Текст книги "Наставление в христианской вере, т.4"

Автор книги: Жан Кальвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 38 страниц)

Св. Иоанн Златоуст говорит: «У нас – не как при Ветхом Законе, когда священник ел свою часть, а народ получал остальное. У нас одно и то же дано всем, и одна и та же чаша. И всё то, что есть в Евхаристии, является общим для священника и народа» (Иоанн Златоуст. Беседа о Послании к коринфянам, гомилия 18, 3 (MPG, LXI, 527)). О том же имеется множество свидетельств у св. Августина.

49. Но к чему спорить о столь очевидном предмете? Возьмите любого из греческих или латинских учителей – нет ни одного, кто не говорил бы об этом. Такой обычай действовал в Церкви, пока в ней сохранялась хоть одна неповреждённая частица. Св. Григорий (имеется в виду Григорий Великий (Двоеслов), папа римский в 590-604 гг. (Григорий I)), которого, если быть справедливым, можно назвать последним римским епископом, свидетельствует о том, что в его время обычай этот ещё оставался в силе: «Вы узнали о том, что есть Кровь Агнца, не через слышание о ней, но через её питие ... Ибо её пьют во время Вечери все верующие» (Григорий Великий. Гомилии на Евангелие, II, гомилия 22, 7 (MPL, LXXVI, 1178a-b); Диалоги, IV, 58 (MPL, LXXVII, 425)). Более того, этот обычай ещё сохранялся четыреста лет спустя, когда всё в Церкви уже было извращено. Ибо его считали не просто обычаем, но нерушимым законом. Тогда ещё уважалось установление Господа и не возникало сомнений относительно того, что разделять соединённые Богом вещи – святотатство. О том же говорит римский епископ Геласий (папа в 492-496 гг.): «До нас дошло, что некоторые принимают только тело Господне, но воздерживаются от Чаши. Таковых, поскольку они грешат суеверием, надлежит принуждать к принятию таинства целиком, или же вовсе запрещать принимать его. Ибо разделение сего Таинства не может не быть великим святотатством» (Helasius. Epist. 37 (ad Maioricum et lohannem) (см. Tiel A. Epistolae Romanorum Pontificum, genuinae. Braunsberg, 1867, t. 1., p. 451)). Следует принять во внимание также доводы, приводимые св. Киприаном. Поистине, их одних вполне достаточно, чтобы тронуть сердце любого христианина: «Каким образом, – говорит св. Киприан, – призовём мы народ проливать кровь за исповедание Христа, если отказываем в Крови Христовой народу, обязанному сражаться? Или как мы пробудим в нём способность испить чашу мученичества, если не дадим ему прежде испить чашу Господню?» (Cyprianus. Epist. 57, II, 2 (MPL, III, 883)) Что же касается замечаний знатоков канонического права о том, что в сентенции Геласия речь идёт о священниках (Decretum Gratiani III, De consecratione, 2, c. 2), оно столь наивно и глупо, что нет смысла о нём говорить.

50. В-третьих, почему Иисус Христос просто сказал о хлебе, чтобы его ели, а о чаше – чтобы из неё пили все [Мф 26:26-27] (что и было сделано)? Он словно намеренно хотел предупредить и предотвратить это дьявольское ухищрение.

В-четвёртых, если Господь (как утверждают наши противники) счёл достойными своей Вечери одних только святителей, нашёлся ли бы такой дерзкий человек, который решился бы призвать к участию в ней других людей, исключённых Господом? Ведь такое участие – дар, которым никто не вправе распоряжаться без воли Того единственного, Кто мог его дать. И почему они с такой уверенностью раздают сегодня народу символ Тела Христова, если не имеют на этот счёт заповеди или примера Господа?

