Текст книги "Наставление в христианской вере, т.4"

Автор книги: Жан Кальвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 38 страниц)

А чтобы они не могли уклониться от ответа или обвинить меня во лжи, пусть скажут: на каком основании они отменили это апостольское предписание? Они могут сослаться лишь на одну причину: опасности соблазна и раздора, которой стремились избежать апостолы, больше не существует. А коль скоро исчезло основание для закона, он утрачивает силу и подлежит отмене. Итак, данный закон был принят, по их собственному признанию, ради любви. Тем самым они признают и тот факт, что он вовсе не был новым добавлением к Закону Божьему, выдуманным самими апостолами, но просто применял к их времени заповедь Господа о любви, данную всем нам в Его Слове.

23. Но даже если церковные законы будут сто раз несправедливы, всё равно, говорят наши противники, нужно им подчиняться. Ибо речь идёт не о том, чтобы соглашаться с ошибками, а о том, чтобы нам как нижестоящим повиноваться строгим велениям вышестоящих, противиться которым недопустимо. Но Господь истиной своего Слова наилучшим образом защищает нас от подобных посягательств и освобождает от рабства, даруя купленную Его кровью свободу [1 Кор 7:23]. Неправда, что речь идёт (как они недобросовестно пытаются нас убедить) лишь о суровом подчинении наших тел. Нет, цель их в том, чтобы лишить свободы нашу совесть, то есть отнять у неё плод крови Христовой и мучить её, как жалкую рабыню.

Однако допустим, что это маловажный вопрос, и оставим его. Но признаем ли маловажным тот факт, что у Бога похищается Его Царство, которое Он хочет сохранить за Собой в отношении всего сущего? А его похищают всякий раз, когда служение Богу совершается по выдуманным людьми законам, хотя Он желает быть единственным Законодателем в том, что касается Его почитания и служения Ему. А чтобы никто не подумал, будто это маловажный вопрос, пусть послушают, что говорит об этом Господь: «Так как этот народ служит Мне по заповедям и учениям человеческим, то вот. Я ... необычайно поступлю с этим народом, чудно и дивно, так что мудрость мудрецов его погибнет, и разума у разумных его не станет» (Ис 29:13-14). И в другом месте: «Тщетно чтут Меня, уча учениям, заповедям человеческим» (Мф 15:9). В самом деле: то что сыны Израиля запятнали себя различными видами идолопоклонства, объясняется этим смешением, когда, нарушив заповеди Бога, они измыслили чуждые им формы служения.

В связи с этим Священная история передаёт, что новые жители Самарии, поселённые там вавилонским царём, ежедневно становились жертвами диких зверей, так как не знали заповедей Бога той земли. Хотя они не совершали отступлений в исполнении обрядов, Бог отнюдь не одобрил всю их пустую помпезность. Когда же неверующие и язычники пожелали служить Ему по собственному усмотрению, Он решил покарать их за эту профанацию богослужения. Поэтому вслед за тем говорится, что они научились внешним образом следовать тому, что предписал Бог в своём Законе; но так как еще не поклонялись Ему в чистоте, дважды повторено, что они и боятся, и не боятся Бога (4 Цар 17:24-25,32-33,41). Отсюда мы заключаем, что наше благоговение к Богу отчасти состоит в том, чтобы не примешивать ничего из собственных измышлений к служению, заповеданному нам в его Слове. Поэтому благочестивые и верные цари прославляются в Писании за то, что во всём поступали согласно Закону, не уклоняясь ни вправо, ни влево (4 Цар 22:2 и в других местах).

Скажу больше: хотя в некоторых искажённых богослужениях нечестие не бросается в глаза с первого взгляда, оно всё равно сурово осуждается, так как представляет собой уклонение от Божьей заповеди. Жертвенник Ахаза, устроенный по образцу жертвенника в Самарии [4 Цар 16:10-11,16], можно было бы посчитать замечательным украшением, призванным возвеличить достоинство Храма, – к тому же и намерение грешного царя заключалось не в чём ином, как в принесении жертв Богу живому с большим великолепием, чем на старом жертвеннике. Тем не менее мы видим, что Св. Дух возненавидел подобную дерзость по той единственной причине, что все человеческие измышления, какими бы привлекательными они ни выглядели, только искажают и загрязняют служение Богу. И чем яснее выражена воля Бога, тем менее простительны наши тщеславные попытки предпринимать что-либо помимо неё. Поэтому преступление Манассии сильно отягчается тем обстоятельством, что он воздвиг жертвенник в Иерусалиме – в том месте, о котором Бог сказал, что здесь положит имя Своё (4 Цар 21:3-4). Ибо не довольствоваться тем, что одобрил Бог, значит умышленно противиться Его власти.

