут люди, умеющие держать язык за зубами, чего не делают здесь, в доброй старой Англии…