В-пятых, разве св. Павел лгал, когда говорил коринфянам, что принял от самого Господа то, чему их учил [1 Кор 11-23]? А учил он тому, что все без различия должны приобщаться обеим частям Вечери. Но если св. Павел принял от Самого Господа, что к чаше должны допускаться все, без различия и разделения, пусть те, кто отрешает от неё почти весь народ Божий, посмотрят, от кого идёт их учение. Они не смогут приписать его Богу: ведь в Боге не найти «да» и «нет» [2 Кор 1:19]. Другими словами, Бог не изменяет и не противоречит самому Себе. И они ещё прикрывают подобные мерзости именем Церкви и защищают их под этим прикрытием! Как будто можно назвать Церковью этих антихристов, с такой лёгкостью попирающих, разрушающих и уничтожающих учение и установления Иисуса Христа! Или как будто Апостольская Церковь, заключавшая в себе весь цвет христианства, вовсе не была Церковью!

Глава XVIII

О ПАПСКОЙ МЕССЕ – СВЯТОТАТСТВЕ, НЕ ПРОСТО ПРОФАНИРУЮЩЕМ, НО ВОВСЕ УНИЧТОЖАЮЩЕМ ВЕЧЕРЮ ИИСУСА ХРИСТА

1. Такими и другими подобными измышлениями Сатана силится затемнить и замутить священную Вечерю Иисуса Христа, чтобы исказить и извратить её или, по крайней мере, чтобы Церковь не сумела сохранить её в чистоте. Эта чудовищная мерзость достигла предела с установлением символа, который не только затемняет и извращает святую Вечерю, но вовсе уничтожает её, истребляя в людях самоё память о ней. А именно, Сатана ослепил почти весь мир тем отвратительным заблуждением, будто «месса» есть жертвоприношение, необходимое для того, чтобы получить прощение грехов (Августин. Энхиридий к Лаврентию, СХ, 29 (МРL, XL, 283-283); Пётр Ломбардский. Сентенции, IV, I dist. 12, с. 7 (МРL, СХCII, 866 р.); Фома Аквинский. Сумма теологии, III, qu. 83. art. 1.)

Для меня не имеет значения, в каком смысле такое представление понималось изначально и как его толковали схоластические учители (рассуждавшие несколько более терпимо, чем их позднейшие последователи). Посему я оставляю в стороне все их разъяснения: это всего лишь пустопорожние софизмы, только затемняющие истину Вечери. Пусть читатели узнают, что я намерен сражаться против того проклятого мнения (которым римский антихрист и его приспешники опоили мир), будто месса есть заслуга перед Богом – как для священника, предлагающего Иисуса Христа, так и для присутствующих при жертвоприношении (Clichtove. Propugnaculum, I, XI, fol. XXIV A.). Или будто она есть искупительная жертва, удовлетворяющая Бога и обеспечивающая его благосклонность (Idem. Antilutherus, II, XV, fol. 82b p.).

Дело не ограничивалось простым заимствованием этого мнения простонародья. Само действо, совершаемое священниками, обставлено таким образом, что предстаёт как своего рода искупление, удовлетворяющее Бога в отношении преступлений против Него, совершённых как живыми, так и умершими. Таков фактический смысл употребляемых нашими противниками слов и ежедневной практики. Я знаю, насколько глубоко укоренилось это зло. Оно прикидывается добром и прикрывается именем Иисуса Христа, и многие думают, будто вся совокупность веры объемлется единым и прочным строением мессы. Но слово Божье яснейшим образом докажет, что эта месса, чем бы она ни прикрывалась и ни приукрашивалась, бесчестит Иисуса Христа, попирает и хоронит Его Крест, предаёт забвению Его смерть и лишает нас её плодов, разрушает и уничтожает Таинство, оставленное нам в воспоминание об этой смерти. Так найдутся ли у мессы настолько глубокие корни, чтобы их не могла обрубить и выкорчевать мощная секира слова Божьего? Найдётся ли у неё столь надёжное прикрытие, чтобы тайное зло не было явлено в истинном свете?