24. Многим покажется удивительным, что Господь грозит необычайно поступить с народом, служившим Ему по заповедям и учениям человеческим, и называет такое почитание тщетным [Мф 15:9]. Но если они взвесят, что в вопросах веры (то есть в вопросах небесной мудрости) должно зависеть исключительно от Слова Божьего, то увидят: Господь не без причины испытывает отвращение к неправильному служению, которое совершается сообразно нелепым желаниям людей. Ибо хотя подобные служители проявляют некоторого рода смирение, подчиняясь ради Бога человеческим законам, они весьма далеки от смирения перед Богом, приписывая Ему те же законы, каким следуют сами. Вот почему св. Павел так настоятельно требует остерегаться злоупотребления преданиями человеческими (Кол 2:4 сл.) и употребляет при этом весьма подходящее греческое слово ethelothreskeia (Кол 3:23), означающее самовольное, дерзкое служение, то есть служение, произвольно установленное людьми помимо Слова Божьего. Поистине, для нас должна стать безумием как наша собственная мудрость, так и мудрость всех людей, дабы одному лишь Богу было позволено быть мудрым. От этого состояния очень далеки те, кто думает удовлетворить Бога соблюдением выдуманных людьми правил и навязывает Ему, как бы насильно и против воли, свою фальшивую покорность, которая на самом деле есть покорность людям, а не Богу. Такое было и в далёком прошлом, и на нашей памяти, и всё еще существует в тех странах, где тварь чтут выше Творца. В тех краях религия (если она достойна именоваться религией) исполнена больших суеверий и нелепостей, чем это было в языческом идолопоклонстве. Ибо что может породить человеческий разум, кроме плотских и ничтожных представлений, тотчас выдающих своё происхождение?

25. Защитники суеверий ссылаются также на Самуила, который приносил жертвы в Риме. Такие жертвы, дескать, были угодны Богу, хотя и совершались вопреки Закону (1 Цар 7:17). Но это затруднение легко разрешить. Ведь Самуил не воздвигал второго жертвенника, противостоящего первому, сооружённому по Слову Божьему. Просто в те времена ещё не было указано определённого места для хранения Ковчега Завета; и поэтому Самуил предпочёл приносить жертвы там, где жил, как в наиболее удобном месте. Конечно, святой пророк и не думал что-либо изменять в том образе богослужения, в отношении которого Господь строго запретил как добавления, так и изъятия.

Что касается примера Маноя, отца Самсона, то это особый, единичный случай (Суд 13:19). Ведь Маной был частным лицом и потому не имел бы права принести жертву без тайного вдохновения от Бога. Но его пример не распространяется на других – тех, кто не получил подобного позволения. Например, в лице Гедеона Бог, напротив, являет всем людям, насколько ненавистно Ему их самовольное служение. Ибо «ефод» Гедеона, сделанный им по безумной набожности, навлёк гибель не только на него самого и его семью, но и на весь народ его (Суд 8:27). Короче говоря, любые нововведения, какими люди тщатся служить Богу, суть не что иное, как осквернение подлинной святости.

26. Почему же тогда, спрашивают наши противники, Христос велел нам носить бремена неудобоносимые, возлагаемые книжниками и фарисеями? (Clichtove. Antilutherus, I, XI, fo. 22 B.) Я же, напротив, спрошу их: почему Он в другом месте велел остерегаться закваски фарисейской, называя так (согласно толкованию евангелиста Матфея) всё то, что они примешивают как собственное учение к чистому Слову Божьему (Мф 16:6; 23:3)? Чего же ещё мы хотим, коль скоро нам заповедано избегать и остерегаться фарисейского учения? Отсюда со всей очевидностью следует, что в предыдущем месте Господь вовсе не высказывал желания видеть души обременёнными преданиями фарисеев. И сами слова его (если не искажать злонамеренно их смысл) означают совсем иное. Намереваясь сурово осудить дурную жизнь фарисеев, Господь, однако, предупреждает слушателей: даже если они не видят в фарисейских нравах ничего достойного подражания, не следует пренебрегать тем, чему фарисеи учат словом, сидя на седалище Моисеевом. Другими словами, надлежит делать то, что они велят, когда излагают Закон. Итак, Христос лишь хотел избежать той опасности, когда люди под влиянием дурной жизни правителей отвращаются от учения Бога.