2. Итак, докажем первое утверждение: месса – это богохульство и недопустимое бесчестье для Иисуса Христа. Он был наречён и поставлен от Отца священником и первосвященником не временно – не так, как читаем о священниках в Ветхом Завете. Ибо те были смертны и потому их священство и первосвященство не могло быть бессмертным. В силу этого у них обязательно должны были быть преемники, заступающие на их место после их смерти. Но Иисус Христос, будучи бессмертным, не нуждается в сменяющем Его викарии. Поэтому Он был наречён от Отца Священником вовек по чину Мельхиседека, дабы вечно и непрестанно исполнять священническое служение (Евр 5:5-10; 7:17-21; 9:11; 10:21; Пс 109/110:4; Быт 14:18). Таинство это было задолго до того предвосхищено в образе Мельхиседека. Однажды представленный как священник Бога Живого, Мельхиседек никогда более не упоминается, как если бы жизнь его не имела конца. По причине такого сходства и назван Иисус Христос священником по чину Мельхиседека.

Но те, кто приносит жертвы ежедневно, нуждаются для своих жертвоприношений в священниках, которые пришли бы на смену Иисусу Христу с престола, пребывающего одесную Отца. Ибо Христос не может бессмертно восседать на нём, если вместе с тем не остаётся вечным священником, предстательствующим за нас. И пусть наши противники не ссылаются на то, что их священники не являются викариями Иисуса Христа как умершего, но лишь викарными епископами (suffragans) Его вечного Священства, которое от этого не перестаёт длиться. Им не удастся ускользнуть, ибо их настигают слова апостола: многие нарекались священниками, потому что смерть не позволила им вечно исполнять своё служение (Евр 7:23). Но Иисус Христос, которому смерть не препятствует, остается единственным и не нуждается в помощниках.

Однако бесстыдство наших противников таково, что они пользуются примером Мельхиседека, отстаивая своё нечестивое учение. О Мельхиседеке сказано, что он вынес хлеб и вино [Быт 14:18]; они же толкуют это как прообраз их мессы. Как будто сходство между ними и Христом заключается в жертвоприношении хлеба и вина! Это настолько жалкая глупость, что она не заслуживает опровержения. Мельхиседек вынес хлеб и вино Аврааму и тем, кто был с ним, потому что они возвращались после сражения, были изнурены и нуждались в подкреплении. Моисей хвалит человечность и щедрость этого святого царя. А наши противники по собственной воле выдумывают таинство там, где на него нет и намёка.

Они, однако, находят и другое прикрытие для своего заблуждения: дескать, в Писании тут же говорится, что Мельхиседек был священником, приносящим жертвы (sacrificateur) Суверенному Богу. На это я отвечу, что они по своему тупоумию относят к хлебу и вину то, что апостол относит к благословению. Сказано, что Мельхиседек как священник Бога благословил Авраама. Отсюда апостол – наилучший толкователь, какой только может у нас быть, – выводит достоинство Мельхиседека: ведь ему нужно было быть выше Авраама, чтобы благословить его (Евр 7:7). Если бы приношение Мельхиседека было прообразом литургического жертвоприношения, то, спрашивается, разве апостол забыл бы о столь высоком, важном и драгоценном предмете? Апостол, который подробно говорит о самых незначительных вещах, гораздо более заслуживающих забвения? Но что бы ни бормотали наши противники, им не удастся опровергнуть настойчиво повторяющийся довод: право и честь первосвященства более не принадлежит смертным людям, так как перешло к Иисусу Христу. Он же не имеет конца.

3. Вторым свойством мессы мы назвали то, что она попирает и хоронит крест и крестные муки Иисуса Христа. Поистине не подлежит сомнению, что, воздвигая жертвенник, мы роняем крест Христов. Ведь если Он принёс самого Себя в жертву на кресте, чтобы навсегда освятить нас и приобрести для нас вечное искупление (Евр 9:12), то действенность этой жертвы несомненно должна длиться вечно. В противном случае мы ценили бы её не выше, чем быков и коров, приводимых на заклание во времена Закона. Абсолютная бесполезность и безрезультатность этих жертв подтверждается тем, что их приходилось повторять вновь и вновь. Таким образом, надо признать, что либо крестное жертвоприношение Иисуса Христа не имеет силы вечного очищения и освящения, либо Христос совершил Своё единственное Жертвоприношение раз и навсегда. О том же говорит апостол: Христос, этот Великий Священник, или Первосвященник, явился однажды, к концу веков, чтобы Жертвою Своею уничтожить, разрушить и изгладить грех (Евр 9:26). И ещё: по воле Бога мы освящены единократным принесением в жертву Иисуса Христа (Евр 10:10). А также: «Он одним приношением навсегда сделал совершенными освящаемых» (Евр 10:14). И апостол добавляет примечательную сентенцию: так как для нас однажды получено прощение грехов, не остаётся более принесения жертвы за грехи (Евр 10:26).

То же самое означает последнее слово Иисуса Христа, произнесённое Им перед тем, как предать дух: «Совершилось!» (Ин 19:30). Мы привыкли воспринимать последние слова умирающих как божественные веления. Иисус Христос, умирая, свидетельствует, что Своим единократным жертвоприношением совершил до конца всё, что требуется для нашего спасения. Так разве позволительно каждый день добавлять к нему новые неисчислимые жертвы, как если бы жертва Христа была несовершенной? Разве Иисус Христос не доказывает нам с полной очевидностью её совершенство? Коль скоро пресвятое Слово Божье не просто утверждает, но громко и торжественно провозглашает совершенство этой единократной жертвы и её вечную действенность и силу, то разве те, кто желает и требует других жертв, не порочат Жертву Христову как несовершенную и бессильную? И разве месса, утвердившаяся для того, чтобы каждый день совершалось сто тысяч жертвоприношений, имеет иную цель, кроме как попрать и предать забвению крестную муку Иисуса Христа, принесшего Самого Себя в единственную Жертву Отцу? Найдется ли хоть один сколько-нибудь прозорливый человек, который не увидел бы здесь чрезмерную дерзость Сатаны, цель которого – сражаться против явной и очевидной истины Божьей? От меня не укрылись те уловки, какими этот отец лжи обыкновенно прикрывает свою хитрость: он хочет убедить нас, будто речь идёт не о множестве разных жертвоприношений, а об одном и том же, которое многократно повторяется (Eck J. Op. cit., XVII, G 6a – G 7b.). Но разогнать напускаемый им туман не составляет труда. Ибо апостол на протяжении всего рассмотрения данного предмета утверждает не только единственность, но и однократность Жертвы Христа, которая более не должна повторяться.

Более утончённые софисты прикрываются более изощрёнными фразами, говоря, что речь идёт вовсе не о повторении, но только о приложении (application) жертвоприношения. Но и эту софистику нетрудно опровергнуть. Ибо Иисус Христос единожды принёс Себя в Жертву не так, чтобы Его жертвоприношение нуждалось в ежедневном подтверждении новыми жертвоприношениями, но таким образом, что его плоды сообщаются нам через проповедь Евангелия и совершение Вечери. Поэтому св. Павел говорит, что Иисус Христос, наш Пасхальный Агнец, был заклан за нас, и велит нам вкушать Его (1 Кор 5:7 сл.). Итак, вот способ, каким крестная Жертва Господа нашего Иисуса Христа прилагается к нам: когда она сообщается нам через причащение и мы принимаем её в истинной вере.

4. Однако надо послушать, на каком основании утверждают сторонники мессы свои жертвоприношения. Они приводят пророчество Малахии, где Господь предрекает, что на всяком месте будут приносить фимиам имени Его, чистую жертву (Мал 1:11) (Eck J. Op. cit. , c. XVII, G 5b; De Castro. Op. cit., X (Missa), fol. 161 E, F). Как будто для пророков это нечто новое и непривычное – говоря о призвании язычников, обозначать духовное служение Богу ритуалами Закона! Этим они хотели доступно объяснить своим современникам, каким образом неевреи должны истинно приобщиться к союзу с Богом. Для пророков вообще привычно описывать евангельские события образами своего времени. Это станет понятнее из примеров. Вместо того, чтобы сказать, что все народы обратятся к Богу, они говорят, что все народы взойдут в Иерусалим. Желая сказать, что народы Юга и Востока будут поклоняться Богу, они говорят, что эти народы принесут Богу плоды своей земли. Чтобы показать, какое глубокое и обширное знание Бога будет дано верующим в Царстве Христа, они говорят, что девицы будут пророчествовать, юноши будут видеть видения и старцам будут сниться сны (Иоил 2:28).