Однако некоторые люди не воспринимают никаких доводов – они везде ищут лишь авторитетов. Поэтому приведу высказывание св. Августина, толкование которого совпадает с моим. «При овчарне Господа, – говорит Августин, – есть пастыри: частью – дети Божьи, частью – наёмники. Те из них, которые суть дети Божьи, – это истинные пастыри ... Но выслушай, каким образом наёмники тоже могут быть полезны. Многие служители Церкви в поисках земной выгоды проповедуют Иисуса Христа, и голос Христа слышен из их уст; и овцы следуют не за наёмником, а за Пастырем через наёмника. Послушайте, как Господь указал нам наёмников: на Моисеевом седалище, говорит Он, сели книжники и фарисеи. Всё, что они велят вам соблюдать, соблюдайте, по делам их не поступайте. Это равнозначно тому, как если бы Он сказал: слушайте глас Пастыря через наёмников, ибо они, сидя на этом седалище, учат Божьему Закону; поэтому Бог учит через них. Но если они пожелают проповедовать что-либо от себя, не слушайте их и не делайте того, что они вам говорят» (Августин. Трактат о Евангелии от Иоанна, XLVI, 5-6 (МРL, XXXV, 1730)).

27. Однако услышав о том, что человеческие предания не должны налагать обязанностей на совесть верующих и что служащие Богу по преданиям человеческим служат тщетно, некоторые простецы думают, что это касается и правил, принятых для поддержания порядка в Церкви. Поэтому нам следует предупредить такое заблуждение. Конечно, в этом вопросе легко ошибиться, ибо разница между этими двумя видами правил не открывается с первого взгляда. Но мы покажем её с такой ясностью, что отныне и впредь их сходство никого не введёт в заблуждение.

Прежде всего примем во внимание, что всякое человеческое общество очевидно нуждается в наличии некоторого порядка для поддержания мира и согласия и что во всех делах нужны некоторые правила для сохранения публичной благопристойности, более того – гуманности в отношениях между людьми. Но тем более этот порядок должен соблюдаться в Церквах, которые поддерживаются добрым устроением, а отсутствием согласия разрушаются. Поэтому если мы хотим наилучшим образом содействовать сохранению Церкви, мы должны заботиться о том, чтобы всё делалось благопристойно и чинно – по заповеди св. Павла (1 Кор 14:40).

Однако нравы и суждения людей весьма различны. Поэтому никакого согласия между людьми не могло бы существовать без некоторых законов и никакой порядок не мог бы сохраняться без определённой формы. Так что мы отнюдь не осуждаем законы, установленные для этой цели. Более того, мы утверждаем, что без них Церкви непременно оказались бы испорчены и разрушены. Ибо всё может совершаться (как того требует св. Павел) благопристойно и чинно не иначе, как благодаря некоей форме, сохраняющей порядок и доброе устроение.

Однако соблюдая эти законы, нужно всё время помнить о том, что не следует считать их необходимыми для спасения и связывающими нашу совесть, а также усматривать в них правила благочестия и богослужения, как если бы именно в них заключалось подлинное богопочитание.

28. Итак, у нас есть верный и надёжный признак для отличения нечестивых установлений, которые, как было сказано, затемняют истинную веру и обременяют душу, от святых законов Церкви, направленных и на соблюдение благочестия в обществе верующих, и на поддержание мира и согласия между ними. Установив, что некоторый закон был принят в качестве правила благочестия, мы устраняем суеверие, в которое впадают все, усматривающие в человеческих измышлениях служение Богу Во-вторых, установив, что закон был принят исключительно для общей пользы людей и для сохранения между ними любви, мы опровергаем ложное мнение о его обязательности и необходимости – мнение, мучительное для совести верующего, когда традиции считаются непременным условием спасения. Но если мы обладаем знанием, то видим, что речь идёт лишь о поддержании между нами взаимной любви через служение друг другу.