Такой способ выражения имеет сходство с пророчеством Исайи, где сказано, что жертвенники Господу будут воздвигнуты в Ассирии и в Египте, как и в Иудее (Ис 19:19-21, 23-24). Во-первых, я спрошу папистов: не исполнилось ли это пророчество в христианстве? Во-вторых, пусть ответят, где находятся эти жертвенники и когда они были воздвигнуты. В-третьих, мне хотелось бы знать: не думают ли они, что каждое из названных вместе с Иудеей двух царств должно было иметь собственным храм, наподобие иерусалимского? Если они хорошо подумают над этими вопросами, то вынуждены будут признать (как и есть на самом деле), что пророк описывает духовную истину в образах и представлениях своего времени. Таково наше решение проблемы.

Примеров такого способа выражения достаточно много; поэтому не буду задерживаться на их долгом перечислении. Но эти жалкие глупцы тяжко ошибаются, когда не хотят признавать иного жертвоприношения, кроме своей мессы. Ибо верующие ныне поистине совершают жертвоприношение Богу, принося Ему чистую жертву, о которой у нас вскоре пойдёт речь.

5. Теперь перехожу к третьему роду воздействия мессы. Нам предстоит доказать, каким образом она стирает из памяти людей истинную единственную смерть Иисуса Христа. Ибо как среди людей подтверждение завещания зависит от смерти завещателя, так и Господь своей смертью подтвердил Завещание, которым Он обеспечил нам прощение грехов и вечную праведность. Те же, кто дерзает вносить в это Завещание изменения или новшества, дезавуируют и обесценивают смерть Христа. Но что такое месса, как не новое, совсем иное завещание? Разве каждая месса не обещает нового прощения грехов и нового стяжания праведности? И разве не существует столько завещаний, сколько месс? Пускай же Иисус Христос вновь придёт и новой смертью подтвердит это новое завещание – вернее, бесчисленным множеством смертей подтвердит эти бесчисленные завещания в мессах!

Далее, разве действие мессы направлено не на то, чтобы вновь (если бы это было возможно) убить Иисуса Христа? Ибо, говорит апостол, «где завещание, там необходимо, чтобы последовала смерть завещателя» (Евр 9:16). Месса выступает как новое завещание Иисуса Христа; следовательно, она требует Его смерти.

Кроме того, необходимо, чтобы приносимая жертва была убита, заклана. Если Иисус Христос приносится в жертву при совершении каждой мессы, то в каждый момент во множестве мест Его должны жестоко убивать. Это не мой довод, а апостола, который сказал: если бы Иисусу Христу нужно было приносить Себя в жертву многократно, Ему надлежало бы многократно страдать от начала мира [Евр 9:26]. Мне известен ответ, который у них наготове и которым они возводят на нас клевету: дескать, мы приписываем им то, чего они никогда не думали и думать не могли. Я согласен с тем, что жизнь и смерть Иисуса Христа не в их власти; не утверждаю и того, что они намеренно хотят убивать Христа. Я только указываю на тот абсурд, который следует из их нечестивого учения, причём указываю не своими словами, а словами апостола. Пусть даже они, если им угодно, сто раз повторят, что это жертвоприношение бескровно. Я отвечу, что жертвоприношения не меняют своей природы по желанию людей и признаки их не зависят от человеческой воли. Иначе рухнуло бы священное и нерушимое Божье установление. Отсюда следует неколебимость установленного апостолом принципа: во всяком жертвоприношении требуется пролитие крови, и без пролития крови не бывает прощения [Евр 9:22].