Однако необходимо пояснить, что подразумевается под благочестием и благочинностью, о которых говорит св. Павел. Цель благочестия в том, чтобы обряды, придающие Таинствам величественный и благоговейный характер, были для народа вспомогательным средством, побуждающим к почитанию Бога. Благочестие служит также серьёзности и сдержанности. Что касается благочинности, то, во-первых, прелаты и пастыри должны знать правила надлежащего управления, а народ должен упражняться в повиновении и дисциплине. Кроме того, благочинность означает поддержание согласия и доброго устроения в Церкви.

29. Таким образом, мы не назовём благочестием пустое зрелище, имеющее целью исключительно удовольствие людей. Пример тому – пышность так называемого богослужения, отправляемого папистами. Ибо их обряды – лишь видимость благочестия: бесполезная, бесплодная и излишняя. А назовём мы благочестием такой порядок, который придаёт благоговейный характер святым Таинствам Божьим, при котором народ упражняется в подлинном христианском почитании, а само действие должным образом украшается; и всё это будет преследовать цель назидания, то есть наставления верующих в том, что они должны быть готовы служить Богу в смирении, страхе и благоговении. Но обряды лишь тогда могут быть упражнениями в почитании, когда приводят народ к Иисусу Христу. Равным образом нам следует усматривать благочинность не в бесполезной пышности с её пустой видимостью, а в благом устроении, исключающем всякие споры, ссоры и смуты.

Примеры благочестия мы находим у св. Павла. Так, он не позволяет смешивать мирские пиры со священной Вечерей Господней (1 Кор 11:20-21); запрещает женщинам являться на людях с непокрытой головой (1 Кор 11:5). Мы имеем также много других предписаний для ежедневной практики – например, публично молиться, стоя на коленях; не совершать Таинства Господа нашего небрежно и непочтительно, без благоговения; не выбрасывать тела усопших, словно падаль, но достойным образом хоронить их.

Примеры второго рода: установленные часы совершения таинств, публичных проповедей и молитв, а также наличие предназначенных для этого мест; пение псалмов; соблюдение тишины при слушании Слова; запрещение, согласно апостолу Павлу, женщинам учить в Церкви (1 Кор 14:34) и тому подобное. Главным образом к этой категории правил мы должны отнести положения, касающиеся дисциплины: катехизация, церковные наказания, отлучения, общие посты и тому подобное.

Итак, все церковные установления, которые надлежит принять как благочестивые и святые, можно разделить на две категории: одни касаются обрядов, другие – дисциплины и согласия.

30. Но здесь кроется двоякая опасность: с одной стороны, митроносные епископы могут воспользоваться тем, что мы сказали, как предлогом для оправдания своих нечестивых и деспотичных законов. А с другой стороны, некоторые верующие, из опасения впасть в низкое рабство, могут решительно отвергнуть все церковные установления, в том числе самые святые и благочестивые. Поэтому я должен заявить, что принимаю лишь те установления, которые основаны на авторитете Бога и Писания и потому вполне могут именоваться божественными. Возьмём, к примеру, обычай преклонять колена при совершении торжественной молитвы. Должны ли мы считать его традицией, которую каждому позволено презирать или отвергать? Я утверждаю, что этот обычай столь же человеческий, сколь и божественный. Он происходит от Бога постольку, поскольку составляет часть благопристойности, заповеданной нам апостолом (1 Кор 14:40). И он же происходит от людей постольку, поскольку особым и очевидным образом являет нам то, чего апостол касается лишь в общем смысле.

Этот пример показывает, как нам надлежит судить и обо всём остальном. Коль скоро Бог поистине явлен в своём Слове и вполне открывает в нем подлинное правило праведности, образ благочестивого служения и всё необходимое для нашего спасения, мы должны считать Его нашим единственным Учителем в этих вопросах. Что же касается внешней дисциплины и обрядов, Бог не имел намерения подробно и мелочно регламентировать способ церковного устроения. Этот способ зависит от особенностей эпохи, и одни и те же формы не могут подходить к разным временам. Поэтому нам следует придерживаться общего правила, о котором я говорил: в Церкви всё должно быть благопристойно и чинно.