6. Теперь рассмотрим четвёртый род воздействия мессы: она лишает нас плодов смерти Иисуса Христа, так как отнимает у нас знание и размышление об этой смерти. Ибо кто же станет думать, что искуплен смертью Иисуса Христа, если видит в мессе новое искупление? Кто поверит, что его грехи прощены, если видит новое прощение? И если нам скажут, что мы получаем в мессе прощение грехов только потому, что стяжали его Жертвой Христовой, такая уловка окажется неудачной. Ведь сказать так – всё равно что заявить, будто мы искуплены Иисусом Христом при условии, что выкупим себя сами. Так что это учение (о том, что когда мы во время мессы приносим Иисуса Христа в жертву Отцу, то этим жертвоприношением стяжаем прощение грехов и делаемся причастниками страстей Христовых) было посеяно служителями Сатаны; и как сатанинское учение до сего дня защищается словом, огнём и мечом. Чем остаётся в нём страдание Иисуса Христа? Всего лишь образцом искупления, по которому мы учимся быть собственными искупителями! Сам Христос, желая удостоверить для нас в Вечере прощение грехов, не останавливается на таинстве, а отсылает нас к своей смертной Жертве. Вечеря, указывает Он, установлена в памятование того, что искупительная Жертва, призванная удовлетворить Бога, будет принесена лишь однажды. Ибо для того, чтобы наша вера была привержена Кресту Христову, недостаточно знать, что Иисус Христос – единственная Жертва, способная примирить нас с Богом. Необходимо добавить, что эта жертва была принесена лишь однажды.

7. Наконец, перехожу к последнему «благу» мессы: оно состоит в том, что она отнимает у нас, разрушает и уничтожает Святую Вечерю, в которой Господь запечатлел память о Своём страдании. В самом деле, Вечеря есть дар Божий, который надлежит с благодарностью принимать. Нам же, напротив, представляют жертвоприношение мессы как плату Богу, которую Он получает от нас в удовлетворение. Между таинством Вечери и жертвоприношением такая же разница, как между «получать» и «давать». И человек, несомненно, выказывает достойную презрения неблагодарность, когда вместо того, чтобы с признательностью принять щедрые дары божественной доброты, хочет заставить Бога поверить, будто Он – его должник. Таинство нам обещает, что смертью Иисуса Христа мы будем возвращены к жизни; причём эта смерть будет животворить нас не один раз, а постоянно, потому что в ней свершилось всё необходимое для нашего спасения.

Жертвоприношение мессы означает совсем иное: дескать, необходимо ежедневно приносить в жертву Иисуса Христа, чтобы нам была от этого какая-нибудь польза. Вечерю должно предлагать и раздавать в общем собрании Церкви, дабы она наставляла нас в общении, через которое мы все соединяемся с Иисусом Христом. Жертвоприношение мессы разбивает и разрушает эту общность. Ибо утвердилось ошибочное мнение, будто необходимы священники, которые бы приносили жертвы за народ, – словно Вечеря была предназначена исключительно для них! После этого она перестала преподаваться Церкви верующих, вопреки заповедям Господа. Так была открыта дорога частным мессам, которые являют скорее разобщённость, чем общность, установленную Господом: ведь священник и жрец, поглощая свою жертву, отделяется от всего народа верующих. Чтобы никого не ввести в заблуждение, поясню: я называю частной всякую мессу, где верующие никоим образом не участвуют в Вечере, сколько бы их ни присутствовало в качестве зрителей.

8. Что касается наименования «месса», я никогда не смог бы определить, откуда оно пошло, если бы не казалось (на мой взгляд) весьма вероятным, что оно происходит от приношений, которые совершаются во время Вечери. По этой причине древние учители употребляют его в множественном числе. Но оставим вопрос о названии. Я утверждаю, что частные мессы противны установлению Христову и потому являются профанацией Святой Вечери. Что нам заповедал Господь? Взять хлеб и разделить его между собою [Лк 22:17]. А что говорит об этом св. Павел? Что преломление хлеба заповедано нам в приобщении Тела Христова (1 Кор 10:16). Но если один человек ест этот хлеб в одиночку, не деля его с другими, что здесь похожего на предписание Христа?