Наконец, из того, что Бог не даёт конкретных предписаний относительно вещей, не представляющих необходимости для нашего спасения, и эти вещи используются для созидания Церкви различным образом в зависимости от потребностей времени, мы должны заключить, что такие установления можно изменять, вводить новые и отменять старые, когда это нужно для пользы Церкви. Но не следует прибегать к нововведениям слишком часто и по любому поводу. Что для нас вредно и что полезно, лучше всего нам покажет любовь; и если мы позволим ей руководить нами, всё будет хорошо.

31. Итак, долг христианского народа – соблюдать предписания, предназначенные для указанной цели и согласные с указанным правилом. Причём соблюдать их не из суеверия, но сохранять свободу совести, в то же время добровольно им подчиняясь. Плохо, когда они нарушаются по небрежению, однако много хуже, когда это происходит из упрямства или духа противоречия.

Но о какой свободе может идти речь, скажут нам, если мы обязаны так строго следовать этим предписаниям? Отвечаю: совесть вовсе не теряет своей свободы, коль скоро мы будем помнить о том, что данные установления не являются вечными и безусловно необходимыми, но представляют собой внешние средства помощи человеку в его немощи. Хотя нужда в них не абсолютна, тем не менее нам следует пользоваться ими, так как все мы обязаны поддерживать между собой взаимную любовь. О том же свидетельствуют и приведённые выше примеры.

Но разве в головном уборе женщины сокрыто великое таинство, спросят нас, что выйти на улицу с непокрытой головой для неё преступление? И настолько ли строга для женщин заповедь молчания, что заговорить значит совершить святотатство? Должны ли мы усматривать в предписаниях преклонять колена или заворачивать в пелену покойника такой глубокий религиозный смысл, что нарушение их будет тяжким грехом? Конечно, нет! Если женщина, торопясь помочь попавшему в беду ближнему, не успеет покрыть голову и поспешит ему на помощь простоволосая, она не совершит греха. Может наступить и такая минута, когда ей лучше говорить, чем молчать. И если больной не в состоянии преклонить колена, пусть молится стоя. Наконец, если покойника не во что завернуть, лучше предать его земле нагим, чем оставить без погребения. Однако в этих вещах мы должны руководствоваться обычаями и законами того края, где живём, а также определённым правилом благоприличия, которое укажет нам, чему надлежит следовать, а чего избегать. Если кто-либо нарушит такое установление по забывчивости или неведению, на нём нет греха; если же из противоречия, то его упрямство заслуживает порицания.

Равным образом не имеют значения дни и часы, архитектура здания, порядок пения псалмов в тот или иной день. Тем не менее для сохранения мира и согласия лучше, чтобы дни и часы были точно установлены, а место собраний способно вместить всех верующих. Ведь если бы каждому было позволено по собственной прихоти менять установления, касающиеся общественного порядка, какие споры породила бы неясность в этих вопросах! Если бы эти вещи были оставлены без регламентации, на усмотрение каждого, любое утверждение вызывало бы чьё-то недовольство. Поэтому тот, кто хочет противиться и быть умнее, чем нужно, пусть остерегается оказаться неправым перед Богом. Нам же довольно того, что сказал св. Павел: мы не имеем обычая спорить, ни церкви Божии (1 Кор 11:16).

32. Итак, нужно тщательно следить за тем, чтобы в отношении этих установлений не произошло ошибки, затемняющей или загрязняющей чистоту их исполнения. Избежать заблуждений можно, если все практикуемые обряды заключают в себе очевидную пользу, или если их будет совсем немного, а главным образом, если пастырь старается проповедью правильного учения пресечь все ложные мнения. Следствием такого знания будет сохранение каждым из нас полной свободы во всех этих вещах; и в то же время каждый добровольно ограничит свою свободу некоторой необходимостью, сообразно требованиям благочестия и любви. Кроме того, такое знание позволит нам соблюдать указанные предписания без всякого суеверия и не слишком сурово принуждать других к их исполнению. Мы не станем считать служение Богу более действенным из-за обилия обрядов, и одна Церковь не будет презирать другую из-за различия во внешних формах. Наконец, мы не будем полагать обряды вечным законом, но соотнесём их цель и исполнение с назиданием Церкви. Ради этого назидания мы готовы допустить не только изменения в обрядах, но и отмену некоторых из них, принятых ранее. Так, наше время несомненно свидетельствует о том, что сообразно требованиям эпохи может быть весьма полезно отказаться от некоторых предписаний, которые сами по себе не могут считаться дурными или неблагопристойными. Ибо в прошлом было столько слепоты и невежества, что Церкви держались за обряды с извращённой убеждённостью и ревнивым упорством. Вряд ли возможно очистить Церковь от обременяющих её чудовищных суеверий, не отменив множества обрядов, хотя в своё время они, наверное, были приняты не без оснований и сами по себе не могут считаться явным нечестием.