Наши противники заявляют, что священник поступает так от имени всей Церкви. Я спрашиваю; по какому праву? Разве это не явная насмешка над Богом, когда один человек обособленно совершает то, что должно совершаться сообща в собрании верующих? Слова Иисуса Христа и св. Павла достаточно ясны. Посему мы можем сделать простой вывод: везде, где хлеб преломляют не для того, чтобы разделить его между христианами, перед нами не Вечеря, а лишь её ложная, искажённая, испорченная видимость. Но такая ложная видимость есть разрушение и порча, а порча столь великого таинства не может не быть нечестивой. Следовательно, частные мессы являются злостным и вредным обманом. Если однажды уклониться от прямого пути, то один порок порождает другой. После того как утвердился обычай приносить дары без причащения, мало-помалу вошло в обыкновение петь бесконечные мессы по всем закоулкам храма. Таким образом, народ отвлекался то туда, то сюда вместо того, чтобы собраться в одном месте для принятия Таинства своего единства.

Далее, пусть паписты опровергнут (если сумеют), что это не идолопоклонство – предъявлять в мессах хлеб, чтобы поклоняться именно ему. Напрасно ссылаются они на обетование, что хлеб есть свидетельство Тела Христова. Какой бы смысл ни усматривали мы в словах: «Сие есть Тело Мое», – они были сказаны не для того, чтобы нечестивый святотатец, без Бога, без Закона, без веры и без совести претворял и превращал хлеб в тело Иисуса Христа всякий раз, когда ему заблагорассудится, и злоупотреблял им по своему усмотрению. Нет, они были сказаны для того, чтобы верующие, соблюдая заповедь Своего Учителя Иисуса Христа, поистине причащались Ему в Вечере.

9. В самом деле, это порочное извращение не было известно нигде в древней Церкви. И хотя наиболее упорные из папистов прикрываются древними учителями, недобросовестно ссылаясь на их свидетельства, тем не менее, как полуденное солнце, ясно, что их образ действий совершенно противоположен древнему обычаю. Он представляет собой злоупотребление, обнаружившееся в эпоху, когда всё в Церкви подверглось искажению и порче. Но прежде чем закончить, спрошу наших учителей мессы: если им известно, что повиновение Богу лучше всяких жертв и что Бог требует скорее послушания гласу Своему, чем жертвоприношения (1 Цар 15:22), как могут они думать, будто Ему приятны такого рода жертвы, не подтверждённые ни одной заповедью и ни единым словом Писания? Кроме того, они слышали, что сказал апостол: никто не должен приписывать и присваивать себе имени и чести священства, но только призываемый Богом, как Аарон (Евр 5:4). Сам Иисус Христос принял эту честь не от Себя, а повинуясь призванию Отца. Поэтому наши противники должны либо доказать, что их священство создано и установлено Богом, либо признать свой священнический сан и звание идущими не от Бога. Ибо они сами, не будучи призваны, по собственной дерзости присвоили его себе. Но они не смогли бы привести в защиту своего священства ни одной буквы Писания. Каковы же тогда их жертвы – ведь подлинные жертвы не могут быть принесены без священника?

10. Если кто-либо, ссылаясь на авторитет древних, захочет доказать, что приносимое во время Вечери жертвоприношение следует понимать иначе, чем это изложено у нас, и в подтверждение приведёт обрубленные, искалеченные изречения отцов, я отвечу на это кратко. Древние не должны привлекаться к доказательству папистского измышления относительно жертвоприношения мессы. Да, они употребляют слово «жертвоприношение». Но тут же поясняют, что имеют в виду памятование истинного и единственного жертвоприношения, совершённого Иисусом Христом на кресте, и неизменно называют Его нашим единственным Священником (Sacrificateur). Св. Августин говорит: «Евреи, принося в жертву неразумных животных, упражнялись в пророчестве Жертвы, принесённой Иисусом Христом. Христиане в приношении и причащении Тела Иисуса Христа празднуют память уже совершённого жертвоприношения» (Августин. Против Фауста-манихея, XX, 18 (MPL, XLII, 382-383)). Эта же мысль более полно выражена в книге, озаглавленной «О вере, Петру диакону» и приписываемой св. Августину. Там сказано: «Считай за истину и нисколько не сомневайся, что Сын Божий, сделавшись человеком ради нас, принёс Себя Богу, Отцу Своему, в благоуханную Жертву. Во времена Ветхого Завета Ему приносили в жертву скот, а теперь предлагают жертву хлебом и вином. В этих телесных дарах явлен образ Плоти Христовой, которую Он должен был принести в Жертву за нас, и Его Крови, которую Он должен был пролить во искупление наших грехов. В жертвоприношении, которое мы совершаем, – благодарение и памятование Плоти Христовой, за нас отданной, и Крови Его, за нас пролитой» (Fulgentius [подлинный автор]. De fide, ad Petrum, XIX (MPL, LXV, 699); Кальвин ссылается на произведение, весьма схожее с указанным: Псевдо-Августин. О вере, Петру диакону (MPL, XL, 772)).

На этом основании св. Августин неоднократно именует Вечерю хвалебной жертвой (Августин. Письма, 140 (О благодати Нового Завета, Гонорату), XVII, 46 (MPL, XXXIII, 557); В защиту Закона и Пророков, I, XVIII, 37; XX, 39 (MPL, XLII, 624, 626)). И не единожды мы обнаружим в его книгах, что Вечеря называется жертвоприношением именно потому, что является памятованием, образцом и свидетельством истинного и единственного жертвоприношения, которым искупил нас Иисус Христос (Августин. Против Фауста-манихея, XX, 21 (MPL, XLII, 385); Толк. На Пс 110/111, 1 (MPL, XXXVI, 73); Против Адиманта, XIII, 3 (MPL, XLII, 144)).

Ещё одно примечательное место содержится в четвёртой книге трактата «О Троице». Здесь св. Августин, говоря о единственном жертвоприношении, приходит к следующему выводу. Нужно рассмотреть четыре вопроса: кто приносит жертву, кому приносит, что приносится в жертву и за кого. Итак, наш Посредник Сам, и только Сам принёс Себя в Жертву Отцу, чтобы стяжать для нас Его благоволение. Он соединяет нас в Себе в одно целое, отдавая Себя в Жертву за нас. Он Сам был и Жертвой, и Тем, Кто приносил Жертву (Августин. О Троице, IV, XIV, 19 (MPL, XLII, 901)). С этим согласен и св. Иоанн Златоуст (Иоанна Златоуст. Послание к евреям, гомилия XVII, 3 («Итак, Сам Он – и Жертва, и Жрец, и Приношение») (MPL, LXIII, 130 p.)).

11. Что касается священства (sacrificature) Иисуса Христа, то древние отцы ставили его настолько высоко, что св. Августин объявил словом Антихриста именование пастыря или епископа посредником между Богом и людьми (Августин. Против послания Пармениана, II, 8, 15 (MPL, XLIII, 59-60)). Со своей стороны, мы не отрицаем очевидности, с какой нам была представлена на Кресте Жертва Иисуса Христа. Как сказано у апостола, Иисус Христос был распят как бы у галатов (Гал 3:1). Но я замечаю, что уже древние обратились к иному способу такого памятования – способу, которого не требовало установление Господа. Их Вечеря представляла собой некое зрелище повторяющегося или, по крайней мере, возобновляемого жертвоприношения (Кирилл Иерусалимский. Катехизис, XXIII, 10 (MPG, XXXIII, 1118); Иоанн Златоуст. О священстве, III, 4 (MPG, XLVIII, 642); Послания к римлянам, гомилия VIII, 8 (MPG, LX, 465); Первое послание к коринфянам, гомилия XXIV, 1-2 (MPG, LX, 199); Григорий Великий. Диалоги, IV, 58 (MPL, LXXVII, 425-426)). Поэтому для верующих нет ничего надёжнее, чем придерживаться исключительно установления Господа (Который и назвал его Вечерей), чтобы один лишь Его авторитет был правилом для них.