Глава XI

О ЮРИСДИКЦИИ ЦЕРКВИ И ЗЛОУПОТРЕБЛЕНИЯХ ПАПСТВА В ЭТОЙ ОБЛАСТИ

1. Далее следует третья составная часть церковного авторитета – часть, которая оказывается главной при благоустроенном состоянии Церкви. Это юрисдикция, целиком связанная с дисциплиной, о которой у нас вскоре пойдёт речь. Подобно тому как ни один город или селение не может существовать без правителя и гражданского устроения, так и Церковь Божья, как уже было сказано, нуждается в определённом духовном устроении. Это устроение во всём отлично от мирского порядка, однако не только не нарушает и не умаляет последний, но, скорее, помогает его сохранению и развитию. Таким образом, эта юрисдикционная власть в конечном счёте есть не что иное, как порядок, установленный для духовного устроения.

Для этой цели в древней Церкви были учреждены коллегии правителей, призванные следить за нравами, исправлять пороки, а в случае необходимости прибегать к отлучению. Именно это имеет в виду св. Павел, когда в Послании к коринфянам перечисляет главные служения (1 Кор 12:28), а также в Послании к римлянам говорит: «Начальник ли, начальствуй с усердием» (Рим 12:8). Апостол обращается отнюдь не к светским правителям (ибо в то время среди них не было христиан), а к помощникам пастырей в духовном управлении Церковью. В Послании к Тимофею св. Павел тоже упоминает о двух категориях пресвитеров: одни трудятся словом, другие не несут проповеднического служения, однако не менее верно исполняют свой долг (1 Тим 5:17). Несомненно, ко второй категории апостол относит тех, кто был избран для надзора над нравами, а также исправления ослушников путём отлучения.

Но данная власть всецело зависит от ключей, вручённых Церкви Иисусом Христом, как о том повествуется в восемнадцатой главе Евангелия от Матфея. Здесь Христос даёт заповедь увещевать от имени всех того, кто презрит увещевания своего брата, высказанные наедине. Если же кто будет упорствовать в своём непослушании, да будет исключён из общения верующих. Но такие обличения и наказания невозможны без расследования дела. Поэтому необходимо наличие суда и порядка судопроизводства. Таким образом, если мы не хотим упразднить обетование ключей и отменить отлучения, предупреждения и подобные им меры, мы должны признать за Церковью некоторые юрисдикционные права. Обратим внимание читателей на то, что здесь речь идёт не об авторитете проповедуемого апостолами учения вообще, как в шестнадцатой главе Евангелия от Матфея или в двадцатой главе Евангелия от Иоанна, а о том, что Иисус Христос вручает своей Церкви правовые и надзирательные полномочия, какими ранее обладала еврейская синагога. Ибо у этого народа всегда был особый способ управления, и Христос хочет, чтобы он использовался в собрании его верных при условии чистоты церковной институции. При этом Он грозит строгими карами тем, кто ей противостоит, и не без оснований: ведь люди гордые и дерзкие могут пренебречь судом Церкви, если она утратит достоинство и станет мишенью для хулы.

А чтобы читателей не приводил в замешательство тот факт, что Иисус Христос одними и теми же словами говорит о разных вещах, мы должны разрешить это затруднение. Итак, есть два места, где речь идёт о связывании и развязывании. Первое из них мы находим в шестнадцатой главе Евангелия от Матфея, где Господь Иисус, пообещав Петру ключи Царства Небесного, тут же добавляет: «И что свяжешь на земле, то будет связано на небесах; и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах» (Мф 16:19). Смысл этого высказывания тот же, что и слов Иисуса Христа, которые приводит св. Иоанн, повествуя о посылании апостолов на проповедь. Дунув на апостолов, Христос сказал им: «Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся» (Ин 20:23). Я хочу предложить толкование этого места, которое не будет ни слишком изощрённым, ни натянутым, но простым, естественным и непротиворечивым. Как заповедь отпускать или оставлять, так и данное св. Петру обетование связывать и разрешать следует относить к одному и тому же – к служению Слова. Предписывая апостолам это служение, Господь одновременно возлагает на них обязанность связывать и разрешать.

Ибо в чём суть Евангелия, как не в том, чтобы мы все, будучи рабами греха и смерти, получали свободу через искупление в Иисусе Христе? Те же, кто не признаёт Христа своим освободителем и искупителем, обречены на вечный плен. Возложив на апостолов миссию нести это провозвестие всем народам земли, Господь отметил их этой особой честью, дабы засвидетельствовать, что их благовествование идёт от Него, Им направляется. Тем самым Он укрепляет как апостолов, так и их слушателей – тех, к кому была обращена их миссия. Несомненно, важно было оказать апостолам твёрдую и надёжную поддержку в их проповедническом служении, которое им предстояло не только осуществлять с великим трудом, тщанием, усердием и риском, но и запечатлеть в конце концов собственной кровью. Поэтому Господь с полным основанием даёт им такую уверенность – не пустую и тщетную, но исполненную силы и мощи. И, конечно, было необходимо, чтобы среди тягот, невзгод и опасностей апостолы сохраняли убеждённость в том, что делают Божье дело. Чтобы они знали, что даже если весь мир против них, Бог – за них. И хотя Христос, от которого они получили своё учение, не присутствует на земле зримо, Он с Небес подтверждает истинность этого учения.

С другой стороны, слушатели апостольской проповеди должны были получить убедительнейшие свидетельства того, что это учение – не от апостолов, а от самого Бога, и что Слово это родилось не на земле, а на Небе. Ибо такие дела, как прощение грехов, обетование вечной жизни и провозвестие спасения, не могут быть во власти человека. Таким образом, Христос свидетельствует, что в евангельской проповеди не было ничего от апостолов, кроме служения; что это именно Он говорит и обещает, пользуясь их устами как своим орудием; что возвещённое апостолами прощение грехов есть истинное обетование Божье; и что предрекаемая ими гибель есть его праведный Суд. Это свидетельство дано на все времена и пребывает непреложным доныне, дабы уверить нас, что евангельское слово, кто бы его ни проповедовал, есть собственное речение Бога, произнесённое с его Престола, записанное в книге жизни, утверждённое, запечатлённое и подкреплённое на Небесах.

Итак, мы видим, что власть ключей есть просто проповедь Евангелия – вернее, не столько власть, сколько служение, если рассматривать её применительно к людям. Ибо Христос дал власть не людям как таковым, но своему Слову, а людей поставил его служителями.

2. Ещё одно место, относящееся к этой теме, находится в восемнадцатой главе Евангелия от Матфея. Здесь говорится: «Если [брат твой] и церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь. Истинно говорю вам: что вы свяжете на земле, то будет связано на небе; и что разрешите на земле, то будет разрешено на небе» (Мф 18:17-18). Это место не во всём тождественно первому, оно имеет некоторое отличие. Тем не менее мы не считаем эти два места настолько разными, чтобы не видеть их большого сходства и близости. Они схожи тем, что имеют общий характер; в обоих высказываниях речь идет об одной и той же власти связывать, и разрешать Словом Божьим; даётся одна и та же заповедь, одно и то же обетование. Различаются же они тем, что первое изречение относится специально к проповеди, на которую ставятся служители Слова; второе относится к дисциплине отлучений как прерогативе Церкви. Ибо Церковь связывает того, кого отлучает: она не ввергает его в гибель и вечное отчаяние, но осуждает его жизнь и нравы, предупреждая тем самым о грядущем проклятии, если он не вернётся на правильный путь. Напротив, она развязывает того, кого принимает в общение с собою, поскольку делает его участником собственного единства в Иисусе Христе. А чтобы никто не посмел хулить суд Церкви и считать маловажным осуждение от имени всех верующих, Господь свидетельствует, что такой суд есть не что иное, как объявление вынесенного Им приговора; и всё, что Церковь постановит на земле, будет утверждено на Небе. Ибо верующие имеют Слово Божье, которым осуждают злых и нечестивых; и тем же Словом принимают в благодать тех людей, которые возвращаются в общение с ними. Их суд не может впасть в заблуждение и противоречить суду Божьему, потому что судят по его Закону. А Закон Божий – не земное колеблющееся мнение, а святая воля и небесный приговор Бога.